Страница:
– И, будем надеяться, не последний…
– Будем надеяться, – Юра кивнул и перекрестился. – Но вообще-то, если б я знал… Ноги бы моей в вашей чертовой деревне не было!..
– Ты, блин, поосторожнее, – Коновалов нахмурился. – У нас лучшая в мире деревня! А упыри на любое место могут напасть! Никто не застрахован…
– Все равно, говно ваша деревня, и никогда я сюда больше не приеду! Даже за сто миллионов долларов!
– Ну и дурак! Считай, что твою семью как будто машиной задавило…
– Я бы этому шоферу… руль в жопу засунул!
– Вот и давай… засунем…
Они погрузились в темноту. Мишка шел первым с колом наперевес, он водил им перед собой, готовый отразить нападение врага в районе ста восьмидесяти градусов. Мешалкин шел сзади и крутил головой из стороны в сторону.
– Вот его дом, – Мишка остановился. – И как же это я днем позабыл?..
– Это тебя темные силы специально так настроили против друга.
– Точно. Сам бы я никогда о нем не забыл.
Они открыли калитку, поднялись по скрипящим ступеням и остановились возле двери. Коновалов взялся за ручку:
– Ну… если Петька того, тогда всё, – он решительно дернул дверь на себя.
Они миновали подозрительные сени и остановились перед открытой дверью, ведущей в избу.
Петька лежал, связанный, в углу, лицом к стене и не шевелился.
Коновалов сделал Мешалкину знак «стой здесь», а сам двинулся вперед. Он немного постоял над Петькой, прислушиваясь к его дыханию, потом колом, как рычагом, подцепил Углова снизу и перевернул на спину.
Петька не шевелился, глаза его были крепко сожмурены, как будто он не очень умело пытался изобразить мертвого. Но на кончике его носа Мишка разглядел капельки пота.
Мертвые ж не потеют, – подумал он чье-то известное наблюдение.
– Не притворяйся, Петька! Скажи, кто ты есть!.. – Мишка провел колом по Петькиному животу.
От этого у Петьки подогнулись ноги, он ойкнул и замер с прижатыми к животу ногами.
Коновалов от неожиданности немного отскочил назад и оттуда снова потыкал Углова осинкой.
– Кончай ваньку валять!
Петька открыл один глаз и покосился им на Коновалова.
– Ты кто? – спросил Мишка. – Отвечай честно, мы все равно тебя будем проверять, – он показал Углову кол.
– Бить будешь?!. – произнес Петька. – Ну, давай, бей меня связанного!.. Козел ты, Мишка! Я тут вторые сутки валяюсь! Меня сухач долбит, кошмары мучают, ссать хочется! А ты пришел и мне угрожаешь! Развяжи меня, я ссать хочу!
Речь Углова убедила Мишку, что Петька не вампир. Он подошел к нему и хотел развязать веревку, но Мешалкин остановил его.
– Стой! Погоди немного. – Юра подошел к стене, снял с нее длинную косу чеснока, отломил одну головку и сунул Углову под нос: – Ешь.
– Ты кто такой?! – возмутился Углов еще больше. – Я пить хочу и ссать хочу, а ты мне чеснок суешь?!
– Сожри, Петька, тогда мы тебя развяжем, – сказал Мишка.
– Ну, ты и гад! Так над людьми издеваться! Фашист ты, Мишка! Пиночет!
Коновалов нахмурился:
– Жри, я тебе сказал!
Углов скосил глаза на чеснок, вздохнул и откусил. Мешалкин и Коновалов внимательно за ним следили.
– Вроде, всё нормально.
– Вроде, сожрал…
– Пусть еще откусит, на всякий случай.
– Кусай, Петька, и пойдем отсюда.
– Ы-ы-ы! – завыл Углов от обиды. – Вы совсем охуели! У меня скулу сводит! – Он откусил от головки еще раз.
– Проглотил? – спросил Коновалов.
Петька широко открыл рот. В глазах у него стояли слезы.
– Ну вот, а ты боялся, – Коновалов вытащил из кармана ножик и перерезал веревки.
Углов попытался подняться, но его ноги так затекли, что встать он никак не мог. Коновалов подал другу руку.
– Поднимайся. Надо нам побыстрее отсюда уходить… Про Колчанова, помнишь, ты мне рассказывал?.. Ты мне рассказывал, а я не верил… А вот теперь верю, – Мишка размашисто перекрестился. – Нашу деревню заняли вампиры!.. Мы думали, что и ты тоже… Хрен знает, как это тебя пронесло…
– Правда, что ли?!.
– А ты думаешь, зачем мы тебя чеснок есть заставляли?
– Я подумал, что вы издеваетесь.
– Хмы! Видишь это, – Мишка потряс перед Угловым осиновым колом. А потом показал на Мешалкина: – Кстати, это Юра из Москвы. Он – за наших. Таньку помнишь, которая с детьми тут жила?.. Муж ее… бывший… Вампирка теперь она вместе с детями…
Углов поднялся на ноги. Ему так хотелось ссать, что он не понимал, что ему говорят, естественное желание забивало все остальные эмоции.
– Погодите, – сказал он, – потом дорасскажите! А то я сейчас обоссусь. – он побежал на улицу.
Мешалкин и Коновалов вышли следом. Петька стоял у забора, спиной к товарищам. Мешалкин вытащил сигареты и закурил. Он успел скурить сигарету до половины, а Петька всё не отходил от забора.
– Когда же он, наконец?..
– Сутки человек терпел… Эй, Петька! Кончай ссать! Ты нас задерживаешь!
Углов застегнул ширинку. У него на лице появилась довольная улыбка.
– Ну, – сказал он, – что там у вас… про вампиров?
– Пошли отсюда! По дороге дорасскажем.
– А куда мы идем?
– В церковь! Куда же еще!..
– Как думаешь, Юрий, собаки бывают вампирами? – спросил Коновалов.
– Не знаю… Про оборотней кино смотрел… Знаю, что такое бывает. А вот вампиры они или нет – не знаю…
– Эх, Юра, не то ты смотришь… Мешалкин не ответил.
Снова завыли волки. Теперь ближе.
– Откуда волки-то здесь?! – голос Углова немного дрожал. – Сроду здесь волков не было…
– Теперь всё не так, как раньше, – сказал Мишка. – всё теперь по-дурацки!
– Пошли еще быстрее, – сказал Мешалкин. Они почти побежали.
– Что ж ты, Мишка, гад, – вспомнил вдруг Углов, – оставил меня связанным, когда тут такое творится?!
– Я не виноват! Меня темные силы заставили… Ладно, не обижайся! Всё хорошо, что хорошо кончается!
– Ничего себе – хорошо! Провалялся сутки связанным под носом у Вельзевула!
Налетел сильный ветер. Что-то хрустнуло над головами, и перед ними на землю упала огромная сухая ветка. Друзья едва успели отскочить.
Они перепрыгнули через ветку и побежали во весь дух.
