Страница:
Затем порозовел наш край и со стороны Курганной высоты к нам скользнул зайчик. До сих пор не знаю, как такое могло выйти. Солнце было за нашей спиной, за нами же стояли и бронзовые, ослепительно начищеные (чтоб спастись от хлорной коррозии) - трехтонные пушки Раевского. По всем законам оптики зайчики от них должны быть в ту сторону. Но вот - такой феномен.
Но люди сразу же приободрились, говоря друг другу, что до свету недолго, а сие - Господь нам знак подает. Вон у нехристей всю сторону будто серым дымом заволокло, а у нас - солнышко!
И вправду - низкие облака создали столь причудливую игру света и тени, что наша сторона будто на глазах наливалась ослепительным и живительным светом, в то время, как противная еще была скрыта низкой серою пеленой. А тут еще и батюшки пошли с иконами, благословляя солдат на защиту родной стороны. Солдаты - все, как один, вставали на колени в свежевырытую грязь и, обнажая головы, целовали святые иконы и по всему переднему краю прошла молва, что иконы - чудотворные.
Общее одушевление было столь велико, что мои латыши тоже стали завязывать пригоршню склизкой, хлюпающей земли в узелок и вешали его на грудь, приговаривая:
- "Хорошая земля тут. Влажная и болотная... Сам Велс - родитель этой земли! Пусть Кровь Велса (болотная влага) живей течет в моих жилах и поит меня Его Силой!"
Потом лучи света, как в исполинском театре теней - упали к якобинцам и верхушки далекого черного леса сразу зловеще посинели и обратились в тяжкую грозовую тучу, ползущую в нашу сторону. "Наш" же лес вдруг стал золотым и багряным. Надо же было такому случиться, что у нас стояли березы, а там одни мрачные ели! Но простые солдаты и эту случайность восприняли, как примету:
"Господь подал знак, что силен Антихрист и нам быть - в крови... Но с нами Бог, ребята! Наш лес в крестах, да куполах! Не боись, братки, с нами Святое Воинство!"
И тут... Раздались выкрики сторожей. Все тут же кинулись по местам, я бережно положил на траву штуцер перед собой и вскинул винтовку. В прицел я увидел, как странно зашевелилась трава на том берегу заболоченного овражка шагах в трехстах перед Колесниковым. Потом темная, в рост человека, черная от падающей тени, осока раздвинулась и я увидал якобинцев.
По обмундированию и нарезным фузеям я узнал элиту французской пехоты фузилеров. Единственных ублюдков, способных пустить пулю на восемьсот шагов. Основная масса сих сволочей ушла к Риге под командой Макдональда (ибо Ригу прикрывали ливонские егеря), но пару полков Антихрист нарочно припас против тех егерей, что остались с главною армией.
Я видел, как опасливо фузилеры посматривали на тот берег Колочи. Черные кресты полоскались только на севере - в самом Бородине и еще дальше направо. Мой же отряд считался смешанным, так что флагов у нас было два, - причем основной - русский триколор, а не - крест.
Впрочем, до меня было им далеко, - все внимание фузилеров привлекал флажок Колесникова, вот к нему-то они и приглядывались, как шакалы, поглядывающие то на вожделенную овечку, то на грозную свору - на том берегу Колочи.
Мои снайпера вскинули винтовки и приготовились взять штуцера для дальнейшего боя, - первый залп из винтовок, а дальше уж штуцера - по старинке. Но я не желая до срока выдать позицию, ждал, пока фузилеры подбредут ближе, чтобы разобраться под чужой шум. За лишние полчаса мы успеем перезарядить винтовки...
Вот лягушатники потихоньку накопились на той стороне овражка и я уж думал, что вот-вот, но тут их офицеры, как по команде встрепенулись и стали указывать в мою сторону. В первый миг я не понял, что происходит, но Андрис тронул меня за плечо и со значением указал на наш флаг.
Причудливая игра облаков, ветра и солнца на мгновение осветила именно его и он теперь гордо развевался - как бы подсвеченный утренним солнцем. На месте лягушатников я бы тоже задумался, увидав перед главной батареей русских - латвийский стяг и, стало быть - наши винтовки. Тысяча шагов прямого выстрела, пули с оловянной рубашкой - не теряющие убойной силы при трении о воздух, да оптические "прицелы с кобальтом" - тут есть что обсудить.
Вот и лягушатники не решились проявить избыточный героизм, а тихо-мирно показали красные задницы своих штанов и снова спрятались в черной осоке, только трава зашуршала. Оттуда до моих позиций было шагов девятьсот немного дальше, чем нужно фузее для выстрела и чуть больше, чем нужно винтовке для выстрела верного. Все надумали охладиться и обождать. Война баба нервная, - к чему ее торопить?
На нашем фланге все было тихо-покойно, а вот где-то далеко потихоньку загрохотало. А потом сразу же застучали барабаны и засвистели рожки. Я побежал по нашей линии обороны, предупреждая, чтоб без приказа не стреляли, а тем временем земля задрожала от ритмичной поступи вражеских инфантеров. Бонапарт, не решившись испытать судьбу фузилеров, решил прощупать нас лобовым ударом. (Колонне, набравшей скорость, снайперский огонь, - что слону дробина.)
Правда, взгляд на поле через оптический прицел вызвал у меня бурю смеха. На нас шли колонны Морана - жалкое итало-румынское дерьмо, об кое жаль саблю марать.
Чем потом ловить сих вурдалаков, да макаронников по всему тылу - лучше уж разок погнать их на вражьи штыки и с плеч долой. А что с ними еще делать?
Как водится, - наследники графа Дракулы, да якобы потомки римлян шли, как на параде, - какая поступь, какая выправка! Я прямо шкурой почуял, как заскрипели ворота под полозьями пушек Раевского и как эти чудовища качнули своими хоботами, будто принюхиваясь к близкой поживе...
Потом дернуло так, что если б я не был готов, точно наложил бы в штаны! Когда мы тут прокашлялись, да прочихались от ядовитого хлорного дыма, скатившегося к нам с батареи, я сразу посмотрел на колонны. Вообразите мое удивление, когда я обнаружил, что все эти упыри с вурдалаками бесследно сгинули!
Знамена есть, сапоги со шпорами - тоже есть, даже отдельные кучки дерьма вперемешку с чьими-то кишками - наличествуют, а вот людей не видать. Первые две колонны просто сдунуло, прочие же бездельники улепетывали в свой тыл, так что только пятки сверкали! Я даже отсюда услыхал, как ржали канониры на Батарее.
Потом всех этих упырей с вурдалаками снова сбили в кучу и опять погнали в нашу сторону. Только они почему-то идти не хотели, а норовили отбежать в кусты и прикинуться мертвяком.
У вампиров это в крови. Прочие же теперь и видом, и обликом напоминали нам древних римлян, как мы их теперь находим в могилах. Такие же синюшные лица и такой же небось запашок - нечистотами.
