Басов Николай Владленович. Князь Диодор

   – Значит, это возможно? – все же спросил его Дерпен.
   – Если герцог продвинулся в своих магических разработках достаточно далеко, и денег на этот заговор истратил немало, тогда…
   А князь сидел и тоже думал, как бы ни болела у него голова. И чувствовал при этом – что-то тут не так, как предполагал Густибус. Все было иначе. Вот только он не мог бы внятно объяснить даже самому себе, что ему в этом предположении не нравится. Но что-то ему не нравилось, это точно.
   – Значит, никакого оборотня не было, – сделал свой вывод Дерпен.
   Внизу раздался такой шум, что Стырь подскочил, словно сидел на углях, выбежал и вернулся скоро уже слегка растрепанным.
   – Князюшка мой, там опять эти… В Лур требуют тебя всенепременно, – он выговорил это слово с заметной гордостью. Видно, жизнь в Парсе и его заставила следить за новыми словами и оборотами речи.
   Князь поднялся, ни Густибус, ни даже батюшка не посмели ему перечить, что-то было в его взгляде, заставившее их промолчать. Он одевался хоть и медленно, но старательно. Потом оказалось, что носилки, которые за ним прислали, сырые настолько, что Стырь, который обещал на всякий случай везде быть подле князя, сбегал в дом и выволок настоящую руквацкую шубу. С тем и тронулись по этому вызову, хотя никому из имперцев и не хотелось принимать его всерьез, может, кроме самого князя.
   Стырь и впрямь, все же прихватив что-то из оружия, побежал рядом с носилками, пробуя оставаться все время рядышком с кожаной занавеской портшеза, но из-за толчеи на улицах все ж немного отставал. А князь следил рассеянно, как его ординарец пробивается через многих людей на этих улицах, и о чем-то своем думал. Впрочем, думать очень уж долго не пришлось, местные носильщики свое дело знали хорошо, двигались чуть не бегом.
   Ему даже не дали толком раздеться, какой-то из камердинеров, который говорил на ужасной рукве, может, из посольства, просто сорвал с его плеч верхний кафтан, и едва не в спину стал подталкивать, потому что князю еще трудновато было идти быстро по все этим лестницам, коридорам, проходам и анфиладам. Наконец, он оказался в большой приемной, он никогда прежде здесь не был, а тут было на что посмотреть, особенно этим вечером, потому что оказался он среди весьма знатной публики. Но и осмотреться ему не дали, к нему подошел князь Притун, за которым следовал неприметный Атеном, они раскланялись быстро, по-руквацки, лишь куртье стал размахивать руками и качаться вперед.
   – Да хватит тебе уже, – буркнул на него князь-посол. И обратился к князю Диодору. – Да, брат, заварил ты кашу, мне тут теперь вовек до конца не расхлебать.
   – Чем же так все плохо? – спросил Диодор.
   – Да получилось-то, что весь заговор раскрыл маршал Рен. – Князь Притун даже лоб наморщил, пробуя быстренько высчитать, какой ущерб такой оборот дела доставит Империи. – Пожалуй, он теперь и должность главнокомандующего получит, а каков он на войне, ты и сам видел, там, перед дворцом д'Окра… Впрочем, я не о том, ты – вот что… Тебя сейчас вызовут на Совет пэров, это серьезно, весьма серьезно, князь, так ты попробуй все же объявить им, что маршал воспользовался тем, что ты расследовал, и никак по-другому… Лады, князь?
   – Я-то попробую, но что из этого получится, за то уже не поручусь, князь Притун, – и князь Диодор вполне по-местному пожал плечами. У феризов этот жест получался красноречивым и многозначным, у него – не очень.
   К ним подошел кто-то из ливрейных, тронул князя за руку, и увел его в дверь, которая привлекала множество взглядов у всех собравшихся. Двери эти показались князю чрезмерно тяжелыми, они могли бы сдержать атаку какого-нибудь противника.
   Его ввели в небольшую по местным, лурским меркам комнату. За длинным столом сидели люди с тяжелыми, грозными лицами, были даже две женщины, большинство из собравшихся князь не знал, и растерянно подумал при этом, что он мало еще знает Парское королевство и его высшее дворянство.
   – Мессиры, – сказал король Фалемот, который сидел во главе стола, – прошу обратить ваше внимание на князя Диодора Ружеского. Именно его усилиями мы вызнали о замысле герцога д'Окра.
   – Но дело-то решил маршал Рен, – буркнул кто-то весьма отчетливо.
