Руку мэра пронзила острая, невыносимая боль, вмиг распространившаяся до подмышки, въевшаяся в кости. Он чуть не закричал, но годы тренировки взяли свое; он смог удержаться и ответил одной из самых обаятельных улыбок.
   – Кто это? – шепчет он своему секретарю, когда человек в черном удаляется.
   – Его нет в списках приглашенных… – помедлив, отвечает секретарь.
   Банкет разгорается. Падающий вниз свет хрустальных люстр преломляется в сиянии бриллиантов, дробится, искрясь и играя на гранях фужеров и в шипучих пузырьках шампанского. Вино и льстивые речи льются рекой. Мэр сыплет шутками и блестками остроумия; глаза его остекленели, улыбка стала гримасой. Ладонь болит невыносимо, словно ее прожигает кислота; минуты растягиваются в часы, любое движение превращается в пытку. Когда же конец банкета?.. Речи и вино продолжают литься. Улучив момент, мэр украдкой смотрит на ладонь. На ровной матово-розовой коже багровеет тлеющим углем четкий ромб с темной вершиной, словно клеймо, выжженное раскаленным железом.
   Глаз Глота!
   Боль ужасная.
   «Кто это был? – мучительно пытается вспомнить мэр. – Кто?!» И кажется ему, что за каждой колонной стоит человек в черном, в каждой отброшенной тени он видит его силуэт.
   Тот банкир – финансовый магнат-олигарх? Или тот промышленник-монополист, торговец водой, теплом и хлебом? Или вон тот, творец пиара? Или тот, мастер по грязным скандалам и утоплению противников в помоях? Или все они сразу? Единая, черная, колышущаяся, пьюще-жующая масса…
   Боль разрастается, пронзает сердце, перехватывает дыхание.
   Стены валятся на сторону, люстры запрокидываются вбок, а пол встает дыбом и стремительно несется навстречу. Гости слипаются в месиво черных фигур, над которым поднимается человек в черном.
   – Я пью за ваше здоровье!
   – Скорее, мэру плохо, – слышит он сквозь нарастающий гул в ушах и теряет сознание.
   …Вечер он проводит в покое и уединении, но боль не отступает. Приходит ночь, но боль не дает заснуть. Снова и снова вспоминает мэр странного гостя и качает, баюкает горящую ладонь с багровым знаком на ней. Он держит ее под холодной струей воды, но все бесполезно. Жена давно спит, а мэр ходит один по пустым комнатам, боясь зажечь свет, чтобы никто не увидел его слабость. Объемные тени плывут в воздухе, а в складках штор стоит Черный Человек.
   – Кто ты?!
   – Я есть Тьма и Повелитель Тьмы, Принц Мрака. Это я выбрал тебя и отметил своим знаком. Отныне ты принадлежишь мне. Повинуйся!
   – Да, Господин!
   …Серым утром побледневший и обрюзгший мэр вошел в свой кабинет и сел за полированный стол, в темной глубине которого отражались эстампы на стенах и мир в окнах. Секретарь подал ему бумаги.
   – Что это?
   – Указ о снижении минимальной оплаты труда… об увеличении продолжительности рабочего дня… о прекращении финансирования образования и медицины… о прекращении выплаты пособий на детей…
   Мэр, насвистывая, стал быстро подписывать бумаги одну за другой.
   Боли он больше не чувствовал…
* * *
   Генерал Горт после событий в Бэкъярде приказал, чтобы работа группы усиления проекта «Антикибер» была приостановлена. «Флайштурмы» должны находиться в ангаре, киборги—в казарме, автомобили – в гараже, а снаряжение – в цейхгаузе. И так слишком много шума; хватит дразнить общественное мнение боевыми акциями – пусть кукол пока ловят Дерек и А'Райхал при участии сэйсидов.
   О базировании отряда договаривался Тито Гердзи, а исполнение приказа возлагалось, разумеется, на Чака Гедеона – он и окунулся в полицейское гостеприимство, честно и тщетно пытаясь все сделать согласно уставу, но «синие мундиры», видимо, решили показать лично ему, что армейцы – не авторитет для них, а приказ Горта для полиции – не более чем просьба, которую по пунктам выполнять не обязательно.