За забором что-то завозилось и захрюкало. Забор затрещал. Они отпрянули от него на середину улицы.
Мешалкин бежал последним. Ему очень хотелось обернуться и посмотреть назад. Но внутренний голос подсказывал, что делать этого нельзя, что если он обернется – будет хуже.
И все-таки он не вытерпел и обернулся. Он увидел две пары желтых волчьих глаз, горящих в темноте. Засмотревшись на глаза, Мешалкин отвлекся и наступил на пятку Углову.
Петька полетел на Коновалова. Коновалов полетел на фонарный столб и стукнулся об него с такой силой, что если бы лампочка на столбе горела, она бы, наверняка, перегорела от сотрясения столба.
Сверху на Углова и Коновалова приземлился Мешалкин. Он тоже ударился лбом о столб, и из глаз у него вылетели искры, превосходящие по сиянию волчьи глаза.
Хорошо, что Юра не потерял сознание. Он успел вскочить и повернуться. Волк был совсем рядом.
– На столб! – закричал Юра. – Все на столб!
Углов, лежавший теперь сверху Коновалова, вскочил первым. Он оттолкнулся ногами от коноваловской спины и полез по столбу.
Мишка поднялся и полез за ним.
В другое бы время они навряд ли смогли так быстро залезть по гладкому деревянному столбу, в другое бы время они, может быть, не смогли бы забраться и на полтора метра. А тут в один момент Углов оказался на самом верху возле керамических чашечек, а Коновалов – чуть ниже.
– Петька! – крикнул он. – Не хватайся за провода! Током стукнуть может!
– Вот попали! – отозвался Углов. – Сверху электричество, снизу волки!
– Снизу я еще сижу! И если ты на меня свалишься, то я тоже не удержусь! Столб скользкий, сука!
Они посмотрели вниз и ужаснулись.
Внизу, прижавшись спиной к столбу, стоял белый, как простыня, Юра, а к нему, злобно рыча и скаля огромные клыки, приближался гигантский волк, размером с две третьих коровы. Оставалась, наверное, какая-то секунда до того, как волк прыгнет на свою жертву.
Мишка и Петька застыли на столбе.
Волк немного присел на задние лапы, оттолкнулся от земли и взвился на огромную высоту. Описав в воздухе дугу, он полетел вниз, набирая скорость.
В последний момент Мешалкин увернулся, и волчья морда с зубами врезалась в столб.
Столб сильно тряхнуло.
Коновалов съехал вниз и придавил задницей волчью морду к земле.
Углов, чтобы не съехать вслед за Мишкой, схватился руками за провода. Оранжевые искры электричества на миг озарили темное небо Тамбовщины. Петьку дернуло током. Он отлетел от столба и рухнул вниз, прямо на спину хищника.
Мешалкин понял, что медлить нельзя, он схватил валявшийся рядом осиновый кол и всадил его между Мишкой и Петькой в мохнатую спину зверя. В тот же миг яркая молния разрезала небо, и оглушительные раскаты грома сотрясли Красный Бубен.
Шерсть волка задымилась.
Мешалкин схватил обалдевших Мишку и Петьку за воротники, поднял их так же легко, как казаки во время боя поднимали на свои пики по несколько немцев, и перенес к забору.
Волк вспыхнул. Сквозь яркие языки пламени Юра увидел, как он превращается в пожилую женщину с большими зубами!
– Еврейка это, – услышал он позади Мишкин голос. – С них-то всё и началось! Где-то тут, я подозреваю, и еврей ее ходит! Надо, Юра, уматывать отсюда быстрее.
Углов лежал без сознания.
– Бери его за ноги, – сказал Мишка, – а я за руки возьму. Они подняли Углова на плечи и побежали в храм.
В дверях их встречал обеспокоенный дед Семен.
– Христос с вами! Я уже извелся весь! – он увидел Углова. – Чего с Петькой? Это его вампиры шпокнули?
– Не, – Мишка снял Петьку, – это его током шпокнуло. Не соблюдал технику безопасности. За провода схватился. Говорил я ему – сиди тихо!.. А Юрик – молодец! Только что еврейку проткнул!
– Как?
– Одним ударом!
– А еврея не накололи?
– Не-а.
– Жалко, – дед погладил бороду.
В кармане у Лени запикал мобильный телефон. Леня выбросил в окно сигарету, достал телефон, вытянул зубами антенну.
– Слушаю… Так… Бери… Ты что охуел?!. Не бери… Так… Бери… По пять?.. По пять не отдавай… По пять и две… Так… Пусть сосет… Давай… – он нажал на кнопку на панели и убрал телефон в карман.
– Дела? – спросила Вероника понимающе.
– Угу… – Скрепкин кивнул. – Не успеешь от Москвы отъехать, как начинается всякий бардак… Притяжение земли, – добавил он, помолчав, и перекрестился. Вздохнул. – Хотелось бы от этого от всего уехать куда-нибудь на Валаам… или в Оптину Пустынь… Заебало всё на хуй. Что за жизнь такая?!. Крутишься, как белка… Всё дела, бабки, люди… А душе это на хер нужно?!. Душе-то не нужна эта хуета?!. – Он ударил ладонями по баранке. – За этой метусней – жизнь проходит, а ты не замечаешь… Вон, – Леня показал пальцем за окно, – бабочки летают, птицы поют. А чтобы увидеть их и услышать, надо усилие над собой сделать, потому что голова забита говном!.. Ненавижу свою жизнь! – он резко затормозил.
Вероника чуть не влетела головой в лобовое стекло. Но Скрепкин этого не заметил. Он выскочил из машины, подбежал к обочине, упал на колени, уронил в траву голову и распростер руки по сторонам. С минуту он не двигался. Вероника испугалась и не знала что делать. Но тут Леня поднял голову:
– Земля – наша мать! Не надо забывать этого! – Он поднялся, отошел за куст и помочился.
Вернулся к машине, сел, не занося ног в салон, закурил, обернулся:
– А что, Вероничка, давай плюнем на всё, снимем дом у какой-нибудь старухи в деревне и поживем недельку наедине с природой?.. Очистимся…
– Да я бы, Леня, с удовольствием, – Вероника испугалась еще больше, – но только это… в тюрьму меня же посадят… Сам знаешь…
– Что ж – в тюрьме не люди сидят?!. Я сам сидел… Привыкаешь… – Леня протянул руку и провел Веронике пальцем по подбородку. – Откупимся… Какие базары…
– Ну, это… А вдруг не откупимся?.. Я не перенесу…
– Ну, на крайняк, если совсем припрет, я тебя в Грецию отправлю. У меня там дом для таких случаев…
– Нет, Ленечка, я не могу, – Полушкина покраснела. – Давай закончим сначала с этим, а потом в Грецию…
Скрепкин стрельнул окурком.
