Страница:
* * *
Хиллари лежал по горло в теплой воде с питательными и успокаивающими добавками, аэрированной кислородом, и нежился в ней, как в колыбели, плавно покачиваясь и растворяясь в полуневесомости, когда зазвонил трэк, лежащий рядом на полочке. Хиллари взял его с гримасой, отметив время – 21.37.Он даже не пытался гадать, кто это и зачем. Звонить мог кто угодно – начиная с личного адвоката и кончая Президентом Федерации.
– Хиллари, это ты? Подтверди, что это ты! Это я, Селена.
– Да, это я. Нахожусь в ванне. Селена, что произошло?
– Хиллари, тут с тобой хочет поговорить одна моя знакомая, – Хиллари нажал кнопку записи, – она тебе все объяснит.
Голос Селены звучал так, словно она два часа перед тем хохотала или рыдала, и в Хиллари начало расти уснувшее было раздражение.
– Да что за шутки? Селена, ты представляешь… – он не договорил; в трубке зазвучал иной, ровный, чистый голос, каким говорят дикторы и киборги:
– Здравствуйте, мистер Хармон. Ваш личный номер дала нам ваша сотрудница, Селена Граухен; она же произвела соединение. У меня есть для вас важное сообщение. – Хиллари набором кнопок вызвал бригаду Адана, и тут же включился перехват звонка. – Я – Чара, мать той семьи, которую вы преследуете. Мы похитили Селену.
– Вот и хорошо, – непроизвольно вырвалось у Хиллари.
– Мы хотим, – озадаченная реакцией, продолжала Чара, – чтобы вы выполнили два наших требования. Во-первых, оставьте мою семью в покое и, во-вторых, отдайте Фердинанда. Тогда мы освободим Селену.
– А вы какой модели? – заинтересовался Хиллари.
– Никакой, – резко ответила Чара. – Я – человек!
– Вот как… – Хиллари покачал трэк в руке. – Это никак не возможно, мадам. Во-первых, я не диктатор, чтоб единолично все решать. Преступления, которыми мы занимаемся, не имеют срока давности, и следствие по ним никогда не прекращается, даже если дело из-за нехватки доказательств не доходит до суда. Прекратить его может только военный прокурор, так что тут вы попали не по адресу. Касательно второго пункта я тоже бессилен вам помочь: я не могу обменять Селену на Фердинанда по причине отсутствия у меня Фердинанда. У меня в проекте такого нет и в знакомых не значится. Могу предложить на выбор себя или генерала Горта, иногда еще А'Райхал соглашается…
– Перестаньте ломать комедию, мистер Хармон. Дело обстоит более чем серьезно. Мы достоверно знаем, что утреннюю перестрелку с подразделением «Омега» устроили ваши громилы. Они похитили отца нашей семьи Фердинанда. – Пока Чара говорила, Хиллари смекнул, что у киборгов могла быть своя система оповещения на случай провала; не мог же он знать, что Чара несколько раз жила у Фердинанда и узнала квартиру и его самого в новостях. – Мы не остановимся перед тем, чтоб сообщить о ваших действиях в печать или на телевидение.
– Валяйте, – равнодушно согласился Хиллари. – Общественное мнение – на вашей стороне. Киборгофобия и все такое прочее… Киберы-людокрады. Это прибавит вам популярности. А то еще пресс-конференцию устройте, вроде как Маска с Фанком. Напомнить, чем это закончилось?..
– Мы требуем Фердинанда!
– Его у меня нет, мадам. Он загарпунил моих парней и пустился с ними в бега, чтобы создать новую семью из Warrior'ов для дальнейшего ведения боевых действия в рамках «войны кукол». Он вас бросил! Мы с вами осиротели, мадам… – В голосе Хиллари звучала явная издевка.
– Это ложь! – начала злиться Чара. – Фердинанд – убежденный пацифист!
– Стало быть, детки не в отца удались. Кроме того, людям свойственно менять убеждения…
– Повторяю, у нас в руках ваша Селена…
– Ну так заботьтесь о ней, – повысил голос Хиллари, – если у вас есть Первый Закон, а если нет – то можете делать с ней все, что вам заблагорассудится: морить голодом, жечь сигаретами, отрезать уши и присылать их почтой, чтобы склонить меня принять нужное вам решение. Но тогда я добьюсь того, что конвейеры General Robots и BIC замрут, десятки тысяч людей останутся без работы, а киборги вашей модели будут уничтожены все до единого.