Тут с батареи дунуло вдругорядь и снова застучали барабаны. Вплоть до ночи Бонапарт так и не устроил третьей атаки на Батарею в лоб. Французы на самом-то деле необычайно умные и тонкие люди. В сем случае поняли со второго раза.
Это русские не понимают, - так и лезли бы весь день на пушки, пока иль сами не кончились, иль - Батарею не кончили. Нет, кишка тонка у Европы. Не ведает она ни истинной Любви, ни радости Смерти.
А потом - началось. Первыми прискакали саксонские драгуны. Поскакали вокруг, покричали, саблями помахали, да много не намахали, только сами чуток нападали, так что стало труднее стрелять. А фузилеры хреновы наловчились подползать и постреливать из-за конских трупов.
Когда нехристи поняли, что драгунами пехоту не возьмешь, а мы свою конницу бережем до лучшей погоды, поехали уланы из Польши. Эти-то были поопаснее, чем драгуны, - потому как - сильно на нервы давят их пики, а вернее - флажки на них.
Когда улан на тебя летит, сей флажок хренов так и ноет, так и зудит в ухе, что - больной зуб. Всю душу из тебя вымотает, - ведь по такой шустрой мишени не попадешь, а как доедет - ткнет своей пикой, - маму не успеешь вспомнить, как - все...
Хорошо, правда, что он второй раз уж не может ткнуть и надо ему развернуться, а тут он - как стоячий, - так что из тех, кто приехал - ни один не вернулся, но - каждый, кто доехал, одного-то егеря с собой захватил. Такая вот арифметика.
(Во время одного из моих приездов в Бородино, со мной увязался племяш Миша Лермонтов. Я повел его на место моих бывших траншей и - все было, будто - вчера. А он прислал мне стихи, назвав их "Разговор с дядей", и все там как вспомнилось.
Я их опубликовал, только велел представить, будто рассказывает не генерал, но - простой солдат. К примеру, - не "молвил я, сверкнув очами", но - "молвил он" и так далее. Да только стихи не обманешь и можно разглядеть следы "склеек", а так - все верно. Так все и было.)
Тем временем - дело пошло к обеду, Васильчикова уже обломили на левом фланге и он "завернулся" в мою сторону, Колесникова же и того хуже - вообще вышибли с его позиции, так что теперь мои и русские егеря держались всем миром - одной большой кучей.
Вот тут-то судьба и преподнесла нам главный сюрприз. Чертовы якобинцы измыслили хитрость. Они, прикрывшись от моих людей высоким берегом Колочи, протащили чуть ли не в наш тыл пару мортирок и давай бить из них навесным. А "хлорный" порох - не "черный", - у него детонация зверская, так что - одно ядро и вместо всей Батареи одна большая воронка.
Что делать? Петер принял команду над русскими (полк Колесникова отступил, потеряв всех офицеров - чертовы фузилеры свое дело знали), Андрис командовал нашими снайперами, а на интенданта Ефрема в таких делах надежды не было никакой.
Так что пошел я к Колесникову и говорю ему, - так мол и так. Нужны мне русские добровольцы, ибо латыши мои строя не знают, да и не пойдут на верную смерть, а мортиры надобно "взять". Представьте меня своим мужикам, а дальше уж - я сам.
Колесников, виновато улыбнулся, поправил кишки, чтобы они не слишком рассыпались (добрался до него драгун) и говорит:
- "Спасибо Вам за эту любезность. Я б сам повел, да вот - незадача..." - и на кишки свои разбросанные взглядом показывает.
Я ему в ответ говорю:
- "Не волнуйтесь, все будет хорошо, кликните-ка людей и мы все уладим. А приедет Боткин, - он Вас с того света вернет".
Колесников позвал своих мужиков, что были рядом и просил их во всем меня слушаться, а потом и говорит:
- "Про Тебя идет слава, что Ты командир - фартовый. Пуля боится и сталь не берет. Если удастся выжить в этой давиловке - сыщи дочь мою - Вареньку и передай ей... Это у меня маменькино, а Варенька у меня - единственная", - я взял у Колесникова крохотный медальончик, повесил его на шею рядом с матушкиным оберегом и поцеловал его в синеющие губы. На прощание.
А потом обернулся к русским и сказал им:
- "Братцы, там из-под реки - по Батарее бьют пушки. Надо им пасти заткнуть. Тут нет приказа - лишь по желанию. Берег крутой - обратно не вылезем, а сколько там нехристей..."
Мужики с ноги на ногу переминаются и вижу я, - никто не хочет на верную смерть идти. Тут я разозлился, - чего я сих скотов уговариваю, да еще слова князя Тучкова вспомнил и говорю:
- "Впрочем, сие ненужно. Москва - никуда не денется, новую отстроим! А я вон - с людьми Васильчикова умирать пойду. Как наши деды - умирали..."
Будто искра прошла по мужикам и какой-то унтер потряс перед моим носом грязным - в земле и засохшей крови кулаком:
- "Ты, Вашбродь, словами-то не кидайся! Умереть-то мы и лучше пскопских - смогем! (Меж городами испокон веку - вражда.) Айда, братки!"
Потом мы построились, я бросил свой штуцер кому-то из латышей и снял китель. Что-то жарко мне стало в тот день...
А затем мы пошли к берегу Колочи и я отчего-то захотел, чтоб все шли в ногу. Я думал, что говорю: "Ать-два, левой!", но сразу поймал себя на том, что кто-то другой - с совершенно чужим голосом хрипло орет: "Айн, цвай, айн, цвае, драй!"
А еще мне приспичило, но я не знал, как мне выбраться из тела, чтобы отвалить подальше от солдафона, марширующего на верную смерть по обоженной кровью и порохом черной траве. Тут был обрыв и я прыгнул вниз, вернее прыгнул этот маньяк, а мне пришлось прыгать следом, потому что он не оставил мне выбора.
Врагов было много, но они не ждали, что мы посыплемся на их головы, и нам с тем идиотом удалось прирезать пару ублюдков, прежде чем они успели нагадить от ужаса. Тут и завертелось.
Только когда какие-то из лягушатников выкарабкались на обрыв реки, их командованию стало ясно, что внизу происходит и вернулись драгуны. Первые из них взяли за моду прыгать прямо на наши штыки и от этого тут внизу сразу стало совсем тесно и грязно. Если из человека вываливается столько дерьма, вообразите, что высыпается из брюха лошади. Нос зажимай!
Долго, конечно, продолжаться это все не могло и очередной саксонец, прыгая со своей лошадью прямо на меня, здорово полоснул саблей мне правую ногу.
Кровь хлестнула розовым облаком. Ублюдок думал, что дело сделано и обернулся, а я пустил ему кишки за эту невежливость.
