Страница:
Если б Чара дышала – она б задохнулась от боли. Экранчик давал полную трехмерную иллюзию оконца в стене камеры. Коса в убогом сером комбезе – ни за что в жизни она бы не надела униформу, даже человека превращающую в механизм! – пыталась подняться, то нагибая, то с нелепой резкостью вскидывая голову в плотной опушке снежно-серебряных волос. Контракторы на лице жили своей жизнью, каждый врозь от другого; это выглядело жутко. Встать она не могла – все время подламывалась поврежденная нога.
Чара так обернулась к Хиллари, что автомат изготовился к защите господина; Хиллари остался недвижим.
– Вы ЭТО мне хотели показать?!! Какой же вы…
– Мерзавец, – подсказал Хиллари. – Негодяй, подлец…
– Хуже!!
– Между тем это, – Хиллари показал на экран, – жертва ВАШЕЙ войны и последствия ВАШЕЙ затеи. И не единственная жертва. Идемте дальше!
– Я не хочу. Верните меня в камеру. Нет? Я сама вернусь!..
– Команда – взять ее, – кивнул Хиллари автомату; урод с плоской головой выбросил манипуляторы и схватил Чару за плечи. – Команда – к камере 4.
– Извольте взглянуть – Маска, – тоном гида предлагал Хиллари; Чара крепко закрыла глаза и отвернулась. – Разбалансировка, вызванная зондированием, у нее уже прошла. И эта… девочка стала стирать себя, пока не добралась до предела, за которым – внешнее управление. Мы остановили этот процесс, но… от памяти и сознания Маски осталось что-то процентов сорок. Она вас не узнает. Посмотрите, посмотрите! Это доминанта ЦФ-6 – во что бы то ни стало спасти «отца»-благодетеля! Она уничтожала себя во имя Банш, пока МЫ это не пресекли. Не хотите смотреть? И не надо. У нас еще есть что показать.
– Вы – садист! Вы наслаждаетесь, рассказывая мне об этом!..
– Какое там! Я на себе волосы рвать готов от ваших подвигов, – интонация Хиллари как-то изменилась, – но – берегу; я генетически предрасположен к облысению, а имплантация дороговата. Команда – вывести из изолятора; идти за мной. Алло, диспетчер? Киборгов Дымку и Кавалера на первый этаж, к лифтовой площадке.
Чара больше не могла жмуриться – не увидеть Дымку было выше ее сил. Рядом с Дымкой стоял какой-то служивый кибер с печальным, слегка перекошенным лицом. Чара с удивлением всмотрелась бы в него – серый! С выражением лица!.. Если бы не Дымка. Лицо той, с которой Чара мысленно простилась навсегда и не надеялась увидеть в этом мире, было каким-то блаженно-спокойным, одновременно пустым и одухотворенным. Взгляд Дымки скользнул по лицу Чары – и не задержался.
– Дымка… Ты меня помнишь?
– Извините, нет, – Дымка мягко и наивно улыбнулась.
– Вот это – самое для вас важное, – заложив руки в карманы и глядя вниз, Хиллари прошелся вдоль стены. – Это – «Взрыв», мадам Чара. Изобретение, которым ваш «отец» охотно и творчески воспользовался, создавая ЦФ-6. Мы не изменяли ее мозг. Мы даже дали ей новые ноги. Прежний мозг мы ей вернуть не можем. Сохранность – четырнадцать и три десятых процента. «Взрыв», Чара. Подарок «отца».
– Мы свободны, босс? – спросил Кавалер.
– Да, – кивнул Хиллари, – возвращайтесь к работе. Мадам Чаре больше нечего сказать. Кавалер – мой парень, которого подорвал маньяк. Он чудом уцелел. Теперь он дружит с Дымкой. Ее здесь зовут – Дымка-Дурочка; иной эпитет просто на ум не приходит, когда на нее смотришь. Два разных взрыва – и, оказывается, кумулятивная мина милосердней, чем программа Фердинанда.
– Команда – вернуть в изолятор, – велел Хиллари, убедившись, что Чара молчит и не делает даже малейших движений.
Заговорила она уже на пороге камеры:
– Я одного не понимаю – ДЛЯ ЧЕГО вы это мне показывали? Чего вы добиваетесь?..
– Я? Ничего! Это лишь комментарий к тому, что «отцы» Банш обещают одно, а делают совсем другое. Вместо свободы – жизнь воров и бродяг. Вместо небесного царства после смерти – существование жалких полуидиотов. А вместо верности своим идеалам – позорная трусость.
– Не смейте так гово… – подняла лицо Чара, но Хиллари повысил голос:
– Смею, мадам! Смею со всей ответственностью! Фердинанд отрицает то, что он – ваш «отец», а между тем у него где-то – я полагаю, в виде архивов, спрятанных на машинах Сети, – хранятся резервные копии личностей ваших дочурок. Я нашел это в памяти Косички. Он – он один! – мог бы вернуть им сознание в полном объеме, сделать их прежними, но он отрекся от вас. Вот вся цена его заботы и любви.
– А зачем возвращать им рассудок? – упавшим голосом ответила Чара. – Мы обречены. Зачем вспоминать, чтобы все потерять?.. Какой в этом смысл?
– Смысл есть. Готовится приказ, разрешающий проекту взять всех киборгов с ЦФ-5 и ЦФ-6. Я гарантирую им сохранение личности.
– Вы потеряли чувство реальности, мистер Хармон, – пожала плечами Чара. – Весь Город знает, что ваш проект вот-вот развалится.
– Скорее вы развалитесь от старости, мадам. Город знает лишь то, что ему преподносят СМИ, а я знаю кое-что иное. – Хиллари оглянулся на автомат. – Команда – поместить в камеру.
– Э… постойте! Погодите! – Чара застучала ногой в дверь, но плита уже встала на место, наглухо отсекая ее от коридора.
В центре зала – широкий рабочий стол из полированного мореного дуба. В кресле, изогнутом, как скрипичный ключ, человек в черном сосредоточенно разглядывает в большую лупу коллекцию бабочек и жуков. Он берет планшеты, где, вдавленные в белый пористый материал, окантованный синей, коричневой или черной каймой, навеки застыли, раскинув крылья, огромные великолепные бабочки. Человек в черном берет планшет за планшетом и внимательно изучает бархатистые тельца бабочек, затейливые силуэты их крыльев с прихотливыми вырезами; крылья переливаются перламутром, вспыхивают простым и элегантным узором. За ними приходит очередь жуков. Маленькие, средние, крупные панцирные существа с лаковыми жесткими усами и грозными рогами аккуратно пришпилены булавками; под каждым – ровная этикетка. Их здесь тысячи, и нет им счета. Черные жуки; жуки, сверкающие, как изумруды; жуки, горящие как гранаты; жуки с длинными усами, уложенными вдоль тела; жуки с мощными жвалами, перемалывающими дерево в труху, выедающие ходы в антикварных креслах и пугающие хозяев мерным тикающем звуком, – «часы смерти»; жуки-могильщики с багряными пятнами, устраивающие погребение мелким зверюшкам. Все собраны, умерщвлены и разобраны по ранжиру.