– Да как вы можете так говорить?!! Вы… вы чудовище!
– Отрабатываю репутацию, которую на меня навесили с вашей легкой руки, мадам! И если уж мы пошли на переговоры, то предоставьте мне убедительные доказательства, что Селена Граухен действительно у вас, – как это водится у настоящих киднеперов. А то, может быть, вы ее голос смоделировали из записи интервью в «NOW». С людей вашей модели это станется.
– А номер вашего личного трэка?
– Да мало ли хакерского жулья на свете? – жестко парировал Хиллари и первым прервал связь. Предстояло еще поговорить с дежурным по сетевому поиску и поделиться проблемой с Сидом. А после этого расслабиться и впасть в нирвану.
* * *
«КОРПУС СЭЙСИДОВ, 72-я бригада. 3-я станция связи. 2-й технический склад» – такая скучная табличка украшала КПП у ворот в бесконечной высокой стене цвета пепла; другая точно такая же стена тянулась вдоль противоположной стороны проезда, носившего название под стать однообразному пейзажу – 11-я Заводская линия. За стенами заборов, украшенных поверху колючей проволокой на кронштейнах и отростками систем сигнализации, похожими на черные поганки, высились слепые корпуса, иногда шершаво-серые, порой – стеклянно-матовые. Местами в небо поднимались струйки пара, кое-где торчали стержни тонких труб, сочившихся прозрачно-желтым или сизым дымом. И шум – вечный, глухой, неживой шум механической работы. Здесь, на северо-востоке Басстауна, неподалеку от границы Города, сэйсидам было легко базироваться – 11-я Заводская предназначалась для перевозок, и людские следы на запыленных узких тротуарах были редкими, как на поверхности планет, лишенных атмосферы. А недавний ливень смыл даже эти оттиски подошв.Здание станции связи и склада внешне от прочих отличали мачтовые и дисковые антенны на крыше, а внутренне – состав персонала. Здесь было пять человек, тридцать два андроида и двенадцать киборгов, не считая автоматов – грузчиков и охранников. Люди в работу киберов не вмешивались – они отдавали приказы и изредка, для проформы, проверяли их выполнение.
Поэтому никто не полюбопытствовал, куда уехала большая фура и с каким грузом вернулась. Киберам смело можно доверять и управление машиной, и прием заявок из бригады, и оформление путевок, и учет расхода топлива – все-все. Особенно если координатор – проверенный, бывалый киборг Индекс.
Индекс распорядился содрать с фургона «Архилук» краску и перекрасить его заново, оборудовать в подземном этаже камеру для временного размещения человека и получить со склада четыре форменных комбеза для киборгов. Все распоряжения он отдал по радару; люди их не слышали.
Сон Фердинанда продолжался. Это был сон без выхода, сон с погружением в шахту без дна – вниз, вниз, мимо неясных гремящих конструкций, мимо слабо мерцающих ламп, выхватывающих из тьмы медленно и зловеще вращающиеся колеса, змеиное поблескивание тросов, решетки, коленчатые изгибы труб… Из полусна мучительного и отчаянного одиночества, из полубреда с его невыносимым чувством собственной ненужности, напрасности своей жизни Фердинанд вошел в полный, всеохватный бред, где рушились остатки связей между сознанием и миром, а окружающее превращалось в вязкий водоворот хаотических инфернальных видений. В стенах квартиры, еле-еле защищавшей его от наступающего ужаса, звучали оглушительные выстрелы, сливаясь в трескучий грохот, – это ад ворвался в дом!.. Он падал из окна в объятиях киборга и уже видел себя расплющенным силой удара по мостовой. Рывок! Сердце прыгнуло вверх, к горлу, но это еще не смерть; ноги коснулись земли. Его тащили, как котенка; его швыряло из стороны в сторону на поворотах, потом… мотор стих. Но машина двигалась! И что тяжелей всего – молчание. Похитители не говорили ни слова. На лицах у них – ни гримас, ни улыбок, ни следа чувств. Насколько радостно и сладко было видеть живую мимику дочек Чары, настолько страшно – эти застывшие маски. Он не мог заставить себя с ними говорить. Казалось, вымолви он хоть междометие – и свет померкнет, пол провалится и его крик погаснет в немой тьме.
