Страница:
Атеном вдруг дико взвизгнул, сделал скачок в темноту и картинно ударил шпагой длинного, который пробовал подняться. Удар пришелся под голову, в горло или куда-то близко, этот человек упал и сразу же умер.
– А ты молодец, – признал князь. – Я только и успел, что четыре раза выстрелить да отбить пяток-другой выпадов, а ты уже с ними…
Он присмотрелся к темным пятнам, которые лежали на мостовой перед Дерпеном. Складывалось впечатление, что он даже не отступал, несмотря на многих нападающих, он где стоял в начале боя, там, примерно, и остался. И впрямь, дошло до князя, куда же ему было отступать, ведь за его спиной находился куртье…
– Сколько их с твоей стороны было? – спросил князь, не разбирая павших в темноте.
– Кажется, шесть… Или семь… Да еще один убежал. – Дерпен взвесил свою саблю в руке, словно проверял ее баланс, наклонился, небрежно, о плащ одного из тех, кто лежал, вытер клинок, чтобы кровь на нем не оказалась случайным клеем, и сунул в ножны. – А вообще-то свезло нам, князь. Тот, что стрелял…
– Свезло, Дерпен, без сомнения.
Атеном, отчего-то тяжело дыша, словно он был главным участником боя, подошел к ним, вытирая кровь нежным платочком.
– Уходить нужно, и срочно, иначе… Стражники могут набежать. И разбираться они, кто на кого напал, не будут.
– Так мы что же, и пленных не захватим? – удивился Дерпен.
– Для этого у нас еще будет возможность, – отозвался Диодор. – А эти, судя по всему, и знать ничего не знают… Что нам нужно.
Они пошли, сначала не очень быстро, Дерпен все еще осматривал стены и даже некоторые из окон по сторонам улицы. Потом прибавили шагу, потом чуть не побежали, так что Атеном едва ли не отставать стал. Дерпен же начинал думать. Когда стало ясно, что по крайней мере, до своего отеля они дойдут в целости, он высказался, как всегда, немного туманно:
– Я вот что полагаю, слишком все легко получилось, князь. – Они отшагали чуть не десяток домов, когда он докончил: – Наверное, это – ложное нападение. Может, еще сегодня снова полезут… Понадеявшись на нашу безалаберность.
– Как так? – куртье еще ничего не понимал.
А князь Диодор вдруг развеселился, причем так очевидно, что даже попробовал успокоиться. Но веселье его, как он ни старался, не проходило. И потому, должно быть, он с Дерпеном легкомысленно согласился.
17
18
– А ты молодец, – признал князь. – Я только и успел, что четыре раза выстрелить да отбить пяток-другой выпадов, а ты уже с ними…
Он присмотрелся к темным пятнам, которые лежали на мостовой перед Дерпеном. Складывалось впечатление, что он даже не отступал, несмотря на многих нападающих, он где стоял в начале боя, там, примерно, и остался. И впрямь, дошло до князя, куда же ему было отступать, ведь за его спиной находился куртье…
– Сколько их с твоей стороны было? – спросил князь, не разбирая павших в темноте.
– Кажется, шесть… Или семь… Да еще один убежал. – Дерпен взвесил свою саблю в руке, словно проверял ее баланс, наклонился, небрежно, о плащ одного из тех, кто лежал, вытер клинок, чтобы кровь на нем не оказалась случайным клеем, и сунул в ножны. – А вообще-то свезло нам, князь. Тот, что стрелял…
– Свезло, Дерпен, без сомнения.
Атеном, отчего-то тяжело дыша, словно он был главным участником боя, подошел к ним, вытирая кровь нежным платочком.
– Уходить нужно, и срочно, иначе… Стражники могут набежать. И разбираться они, кто на кого напал, не будут.
– Так мы что же, и пленных не захватим? – удивился Дерпен.
– Для этого у нас еще будет возможность, – отозвался Диодор. – А эти, судя по всему, и знать ничего не знают… Что нам нужно.
Они пошли, сначала не очень быстро, Дерпен все еще осматривал стены и даже некоторые из окон по сторонам улицы. Потом прибавили шагу, потом чуть не побежали, так что Атеном едва ли не отставать стал. Дерпен же начинал думать. Когда стало ясно, что по крайней мере, до своего отеля они дойдут в целости, он высказался, как всегда, немного туманно:
– Я вот что полагаю, слишком все легко получилось, князь. – Они отшагали чуть не десяток домов, когда он докончил: – Наверное, это – ложное нападение. Может, еще сегодня снова полезут… Понадеявшись на нашу безалаберность.
– Как так? – куртье еще ничего не понимал.
А князь Диодор вдруг развеселился, причем так очевидно, что даже попробовал успокоиться. Но веселье его, как он ни старался, не проходило. И потому, должно быть, он с Дерпеном легкомысленно согласился.
17
Все сидели молча, ели неохотно, Диодору так вообще кусок в рот не лез. Наверное, сказалось наконец-то пережитое напряжение боя… Там, на незнакомой улице Парса, где-то в темноте. Дерпен тоже жевал отвлеченно, Атеном был говорлив вначале и многое рассказал, преувеличивая заслуги Дерпена, называя его величайшим воином, какого он только встречал, хотя и князю воздавая хвалы. Многое в его рассказе было неправильно, не так, как на самом деле получилось, но ни князь, ни Дерпен куртье не прерывали, не до того было.
Внутренне они готовились к новому бою, что уж говорить, если восточнику пришла такая вот блажь подозревать в этой драке фактор отвлечения, значит, следовало Дерпена послушать. Вернее, согласиться с ним, и ничего более. Поэтому и мысли кое-какие неприятные в голову лезли. Главным было вот что – если это нападение было ложным, отвлекающим, то какой же будет настоящая атака, какими силами? И справятся ли они с ней?
От этого более всего расстроился батюшка, он даже побледнел немного. Но Диодор, присмотревшись к нему, решил, что труса праздновать отец Иона не будет, сделает все, что от него потребуется. Хотя, лучше бы потребовалось немного, а еще вернее, оставался бы он в стороне… Густибус тоже занервничал, но подумав, сообщил, что появилась у него кое-какая идея – имелись у него три колбы из тонкого стекла, жалко их, конечно, но если налить в них какой-то раствор, название которого князь и не пробовал запомнить, а потом, когда придется биться, бросить их под ноги нападающим, тогда образуется некое облачко, от которого многие из них мгновенно уснут, просто завалятся, где стояли и все – делай с ними, что хочешь.