– Ну, как знаешь… А я хотел как лучше… Думал, мы с тобой очистимся… Жить нам станет легче… как будто мы снова в старших классах, в тюрьме не сидели и в башке разной дряни нет… Одна впереди светлая, как говорится, даль…
– Нет, Ленечка… Я не могу…
В кармане у Скрепкина снова зазвонил телефон.
– Слушаю… Не хочет по пять и две?.. Ну и пусть усрется!.. Так и передай ему, прямо такими словами и скажи!.. Что?.. Скрепкин, скажи, велел тебе передать – усрись, говно!.. Ну, давай… – Он убрал телефон и вздохнул. – Вот так-то вот… А говорят, что злых сил нету! Еще как есть! Как только почувствовали шакалы, что Скрепкин припадает к живому источнику, сразу в наступление по всем фронтам!.. – Леня влез в машину целиком, хлопнул дверью и нажал на газ. – Поехали!
Из-за тюка выезжает электрокар, до верху загруженный мешками. Ирине не видно, кто им управляет.
Она бежит по узкому проходу назад, но кар догоняет ее и вываливает на нее мешки с табаком.
Ирина задыхается, пытаясь выбраться из-под отвратительно пахнущего груза. Наконец ей удается высунуть голову наружу. И тут она с ужасом видит, что на нее надвигается кошмарный табачный монстр, отдаленно напоминающий Фиделя Кастро, в дырявой соломенной шляпе! В уголке кривого рта с гнилыми зубами дымится кукурузная трубка, пальцы скрюченные и узловатые. Костлявые ноги в драных болтающихся штанах. Но самое страшное – единственный глаз, пустой, как вселенная.
Ирина чувствует, что сейчас ее затянет в этот глаз, как в Черную Дыру, и она уже никогда-никогда не увидит Белого Света.
В руках у монстра огромные ножницы, он собирается отстричь Ирине голову.
Щелк-щелк! – щелкают ножницы всё ближе и ближе к горлу. Ирина пытается вытащить из-под мешков руки, но не может. Сейчас ножницы обезглавят ее!
– Ах ты, сумасшедший сукин сын! – кричит Ирина. Монстр смеется. Изо рта течет желтая табачная слюна. Что-то гудит… Что это?.. Похоже, сигналит машина?.. Что это?.. Это полиция!
Монстр опускает ножницы:
– Это не полиция, – говорит он зло, – это водитель Твер-дохлебов бибикает… Ну ладно, я до тебя еще доберусь! Ты еще ко мне сама придешь! – монстр тает в воздухе…
Ирина проснулась… В кузове темно. Но она не сразу вспомнила, где находится. Хотя некоторое время ей всё еще продолжало казаться, что она на табачной фабрике. Она никак не могла прийти в себя из-за этого отвратительного запаха табака.
Ирина протиснулась между коробок к заднему борту, осторожно отодвинула уголок брезента и высунула наружу нос.
Свежий воздух подействовал опьяняюще. Закружилась голова. Но стало намного легче.
Ирина удивилась – на улице почти стемнело.
Господи! Сколько же я проспала в этом дерьмовом кузове?!
Машина стояла посреди какого-то пустынного места, разглядеть ничего не удалось.
Ирина спрыгнула и бесшумно, как кошка, приземлилась. По-приседала, разминая конечности.
Рюкзак с фонариком и другими необходимыми вещами остался у пруда в той страшной деревне.
По земле клочьями стелился туман.
Ирина постояла. Глаза постепенно привыкали к темноте. И теперь она увидела, что-то впереди… Ирина осторожно подошла. Дорожный указатель:
ДЕР. КРАСНЫЙ БУБЕН
Ее охватил ужас!
Волосы на голове встали дыбом! На лице выступила испарина! Руки дрожали, а ноги подгибались. Чтобы не упасть, Ирина схватилась за указатель, но тут же отпрянула! Ей показалось, что указатель хочет схватить ее и ударить железным щитом по голове. А когда она, оглушенная, упадет, указатель вытащит из земли свои железные ноги и проткнет ее тело в нескольких местах.
Ирина не удержалась на ногах и полетела в темноту. Она ударилась бедром, резкая боль пронзила ее от копчика до затылка. Ирина перевернулась на живот и попыталась отползти прочь от проклятого места.
Она услышала скрежет ржавого железа и увидела, как указатель нагибается к ней. Его щит наклонился вперед, как голова гигантской змеи.
Господи!
Ирина перевернулась на спину и поползла назад вверх животом.
На щите засветились буквы:
КРАСНЫЙ БУБЕН
Но в следующий момент буквы заплясали, как в титрах мультфильма компании «Уорнер Бразерс», разлетелись по щиту и вдруг сложились в непонятное, но до смерти пугающее слово
ХАМДЭР
– А-а-а! – закричала Ирина и заслонила лицо ладонью. Щит вытащил одну железную ногу из земли и шагнул к ней.
Он был похож на аиста, которого она видела на озере Темный След, штат Мэн. Щит вытащил вторую ржавую ногу и, переваливаясь, пошел на нее.
Ирина поползла быстрее. Ползти на спине головой вперед было неудобно и неестественно для человека, скорость была небольшая. Но перевернуться на живот и оказаться затылком к шагающему монстру было еще страшнее.
Щит надвигался. Он уже занес одну ногу у Ирины над животом, и она зажмурилась, ожидая, когда холодное ржавое железо проткнет ее живое теплое тело.
Ирина увидела себя совсем маленькой девочкой, шагающей ранним воскресным утром по чистенькой, ухоженной дороге в методистскую церковь. Она останавливается, заглядевшись на махаона, присевшего на куст. Но тут бабушка Бетти дергает ее за руку:
– Пойдем, Аннет, пойдем. Мы опаздываем на службу. Преподобный Майкл будет сердиться…
В церкви темно и прохладно. Анни сидит на деревянной лавке и болтает ножками.
Бабушка грозит ей пальцем: Веди себя прилично. Преподобный Майкл читает проповедь.
Аннет скучно. Хочется спать. Она зевает и тут же получает от бабушки легкий подзатыльник. Это приводит ее в себя.
– …Отчего некоторые люди, – говорит преподобный Майкл, – поворачиваются к нашей правильной церкви? Отчего получается так, что они, в конце концов, встают на верный путь? А? Скажи нам, Ларри Бантер?
Со скамьи поднимается пожилой мужчина в клетчатой рубахе и черных брюках.
– Откуда же мне знать, – говорит он растерянно. – Вам виднее, преподобный Майкл. – Мужчина садится, надевая на голову соломенную шляпу. Но, спохватившись, сразу ее снимает и кладет на колени.
– Вот именно! – преподобный Майкл указывает на Бан-тера пальцем. – Кому же, как не мне, вашему пастырю, должно быть виднее! – Он усмехается. – Потому что я – пастырь истинной церкви Бога нашего, и сам Бог дает мне полномочия разбираться во всяких делах Божьих!.. А почему, спросите вы, заблудшие души не сразу приходят сюда? Почему они следуют кривыми путями? Почему они выбирают неправильные пути и неверные учения?.. Ну-ка, Генри Ричарде, скажи ты, сынок?