Вот он – Новый Мир, мир проклятия Аскета. Все сбывается, что было сказано. Остро хотелось вырваться отсюда, выскочить наружу – но руки онемели, ноги не повиновались, язык присох к стиснутым зубам. Можно ли переждать, перетерпеть этот сон-явь? Нет, нет, нет… Только молчать, только беречь себя, ту малость, что еще жива внутри, – о боже, как ничтожно мало от него осталось!..
Но с каждым шагом, с каждым вдохом оставалось все меньше того, что могло сопротивляться потоку безумия, размывающему мозг. Тоньше радужной пленки мыльного пузыря была грань, отделяющая Фердинанда от бессмысленного исступления… или коллапса сознания и превращения в человекоподобную вещь.
Черно-синие комбинезоны. Это сэйсиды, все-таки сэйсиды. Хуже того – сэйсидские киборги. Ведут вниз. Темно. Это помещение не для людей. Здесь все молчат, звук голоса здесь будет глуп и жалок – и никто не ответит.
Взяли за руку – «Стой». Открылась дверь. Лучше б не открывалась!.. В глухой кабине – шкафы аппаратуры, провода; какой-то оборотень, принявший обличие атлетически сложенного блондина, обнажен по пояс. Ни теплая ласковость глаз, ни улыбка не обманут – кабель уходит во вскрытый живот, другой – под ключицу, третий – в шею сбоку. Под скульптурным рельефом брюшных мышц видны броневые пластины, гнездо порта с откинутой заслонкой.
– ЕСТЬ РАЗГОВОР, БЛИЗНЕЦ-ПЕРВЫЙ.
– О'К, ИНДЕКС. Я ОТБЛОКИРОВАН ОТ СВЯЗИ, ГОВОРИ.
– ВКЛЮЧИ В РЕЖИМ КОНТРОЛЬ ПЕРЕГОВОРОВ «ОМЕГИ» И ШТАБА А'РАЙХАЛА. ТЕМА – КОНРАД СТЮАРТ, ФЕРДИНАНД. ОТСЛЕДИ ВСЕ КОНТАКТЫ ПО ТЕМЕ И РАСШИРЬ КОНТРОЛЬ НА НИХ.
Тайные тюрьмы сэйсидов… теперь ты убедился в том, что они существуют. Отсюда живым не выйдешь. Сэйсиды сами, вне закона, расправляются с повстанцами, партизанами, людьми Партии. И никаких следов, и никаких свидетелей. Похищения доверены киборгам, а киборги неподсудны.
Фердинанд запутался в подземных коридорах сразу, как вошел. Повороты, двери, темные проходы. Улыбчивый блондин висит на проводах. Ракообразный автомат с клешнями. Синий свет потусторонних ламп. Он перешагнул в иное измерение – и оно втянуло его, как утроба монстра.
Еще одна дверь – которая по счету?.. Пустая камера без окон. Губчатый матрас. Тумба санузла. Блок умывальника с пленкой зеркала.
Его подтолкнули – «Вперед!». Дверь закрылась за спиной.
Добро пожаловать в преисподнюю, Фердинанд. Сядь и постарайся не думать. Ах, ты не можешь… разучился. И правильно сделал, иначе бы тебе пришлось вернуться к мыслям, которые тебя терзали дома. Теперь тебе гораздо легче. Тебя нет. Тебе оказали услугу – вырвали из постылой жизни и опустили в смерть. Неважно, что ты пока дышишь и сердце бьется, – а может, и это тебе кажется, а?.. Только шевельнись – войдут членистоногие и всунут тебе кабель в голову, чтоб ты не вздумал убежать в себя, закрыв глаза и уши. Уйди внутрь – там будет то же самое: молчаливая стража, мертвенный синий свет, писк сигналов коммутатора и шаги, шаги за дверью… это идут за тобой, Фердинанд… ты не проснешься… не успеешь…
Он вскочил, готовый закричать, – вошел детектив Рудольф Гарделла, тоже в черно-синей форме, с подносом, на котором – банка воды и тарелки-корытца с едой.
– Вам надо подкрепиться.
Фердинанд замотал головой: «Не хочу!». Слышать слова и понимать, что их синтезирует из цифровых сигналов кибер-мозг, а произносит аудиосистема, – сейчас это было невыносимо.