   Сказалась извечная неприязнь «синих мундиров» к «серым мундирам»; пока первые изо дня в день тянули лямку борьбы с преступностью, вторые прохлаждались и, «воюя» только с призраками на учениях, нашивали все больше шевронов и звезд на мундиры, получали медали за выслугу лет и огромные зарплаты за умение печатать шаг. Это мнение было ошибочным, несправедливым, но люди ничто так охотно не лелеют, как свои заблуждения.
   Поэтому «флайштурмы» закатили тягачом в полуразвалившийся ангар, назначенный на слом, киборгов загнали в подвал, а часть автомобилей пришлось разместить на стоянках в Басстауне. Чака утешало только то, что киборги и здесь показали себя образцовыми служаками, – он во вторник едва успевал принимать их четкие, краткие рапорты: «Оружие складировано, сэр. Три машины на площадке там-то, сэр; дверцы опломбированы. Архив сложен на пятом этаже, сэр; комната опечатана».
   Напротив, живой персонал Бэкъярда приуныл и упал духом. Люди слонялись по зданию и по дивизиону с кислыми физиономиями и вели пораженческие разговоры о грядущей подкомиссии, которая добьет проект. В среду кой от кого уже попахивало «колором» и мэйджем; в четверг он нашел Фленагана с Бахтиэром дружно изучающими в рабочее время гороскоп – пришлось напомнить им, что служба с мистикой несовместимы. Подчиненные разлагались на глазах; Чак лишний раз убедился, что рассчитывать можно только на киборгов.
   Утром 2 мая, в пятницу, Чак, никогда не изменявший армейским порядкам, спустился в подвал и провел перекличку киборгов. Списочный состав был налицо – кроме тех, что оставались в Баканаре. В подвале стало чисто, прибрано; повешены переносные лампы. Построенные в шеренгу, киборги своим непоколебимым видом вселяли в Чака уверенность. Взяв пилотом Мориона, старший лейтенант на ротоплане отбыл к Дереку, чтобы забрать у него под расписку то, что осталось от Гильзы.
   Тотчас, как Чак улетел, Этикет связался с Баканаром, где Электрик незаметно переписывал себе находки оперов Адана.
   – Адресный список региона INTELCOM готов?
   – Не весь, мой капитан, выявлено около семи десятых.
   – Этого хватит, остаток передашь позднее.
   Экипировку и оружие складировали сами «железные парни», и Этикет уже в печальный вторник сумел так распорядиться, что часть военного инвентаря волшебным образом оказалась сложенной в подвале, а кое-какие важные вещички – в кузове фургона «Архилук». И что сам фургон очутился на стоянке вне территории дивизиона – об этом позаботился все тот же Этикет.
   Переодевшись в комбинезоны ремонтников и упаковав для переноски все необходимое, Этикет с Ветераном, Ковшом и Бамбуком покинули базу воздушной полиции через заранее вырытый подкоп, а далее – ползком по кабельному тоннелю, аккуратно и умело сняв охранную сигнализацию.
   Людям многое мешает выполнять свои обязанности – состояние здоровья, страх, общественное мнение, – и там, где люди пасуют, в дело вступают киборги.
* * *
   Ковш, остаешься в машине. Остальные за мной. Район Дархес. Этаж 17, квартира 131. Феликс Эдолф Кромби, он же Твердыня Солнечного Камня; отмечен в списке Адана как предполагаемый участник Банш. Мы из сетевой службы, вот наши удостоверения. Да, это киборг; он – наша машина поддержки. Показать его техпаспорт?
   Жизнерадостный огромный человечище открыл им дверь с пульта ДУ. В нем было – на глаз – около двухсот кило. Приветливо кивая, он засыпал в рот еще пригоршню крекеров и запил шоколадным коктейлем со сливками. Похоже, что он редко вылезал из кресла на колесиках, скрипящего под тяжестью его рыхлой туши.
   Однако как обманчивы бывают впечатления и разговоры в регионах! Читая дерзкие нападки и безапелляционные, категоричные высказывания Твердыни Солнечного Камня, Этикет представлял себе поджарого и остроглазого субъекта, от избытка энергии подвижного и юркого, как ртуть, а реальный Феликс Эдолф Кромби сразу разочаровал бы две трети своих почитателей, погляди они на него вживую. Такова сила абстракции слов! Слова сродни препаратам, действующим на психику, и могут создавать стойкие иллюзии, а нередко и галлюцинации, даже массовые – на этом основаны внушение, гипноз, политика, религия и СМИ.