   – Нужно все же выяснить, в чем этот замысел заключался, – добавила изукрашенная немыслимым количеством бриллиантов почтенная дама, которая не стесняясь мяла в руках немалых размеров батистовый платок. – Может, он и не был настолько-то преступным, как тут говорилось.
   – Мадам, – с укором обратился к ней король, дама умолкла, но на Диодора не посмотрела, должно быть, негодовала, что при ней герцога д'Окра называли изменником.
   Король осмотрел еще раз лица всех собравшихся, чуть усмехнулся и продолжил:
   – Мне не меньше вашего жаль, что бедняга д'Окр погиб. Но вы же знаете простонародную поговорку, кто худое задумал, тот и сам в яму упадет.
   – Там как-то иначе, государь, – сказал шевалье Оприс, который тоже тут оказался, только Диодор его сразу не заметил.
   – Да какая разница, государь, что он задумывал, если у нас в королевстве творились такие дела, – зычно, как он умел, загрохотал и маршал Рен. То ли он тоже был пэр королевства по рождению, то ли его специально пригласили на это заседание, как победителя и главного свидетеля успеха. Логики в его фразе было не много, но этого никто, кажется, не заметил. – Теперь можно считать заговор раскрытым и подавленным, мы можем считать все, что творилось прежде, оконченным.
   Князь еще раз, уже не думая ни об этикете, ни о приличиях, осмотрел всех собравшихся. И прочитал на их лицах то, что и опасался увидеть – торжество и даже ликование, может быть, отчасти смешанное с гневом, потому что многие тут, без сомнения, герцогу сочувствовали, потому что были из одного политического лагеря с ним, но… Без сомнения, все полагали, что дело по поводу всего того, что в королевстве происходило, завершено, окончено, как сказал маршал Рен.
   Недоумение князя заметил король, и кивнул ему, разрешая говорить. Но говорить князю следовало очень осторожно и точно, иначе он только ухудшил бы и без того весьма сложную ситуацию.
   – Государь, я не думаю, что дело окончено.
   – Вот как? – спросила дама в бриллиантах. – Отчего же так?
   – Я не нашел деньги, мадам, – ответил князь. – А это было одним из условий…
   – Чепуха, мой милый принц, – буркнула старуха. – Мы тут посидели, подумали, очень даже подумали, – она метнула на кого-то из сидящих подалее от короля гневный взгляд, видимо думанье в Палате пэров на этот раз происходило не без горячих споров, – и решили, что герцог, да простит Господь его прегрешения, потратился на магов и создание этой самой ужасной машины, которая… – она примолкла, но лишь на мгновение, – с таким грохотом взорвалась сегодня, – закончила она свой вердикт, победно посмотрев на Диодора.
   – Любезный князь, – мягко обратился к нему и король, – во владения герцога на юге, где находятся его главные замки, конечно же, послана рота гвардейцев, с моим предписанием обыскать все, что только подпадает под малейшие подозрения. Надеюсь, все же, что он не вполне истратил украденное, и часть средств, необходимых государству и короне можно будет там сыскать.
   – Государь, – упрямо, и понимая, что именно этим упрямством он может все испортить, сказал князь Диодор, – я все же полагаю, что дело не окончено. У меня есть сомнения, что герцог был единственным замешанным в этом заговоре лицом. И тому есть подтверждения…
   Завершить свой монолог он не успел, потому что маршал Рен, надутый как индюк, еще более громогласно, чем прежде, прервал его.
   – Разумеется, принц, мы попробуем выявить всех остальных заговорщиков, до последнего из них, но теперь… Твое следствие можно считать завершенным. – Он посмотрел на короля, улыбаясь сквозь усы и бородку. – Можно полагать, что воровства более не будет.
   Они пришли к тем же выводам, что и мы там, у себя, в отеле, подумал князь. И как ему было объяснить, что он-то эти выводы считал неверными, что он по-прежнему, а сейчас еще более отчетливо понимал – что-то тут не так, как казалось и этим людям, и похоже, всем остальным в его команде. Но эти люди, в отличие от его имперцев, располагали властью, и могли, если пожелают, остановить его, приказать не предпринимать действий, которые могли бы разрушить это сложившееся уже решение.
   И тогда Диодор догадался, что если бы даже все обернулось по-другому, если бы герцог д'Окр не погиб, его бы как-то отругали, даже выслали бы в его дворец на пару-тройку лет, пока все это не забылось бы, а потом… Он снова появился бы тут, в Парсе, и может статься, даже еще более влиятельным и могущественным.
