Страница:
Эмбер отчетливо зарыдала.
– Доран, спаси меня, я в отчаянии! Эти чокнутые фанаты Энрика меня погубят! Я не знала… не предполагала… – Речь прерывалась плачем, очень натуральным. – Доран, на тебя последняя надежда!
– Ладно, – смилостивился Доран, – чего ты хочешь?
Эмбер шмыгнула носом и бойко затараторила:
– Доран, ты включаешь меня в защиту…
– Нет! Ты же поп-певица, а Хлип – идол манхла и сам манхло. Там будет Канк Йонгер. Ты представляешь, как вы будете смотреться рядом? Дикое зрелище!
– Доран, я оденусь в лохмотья! Я прикинусь фанатичкой Хлипа! Я оплачу одну десятую расходов фонда!
– Нет! Канк – это тебе не Гаст. А что будет, если он плюнет тебе в лицо? Он это может.
– Доран, я утрусь! Я заявлю о своем духовном перерождении, о том, что я осознала, что люди должны быть терпимыми…
– А что ты еще собираешься заявить? – скептически спросил Доран.
– Адвокат мне посоветовал, – голос Эмбер стал деловым, но плаксивость не исчезла, из чего Доран сделал вывод, что Эмбер очень не по себе, – попросить публично прощения у варлокеров, в той же программе. Тогда, если дело дойдет до суда – мне даже страшно думать об этом! – у меня будет шанс. В защите наследия это будет удобно сделать – смерть Хлипа, поимка Файри, «я осознала» и все такое.
– Восьмая часть расходов фонда, загодя заготовленный сценарий, который ты выучишь наизусть – я сам проверю, – и бешеная неустойка, если ты ляпнешь хоть слово от себя. Согласна?
– Да!
– Высылай адвоката и сценариста.
– Доран – ты лапушка! Целую, милый!
Доран сложил трэк, представляя себе отвязанного трэша Канка Йонгера за одним столом с размалеванной кривлякой Эмбер. Ну, ее-то он стреножил – но что скажет Йонгер, услышав ее речи об осознании и примирении? «В крайнем случае, – подумал Доран, – шваркну его по голове графином. Главное – сделать это быстро…»
К себе в студию Доран вошел скорым шагом – и бросился в кресло. Сотрудники были все в сборе: операторская группа, монтаж, сценаристы – все смотрели на шефа с выражением готовности. Дел предстояло еще много.
Опять зазвучал трэк. Вообще-то, на этот номер пропускались только архиважные сообщения и звонки от высокопоставленных лиц, поэтому не ответить Доран не мог.
– Да. Доран слушает.
Люди вокруг сразу приуныли. Нет ничего нуднее, чем слушать одноканальный разговор – «Нет. Не знаю. Да ну? А когда будет?» и прочая многозначительная чушь в том же роде.
– Доран… – бесцветный вежливый голос, оказалось, так врезался в память, что Доран сразу почувствовал себя на грани обморока – так еще свежи были впечатления, связанные с комнатой без окон и людьми в респираторах; все эти дни они ждали момента, чтобы хлынуть в потревоженный мозг. Головокружение и тошнота сразу же заняли свои места. – Я – абонент Маникюрный Набор. Вы помните нас?
– Дааа… – протянул Доран, делая жест Сайласу: «Экстренный перехват и запись сообщения!»
– Все это время мы наблюдали за вами…
– Да… – уже неуверенно произнес Доран, до боли в ухе вслушиваясь в голос и стараясь уловить еле заметный звук в начале фразы – звук вдоха. С этого начинается любая работа – всегда выбрать такое расстояние от микрофона, чтобы записать сам голос, но исключить шум дыхания. Дилетанты этого не знают, а киборги не дышат.
– Вы выполнили первый пункт нашего договора, но забыли о втором. Я вынужден вам напомнить…
Вот оно, есть! Доран даже мурашками покрылся, когда расслышал отчетливый вдох. Это люди! Никаких сомнений! А люди способны на все, включая убийство… Игра затянулась и приобрела опасный привкус.
– Что вам нужно? – Доран услышал себя как бы со стороны. Такое с ним случалось очень редко – при сильном волнении.
– Реабилитация проекта.
– Но я сказал правду!
– Вы сказали ложь. Проект работает в Баканаре, с ним ничего не случилось, а вы в прямом эфире заявили: «Рухнул проект „Антикибер“, проект лежит в развалинах, и нам остается лишь почтить его память секундой молчания», создав тем самым у миллионов людей – избирателей и парламентариев – ложное, предвзятое мнение.
– Да провались оно пропадом, что я сказал! – Дорану хотелось побыстрей отделаться; к тому же, сидя в студии, он чувствовал себя в полной безопасности.
– Вы компетентный тележурналист высокого ранга и должны нести ответственность за свои слова. Иначе «из-под обломков „Антикибера“ вам придется доставать не Файри, а свою репутацию. Она рухнет, как якобы рухнул проект.
– Можете сочинять любую ложь. Я пользуюсь доверием и…
– Правду, Доран, только правду, и ничего, кроме правды. – Это неприятно напомнило текст присяги в суде. – Мы откроем ваше тайное досье с 238 по 244 год. Там написано, как вы работали осведомителем у сэйсидов и провокатором среди студентов. Копии договора, доносов с вашей подписью и счетов за услуги, оказанные Корпусу. Вы знаете, Доран, как централы любят сэйсидов?
Централы их ненавидели. Доран онемел – наверное, впервые в жизни. Он уже порядком подзабыл некоторые эпизоды бурной юности; но вот оказалось, что сэйсиды все помнят и хранят корешки от квитанций на купленные души.
– Что вам надо? – севшим голосом повторил Доран.
– Реабилитация проекта. И не пытайтесь увиливать.
– Я приму адекватное решение, – тупо ответил Доран. Трэк мигнул, связь прервалась.
Еще на первом месяце работы у сэйсидов Этикет научился в разговоре делать «дыхательные» паузы между предложениями.
Все с любопытством таращились на шефа. Теперь попробуйте прочитать одни лишь реплики Дорана, чтобы понять, что услышала его бригада. Доран жестом подозвал Сайласа, колдовавшего над аппаратурой.
– Откуда? – одними губами спросил Доран; руки у него тряслись крупной дрожью.
«Сейчас начнется, – обреченно подумал Сайлас. – Похоже, у шефа провал за провалом…»
– Это «Стрела», полицейский отряд быстрого реагирования и освобождения заложников, – еще тише доложил Сайлас. – Записать не удалось, канал защищен.