   – Ааа, «политичка»! Давно жду! – обрадовался Феликс Эдолф, не вглядевшись в жетон Этикета, и, пошарив на полке, протянул ему бумагу. – Друзья, не напрягайтесь – я невменяемый дурак! Вот заключение врача о том, что у меня бывают церебральные сосудистые кризы, во время которых я ничего не соображаю.
   – Ценю ваш юмор, – кивнул Этикет, принимая листок. – Но вменяемость устанавливает экспертиза по постановлению суда. И мы не из политической полиции. Мы – кибер-полиция. Хотим задать вам несколько вопросов…
   Невменяемый Феликс Эдолф сразу включил диктофон – приятно сохранить на память неформальную беседу со столь необычными гостями! В случае ареста аудиодокумент не помешает. Случись ему потом отдать запись на анализ, он бы очень удивился, узнав, что с ним беседовал Стив Григориан по кличке Лис, семь лет как убитый сэйсидами. А вот многоопытный Доран не удивился бы.
   Этикета интересовало немногое – наличие в доме сложных программируемых кукол, наличие литературы о кибер-монтаже и конструировании, наличие в компьютере множества закрытой «под ключ» информации, а еще – реакция хозяина на расспросы. Пульс, дыхание, температура кожи, разные непроизвольные телодвижения – все это он мог «читать» не хуже ньягонца.
   Феликс Эдолф, на свое счастье, куклами не баловался. Пара говорящих пауков, управляемая многоножка с руку величиной – обычный хлам, который покупают для забавы, а потом забывают подзаряжать, и он пылится где-нибудь годами, никому не нужный. Сердце у Феликса Эдолфа не екало, язык работал бойко, глаза сияли – а Бамбук, незаметно вошедший с радара в его комп, сообщил, что ничего, касающегося киборгов, там не видно.
   Это здесь. Район Гейнс. Этаж 8, квартира 37. Готфрид Слоупер, известный как Моногамус. Мы из сетевой службы. На пороге – невысокий, средних лет мужчина с рассеянным светлым взглядом и улыбкой, все время съезжающей влево; из квартиры – крик, визг, шум стада детей. Карапуз ухватил Готфрида за штанину и уставился на Ветерана, озадаченно засунув палец в рот; подбежал второй, постарше:
   – Ух ты, киборг!.. Па, а что они пришли чинить? Па, погляди, у нас игра повисла!
   – Паааа! Дядя Фрид! – звали одновременно из всех комнат.
   – Извините, – Моногамус подхватил младшего на руки, – проходите, садитесь! Это направо, в конце коридора, увидите. Я сейчас приду. Ребята, тише! У нас гости.
   Указанную комнатушку почти целиком заполняли разнообразные примочки и приставки к мощной высококлассной машине; шкаф с дискетами, шлем, кровать – вот и вся мебель. Бамбук приступил к процедуре, но Этикет уже понял – это промах. Моногамус – не «отец». Человек, настолько занятый детьми, просто не сможет отвлекаться и вести тайную, вторую жизнь на стороне, курируя «семью» из кукол.
   В квартире стихло – не совсем, но ощутимо; несколько раз донеслись негромкие, но звучные и четкие распоряжения Готфрида, а потом он вошел, вытирая руки полотенцем: – Чем могу быть полезен? Я в вашем распоряжении. Куклы с программным управлением? Это мне не по карману. Дети должны играть друг с другом, развиваться, получая навыки общения. У нас есть интерактивные игры, да. Куклы, имитирующие младенцев. А еще – мелкие животные: морские свинки, йонгеры… они не ссорятся! Хотите взглянуть?
   «Нет, – подумал Этикет, глядя на Готфрида, – этот уже полностью себя задействовал, ему муляж семьи не нужен».
   – Это все – ваши дети?
   – Моих здесь трое, – со скромной гордостью ответил Моногамус. – Племянники ночуют у меня; они были на майском празднике, и, чтобы дать сестре передохнуть, я их оставил здесь. И еще я взял в семью троих из бюро социальной опеки.