Этикет всматривался в него – конечно, он не из Партии и уж тем более не боевик. Куда ему!.. Этикет видел и допрашивал партийцев – можно было не соглашаться с их убеждениями, но в упорстве им не откажешь. А этот – сломлен; он был не готов к такому испытанию – комнатный человек, все достижения и подвиги которого – мираж компьютерной игры. По тому, как он вел себя в квартире, было ясно, что Конрад Стюарт взвинчен уже почти до срыва; он пытался противостоять – но его хватило ненадолго. Сомнительно, чтоб он руководил воюющей «семьей» и разрабатывал все акции, – на роль специалиста-партизана он не годен. Скорей всего, он потерял контроль над куклами – вместе с надеждой что-либо изменить или исправить… Но состояние, в которое он впал, – угрожающее. Душевный паралич, судорожное сжатие; от него нельзя будет добиться ничего не потому, что он упрям, а потому, что он не может говорить и даже связно думать.
– Кто… – выдавил Фердинанд через силу; слова давались с трудом, будто он проталкивал их сквозь непослушные губы. – За что… Почему меня арестовали?..
– Вы не арестованы, – мирно ответил Этикет. – Мы вынуждены были спрятать вас. Здесь вы в безопасности.
– За что?.. – вопрос повторился сам, потому что ничего другого не пришло на ум.
– Вас хотят убить.
– Кто?! За что?!!
– Служба А'Райхала, подразделение «Омега». Это они атаковали ваше жилище. Они уверены, что вы – боевой командир Партии.
– Я… это какое-то недоразумение!! Я не имею ничего общего с…
– Вам придется доказывать это. А мы не уверены, что вам дадут возможность оправдаться. Объявлен приказ, по которому вы должны быть взяты живым или мертвым. Стрелять в вас будут без предупреждения.
– Но я… у меня даже оружия нет! Это вы! Вы открыли огонь!!..
– Мы защищали вашу жизнь. Это обязанность киборгов.
Фердинанд помотал головой, вытряхивая сумасбродные, вздорные мысли, которые вдруг в изобилии размножились.
– Который час?..
– Девятнадцать сорок три.
– Как? Уже?..
Этого быть не может!.. Он же просидел тут минут сорок, сорок пять… не больше…
«Потеря чувства времени, – определил Этикет. – Все куда сложней, чем я предполагал». Вскоре ему может понадобиться врачебная помощь, иначе он войдет в затяжной психострессорный шок и его придется госпитализировать.
Ситуация складывалась отвратительно неловкая – до выяснения всей обстановки отпускать Конрада Стюарта опасно, держать здесь – тоже, а передать его властям – значит подставить проект. В первую очередь надо, чтобы он выспался. Но захочет ли он принимать снотворное? Если нет – придется заставить силой… нет, от этого ему станет хуже. Пустить в камеру «гэйст»?.. Но камера не приспособлена – тут плохая вентиляция, есть риск передозировки.
Остаток дня Этикет и Бамбук посвятили уговорам – уламывали Фердинанда выпить вполне невинные таблетки, а Фердинанд забился в угол и молчал, глядя на свои колени. Он был пуст внутри; он не понимал, зачем снотворное тому, кто уже спит и видит долгий беспросветный сон, – а еще он боялся, что, проглотив эти пористые розовые штучки, попадет из царства гнетущих иллюзий в провал черного Небытия.
ГЛАВА 3
В субботу, третьего числа, майское беснование в Городе продолжалось параллельно – а местами вперемешку – с ужесточающимися мерами против ожидаемых вылазок террористов. По сигналу «Штормовое предупреждение» сэйсиды и родственные им спецслужбы появились там, где их давно не видели, – на вокзалах, узлах рельсовых линий, в супермаркетах. Похищение Селены оставалось тайной, но студиям новостей хватало первомайских происшествий, чтобы раздуть страх перед массовыми беспорядками, а история с Фердинандом была прямо даром небес. Всуе склоняли на все лады Фреда Амилькара с Милем Кнеером, подняли видеоархивы по восстаниям, где поучаствовала Партия, а Конрад Стюарт появлялся на экранах чуть не каждый час – «10 000 бассов за голову!», «После „харикэна“ – бой на 37-м этаже!», «Координация акций – случайность или…», «Новая генерация боевиков сильней „Омеги“?», и все в таком же роде. В горячке злого информационного шаманства досталось и «Янгарду» с его неудавшейся игрой «Война кукол» – сход ролевиков облыжно заклеймили как потворство агрессии; однако тинейджеры из вредности не смыли раскраску – движение ширилось, и на дискотеках вновь зазвучал кибер-дэнс, замелькали изломанные, угловатые телодвижения, и снова поднялись в рейтинге десятый, одиннадцатый и двенадцатый (последний!!) диски Хлипа, составлявшие цикл «Роботех», – «Под контролем», «Азбука рабства» и «Срок годности»; ревом восторга встречали мятущиеся юнцы его «Прогресс»:
Опять всех удивил Доран – забыв о Хармоне, он основал фонд «Доброта сильнее гнева» и стал агитировать в защиту Рыбака, живописуя его неприкаянность и муки, толкнувшие больного человека на отчаянную выходку. «Мы все виновны в том, что он это сделал, – горячо убеждал зрителей Доран, – и должны искупить свою вину тем, что спасем его. Наше безразличие толкнуло его к баншерам – но даже тогда он не посягнул на чужие жизни! Да, он ответит перед законом, но есть высший закон – милосердие, и, если оно нам не чуждо, наш долг – вернуть ему здоровье! Его друзья, простые, вовсе не богатые люди, начали сбор денег на трансплантацию для Рыбака – неужели мы останемся в стороне?! Отведи от себя беду – дай басс Рыбаку!»