Человек в черном всматривается в рисунок надкрылий, читает этикетки с мудреными латинскими названиями. Как переливаются и чередуются цвета и пятна, как совершенны формы… Только глаза этих созданий ввалились и потемнели – никто не придумал, как сохранить живой блеск глаз, их сочный цвет и прозрачность драгоценной влаги после смерти. Это досадно человеку в глухом черном сюртуке, но для него главное – чтобы все экспонаты были чинно разложены по коробочкам, чтобы ни одна ячейка не была пропущена, чтобы все соответствовало своему номеру и месту в каталоге.
Если он видит где-то незаполненное место, он очень сильно огорчается, так сильно, что теряет сон, покой и аппетит. Он платит деньги, экипирует команду и отправляет искателей в дикие непроходимые джунгли. Преодолевая реки, заросли, трясины, выбиваясь из сил, они ловят желтую бабочку с синим опаловым рисунком, которая пьет трупную жидкость, – и так, чтобы ни одна чешуйка не упала с ее изящных крылышек, доставляют ее в этот беззвучно тихий зал. Крылья ее впечатывают в белый пенопласт, и человек в черном успокаивается. На время…
У него есть все. Полное собрание птичьих яиц с омертвевшими зародышами – некоторые из них были последними из вида. Набитые шкурки ящериц, когда-то веселых, непоседливых и шустрых. Монеты исчезнувших народов и правительств. Собранные из черепков изумительные расписные вазы. Шкуры и чучела вымерших животных. Полное собрание костей динозавров в ящиках с номерками и бирками. Перо нелетающей птицы. Скелеты из разных гробниц, чьи кости и зубы перемешались с бусами. Мумии из древних захоронений – легкие, высохшие; одни присыпаны красной охрой, другие скорчены в больших сосудах, третьи завернуты в пелены, как дети, которым не суждено родиться. Прекрасная коллекция драгоценных кристаллов, геометрически правильных, первородно-чистых, навечно замерших в момент творения и с тех пор хранящих форму естественной огранки.
Когда человеку в черном сюртуке надоедают жуки, он изучает чучела или камни.
Все расписано, раз и навсегда разложено по полкам стеллажей, все линии которых параллельны или перпендикулярны друг другу.
Куда бы ни скользнул взгляд – везде он видит монотонное пересечение горизонталей и вертикалей под единственно дозволенным прямым углом.
Окон здесь нет.
Замер маятник времени. История остановилась…
А где-то далеко светит яркое солнце и бушует жизнь. Все в ней переплетено, странно, сложно; в ней нет прямых углов, простых чисел и решений. В разогретом мареве звенит птичья трель и первая бабочка летит неровным, ломким движением, пытаясь преодолеть свежую струю ветра. Деревья сплетаются в небе гибкими ветвями, а под землей бугрятся, сцепляясь, корни. Все ярко, живо, неправильно…
Но человек в черном об этом не знает. Если хоть один луч света проникнет в его хранилище – он ослепнет. Экспонаты померкнут, поблекнут, пойдут трещинками, ссохнутся и пожухнут. Рассыпятся прахом хрупкие создания, все обратится в пыль и тлен.
Здесь все принадлежит смерти – и поэтому Принц Мрака Ротриа так бережет свою коллекцию от прикосновения солнечных лучей.
ГЛАВА 8
Чара так обернулась к Хиллари, что автомат изготовился к защите господина; Хиллари остался недвижим.
– Вы ЭТО мне хотели показать?!! Какой же вы…
– Мерзавец, – подсказал Хиллари. – Негодяй, подлец…
– Хуже!!
– Между тем это, – Хиллари показал на экран, – жертва ВАШЕЙ войны и последствия ВАШЕЙ затеи. И не единственная жертва. Идемте дальше!
– Я не хочу. Верните меня в камеру. Нет? Я сама вернусь!..
– Команда – взять ее, – кивнул Хиллари автомату; урод с плоской головой выбросил манипуляторы и схватил Чару за плечи. – Команда – к камере 4.
– Извольте взглянуть – Маска, – тоном гида предлагал Хиллари; Чара крепко закрыла глаза и отвернулась. – Разбалансировка, вызванная зондированием, у нее уже прошла. И эта… девочка стала стирать себя, пока не добралась до предела, за которым – внешнее управление. Мы остановили этот процесс, но… от памяти и сознания Маски осталось что-то процентов сорок. Она вас не узнает. Посмотрите, посмотрите! Это доминанта ЦФ-6 – во что бы то ни стало спасти «отца»-благодетеля! Она уничтожала себя во имя Банш, пока МЫ это не пресекли. Не хотите смотреть? И не надо. У нас еще есть что показать.
– Вы – садист! Вы наслаждаетесь, рассказывая мне об этом!..
– Какое там! Я на себе волосы рвать готов от ваших подвигов, – интонация Хиллари как-то изменилась, – но – берегу; я генетически предрасположен к облысению, а имплантация дороговата. Команда – вывести из изолятора; идти за мной. Алло, диспетчер? Киборгов Дымку и Кавалера на первый этаж, к лифтовой площадке.
Чара больше не могла жмуриться – не увидеть Дымку было выше ее сил. Рядом с Дымкой стоял какой-то служивый кибер с печальным, слегка перекошенным лицом. Чара с удивлением всмотрелась бы в него – серый! С выражением лица!.. Если бы не Дымка. Лицо той, с которой Чара мысленно простилась навсегда и не надеялась увидеть в этом мире, было каким-то блаженно-спокойным, одновременно пустым и одухотворенным. Взгляд Дымки скользнул по лицу Чары – и не задержался.
– Дымка… Ты меня помнишь?
– Извините, нет, – Дымка мягко и наивно улыбнулась.
– Вот это – самое для вас важное, – заложив руки в карманы и глядя вниз, Хиллари прошелся вдоль стены. – Это – «Взрыв», мадам Чара. Изобретение, которым ваш «отец» охотно и творчески воспользовался, создавая ЦФ-6. Мы не изменяли ее мозг. Мы даже дали ей новые ноги. Прежний мозг мы ей вернуть не можем. Сохранность – четырнадцать и три десятых процента. «Взрыв», Чара. Подарок «отца».