Но кровь хлестала из меня, как из резаной свиньи, так что я принужден был спиной опереться на берег реки и уцепиться за него рукой. Силы быстро оставляли меня, а правая нога превратилась в пульсирующую гирю, тянущую меня вниз.
Тут очередной драгун, спрыгнув вниз, заметил меня и понесся, подымая кобылу, чтобы удар был пожестче.
Его сабля описала в небе бесконечную, ослепительно прекрасную дугу и понеслась вниз - прямо в мои глаза, кои я прикрыл "Хоакиной"...
Последнее, что я подумал, - мальчишка - молод и не знает рубки. Его кобыла перебирает ногами и потому удар будет в землю - в полвершке от моей головы. И тут...
Я, верно - сын Велса, ибо лошадь драгуна шагнула в какую-то ямку, провалилась в нее ногой, разбрызгивая жижу и грязь, и в последний миг юноша дернулся, пытаясь удержать равновесие!
Вражья сталь, отбросив почти бессильную "Хоакину", врезалась в мою голову и от нестерпимой боли и сознания того, что - убит, я закричал:
- "Мама!" - и жизнь в миг пролетела передо мной.
А потом я - умер.
x x x
Перевод А.Х.Бенкендорфа на немецкий
стихотворения Ли Бо.
Из журнала графини Элен Нессельрод.
Запись весны 1840 года.
"Гора Пэнлай
Средь вод морских
Высится,
Говорят.
Там в рощах
Нефритовых и золотых
Плоды, как Огонь
Горят.
Съешь один
И не будешь Седым,
Но - Молодым
Вовек.
Хотел бы уйти я
В Небесный дым,
Измученный
Человек".
* ЧАСТЬ IVb. Чернильница депутата *
"Что значит - Роза?
Роза пахнет Розой,
Хоть - Розой назови ее,
Хоть - нет".
Я сбился на рассказ о себе, но многие спрашивают: "Почему Вы бросили Ригу"? Ведь сие - "Золотая жила на Балтике"?!
Рига - единственная в Империи "перворазрядная крепость" с полным комплектом фортов с бастионами, "прибрежными батареями" и Цитаделью. (В прочих губерниях не было моей матушки и - ее денег!)
Ежели б Рига имела вволю защитников, сие была б - "абсолютная крепость", кою можно было б разрушить, - разве что Землетрясением! Но кое-кто не хотел пускать сюда русских, а своих сил, увы, - не было.
Захоти Бонапарт взять сию крепость, он согнал бы сюда инженеров с саперами и выкурил нас из фортов с бастионами.
Но он не двинул сюда ни единого инженера, - стратегия Бонапарта зиждилась на разгроме "живой силы противника". Взятие ж крепостей типа Рижской - с огромными людскими потерями в планы его не входило.
Наполеон не Суворов - ну... попробую объяснить.
Вообразите себе, что вы - полководец в стране, где писали Вольтер и Руссо, Дидро и Мольер... У вас прекрасная артиллерия, а заводы тысячами штампуют пушки, да готовят к ним порох. Попробуйте после этого взять Измаил с большими потерями!
Да ваши же бумагомараки - съедят вас заживо! А местные Бомарше обольют грязью так, что - вовек не отмоетесь.
Теперь вы - опять полководец. Но в стране вашей пушки из "рыхлого чугуна" и потому - "непрочны" и чудовищно тяжелы. Порох, конечно же, производится, но хватает его на две стрельбы в год. По три выстрела на солдата. И - все.
Зато солдаты у вас - особенные. Это - рабы. Жизнь их не стоит вообще ничего! Зато за каждую "утраченную" из сих "рыхлых" пушек - старшие офицеры идут под расстрел.
Ну, - нет у страны вообще "добрых" пушек! Не произвели - не придумали! Ну, - не знают пока ваши ученые, что такое "легирующие добавки", да как при их помощи получать "оружейную сталь"! (Все это будет буквально через десять лет - именно для этого моя бабушка и создала "Дерпт"!) Ну, - нельзя пока на русских заводах получать "ровное пороховое зерно"! Что делать?!
А - ничего. "Пуля - дура, штык - молодец!" "Ура, солдатушки, бравы ребятушки..." "Бей, барабан, круши врага в песи..."
За одно взятие Измаила - полегло больше солдат, чем у якобинцев за всю вторую "франко-австрийскую"... Ну и что?!
Значит ли это, что кровавый Кортес гораздо лучший стратег, чем безвестный индеец, разгромивший крупный испанский отряд - лишь голыми людьми, луком и стрелами?! Штатский скажет, что - ДА. Военный задумается, глотнет стакан, и еще раз - задумается...
Войны-то свои Суворов выигрывал... Равно как и - Наполеон.
Да, извините мне еще одно отступление... В дни Альпийского похода наши "взяли" у якобинцев с десяток пушчоночек - в три раза легче, да меньше наших. Так вот - эти пушечки били дальше и точнее обычного. Так простые солдаты тащили через перевалы их на руках... Дохли с голоду, но - тащили.
Тащили и говорили между собой: "Надобно их домой донести, - пусть умные люди на них посмотрят - авось, отмстят за всех нас антихристам!" А "наши" пушки - бросали. Все. До единой.
В Дерпте "пушечки" распилили на железные "бублики" с "палочками". А потом сии бублики растворили в кислотах.
Так в Империи началось то, что теперь называют "анализом". Прошел срок и мы создали пушки из той же стали, что - якобинские. Знаете что произошло?
Знатный чин из Артиллеристского Управления скривил нос:
- "На что нам сие? Что за глупость?! Всем же ясно, что русские пушки лучше всех в мире! Мы что - в Россию не верим?!"
Господин ни дня не был в "действующей" (такова уж особенность тогдашнего масонского правительства) и не мог взять в толк, - с чего это "тупые", неграмотные солдаты, надрываясь, тащили откуда-то трофейную пушку?! Да еще - "махонькую". Неказистую. "То ль дело - наши единороги!" Весом в полтонны...
Потом был Аустерлиц и русские ядра не долетали до пушек противника, а якобинцы расстреливали нас - точно в тире... Затем Наполеон из "взятых пушек" отлил колонну и я знаю того, кто перекрестился от этого. Он сказал:
- "Слава Господу - у Империи не осталось орудий прежнего образца! Теперь мы можем принять в строй новые пушки!"
Человека этого звали Барклай. И еще через год новые, "неказистые пушчонки" при Прейсише показали Антихристу, что и в сием "у нас все наладилось"... Масонов же погнали взашей с Артиллерии, а Ведомство возглавил дядя мой - "автор пушки нового образца". Иными словами - Граф Аракчеев.
Это он велел "уцелевшие от опытов" якобинские пушки поставить на постамент и выбить на нем:
"Безымянным солдатам от Благодарного им Отечества".