«Убийцы, – лихорадочно металось в мозгу Дорана, – подавление бунтов в тюрьмах, снайперы…»
Он смятенным взглядом обвел собравшихся. Все молчали; напряженность нарастала. Доран вскинул голову, одна рука вцепилась в подлокотник, другая непроизвольно ломким жестом пошла вверх, пытаясь пригладить волосы. Сайлас бросился к сифону – газировать воду «гэйстом», очень популярным среди творческой шоу-элиты эриданским транквилизатором.
– Вы видели?! Вы слышали?! Вы все!! – выкрикивал Доран. – Так невозможно работать! На меня давят! Директор! Владелец! Спецслужбы! Меня угрожают уволить! Убить!!..
Все глядели со скорбными лицами, как у Дорана разыгрывается припадок. Сцены он устраивал редко, но зрелище всегда было впечатляющее.
– Да, убить! Но я буду говорить правду! Это мой долг тележурналиста перед людьми. Меня никто не в состоянии ни купить, ни запугать! Но владелец собирается закрыть «NOW» как проект, если мы не изменим направление. Будь я один, я бы не задумываясь довел дело до конца, но я чувствую ответственность перед вами, моей командой.
Лицо Дорана стало трагической маской, вся мировая скорбь собралась в ее морщинах; жесты его стали патетическими на грани гротеска. Всем стало скверно, так скверно, что и представить нельзя.
– Я-то устроюсь на любом канале, – продолжал витийствовать Доран, – но вас всех вышвырнут за дверь. Я не могу этого допустить! Мы – одна команда и должны принять общее решение. Я люблю вас. – Голос Дорана сорвался, из глаз выкатились и побежали по щекам крупные частые слезы. – И как бы мне ни было тяжело, я подчинюсь вам. Речь идет о том, что либо мы работаем принципиально, честно и без компромиссов несем информацию – и нас закрывают, либо мы меняем курс и продолжаем работать. Я так не могу, но ничего другого нам не остается. Решайте вы.
Жестами он показал, что у него пропал голос, и Сайлас сунул-таки ему в руки стакан с тремя дозами успокоительного (меньшее количество Дорана не брало). Пока Доран, давясь и проливая воду, пил, в студии разгорелась короткая, но жаркая дискуссия:
– Рынок операторов переполнен, куда я пойду?
– Они обязаны были предупредить за два месяца!..
– Кто, убийцы?
– Ты с ума сошел! Такими вещами не шутят.
– Ты же видишь, в каком он состоянии…
– А чем недоволен Гудвин?
– Поди спроси…
– Короче, – Сайлас, как менеджер, взял дело в свои руки, – ставим вопрос на голосование. Кто за второе предложение?.. Единогласно. Доран, успокойся, мы будем работать.
Доран, просияв улыбкой мученика, оторвал руки от лица. Он в очередной раз продемонстрировал свою принципиальность и несгибаемость, переложив ответственность на других. Он поднял голову и улыбнулся – но уже деловито и решительна
– Тогда – все по своим местам. Через двенадцать минут к нам придет большой бабуин – наш хозяин – записывать праздничное обращение к народу.
И, обернувшись к предупредительно нагнувшемуся Сайласу, быстро и зло добавил:
– Сай, ты не мог бы выяснить, какой гадюке мы наступили на хвост?
Два таких умелых джентльмена, называвшие друг друга Круг и Бархат, развлекались несанкционированным доступом дома у Бархата, где 85% техники было куплено по-черному или украдено, а каждый вход с нее в Сеть был уголовным преступлением. Легкость бытия и безнаказанность в комплекте с пивом и приятной музыкой так нравились двум джентльменам, что они заговорили о любимом – о своих семьях. Они хвастались детьми.
– Мои кукляшки в эту ночь неплохо потрудились. Я их посадил на хвост национал-фронтовикам – перехватил одну наводку на погром, – и, пока дуболомы разносили магазин, трое моих вынесли с заднего крыльца железа тысяч на семь-восемь. Неплохо, да? Часть я продам, а выручку – на пиво.
Эти двое знали, кому с выгодой продать краденое. Они торговали и нелегальным системным товаром – адресами, чужими паролями доступа, взломными программами и поисковыми, что позволяют выявить, следят ли за тобой в Сети. В Банш бывали разные «отцы»; с иными – как, скажем, с этой парочкой – охотно общалась мафия; встречались даже клептоманы, неспособные ни расстаться с угнанными куклами, ни пристроить их к какому-либо делу.
– Не нравится мне, что сэйсиды вышли из казарм, – не разделил восторгов Круга Бархат. – Пенки мы быстренько снимем – и надо притихнуть. А то слишком много кто нас ловит – А'Райхал, Хармон, Дерек, а теперь еще и Кугель… Не хочу я, чтоб моя семья осиротела.
– А, да! Ты слышал, что Отто Луни на 17-м сказал про Хармона? Это укол! Что Хармона не существует.
– Так, а кто же глушит наших куколок?
– Конспиративная команда, возглавляющая «Антикибер». По Луни так – Хиллари Р. Хармон погиб двенадцать лет назад в авиационной катастрофе, а его данные используют как маску для группы крутейших спецов Айрэн-Фотрис. Его голос, портреты – все смонтировано.
– Ха! А с кем спит Эрла Шварц – с голограммой?!
– С Арвидом Лотусом из «Ри-Ко-Тан», разумеется. Но ребенка, Луни говорит, она хочет от Хармона и в виде Хармона. Раздобыла где-то его геном, и сейчас ей синтезируют матрицу для имплантации. Родители Хармона в шоке, подают на нее в суд!..
– Хармон или кто – но «война кукол» нам поперек горла. – Бархат подлил себе пива. – А все придурок Фердинанд! Гений!.. Его ЦФ-6 – штука полезная, но он куда-то не туда ее продвинул. Ненормальный это промысел; смотри – угон, драка, «харикэн», погром, и никакой отдачи, все в убыток. Он кладет кукол за так, за идею. Хорошо – карантин, а когда его снимут? Фердинанда ведь не остановишь – загарпунит десяток новеньких, впишет им в мозги все ту же ересь, и они этой порченой версией будут делиться с другими, те – с третьими… и подумай-ка, что будет с Банш и с нами. Пропадем ведь. Терроризм пришьют, судить будут в одной клетке с Темным и бойцами Партии, под луч поставят…
– Да-а… плохо. А что делать?