– Ты бы, Густибус, с такими штуками поосторожней обошелся, – уронил Дерпен. – Неровен час, под ноги своим и бросишь, тогда уже не мы, а они с нами сделают, что хотят.
– Это почему же я под своих-то брошу? – немного взъярился маг.
– Почему, почему… От нервов. Боец ты не слишком опытный, с тобой в драке может и не такое произойти.
– Этого не будет, – твердо проговорил Густибус. И повернулся к князю.
– Делай, – согласился князь, – только замечание Дерпена тоже учитывай. Постарайся действовать без нервов, с самым холодным отношением и по весьма точному раздумью. Да, и еще… Лучше где-нибудь с краю двора, а то ведь драка может очень широкой получиться, придется из одного угла в другой перебегать, и тогда, если на это твое магическое облачко налетишь, оно… Опять же, против своих сработает. Кстати, оно надолго остается?
– Я же говорю, это не химическая штука, – по-прежнему нервно, но уже и раздраженно отозвался Густибус, – а магическая, вернее, полумагическая… Действует только на того, кто оказался над разбитой колбой. Он засыпает, падает и лежит… Долго. Я толком не знаю, никогда такими опытами не занимался, но если все получится, будут они, как миленькие, отбывать в прострации часа два, или даже больше. А после и на этом месте можно оказаться и ходить через него, и что угодно над ним совершать, оно будет уже дезактивировано.
– Только через два часа через него ходить можно? – Дерпен почти изумился.
– Да нет же! Ходить можно будет сразу. – Маг еще разок подумал, – ну, почти сразу, как только оно на кого-либо уже подействует. – Он еще разок что-то посчитал, возведя очи горе. – Да, при нынешнем положении созвездий, сразу, едва ли пять-семь счетов пройдет после того, как колба разобьется.
– Так тут и астрология замешана, – негромко проговорил батюшка. – Ох-хо-хонюшки… Не сподручно может выйти, восточник прав.
– Тогда – нормально, – кивнул Дерпен. – Даже, могу так сказать – полезная штука. Например, при операции, если руку или ногу приходится отнять.
– Давайте об этом не будем, хотя бы – пока… – Батюшка поднял голову. – А может, и не будет никакого нападения?
– Может, и не будет, – согласился князь. – Только лучше его все же ждать, – он усмехнулся, и едва заметно передразнил отца Иону, – «пока»…
В дверь библиотеки, где они сидели, просунулся Стырь. Вот он был радостен, как жених перед свадьбой. Перепоясался Диодоровой шашкой, ничего ему при этом не сказав, засунул за отворот камзола два пистолета, натянул на голову казацкую шапку. И еще Стырь все время улыбался, от чего его лицо становилось совсем уж глуповатым.
– Слуг предупредил? – спросил князь. – И еще, Стырь, ты бы мне саблю достал, а то шпага… Она и есть – шпага, даже погнулась заметно.
– Все сделано, – отрапортовал слуга, – наилучшим образом. Сабля тоже тебя ждет, с сухой одеждой, на твоей кровати.
– Тогда садись, пожуй чего-нибудь.
Стырь потер от возбуждения руки, уселся сбоку, на краешке дивана рядом с Дерпеном, и принялся отправлять себе в рот огромные куски ветчины с хлебом, и еще прикусывал лучком. Зеленый лук в начале зимы – это было необычно и казалось несравненно вкуснее всех изысков феризской кухни. Пусть даже лук и был парниковым, то есть, не слишком сочным, не духовитым и не острым.
Атеном покрутил головой, и спросил полупридушенным голосом. Очевидно, он переживал сильнее других, хотя уже почти и не боялся.
– А может, я все же… В посольство отправлюсь? Ведь доложить нужно, и кроме того, можно будет стражников сюда привести, тогда они не сунутся.
– Если все обстоит так, как я полагаю, – отозвался князь, – может, ты за ворота и выйдешь, но до конца улицы уже не дойдешь. Тем более, не доберешься до посольства.
– Думаешь, следят они за нами?
– А как же?.. Непременно следят, – отозвался Стырь с набитым ртом. Но тут же смутился, даже слегка покраснел. Бросил осторожный взгляд на князя, тот специально для него нахмурился. Стырь вскочил. – Ну ладно, спасибо за хлеб-соль, пойду еще разок все проверю.
Посидели, Атеном теперь нервничал, все время даже помимо своей воли оборачивался к окнам, чрезмерно внимательно всматривался в темень за переплетом, потом даже встал и отправился осмотреть двор.
– Можно прикинуть, с какой стороны они, скорее всего, появятся, – предложил Дерпен. Он тоже чувствовал, что это общее молчание – не дело, так и хорошим бойцам случалось разнервничаться.
– Нет, подумаем о другом, – решился князь. И кратенько пересказал свой разговор с королем Фалемотом. Закончил он так: – Я вот что подумал, если кто-то каким-либо образом заставил короля все же сделать эти займы, ну, допустим, получил возможность управлять им, словно бы марионеткой…
– Так ты не веришь все же в оборотня? – спросил мельком батюшка.
– Я стараюсь думать обо всем, – пояснил князь. – Итак, король, в силу тех или иных обстоятельств, возможно, все же займы эти сделал… А я подумал, может, ему создали впечатление того, что этого не было? Что скажешь, Густибус, ты же у нас специалист по таким штукам? Ведь существует, я где-то слышал, «ложная память»?
– Нет, князь. Если тебе нужно мое мнение – это почти невозможно… То есть, да, заставить человека делать что-то без его воли – такое бывало, и в книгах старых весьма много об том написано. Но чтобы при том еще и сознание, и память исключить… Нет, это невозможно, это магия такой меры, такой силы, что… Такого мага любой студент почувствовал бы за сотню миль. Не водится уже таких, – он чуть сбился, – по-крайности, в нашей части света.
Молчание, нездоровое и нежеланное, снова могло возникнуть. Да и Густибус разговорился, князь не мог не воспользоваться моментом. Он спросил:
– А что ты выяснил по моему поручению?
И тут выяснилось, что Диодор просил мага в эти дни выяснить, что известно про человечьего оборотня по старым местным легендам. И что написали об этом и магики прошлых лет, и отцы церкви, которые не могли, конечно, не трактовать этот феномен со своей стороны. Густибус приосанился даже, хотя и неуверенность в нем стала заметней. Такой вот был он человек, что обе крайности возникали в нем одномоментно.