Генри Ричарде поднимается с лавки. Он улыбается и молчит. Ему с места шепчет что-то жена. Генри наклоняется к ней, а потом говорит:
– Они заблуждаются, преподобный Майкл.
– Верно… Они заблуждаются. Но почему?.. Почему мы не заблуждаемся, а они заблуждаются?.. А потому, что они должны заблуждаться! А почему они должны заблуждаться? Да потому, что этого хочет Бог! Никто не может даже заблуждаться, если того не желает Бог!.. Бог хочет, чтобы они, эти грешники, оставили ТАМ, в этих скверных местах свои нечистоты! А в истинную церковь пришли очищенными! Вот какова мудрость Бога! И пора нам ее восславить, – он поднимает руки, и прихожане затягивают псалом…
Но тут что-то происходит. Воспоминание ускользает, уступая место осознанию того, что она не в уютной и безопасной церкви, а на грязной чужой земле, среди диких деревень России, и что на нее сейчас наступит железная нога взбесившегося указателя…
Ирина вздрогнула и открыла глаза…
Туман сгущался. Она лежала на дороге. В метре от нее стоял указатель. Значит, всё это ей только померещилось! Но видение было настолько ярким…
Ирина поднялась на ноги и огляделась. Сзади стояла машина, из которой она вылезла. Ей не хотелось возвращаться в машину, которая каким-то невероятным образом привезла ее в то самое место, которое она больше всего на свете хотела покинуть. В этой машине была какая-то обреченность. Если бы Ирина была натуральной русской, она наверняка вспомнила бы теперь стихи …А приехал я назад, а приехал в Ленинград… Но Ирина не была натуральной русской и она не вспомнила.
Вдруг она поняла, что какие-то силы хотят, чтобы она держалась подальше от этих мест, а другие, противоположные силы, наоборот, пытаются вернуть ее в деревню. И еще она поняла, что эти последние силы – Светлые. Они хотят, чтобы Ирина послужила их целям. Но ей было так страшно!
Ирина рванулась с места и побежала, побежала, побежала прочь от Красного Бубна.
Туман продолжал сгущаться.
Вдруг из него вырвались круглые желтые глаза.
Ирина взвизгнула.
Желтые глаза налетели на нее и ударили в живот.
Ирина провалилась в глубокую темноту.
– За что сидишь? – спрашивает Вася, зевая.
– За убийство, – отвечает девушка, болтая ногами.
– А кого ты убила?
– Тебя.
– А… Постой! Как это меня?! Я же вот с тобой сижу!
– Ну и что. Это тюрьма особая. Для жертв и их убийц. Вася подумал над ее словами.
– Нет, не понимаю. Вот я, – он хлопнул себя в грудь, – сижу на нарах, как живой. А если б был мертвый, то лежал бы в гробу на кладбище, скрестив руки на груди. – Вася лег на нары и показал, как лежат покойники.
Вдруг он понял, что действительно мертвый и не может пошевелиться.
– Ну вот, видишь, – Света свесилась с верхних нар, – а ты не верил… Сейчас баланду принесут, и я тебя помяну.
В дверь постучали. Открылось окошко, и в него въехал поднос с алюминиевой тарелкой супа и рюмочкой водки.
– Царствие Небесное тебе не положено за то, что ты воровал папиросы… Ты еще, Вась, всего не знаешь… Но в Рай тебя теперь не пустят… Ты сделал большую ошибку, когда начал воровать папиросы. В Рай, Вася, даже убийцу могут пустить, если он отоварит молодого черта. А вот тех, кто папиросы крадет, в Рай не пускают ни под каким видом. Заказаны тебе, Вася, пути в Рай. Лизать тебе, Вася, теперь сковородки, а в жопу тебе горячие папиросы засовывать станут. Пусть в Аду тебе будет сухо, – Света выпила.
Твердохлебова очень возмутили такие порядки на Том Свете. Как же так – убийцам и на этом свете нормально живется, и на том им прощают! А ему, Васе, за то, что он папиросы крадет, чтобы свести концы с концами – вечные муки! Но ответить он ничего не мог, потому что был мертв.
В дверь снова постучали.
– Это черти, за тобой пришли, – объявила Света. Дверь медленно открылась, и в камеру заглянула страшная волосатая харя.
Вася закричал, но из его рта не вырвалось ни звука… Он проснулся оттого, что кричит на всю кабину.
Твердохлебов резко повернулся и увидел за стеклом голову того самого монстра. Он отпрянул и заорал еще сильнее.
Но тут голова монстра прижалась к стеклу и оказалась обычной человеческой головой без рогов, пятака и шерсти.
– Чего арешь, как резаный? – спросила голова с кавказским акцентом.
– Ты кто? – Вася никак не мог успокоиться.
– Дверь аткрой, да…
Вася не рискнул сразу открывать дверь. Он немного открутил окошко. В салон ворвалась ночная прохлада и большой нос незваного гостя. Вася почувствовал еще какой-то неприятный запах чего-то горелого с чем-то несвежим, который он отнес на счет носа – кавказцы едят аджику, которую Вася не любил, отсюда и вонь такая.
– Давай выходы, – сказал нос. – Есть разгавор.
– Что за разговор? – Вася нащупал под сиденьем монтировку.
– Не выйдешь?.. Тагда сиди здэсь, а я твой кузов немного разгружу, – нос пропал в темноте.
Вася услышал, как кто-то залез в кузов и там шурует. Он представил, как шустрые кавказцы перегружают в свои черные «мерседесы» коробки с сигаретами. На него нахлынули ярость и страх. Ему до конца жизни не расплатиться с фабрикой! Ну погодите, черномазые! Я вам сейчас дам разгрузку! Вася завел мотор и вжал педаль газа до упора. Он представил себе, как кавказцы полетят сейчас на землю, разбивая о камни свои вонючие горбатые носы. Но машина с места не двинулась. Мотор работал исправно, но машина не двигалась! Проклятье! Эти гады сделали что-то с его машиной, и теперь она не работает! Мало того, что он лишился сигарет, ему еще и машину сломали! Кавказцы так наглеют, потому что привыкли чувствовать свою безнаказанность! Привыкли, что русский человек долго заводится и не может сразу дать кавказцу сдачи! Но зато уж, когда русский человек рассердится, он встает и устраивает такой погром! Всё, его, Васино, терпение лопнуло! Сейчас он покажет, кто в России хозяин, а кто незваный гость!
– Будем надеяться, – Юра кивнул и перекрестился. – Но вообще-то, если б я знал… Ноги бы моей в вашей чертовой деревне не было!..
– Ты, блин, поосторожнее, – Коновалов нахмурился. – У нас лучшая в мире деревня! А упыри на любое место могут напасть! Никто не застрахован…
– Все равно, говно ваша деревня, и никогда я сюда больше не приеду! Даже за сто миллионов долларов!