– Как там – где-то я читал у И-К-Б – вроде: «Лучше одному погибнуть, нежели всем», – сказал Бархат, рассеянно глядя в экран. – Надо его сдать. И не как «отца», а посолидней. Скажем – крупный вожак экстремистов Партии… Вооружен, опасен и так далее.
Круг замычал, сомневаясь. Он предпочитал писать сценарии для семьи – где украсть, как украсть, кому продать, – а распасовки со спецназом и сэйсидами ему были не по уму. Но Бархат ждал конкретного и внятного ответа. Вряд ли он страдал суровой баншерской идейностью в духе Святого Аскета – «Не предай, не выдай» и тому подобное, – но ему надо было решиться, получив согласие единомышленника. За компанию подлецом быть всегда легче.
– Пожалуй, только…
– Никто не узнает. – Бархат понукал Круга сказать «да». – А узнают – нам «спасибо» скажут.
– Да, это надо…
– Договорились. Я напишу текст, а ты – путь сообщения… Кому? Скажем, в контору А'Райхала. И завтра отправим.
– Возьми стакан, – в пятидесятый раз велел Кавалеру роботехник. Кавалер неловко протянул руку к столу, схватил. – Подними к лицу. Поставь. – Стакан звякнул. – Возьми стакан…
– Убожище, – вздохнул кто-то. – Интересно, сколько недель ему потребуется, чтоб освоить вновь прицельную стрельбу?..
– Возьми стакан… Подними… Поставь…
– В целом конечности исправны, – доложил Квадрат, упрямо ходивший из угла в угол на свеженьких голенях. – Владение ногами в полном объеме. Готов к тестированию.
В шортах, с опухшими от усиленной работы биопроцессорами, он выглядел спортсменом, возвращающимся после травмы в большой спорт. Принтер явно, чуть ли не со скрежетом от чрезмерного усердия, водил глазами то туда, то сюда – самопроверка тяг; люфт в долю миллиметра означал необходимость снова открывать глазницу и поочередно контролировать нити тензиометром. Спокойней всех выглядела Дымка – в стандартном комбезе андроида, босиком, она сидела в углу на корточках, оглядываясь по сторонам с любознательностью новорожденной инфузории, и на лице ее было написано: «Где я? Как я тут оказалась?..» От нее не требовалось точности и быстроты движений – и ей велели сесть и не мешаться под ногами.
– Возьми стакан…
– Хватит! – войдя, рявкнул Туссен. – Тут работы на месяц, не меньше. Пусть походит, разомнет коленки. Вон… хоть с ней, – показал он на Дымку. – Кто-нибудь, дайте им задание! Подмести в коридорах! Пыль протереть! Что-нибудь, чтоб их тут не было! Они мне надоели.
– Идем, – неловко, медленно переставляя ноги, Кавалер подошел к Дымке. – Ты слышала приказ?
Дымка вгляделась в его лицо. Киборг. Внешне не знаком. Он поврежден? Ему надо помочь.
– Тебе трудно ходить.
– Да.
– Ты можешь опереться на меня. Не бойся.
Никто не слышал, что они друг другу говорили; никто не обратил внимания, как они вышли – две хромые, волочащие ноги куклы.
На самом деле картина была иная. Сначала Дорану подурнело, и он метался по комнате, хватаясь то за голову, то за живот; потом его затошнило, потом стало рвать. Доран почти ничего не ел за день, и мысль об отравлении Сайлас отбросил сразу. Скорее всего, таким образом сказывались на шефе пережитые волнения дня. Сайлас уже два раза поил его растворенным газом, поставил накожный аппликатор, теперь оставалось ждать, когда же снадобья подействуют, и наблюдать, как основной ведущий пытается выплюнуть в унитаз свои внутренности, стоя на коленях. Чтобы обеспечить себе зрителя, дверь в туалет Доран предусмотрительно закрывать не стал.
– Да перестань ты! – не выдержал Сайлас. – У тебя давно ничего нет в желудке!
– Меня слюнями рве-е-е-о-от! – с воем ответил Доран. – А они не конча-а-й-ю-тся-а-а…
Наконец, он решил сделать перерыв и, судорожно вздыхая и всхлипывая, приполз на четвереньках к Сайласу, вздрогнул всем телом и повалился на ковер, пристроив голову на край дивана. Скомканным бумажным полотенцем он вытер слезы, слюни и сопли и замер в неподвижности, словно умер в безобразной позе, в расстегнутой рубашке поверх спущенных брюк. Зритель был один, но Доран не умел халтурить и выкладывался так, словно на него пялится пол-Города.
Дорану было очень плохо, так плохо, что даже пустую рвоту он воспринял как облегчение. Да ладно бы его только рвало – к тому же и кишечник прохудился. Руки его дрожали, кожа посерела, глаза стали мутными – и в них поселилась безысходная мука, как у раненого, измученного болью зверя. Дверь в туалет он не закрывал еще и потому, что боялся умереть в одиночестве.
Одним словом, враги и здесь разнились с точностью до наоборот: если Хиллари вчера умирал от симпатического криза, то Доран сегодня – от парасимпатического.
– У меня все ребра и мышцы живота болят, я вздохнуть не могу, – жаловался Доран, промакивая язык и сплевывая жидкую набегающую слюну, – я скончаюсь от поноса на толчке.
– Как себя чувствуешь?
– Как блевотина, – коротко ответил Доран.
– А может быть, все-таки к Орменду, в «Паннериц»?
– Не-е-ет! – Доран энергично затряс головой. – Это мы тогда проскочили незамеченными, а сегодня не удастся. Эмбер собралась сходить с ума. Там сейчас под каждым кустом по пять дюжин папарацци. Сидят в засаде – как клопы, десять лет без воды и пищи. Не-е-ет!
– Тогда еще немного подождем и поставим капельницу.
– Я не вынесу этой пытки. Лучше разом со всем покончить. Удавлюсь или застрелюсь в прямом эфире. Пусть все видят, до чего меня довели!
– Без репетиции? А вдруг рука дрогнет или пуля не туда залетит – и останешься полоумным идиотом на всю жизнь, – серьезно рассуждал Сайлас, – то-то подарок будет для Отто Луни!
– А что ты предлагаешь?