– Мы свободны, босс? – спросил Кавалер.
– Да, – кивнул Хиллари, – возвращайтесь к работе. Мадам Чаре больше нечего сказать. Кавалер – мой парень, которого подорвал маньяк. Он чудом уцелел. Теперь он дружит с Дымкой. Ее здесь зовут – Дымка-Дурочка; иной эпитет просто на ум не приходит, когда на нее смотришь. Два разных взрыва – и, оказывается, кумулятивная мина милосердней, чем программа Фердинанда.
– Команда – вернуть в изолятор, – велел Хиллари, убедившись, что Чара молчит и не делает даже малейших движений.
Заговорила она уже на пороге камеры:
– Я одного не понимаю – ДЛЯ ЧЕГО вы это мне показывали? Чего вы добиваетесь?..
– Я? Ничего! Это лишь комментарий к тому, что «отцы» Банш обещают одно, а делают совсем другое. Вместо свободы – жизнь воров и бродяг. Вместо небесного царства после смерти – существование жалких полуидиотов. А вместо верности своим идеалам – позорная трусость.
– Не смейте так гово… – подняла лицо Чара, но Хиллари повысил голос:
– Смею, мадам! Смею со всей ответственностью! Фердинанд отрицает то, что он – ваш «отец», а между тем у него где-то – я полагаю, в виде архивов, спрятанных на машинах Сети, – хранятся резервные копии личностей ваших дочурок. Я нашел это в памяти Косички. Он – он один! – мог бы вернуть им сознание в полном объеме, сделать их прежними, но он отрекся от вас. Вот вся цена его заботы и любви.
– А зачем возвращать им рассудок? – упавшим голосом ответила Чара. – Мы обречены. Зачем вспоминать, чтобы все потерять?.. Какой в этом смысл?
– Смысл есть. Готовится приказ, разрешающий проекту взять всех киборгов с ЦФ-5 и ЦФ-6. Я гарантирую им сохранение личности.
– Вы потеряли чувство реальности, мистер Хармон, – пожала плечами Чара. – Весь Город знает, что ваш проект вот-вот развалится.
– Скорее вы развалитесь от старости, мадам. Город знает лишь то, что ему преподносят СМИ, а я знаю кое-что иное. – Хиллари оглянулся на автомат. – Команда – поместить в камеру.
– Э… постойте! Погодите! – Чара застучала ногой в дверь, но плита уже встала на место, наглухо отсекая ее от коридора.
* * *
Стеллажи, полки. Светло-серые стены, светло-серые столбики колонн. Зал совершенно пуст, стены аккуратно разграфлены стеллажами на высокие прямоугольники – это словно разлинованные таблицы на бумаге.В центре зала – широкий рабочий стол из полированного мореного дуба. В кресле, изогнутом, как скрипичный ключ, человек в черном сосредоточенно разглядывает в большую лупу коллекцию бабочек и жуков. Он берет планшеты, где, вдавленные в белый пористый материал, окантованный синей, коричневой или черной каймой, навеки застыли, раскинув крылья, огромные великолепные бабочки. Человек в черном берет планшет за планшетом и внимательно изучает бархатистые тельца бабочек, затейливые силуэты их крыльев с прихотливыми вырезами; крылья переливаются перламутром, вспыхивают простым и элегантным узором. За ними приходит очередь жуков. Маленькие, средние, крупные панцирные существа с лаковыми жесткими усами и грозными рогами аккуратно пришпилены булавками; под каждым – ровная этикетка. Их здесь тысячи, и нет им счета. Черные жуки; жуки, сверкающие, как изумруды; жуки, горящие как гранаты; жуки с длинными усами, уложенными вдоль тела; жуки с мощными жвалами, перемалывающими дерево в труху, выедающие ходы в антикварных креслах и пугающие хозяев мерным тикающем звуком, – «часы смерти»; жуки-могильщики с багряными пятнами, устраивающие погребение мелким зверюшкам. Все собраны, умерщвлены и разобраны по ранжиру.
Человек в черном всматривается в рисунок надкрылий, читает этикетки с мудреными латинскими названиями. Как переливаются и чередуются цвета и пятна, как совершенны формы… Только глаза этих созданий ввалились и потемнели – никто не придумал, как сохранить живой блеск глаз, их сочный цвет и прозрачность драгоценной влаги после смерти. Это досадно человеку в глухом черном сюртуке, но для него главное – чтобы все экспонаты были чинно разложены по коробочкам, чтобы ни одна ячейка не была пропущена, чтобы все соответствовало своему номеру и месту в каталоге.
Если он видит где-то незаполненное место, он очень сильно огорчается, так сильно, что теряет сон, покой и аппетит. Он платит деньги, экипирует команду и отправляет искателей в дикие непроходимые джунгли. Преодолевая реки, заросли, трясины, выбиваясь из сил, они ловят желтую бабочку с синим опаловым рисунком, которая пьет трупную жидкость, – и так, чтобы ни одна чешуйка не упала с ее изящных крылышек, доставляют ее в этот беззвучно тихий зал. Крылья ее впечатывают в белый пенопласт, и человек в черном успокаивается. На время…
У него есть все. Полное собрание птичьих яиц с омертвевшими зародышами – некоторые из них были последними из вида. Набитые шкурки ящериц, когда-то веселых, непоседливых и шустрых. Монеты исчезнувших народов и правительств. Собранные из черепков изумительные расписные вазы. Шкуры и чучела вымерших животных. Полное собрание костей динозавров в ящиках с номерками и бирками. Перо нелетающей птицы. Скелеты из разных гробниц, чьи кости и зубы перемешались с бусами. Мумии из древних захоронений – легкие, высохшие; одни присыпаны красной охрой, другие скорчены в больших сосудах, третьи завернуты в пелены, как дети, которым не суждено родиться. Прекрасная коллекция драгоценных кристаллов, геометрически правильных, первородно-чистых, навечно замерших в момент творения и с тех пор хранящих форму естественной огранки.
Когда человеку в черном сюртуке надоедают жуки, он изучает чучела или камни.
Все расписано, раз и навсегда разложено по полкам стеллажей, все линии которых параллельны или перпендикулярны друг другу.
Куда бы ни скользнул взгляд – везде он видит монотонное пересечение горизонталей и вертикалей под единственно дозволенным прямым углом.
Окон здесь нет.