На фоне этого переполоха здание проекта «Антикибер» казалось оазисом тишины и безмятежности. Все беспокоились о Селене – но молча. Судачили о диске Хлипа, но не собираясь в компании. Хиллари расхаживал как ни в чем не бывало – многие за глаза пеняли ему этим безразличием, – но с аппликатором желтой марки («Средства психоневрологического действия. Только по назначению врача!») на плече под одеждой.
Но были в проекте и те, кого суета событий не коснулась вовсе. Вернее – их заботило другое, и чувства они выражали иначе.
Киборги не спят и не чувствуют боли – а еще они не отпрашиваются по личным делам в рабочее время. Но Молния сумела это сделать, сыграв на всеобщей любви к Кавалеру. Мотивировка была сформулирована безупречно – желание удостовериться, что составная часть группы усиления исправна после ремонта. «А, Кавалер! Ну да, сходи. Только скорее возвращайся. Я уже был у него – выглядит он, прямо сказать, не ахти…» Она нашла его в одной из многочисленных подсобок третьего этажа – он там заменял фильтры в пылесосе; неинтересная, рутинная работа для андроидов, но, чтоб восстановить координацию, и это хорошо. Рядом возилось нечто – ниже Кавалера ростом, в мешковато сидящем комбинезоне андроида, но при том – вопиюще длинноволосое (у андроидов волосы не растут) и босое (андроиды носят туфли, отлитые из монопласта); оно, это нечто, вертело с боку на бок жидкостный адсорбер к пылесосу.
– Спасибо, что пришла, – промолвил Кавалер, – но лучше не смотри не меня.
– Я всякое видела. К тому же внешность – не главное. Это все пройдет.
«И поскорее бы», – мысленно прибавила она, глядя на его перекошенное, как у паралитика, лицо. С движениями у него тоже было неладно, ой как неладно.
– Как твоя рука?
– Все зажило, не беспокойся.
– Я рад. Пусть пока Рекорд ухаживает за тобой, – Кавалер сделал попытку улыбнуться, скорее по привычке, чем сознательно, и Молния еще сильнее захотела, чтобы он стал прежним.
– Опять ты за свое. Я думала – тебе эту программу счистят…
– Я попросил Кибер-шефа, чтоб оставил.
– Зачем?.. А на Рекорда никакой надежды. Он так увлекся Чайкой, что не оторвешь.
– Вот как?.. Не подозревал, что ты способна ревновать.
– Ты не так понял. Сперва Рекорда посадили у Адана к злюке Марианне, а вчера взяли машиной поддержки в исследовательский отдел. Кибер-шеф велел Чайке его натаскать… Да ты же ничего не знаешь! Ты третьи сутки не в Сети, а тут столько всего случилось!..
Нечто подняло лицо, до того скрытое пепельными прядями, выпрямилось – это оказалась девчонка довольно удачного дизайна. Склонив голову набок, она прислушалась; Молния опознала в ней Дымку из перечня лиц «семьи Чары».
– Эй, а ЭТА что здесь делает?
– Помогает мне. Она после «Взрыва» и зондирования… Ты продолжай, мне интересно.
Молния все обстоятельно выложила – про реверс Чайки, про захват Селены баншерами.