– Яд. Стробилотоксин. Сначала тошнота и неукротимая рвота – это мы уже прошли, – затем судороги, потом спазм и тромбоз крупных сосудов конечностей – руки и ноги на глазах чернеют и мертвеют, а человек орет от нестерпимой боли. И, заметь, все в полном сознании, так что ты сможешь вести репортаж.
Доран передернул плечами, пытаясь стряхнуть наваждение.
– А чего-нибудь мгновенного и безболезненного в нашем веке не изобрели?
– До фига и больше. Но я, как менеджер, должен позаботиться о шоу минут на сорок, чтобы на пятнадцатой минуте у нас был рекордный максимум подключений.
Доран попытался рассмеяться, но не смог и со страдальческой миной схватился за грудь.
– Не смеши меня! А то завязка распустится и я наделаю в штаны.
– Ты сможешь завтра вести передачу?
– Памперс надену и выйду, – с угрюмой решимостью ответил Доран, – шоу должно продолжаться. Давай обсудим концепцию.
– Ладно, – Сайлас открыл папку. – Вот для начала…
– Что это?
– Ежедневный ответ на наш запрос из проекта «Антикибер».
– Подотри им задницу. Нет, дай мне. Я сам это сделаю.
– Это и есть разгадка. Посмотри на подпись, – Сайлас сделал все возможное, чтобы радость открытия принадлежала шефу.
– Анталь Т. К. Дарваш… Постой, постой… А он не имеет никакого отношения к строительной компании «Дарваш Инк»?
– Вот именно. Это младший сын владельца, звездного магната и корга. Вот копия страницы «Кто есть кто».
Доран вырвал из рук Сайласа копию и принялся жадно читать. Лицо его принимало все более осмысленное выражение. «Работа, – понял Сайлас, – для него важнее всего».
– IQ 65… Это не опечатка?
– Здесь не бывает опечаток. Он недоумок от рождения. В него вбиты огромные деньги, чтобы сделать его нормальным. Весь этот проект «Антикибер» – крыша для сынка Дарваша.
– Зачем? – простонал Доран, словно желая услышать ответ на все вопросы: «Зачем мы живем? Зачем существует зло? Зачем меня пытали?».
– Чтобы парень получил опыт руководящей работы на высоком уровне. Чтобы, когда папаша оставит ему наследство, уметь с ним управляться. Даже если тот даст ему двенадцатую часть, то на эти деньги Анталь сможет купить две планеты вместе с населением. Надеюсь, тебе не надо напоминать, что Дарваш осуществляет строительство и переоборудование и силовиков, и сэйсидов, и военных. Объекты, полигоны, новые технологии и материалы.
– Все я понял, не продолжай, – Доран снова уронил голову на диван. Впереди была еще целая ночь бессонницы, тягостных мыслей и страданий.
ГЛАВА 2
– Доран, спаси меня, я в отчаянии! Эти чокнутые фанаты Энрика меня погубят! Я не знала… не предполагала… – Речь прерывалась плачем, очень натуральным. – Доран, на тебя последняя надежда!
– Ладно, – смилостивился Доран, – чего ты хочешь?
Эмбер шмыгнула носом и бойко затараторила:
– Доран, ты включаешь меня в защиту…
– Нет! Ты же поп-певица, а Хлип – идол манхла и сам манхло. Там будет Канк Йонгер. Ты представляешь, как вы будете смотреться рядом? Дикое зрелище!
– Доран, я оденусь в лохмотья! Я прикинусь фанатичкой Хлипа! Я оплачу одну десятую расходов фонда!
– Нет! Канк – это тебе не Гаст. А что будет, если он плюнет тебе в лицо? Он это может.
– Доран, я утрусь! Я заявлю о своем духовном перерождении, о том, что я осознала, что люди должны быть терпимыми…
– А что ты еще собираешься заявить? – скептически спросил Доран.
– Адвокат мне посоветовал, – голос Эмбер стал деловым, но плаксивость не исчезла, из чего Доран сделал вывод, что Эмбер очень не по себе, – попросить публично прощения у варлокеров, в той же программе. Тогда, если дело дойдет до суда – мне даже страшно думать об этом! – у меня будет шанс. В защите наследия это будет удобно сделать – смерть Хлипа, поимка Файри, «я осознала» и все такое.
– Восьмая часть расходов фонда, загодя заготовленный сценарий, который ты выучишь наизусть – я сам проверю, – и бешеная неустойка, если ты ляпнешь хоть слово от себя. Согласна?
– Да!
– Высылай адвоката и сценариста.
– Доран – ты лапушка! Целую, милый!
Доран сложил трэк, представляя себе отвязанного трэша Канка Йонгера за одним столом с размалеванной кривлякой Эмбер. Ну, ее-то он стреножил – но что скажет Йонгер, услышав ее речи об осознании и примирении? «В крайнем случае, – подумал Доран, – шваркну его по голове графином. Главное – сделать это быстро…»
К себе в студию Доран вошел скорым шагом – и бросился в кресло. Сотрудники были все в сборе: операторская группа, монтаж, сценаристы – все смотрели на шефа с выражением готовности. Дел предстояло еще много.
Опять зазвучал трэк. Вообще-то, на этот номер пропускались только архиважные сообщения и звонки от высокопоставленных лиц, поэтому не ответить Доран не мог.
– Да. Доран слушает.
Люди вокруг сразу приуныли. Нет ничего нуднее, чем слушать одноканальный разговор – «Нет. Не знаю. Да ну? А когда будет?» и прочая многозначительная чушь в том же роде.
– Доран… – бесцветный вежливый голос, оказалось, так врезался в память, что Доран сразу почувствовал себя на грани обморока – так еще свежи были впечатления, связанные с комнатой без окон и людьми в респираторах; все эти дни они ждали момента, чтобы хлынуть в потревоженный мозг. Головокружение и тошнота сразу же заняли свои места. – Я – абонент Маникюрный Набор. Вы помните нас?
– Дааа… – протянул Доран, делая жест Сайласу: «Экстренный перехват и запись сообщения!»
– Все это время мы наблюдали за вами…
– Да… – уже неуверенно произнес Доран, до боли в ухе вслушиваясь в голос и стараясь уловить еле заметный звук в начале фразы – звук вдоха. С этого начинается любая работа – всегда выбрать такое расстояние от микрофона, чтобы записать сам голос, но исключить шум дыхания. Дилетанты этого не знают, а киборги не дышат.