   – Из приюта? – уточнил Этикет.
   – У нас это слово не произносится. – Тон Моногамуса остался мягким, но в глазах и голосе неуловимо появилось что-то жесткое, непререкаемое. Этот бы и с дюжиной детей справился.
   Район Аркенд. Этаж 37, квартира 281-А. Конрад Стюарт, он же Ферзь. Длинный, худой, впалое лицо – почти без скул, грива черных волос спутана, светло-карие глаза с пятнами на радужках глядят вызывающе, голос дребезжит от злости:
   – Кибер-полиция? Неужели? А ведете себя как сэйсиды. Что, опять отменен ряд статей Конституции? Неприкосновенность частного жилища – больше не закон? Я буду жаловаться. Вы ответите за то, что вторглись. Дайте сюда ваш жетон! Я имею право удостовериться, что вы не самозванец!
   Пока Конрад Стюарт, бормоча проклятия, справлялся через Сеть, служит ли в кибер-полиции детектив Рудольф Гарделла (оказалось – служит; Дерек уже давно по просьбе Хармона внес себе в кадровый список дюжину псевдосотрудников, чтоб группа усиления могла смело предъявлять жетоны), Бамбук потихоньку просмотрел содержимое жестких дисков. «Ни одного закрытого паролем сектора», – радировал он Этикету.
   – У вас есть куклы с программированием?
   – Это допрос?!
   – Нет. Это собеседование.
   – Тогда я отвечать не буду. Поищите сами. В кладовке, например, – вдруг с детства завалялось что-нибудь. Вы же уполномочены шарить по квартирам? Давайте-давайте! Это я тоже впишу в жалобу. Ни ордера! Ни санкции прокурора!..
   Этикет изучал Ферзя тщательно и пристально. Ферзь взволнован, даже больше того – сильно разозлен. Движения стремительные, не вполне координированные. Что это – наркотики? Стимуляторы? Или то и другое вместе?..
   – Вы занимаетесь кибер-системами?
   – Мы поговорим с вами в суде, при адвокате.
   Этикет прошел вдоль полок. Пачки дисков, печатные книги – в основном о финансах и бухгалтерии.
   – Вы работаете по поддержке банковских программ? По аудиту?..
   – Да, по банкам. Я их взламываю на крупные суммы, чтобы жить в роскоши.
   Дерзкая шутка. Жилище Ферзя было обставлено скупо, если не сказать – бедно, почти аскетически бедно. Оп! Что это? Блок дисков – «Введение в роботехнику. Учебно-инструктивное пособие BIC для студентов и инженеров младшего звена». Издание очень старое – 245 год. Этикет изменил режим зрения – блок густо захватан пальцами, отпечатки сливаются в грязный фон.
   – Зачем у вас это пособие?
   Ферзь повернулся вместе с креслом. Его запал иссяк, теперь он глядел тускло и устало; резче стали тени бессонницы на лице.
   – Хотел иметь вторую специальность, если это важно. Срезался на тестах в «Роботехе». Но я пробьюсь.
   – КАПИТАН, У ПОДЪЕЗДА ОСТАНОВИЛАСЬ МАШИНА, БОЛЬШОЙ «ДАККАР», – доложил Ковш. – ВЫШЛИ ПЯТЕРО, ДВОЕ ОСТАЛИСЬ. ФОРМА ЧЕРНАЯ, ЭМБЛЕМЫ… ПОДРАЗДЕЛЕНИЕ «ОМЕГА». С ОРУЖИЕМ, В ШЛЕМАХ И ЖИЛЕТАХ.
   – НАБЛЮДАЙ, – ответил Этикет. «Омега» – из ведомства А'Райхала, парни серьезные. Что им здесь понадобилось?..
   – Жилец квартиры 281-А, Конрад Стюарт, сейчас дома? – старший группы показал портье свою бляху. – Он один? Не звоните ему, мы представимся сами. ЭТО ПРИКАЗ.
   – К нему только что поднялись трое из сетевой службы, – портье открыл турникет. – Двое людей и киборг.
   – Они появлялись здесь раньше? У него часто бывают гости?
   Портье пожал плечами. Он недавно нанялся в этот подъезд, а помнить всех жильцов секции из шестисот квартир могут служившие лет пять-шесть – если не учитывать любимую централами перемену места жительства.