Многие не знают уже - истинного смысла тех слов, - простые солдаты Альпийской армии перемерли все с голоду, но пушки они донесли... Сегодня я нарочно вожу моих слушателей посмотреть на эти две "крошечки" и говорю им:
- "Господа, - сие корень Побед всей нашей армии. Я не о пушках, но тех - кто ценой своей жизни их доставил сюда!"
И Ученики мои, как один, обнажают головы и преклоняются.
Впрочем, простите мне сие отступление - я все время сбиваюсь на постороннее в моей повести...
"Рижский феномен" случился благодаря Революциям во Франции и Америке. Английская и французская экономики рухнули и "деньгам" потребовались новые рынки для Инвестиций. "Приняты" сии "деньги" могли быть именно в многонациональной - "серой" (смешанной - немецко-латышской) культурной среде.
Все мое - сказало Злато. Все мое - сказал Булат. Все Куплю - сказало Злато. Все Возьму - сказал Булат...
Любой Банкир с Гешефтмахером, желавший "осесть" в наших краях, вынужден был "искать покровительства" у многочисленных "серых баронов" - вожаков местных банд, воевавших с католиками.
"Деньги" завелись лишь у тех, кто с одной стороны - "поступился лютеранскими принципами", "приняв в дело жидов", а с другой - "снизошел до общенья с бандитами".
К 1812 году сие привело к "пожидению" вчерашних разбойников, да укоренению "Понятных Отношений" на Бирже.
Но самое главное, - вчерашние "боязливые евреи Европы" вырастили детей, привычных к команде над свирепыми лютеранскими бандами. А дети традиционно неграмотных лютеран получили высшее образование. История Англии, Голландии, да Америки повторилась...
"Буржуа", да "бароны" слились в некую общность (политическую формацию), называемую - "буржуазной аристократией" и ведущую себя агрессивно ко всем иным общностям.
Капиталы сей "новой общности" уже не могли, да и не желали ограничивать себя "обыденной для жидов" - биржевой, да кредитною деятельностью. Но они не желали и "вложить себя в землю", - как сделал бы "обыденный аристократ".
Выход виделся нам в развитии производства, да освоении новых, "невиданных технологий". Вот тут-то нас и подстерегла закавыка...
В 1812 году идеолог "черных" (иль - "чистокровных") немцев фон Фок в полемическом задоре написал в "Северном Ветре":
"... Суть нашей с Вами вражды - отношение к латышам. Мы, по Вашему мнению - сущие демоны. Они ж - чистые агнцы, - мирно пасутся, да хотят жить своей страною без нас...
Вы возглавили сиих "агнцев", построили им свинарники, заводы и фабрики, банки, биржи и даже - Университет! Мы рукоплещем Вашей наивности и Вашей неслыханной доброте!
Пойдите на любой завод, Биржу, иль фабрику. Кто работает там?! Латыши?! Как бы не так. Все работники там - евреи, немцы, да эмигранты. Пойдите на верфи, пойдите в Ваш собственный Университет: нету там латышей!
Есть опять же - евреи, есть немцы, да эмигранты. А еще есть там русские, эстонцы, да финны - коим и вправду пришло в голову капельку подучиться. Но латышей...
Пойдите в любую деревню. Загляните в сельскую школу. Прислушайтесь к разговорам латышских детей. Вы изумитесь тому, что ни один из них не желает Учиться! Они - не Читают книг и не желают сии Книги Читать, ибо - "сие писано не латышом". А даже если и латышом - "это неинтересно".
Как Вы думаете - почему сей народ имеет самую архаическую культуру средь всех народов Европы? Потому что Культура сия - просто не развивалась. А почему? Потому что - "это неинтересно"!"
Ниже я приведу другие положения этой статьи, но общий смысл - ясен. И увы, - сие - горькая истина. Латыши не желали работать на наших заводах и фабриках, а русских мы не могли завезти из-за ненависти населения к русским.
Тогда-то и начались первые разговоры - "рано, иль поздно всем нам суждено отсюда убраться". Сие наложилось на Победы Антихриста и вызванное сиим сокращение доходов с торговли.
Были разные планы на "вложение денег". Самым первым (в 1795 году) и очевидным стала аннексия "Шяуляйского края" и попытки "расширенья на юг". Вскоре выяснилось, что литовцы - "архаичнее" латышей, а важнее всего католики фанатичные.
Второе движение (в 1799 году) произошло на восток - "включением Витебска и окрестностей". Увы, ужасное состояние белорусских дорог и низкое "качество" белорусских работников (в сравнении с латышами - литовцами) быстро охладили наш пыл.
И только лишь третье (в 1809 году) "движенье на север", наконец, удалось! Мы отобрали у шведов Финляндию и партизанской "финской войной" не пустили русских к сему лакомому куску.
Финны оказались прекраснейшими работниками и совершенно не протестовали массовому строительству верфей, заводов и фабрик. "Бандитские" деньги, наконец, смогли "осесть", да "отмыться".
С первых рук - доложу, - осенью 1811 года все у нас говорили только лишь о финском лесе и рудах, рыбе и фосфоре. Родственники мои, не таясь, обсуждали, что надобно - "пока не поздно перебираться в Финляндию", ибо "рижский гешефт нам в убыток".
Считалось, что "от Риги до Гельсингфорса - полдня морем" и "мы будем приезжать домой - отдыхать на Рижское взморье". Но... Латвию все уже воспринимали, как "отчий дом" и "воспоминания детства" - "кои мы обязаны помнить".
Так нынешние американские нувориши собирались "капельку подзаработать в Америке".
"Мы разбогатеем и, конечно, вернемся!" "У нас тут Корни, Отечество и милая Родина!" - говорили они.
Но... Вернулись не все. Прочие ж устроили Революцию и "скинули ненавистное колониальное Иго"...
Я не думаю, что кто-нибудь из моих друзей, знакомых и родственников когда-нибудь вернется к "брошенным очагам". Все мы - уже больше финны, нежели - латыши...
Я доподлинно знаю, что мой отец - Карл Уллманис, уступая "подельникам" (или - "компаньонам"?), пару раз собирался "переносить семейный гешефт в Гельсингфорс", но всякий раз "передумывал".
Его можно понять, - в Риге он почитался "Природным Хозяином", а в Гельсингфорсе... К тому же ему было уже за пятьдесят, а в таком возрасте тяжело все менять.
Ходит слух, что убил его не осколочек, но хитрая бритва, выпущенная из особых приспособлений, коими так гордится "Бандитская Рига". Все участники тех событий погибли и правду сыскать мудрено, но... Известно, что к лету 1812 года Бенкендорфы утратили влиянье на Ригу и латышей. Объясню поподробнее.
Осенью 1811 года наша семья собралась на этакий семейный Совет по вопросу - как быть? Стоит ли переводить капиталы в Финляндию? Каково наше место в грядущей Войне России и Франции? Отношенье к "жидам", - кто мы?