– Вы выполнили первый пункт нашего договора, но забыли о втором. Я вынужден вам напомнить…
Вот оно, есть! Доран даже мурашками покрылся, когда расслышал отчетливый вдох. Это люди! Никаких сомнений! А люди способны на все, включая убийство… Игра затянулась и приобрела опасный привкус.
– Что вам нужно? – Доран услышал себя как бы со стороны. Такое с ним случалось очень редко – при сильном волнении.
– Реабилитация проекта.
– Но я сказал правду!
– Вы сказали ложь. Проект работает в Баканаре, с ним ничего не случилось, а вы в прямом эфире заявили: «Рухнул проект „Антикибер“, проект лежит в развалинах, и нам остается лишь почтить его память секундой молчания», создав тем самым у миллионов людей – избирателей и парламентариев – ложное, предвзятое мнение.
– Да провались оно пропадом, что я сказал! – Дорану хотелось побыстрей отделаться; к тому же, сидя в студии, он чувствовал себя в полной безопасности.
– Вы компетентный тележурналист высокого ранга и должны нести ответственность за свои слова. Иначе «из-под обломков „Антикибера“ вам придется доставать не Файри, а свою репутацию. Она рухнет, как якобы рухнул проект.
– Можете сочинять любую ложь. Я пользуюсь доверием и…
– Правду, Доран, только правду, и ничего, кроме правды. – Это неприятно напомнило текст присяги в суде. – Мы откроем ваше тайное досье с 238 по 244 год. Там написано, как вы работали осведомителем у сэйсидов и провокатором среди студентов. Копии договора, доносов с вашей подписью и счетов за услуги, оказанные Корпусу. Вы знаете, Доран, как централы любят сэйсидов?
Централы их ненавидели. Доран онемел – наверное, впервые в жизни. Он уже порядком подзабыл некоторые эпизоды бурной юности; но вот оказалось, что сэйсиды все помнят и хранят корешки от квитанций на купленные души.
– Что вам надо? – севшим голосом повторил Доран.
– Реабилитация проекта. И не пытайтесь увиливать.
– Я приму адекватное решение, – тупо ответил Доран. Трэк мигнул, связь прервалась.
Еще на первом месяце работы у сэйсидов Этикет научился в разговоре делать «дыхательные» паузы между предложениями.
Все с любопытством таращились на шефа. Теперь попробуйте прочитать одни лишь реплики Дорана, чтобы понять, что услышала его бригада. Доран жестом подозвал Сайласа, колдовавшего над аппаратурой.
– Откуда? – одними губами спросил Доран; руки у него тряслись крупной дрожью.
«Сейчас начнется, – обреченно подумал Сайлас. – Похоже, у шефа провал за провалом…»
– Это «Стрела», полицейский отряд быстрого реагирования и освобождения заложников, – еще тише доложил Сайлас. – Записать не удалось, канал защищен.
«Убийцы, – лихорадочно металось в мозгу Дорана, – подавление бунтов в тюрьмах, снайперы…»
Он смятенным взглядом обвел собравшихся. Все молчали; напряженность нарастала. Доран вскинул голову, одна рука вцепилась в подлокотник, другая непроизвольно ломким жестом пошла вверх, пытаясь пригладить волосы. Сайлас бросился к сифону – газировать воду «гэйстом», очень популярным среди творческой шоу-элиты эриданским транквилизатором.
– Вы видели?! Вы слышали?! Вы все!! – выкрикивал Доран. – Так невозможно работать! На меня давят! Директор! Владелец! Спецслужбы! Меня угрожают уволить! Убить!!..
Все глядели со скорбными лицами, как у Дорана разыгрывается припадок. Сцены он устраивал редко, но зрелище всегда было впечатляющее.
– Да, убить! Но я буду говорить правду! Это мой долг тележурналиста перед людьми. Меня никто не в состоянии ни купить, ни запугать! Но владелец собирается закрыть «NOW» как проект, если мы не изменим направление. Будь я один, я бы не задумываясь довел дело до конца, но я чувствую ответственность перед вами, моей командой.
Лицо Дорана стало трагической маской, вся мировая скорбь собралась в ее морщинах; жесты его стали патетическими на грани гротеска. Всем стало скверно, так скверно, что и представить нельзя.
– Я-то устроюсь на любом канале, – продолжал витийствовать Доран, – но вас всех вышвырнут за дверь. Я не могу этого допустить! Мы – одна команда и должны принять общее решение. Я люблю вас. – Голос Дорана сорвался, из глаз выкатились и побежали по щекам крупные частые слезы. – И как бы мне ни было тяжело, я подчинюсь вам. Речь идет о том, что либо мы работаем принципиально, честно и без компромиссов несем информацию – и нас закрывают, либо мы меняем курс и продолжаем работать. Я так не могу, но ничего другого нам не остается. Решайте вы.
Жестами он показал, что у него пропал голос, и Сайлас сунул-таки ему в руки стакан с тремя дозами успокоительного (меньшее количество Дорана не брало). Пока Доран, давясь и проливая воду, пил, в студии разгорелась короткая, но жаркая дискуссия:
– Рынок операторов переполнен, куда я пойду?
– Они обязаны были предупредить за два месяца!..
– Кто, убийцы?
– Ты с ума сошел! Такими вещами не шутят.
– Ты же видишь, в каком он состоянии…
– А чем недоволен Гудвин?
– Поди спроси…
– Короче, – Сайлас, как менеджер, взял дело в свои руки, – ставим вопрос на голосование. Кто за второе предложение?.. Единогласно. Доран, успокойся, мы будем работать.
Доран, просияв улыбкой мученика, оторвал руки от лица. Он в очередной раз продемонстрировал свою принципиальность и несгибаемость, переложив ответственность на других. Он поднял голову и улыбнулся – но уже деловито и решительна
– Тогда – все по своим местам. Через двенадцать минут к нам придет большой бабуин – наш хозяин – записывать праздничное обращение к народу.
И, обернувшись к предупредительно нагнувшемуся Сайласу, быстро и зло добавил:
– Сай, ты не мог бы выяснить, какой гадюке мы наступили на хвост?