– Я проштудировал по твоей просьбе, князь, только два кодекса… Беды Справедливого, который много занимался природой человека как таковой, и Лусианты Святой, это, так сказать, взгляд обывательской церкви… Не Высокой Церкви, не высших ее иерархов и мыслителей, а упрощенное представление, склонное к легендам и сказкам, профанное мнение, если угодно. И вот что оказалось, человеческое оборотничество когда-то существовало, но потом исчезло. Совсем исчезло. Разумеется, тут многое зависит от крови, от родства, как Беда предупреждает, нужно кровно принадлежать к семье, где это было замечено, чтобы опасаться того же в детях… – Густибус чуть отвлекся, глаза у него слегка затуманились. – Тогда, во времена Беды, шла подлинная война с волшебством и волхованиями, и его утверждение, вероятно, многих спасло от костра или виселицы, потому что желание нечистых на руку губителей переложить собственные какие-нибудь преступления на других, обвинив их в колдовстве и таком-то оборотничестве, было распространенным…
– Ты ближе к нашему делу держись, – предложил Дерпен.
– А вот Лусианта… Очень разумная монахиня, и чрезвычайно грамотная для той поры, даже скрипторием одного из монастырей заведовала, и сама немало писала… А вы знаете, как трудно было женщине подняться до таких постов в стародавних орденах?.. – На этот раз он сам сумел себя обуздать. – Я вот что думаю, она правильно и точно заметила – человечье оборотничество очень сложно, может, это самое сложное, что только бывает в человеке.
– Почему же? – удивился Дерпен. – Я немало таких баек знаю…
– Вервульфов ловили, и даже изучали, – подал свой голос и Атеном, а о нем все почти забыли. – Их сущность известна… На востоке немало рассказывают и о тигриных либо лисьих оборотнях… Есть даже непроверенный слух о драконьем оборотне, хотя драконы уже давно в нашем мире не живут. А есть еще кто-то, кто обитает высоко в горах, видом сходен с человеком, только покрыт беловатой шерстью и очень силен…
– Оборотни волчьи, оборотни больших рыб или воздуходышащих водных животных, прочие всякие, – это да, это бывает, – согласился маг. – Тут штука в другом. И поведение вервульфа, и поведение других зверей, воплощенных из человека, может быть обосновано инстинктом, может быть продиктовано привычной бездушной сущностью зверя. А вот воплотиться в другого человека – это чрезвычайно сложно, почти невозможно, потому что человек…
– Суть обладает душой, бессмертной и боговдохновленной, – закончил за него батюшка. Он тоже слушал с удовольствием, желание князя отвлечь всю компанию от пустопорожнего ожидания удачно исполнилось.
– Именно, – кивнул Густибус.
– Куда же душа у них девается? – спросил Дерпен. – Когда они… переходят в животность?
– Есть мнение, что у оборотня души нет, – сказал отец Иона. – Или она препоручена врагу человеческому… – Он покосился на темные, ночные окна.
– Есть и другая догадка, что она у них тоже становится животной, – чуть усмехнулся маг. – Хотя церковь и настаивает на единственности человека как духосодержащей сущности, но магия учитывает и так называемые малые души, которые есть у животных, у рыб и растений. А кое-кто даже полагает, что есть и элементальные души, в старину называемые гениями, у природных образований, у рек, гор или полей… Словом, в местности, на которую мы приходим и где поселяемся.
– Теперь уже я вынужден, маг, при всем уважении к твоим изысканиям, просить тебя не вдаваться в схоластику, а сообщать полезные нам сведенья, – сказал князь. Густибус понятливо кивнул.
– По-настоящему можно воплотиться в человека только в том случае, если знать его с детства, нужны воспоминания о нем, и весьма обширные, едва ли не с детской его поры, а не просто приближенность к копируемому человеку. Без этого, как говорила Лусианта, как раз можно обойтись… И еще, как утверждает молва, тот, кто просидел в образе другого человека значительное время, становится на него похожим, перенимает его приемы и повадки… Тут возникает какая-то сложная связь между самим оборотнем и тем, в кого он переиначился, и люди это хорошо чувствуют. Как и сами оборотни, впрочем… В общем, так – находиться под личиной другого человека долгое время невозможно, чтобы это не стало заметно прежде всего тому, в кого оборотень… перевоплотился. Лусианта даже описывает случай, когда один человек прямо на улице, походя узнал того, кто пытался долгое время под его личность воплощаться.
– В нашем случае это осталось незаметно, – уронил Атеном, который, оказалось, тоже весьма внимательно слушал, – прежде всего, королю Фалемоту.
– Это свидетельствует, что при дворе оборотня нет, – высказался князь. – По-крайней мере, среди подчиненных, служивых людей двора. Значит, мы можем подозревать в оборотничестве, если думать об этой версии, только тех, кто может при дворе вполне свободно… не показываться.
– Что ты имеешь в виду? – спросил Дерпен.
– Мы можем исключить людей, которые не несут при короле служебных обязанностей. Таких как Оприс или Тампа Сасумонский, например… Но это не значит, что они не могли задумать весь заговор, зная о природе этого оборотничества то, что мы только сейчас узнаем.
– А вот заимодавцы наши, верно, уже подпадают под подозрение, – Атеном даже привстал от возбуждения.
– Их тоже нелегко подозревать, – вздохнул князь, – потому что их риск как раз в том и состоял, что король мог в конце концов и отказаться признать эти заемные обещания, тогда бы они потерпели огромные убытки, что для них невозможно… Нет, думаю, они тоже не могут быть заподозрены в этом.
– Но он же признал обязательства!
– Заранее этого вор знать не мог. А стоит ли затевать сложную и многоярусную интригу для того, чтобы… Потерять деньги? – Князь подумал, и добавил: – И это, господа, объясняет еще тот факт, что арматор с юга был убит в конце концов. Вероятно…
– Он узнал этого оборотня, либо узнал, что кто-то под него воплощается, согласно Лусианте, и чтобы дело, в конце концов, выгорело, его пришлось… – договорил за него маг. – Согласен, князь, я об том же подумал, когда прочитал тот текст.
Тогда батюшка, который сидел хмурый и внешне рассеянный, спросил задумчивым голосом:
– А никаких там для человечьего оборотничества, как для вервульфов, например, не требует полных лун, или особенных приливов?