Бенкендорфы к этому дню включили в себя и евреев, и русских, и немцев, и латышей! Появились в нашей семье и армяне, и татары, и шведы... В сих условиях наше главенство в "Нацистской партии" воспринималось всеми, как дурной анекдот! (Навроде того, что "два самых известных нациста Моссальский, да Израэлянц!")
Но люди сразу же приободрились, говоря друг другу, что до свету недолго, а сие - Господь нам знак подает. Вон у нехристей всю сторону будто серым дымом заволокло, а у нас - солнышко!
И вправду - низкие облака создали столь причудливую игру света и тени, что наша сторона будто на глазах наливалась ослепительным и живительным светом, в то время, как противная еще была скрыта низкой серою пеленой. А тут еще и батюшки пошли с иконами, благословляя солдат на защиту родной стороны. Солдаты - все, как один, вставали на колени в свежевырытую грязь и, обнажая головы, целовали святые иконы и по всему переднему краю прошла молва, что иконы - чудотворные.
Общее одушевление было столь велико, что мои латыши тоже стали завязывать пригоршню склизкой, хлюпающей земли в узелок и вешали его на грудь, приговаривая:
- "Хорошая земля тут. Влажная и болотная... Сам Велс - родитель этой земли! Пусть Кровь Велса (болотная влага) живей течет в моих жилах и поит меня Его Силой!"
Потом лучи света, как в исполинском театре теней - упали к якобинцам и верхушки далекого черного леса сразу зловеще посинели и обратились в тяжкую грозовую тучу, ползущую в нашу сторону. "Наш" же лес вдруг стал золотым и багряным. Надо же было такому случиться, что у нас стояли березы, а там одни мрачные ели! Но простые солдаты и эту случайность восприняли, как примету:
"Господь подал знак, что силен Антихрист и нам быть - в крови... Но с нами Бог, ребята! Наш лес в крестах, да куполах! Не боись, братки, с нами Святое Воинство!"
И тут... Раздались выкрики сторожей. Все тут же кинулись по местам, я бережно положил на траву штуцер перед собой и вскинул винтовку. В прицел я увидел, как странно зашевелилась трава на том берегу заболоченного овражка шагах в трехстах перед Колесниковым. Потом темная, в рост человека, черная от падающей тени, осока раздвинулась и я увидал якобинцев.
По обмундированию и нарезным фузеям я узнал элиту французской пехоты фузилеров. Единственных ублюдков, способных пустить пулю на восемьсот шагов. Основная масса сих сволочей ушла к Риге под командой Макдональда (ибо Ригу прикрывали ливонские егеря), но пару полков Антихрист нарочно припас против тех егерей, что остались с главною армией.
Я видел, как опасливо фузилеры посматривали на тот берег Колочи. Черные кресты полоскались только на севере - в самом Бородине и еще дальше направо. Мой же отряд считался смешанным, так что флагов у нас было два, - причем основной - русский триколор, а не - крест.
Впрочем, до меня было им далеко, - все внимание фузилеров привлекал флажок Колесникова, вот к нему-то они и приглядывались, как шакалы, поглядывающие то на вожделенную овечку, то на грозную свору - на том берегу Колочи.
Мои снайпера вскинули винтовки и приготовились взять штуцера для дальнейшего боя, - первый залп из винтовок, а дальше уж штуцера - по старинке. Но я не желая до срока выдать позицию, ждал, пока фузилеры подбредут ближе, чтобы разобраться под чужой шум. За лишние полчаса мы успеем перезарядить винтовки...
Вот лягушатники потихоньку накопились на той стороне овражка и я уж думал, что вот-вот, но тут их офицеры, как по команде встрепенулись и стали указывать в мою сторону. В первый миг я не понял, что происходит, но Андрис тронул меня за плечо и со значением указал на наш флаг.
Причудливая игра облаков, ветра и солнца на мгновение осветила именно его и он теперь гордо развевался - как бы подсвеченный утренним солнцем. На месте лягушатников я бы тоже задумался, увидав перед главной батареей русских - латвийский стяг и, стало быть - наши винтовки. Тысяча шагов прямого выстрела, пули с оловянной рубашкой - не теряющие убойной силы при трении о воздух, да оптические "прицелы с кобальтом" - тут есть что обсудить.
Вот и лягушатники не решились проявить избыточный героизм, а тихо-мирно показали красные задницы своих штанов и снова спрятались в черной осоке, только трава зашуршала. Оттуда до моих позиций было шагов девятьсот немного дальше, чем нужно фузее для выстрела и чуть больше, чем нужно винтовке для выстрела верного. Все надумали охладиться и обождать. Война баба нервная, - к чему ее торопить?
На нашем фланге все было тихо-покойно, а вот где-то далеко потихоньку загрохотало. А потом сразу же застучали барабаны и засвистели рожки. Я побежал по нашей линии обороны, предупреждая, чтоб без приказа не стреляли, а тем временем земля задрожала от ритмичной поступи вражеских инфантеров. Бонапарт, не решившись испытать судьбу фузилеров, решил прощупать нас лобовым ударом. (Колонне, набравшей скорость, снайперский огонь, - что слону дробина.)
Правда, взгляд на поле через оптический прицел вызвал у меня бурю смеха. На нас шли колонны Морана - жалкое итало-румынское дерьмо, об кое жаль саблю марать.
Чем потом ловить сих вурдалаков, да макаронников по всему тылу - лучше уж разок погнать их на вражьи штыки и с плеч долой. А что с ними еще делать?
Как водится, - наследники графа Дракулы, да якобы потомки римлян шли, как на параде, - какая поступь, какая выправка! Я прямо шкурой почуял, как заскрипели ворота под полозьями пушек Раевского и как эти чудовища качнули своими хоботами, будто принюхиваясь к близкой поживе...
Потом дернуло так, что если б я не был готов, точно наложил бы в штаны! Когда мы тут прокашлялись, да прочихались от ядовитого хлорного дыма, скатившегося к нам с батареи, я сразу посмотрел на колонны. Вообразите мое удивление, когда я обнаружил, что все эти упыри с вурдалаками бесследно сгинули!
Знамена есть, сапоги со шпорами - тоже есть, даже отдельные кучки дерьма вперемешку с чьими-то кишками - наличествуют, а вот людей не видать. Первые две колонны просто сдунуло, прочие же бездельники улепетывали в свой тыл, так что только пятки сверкали! Я даже отсюда услыхал, как ржали канониры на Батарее.
Потом всех этих упырей с вурдалаками снова сбили в кучу и опять погнали в нашу сторону. Только они почему-то идти не хотели, а норовили отбежать в кусты и прикинуться мертвяком.
У вампиров это в крови. Прочие же теперь и видом, и обликом напоминали нам древних римлян, как мы их теперь находим в могилах. Такие же синюшные лица и такой же небось запашок - нечистотами.
Тут с батареи дунуло вдругорядь и снова застучали барабаны. Вплоть до ночи Бонапарт так и не устроил третьей атаки на Батарею в лоб. Французы на самом-то деле необычайно умные и тонкие люди. В сем случае поняли со второго раза.