* * *
Майский праздник Город отыгрывал на полную катушку; все было – и предваряющий его шабаш нечистой силы (трудно как-то иначе квалифицировать события Вальпургиевой ночи с громилами и ряжеными юнцами, с охотой на андроидов, фейерверком и нашествием сэйсидов), и массовая встреча восхода Стеллы на крышах бигхаусов, и распродажа тоннами искусственных цветов, и трансляция на уличных экранах выступлений звезд эстрады, и, наконец, традиционное шествие по магистральным улицам под живую музыку оркестров, танцы вокруг майского дерева (их по Городу было наставлено несколько тысяч) и большое воздушное шоу. Всплеск доходов от продажи всякой мишуры – ленточек, розеток, серпантина, конфетти, – будь он приливом в океане, захлестнул бы Город с верхом. Камеры полицейских участков ломились от задержанных; больницы скорой помощи работали в авральном режиме; корреспонденты из иных миров качали на свои планеты плотные потоки информации и комментариев о празднике эйджи – лишь в такие дни можно наглядно показать, что эйджи-федералы жутко плодовиты, Город перенаселен и новая Эра Экспансии не за горами. Некоторые особо ушлые любители-умельцы по-пиратски перехватывали туанские или атларские новости, с грехом пополам переводили их тарабарщину лингвоуком и либо хохотали над непонятливостью чужаков, либо ворчали, недовольные дезинформацией, – вот так врут, врут, а там и звездная война!Два таких умелых джентльмена, называвшие друг друга Круг и Бархат, развлекались несанкционированным доступом дома у Бархата, где 85% техники было куплено по-черному или украдено, а каждый вход с нее в Сеть был уголовным преступлением. Легкость бытия и безнаказанность в комплекте с пивом и приятной музыкой так нравились двум джентльменам, что они заговорили о любимом – о своих семьях. Они хвастались детьми.
– Мои кукляшки в эту ночь неплохо потрудились. Я их посадил на хвост национал-фронтовикам – перехватил одну наводку на погром, – и, пока дуболомы разносили магазин, трое моих вынесли с заднего крыльца железа тысяч на семь-восемь. Неплохо, да? Часть я продам, а выручку – на пиво.
Эти двое знали, кому с выгодой продать краденое. Они торговали и нелегальным системным товаром – адресами, чужими паролями доступа, взломными программами и поисковыми, что позволяют выявить, следят ли за тобой в Сети. В Банш бывали разные «отцы»; с иными – как, скажем, с этой парочкой – охотно общалась мафия; встречались даже клептоманы, неспособные ни расстаться с угнанными куклами, ни пристроить их к какому-либо делу.
– Не нравится мне, что сэйсиды вышли из казарм, – не разделил восторгов Круга Бархат. – Пенки мы быстренько снимем – и надо притихнуть. А то слишком много кто нас ловит – А'Райхал, Хармон, Дерек, а теперь еще и Кугель… Не хочу я, чтоб моя семья осиротела.
– А, да! Ты слышал, что Отто Луни на 17-м сказал про Хармона? Это укол! Что Хармона не существует.
– Так, а кто же глушит наших куколок?
– Конспиративная команда, возглавляющая «Антикибер». По Луни так – Хиллари Р. Хармон погиб двенадцать лет назад в авиационной катастрофе, а его данные используют как маску для группы крутейших спецов Айрэн-Фотрис. Его голос, портреты – все смонтировано.
– Ха! А с кем спит Эрла Шварц – с голограммой?!
– С Арвидом Лотусом из «Ри-Ко-Тан», разумеется. Но ребенка, Луни говорит, она хочет от Хармона и в виде Хармона. Раздобыла где-то его геном, и сейчас ей синтезируют матрицу для имплантации. Родители Хармона в шоке, подают на нее в суд!..
– Хармон или кто – но «война кукол» нам поперек горла. – Бархат подлил себе пива. – А все придурок Фердинанд! Гений!.. Его ЦФ-6 – штука полезная, но он куда-то не туда ее продвинул. Ненормальный это промысел; смотри – угон, драка, «харикэн», погром, и никакой отдачи, все в убыток. Он кладет кукол за так, за идею. Хорошо – карантин, а когда его снимут? Фердинанда ведь не остановишь – загарпунит десяток новеньких, впишет им в мозги все ту же ересь, и они этой порченой версией будут делиться с другими, те – с третьими… и подумай-ка, что будет с Банш и с нами. Пропадем ведь. Терроризм пришьют, судить будут в одной клетке с Темным и бойцами Партии, под луч поставят…
– Да-а… плохо. А что делать?
– Как там – где-то я читал у И-К-Б – вроде: «Лучше одному погибнуть, нежели всем», – сказал Бархат, рассеянно глядя в экран. – Надо его сдать. И не как «отца», а посолидней. Скажем – крупный вожак экстремистов Партии… Вооружен, опасен и так далее.
Круг замычал, сомневаясь. Он предпочитал писать сценарии для семьи – где украсть, как украсть, кому продать, – а распасовки со спецназом и сэйсидами ему были не по уму. Но Бархат ждал конкретного и внятного ответа. Вряд ли он страдал суровой баншерской идейностью в духе Святого Аскета – «Не предай, не выдай» и тому подобное, – но ему надо было решиться, получив согласие единомышленника. За компанию подлецом быть всегда легче.
– Пожалуй, только…
– Никто не узнает. – Бархат понукал Круга сказать «да». – А узнают – нам «спасибо» скажут.
– Да, это надо…
– Договорились. Я напишу текст, а ты – путь сообщения… Кому? Скажем, в контору А'Райхала. И завтра отправим.
* * *
У Туссена в монтажке дел было невпроворот. Кибер-шеф, взбесившись от вида грязи в здании проекта, велел поставить на ноги валявшуюся без дела трофейную Дымку и прикомандировать ее к андроидам-уборщикам – пускай работает! Вдобавок едва роботехники разобрались с увечным Кавалером, как на них свалились новые калеки – Принтер и Квадрат. Значит, ставь две пары подкалиберных ног, демонтируй полголовы Принтеру, меняй ему тяги глаза, отлаживай синхронные движения видеокамер – и не забудь про Кавалера! Любимцу всех женщин надо возвращать точность жестов и походки.– Возьми стакан, – в пятидесятый раз велел Кавалеру роботехник. Кавалер неловко протянул руку к столу, схватил. – Подними к лицу. Поставь. – Стакан звякнул. – Возьми стакан…
– Убожище, – вздохнул кто-то. – Интересно, сколько недель ему потребуется, чтоб освоить вновь прицельную стрельбу?..
– Возьми стакан… Подними… Поставь…
– В целом конечности исправны, – доложил Квадрат, упрямо ходивший из угла в угол на свеженьких голенях. – Владение ногами в полном объеме. Готов к тестированию.