– Насколько я понял древние бестиарии – нет, ничего такого не требуется.
– Жаль. Но все же я думаю, нужно про них знать что-то еще, вот только что?
Князь предложил:
– Теперь давайте пофантазируем – кто же тогда?.. Предлагайте любого, кто приходит на ум. Но слуг мы, по уже названной причине, к злодеям не приписываем.
– Учитель самого нашего короля, – выпалил Атеном. – Он знал его с детской поры, и был близок к нему долгие годы…
– Эту версию мы отработаем, – кивнул князь, – вот только… Что скажешь, Густибус, может учитель наследника престола оказаться скрытым магом?
– К королю любого, сколько-нибудь способного к магии человека не подпустят на пушечный выстрел, – отозвался маг лениво.
– Да и любят они своих воспитанников, как приемных детей, и зла к ним не питают, – добавил батюшка. – Я бы по этой причине и тех, с кем король рос, и кто теперь занимает верхушку местной аристократии, тоже исключил.
– Не обязательно, – отозвался Дерпен. – Если даже кто-либо и вырос вместе с королем… Видишь ли, батюшка, среди власть имущих – вполне случается, что не то что брат против брата идет, но и сын строит козни против отца, чтобы получить престол, или дети убивают кого-то из ближайшей родни, чтобы… получить власть в наследство. К сожалению, это – в природе человека.
– Да, случается, что дети, вырастая, начинают строить козни, – согласился батюшка. Но тут же и добавил. – Но воспитатели, нет, думаю, они этого не способны сделать без очень веских оснований.
– Вообще-то, убедительно, – нехотя признал князь. – Нужно как следует познакомиться с семьей короля, с наследником и его окружением. Если и не он сам принимал решение об этом воровстве, в его окружении вполне может оказаться кто-то, кого сменившаяся в Парсе королевская власть вознесет на самый верх… Да, придется об этом позаботиться.
– Что же получается, – отец Иона был все же недоволен, – что дети опаснее для взрослых и уже состоявшихся людей, чем… враги?
Князь ему не ответил, только посмотрел внимательно и чуть заметно вздохнул.
– Атеном, кто наследует королю Фалемоту Парскому?
– У него двое детей. Сын, принц и наследник трона Бальдур тет Вегетнот ди'Парс, и принцесса Никомея тет Вегетнот. Оба еще очень молоды, Бальдуру, кажется, едва перевалило за семнадцать, принцессе же не исполнилось и пятнадцати годов.
– И у них есть свои учителя, которые… – хотел о чем-то заметить Дерпен, но вопроса его Атеном не дождался, восточник умолк.
– У них те же воспитатели, что и у короля, кажется. Учителя, конечно, другие, но я бы не настаивал на подозрениях в отношении учителей. Они-то, как раз, как заметил князь, люди служивые, приходящие и премного обязанные королевской фамилии. В случае же смены власти, пусть Господь не попустит такого раньше времени, они снова вернутся к состоянию обывательскому и ничем не примечательному.
– Получается, что так, – кивнул князь. – Хотя, я все же думаю, мы проверим тех, кто еще остается при наследниках, но помнит детство нынешнего короля, помнит его принцем.
– А вот это, – сказал батюшка, – по-моему, и есть самое плохое. Потому что теперь ясно, оборотнем может стать каждый. Ведь не обязательно воспитываться или учиться вместе с королем… О том, каков он был, да и каким он стал ныне, можно, помимо прочего, еще и рассказать… – Батюшка грустно-прегрустно улыбнулся. – И даже есть люди, которые этим занимаются весьма умело, например, сказители или биографы разные…
– Нет, – мотнул головой Густибус, – о царствующих лицах не дозволено разглашать… ничего такого.
– У нас есть актеры, – не очень кстати влез в разговор Атеном, – которые под видом представления драм прежних лет очень прозрачно намекают на то, что изображают и властвующих монархов. Это даже модным становится, по крайней мере, многие из знатных особ это приветствуют, и такие актерские труппы пользуются успехом, даже делаются знаменитыми и, следовательно, обогащаются более своих коллег.
– Актеры?.. – переспросил князь Диодор, который хотя и внимательно следил за тем, кто о чем высказывался, на этот раз оказался застигнутым врасплох, по-крайней мере, так остальным показалось. – Актеры… – повторил он, уже думая о чем-то своем.
– Актерство было бы неплохим ремеслом для человечьего оборотня, – усмехнулся Дерпен.
– Так только кажется… У него было бы слишком много зрителей, – почти гневно высказался маг. – А сама эта способность – дар потаенный…
– Или проклятье… потайное, – добавил батюшка. – Не забывайте, за это ведь и на костер можно угодить. – Он чуть набычился при таких-то словах, поблескивая очками. – Во второй Империи вообще полагали, что актеры не имеют души, или предают ее нечистым силам, и потому заставляли на подиуме играть рабов…
– И чуть не каждый второй из императоров в актерских действах участвовал, – добавил Дерпен, усмехаясь, очевидно поддразнивая батюшку. Видимо, он был невысокого мнения и об императорах и о самой той Империи.
– Достоверно известно участие в представлениях только Нуна, которого еще в христианской литературе называли Лицемером. Так вот, этот Нун Лицемер – исключение все же, – сказал маг. – И не только из правила, высказанного батюшкой, но изо всех правил, которые тогда бытовали.
В комнату чуть не сбив дверь с петель влетел Стырь.
– Командир, ворота оказались открыты… Подкупили, кажись, одноногого… Они уже во дворе.
Князь вскочил на ноги, добежал до сабли и своих пистолетов. Дерпен поднимался медленно, но у него в руках оказалось оружие, он уже готовился и к тому, что их могли застать и в библиотеке.
– Много их?..
– Очень много, – прокричал Стырь издалека. Он уже куда-то убежал, дернул так, что князь и не заметил.
Внутренне они готовились к новому бою, что уж говорить, если восточнику пришла такая вот блажь подозревать в этой драке фактор отвлечения, значит, следовало Дерпена послушать. Вернее, согласиться с ним, и ничего более. Поэтому и мысли кое-какие неприятные в голову лезли. Главным было вот что – если это нападение было ложным, отвлекающим, то какой же будет настоящая атака, какими силами? И справятся ли они с ней?