Это русские не понимают, - так и лезли бы весь день на пушки, пока иль сами не кончились, иль - Батарею не кончили. Нет, кишка тонка у Европы. Не ведает она ни истинной Любви, ни радости Смерти.
А потом - началось. Первыми прискакали саксонские драгуны. Поскакали вокруг, покричали, саблями помахали, да много не намахали, только сами чуток нападали, так что стало труднее стрелять. А фузилеры хреновы наловчились подползать и постреливать из-за конских трупов.
Когда нехристи поняли, что драгунами пехоту не возьмешь, а мы свою конницу бережем до лучшей погоды, поехали уланы из Польши. Эти-то были поопаснее, чем драгуны, - потому как - сильно на нервы давят их пики, а вернее - флажки на них.
Когда улан на тебя летит, сей флажок хренов так и ноет, так и зудит в ухе, что - больной зуб. Всю душу из тебя вымотает, - ведь по такой шустрой мишени не попадешь, а как доедет - ткнет своей пикой, - маму не успеешь вспомнить, как - все...
Хорошо, правда, что он второй раз уж не может ткнуть и надо ему развернуться, а тут он - как стоячий, - так что из тех, кто приехал - ни один не вернулся, но - каждый, кто доехал, одного-то егеря с собой захватил. Такая вот арифметика.
(Во время одного из моих приездов в Бородино, со мной увязался племяш Миша Лермонтов. Я повел его на место моих бывших траншей и - все было, будто - вчера. А он прислал мне стихи, назвав их "Разговор с дядей", и все там как вспомнилось.
Я их опубликовал, только велел представить, будто рассказывает не генерал, но - простой солдат. К примеру, - не "молвил я, сверкнув очами", но - "молвил он" и так далее. Да только стихи не обманешь и можно разглядеть следы "склеек", а так - все верно. Так все и было.)
Тем временем - дело пошло к обеду, Васильчикова уже обломили на левом фланге и он "завернулся" в мою сторону, Колесникова же и того хуже - вообще вышибли с его позиции, так что теперь мои и русские егеря держались всем миром - одной большой кучей.
Вот тут-то судьба и преподнесла нам главный сюрприз. Чертовы якобинцы измыслили хитрость. Они, прикрывшись от моих людей высоким берегом Колочи, протащили чуть ли не в наш тыл пару мортирок и давай бить из них навесным. А "хлорный" порох - не "черный", - у него детонация зверская, так что - одно ядро и вместо всей Батареи одна большая воронка.
Что делать? Петер принял команду над русскими (полк Колесникова отступил, потеряв всех офицеров - чертовы фузилеры свое дело знали), Андрис командовал нашими снайперами, а на интенданта Ефрема в таких делах надежды не было никакой.
Так что пошел я к Колесникову и говорю ему, - так мол и так. Нужны мне русские добровольцы, ибо латыши мои строя не знают, да и не пойдут на верную смерть, а мортиры надобно "взять". Представьте меня своим мужикам, а дальше уж - я сам.
Колесников, виновато улыбнулся, поправил кишки, чтобы они не слишком рассыпались (добрался до него драгун) и говорит:
- "Спасибо Вам за эту любезность. Я б сам повел, да вот - незадача..." - и на кишки свои разбросанные взглядом показывает.
Я ему в ответ говорю:
- "Не волнуйтесь, все будет хорошо, кликните-ка людей и мы все уладим. А приедет Боткин, - он Вас с того света вернет".
Колесников позвал своих мужиков, что были рядом и просил их во всем меня слушаться, а потом и говорит:
- "Про Тебя идет слава, что Ты командир - фартовый. Пуля боится и сталь не берет. Если удастся выжить в этой давиловке - сыщи дочь мою - Вареньку и передай ей... Это у меня маменькино, а Варенька у меня - единственная", - я взял у Колесникова крохотный медальончик, повесил его на шею рядом с матушкиным оберегом и поцеловал его в синеющие губы. На прощание.
А потом обернулся к русским и сказал им:
- "Братцы, там из-под реки - по Батарее бьют пушки. Надо им пасти заткнуть. Тут нет приказа - лишь по желанию. Берег крутой - обратно не вылезем, а сколько там нехристей..."
Мужики с ноги на ногу переминаются и вижу я, - никто не хочет на верную смерть идти. Тут я разозлился, - чего я сих скотов уговариваю, да еще слова князя Тучкова вспомнил и говорю:
- "Впрочем, сие ненужно. Москва - никуда не денется, новую отстроим! А я вон - с людьми Васильчикова умирать пойду. Как наши деды - умирали..."
Будто искра прошла по мужикам и какой-то унтер потряс перед моим носом грязным - в земле и засохшей крови кулаком:
- "Ты, Вашбродь, словами-то не кидайся! Умереть-то мы и лучше пскопских - смогем! (Меж городами испокон веку - вражда.) Айда, братки!"
Потом мы построились, я бросил свой штуцер кому-то из латышей и снял китель. Что-то жарко мне стало в тот день...
А затем мы пошли к берегу Колочи и я отчего-то захотел, чтоб все шли в ногу. Я думал, что говорю: "Ать-два, левой!", но сразу поймал себя на том, что кто-то другой - с совершенно чужим голосом хрипло орет: "Айн, цвай, айн, цвае, драй!"
А еще мне приспичило, но я не знал, как мне выбраться из тела, чтобы отвалить подальше от солдафона, марширующего на верную смерть по обоженной кровью и порохом черной траве. Тут был обрыв и я прыгнул вниз, вернее прыгнул этот маньяк, а мне пришлось прыгать следом, потому что он не оставил мне выбора.
Врагов было много, но они не ждали, что мы посыплемся на их головы, и нам с тем идиотом удалось прирезать пару ублюдков, прежде чем они успели нагадить от ужаса. Тут и завертелось.
Только когда какие-то из лягушатников выкарабкались на обрыв реки, их командованию стало ясно, что внизу происходит и вернулись драгуны. Первые из них взяли за моду прыгать прямо на наши штыки и от этого тут внизу сразу стало совсем тесно и грязно. Если из человека вываливается столько дерьма, вообразите, что высыпается из брюха лошади. Нос зажимай!
Долго, конечно, продолжаться это все не могло и очередной саксонец, прыгая со своей лошадью прямо на меня, здорово полоснул саблей мне правую ногу.
Кровь хлестнула розовым облаком. Ублюдок думал, что дело сделано и обернулся, а я пустил ему кишки за эту невежливость.
Но кровь хлестала из меня, как из резаной свиньи, так что я принужден был спиной опереться на берег реки и уцепиться за него рукой. Силы быстро оставляли меня, а правая нога превратилась в пульсирующую гирю, тянущую меня вниз.