– Ну и дурак! Считай, что твою семью как будто машиной задавило…
– Я бы этому шоферу… руль в жопу засунул!
– Вот и давай… засунем…
Они погрузились в темноту. Мишка шел первым с колом наперевес, он водил им перед собой, готовый отразить нападение врага в районе ста восьмидесяти градусов. Мешалкин шел сзади и крутил головой из стороны в сторону.
– Вот его дом, – Мишка остановился. – И как же это я днем позабыл?..
– Это тебя темные силы специально так настроили против друга.
– Точно. Сам бы я никогда о нем не забыл.
Они открыли калитку, поднялись по скрипящим ступеням и остановились возле двери. Коновалов взялся за ручку:
– Ну… если Петька того, тогда всё, – он решительно дернул дверь на себя.
Они миновали подозрительные сени и остановились перед открытой дверью, ведущей в избу.
Петька лежал, связанный, в углу, лицом к стене и не шевелился.
Коновалов сделал Мешалкину знак «стой здесь», а сам двинулся вперед. Он немного постоял над Петькой, прислушиваясь к его дыханию, потом колом, как рычагом, подцепил Углова снизу и перевернул на спину.
Петька не шевелился, глаза его были крепко сожмурены, как будто он не очень умело пытался изобразить мертвого. Но на кончике его носа Мишка разглядел капельки пота.
Мертвые ж не потеют, – подумал он чье-то известное наблюдение.
– Не притворяйся, Петька! Скажи, кто ты есть!.. – Мишка провел колом по Петькиному животу.
От этого у Петьки подогнулись ноги, он ойкнул и замер с прижатыми к животу ногами.
Коновалов от неожиданности немного отскочил назад и оттуда снова потыкал Углова осинкой.
– Кончай ваньку валять!
Петька открыл один глаз и покосился им на Коновалова.
– Ты кто? – спросил Мишка. – Отвечай честно, мы все равно тебя будем проверять, – он показал Углову кол.
– Бить будешь?!. – произнес Петька. – Ну, давай, бей меня связанного!.. Козел ты, Мишка! Я тут вторые сутки валяюсь! Меня сухач долбит, кошмары мучают, ссать хочется! А ты пришел и мне угрожаешь! Развяжи меня, я ссать хочу!
Речь Углова убедила Мишку, что Петька не вампир. Он подошел к нему и хотел развязать веревку, но Мешалкин остановил его.
– Стой! Погоди немного. – Юра подошел к стене, снял с нее длинную косу чеснока, отломил одну головку и сунул Углову под нос: – Ешь.
– Ты кто такой?! – возмутился Углов еще больше. – Я пить хочу и ссать хочу, а ты мне чеснок суешь?!
– Сожри, Петька, тогда мы тебя развяжем, – сказал Мишка.
– Ну, ты и гад! Так над людьми издеваться! Фашист ты, Мишка! Пиночет!
Коновалов нахмурился:
– Жри, я тебе сказал!
Углов скосил глаза на чеснок, вздохнул и откусил. Мешалкин и Коновалов внимательно за ним следили.
– Вроде, всё нормально.
– Вроде, сожрал…
– Пусть еще откусит, на всякий случай.
– Кусай, Петька, и пойдем отсюда.
– Ы-ы-ы! – завыл Углов от обиды. – Вы совсем охуели! У меня скулу сводит! – Он откусил от головки еще раз.
– Проглотил? – спросил Коновалов.
Петька широко открыл рот. В глазах у него стояли слезы.
– Ну вот, а ты боялся, – Коновалов вытащил из кармана ножик и перерезал веревки.
Углов попытался подняться, но его ноги так затекли, что встать он никак не мог. Коновалов подал другу руку.
– Поднимайся. Надо нам побыстрее отсюда уходить… Про Колчанова, помнишь, ты мне рассказывал?.. Ты мне рассказывал, а я не верил… А вот теперь верю, – Мишка размашисто перекрестился. – Нашу деревню заняли вампиры!.. Мы думали, что и ты тоже… Хрен знает, как это тебя пронесло…
– Правда, что ли?!.
– А ты думаешь, зачем мы тебя чеснок есть заставляли?
– Я подумал, что вы издеваетесь.
– Хмы! Видишь это, – Мишка потряс перед Угловым осиновым колом. А потом показал на Мешалкина: – Кстати, это Юра из Москвы. Он – за наших. Таньку помнишь, которая с детьми тут жила?.. Муж ее… бывший… Вампирка теперь она вместе с детями…
Углов поднялся на ноги. Ему так хотелось ссать, что он не понимал, что ему говорят, естественное желание забивало все остальные эмоции.
– Погодите, – сказал он, – потом дорасскажите! А то я сейчас обоссусь. – он побежал на улицу.
Мешалкин и Коновалов вышли следом. Петька стоял у забора, спиной к товарищам. Мешалкин вытащил сигареты и закурил. Он успел скурить сигарету до половины, а Петька всё не отходил от забора.
– Когда же он, наконец?..
– Сутки человек терпел… Эй, Петька! Кончай ссать! Ты нас задерживаешь!
Углов застегнул ширинку. У него на лице появилась довольная улыбка.
– Ну, – сказал он, – что там у вас… про вампиров?
– Пошли отсюда! По дороге дорасскажем.
– А куда мы идем?
– В церковь! Куда же еще!..
– 2 —
Где-то на краю деревни завыли волки. По спине у Мешалкина побежали холодные мурашки.– Как думаешь, Юрий, собаки бывают вампирами? – спросил Коновалов.
– Не знаю… Про оборотней кино смотрел… Знаю, что такое бывает. А вот вампиры они или нет – не знаю…
– Эх, Юра, не то ты смотришь… Мешалкин не ответил.
Снова завыли волки. Теперь ближе.
– Откуда волки-то здесь?! – голос Углова немного дрожал. – Сроду здесь волков не было…
– Теперь всё не так, как раньше, – сказал Мишка. – всё теперь по-дурацки!
– Пошли еще быстрее, – сказал Мешалкин. Они почти побежали.
– Что ж ты, Мишка, гад, – вспомнил вдруг Углов, – оставил меня связанным, когда тут такое творится?!
– Я не виноват! Меня темные силы заставили… Ладно, не обижайся! Всё хорошо, что хорошо кончается!
– Ничего себе – хорошо! Провалялся сутки связанным под носом у Вельзевула!
Налетел сильный ветер. Что-то хрустнуло над головами, и перед ними на землю упала огромная сухая ветка. Друзья едва успели отскочить.
Они перепрыгнули через ветку и побежали во весь дух.
За забором что-то завозилось и захрюкало. Забор затрещал. Они отпрянули от него на середину улицы.
Мешалкин бежал последним. Ему очень хотелось обернуться и посмотреть назад. Но внутренний голос подсказывал, что делать этого нельзя, что если он обернется – будет хуже.
И все-таки он не вытерпел и обернулся. Он увидел две пары желтых волчьих глаз, горящих в темноте. Засмотревшись на глаза, Мешалкин отвлекся и наступил на пятку Углову.