От этого более всего расстроился батюшка, он даже побледнел немного. Но Диодор, присмотревшись к нему, решил, что труса праздновать отец Иона не будет, сделает все, что от него потребуется. Хотя, лучше бы потребовалось немного, а еще вернее, оставался бы он в стороне… Густибус тоже занервничал, но подумав, сообщил, что появилась у него кое-какая идея – имелись у него три колбы из тонкого стекла, жалко их, конечно, но если налить в них какой-то раствор, название которого князь и не пробовал запомнить, а потом, когда придется биться, бросить их под ноги нападающим, тогда образуется некое облачко, от которого многие из них мгновенно уснут, просто завалятся, где стояли и все – делай с ними, что хочешь.
– Ты бы, Густибус, с такими штуками поосторожней обошелся, – уронил Дерпен. – Неровен час, под ноги своим и бросишь, тогда уже не мы, а они с нами сделают, что хотят.
– Это почему же я под своих-то брошу? – немного взъярился маг.
– Почему, почему… От нервов. Боец ты не слишком опытный, с тобой в драке может и не такое произойти.
– Этого не будет, – твердо проговорил Густибус. И повернулся к князю.
– Делай, – согласился князь, – только замечание Дерпена тоже учитывай. Постарайся действовать без нервов, с самым холодным отношением и по весьма точному раздумью. Да, и еще… Лучше где-нибудь с краю двора, а то ведь драка может очень широкой получиться, придется из одного угла в другой перебегать, и тогда, если на это твое магическое облачко налетишь, оно… Опять же, против своих сработает. Кстати, оно надолго остается?
– Я же говорю, это не химическая штука, – по-прежнему нервно, но уже и раздраженно отозвался Густибус, – а магическая, вернее, полумагическая… Действует только на того, кто оказался над разбитой колбой. Он засыпает, падает и лежит… Долго. Я толком не знаю, никогда такими опытами не занимался, но если все получится, будут они, как миленькие, отбывать в прострации часа два, или даже больше. А после и на этом месте можно оказаться и ходить через него, и что угодно над ним совершать, оно будет уже дезактивировано.
– Только через два часа через него ходить можно? – Дерпен почти изумился.
– Да нет же! Ходить можно будет сразу. – Маг еще разок подумал, – ну, почти сразу, как только оно на кого-либо уже подействует. – Он еще разок что-то посчитал, возведя очи горе. – Да, при нынешнем положении созвездий, сразу, едва ли пять-семь счетов пройдет после того, как колба разобьется.
– Так тут и астрология замешана, – негромко проговорил батюшка. – Ох-хо-хонюшки… Не сподручно может выйти, восточник прав.
– Тогда – нормально, – кивнул Дерпен. – Даже, могу так сказать – полезная штука. Например, при операции, если руку или ногу приходится отнять.
– Давайте об этом не будем, хотя бы – пока… – Батюшка поднял голову. – А может, и не будет никакого нападения?
– Может, и не будет, – согласился князь. – Только лучше его все же ждать, – он усмехнулся, и едва заметно передразнил отца Иону, – «пока»…
В дверь библиотеки, где они сидели, просунулся Стырь. Вот он был радостен, как жених перед свадьбой. Перепоясался Диодоровой шашкой, ничего ему при этом не сказав, засунул за отворот камзола два пистолета, натянул на голову казацкую шапку. И еще Стырь все время улыбался, от чего его лицо становилось совсем уж глуповатым.
– Слуг предупредил? – спросил князь. – И еще, Стырь, ты бы мне саблю достал, а то шпага… Она и есть – шпага, даже погнулась заметно.
– Все сделано, – отрапортовал слуга, – наилучшим образом. Сабля тоже тебя ждет, с сухой одеждой, на твоей кровати.
– Тогда садись, пожуй чего-нибудь.
Стырь потер от возбуждения руки, уселся сбоку, на краешке дивана рядом с Дерпеном, и принялся отправлять себе в рот огромные куски ветчины с хлебом, и еще прикусывал лучком. Зеленый лук в начале зимы – это было необычно и казалось несравненно вкуснее всех изысков феризской кухни. Пусть даже лук и был парниковым, то есть, не слишком сочным, не духовитым и не острым.
Атеном покрутил головой, и спросил полупридушенным голосом. Очевидно, он переживал сильнее других, хотя уже почти и не боялся.
– А может, я все же… В посольство отправлюсь? Ведь доложить нужно, и кроме того, можно будет стражников сюда привести, тогда они не сунутся.
– Если все обстоит так, как я полагаю, – отозвался князь, – может, ты за ворота и выйдешь, но до конца улицы уже не дойдешь. Тем более, не доберешься до посольства.
– Думаешь, следят они за нами?
– А как же?.. Непременно следят, – отозвался Стырь с набитым ртом. Но тут же смутился, даже слегка покраснел. Бросил осторожный взгляд на князя, тот специально для него нахмурился. Стырь вскочил. – Ну ладно, спасибо за хлеб-соль, пойду еще разок все проверю.
Посидели, Атеном теперь нервничал, все время даже помимо своей воли оборачивался к окнам, чрезмерно внимательно всматривался в темень за переплетом, потом даже встал и отправился осмотреть двор.
– Можно прикинуть, с какой стороны они, скорее всего, появятся, – предложил Дерпен. Он тоже чувствовал, что это общее молчание – не дело, так и хорошим бойцам случалось разнервничаться.
– Нет, подумаем о другом, – решился князь. И кратенько пересказал свой разговор с королем Фалемотом. Закончил он так: – Я вот что подумал, если кто-то каким-либо образом заставил короля все же сделать эти займы, ну, допустим, получил возможность управлять им, словно бы марионеткой…
– Так ты не веришь все же в оборотня? – спросил мельком батюшка.
– Я стараюсь думать обо всем, – пояснил князь. – Итак, король, в силу тех или иных обстоятельств, возможно, все же займы эти сделал… А я подумал, может, ему создали впечатление того, что этого не было? Что скажешь, Густибус, ты же у нас специалист по таким штукам? Ведь существует, я где-то слышал, «ложная память»?
– Нет, князь. Если тебе нужно мое мнение – это почти невозможно… То есть, да, заставить человека делать что-то без его воли – такое бывало, и в книгах старых весьма много об том написано. Но чтобы при том еще и сознание, и память исключить… Нет, это невозможно, это магия такой меры, такой силы, что… Такого мага любой студент почувствовал бы за сотню миль. Не водится уже таких, – он чуть сбился, – по-крайности, в нашей части света.