Тут очередной драгун, спрыгнув вниз, заметил меня и понесся, подымая кобылу, чтобы удар был пожестче.
Его сабля описала в небе бесконечную, ослепительно прекрасную дугу и понеслась вниз - прямо в мои глаза, кои я прикрыл "Хоакиной"...
Последнее, что я подумал, - мальчишка - молод и не знает рубки. Его кобыла перебирает ногами и потому удар будет в землю - в полвершке от моей головы. И тут...
Я, верно - сын Велса, ибо лошадь драгуна шагнула в какую-то ямку, провалилась в нее ногой, разбрызгивая жижу и грязь, и в последний миг юноша дернулся, пытаясь удержать равновесие!
Вражья сталь, отбросив почти бессильную "Хоакину", врезалась в мою голову и от нестерпимой боли и сознания того, что - убит, я закричал:
- "Мама!" - и жизнь в миг пролетела передо мной.
А потом я - умер.
x x x
Перевод А.Х.Бенкендорфа на немецкий
стихотворения Ли Бо.
Из журнала графини Элен Нессельрод.
Запись весны 1840 года.
"Гора Пэнлай
Средь вод морских
Высится,
Говорят.
Там в рощах
Нефритовых и золотых
Плоды, как Огонь
Горят.
Съешь один
И не будешь Седым,
Но - Молодым
Вовек.
Хотел бы уйти я
В Небесный дым,
Измученный
Человек".
* ЧАСТЬ IVb. Чернильница депутата *
"Что значит - Роза?
Роза пахнет Розой,
Хоть - Розой назови ее,
Хоть - нет".
Я сбился на рассказ о себе, но многие спрашивают: "Почему Вы бросили Ригу"? Ведь сие - "Золотая жила на Балтике"?!
Рига - единственная в Империи "перворазрядная крепость" с полным комплектом фортов с бастионами, "прибрежными батареями" и Цитаделью. (В прочих губерниях не было моей матушки и - ее денег!)
Ежели б Рига имела вволю защитников, сие была б - "абсолютная крепость", кою можно было б разрушить, - разве что Землетрясением! Но кое-кто не хотел пускать сюда русских, а своих сил, увы, - не было.
Захоти Бонапарт взять сию крепость, он согнал бы сюда инженеров с саперами и выкурил нас из фортов с бастионами.
Но он не двинул сюда ни единого инженера, - стратегия Бонапарта зиждилась на разгроме "живой силы противника". Взятие ж крепостей типа Рижской - с огромными людскими потерями в планы его не входило.
Наполеон не Суворов - ну... попробую объяснить.
Вообразите себе, что вы - полководец в стране, где писали Вольтер и Руссо, Дидро и Мольер... У вас прекрасная артиллерия, а заводы тысячами штампуют пушки, да готовят к ним порох. Попробуйте после этого взять Измаил с большими потерями!
Да ваши же бумагомараки - съедят вас заживо! А местные Бомарше обольют грязью так, что - вовек не отмоетесь.
Теперь вы - опять полководец. Но в стране вашей пушки из "рыхлого чугуна" и потому - "непрочны" и чудовищно тяжелы. Порох, конечно же, производится, но хватает его на две стрельбы в год. По три выстрела на солдата. И - все.
Зато солдаты у вас - особенные. Это - рабы. Жизнь их не стоит вообще ничего! Зато за каждую "утраченную" из сих "рыхлых" пушек - старшие офицеры идут под расстрел.
Ну, - нет у страны вообще "добрых" пушек! Не произвели - не придумали! Ну, - не знают пока ваши ученые, что такое "легирующие добавки", да как при их помощи получать "оружейную сталь"! (Все это будет буквально через десять лет - именно для этого моя бабушка и создала "Дерпт"!) Ну, - нельзя пока на русских заводах получать "ровное пороховое зерно"! Что делать?!
А - ничего. "Пуля - дура, штык - молодец!" "Ура, солдатушки, бравы ребятушки..." "Бей, барабан, круши врага в песи..."
За одно взятие Измаила - полегло больше солдат, чем у якобинцев за всю вторую "франко-австрийскую"... Ну и что?!
Значит ли это, что кровавый Кортес гораздо лучший стратег, чем безвестный индеец, разгромивший крупный испанский отряд - лишь голыми людьми, луком и стрелами?! Штатский скажет, что - ДА. Военный задумается, глотнет стакан, и еще раз - задумается...
Войны-то свои Суворов выигрывал... Равно как и - Наполеон.
Да, извините мне еще одно отступление... В дни Альпийского похода наши "взяли" у якобинцев с десяток пушчоночек - в три раза легче, да меньше наших. Так вот - эти пушечки били дальше и точнее обычного. Так простые солдаты тащили через перевалы их на руках... Дохли с голоду, но - тащили.
Тащили и говорили между собой: "Надобно их домой донести, - пусть умные люди на них посмотрят - авось, отмстят за всех нас антихристам!" А "наши" пушки - бросали. Все. До единой.
В Дерпте "пушечки" распилили на железные "бублики" с "палочками". А потом сии бублики растворили в кислотах.
Так в Империи началось то, что теперь называют "анализом". Прошел срок и мы создали пушки из той же стали, что - якобинские. Знаете что произошло?
Знатный чин из Артиллеристского Управления скривил нос:
- "На что нам сие? Что за глупость?! Всем же ясно, что русские пушки лучше всех в мире! Мы что - в Россию не верим?!"
Господин ни дня не был в "действующей" (такова уж особенность тогдашнего масонского правительства) и не мог взять в толк, - с чего это "тупые", неграмотные солдаты, надрываясь, тащили откуда-то трофейную пушку?! Да еще - "махонькую". Неказистую. "То ль дело - наши единороги!" Весом в полтонны...
Потом был Аустерлиц и русские ядра не долетали до пушек противника, а якобинцы расстреливали нас - точно в тире... Затем Наполеон из "взятых пушек" отлил колонну и я знаю того, кто перекрестился от этого. Он сказал:
- "Слава Господу - у Империи не осталось орудий прежнего образца! Теперь мы можем принять в строй новые пушки!"
Человека этого звали Барклай. И еще через год новые, "неказистые пушчонки" при Прейсише показали Антихристу, что и в сием "у нас все наладилось"... Масонов же погнали взашей с Артиллерии, а Ведомство возглавил дядя мой - "автор пушки нового образца". Иными словами - Граф Аракчеев.
Это он велел "уцелевшие от опытов" якобинские пушки поставить на постамент и выбить на нем:
"Безымянным солдатам от Благодарного им Отечества".
Многие не знают уже - истинного смысла тех слов, - простые солдаты Альпийской армии перемерли все с голоду, но пушки они донесли... Сегодня я нарочно вожу моих слушателей посмотреть на эти две "крошечки" и говорю им:
- "Господа, - сие корень Побед всей нашей армии. Я не о пушках, но тех - кто ценой своей жизни их доставил сюда!"