Петька полетел на Коновалова. Коновалов полетел на фонарный столб и стукнулся об него с такой силой, что если бы лампочка на столбе горела, она бы, наверняка, перегорела от сотрясения столба.
Сверху на Углова и Коновалова приземлился Мешалкин. Он тоже ударился лбом о столб, и из глаз у него вылетели искры, превосходящие по сиянию волчьи глаза.
Хорошо, что Юра не потерял сознание. Он успел вскочить и повернуться. Волк был совсем рядом.
– На столб! – закричал Юра. – Все на столб!
Углов, лежавший теперь сверху Коновалова, вскочил первым. Он оттолкнулся ногами от коноваловской спины и полез по столбу.
Мишка поднялся и полез за ним.
В другое бы время они навряд ли смогли так быстро залезть по гладкому деревянному столбу, в другое бы время они, может быть, не смогли бы забраться и на полтора метра. А тут в один момент Углов оказался на самом верху возле керамических чашечек, а Коновалов – чуть ниже.
– Петька! – крикнул он. – Не хватайся за провода! Током стукнуть может!
– Вот попали! – отозвался Углов. – Сверху электричество, снизу волки!
– Снизу я еще сижу! И если ты на меня свалишься, то я тоже не удержусь! Столб скользкий, сука!
Они посмотрели вниз и ужаснулись.
Внизу, прижавшись спиной к столбу, стоял белый, как простыня, Юра, а к нему, злобно рыча и скаля огромные клыки, приближался гигантский волк, размером с две третьих коровы. Оставалась, наверное, какая-то секунда до того, как волк прыгнет на свою жертву.
Мишка и Петька застыли на столбе.
Волк немного присел на задние лапы, оттолкнулся от земли и взвился на огромную высоту. Описав в воздухе дугу, он полетел вниз, набирая скорость.
В последний момент Мешалкин увернулся, и волчья морда с зубами врезалась в столб.
Столб сильно тряхнуло.
Коновалов съехал вниз и придавил задницей волчью морду к земле.
Углов, чтобы не съехать вслед за Мишкой, схватился руками за провода. Оранжевые искры электричества на миг озарили темное небо Тамбовщины. Петьку дернуло током. Он отлетел от столба и рухнул вниз, прямо на спину хищника.
Мешалкин понял, что медлить нельзя, он схватил валявшийся рядом осиновый кол и всадил его между Мишкой и Петькой в мохнатую спину зверя. В тот же миг яркая молния разрезала небо, и оглушительные раскаты грома сотрясли Красный Бубен.
Шерсть волка задымилась.
Мешалкин схватил обалдевших Мишку и Петьку за воротники, поднял их так же легко, как казаки во время боя поднимали на свои пики по несколько немцев, и перенес к забору.
Волк вспыхнул. Сквозь яркие языки пламени Юра увидел, как он превращается в пожилую женщину с большими зубами!
– Еврейка это, – услышал он позади Мишкин голос. – С них-то всё и началось! Где-то тут, я подозреваю, и еврей ее ходит! Надо, Юра, уматывать отсюда быстрее.
Углов лежал без сознания.
– Бери его за ноги, – сказал Мишка, – а я за руки возьму. Они подняли Углова на плечи и побежали в храм.
В дверях их встречал обеспокоенный дед Семен.
– Христос с вами! Я уже извелся весь! – он увидел Углова. – Чего с Петькой? Это его вампиры шпокнули?
– Не, – Мишка снял Петьку, – это его током шпокнуло. Не соблюдал технику безопасности. За провода схватился. Говорил я ему – сиди тихо!.. А Юрик – молодец! Только что еврейку проткнул!
– Как?
– Одним ударом!
– А еврея не накололи?
– Не-а.
– Жалко, – дед погладил бороду.
Глава шестнадцатая
ОТВЕТНЫЙ УДАР
…А приехал я назад, а приехал в Ленинград…
Самуил Маршак
– 1 —
Проехали Рязань.В кармане у Лени запикал мобильный телефон. Леня выбросил в окно сигарету, достал телефон, вытянул зубами антенну.
– Слушаю… Так… Бери… Ты что охуел?!. Не бери… Так… Бери… По пять?.. По пять не отдавай… По пять и две… Так… Пусть сосет… Давай… – он нажал на кнопку на панели и убрал телефон в карман.
– Дела? – спросила Вероника понимающе.
– Угу… – Скрепкин кивнул. – Не успеешь от Москвы отъехать, как начинается всякий бардак… Притяжение земли, – добавил он, помолчав, и перекрестился. Вздохнул. – Хотелось бы от этого от всего уехать куда-нибудь на Валаам… или в Оптину Пустынь… Заебало всё на хуй. Что за жизнь такая?!. Крутишься, как белка… Всё дела, бабки, люди… А душе это на хер нужно?!. Душе-то не нужна эта хуета?!. – Он ударил ладонями по баранке. – За этой метусней – жизнь проходит, а ты не замечаешь… Вон, – Леня показал пальцем за окно, – бабочки летают, птицы поют. А чтобы увидеть их и услышать, надо усилие над собой сделать, потому что голова забита говном!.. Ненавижу свою жизнь! – он резко затормозил.
Вероника чуть не влетела головой в лобовое стекло. Но Скрепкин этого не заметил. Он выскочил из машины, подбежал к обочине, упал на колени, уронил в траву голову и распростер руки по сторонам. С минуту он не двигался. Вероника испугалась и не знала что делать. Но тут Леня поднял голову:
– Земля – наша мать! Не надо забывать этого! – Он поднялся, отошел за куст и помочился.
Вернулся к машине, сел, не занося ног в салон, закурил, обернулся:
– А что, Вероничка, давай плюнем на всё, снимем дом у какой-нибудь старухи в деревне и поживем недельку наедине с природой?.. Очистимся…
– Да я бы, Леня, с удовольствием, – Вероника испугалась еще больше, – но только это… в тюрьму меня же посадят… Сам знаешь…
– Что ж – в тюрьме не люди сидят?!. Я сам сидел… Привыкаешь… – Леня протянул руку и провел Веронике пальцем по подбородку. – Откупимся… Какие базары…
– Ну, это… А вдруг не откупимся?.. Я не перенесу…
– Ну, на крайняк, если совсем припрет, я тебя в Грецию отправлю. У меня там дом для таких случаев…
– Нет, Ленечка, я не могу, – Полушкина покраснела. – Давай закончим сначала с этим, а потом в Грецию…
Скрепкин стрельнул окурком.
– Ну, как знаешь… А я хотел как лучше… Думал, мы с тобой очистимся… Жить нам станет легче… как будто мы снова в старших классах, в тюрьме не сидели и в башке разной дряни нет… Одна впереди светлая, как говорится, даль…
– Нет, Ленечка… Я не могу…
В кармане у Скрепкина снова зазвонил телефон.