Молчание, нездоровое и нежеланное, снова могло возникнуть. Да и Густибус разговорился, князь не мог не воспользоваться моментом. Он спросил:
– А что ты выяснил по моему поручению?
И тут выяснилось, что Диодор просил мага в эти дни выяснить, что известно про человечьего оборотня по старым местным легендам. И что написали об этом и магики прошлых лет, и отцы церкви, которые не могли, конечно, не трактовать этот феномен со своей стороны. Густибус приосанился даже, хотя и неуверенность в нем стала заметней. Такой вот был он человек, что обе крайности возникали в нем одномоментно.
– Я проштудировал по твоей просьбе, князь, только два кодекса… Беды Справедливого, который много занимался природой человека как таковой, и Лусианты Святой, это, так сказать, взгляд обывательской церкви… Не Высокой Церкви, не высших ее иерархов и мыслителей, а упрощенное представление, склонное к легендам и сказкам, профанное мнение, если угодно. И вот что оказалось, человеческое оборотничество когда-то существовало, но потом исчезло. Совсем исчезло. Разумеется, тут многое зависит от крови, от родства, как Беда предупреждает, нужно кровно принадлежать к семье, где это было замечено, чтобы опасаться того же в детях… – Густибус чуть отвлекся, глаза у него слегка затуманились. – Тогда, во времена Беды, шла подлинная война с волшебством и волхованиями, и его утверждение, вероятно, многих спасло от костра или виселицы, потому что желание нечистых на руку губителей переложить собственные какие-нибудь преступления на других, обвинив их в колдовстве и таком-то оборотничестве, было распространенным…
– Ты ближе к нашему делу держись, – предложил Дерпен.
– А вот Лусианта… Очень разумная монахиня, и чрезвычайно грамотная для той поры, даже скрипторием одного из монастырей заведовала, и сама немало писала… А вы знаете, как трудно было женщине подняться до таких постов в стародавних орденах?.. – На этот раз он сам сумел себя обуздать. – Я вот что думаю, она правильно и точно заметила – человечье оборотничество очень сложно, может, это самое сложное, что только бывает в человеке.
– Почему же? – удивился Дерпен. – Я немало таких баек знаю…
– Вервульфов ловили, и даже изучали, – подал свой голос и Атеном, а о нем все почти забыли. – Их сущность известна… На востоке немало рассказывают и о тигриных либо лисьих оборотнях… Есть даже непроверенный слух о драконьем оборотне, хотя драконы уже давно в нашем мире не живут. А есть еще кто-то, кто обитает высоко в горах, видом сходен с человеком, только покрыт беловатой шерстью и очень силен…
– Оборотни волчьи, оборотни больших рыб или воздуходышащих водных животных, прочие всякие, – это да, это бывает, – согласился маг. – Тут штука в другом. И поведение вервульфа, и поведение других зверей, воплощенных из человека, может быть обосновано инстинктом, может быть продиктовано привычной бездушной сущностью зверя. А вот воплотиться в другого человека – это чрезвычайно сложно, почти невозможно, потому что человек…
– Суть обладает душой, бессмертной и боговдохновленной, – закончил за него батюшка. Он тоже слушал с удовольствием, желание князя отвлечь всю компанию от пустопорожнего ожидания удачно исполнилось.
– Именно, – кивнул Густибус.
– Куда же душа у них девается? – спросил Дерпен. – Когда они… переходят в животность?
– Есть мнение, что у оборотня души нет, – сказал отец Иона. – Или она препоручена врагу человеческому… – Он покосился на темные, ночные окна.
– Есть и другая догадка, что она у них тоже становится животной, – чуть усмехнулся маг. – Хотя церковь и настаивает на единственности человека как духосодержащей сущности, но магия учитывает и так называемые малые души, которые есть у животных, у рыб и растений. А кое-кто даже полагает, что есть и элементальные души, в старину называемые гениями, у природных образований, у рек, гор или полей… Словом, в местности, на которую мы приходим и где поселяемся.
– Теперь уже я вынужден, маг, при всем уважении к твоим изысканиям, просить тебя не вдаваться в схоластику, а сообщать полезные нам сведенья, – сказал князь. Густибус понятливо кивнул.
– По-настоящему можно воплотиться в человека только в том случае, если знать его с детства, нужны воспоминания о нем, и весьма обширные, едва ли не с детской его поры, а не просто приближенность к копируемому человеку. Без этого, как говорила Лусианта, как раз можно обойтись… И еще, как утверждает молва, тот, кто просидел в образе другого человека значительное время, становится на него похожим, перенимает его приемы и повадки… Тут возникает какая-то сложная связь между самим оборотнем и тем, в кого он переиначился, и люди это хорошо чувствуют. Как и сами оборотни, впрочем… В общем, так – находиться под личиной другого человека долгое время невозможно, чтобы это не стало заметно прежде всего тому, в кого оборотень… перевоплотился. Лусианта даже описывает случай, когда один человек прямо на улице, походя узнал того, кто пытался долгое время под его личность воплощаться.
– В нашем случае это осталось незаметно, – уронил Атеном, который, оказалось, тоже весьма внимательно слушал, – прежде всего, королю Фалемоту.
– Это свидетельствует, что при дворе оборотня нет, – высказался князь. – По-крайней мере, среди подчиненных, служивых людей двора. Значит, мы можем подозревать в оборотничестве, если думать об этой версии, только тех, кто может при дворе вполне свободно… не показываться.
– Что ты имеешь в виду? – спросил Дерпен.
– Мы можем исключить людей, которые не несут при короле служебных обязанностей. Таких как Оприс или Тампа Сасумонский, например… Но это не значит, что они не могли задумать весь заговор, зная о природе этого оборотничества то, что мы только сейчас узнаем.
– А вот заимодавцы наши, верно, уже подпадают под подозрение, – Атеном даже привстал от возбуждения.
– Их тоже нелегко подозревать, – вздохнул князь, – потому что их риск как раз в том и состоял, что король мог в конце концов и отказаться признать эти заемные обещания, тогда бы они потерпели огромные убытки, что для них невозможно… Нет, думаю, они тоже не могут быть заподозрены в этом.
– Но он же признал обязательства!