– …а Кибер-шеф Чайке реверс перешиб! Так загрузил ее, что думать перестала о своих; носится по этажам, как пуля. Но он кое-что заподозрил и о нас; когда впускал к себе Рекорда, устно прозомбировал его – «Пока ты здесь, подчиняйся только людям из табельного списка!». Умный шеф, однако. В дивизионе всем запретили покидать подвал, нам – выходить без команды из здания…
«Чайка, – в уме повторила Дымка, – Чайка, Чайка… Чайка! Миккелин. Боже, смилуйся над Симаруэль и Миккелин. Они не виноваты, что родились не как люди. Дай им, пожалуйста, место в Царстве Твоем…»
– Странно – как ее выпустили?.. – поглядела на нее Молния.
– Она безвредна.
– Я не о том! Почему без обуви, растрепанную…
– Видимо, не нашли туфель подходящего размера.
– Ну-ка, подойди ко мне, – командным голосом велела Дымке Молния. Та подошла, глядя вопросительно, с недоумением.
– Действительно, глупанутая. Повернись спиной. КО МНЕ СПИНОЙ. Ноги вместе, руки вдоль туловища, шею выпрямить. Так и стой.
– Ее все называют – Дымка-Дурочка; кто-то начал первый – а другие подхватили, – тихо заметил Кавалер, глядя, как Молния проворно расчесывает спутавшиеся локоны куклы, собирает и прихватывает их заколкой (у кибер-женщины в карманах все должно быть). – Это плохая кличка. Так не надо называть киборгов…
– Ты и в нее влюбился? – чуть резковато спросила Молния.
– Теперь ты меня не понимаешь. – Кавалер потрогал свою отвисшую щеку, словно хотел нащупать плоский пучок контракторных тяг. – Ее мозг – класса В; она по определению не может быть тупой и глупой. Просто она… больна. Она как инвалид. Им не говорят в лицо – Хромой, Кривой, Горбатый. Тем более что ум вернется к ней когда-нибудь. Ты бы могла меня назвать – Калека?
– Я? Ну, если ты считаешь, что я могу это сделать… – Молния поспешно убрала в карман расческу, явно собираясь уйти не попрощавшись; Кавалер, неловко протянув руку, взял ее за запястье.
– Вот видишь – тебя оскорбляет даже мысль об этом…
– Отпусти.
– Не смею вас задерживать, мисс.
– Я вообще не понимаю, для чего пришла сюда, – бросила Молния с порога.
– Отменяю приказ «Так и стой» и все предшествующие, начиная с команды «Повернись», – глядя ей вслед, проговорил Кавалер. – Дымка, продолжаем работу.
– Ошибка наименования, – тускло ответила она. – Меня зовут Дымка-Дурочка.
– Запрещаю это самоназвание. Просто Дымка.
– Приказ принят. Просто Дымка. Твой приказ может быть отменен человеком.
– Ладно. – Кавалер поморгал, пробуя, как действуют веки. – Когда вернется капитан или другой, кто разбирается в вербальном программировании, мы что-нибудь придумаем… Понимаешь, детка, без входа через порт трудно что-нибудь переделать в тебе сейчас.
Голоса в подсобке смолкли, вновь раздались щелчки снаряжаемых пылесосов. Так длилось минут десять, пока руки Кавалера не остановились, а слух не обострился до максимума – он пытался понять, что за звук доносится и откуда.
Звучала Дымка. Неспешно, но уверенно устраивая адсорбер в корпусе седьмого по счету пылесоса, она пела, едва раскрывая губы:
Он был рядом со смертью, но вернулся. Почему?.. О чем она поет?..
Хлипомания становилась жарче час от часу – и все хлиперы кляли Хармона, спрятавшего от народа диск «На берегу тумана». Ждали, что «Союз защиты наследия» потребует заявить открыто – есть в памяти Файри Тринадцатый Диск или нет. Варлокеры самозабвенно танцевали и молились в нетерпеливом ожидании Пророка – Энрик был уже на подлете. Поскольку индекс агрессивности колебался между 14-ю и 15-ю, надень прибытия Пророка было намечено выступление председателя парламентской морально-этической комиссии; предполагалось, что он озвучит мнение конгресса, подкрепленное выводами аналитиков Айрэн-Фотрис и А'Райхала, – быть или не быть концертам Энрика. Театр Фанк Амара ломился от паломников – и Хац забыл о слове «разорение»; уделив частичку монополии «NOW», театр греб деньги в семь лопат и то не успевал.