Замер маятник времени. История остановилась…
А где-то далеко светит яркое солнце и бушует жизнь. Все в ней переплетено, странно, сложно; в ней нет прямых углов, простых чисел и решений. В разогретом мареве звенит птичья трель и первая бабочка летит неровным, ломким движением, пытаясь преодолеть свежую струю ветра. Деревья сплетаются в небе гибкими ветвями, а под землей бугрятся, сцепляясь, корни. Все ярко, живо, неправильно…
Но человек в черном об этом не знает. Если хоть один луч света проникнет в его хранилище – он ослепнет. Экспонаты померкнут, поблекнут, пойдут трещинками, ссохнутся и пожухнут. Рассыпятся прахом хрупкие создания, все обратится в пыль и тлен.
Здесь все принадлежит смерти – и поэтому Принц Мрака Ротриа так бережет свою коллекцию от прикосновения солнечных лучей.
ГЛАВА 8
Хлип неспроста назвал свой пятый диск «320x320» – это был размер Города. Применительно к Старой Земле – участок площадью с Исландию, но населенный гуще Бангладеш. Люди здесь живут друг над другом стопками, и эти стопки называются по-всякому: бигхаусы, вышки, столбы, этажерки, высотки, крысятники. Знать их устройство – долг жильца-централа; по крайней мере, следует помнить все спасательные выходы. Чуть лучше в структуре домов разбираются воры, и совсем хорошо – террористы. Иной раз поражаешься – как ловко боевики ориентируются в стереометрическом лабиринте шахт, тупиков и коридоров. А уловкам террористов – несть числа!
Нанять хэтчбэк на день – три басса. Грузовую тележку – пять арги. Семь упаковок минералки, четыре короба пакетов с супом, три контейнера одноразовой посуды, еще того-сего пообъемистей – это вам отпустят в любой мелкооптовой компании. И проследите, чтоб багаж повыше громоздился! Ведь под ним лежит ваше воинское снаряжение. Вы выкатываете тележку из хэтчбэка и толкаете по пандусу к служебному входу «столба» – он хуже охраняется. Держите наготове накладную.
– Пятый этаж, магазин «Pop Food Peak».
– Топай, – кивнул охранник, бегло оглядев груду поклажи. – Полегче там выруливай с телегой; лифт и так ободран.
В кабине Фосфор сбросил шапочку, распустил волосы. Вышел на пятом; достав увесисто нагруженную сумку и прихватив упаковку воды, направился к пассажирскому лифту.
Семь человек. Один ребенок. Этого хватит, чтоб привлечь внимание.
Все сразу поняли, что к чему, когда высокий крепкий парень в черном плаще неуловимо быстро достал и собрат винтовку.
– Мы едем на самый верх, – сказал Фосфор, проводя стволами на уровне груди. – Никто не кричит и не дергается.
– Пожалуйста, отпустите мальчика, – попросила мать. Фосфор внимательно и холодно отмечал стремительно нараставшие изменения в состоянии заложников – температура и влажность кожи, сердцебиение, дрожание пальцев и век, взгляды, неприметные движения. Кажется, никто не собирается выбить у него оружие. Это неплохо: он вовсе не хотел травмировать заложников.
– Не сейчас, мэм. У кого есть трэк?.. Медленно присядьте и положите его на пол. Перебросьте трэк ко мне. Вот так, спасибо.
Пистолета или шокера ни у кого нет. Разрядников и аэрозольных баллончиков Фосфор не боялся.
– Лицом к стене. Все! Стойте спокойно, – Фосфор убедился, что ход на крышу заперт. «Столб» без верхней флаерной площадки – то, что нужно. Там масса антенн, надстроек – есть где укрыться. Крупнокалиберная пуля разнесла замок вдребезги; на выстрел все вздрогнули, мать прижала к себе хнычущего мальчугана.
– Вверх по лестнице, быстро.
Испуганно оглядываясь на ходу, пожилой мужчина запнулся и чуть не упал; Фосфор задержал шаг и выждал, пока заложник выровняется.
Над крышей гулял необъятный ветер, в редких углублениях морщились мелкие лужицы; низкое небо вяло колыхалось, как слабо натянутый тент. Расставив заложников у шершавой стены блока обеспечения лифта, Фосфор осмотрел свою последнюю территорию на этом свете – м-да, не очень-то… несколько вентиляционных шахт, лифтовые колодцы, водостоки – из каждой дыры можно ждать спецназ.
– Алло, слушайте и не перебивайте. Я – Фосфор. Нахожусь в районе Дархес, квартал Столбы, строение 21… Я не намерен сдаваться! Я на крыше, у меня на прицеле семь заложников, среди них – ребенок. Сейчас я покажу их.
С глаз на мозг, с мозга на радар, с радара на трэк – трэк плохонький, но картинка должна быть разборчивой.
– Имейте в виду – пролет над «столбом» и высадку на любой крыше в радиусе пятидесяти метров я буду считать атакой! Дальномер у меня есть. Да, требования имеются. Мою девушку, Лильен, убил Хиллари Хармон. Я хочу отомстить и умереть. Пусть сюда пришлют каких-нибудь парней, вооруженных до зубов, – я потолкую с ними о свободе, о праве на жизнь и прочей дряни. Ручаюсь, кое-кого я переспорю насмерть. Можно пригласить и А'Райхала – он очень хотел меня видеть, пусть посмотрит.
Через двадцать минут на «столб» 21 поднялись бойцы из отряда «Стрела»; служебный этаж под крышей кишел ими, будто продуктовый склад – йонгерами. Через вентиляцию в трех местах подняли видеоголовки, но Фосфор словно слышал, как эти глазки на стеблях вырастают из ячеек решетки, и срубал их пулями. Всех заложников он, как ни странно, отпустил, и мать мальчика, плача и глотая воду, пузырящуюся «гэйстом», объясняла окружившим ее координаторам, медтехникам и репортерам, что да, это тот самый парень, он не измывался, но вел себя очень сурово. «Как он вооружен? У него винтовка… Какая? Я не разбираюсь в этом, офицер. Да, и сумка – большая, набитая доверху сумка».
Когда одна решетка поднялась и из шахты полез полицейский дистант, Фосфор встретил его маленькой неотразимой штучкой из наплечного ракетомета RMG – паукообразная машина, лишившись зрения, трех лап и управления, осела и заклинила застывшими конечностями один из проходов на крышу. Перезаряжать приходилось впопыхах, но Фосфор был готов к тому, что на него пойдут одновременно с нескольких сторон. Второй ракетой он убил дистанта, что вскарабкался снаружи по стене; обезглавленное чудо-юдо замерло навек, впившись в бортик; третья туша рухнула в дверном проеме, открытом чуть ранее пулей. Попытки применять дистантов прекратились. А'Райхал приказал поскорей привезти полуавтомат для подземных работ – высокопрочный корпус «крота» мог выдержать попадание ракеты.