   Лифт понес вооруженную пятерку вверх.
   Этикет размышлял. Стюарт хочет больше зарабатывать – это можно понять. Сменить тесное жилье в бигхаусе, похожем на вертикальный сросток жилых секций, на просторное, улучшенной планировки. Видимо, банки мало платят таким поденщикам, корректирующим громоздкие программы отчетных форм и прочее рутинное обеспечение. Возможно, Стюарт работал на два-три банка сразу. Немудрено, если он пользуется психотропными препаратами…
   Звонок в дверь. Без предупреждения от портье?..
   – Сидите, – велел Этикет Стюарту, решившему было встать. – Я спрошу – кто.
   – Да как вы сме… – Стюарт все же поднялся с кресла, но тут путь ему заслонил Ветеран.
   – Кто там?! – голос из прихожей прозвучал очень, очень странно – Конрад, готовый вновь взорваться возмущением, понял, что детектив Рудольф Гарделла говорит ЕГО, Конрада, голосом – та же интонация, те же срывающиеся нотки.
   – Мистер Стюарт, я от домовладельца. Надо проверить водопровод – протечка на этаже над вами…
   «Глазка» в двери не имелось – видимо, Стюарт полагался на охрану подъезда, – но дверь была прозрачна для радара, и Этикет четко видел три силуэта, изготовившиеся к броску, двое у стен, один по центру.
   – Я занят, у меня в гостях подружка! Зайдите попозже! BEТЕРАН, ПРОВЕРЬ АВАРИЙНЫЙ ВЫХОД. БАМБУК, ПРИКРОЕШЬ ЧЕЛОВЕКА.
   – Фердинанд, сопротивление бессмысленно, – те, за дверью, целились в контур Этикета; похоже, они тоже видели сквозь дверь. – Ты не уйдешь. Сдавайся. Подними правую руку, левой открой.
   Ветеран просканировал дверь с трафаретом «ВЫХОД ПРИ ПОЖАРЕ. НЕ ЗАСЛОНЯТЬ ТЯЖЕЛЫМИ ПРЕДМЕТАМИ!» – и там кто-то стоял, подняв оружие.
   «МЫ НАШЛИ ЕГО! – подумал Этикет; следующая мысль была чисто киборгской. – Угрожающая ситуация. Безоружный человек не должен пострадать».
   – У АВАРИЙНОЙ ДВЕРИ – ВТОРОЙ, – прошептал в ларингофон боец.
   – ПРИГОТОВИТЬСЯ К БОЮ…
   Как ни тихи были голоса, Этикет услышал приказ и тотчас скомандовал своим:
   – УПРЕЖДАЮЩИЙ ОГОНЬ НА ПОРАЖЕНИЕ, МИНИМАЛЬНЫЙ ВРЕД. НАЧАТЬ ОТХОД ЧЕРЕЗ ОКНО. КОВШ! НЕЙТРАЛИЗУЙ АВТОМОБИЛЬ «ОМЕГИ». «МУХУ» К НАМ НА ПЕЛЕНГ.
   Ветеран перевел «импакт» на огонь очередями и прострочил бойцу обе ступни; тот, упав, смог ответить – и дверь раскрошилась от пулевых струй; то же случилось с входной дверью, где заработал «импакт» Этикета, отскочившего в комнату; Бамбук бросил ошарашенного Конрада к стене, одновременно надевая на ствол гранату.
   – Закрой глаза.
   Граната лопнула на лестничной площадке, залив ее и всю квартиру нестерпимой вспышкой света – даже зажмурившись, Конрад ахнул от обжигающего алого сияния.
   Внизу Ковш, подняв ветровое стекло, выставил над капотом кассетный гранатомет и метко подрубил «даккар» на три колеса, кое-где покорежив и корпус. Редкие прохожие резко метнулись в стороны, укрываясь где попало. Задняя дверь фургона «Архилук» распахнулась – и «муха» без пилота, слепо рыская на лету, устремилась ввысь по стене дома.