– Заранее этого вор знать не мог. А стоит ли затевать сложную и многоярусную интригу для того, чтобы… Потерять деньги? – Князь подумал, и добавил: – И это, господа, объясняет еще тот факт, что арматор с юга был убит в конце концов. Вероятно…
– Он узнал этого оборотня, либо узнал, что кто-то под него воплощается, согласно Лусианте, и чтобы дело, в конце концов, выгорело, его пришлось… – договорил за него маг. – Согласен, князь, я об том же подумал, когда прочитал тот текст.
Тогда батюшка, который сидел хмурый и внешне рассеянный, спросил задумчивым голосом:
– А никаких там для человечьего оборотничества, как для вервульфов, например, не требует полных лун, или особенных приливов?
– Насколько я понял древние бестиарии – нет, ничего такого не требуется.
– Жаль. Но все же я думаю, нужно про них знать что-то еще, вот только что?
Князь предложил:
– Теперь давайте пофантазируем – кто же тогда?.. Предлагайте любого, кто приходит на ум. Но слуг мы, по уже названной причине, к злодеям не приписываем.
– Учитель самого нашего короля, – выпалил Атеном. – Он знал его с детской поры, и был близок к нему долгие годы…
– Эту версию мы отработаем, – кивнул князь, – вот только… Что скажешь, Густибус, может учитель наследника престола оказаться скрытым магом?
– К королю любого, сколько-нибудь способного к магии человека не подпустят на пушечный выстрел, – отозвался маг лениво.
– Да и любят они своих воспитанников, как приемных детей, и зла к ним не питают, – добавил батюшка. – Я бы по этой причине и тех, с кем король рос, и кто теперь занимает верхушку местной аристократии, тоже исключил.
– Не обязательно, – отозвался Дерпен. – Если даже кто-либо и вырос вместе с королем… Видишь ли, батюшка, среди власть имущих – вполне случается, что не то что брат против брата идет, но и сын строит козни против отца, чтобы получить престол, или дети убивают кого-то из ближайшей родни, чтобы… получить власть в наследство. К сожалению, это – в природе человека.
– Да, случается, что дети, вырастая, начинают строить козни, – согласился батюшка. Но тут же и добавил. – Но воспитатели, нет, думаю, они этого не способны сделать без очень веских оснований.
– Вообще-то, убедительно, – нехотя признал князь. – Нужно как следует познакомиться с семьей короля, с наследником и его окружением. Если и не он сам принимал решение об этом воровстве, в его окружении вполне может оказаться кто-то, кого сменившаяся в Парсе королевская власть вознесет на самый верх… Да, придется об этом позаботиться.
– Что же получается, – отец Иона был все же недоволен, – что дети опаснее для взрослых и уже состоявшихся людей, чем… враги?
Князь ему не ответил, только посмотрел внимательно и чуть заметно вздохнул.
– Атеном, кто наследует королю Фалемоту Парскому?
– У него двое детей. Сын, принц и наследник трона Бальдур тет Вегетнот ди'Парс, и принцесса Никомея тет Вегетнот. Оба еще очень молоды, Бальдуру, кажется, едва перевалило за семнадцать, принцессе же не исполнилось и пятнадцати годов.
– И у них есть свои учителя, которые… – хотел о чем-то заметить Дерпен, но вопроса его Атеном не дождался, восточник умолк.
– У них те же воспитатели, что и у короля, кажется. Учителя, конечно, другие, но я бы не настаивал на подозрениях в отношении учителей. Они-то, как раз, как заметил князь, люди служивые, приходящие и премного обязанные королевской фамилии. В случае же смены власти, пусть Господь не попустит такого раньше времени, они снова вернутся к состоянию обывательскому и ничем не примечательному.
– Получается, что так, – кивнул князь. – Хотя, я все же думаю, мы проверим тех, кто еще остается при наследниках, но помнит детство нынешнего короля, помнит его принцем.
– А вот это, – сказал батюшка, – по-моему, и есть самое плохое. Потому что теперь ясно, оборотнем может стать каждый. Ведь не обязательно воспитываться или учиться вместе с королем… О том, каков он был, да и каким он стал ныне, можно, помимо прочего, еще и рассказать… – Батюшка грустно-прегрустно улыбнулся. – И даже есть люди, которые этим занимаются весьма умело, например, сказители или биографы разные…
– Нет, – мотнул головой Густибус, – о царствующих лицах не дозволено разглашать… ничего такого.
– У нас есть актеры, – не очень кстати влез в разговор Атеном, – которые под видом представления драм прежних лет очень прозрачно намекают на то, что изображают и властвующих монархов. Это даже модным становится, по крайней мере, многие из знатных особ это приветствуют, и такие актерские труппы пользуются успехом, даже делаются знаменитыми и, следовательно, обогащаются более своих коллег.
– Актеры?.. – переспросил князь Диодор, который хотя и внимательно следил за тем, кто о чем высказывался, на этот раз оказался застигнутым врасплох, по-крайней мере, так остальным показалось. – Актеры… – повторил он, уже думая о чем-то своем.
– Актерство было бы неплохим ремеслом для человечьего оборотня, – усмехнулся Дерпен.
– Так только кажется… У него было бы слишком много зрителей, – почти гневно высказался маг. – А сама эта способность – дар потаенный…
– Или проклятье… потайное, – добавил батюшка. – Не забывайте, за это ведь и на костер можно угодить. – Он чуть набычился при таких-то словах, поблескивая очками. – Во второй Империи вообще полагали, что актеры не имеют души, или предают ее нечистым силам, и потому заставляли на подиуме играть рабов…
– И чуть не каждый второй из императоров в актерских действах участвовал, – добавил Дерпен, усмехаясь, очевидно поддразнивая батюшку. Видимо, он был невысокого мнения и об императорах и о самой той Империи.
– Достоверно известно участие в представлениях только Нуна, которого еще в христианской литературе называли Лицемером. Так вот, этот Нун Лицемер – исключение все же, – сказал маг. – И не только из правила, высказанного батюшкой, но изо всех правил, которые тогда бытовали.
В комнату чуть не сбив дверь с петель влетел Стырь.
– Командир, ворота оказались открыты… Подкупили, кажись, одноногого… Они уже во дворе.
Князь вскочил на ноги, добежал до сабли и своих пистолетов. Дерпен поднимался медленно, но у него в руках оказалось оружие, он уже готовился и к тому, что их могли застать и в библиотеке.
– Много их?..
– Очень много, – прокричал Стырь издалека. Он уже куда-то убежал, дернул так, что князь и не заметил.