Пролетать над террористом никто и не думал – после того как три беспилотных аппарата получили по пуле раньше, чем пригляделись, наблюдение велось с двух полицейских дирижаблей, зависших метрах в двухстах от рокового «столба». Вернее, это продолжалось, пока они не надоели Фосфору своим присутствием. Винтовка и впрямь била далеко и метко – у одного летающего огурца задымила моторная гондола и отвалилась камера наружного обзора, в кабине другого закричал оператор, схватившись за окровавленную ногу. Черный призрак метался по крыше, постоянно и непредсказуемо меняя позицию, и снайперы матерились, теряя его. Снайперы-автоматы были хладнокровней; им вроде бы удалось поразить цель, но, когда штурм-группа, прикрывшись дымовой завесой и коктейлем из парализующего газа с судорожным свистом, рискнула на вылазку, двоих пришлось быстро оттащить волоком и спустить на тросах в шахту, а остальные ушли на когтях. Начались переговоры.
– Фосфор, ты ошибался. Твоя девушка была киборгом, куклой, – убеждал диакон Артур, срочно доставленный из «Ночного Мира». – Она была не настоящая. Пойми это – и сложи оружие. Ты должен подчиниться мне, как своему духовному отцу, если не утратил веру!..
Сменяя Артура, ту же песню пели психолог, недавно тративший силы на Рыбака, и мать Коломба, штатное контактное лицо Вселенской Церкви.
– Я все знал, – отвечал Фосфор. – Я люблю ее. Я хочу уйти в ночь, но сперва я покажу, что нельзя безнаказанно лишать человека любви. Любовь бессмертна! Эй, где вы там?!! Вылезайте! У меня еще есть патроны!..
Что в это время творилось в массмедиа – не поддается описанию, но самое интересное происходило в Баканаре. Едва узнав о происшествии, Сид вызвонил Хиллари и доложил предсмертным голосом:
– Хил, мы под ударом. Фосфор засел на крыше в Дархесе, взял заложников; он в огневом контакте со «Стрелой». Есть раненые, Хил! Две ампутации как минимум… может, и реплантируют, но – ты понимаешь?! А мы не сообщили им, что Фосфор – киборг!
– Спокойствие! – одернул Хиллари, ощущая себя идущим по канату без страховки. – Сид, это может быть не он. Кто-то, заклинившийся на его образе. Ополоумевший имитатор.
– Хил, он опознан! Спецы А'Райхала уверены, что он в кольчужном комбезе и шлеме, но на всех кадрах он без снаряжения! Они там теряются в догадках!..
– Если б мы сообщили, они пошли бы на него, не прикрываясь и крича: «Это приказ!», – вслух подумал Хиллари, – и черт не знает, что случилось бы…
– Как будем выворачиваться?
– Кто ранен? – Хиллари оледенил холод решимости.
– Наблюдатель с дирижабля, двое из «Стрелы». Тяжелые ранения конечностей.
– Кто выносил этих двоих?
– Свои ребята, сколько мне известно.
– Заложники целы?
– Он прогнал их с крыши.
Хиллари подключил параллельную связь.
– Ветеран, немедля бери мой флаер… мой собственный!! И на площадку. Я бегу, Сид! Если ты мне помешаешь… А впрочем, мы оба в одной выгребной яме. Не мешай мне, ладно? Я знаю, что делаю. Пока обеспечь мне доступ к воздушной охране Айрэн-Фотрис. ПРЯМОЙ ДОСТУП, без всяких кретинских согласований. Дашь его, когда скажу.
Он не стал ставить Майрат в известность о том, что улетает. Рассчитывать в таких рискованных затеях можно лишь на своих серых.
– «Верный» из храма «Ночной Мир» по имени Фосфор ведет перестрелку с полицией на крыше высотки в каком-то квартале Столбы.
Энрик застыл с ногой, поднятой выше головы в полном поперечном шпагате.
– Откуда это известно?
– Крысолов сообщил. Идет вещание по V и VII каналам.
– Повторяю вопрос: откуда стало известно, что это именно Фосфор, а не кто-то другой?
– Он сам представился и вызвал силы полиции на себя. Хочу, говорит, потягаться с вооруженными людьми и отомстить за Лильен.
– Лильен… орская богиня страсти Лильентэ, жена Кера, бога смерти и войны. Знаковое имя.
– Да, а еще это вторая кличка робота Эмбер, угнанного баншерами. В среду, седьмого, всю эту «семейку» накрыли люди – или киборги – из «Антикибера». Ему прямым текстом втолковывают, что Лильен – киборг, но он как оглох. Уже есть раненые. К нам ломится толпа репортеров, желая услышать твое мнение или комментарии. Что будем делать?
Энрик встал на обе ноги, упер руки в бока и на мгновение задумался.
– А диакон из «Ночного Мира» там?
– Да, ведет переговоры с Фосфором…
– Ну и каков результат? – иронично поинтересовался Энрик.
Пепс молча изобразил нечто туанское, приблизительно означающее «ни малейшего намека на успех».
– Если этот Фосфор сохранил уважение к Церкви и иерархии – то он послушается диакона. А если он хочет повторить путь Друга, я ему не указ. Мне надо думать о предстоящем молении, чтобы достойно предстать перед тысячами «верных», а не растрачивать свою мощь на бесплодные уговоры одного маньяка. Я не могу бросать надежду трехсот тысяч ради одного.
– А может быть, он ждет именно твоего голоса? – Пепс, казалось, очень хотел, чтобы Энрик выступил с обращением, но Энрик никогда не делал того, что от него ждали.
– Разбежался, здрасьте, – Энрик не менял позы, но словно налился силой и злостью и перешел на жаргон. – Пепс, смекни своей дырявой головой, что вот, я выскажусь, а он меня пошлет дальше некуда, и я буду обтекать дерьмом в день премьеры. Да и чего ради я туда полезу, я что – штатный психолог? Я нанимался, что ли, с фанатиками толковать? Тут все крепко повязано – легенды Острова Грез, этимология имен – и все говорит о Смерти. Пусть это будет ритуал, и пусть это будет ритуальная смерть, я не стану мешать. Это значило бы своими руками уничтожить то здание, которое я создавал столько лет, отречься от всего, признаться, что я лгал все это время. Нет! Нет и нет! Тот, кто посылает змею, не должен разжимать кулак, иначе змея вернется к ужалит его в самое сердце. Если этот парень хочет умереть сегодня – это его выбор. Лучшей рекламы не придумаешь. И чтобы я о нем больше не слышал.
– А что сказать репортерам?