   У Конрада перед глазами тучами плясали солнечные зайчики – шатаясь, он видел как во сне, что гости вдвоем без усилий, одним махом, загородили тяжеленным, битком набитым шкафом вход в прихожую (от шкафа мигом полетели брызгами куски), а третий голыми руками – как фокусник, невероятно быстро и при том непринужденно – разбирал системный блок его машины, вырывал и совал за пазуху диски. Перемещаясь по квартире, будто вихри, все они успевали еще и стрелять, отвечая на пальбу невидимых врагов. Киборг-громадина рывком сдвинул оконную раму – в помещении свежо повеяло простором высоты, ворвался гул Города. Время не ощущалось; все происходило так стремительно, что счет секунд исчез; сознание Конрада застыло вне времени – он видел и не понимал, он слышал, но слова и звуки плыли мимо, отстраненно от него. Все это – морок, наваждение; оно исчезнет – только бы проснуться!.. Он заснул в шлеме и видит жуткий сон.
   Киборг в проеме окна раскинул руки; сзади, из пустоты провала вознесся ранец-«муха», положил ему хомут на плечи, прилег к телу, обнимая его в поясе и бедрах. Не чувствуя тяжести, киборг шагнул вперед, потом приподнялся над полом и сгреб помертвевшего Конрада.
   – Ничего не бойся, – произнес киборг спокойно и с этими словами прыгнул с этажа – вперед и вниз; он отлетел подальше, и пение «мухи» оборвалось – свободное падение быстрее управляемого. Конрад окончательно утратил ощущение реальности.
   Вслед за Ветераном прыгнули и Этикет с Бамбуком, прострелив пол у окна дюбелями – чтоб через полсекунды побежать по наружной стене, держась за покрытую защитной муфтой струну троса толщиной со стержень авторучки. Когда они опустились на крышу двадцатиэтажной секции, над обрезом парапета вновь воспарила «муха», готовая принять и опустить обоих на тротуар. Бойцы «Омеги» ворвались в комнаты, но стрелять вдогонку было поздно – оставалось ждать санитарный флаер для раненых и надеяться, что план «Перехват» уже заработал во всю мощь и боевики Партии с их командиром Фердинандом не уйдут. Теперь уж нет никаких сомнений – тут была база террористов, опытных и на все готовых. Платный доносчик дал точную наводку.
   Ковш, избегая оживленных улиц, направил фургон «Архилук» в гнилые проулки, петляя и кружа, как будто уворачивался от преследующей авиации; Конрад сидел безучастно, отрешенно, не в состоянии поверить, что все происходящее – не плод больной фантазии; Этикет по радио срочно зондировал старые знакомства.
   – Пароль – «Лампа».
   – Принято. Назовите пароль для входа на следующий уровень.
   – Пароль – «Прицел». Этикет вызывает Индекса.
   – Хай, Этикет. Индекс на связи.
   – Индекс, мне очень срочно нужно убежище. Но сначала – скрыться с улиц, поскольку на мой транспорт людьми А'Райхала введен «Перехват». И – место, где можно спрятать человека.
   – Дай свою локализацию на карте Города. Так… Даю метку, где ждать. Через десять минут там будет наша фура; вкатишь машину в нее. Место схрона подыщем. Корпус Сэйсидов гарантирует вам безопасность и защиту, – закончил разговор стандартной фразой Индекс, который и по сей день служил в группе усиления Корпуса.
* * *
   Настоящие сцены надо планировать заранее. Все блестящие импровизации на самом деле неоднократно репетируются и оттачиваются. Данную сцену Хиллари задумал еще утром, когда они сошлись с Гастом завтракать за одним столиком в реабилитационном центре «Здоровье».
   – Так больше продолжаться не может, – говорил Гаст, переместив содержимое трех тарелок в одну. Вилкой он пренебрегал за ненадобностью. – Я точно свихнусь – днем работать, а ночью спать под установкой! Мне кажется, что это зомбизатор; у меня в памяти дыры появились. Сегодня утром встаю и думаю: «Кто я и как меня зовут?» Я не моргаю, а паутину с глаз сдираю, будто мне веки склеили; в голове не мозги, а гель, мысли плывут медленно, медленно – я и не дождался, когда пару слов додумаю. Если я сейчас за стенд сяду, стану точно как Пальмер, Три Закона три дня тестировать. Его таким занудой в этом центре сделали, я почуял. Если и дальше так пойдет – ноги моей здесь не будет. Они из меня дурака сделать хотят.