   Ведь он был одним из них, из пэров Парса по праву рождения и наследования, другом короля с детства, родственником очень многих, если не всех, сидящих тут, герцогом самого большого из владений, входящих в королевство составной частью, едва ли не ровня самому королю по древности власти и влияния на этих землях… Хотя, все же, не ровня.
   Нужно будет поговорить с королем еще раз, решил князь, склонив голову. Здесь, в присутствии всех этих людей его слабые возражения не будут приняты всерьез, их попросту не заметят. А в разговоре с королем можно будет выдвинуть свои соображения, и что более важно, не исключено, что король их поймет. Вот только бы удачно сформулировать их, хотя бы для себя самого привести в порядок, самому осознать – что же ему в таком окончании этого дела не нравится.
   И тогда он вдруг понял, что все смотрят на него, ждут чего-то, чего он не понимал. Хотя, с другой стороны, чего же тут не понимать – ждут покорности, изъявлений согласия, ждут признания окончания дела, в том виде, в каком они и сами полагали его законченным… Собственно, его согласие было бы не так уж и важно, но… За ним стояла Империя, он получил свое задание от Тайного Приказа. И поэтому от него также ждали согласия прекратить расследование.
   Ах как жалко, что он не успел познакомиться и поговорить с герцогом, многое стало бы яснее, и как выявилось теперь, дало бы ему дополнительные возможности отстаивать свою правоту, требовать продолжения следствия.
   Король понял, что князь Диодор не согласен с ними, и мягко, настолько мягко, как только умел, вдруг сказал, обращаясь к пэрам королевства:
   – Мессиры, полагаю, что наш гость и князь Диодор заслуживает нашей общей признательности за проделанную здесь работу и за службу нам, нашему королевству. – Он снова усмехнулся, увидев на лицах собравшихся тут людей самые разные эмоции, от негодования и едва подавленного неудовольствия до откровенного облегчения и неприкрытой радости. – Думаю, что отличным способом выразить признательность будет приглашение его сотоварищи на Рождественнский бал, который будет дан от имени короля здесь, в Луре через… – Он чуть повернулся к сидящему справа от него человеку.
   Наверное, это Мер тет Никомед, подумал князь, секретарь Палаты пэров. Но ответил королю на безмолвный вопрос не он, а Тампа Самумонский, который сидел чуть не на самом дальнем от короля конце стола, и оставался незаметным, как-то размазывался среди всей этой родовитой знати, словно бы мелкий мотылек, залетевший в гущу больших и ярких бабочек.
   – Всего-то через шесть дней уже, государь, – сказал сьер Тампа. Король поблагодарил его кивком, и снова посмотрел на князя.
   Теперь в его глазах читалась и усталость, и покорность, едва ли не та же самая, которую пэры ждали от князя Диодора.
   – И разумеется, я благодарю тебя, князь, – сказал король.
   Князю оставалось только откланяться, но и это он сделал не вполне правильно, не по-местному, а по-руквацки или слишком уж по-военному. Он еще не успел выйти, как бриллиантовая старуха тут же стала твердить, что их феризы гораздо лучше воспитаны, чем имперцы, которые варвары варварами, и таковыми-то остаются даже перед милостью короля, и другого от них ждать нечего…
   – Он же даже не поблагодарил короля, – чуть визгливым голосом заметила она прежде, чем за князем закрылась наконец-то тяжелая дверь, и он мог ее еще слышать. – Все же я настаиваю, чтобы независимо от того, будут ли деньги найдены, дети д'Окра не были лишены наследства…
   – Госпожа графиня, – обратился к ней шевалье Оприс, – майорат, коим является герцогство несчатного погибшего герцога, отчуждению не подлежит даже в пользу короны, и даже за то преступление…
   – Не так уж он и виноват. К тому же дети, государь… У него остались дети, это тебе не Кебер, у которого наследников быть не может.
   Она уже забыла о князе и о том, что он им говорил. И что он был в этой комнате, и его им всем представлял король. Она, как и все другие пэры королевства, полагала себя всегда и во всем правой, и уж тем более в этом деле, пусть даже деньги и не нашлись, не обнаружились в итоге проведнного князем расследования.
   Князь вышел, дольше медлить было бы неучтиво, дверь за ним один из слуг закрыл с звуком, который словно бы подтвердил, что дело, по которому он оказался в Парсе действительно закончено. Закрыто, как и эта тяжелая дверь.