Во имя новейших крутых технологий
Жестокий прогресс перемелет нам кости,
Сметет все, что есть у него на дороге,
Не чувствуя нашей беспомощной злости.
Ломая преграды как тонкие сучья,
Трудясь и стараясь без сна и покоя,
Во имя всеобщего благополучья
Безликий прогресс уничтожит живое![ВК]
Опять всех удивил Доран – забыв о Хармоне, он основал фонд «Доброта сильнее гнева» и стал агитировать в защиту Рыбака, живописуя его неприкаянность и муки, толкнувшие больного человека на отчаянную выходку. «Мы все виновны в том, что он это сделал, – горячо убеждал зрителей Доран, – и должны искупить свою вину тем, что спасем его. Наше безразличие толкнуло его к баншерам – но даже тогда он не посягнул на чужие жизни! Да, он ответит перед законом, но есть высший закон – милосердие, и, если оно нам не чуждо, наш долг – вернуть ему здоровье! Его друзья, простые, вовсе не богатые люди, начали сбор денег на трансплантацию для Рыбака – неужели мы останемся в стороне?! Отведи от себя беду – дай басс Рыбаку!»
На фоне этого переполоха здание проекта «Антикибер» казалось оазисом тишины и безмятежности. Все беспокоились о Селене – но молча. Судачили о диске Хлипа, но не собираясь в компании. Хиллари расхаживал как ни в чем не бывало – многие за глаза пеняли ему этим безразличием, – но с аппликатором желтой марки («Средства психоневрологического действия. Только по назначению врача!») на плече под одеждой.
Но были в проекте и те, кого суета событий не коснулась вовсе. Вернее – их заботило другое, и чувства они выражали иначе.
Киборги не спят и не чувствуют боли – а еще они не отпрашиваются по личным делам в рабочее время. Но Молния сумела это сделать, сыграв на всеобщей любви к Кавалеру. Мотивировка была сформулирована безупречно – желание удостовериться, что составная часть группы усиления исправна после ремонта. «А, Кавалер! Ну да, сходи. Только скорее возвращайся. Я уже был у него – выглядит он, прямо сказать, не ахти…» Она нашла его в одной из многочисленных подсобок третьего этажа – он там заменял фильтры в пылесосе; неинтересная, рутинная работа для андроидов, но, чтоб восстановить координацию, и это хорошо. Рядом возилось нечто – ниже Кавалера ростом, в мешковато сидящем комбинезоне андроида, но при том – вопиюще длинноволосое (у андроидов волосы не растут) и босое (андроиды носят туфли, отлитые из монопласта); оно, это нечто, вертело с боку на бок жидкостный адсорбер к пылесосу.
– Спасибо, что пришла, – промолвил Кавалер, – но лучше не смотри не меня.
– Я всякое видела. К тому же внешность – не главное. Это все пройдет.
«И поскорее бы», – мысленно прибавила она, глядя на его перекошенное, как у паралитика, лицо. С движениями у него тоже было неладно, ой как неладно.
– Как твоя рука?
– Все зажило, не беспокойся.
– Я рад. Пусть пока Рекорд ухаживает за тобой, – Кавалер сделал попытку улыбнуться, скорее по привычке, чем сознательно, и Молния еще сильнее захотела, чтобы он стал прежним.
– Опять ты за свое. Я думала – тебе эту программу счистят…
– Я попросил Кибер-шефа, чтоб оставил.
– Зачем?.. А на Рекорда никакой надежды. Он так увлекся Чайкой, что не оторвешь.
– Вот как?.. Не подозревал, что ты способна ревновать.
– Ты не так понял. Сперва Рекорда посадили у Адана к злюке Марианне, а вчера взяли машиной поддержки в исследовательский отдел. Кибер-шеф велел Чайке его натаскать… Да ты же ничего не знаешь! Ты третьи сутки не в Сети, а тут столько всего случилось!..
Нечто подняло лицо, до того скрытое пепельными прядями, выпрямилось – это оказалась девчонка довольно удачного дизайна. Склонив голову набок, она прислушалась; Молния опознала в ней Дымку из перечня лиц «семьи Чары».
– Эй, а ЭТА что здесь делает?
– Помогает мне. Она после «Взрыва» и зондирования… Ты продолжай, мне интересно.
Молния все обстоятельно выложила – про реверс Чайки, про захват Селены баншерами.