18
Дерпен оказался все же впереди князя. И шагал он вроде бы неторопливо, а Диодор за ним едва успевал угнаться. Вылетели они во двор почти вовремя, темные, незнакомые тени только входили в него, а вернее, вливались едва ли не потоком, и было их… Да, Стырь, против своего обыкновения не преувеличил, их было много, примерно, под два десятка.
Князь хладнокровно присел на одно колено, чтобы прочнее была опора, и расчетливо ударил из своих седельных пистолетов, и сейчас же в ответ зазвучали выстрелы противника, он тоже кое-чему научился после драки на улице. Дерпен как-то мягко, удивительно даже для князя, который следил за ним краем глаза, чтобы понять, как будет действовать восточник, переместился в самый темный участок стены, размазался и едва ли не исчез.
Князь выстрелил еще раз, и только тогда понял, что никакой особой тактики в бою не будет, а он-то внутренне отдал это на усмотрение Дерпена, решив оставаться чуть позади и сбоку, чтобы противники не обошли его хотя бы с одного фланга. С другого, как он предполагал, будет Стырь, но того не было видно, как и Густибуса. Зато вполне воинственно из-за больших дверей показался батюшка, даже в этом слабом свете блестя очками. Или у князя и ночное зрение обострилось в виду обстоятельств?..
В дверь тут же ударили пули с противным визгом. Батюшка не стрелял, Диодор хотел было понять, что с ним, но пришлось стрелять из третьего пистолета в здоровенного детину в широко развевающемся плаще. Князь подумал, что не стоило заряжать пистолеты пулями, тут бы подошла картечь, какой в горах валят злобных тамошних кабанов, но и плащ громиле не помог, он упал головой вперед, в мелкие дворовые лужи, которых из-за дождя оказалось немало.
Тогда-то князь поднял свою четырехстволку, кто-то сзади нападающих еще пробовал перезарядить мушкеты, их-то князь и выцелил, ударил из всех четырех стволов по порядку. Два раза попал точно, третий из мушкетников закачался, и что-то закричал, но оружия не выпустил, четвертый раз все же промахнулся. Дождь заливал глаза, и хотя князь его не чувствовал, что-то эта вода делала со зрением… А перед ним уже было трое со шпагами, и хотя они чуть притормозили, этого времени хватило только на то, чтобы князь крикнул батюшке:
– Отец Иона, перезаряди, будь добр…
Удачно крикнул, батюшка выстрелил, неумело вытянув руку подальше вперед, и странно полусогнувшись из освещенного подъезда, но все же понял, подскочил, вырвал пистолет из рук Диодора, и тут же нырнул опять к небольшому облачку света из дверей… Кстати, там же и дождя не было, у батюшки все могло получиться, князь вечером мельком видел, как сначала Дерпен, а потом и Стырь учили его заряжать оружие.
Клинки столкнулись в воздухе с таким… мокрым лязгом, что князь удивился. Но потом понял, так шпаги звучат, когда натыкаются на саблю, а не на другую шпагу. Он обманул довольно лихим вывертом шпагу противника, и вырвал ее из руки невысокого, с люто горящими глазами парня. Ударить, впрочем, не успел, тот побежал за своим клинком в бок, куда шпага улетела, а на князя уже насело два его приятели. Князю удалось сильнейшим ударом так согнуть шпагу первого, как он и сам не ожидал, видно, сталь у этого клинка была дешевой, грубой и ломкой… А вот второй оказался врагом посильнее.
Князь хладнокровно присел на одно колено, чтобы прочнее была опора, и расчетливо ударил из своих седельных пистолетов, и сейчас же в ответ зазвучали выстрелы противника, он тоже кое-чему научился после драки на улице. Дерпен как-то мягко, удивительно даже для князя, который следил за ним краем глаза, чтобы понять, как будет действовать восточник, переместился в самый темный участок стены, размазался и едва ли не исчез.
Князь выстрелил еще раз, и только тогда понял, что никакой особой тактики в бою не будет, а он-то внутренне отдал это на усмотрение Дерпена, решив оставаться чуть позади и сбоку, чтобы противники не обошли его хотя бы с одного фланга. С другого, как он предполагал, будет Стырь, но того не было видно, как и Густибуса. Зато вполне воинственно из-за больших дверей показался батюшка, даже в этом слабом свете блестя очками. Или у князя и ночное зрение обострилось в виду обстоятельств?..
В дверь тут же ударили пули с противным визгом. Батюшка не стрелял, Диодор хотел было понять, что с ним, но пришлось стрелять из третьего пистолета в здоровенного детину в широко развевающемся плаще. Князь подумал, что не стоило заряжать пистолеты пулями, тут бы подошла картечь, какой в горах валят злобных тамошних кабанов, но и плащ громиле не помог, он упал головой вперед, в мелкие дворовые лужи, которых из-за дождя оказалось немало.
Тогда-то князь поднял свою четырехстволку, кто-то сзади нападающих еще пробовал перезарядить мушкеты, их-то князь и выцелил, ударил из всех четырех стволов по порядку. Два раза попал точно, третий из мушкетников закачался, и что-то закричал, но оружия не выпустил, четвертый раз все же промахнулся. Дождь заливал глаза, и хотя князь его не чувствовал, что-то эта вода делала со зрением… А перед ним уже было трое со шпагами, и хотя они чуть притормозили, этого времени хватило только на то, чтобы князь крикнул батюшке:
– Отец Иона, перезаряди, будь добр…
Удачно крикнул, батюшка выстрелил, неумело вытянув руку подальше вперед, и странно полусогнувшись из освещенного подъезда, но все же понял, подскочил, вырвал пистолет из рук Диодора, и тут же нырнул опять к небольшому облачку света из дверей… Кстати, там же и дождя не было, у батюшки все могло получиться, князь вечером мельком видел, как сначала Дерпен, а потом и Стырь учили его заряжать оружие.
Клинки столкнулись в воздухе с таким… мокрым лязгом, что князь удивился. Но потом понял, так шпаги звучат, когда натыкаются на саблю, а не на другую шпагу. Он обманул довольно лихим вывертом шпагу противника, и вырвал ее из руки невысокого, с люто горящими глазами парня. Ударить, впрочем, не успел, тот побежал за своим клинком в бок, куда шпага улетела, а на князя уже насело два его приятели. Князю удалось сильнейшим ударом так согнуть шпагу первого, как он и сам не ожидал, видно, сталь у этого клинка была дешевой, грубой и ломкой… А вот второй оказался врагом посильнее.