   – Это они процессы мозга к норме приводят, – ответил Хиллари, жуя зеленую веточку и пытаясь понять ее вкус, – обычные люди, Гаст, всегда так думают.
   – Тогда я хочу умереть ненормальным. Я таким всю жизнь прожил и привык к своему состоянию; пусть они не переставляют мебель в моей черепушке. Вот теперь я понимаю, что чувствуют киборги на стенде! Если бы не Первый Закон, они давно бы взбунтовались.
   – Я что-нибудь придумаю, – обронил Хиллари. У него уже были наметки одной строго научной авантюры.
   Только плохие начальники стягивают всю работу на себя, а потом разрываются между семью делами и жалуются на нехватку времени. Хорошие начальники заставляют работать других. Но как вернуть в строй киборга с изменяющейся памятью, когда старая программа проступает, как переводная картинка, как древние записи на манускрипте под рукой реставратора, превращая киборга в новую личность, в мозгу которой идет борьба, вызывая сомнения, колебания, удлиняя время принятия решений, искажая мотивации и поступки?.. Чайка, легкая в работе и общении, теперь напоминала человека, больного прогрессирующим параличом: она шла, неуверенно ставя ноги, нагнув голову и растопырив локти, а отвечала на вопрос, предварительно подумав с полминуты. Заново тестировать и переписывать? Адская по кропотливости работа в предельно сжатые сроки – Хиллари начинало мутить при одной мысли об этом. И он решил возложить эту работу на саму Чайку. «Если мозг киборга стремится сохранить себя как единое целое и это даже вызывает отрицательное отношение к стендовой проверке, – рассудил Хиллари, – так пусть мозг Чайки стремится к сохранению своего нового полного статуса, отторгая и подавляя всплывающие куски старой программы. Воля у киборгов – крепче некуда, а их целеустремленности позавидовать можно. Надо лишь запустить механизм чистки, желательно по максимуму – по Первому Закону!»
   Как давить на психику киборгов, Хиллари знал лет с четырех, добиваясь от Кэннана уступок в свою пользу и то измором, то нахрапом доводя своего кибер-гувернера до белого каления. Относясь к любому делу серьезно, Хиллари тщательно продумал сцену до мельчайших деталей и реализовал ее по плану. С утра он не принимал лекарств – отчего его зрачки опять расширились и потемнели, выпил мочегонное короткого действия – отчего он осунулся и посерел, а под глазами пошли черные круги, и два раза взбежал по лестнице на восьмой этаж, после чего он стал задыхаться, а сердце у него запрыгало, как лягушка. Главное, когда ты разговариваешь с киборгом, – это не казаться, а быть. Натренированный киборг взглядом в нескольких режимах и по радару очень точно определяет подлинное состояние человека.
   Чайка, увидев Хиллари, испугалась, а Хиллари, из-под опущенных век отследив реакцию Чайки, обрадовался. Раз она так бурно реагирует на изменения его здоровья, значит, свой образ как хозяина он вложил в нее накрепко и никакой реверс с ним не справится.
   – Чайка! Мне очень плохо, – глухим нездешним голосом говорил Хиллари, тяжело дыша. Он сидел, согнувшись и упираясь ладонями в колени, чтобы было легче. Галстук и ремень он снял, ворот рубашки расстегнул, чтобы Чайка видела, как поднимаются ключицы; манжеты расстегнул тоже – из-под левой высовывался краешек накожного аппликатора, который ставят, чтобы лекарство проникало в кровь медленно и постоянно и его равномерная концентрация поддерживалась несколько суток; Чайка и это видела, и пугалась все больше и больше. – Я очень много сидел на стенде, и мой организм не выдержал. У меня снова начались приступы. Я боюсь умереть, у меня могут лопнуть сосуды в мозгу. Но я руководитель проекта, и я не могу уйти со своего поста. Я должен работать. Чайка, у меня одна надежда – на тебя. Ты, и только ты можешь мне помочь, разгрузить меня и дать мне время для отдыха. Для этого ты должна, Я ПРИКАЗЫВАЮ, мобилизовать внутренние резервы, вычистить из мозга все паразитные программы и снова приступить к работе. Этим ты спасешь меня. Я верю в тебя, я доверяю тебе свою жизнь и здоровье.