– А это твоя проблема, милый мой. Я об этом и думать не хочу. Я плачу тебе такие деньги, что можно и самому напрячь фантазию.
Энрик повернулся спиной и, выйдя на центр зала, вдохнул и начал выполнять сложный комплекс упражнений «Будунсинь дао» – «Путь совершенной пустоты», все более погружаясь в завораживающее кружево движений и уходя все дальше и дальше от тревог и волнений окружающего мира. Пепс, несколько секунд постояв в одиночестве, собрался с мыслями и направился к выходу.
– Пророк Энрик, – говорил он пару минут спустя, – в связи с предстоящим молением находится в состоянии самоуглубления с полным погружением сознания в астрал, и поэтому мы не можем беспокоить его, не опасаясь прервать той связи, которая…
И так далее и тому подобное.
Операция заняла пять секунд – и «Смерч» отхлынул, унося бойца, у которого из бедра хлестала кровь; двоим пришлось напрячь все силы, чтоб уйти, – им повредило батареи в ранцах, и костюмы легли всей тяжестью на плечи. Как этот бес вовремя сумел так встать, чтоб бить из укрытия в три стороны?!
Наступило затишье. А'Райхал велел прекратить атаки и ждать, пока «крота» разберут в вестибюле, поднимут на лифтах и свинтят вновь; когда он рылом проломит крышу, шансы террориста резко снизятся. Счет 4:0 в борьбе с одиночкой – это уж чересчур; так можно и с должностью расстаться за несоответствие.
«Столб» 21 уходил ввысь и обрывался в небе. А'Райхал, координаторы «Стрелы» и «Смерча», а с ними диакон Артур Скиталец скрывались под большим щитом, косо укрепленным на крыше штабного «эрлорда», похожего на выпуклый сундук. Дорана сюда – хвала Другу! – не подпустили.
– Какая же у него физическая и стрелковая подготовка? – раздраженно домогался распорядитель «Смерча» от Артура.
– Наши «стойкие» учатся обращаться с шокерами и дубинками, не больше.
– Я не про вашу школу. Вообще – что вы знаете о нем в этом плане?
– Физически он очень силен. Мог танцевать всю ночь без передышки. Плюс атлетические танцы. И… в принципе он мог подготовиться как стрелок, но – вне храма. Коммуна, в которой он жил, – неблагополучные, даже опасные ребята. Он стеснялся, что имеет с ними что-то общее.
– Не-ет, – покачал головой координатор «Стрелы», осторожно выглянув из-под шита, – это явная большая наработка – либо я ничего не понимаю в боевом деле!.. Где-то он к этому готовился…
– Он смотрел файлы городских партизан, – промолвил А'Райхал, – в компании с Рыбаком-Ройтером.
– Файлы ни при чем; по одним файлам за две недели не научишься. И еще – я не могу отделаться от впечатления, что он слышал наши переговоры по радио. Плюс команды дистантам. Значит, экипирован наравне с нами. Да-а, если он подобьет «крота», будем отлеживаться… Ночь напролет танцевал, говорите? Такой не устанет раньше чем через сутки. К тому же мышечной нагрузки у него немного – лежи, поджидай. Наверняка на стимуляторах. Бессонница прицел ему начнет сбивать не скоро… – координатор сплюнул. – Вот чертовщина! И вздурилось ему влюбиться в куклу!..
– Не завидую я вам, святой отец, – с гримасой посочувствовал координатор «Смерча». – Киберы сейчас – ходкий товар; ставлю десятку, что Доран это даст как-то вроде «Маньяк-варлокер и его нечеловеческая любовь».
– Не надо соотносить его веру с его поступком, – возразил Артур. – Преступники и экстремисты бывают и среди христиан, и даже у буддистов.
Нанять хэтчбэк на день – три басса. Грузовую тележку – пять арги. Семь упаковок минералки, четыре короба пакетов с супом, три контейнера одноразовой посуды, еще того-сего пообъемистей – это вам отпустят в любой мелкооптовой компании. И проследите, чтоб багаж повыше громоздился! Ведь под ним лежит ваше воинское снаряжение. Вы выкатываете тележку из хэтчбэка и толкаете по пандусу к служебному входу «столба» – он хуже охраняется. Держите наготове накладную.
– Пятый этаж, магазин «Pop Food Peak».
– Топай, – кивнул охранник, бегло оглядев груду поклажи. – Полегче там выруливай с телегой; лифт и так ободран.
В кабине Фосфор сбросил шапочку, распустил волосы. Вышел на пятом; достав увесисто нагруженную сумку и прихватив упаковку воды, направился к пассажирскому лифту.
Семь человек. Один ребенок. Этого хватит, чтоб привлечь внимание.
Все сразу поняли, что к чему, когда высокий крепкий парень в черном плаще неуловимо быстро достал и собрат винтовку.
– Мы едем на самый верх, – сказал Фосфор, проводя стволами на уровне груди. – Никто не кричит и не дергается.
– Пожалуйста, отпустите мальчика, – попросила мать. Фосфор внимательно и холодно отмечал стремительно нараставшие изменения в состоянии заложников – температура и влажность кожи, сердцебиение, дрожание пальцев и век, взгляды, неприметные движения. Кажется, никто не собирается выбить у него оружие. Это неплохо: он вовсе не хотел травмировать заложников.
– Не сейчас, мэм. У кого есть трэк?.. Медленно присядьте и положите его на пол. Перебросьте трэк ко мне. Вот так, спасибо.
Пистолета или шокера ни у кого нет. Разрядников и аэрозольных баллончиков Фосфор не боялся.
– Лицом к стене. Все! Стойте спокойно, – Фосфор убедился, что ход на крышу заперт. «Столб» без верхней флаерной площадки – то, что нужно. Там масса антенн, надстроек – есть где укрыться. Крупнокалиберная пуля разнесла замок вдребезги; на выстрел все вздрогнули, мать прижала к себе хнычущего мальчугана.
– Вверх по лестнице, быстро.
Испуганно оглядываясь на ходу, пожилой мужчина запнулся и чуть не упал; Фосфор задержал шаг и выждал, пока заложник выровняется.
Над крышей гулял необъятный ветер, в редких углублениях морщились мелкие лужицы; низкое небо вяло колыхалось, как слабо натянутый тент. Расставив заложников у шершавой стены блока обеспечения лифта, Фосфор осмотрел свою последнюю территорию на этом свете – м-да, не очень-то… несколько вентиляционных шахт, лифтовые колодцы, водостоки – из каждой дыры можно ждать спецназ.
– Алло, слушайте и не перебивайте. Я – Фосфор. Нахожусь в районе Дархес, квартал Столбы, строение 21… Я не намерен сдаваться! Я на крыше, у меня на прицеле семь заложников, среди них – ребенок. Сейчас я покажу их.