28

   Назад в отель, где жили имперцы, князя, конечно, в портшезе не понесли. Пришлось ему идти самому, опираясь на Стыря, да еще с той дурацкой шубой, наброшенной на плечи, которую ему подкладывали для сухости. И путь этот показался князю долгим, может, и впрямь ему следовало бы не послушаться приказа из Лура и отлеживаться? Стырь старался, но что он мог, по большому счету, сделать?
   В отеле царила легкая суматоха, вызванная тем, что Густибус хотел отправиться на расследования остатков машины герцога, и к нему порывался присоединиться Дерпен, который самоуверенно утверждал, что ему так будет лучше, и может, вяло подумал князь Диодор, он не так уж оказался бы неправ. Он и раньше замечал, что у хороших бойцов было такое вот свойство – если они разнеживались и слишком долго пребывали без дела, они выздоравливали хуже и даже со всякими осложнениями, а если все же принимались за дело, несмотря на боль и общую слабость, ранения затягивались быстрее и о себе не напоминали.
   Но все же батюшка на своем настоял, Дерпена не пустил, и восточнику пришлось остаться на ужин, который пришелся как нельзя кстати решила подавать мейстерина. Она тоже включилась в жизнь этого дома, в дела своих беспокойных постояльцев, и хотя ворчала по привычке, дело свое понимала уже куда лучше, чем прежде. Даже Стыря по его же признанию перестала шпынять, оценив в нем и верность князю и стремление быть полезным.
   Князь за этим ужином как-то выпал из действительности, он вдруг понял, что не думает ни о деле, ему порученном, ни о том, как его повелительно отставили от расследования в Палате пэров, ни о словах, которые он там услышал, ни о бале, куда они все вчетвером были приглашены, ни о возвращении в Миркву, ни о том даже, будут ли его работой в Парсе довольны в Тайном Приказе… Вообще ни о чем не думал.
   Он что-то сжевал за столом, под неумолчные препирательства Дерпена с отцом Ионой, который все еще дулся, и таким образом давал выход своему недовольству, затем отправился спать. Он и спал непробудным, каменным сном до следующего утра. А утром, которое он рассматривал в окно очень долго и безо всякого удовольствия, кивнув Густибусу, сообщившему за завтраком, что снова отправится в лабораторию Оприса, чтобы хоть что-то уразуметь в обломках машины, которые тщательно собрали и отнесли туда, и тыкая вилкой в разваренную рыбу, которую им приготовили совсем не по-руквацким, и даже не по местным рецептам, а так, что ее и есть-то не хотелось, спросил:
   – Охрану-то, как мне показалось, сняли перед нашим отелем?
   – Еще вчера, – отозвался Дерпен. Этим утром он был бледен, видно его вчерашний порыв компаньонствовать магу, действительно оказался преждевременным. – Теперь-то защищать нас не от кого, дело закрыто.
   – Как те двери, – смутно пробормотал князь.
   – Что? – переспросил его батюшка, мигом встревожившись.
   – Нет, я так, – Диодор улыбнулся отцу Ионе. – Батюшка, а не взяться ли нам за чтение тех бумаг, которые я привез от епископа Натена?
   Батюшка сразу воспламенился.
   – Что следует в них искать, князь?
   – Не знаю, но когда мы это увидим, возможно, поймем… – Он подумал. – Впрочем, нет, следует понять, не было ли каких-то слухов или просто деревенских пересудов о том, что эта девушка… Юная графиня д`Атум где-то самопроизвольно, случайно показалась кому-то иной, чем…
   – Ты полагаешь, что она все же могла быть оборотницей? – сразу же вцепился в князя и Густибус. – Но мы ведь доказали как дважды два, что оборотня не было, это была лишь глупая легенда, привязанная к этому делу ни с того, ни с сего… Да и мужчину мы по всем показаниям ищем, а не женщину.
   – Вот он и хочет убедиться в том, потому что совсем уж ни с того, ни с сего ничего не бывает, – буркнул Дерпен. – Может, она обучила того оборотня, которого мы ищем, стала его наставницей… – Все же очень силен в нем был дух Востока, согласно которому ничего без учителя ни у кого, несмотря на природный талант, получиться как следует не могло.
   А впрочем, задумался князь, вдруг в этом что-то есть?.. Не самый маг-оборотень, а тот, кто его чему-то необычному принялся обучать, чтобы до денег короля и государственной казны Парского королевства все же добраться?.. Не в один ход возможную интригу продумать, а в два, или даже в три… Но на это у него не было сил, и князь решил действовать, как и задумал.