– Слушаю… Не хочет по пять и две?.. Ну и пусть усрется!.. Так и передай ему, прямо такими словами и скажи!.. Что?.. Скрепкин, скажи, велел тебе передать – усрись, говно!.. Ну, давай… – Он убрал телефон и вздохнул. – Вот так-то вот… А говорят, что злых сил нету! Еще как есть! Как только почувствовали шакалы, что Скрепкин припадает к живому источнику, сразу в наступление по всем фронтам!.. – Леня влез в машину целиком, хлопнул дверью и нажал на газ. – Поехали!
– 2 —
Ирине снился кошмарный сон. Как будто ее почему-то заслали на фабрику Филип Моррис. Она идет между тюками с табаком. В руке – пистолет с глушителем. И всё ей здесь очень не нравится. Табак воняет, предчувствия плохие, из людей никого нет. Перед ней пробегает огромная крыса. Ирина стреляет в нее, но промахивается. Зачем она стреляет? Она же может выдать себя!Из-за тюка выезжает электрокар, до верху загруженный мешками. Ирине не видно, кто им управляет.
Она бежит по узкому проходу назад, но кар догоняет ее и вываливает на нее мешки с табаком.
Ирина задыхается, пытаясь выбраться из-под отвратительно пахнущего груза. Наконец ей удается высунуть голову наружу. И тут она с ужасом видит, что на нее надвигается кошмарный табачный монстр, отдаленно напоминающий Фиделя Кастро, в дырявой соломенной шляпе! В уголке кривого рта с гнилыми зубами дымится кукурузная трубка, пальцы скрюченные и узловатые. Костлявые ноги в драных болтающихся штанах. Но самое страшное – единственный глаз, пустой, как вселенная.
Ирина чувствует, что сейчас ее затянет в этот глаз, как в Черную Дыру, и она уже никогда-никогда не увидит Белого Света.
В руках у монстра огромные ножницы, он собирается отстричь Ирине голову.
Щелк-щелк! – щелкают ножницы всё ближе и ближе к горлу. Ирина пытается вытащить из-под мешков руки, но не может. Сейчас ножницы обезглавят ее!
– Ах ты, сумасшедший сукин сын! – кричит Ирина. Монстр смеется. Изо рта течет желтая табачная слюна. Что-то гудит… Что это?.. Похоже, сигналит машина?.. Что это?.. Это полиция!
Монстр опускает ножницы:
– Это не полиция, – говорит он зло, – это водитель Твер-дохлебов бибикает… Ну ладно, я до тебя еще доберусь! Ты еще ко мне сама придешь! – монстр тает в воздухе…
Ирина проснулась… В кузове темно. Но она не сразу вспомнила, где находится. Хотя некоторое время ей всё еще продолжало казаться, что она на табачной фабрике. Она никак не могла прийти в себя из-за этого отвратительного запаха табака.
Ирина протиснулась между коробок к заднему борту, осторожно отодвинула уголок брезента и высунула наружу нос.
Свежий воздух подействовал опьяняюще. Закружилась голова. Но стало намного легче.
Ирина удивилась – на улице почти стемнело.
Господи! Сколько же я проспала в этом дерьмовом кузове?!
Машина стояла посреди какого-то пустынного места, разглядеть ничего не удалось.
Ирина спрыгнула и бесшумно, как кошка, приземлилась. По-приседала, разминая конечности.
Рюкзак с фонариком и другими необходимыми вещами остался у пруда в той страшной деревне.
По земле клочьями стелился туман.
Ирина постояла. Глаза постепенно привыкали к темноте. И теперь она увидела, что-то впереди… Ирина осторожно подошла. Дорожный указатель:
ДЕР. КРАСНЫЙ БУБЕН
Ее охватил ужас!
Волосы на голове встали дыбом! На лице выступила испарина! Руки дрожали, а ноги подгибались. Чтобы не упасть, Ирина схватилась за указатель, но тут же отпрянула! Ей показалось, что указатель хочет схватить ее и ударить железным щитом по голове. А когда она, оглушенная, упадет, указатель вытащит из земли свои железные ноги и проткнет ее тело в нескольких местах.
Ирина не удержалась на ногах и полетела в темноту. Она ударилась бедром, резкая боль пронзила ее от копчика до затылка. Ирина перевернулась на живот и попыталась отползти прочь от проклятого места.
Она услышала скрежет ржавого железа и увидела, как указатель нагибается к ней. Его щит наклонился вперед, как голова гигантской змеи.
Господи!
Ирина перевернулась на спину и поползла назад вверх животом.
На щите засветились буквы:
КРАСНЫЙ БУБЕН
Но в следующий момент буквы заплясали, как в титрах мультфильма компании «Уорнер Бразерс», разлетелись по щиту и вдруг сложились в непонятное, но до смерти пугающее слово
ХАМДЭР
– А-а-а! – закричала Ирина и заслонила лицо ладонью. Щит вытащил одну железную ногу из земли и шагнул к ней.
Он был похож на аиста, которого она видела на озере Темный След, штат Мэн. Щит вытащил вторую ржавую ногу и, переваливаясь, пошел на нее.
Ирина поползла быстрее. Ползти на спине головой вперед было неудобно и неестественно для человека, скорость была небольшая. Но перевернуться на живот и оказаться затылком к шагающему монстру было еще страшнее.
Щит надвигался. Он уже занес одну ногу у Ирины над животом, и она зажмурилась, ожидая, когда холодное ржавое железо проткнет ее живое теплое тело.
Ирина увидела себя совсем маленькой девочкой, шагающей ранним воскресным утром по чистенькой, ухоженной дороге в методистскую церковь. Она останавливается, заглядевшись на махаона, присевшего на куст. Но тут бабушка Бетти дергает ее за руку:
– Пойдем, Аннет, пойдем. Мы опаздываем на службу. Преподобный Майкл будет сердиться…
В церкви темно и прохладно. Анни сидит на деревянной лавке и болтает ножками.
Бабушка грозит ей пальцем: Веди себя прилично. Преподобный Майкл читает проповедь.
Аннет скучно. Хочется спать. Она зевает и тут же получает от бабушки легкий подзатыльник. Это приводит ее в себя.
– …Отчего некоторые люди, – говорит преподобный Майкл, – поворачиваются к нашей правильной церкви? Отчего получается так, что они, в конце концов, встают на верный путь? А? Скажи нам, Ларри Бантер?
Со скамьи поднимается пожилой мужчина в клетчатой рубахе и черных брюках.
– Откуда же мне знать, – говорит он растерянно. – Вам виднее, преподобный Майкл. – Мужчина садится, надевая на голову соломенную шляпу. Но, спохватившись, сразу ее снимает и кладет на колени.
– Вот именно! – преподобный Майкл указывает на Бан-тера пальцем. – Кому же, как не мне, вашему пастырю, должно быть виднее! – Он усмехается. – Потому что я – пастырь истинной церкви Бога нашего, и сам Бог дает мне полномочия разбираться во всяких делах Божьих!.. А почему, спросите вы, заблудшие души не сразу приходят сюда? Почему они следуют кривыми путями? Почему они выбирают неправильные пути и неверные учения?.. Ну-ка, Генри Ричарде, скажи ты, сынок?