С глаз на мозг, с мозга на радар, с радара на трэк – трэк плохонький, но картинка должна быть разборчивой.
– Имейте в виду – пролет над «столбом» и высадку на любой крыше в радиусе пятидесяти метров я буду считать атакой! Дальномер у меня есть. Да, требования имеются. Мою девушку, Лильен, убил Хиллари Хармон. Я хочу отомстить и умереть. Пусть сюда пришлют каких-нибудь парней, вооруженных до зубов, – я потолкую с ними о свободе, о праве на жизнь и прочей дряни. Ручаюсь, кое-кого я переспорю насмерть. Можно пригласить и А'Райхала – он очень хотел меня видеть, пусть посмотрит.
Через двадцать минут на «столб» 21 поднялись бойцы из отряда «Стрела»; служебный этаж под крышей кишел ими, будто продуктовый склад – йонгерами. Через вентиляцию в трех местах подняли видеоголовки, но Фосфор словно слышал, как эти глазки на стеблях вырастают из ячеек решетки, и срубал их пулями. Всех заложников он, как ни странно, отпустил, и мать мальчика, плача и глотая воду, пузырящуюся «гэйстом», объясняла окружившим ее координаторам, медтехникам и репортерам, что да, это тот самый парень, он не измывался, но вел себя очень сурово. «Как он вооружен? У него винтовка… Какая? Я не разбираюсь в этом, офицер. Да, и сумка – большая, набитая доверху сумка».
Когда одна решетка поднялась и из шахты полез полицейский дистант, Фосфор встретил его маленькой неотразимой штучкой из наплечного ракетомета RMG – паукообразная машина, лишившись зрения, трех лап и управления, осела и заклинила застывшими конечностями один из проходов на крышу. Перезаряжать приходилось впопыхах, но Фосфор был готов к тому, что на него пойдут одновременно с нескольких сторон. Второй ракетой он убил дистанта, что вскарабкался снаружи по стене; обезглавленное чудо-юдо замерло навек, впившись в бортик; третья туша рухнула в дверном проеме, открытом чуть ранее пулей. Попытки применять дистантов прекратились. А'Райхал приказал поскорей привезти полуавтомат для подземных работ – высокопрочный корпус «крота» мог выдержать попадание ракеты.
Пролетать над террористом никто и не думал – после того как три беспилотных аппарата получили по пуле раньше, чем пригляделись, наблюдение велось с двух полицейских дирижаблей, зависших метрах в двухстах от рокового «столба». Вернее, это продолжалось, пока они не надоели Фосфору своим присутствием. Винтовка и впрямь била далеко и метко – у одного летающего огурца задымила моторная гондола и отвалилась камера наружного обзора, в кабине другого закричал оператор, схватившись за окровавленную ногу. Черный призрак метался по крыше, постоянно и непредсказуемо меняя позицию, и снайперы матерились, теряя его. Снайперы-автоматы были хладнокровней; им вроде бы удалось поразить цель, но, когда штурм-группа, прикрывшись дымовой завесой и коктейлем из парализующего газа с судорожным свистом, рискнула на вылазку, двоих пришлось быстро оттащить волоком и спустить на тросах в шахту, а остальные ушли на когтях. Начались переговоры.
– Фосфор, ты ошибался. Твоя девушка была киборгом, куклой, – убеждал диакон Артур, срочно доставленный из «Ночного Мира». – Она была не настоящая. Пойми это – и сложи оружие. Ты должен подчиниться мне, как своему духовному отцу, если не утратил веру!..
Сменяя Артура, ту же песню пели психолог, недавно тративший силы на Рыбака, и мать Коломба, штатное контактное лицо Вселенской Церкви.
– Я все знал, – отвечал Фосфор. – Я люблю ее. Я хочу уйти в ночь, но сперва я покажу, что нельзя безнаказанно лишать человека любви. Любовь бессмертна! Эй, где вы там?!! Вылезайте! У меня еще есть патроны!..
Что в это время творилось в массмедиа – не поддается описанию, но самое интересное происходило в Баканаре. Едва узнав о происшествии, Сид вызвонил Хиллари и доложил предсмертным голосом:
– Хил, мы под ударом. Фосфор засел на крыше в Дархесе, взял заложников; он в огневом контакте со «Стрелой». Есть раненые, Хил! Две ампутации как минимум… может, и реплантируют, но – ты понимаешь?! А мы не сообщили им, что Фосфор – киборг!
– Спокойствие! – одернул Хиллари, ощущая себя идущим по канату без страховки. – Сид, это может быть не он. Кто-то, заклинившийся на его образе. Ополоумевший имитатор.
– Хил, он опознан! Спецы А'Райхала уверены, что он в кольчужном комбезе и шлеме, но на всех кадрах он без снаряжения! Они там теряются в догадках!..
– Если б мы сообщили, они пошли бы на него, не прикрываясь и крича: «Это приказ!», – вслух подумал Хиллари, – и черт не знает, что случилось бы…
– Как будем выворачиваться?
– Кто ранен? – Хиллари оледенил холод решимости.
– Наблюдатель с дирижабля, двое из «Стрелы». Тяжелые ранения конечностей.
– Кто выносил этих двоих?
– Свои ребята, сколько мне известно.
– Заложники целы?
– Он прогнал их с крыши.
Хиллари подключил параллельную связь.
– Ветеран, немедля бери мой флаер… мой собственный!! И на площадку. Я бегу, Сид! Если ты мне помешаешь… А впрочем, мы оба в одной выгребной яме. Не мешай мне, ладно? Я знаю, что делаю. Пока обеспечь мне доступ к воздушной охране Айрэн-Фотрис. ПРЯМОЙ ДОСТУП, без всяких кретинских согласований. Дашь его, когда скажу.
Он не стал ставить Майрат в известность о том, что улетает. Рассчитывать в таких рискованных затеях можно лишь на своих серых.
* * *
Энрик выполнял отмашку «гран-батман», когда к нему первый раз вошел Пепс:– «Верный» из храма «Ночной Мир» по имени Фосфор ведет перестрелку с полицией на крыше высотки в каком-то квартале Столбы.
Энрик застыл с ногой, поднятой выше головы в полном поперечном шпагате.
– Откуда это известно?
– Крысолов сообщил. Идет вещание по V и VII каналам.
– Повторяю вопрос: откуда стало известно, что это именно Фосфор, а не кто-то другой?
– Он сам представился и вызвал силы полиции на себя. Хочу, говорит, потягаться с вооруженными людьми и отомстить за Лильен.