   И остальные все по-своему порешили, восточник отправился обходить отель и дом, а может и к своей девице заглянуть, Густибус ушел в Лур, батюшка с князем засели в библиотеке, чтобы читать бумаги из пачки, привезенной князем из Натена в грубой седельной сумке и до сих пор не разобранной.
   Так они и сидели, читали, иногда друг другу кидали ничего не значащие фразы, вот князь однажды поинтересовался:
   – Странно, что Дерпен не расспрашивал про штурм герцогского дворца.
   – Это он тебя не расспрашивал, – отозвался батюшка, откладывая очередной прочитанный лист, – а меня так дотошно клевал своими вопросами, я уж не знал, как и ноги от него унести.
   Или вот еще, спустя чуть не час, князь обронил ненароком:
   – Нужно вызнать как-либо, кому в голову пришла светлая идея меня вчера в Лур вызвать?
   – Атенома спросить следует, хотя… Нас теперь, поди, и князь Притун не заметит, а уж куртье этот и подавно.
   Совсем к вечеру, когда уже перекусили на скорую руку и свечи стали зажигать, князь вздохнул.
   – Зря я тебя, отец Иона, на это чтение пригласил. Ты же чуть не носом по бумаге водишь.
   – Я плохо читаю, когда света мало. А так я буковки разбираю, князь, хоть и очков нет. И интересно все же мне.
   – Нужно будет мейстерину попросить к тебе очкового мастера вызвать.
   – Уже, князь, уже побеспокоился я о себе-то… Вот только труд это долгий, вручную они все сами делают, без помощников даже, потому и принесут очки-то лишь через несколько дней.
   Стырь пару раз забегал, потом вдруг возник с такой торжественной миной, что князь и не хотел, а заметил его тайное торжество.
   – Что случилось?
   – Князюшка, я пришел сообщить, что баньку истопил. Дурацкая банька-то, пару в ней крутого не добьешься, но я все ж… Дерпен там уже сидит.
   Банька – это было хорошо, они отложили свои бумаги, многие из которых были и вовсе лишними, но князь продолжал думать, что может обнаружить хоть что-то в любой, самой незначительной, беглой заметке, которые на бумаге кто-либо мог оставить, поэтому читали старательно, и даже перечитывали, и друг за другом, и за собой тоже. Князь с батюшкой подустали, а потому парок показался еще приятнее, и попарились они так, как с Мирквы не удавалось.
   Распаренные, уселись ужинать, за темным окном снова пошел дождь, а потом вдруг и Густибус с Атеномом явились. Густибус за едой глотал все огромными кусками, так что Дерпен его даже спросил участливо:
   – Вас там что же – не кормят?
   – Да забыли как-то о том, – отозвался маг. И воодушевился вдруг, наверное, успел первый голод насытить. – Эта машина – что-то невероятное! Никто из тех, кто с нами ее пробует разобрать, ничего не понимает, но действие ее должно быть очень… небывалым. Впрочем, до выводов еще далеко.
   – А будут выводы?
   Атеном, которого тоже пригласили к столу, потому что он был голоден не менее Густибуса, вздохнул, и его длинное лицо покрылось какой-то странной сеточкой едва заметных морщинок, князю сразу стало ясно, каким куртье будет в старости.
   – По всему, об этом говорить рано, – вздохнул куртье. – Но многие из тех, кто там крутится, у обломков этих, говорят, что вряд ли мы чего-то толкового добьемся. Слишком все это незнакомо нам, даже принципы ее работы непонятны, не то что – для чего или против кого она была создана.
   – А ты, Атеном, как там оказался? – спросил его батюшка.
   – Да просто…
   – Его князь Притун заставил добиваться, чтобы меня для изучения остатков машины допустили, – объяснил Густибус, снова усиленно жуя. – Вот он там и пригодился.
   Князь отложил вилку, аппетита у него снова не было, хотя он и признавал, что обед приготовлен знатно, пожалуй, еще никогда их стряпухе не удавалось так пикантно и удачно сочетать вкусы имперцев и традиционную феризскую кухню. Даже Атеному нравилось, это было видно. А может, они и сами привыкать уже начали к тому, что им тут подавалось, что приходилось есть изо дня в день.