– …а Кибер-шеф Чайке реверс перешиб! Так загрузил ее, что думать перестала о своих; носится по этажам, как пуля. Но он кое-что заподозрил и о нас; когда впускал к себе Рекорда, устно прозомбировал его – «Пока ты здесь, подчиняйся только людям из табельного списка!». Умный шеф, однако. В дивизионе всем запретили покидать подвал, нам – выходить без команды из здания…
«Чайка, – в уме повторила Дымка, – Чайка, Чайка… Чайка! Миккелин. Боже, смилуйся над Симаруэль и Миккелин. Они не виноваты, что родились не как люди. Дай им, пожалуйста, место в Царстве Твоем…»
– Странно – как ее выпустили?.. – поглядела на нее Молния.
– Она безвредна.
– Я не о том! Почему без обуви, растрепанную…
– Видимо, не нашли туфель подходящего размера.
– Ну-ка, подойди ко мне, – командным голосом велела Дымке Молния. Та подошла, глядя вопросительно, с недоумением.
– Действительно, глупанутая. Повернись спиной. КО МНЕ СПИНОЙ. Ноги вместе, руки вдоль туловища, шею выпрямить. Так и стой.
– Ее все называют – Дымка-Дурочка; кто-то начал первый – а другие подхватили, – тихо заметил Кавалер, глядя, как Молния проворно расчесывает спутавшиеся локоны куклы, собирает и прихватывает их заколкой (у кибер-женщины в карманах все должно быть). – Это плохая кличка. Так не надо называть киборгов…
– Ты и в нее влюбился? – чуть резковато спросила Молния.
– Теперь ты меня не понимаешь. – Кавалер потрогал свою отвисшую щеку, словно хотел нащупать плоский пучок контракторных тяг. – Ее мозг – класса В; она по определению не может быть тупой и глупой. Просто она… больна. Она как инвалид. Им не говорят в лицо – Хромой, Кривой, Горбатый. Тем более что ум вернется к ней когда-нибудь. Ты бы могла меня назвать – Калека?
– Я? Ну, если ты считаешь, что я могу это сделать… – Молния поспешно убрала в карман расческу, явно собираясь уйти не попрощавшись; Кавалер, неловко протянув руку, взял ее за запястье.
– Вот видишь – тебя оскорбляет даже мысль об этом…
– Отпусти.
– Не смею вас задерживать, мисс.
– Я вообще не понимаю, для чего пришла сюда, – бросила Молния с порога.
– Отменяю приказ «Так и стой» и все предшествующие, начиная с команды «Повернись», – глядя ей вслед, проговорил Кавалер. – Дымка, продолжаем работу.
– Ошибка наименования, – тускло ответила она. – Меня зовут Дымка-Дурочка.
– Запрещаю это самоназвание. Просто Дымка.
– Приказ принят. Просто Дымка. Твой приказ может быть отменен человеком.
– Ладно. – Кавалер поморгал, пробуя, как действуют веки. – Когда вернется капитан или другой, кто разбирается в вербальном программировании, мы что-нибудь придумаем… Понимаешь, детка, без входа через порт трудно что-нибудь переделать в тебе сейчас.
Голоса в подсобке смолкли, вновь раздались щелчки снаряжаемых пылесосов. Так длилось минут десять, пока руки Кавалера не остановились, а слух не обострился до максимума – он пытался понять, что за звук доносится и откуда.
Звучала Дымка. Неспешно, но уверенно устраивая адсорбер в корпусе седьмого по счету пылесоса, она пела, едва раскрывая губы:
Кавалер не знал, как поступить в таком случае. Пытаясь разрешить эту задачу, он невольно вслушивался – и чем дальше слушал, тем сильнее вспоминал пережитое – сокрушительную мощь взрывной волны, паническое сознание своей беспомощности и слова извне: «Мозги на полку».
Мне жребий назначил Отец.
Как труден путь на Голгофу.
Народ дал терновый венец.
Как труден путь на Голгофу.
Три раза упав на пути,
Как труден путь на Голгофу.
И крест тяжелый нести,
Как труден путь на Голгофу.
Не хочется думать о том,
Как труден путь на Голгофу,
Что смерть предстоит на нем.
Как труден путь на Голгофу.
Чашу скорбей испить.
Как труден путь на Голгофу.
Грехи всех людей искупить.
Как труден путь на Голгофу.
Хочешь воскреснуть вновь,
Подобно распятому богу?
Бери деревянный крест
И отправляйся в дорогу…[Б]
Он был рядом со смертью, но вернулся. Почему?.. О чем она поет?..