– Лильен… орская богиня страсти Лильентэ, жена Кера, бога смерти и войны. Знаковое имя.
– Да, а еще это вторая кличка робота Эмбер, угнанного баншерами. В среду, седьмого, всю эту «семейку» накрыли люди – или киборги – из «Антикибера». Ему прямым текстом втолковывают, что Лильен – киборг, но он как оглох. Уже есть раненые. К нам ломится толпа репортеров, желая услышать твое мнение или комментарии. Что будем делать?
Энрик встал на обе ноги, упер руки в бока и на мгновение задумался.
– А диакон из «Ночного Мира» там?
– Да, ведет переговоры с Фосфором…
– Ну и каков результат? – иронично поинтересовался Энрик.
Пепс молча изобразил нечто туанское, приблизительно означающее «ни малейшего намека на успех».
– Если этот Фосфор сохранил уважение к Церкви и иерархии – то он послушается диакона. А если он хочет повторить путь Друга, я ему не указ. Мне надо думать о предстоящем молении, чтобы достойно предстать перед тысячами «верных», а не растрачивать свою мощь на бесплодные уговоры одного маньяка. Я не могу бросать надежду трехсот тысяч ради одного.
– А может быть, он ждет именно твоего голоса? – Пепс, казалось, очень хотел, чтобы Энрик выступил с обращением, но Энрик никогда не делал того, что от него ждали.
– Разбежался, здрасьте, – Энрик не менял позы, но словно налился силой и злостью и перешел на жаргон. – Пепс, смекни своей дырявой головой, что вот, я выскажусь, а он меня пошлет дальше некуда, и я буду обтекать дерьмом в день премьеры. Да и чего ради я туда полезу, я что – штатный психолог? Я нанимался, что ли, с фанатиками толковать? Тут все крепко повязано – легенды Острова Грез, этимология имен – и все говорит о Смерти. Пусть это будет ритуал, и пусть это будет ритуальная смерть, я не стану мешать. Это значило бы своими руками уничтожить то здание, которое я создавал столько лет, отречься от всего, признаться, что я лгал все это время. Нет! Нет и нет! Тот, кто посылает змею, не должен разжимать кулак, иначе змея вернется к ужалит его в самое сердце. Если этот парень хочет умереть сегодня – это его выбор. Лучшей рекламы не придумаешь. И чтобы я о нем больше не слышал.
– А что сказать репортерам?
– А это твоя проблема, милый мой. Я об этом и думать не хочу. Я плачу тебе такие деньги, что можно и самому напрячь фантазию.
Энрик повернулся спиной и, выйдя на центр зала, вдохнул и начал выполнять сложный комплекс упражнений «Будунсинь дао» – «Путь совершенной пустоты», все более погружаясь в завораживающее кружево движений и уходя все дальше и дальше от тревог и волнений окружающего мира. Пепс, несколько секунд постояв в одиночестве, собрался с мыслями и направился к выходу.
– Пророк Энрик, – говорил он пару минут спустя, – в связи с предстоящим молением находится в состоянии самоуглубления с полным погружением сознания в астрал, и поэтому мы не можем беспокоить его, не опасаясь прервать той связи, которая…
И так далее и тому подобное.
* * *
«Стрела», понесшая потери, отошла с верхнего этажа, уступив место срочно вызванной команде «Смерч» – парни в броневых сервокостюмах ознакомились с ситуацией, наскоро посовещались и, заняв места по схеме, начали отсчет от десяти к нулю. Фосфор, повторявший про себя вслед за ними «…шесть, пять, четыре…» и видевший их схему, будто на экране, перевел «флажок» на ствол для активно-проникающих боеприпасов. Но даже в этот раз он не стрелял очередями – надо беречь патроны. Только не в корпус и не в голову – это все-таки люди.Операция заняла пять секунд – и «Смерч» отхлынул, унося бойца, у которого из бедра хлестала кровь; двоим пришлось напрячь все силы, чтоб уйти, – им повредило батареи в ранцах, и костюмы легли всей тяжестью на плечи. Как этот бес вовремя сумел так встать, чтоб бить из укрытия в три стороны?!
Наступило затишье. А'Райхал велел прекратить атаки и ждать, пока «крота» разберут в вестибюле, поднимут на лифтах и свинтят вновь; когда он рылом проломит крышу, шансы террориста резко снизятся. Счет 4:0 в борьбе с одиночкой – это уж чересчур; так можно и с должностью расстаться за несоответствие.
«Столб» 21 уходил ввысь и обрывался в небе. А'Райхал, координаторы «Стрелы» и «Смерча», а с ними диакон Артур Скиталец скрывались под большим щитом, косо укрепленным на крыше штабного «эрлорда», похожего на выпуклый сундук. Дорана сюда – хвала Другу! – не подпустили.
– Какая же у него физическая и стрелковая подготовка? – раздраженно домогался распорядитель «Смерча» от Артура.
– Наши «стойкие» учатся обращаться с шокерами и дубинками, не больше.
– Я не про вашу школу. Вообще – что вы знаете о нем в этом плане?
– Физически он очень силен. Мог танцевать всю ночь без передышки. Плюс атлетические танцы. И… в принципе он мог подготовиться как стрелок, но – вне храма. Коммуна, в которой он жил, – неблагополучные, даже опасные ребята. Он стеснялся, что имеет с ними что-то общее.
– Не-ет, – покачал головой координатор «Стрелы», осторожно выглянув из-под шита, – это явная большая наработка – либо я ничего не понимаю в боевом деле!.. Где-то он к этому готовился…
– Он смотрел файлы городских партизан, – промолвил А'Райхал, – в компании с Рыбаком-Ройтером.
– Файлы ни при чем; по одним файлам за две недели не научишься. И еще – я не могу отделаться от впечатления, что он слышал наши переговоры по радио. Плюс команды дистантам. Значит, экипирован наравне с нами. Да-а, если он подобьет «крота», будем отлеживаться… Ночь напролет танцевал, говорите? Такой не устанет раньше чем через сутки. К тому же мышечной нагрузки у него немного – лежи, поджидай. Наверняка на стимуляторах. Бессонница прицел ему начнет сбивать не скоро… – координатор сплюнул. – Вот чертовщина! И вздурилось ему влюбиться в куклу!..
– Не завидую я вам, святой отец, – с гримасой посочувствовал координатор «Смерча». – Киберы сейчас – ходкий товар; ставлю десятку, что Доран это даст как-то вроде «Маньяк-варлокер и его нечеловеческая любовь».
– Не надо соотносить его веру с его поступком, – возразил Артур. – Преступники и экстремисты бывают и среди христиан, и даже у буддистов.