В шортах, с опухшими от усиленной работы биопроцессорами, он выглядел спортсменом, возвращающимся после травмы в большой спорт. Принтер явно, чуть ли не со скрежетом от чрезмерного усердия, водил глазами то туда, то сюда – самопроверка тяг; люфт в долю миллиметра означал необходимость снова открывать глазницу и поочередно контролировать нити тензиометром. Спокойней всех выглядела Дымка – в стандартном комбезе андроида, босиком, она сидела в углу на корточках, оглядываясь по сторонам с любознательностью новорожденной инфузории, и на лице ее было написано: «Где я? Как я тут оказалась?..» От нее не требовалось точности и быстроты движений – и ей велели сесть и не мешаться под ногами.
– Возьми стакан…
– Хватит! – войдя, рявкнул Туссен. – Тут работы на месяц, не меньше. Пусть походит, разомнет коленки. Вон… хоть с ней, – показал он на Дымку. – Кто-нибудь, дайте им задание! Подмести в коридорах! Пыль протереть! Что-нибудь, чтоб их тут не было! Они мне надоели.
– Идем, – неловко, медленно переставляя ноги, Кавалер подошел к Дымке. – Ты слышала приказ?
Дымка вгляделась в его лицо. Киборг. Внешне не знаком. Он поврежден? Ему надо помочь.
– Тебе трудно ходить.
– Да.
– Ты можешь опереться на меня. Не бойся.
Никто не слышал, что они друг другу говорили; никто не обратил внимания, как они вышли – две хромые, волочащие ноги куклы.
* * *
Праздник продолжался до позднего вечера – с наступлением полной темноты небо украсилось вспышками салюта. Сайлас носился как бешеный; Доран потерял тонус очень вовремя—в самый разгар торжеств, но тем не менее с сияющей улыбкой и на автоматизме провел две передачи. Сайлас зауважал его за стойкость и профессионализм. Доран еще раз подтвердил свою способность делать дело в жару, в бреду и в лихорадке. Еще днем Сайлас получил от адвокатов все бумаги, и после знакомства с ними ему самому стало худо. Крепко они влипли. Слишком много предстояло изменить в короткое время. Оставалось надеяться на ум и находчивость Дорана. Сейчас Сайлас разослал обе бригады на самостоятельный поиск и уже битый час проводил производственное совещание по изменению стратегии – так, по крайней мере, оно было обозначено в графике рабочего времени.На самом деле картина была иная. Сначала Дорану подурнело, и он метался по комнате, хватаясь то за голову, то за живот; потом его затошнило, потом стало рвать. Доран почти ничего не ел за день, и мысль об отравлении Сайлас отбросил сразу. Скорее всего, таким образом сказывались на шефе пережитые волнения дня. Сайлас уже два раза поил его растворенным газом, поставил накожный аппликатор, теперь оставалось ждать, когда же снадобья подействуют, и наблюдать, как основной ведущий пытается выплюнуть в унитаз свои внутренности, стоя на коленях. Чтобы обеспечить себе зрителя, дверь в туалет Доран предусмотрительно закрывать не стал.
– Да перестань ты! – не выдержал Сайлас. – У тебя давно ничего нет в желудке!
– Меня слюнями рве-е-е-о-от! – с воем ответил Доран. – А они не конча-а-й-ю-тся-а-а…
Наконец, он решил сделать перерыв и, судорожно вздыхая и всхлипывая, приполз на четвереньках к Сайласу, вздрогнул всем телом и повалился на ковер, пристроив голову на край дивана. Скомканным бумажным полотенцем он вытер слезы, слюни и сопли и замер в неподвижности, словно умер в безобразной позе, в расстегнутой рубашке поверх спущенных брюк. Зритель был один, но Доран не умел халтурить и выкладывался так, словно на него пялится пол-Города.
Дорану было очень плохо, так плохо, что даже пустую рвоту он воспринял как облегчение. Да ладно бы его только рвало – к тому же и кишечник прохудился. Руки его дрожали, кожа посерела, глаза стали мутными – и в них поселилась безысходная мука, как у раненого, измученного болью зверя. Дверь в туалет он не закрывал еще и потому, что боялся умереть в одиночестве.
Одним словом, враги и здесь разнились с точностью до наоборот: если Хиллари вчера умирал от симпатического криза, то Доран сегодня – от парасимпатического.
– У меня все ребра и мышцы живота болят, я вздохнуть не могу, – жаловался Доран, промакивая язык и сплевывая жидкую набегающую слюну, – я скончаюсь от поноса на толчке.
– Как себя чувствуешь?
– Как блевотина, – коротко ответил Доран.
– А может быть, все-таки к Орменду, в «Паннериц»?
– Не-е-ет! – Доран энергично затряс головой. – Это мы тогда проскочили незамеченными, а сегодня не удастся. Эмбер собралась сходить с ума. Там сейчас под каждым кустом по пять дюжин папарацци. Сидят в засаде – как клопы, десять лет без воды и пищи. Не-е-ет!
– Тогда еще немного подождем и поставим капельницу.
– Я не вынесу этой пытки. Лучше разом со всем покончить. Удавлюсь или застрелюсь в прямом эфире. Пусть все видят, до чего меня довели!
– Без репетиции? А вдруг рука дрогнет или пуля не туда залетит – и останешься полоумным идиотом на всю жизнь, – серьезно рассуждал Сайлас, – то-то подарок будет для Отто Луни!
– А что ты предлагаешь?
– Яд. Стробилотоксин. Сначала тошнота и неукротимая рвота – это мы уже прошли, – затем судороги, потом спазм и тромбоз крупных сосудов конечностей – руки и ноги на глазах чернеют и мертвеют, а человек орет от нестерпимой боли. И, заметь, все в полном сознании, так что ты сможешь вести репортаж.
Доран передернул плечами, пытаясь стряхнуть наваждение.
– А чего-нибудь мгновенного и безболезненного в нашем веке не изобрели?
– До фига и больше. Но я, как менеджер, должен позаботиться о шоу минут на сорок, чтобы на пятнадцатой минуте у нас был рекордный максимум подключений.
Доран попытался рассмеяться, но не смог и со страдальческой миной схватился за грудь.
– Не смеши меня! А то завязка распустится и я наделаю в штаны.
– Ты сможешь завтра вести передачу?
– Памперс надену и выйду, – с угрюмой решимостью ответил Доран, – шоу должно продолжаться. Давай обсудим концепцию.
– Ладно, – Сайлас открыл папку. – Вот для начала…
– Что это?