И Ученики мои, как один, обнажают головы и преклоняются.
Впрочем, простите мне сие отступление - я все время сбиваюсь на постороннее в моей повести...
"Рижский феномен" случился благодаря Революциям во Франции и Америке. Английская и французская экономики рухнули и "деньгам" потребовались новые рынки для Инвестиций. "Приняты" сии "деньги" могли быть именно в многонациональной - "серой" (смешанной - немецко-латышской) культурной среде.
Все мое - сказало Злато. Все мое - сказал Булат. Все Куплю - сказало Злато. Все Возьму - сказал Булат...
Любой Банкир с Гешефтмахером, желавший "осесть" в наших краях, вынужден был "искать покровительства" у многочисленных "серых баронов" - вожаков местных банд, воевавших с католиками.
"Деньги" завелись лишь у тех, кто с одной стороны - "поступился лютеранскими принципами", "приняв в дело жидов", а с другой - "снизошел до общенья с бандитами".
К 1812 году сие привело к "пожидению" вчерашних разбойников, да укоренению "Понятных Отношений" на Бирже.
Но самое главное, - вчерашние "боязливые евреи Европы" вырастили детей, привычных к команде над свирепыми лютеранскими бандами. А дети традиционно неграмотных лютеран получили высшее образование. История Англии, Голландии, да Америки повторилась...
"Буржуа", да "бароны" слились в некую общность (политическую формацию), называемую - "буржуазной аристократией" и ведущую себя агрессивно ко всем иным общностям.
Капиталы сей "новой общности" уже не могли, да и не желали ограничивать себя "обыденной для жидов" - биржевой, да кредитною деятельностью. Но они не желали и "вложить себя в землю", - как сделал бы "обыденный аристократ".
Выход виделся нам в развитии производства, да освоении новых, "невиданных технологий". Вот тут-то нас и подстерегла закавыка...
В 1812 году идеолог "черных" (иль - "чистокровных") немцев фон Фок в полемическом задоре написал в "Северном Ветре":
"... Суть нашей с Вами вражды - отношение к латышам. Мы, по Вашему мнению - сущие демоны. Они ж - чистые агнцы, - мирно пасутся, да хотят жить своей страною без нас...
Вы возглавили сиих "агнцев", построили им свинарники, заводы и фабрики, банки, биржи и даже - Университет! Мы рукоплещем Вашей наивности и Вашей неслыханной доброте!
Пойдите на любой завод, Биржу, иль фабрику. Кто работает там?! Латыши?! Как бы не так. Все работники там - евреи, немцы, да эмигранты. Пойдите на верфи, пойдите в Ваш собственный Университет: нету там латышей!
Есть опять же - евреи, есть немцы, да эмигранты. А еще есть там русские, эстонцы, да финны - коим и вправду пришло в голову капельку подучиться. Но латышей...
Пойдите в любую деревню. Загляните в сельскую школу. Прислушайтесь к разговорам латышских детей. Вы изумитесь тому, что ни один из них не желает Учиться! Они - не Читают книг и не желают сии Книги Читать, ибо - "сие писано не латышом". А даже если и латышом - "это неинтересно".
Как Вы думаете - почему сей народ имеет самую архаическую культуру средь всех народов Европы? Потому что Культура сия - просто не развивалась. А почему? Потому что - "это неинтересно"!"
Ниже я приведу другие положения этой статьи, но общий смысл - ясен. И увы, - сие - горькая истина. Латыши не желали работать на наших заводах и фабриках, а русских мы не могли завезти из-за ненависти населения к русским.
Тогда-то и начались первые разговоры - "рано, иль поздно всем нам суждено отсюда убраться". Сие наложилось на Победы Антихриста и вызванное сиим сокращение доходов с торговли.
Были разные планы на "вложение денег". Самым первым (в 1795 году) и очевидным стала аннексия "Шяуляйского края" и попытки "расширенья на юг". Вскоре выяснилось, что литовцы - "архаичнее" латышей, а важнее всего католики фанатичные.
Второе движение (в 1799 году) произошло на восток - "включением Витебска и окрестностей". Увы, ужасное состояние белорусских дорог и низкое "качество" белорусских работников (в сравнении с латышами - литовцами) быстро охладили наш пыл.
И только лишь третье (в 1809 году) "движенье на север", наконец, удалось! Мы отобрали у шведов Финляндию и партизанской "финской войной" не пустили русских к сему лакомому куску.
Финны оказались прекраснейшими работниками и совершенно не протестовали массовому строительству верфей, заводов и фабрик. "Бандитские" деньги, наконец, смогли "осесть", да "отмыться".
С первых рук - доложу, - осенью 1811 года все у нас говорили только лишь о финском лесе и рудах, рыбе и фосфоре. Родственники мои, не таясь, обсуждали, что надобно - "пока не поздно перебираться в Финляндию", ибо "рижский гешефт нам в убыток".
Считалось, что "от Риги до Гельсингфорса - полдня морем" и "мы будем приезжать домой - отдыхать на Рижское взморье". Но... Латвию все уже воспринимали, как "отчий дом" и "воспоминания детства" - "кои мы обязаны помнить".
Так нынешние американские нувориши собирались "капельку подзаработать в Америке".
"Мы разбогатеем и, конечно, вернемся!" "У нас тут Корни, Отечество и милая Родина!" - говорили они.
Но... Вернулись не все. Прочие ж устроили Революцию и "скинули ненавистное колониальное Иго"...
Я не думаю, что кто-нибудь из моих друзей, знакомых и родственников когда-нибудь вернется к "брошенным очагам". Все мы - уже больше финны, нежели - латыши...
Я доподлинно знаю, что мой отец - Карл Уллманис, уступая "подельникам" (или - "компаньонам"?), пару раз собирался "переносить семейный гешефт в Гельсингфорс", но всякий раз "передумывал".
Его можно понять, - в Риге он почитался "Природным Хозяином", а в Гельсингфорсе... К тому же ему было уже за пятьдесят, а в таком возрасте тяжело все менять.
Ходит слух, что убил его не осколочек, но хитрая бритва, выпущенная из особых приспособлений, коими так гордится "Бандитская Рига". Все участники тех событий погибли и правду сыскать мудрено, но... Известно, что к лету 1812 года Бенкендорфы утратили влиянье на Ригу и латышей. Объясню поподробнее.
Осенью 1811 года наша семья собралась на этакий семейный Совет по вопросу - как быть? Стоит ли переводить капиталы в Финляндию? Каково наше место в грядущей Войне России и Франции? Отношенье к "жидам", - кто мы?
Бенкендорфы к этому дню включили в себя и евреев, и русских, и немцев, и латышей! Появились в нашей семье и армяне, и татары, и шведы... В сих условиях наше главенство в "Нацистской партии" воспринималось всеми, как дурной анекдот! (Навроде того, что "два самых известных нациста Моссальский, да Израэлянц!")