   – Не только, – сказал куртье. – Меня еще князь Притун просил позаботиться о том, чтобы к вам для Рождественского бала лучших кутюрье зазвать. Иначе вы можете там, гм… несколько переполох поднять своим видом… Фраппировать всех можете, а это будет неучтивостью, прежде всего, по отношению к королю.
   – И когда же нам ждать этих самых кутуров?.. – спросил Дерпен грубовато. И только тогда сообразил: – Портных, что ли?
   – Я хотел вам сообщить, что завтра до полудня еще они обещали быть тут.
   Тогда-то князь и решился. Он еще разок посмотрел, с каким увлечением Атеном пробует залитые острой подливой блинчики с малосольной семгой, и спросил:
   – А по поводу тех пленных, которых мы взяли при нападении на наш отель, хоть что-то у тебя есть нам сообщить?
   – Нет, их допрашивали, одного даже побили немножко, но они ничего не знают. И не мудрено, – куртье Атеном поднял палец, подчеркивая свое соображение, – они по принципу банды лихой собрались, у них всеми переговорами с нанимателем и даже деньгами главный занимался, и они ему доверились. А он, как известно, погиб, поэтому и это безнадежно выглядит, тем более, все уверены, что причиной всему – герцог д'Окр, который, как известно, тоже погиб… К сожалению всего двора.
   Князь и сам предполагал, что ничегошеньки от напавших на них бретеров они не узнают, а потому задал следующий вопрос, ради которого, собственно, и начал этот разговор. Первое его замечание было сделано лишь для того, чтобы Атеном разговорился и хоть немного потерял обычную осторожность.
   – Что говорят в Луре, как удалось обоим братьям Атумским уцелеть?
   – Граф Семпер был после дороги, ему следовало привести себя в порядок, и еще он, как доложил маршалу Рену об этой машине герцога, сказался тем, что его еще кто-то вызывает, не знаю кто именно… – небрежно высказал Атеном. – А граф Абитур, как ты и сам, наверное, видел, упал перед самым штурмом на гололеде, – куртье с удовольствием произнес это руквацкое словцо, – и не мог поспеть за своими же гвардейцами, когда они пошли на штурм.
   Вдруг его глаза стали узкими, как щелки, он так и впился в князя, который меланхолично поправлял свечу перед собой.
   – Князь, ты же не думаешь?.. Нет, это невозможно. Взрыв произошел, как решили в Луре из-за того, что святой отец начал в том месте читать ваши руквацкие молитвы, это общее мнение… – Он растерянно посмотрел на батюшку Иону.
   – Ох, как я не люблю это обращение, – вздохнул отец Иона и тоже отложил вилку, – лучше уж преподобным бы называли. Да, я стал читать… Мне по должности положено читать, когда вхожу в какой-либо магический вертеп… То есть, в лабораторию, – он с легкой опаской покосился на Густибуса, но тот сидел, словно бы громом ударенный.
   – Отец Иона, – спросил он, – не думаешь же ты, что энергия самоуничтожения была запущена твоими молитвами?
   – Я так не думаю, похоже, все остальные так думают.
   – Да это же… Это какой же силы должна быть твоя молитва, если?..
   – У нас весь отель засветился, когда он молитвой какую-то магию снимал, – спокойно сказал Дерпен. – Чего уж там от машины герцога ждать, которая специально для самоуничтожения была настроена? Ясное дело, батюшка все там и взорвал своей литанией.
   – Не литанией, а охранительной молитвой к святым отцам-праведникам, заступникам… – батюшка прервал себя. И уставившись удрученно в тарелку, прошептал: – Это сколько же там душ солдатских я погубил?
   – В том никто не виноват, кроме герцога, может, – сказал Дерпен. – Или даже маршала, который бездумно на тот штурм тех солдат отправил. Ты не виноват, батюшка, – сказал он с нажимом.
   Но было ясно, хоть и не считали отца Иону виновным во взрыве все, кто знал произошедшее, сам он так не думал.
   – Да-а, – протянул Дерпен. – И как тебя, князь, угораздило сообразить, что машина удумала взорваться – ума не приложу. Нет, ты все же скажи.
   – Изменилось там что-то, я и не понял, что именно, но… стало ясно, что-то опасное там было заготовлено, – признался князь. И тут же обратился к Атеному: – А как бы узнать, шевалье д'Ош, за кого все же графиня д`Атум вышла замуж? Что с ней сейчас происходит? Поддерживает ли она с братьями какую-либо связь? Ведь братья-то должны знать, где их сестрица?