Генри Ричарде поднимается с лавки. Он улыбается и молчит. Ему с места шепчет что-то жена. Генри наклоняется к ней, а потом говорит:
– Они заблуждаются, преподобный Майкл.
– Верно… Они заблуждаются. Но почему?.. Почему мы не заблуждаемся, а они заблуждаются?.. А потому, что они должны заблуждаться! А почему они должны заблуждаться? Да потому, что этого хочет Бог! Никто не может даже заблуждаться, если того не желает Бог!.. Бог хочет, чтобы они, эти грешники, оставили ТАМ, в этих скверных местах свои нечистоты! А в истинную церковь пришли очищенными! Вот какова мудрость Бога! И пора нам ее восславить, – он поднимает руки, и прихожане затягивают псалом…
Но тут что-то происходит. Воспоминание ускользает, уступая место осознанию того, что она не в уютной и безопасной церкви, а на грязной чужой земле, среди диких деревень России, и что на нее сейчас наступит железная нога взбесившегося указателя…
Ирина вздрогнула и открыла глаза…
Туман сгущался. Она лежала на дороге. В метре от нее стоял указатель. Значит, всё это ей только померещилось! Но видение было настолько ярким…
Ирина поднялась на ноги и огляделась. Сзади стояла машина, из которой она вылезла. Ей не хотелось возвращаться в машину, которая каким-то невероятным образом привезла ее в то самое место, которое она больше всего на свете хотела покинуть. В этой машине была какая-то обреченность. Если бы Ирина была натуральной русской, она наверняка вспомнила бы теперь стихи …А приехал я назад, а приехал в Ленинград… Но Ирина не была натуральной русской и она не вспомнила.
Вдруг она поняла, что какие-то силы хотят, чтобы она держалась подальше от этих мест, а другие, противоположные силы, наоборот, пытаются вернуть ее в деревню. И еще она поняла, что эти последние силы – Светлые. Они хотят, чтобы Ирина послужила их целям. Но ей было так страшно!
Ирина рванулась с места и побежала, побежала, побежала прочь от Красного Бубна.
Туман продолжал сгущаться.
Вдруг из него вырвались круглые желтые глаза.
Ирина взвизгнула.
Желтые глаза налетели на нее и ударили в живот.
Ирина провалилась в глубокую темноту.
Глава семнадцатая
АДСКИЙ ОГОНЬ
– 1 —
Твердохлебову снилось, что он попался на сигаретах и сидит в тюрьме. Рядом, на верхних нарах, сидит в тюрьме Света.– За что сидишь? – спрашивает Вася, зевая.
– За убийство, – отвечает девушка, болтая ногами.
– А кого ты убила?
– Тебя.
– А… Постой! Как это меня?! Я же вот с тобой сижу!
– Ну и что. Это тюрьма особая. Для жертв и их убийц. Вася подумал над ее словами.
– Нет, не понимаю. Вот я, – он хлопнул себя в грудь, – сижу на нарах, как живой. А если б был мертвый, то лежал бы в гробу на кладбище, скрестив руки на груди. – Вася лег на нары и показал, как лежат покойники.
Вдруг он понял, что действительно мертвый и не может пошевелиться.
– Ну вот, видишь, – Света свесилась с верхних нар, – а ты не верил… Сейчас баланду принесут, и я тебя помяну.
В дверь постучали. Открылось окошко, и в него въехал поднос с алюминиевой тарелкой супа и рюмочкой водки.
– Царствие Небесное тебе не положено за то, что ты воровал папиросы… Ты еще, Вась, всего не знаешь… Но в Рай тебя теперь не пустят… Ты сделал большую ошибку, когда начал воровать папиросы. В Рай, Вася, даже убийцу могут пустить, если он отоварит молодого черта. А вот тех, кто папиросы крадет, в Рай не пускают ни под каким видом. Заказаны тебе, Вася, пути в Рай. Лизать тебе, Вася, теперь сковородки, а в жопу тебе горячие папиросы засовывать станут. Пусть в Аду тебе будет сухо, – Света выпила.
Твердохлебова очень возмутили такие порядки на Том Свете. Как же так – убийцам и на этом свете нормально живется, и на том им прощают! А ему, Васе, за то, что он папиросы крадет, чтобы свести концы с концами – вечные муки! Но ответить он ничего не мог, потому что был мертв.
В дверь снова постучали.
– Это черти, за тобой пришли, – объявила Света. Дверь медленно открылась, и в камеру заглянула страшная волосатая харя.
Вася закричал, но из его рта не вырвалось ни звука… Он проснулся оттого, что кричит на всю кабину.
– 2 —
Было совсем темно. Снаружи кто-то колотил по стеклу.Твердохлебов резко повернулся и увидел за стеклом голову того самого монстра. Он отпрянул и заорал еще сильнее.
Но тут голова монстра прижалась к стеклу и оказалась обычной человеческой головой без рогов, пятака и шерсти.
– Чего арешь, как резаный? – спросила голова с кавказским акцентом.
– Ты кто? – Вася никак не мог успокоиться.
– Дверь аткрой, да…
Вася не рискнул сразу открывать дверь. Он немного открутил окошко. В салон ворвалась ночная прохлада и большой нос незваного гостя. Вася почувствовал еще какой-то неприятный запах чего-то горелого с чем-то несвежим, который он отнес на счет носа – кавказцы едят аджику, которую Вася не любил, отсюда и вонь такая.
– Давай выходы, – сказал нос. – Есть разгавор.
– Что за разговор? – Вася нащупал под сиденьем монтировку.
– Не выйдешь?.. Тагда сиди здэсь, а я твой кузов немного разгружу, – нос пропал в темноте.
Вася услышал, как кто-то залез в кузов и там шурует. Он представил, как шустрые кавказцы перегружают в свои черные «мерседесы» коробки с сигаретами. На него нахлынули ярость и страх. Ему до конца жизни не расплатиться с фабрикой! Ну погодите, черномазые! Я вам сейчас дам разгрузку! Вася завел мотор и вжал педаль газа до упора. Он представил себе, как кавказцы полетят сейчас на землю, разбивая о камни свои вонючие горбатые носы. Но машина с места не двинулась. Мотор работал исправно, но машина не двигалась! Проклятье! Эти гады сделали что-то с его машиной, и теперь она не работает! Мало того, что он лишился сигарет, ему еще и машину сломали! Кавказцы так наглеют, потому что привыкли чувствовать свою безнаказанность! Привыкли, что русский человек долго заводится и не может сразу дать кавказцу сдачи! Но зато уж, когда русский человек рассердится, он встает и устраивает такой погром! Всё, его, Васино, терпение лопнуло! Сейчас он покажет, кто в России хозяин, а кто незваный гость!