– Ежедневный ответ на наш запрос из проекта «Антикибер».
– Подотри им задницу. Нет, дай мне. Я сам это сделаю.
– Это и есть разгадка. Посмотри на подпись, – Сайлас сделал все возможное, чтобы радость открытия принадлежала шефу.
– Анталь Т. К. Дарваш… Постой, постой… А он не имеет никакого отношения к строительной компании «Дарваш Инк»?
– Вот именно. Это младший сын владельца, звездного магната и корга. Вот копия страницы «Кто есть кто».
Доран вырвал из рук Сайласа копию и принялся жадно читать. Лицо его принимало все более осмысленное выражение. «Работа, – понял Сайлас, – для него важнее всего».
– IQ 65… Это не опечатка?
– Здесь не бывает опечаток. Он недоумок от рождения. В него вбиты огромные деньги, чтобы сделать его нормальным. Весь этот проект «Антикибер» – крыша для сынка Дарваша.
– Зачем? – простонал Доран, словно желая услышать ответ на все вопросы: «Зачем мы живем? Зачем существует зло? Зачем меня пытали?».
– Чтобы парень получил опыт руководящей работы на высоком уровне. Чтобы, когда папаша оставит ему наследство, уметь с ним управляться. Даже если тот даст ему двенадцатую часть, то на эти деньги Анталь сможет купить две планеты вместе с населением. Надеюсь, тебе не надо напоминать, что Дарваш осуществляет строительство и переоборудование и силовиков, и сэйсидов, и военных. Объекты, полигоны, новые технологии и материалы.
– Все я понял, не продолжай, – Доран снова уронил голову на диван. Впереди была еще целая ночь бессонницы, тягостных мыслей и страданий.
ГЛАВА 2
Наконец-то сумасшедшие дни предвыборной гонки остались позади. Позади бесконечные переезды, выступления, тайные совещания с имиджмейкерами и открытые дебаты. Он выиграл. Выиграл приз зрительских симпатий. Услышав итоги голосования, он, как получивший золотую медаль, шагнул вперед и вскинул руки, благодаря господа бога, – сияющий, торжествующий, уверенный, в свете прожекторов, осыпанный блестящим конфетти. На шею ему упала и застыла его жена, поддерживавшая его на пути к вершине пьедестала, не отходившая от него ни на шаг, – хрупкая, белокурая и мудрая.
Победа!
Сегодня новоизбранный мэр Города дает банкет. В парадном зале фешенебельного ресторана убраны переборки, разобраны стены и опущены тяжелые портьеры. Установлен длинный ряд столов, и официанты бегло и точно проверяют правильность расстановки приборов. Сегодня сюда придут те, кто с детства обучен есть рыбу особой вилкой, пропуская кости сквозь зубчики; нельзя ударить в грязь лицом. На кухне повара жарят особую, пикантную яичницу на 1200 персон. Сюда придут близкие друзья, помощники и спонсоры мэра; некоторых из них он не знает даже в лицо. Шикарные автомобили, густо блестя лаком, непрерывно подвозят все новые порции гостей. Свежеиспеченный мэр и его блондинка-жена встречают их в фойе, и мэр оделяет каждого крепким, уверенным рукопожатием и ослепительной белоснежной улыбкой. Правая рука его уже затекла и одеревенела во время предвыборной кампании, а скулы сводит судорогой от необходимости улыбаться. Но это последний раунд, он должен доказать свою стойкость, а также открытость миру и способность улыбаться в любой обстановке. Улыбка, как маска, навечно приросла к его лицу; с ней его когда-нибудь и похоронят.
Каждому из подошедших его поздравить он говорит несколько дружеских теплых слов таким проникновенным тоном, что гость поневоле верит, что слова адресованы непосредственно ему и идут из самой глубины сердца, а не нашептываются стоящими сзади секретарями-суфлерами.
Незаметный, как тень, среди прочих, к мэру подходит высокий бледный человек в черном длиннополом сюртуке без лацканов, застегнутом наглухо. Мэр протягивает руку навстречу:
– Рад видеть вас среди своих гостей!..
– Хочу напомнить, кому вы обязаны своим взлетом. – Человек в черном вкладывает свою узкую холодную кисть в ладонь мэра, уже готовую сжаться. – Не забывайте обо мне на своем новом поприще. – И добавляет, как-то нехорошо усмехаясь: – Даже при всем желании вы не забудете меня!..
Победа!
Сегодня новоизбранный мэр Города дает банкет. В парадном зале фешенебельного ресторана убраны переборки, разобраны стены и опущены тяжелые портьеры. Установлен длинный ряд столов, и официанты бегло и точно проверяют правильность расстановки приборов. Сегодня сюда придут те, кто с детства обучен есть рыбу особой вилкой, пропуская кости сквозь зубчики; нельзя ударить в грязь лицом. На кухне повара жарят особую, пикантную яичницу на 1200 персон. Сюда придут близкие друзья, помощники и спонсоры мэра; некоторых из них он не знает даже в лицо. Шикарные автомобили, густо блестя лаком, непрерывно подвозят все новые порции гостей. Свежеиспеченный мэр и его блондинка-жена встречают их в фойе, и мэр оделяет каждого крепким, уверенным рукопожатием и ослепительной белоснежной улыбкой. Правая рука его уже затекла и одеревенела во время предвыборной кампании, а скулы сводит судорогой от необходимости улыбаться. Но это последний раунд, он должен доказать свою стойкость, а также открытость миру и способность улыбаться в любой обстановке. Улыбка, как маска, навечно приросла к его лицу; с ней его когда-нибудь и похоронят.
Каждому из подошедших его поздравить он говорит несколько дружеских теплых слов таким проникновенным тоном, что гость поневоле верит, что слова адресованы непосредственно ему и идут из самой глубины сердца, а не нашептываются стоящими сзади секретарями-суфлерами.
Незаметный, как тень, среди прочих, к мэру подходит высокий бледный человек в черном длиннополом сюртуке без лацканов, застегнутом наглухо. Мэр протягивает руку навстречу:
– Рад видеть вас среди своих гостей!..
– Хочу напомнить, кому вы обязаны своим взлетом. – Человек в черном вкладывает свою узкую холодную кисть в ладонь мэра, уже готовую сжаться. – Не забывайте обо мне на своем новом поприще. – И добавляет, как-то нехорошо усмехаясь: – Даже при всем желании вы не забудете меня!..