Страница:
Коновалов оттащил его в сторону. Скрепкин подобрал второй автомат.
А Абатуров после схватки с вампиром сразу ослаб. И теперь не мог ни двигаться, ни стоять на ногах.
Скрепкин и Коновалов усадили Абатурова на Петьку.
– Бежим! – крикнул Мешалкин.
И они побежали.
Абатуров еле удерживался на носилках. Два раза он чуть не свалился вниз. Коновалов посоветовал деду прилечь, для устойчивости. Но дед Семен отказался ложиться рядом с покойным, который еще не успел остыть.
– Рано мне еще в гроб ложиться! – от тряски челюсть у деда ходила ходуном и слова получались квакающие.
До церкви оставалось совсем чуть-чуть. Но монстры буквально наступали людям на пятки. Конечно же! А как же еще! Во-первых, они обладали сверхъестественной силой, отчего могли развивать высокую скорость. А во-вторых, им не нужно было носить носилки. Люди после смерти тяжелеют в полтора раза. И выходило, что на носилках было уже не два, а три человека! Плюс два трофейных автомата!
Почему же после смерти люди тяжелеют? Казалось бы, наоборот, – потеряв душу, тело должно становиться легче. Но это только на поверхностный взгляд материалиста. А если немного подумать, то получается, что душа человеческая подобна воздушному шарику, наполненному водородом, который всю жизнь подтягивает человека наверх к Богу. А тело человека – гиря, которая держит душу, чтобы она не улетела сразу. Как у водолазов, которых вода выталкивает на поверхность, а тяжелые свинцовые подошвы водолазных ботинок, позволяют передвигаться по дну. Тело без души, как мертвый водолаз на дне морском в свинцовых ботинках – его ничего не выталкивает на поверхность. Он, как водоросль, безразлично колышется вокруг своих ботинок, и только глубоководные рыбы иногда заглядывают сквозь стекло гермошлема в его мертвые глаза.
Мешалкин и Хомяков выдохлись.
– Давай мы вас на ходу подменим! – крикнул Леня. Мешалкин и Хомяков, не останавливаясь, передали носилки
Коновалову и Скрепкину.
Когда они уже забежали на крыльцо, дед Семен не удержался и сковырнулся вниз, кубарем скатился по ступенькам, сбил Мешалкина и откатился в траву.
Дверь распахнула Ирина.
– Мы сейчас! Только Петьку занесем! – Коновалов и Скреп-кин скрылись в церкви.
Из куста выскочила монстр-женщина. Это была Лиза Галошина, уборщица. Галошина схватила деда за ногу и потащила обратно в кусты.
– Па-ма-ги-те! – дед слабо отпихивался второй ногой, пытаясь хвататься руками за траву.
Игорь Степанович в два прыжка подскочил к Галошиной и, отставив левую ногу, отвел руки с колом назад, сделал выпад и проткнул вампирку, как в молодости на учениях протыкал штыком мешки с соломой. Галошина недовольно зашипела и вспыхнула. Хомяков стряхнул ее остатки с кола.
А Юра уже тащил деда Семена за руки по ступенькам. Дед Семен окончательно ослаб и никак не реагировал на то, что его костлявая задница пересчитала все те ступеньки, которые он построил своими руками.
– Догоняй, Игорь Степаныч! – крикнул Юра тестю и скрылся в церкви.
Хомяков присел на корточки. На лице выступила испарина. Капельки холодного липкого пота стекали со лба на нос и капали с кончика на офицерские зеленые брюки. Перед глазами всё поплыло. Словно в тумане, Игорь Степанович видел, как Коновалов и Скрепкин сняли с носилок Петьку Углова и переложили в гроб, который из подвала принес его зять. В церкви всегда есть гроб! Это хорошо, – почему-то подумал Хомяков и хотел усмехнуться неожиданной мысли, но его снова замутило и вырвало прямо на штаны. Игорь Степанович повалился набок и потерял сознание.
Остальные, занятые делом, не сразу заметили это. Когда Хомяков вбежал в церковь и запер дверь, Мешалкин автоматически зафиксировал, что все на месте, и некоторое время беседовал с Ириной, а потом пошел в подвал за гробом. Но когда они переложили Петьку Углова куда следовало и Юра вытер со лба пот, он наконец заметил тестя, лежавшего возле двери.
– Что это с ним? – удивился Мешалкин. Он подошел к Хомякову и осторожно потряс того за плечо. От Игоря Степановича неприятно воняло блевотиной. Мешалкин поморщился.
Хомяков вздрогнул, поднял голову и потряс ею.
– Что с тобой, Игорь Степаныч?
– Не знаю… – он сел. – Как-то мне поплохело резко… Может, я микроинфаркт перенес на ногах… А может, микроинсульт… Я в них не разбираюсь… – Он отер рукавом рот.
– А сейчас-то как себя чувствуешь?
– Да вроде получше… нормально… Отпустило, вроде… – Он посмотрел на свои брюки, на пятно исторгнутой из желудка пищи и подумал, что среди этих остатков наверняка есть то, что он принимал еще в Москве, когда и думать не мог, в каком переплете окажется. – Нехорошо я тут… Надо бы подтереть… непорядок, а то… – Он повернул голову, чтобы, по офицерской привычке, найти бойца и поставить ему задачу. Голова повернулась с трудом, Игорь Степанович почувствовал резкую боль в шее. Он потрогал шею ладонью – шея сильно распухла. И тут Хомяков всё понял. Он понял, что с ним происходит и почему ему не по себе в церкви. Ерунда! Со мной такого произойти не может! С кем угодно, но только не со мной! Спокойно! Я абсолютно спокоен. Рассуждаем по-военному. Эта сволочь куснула меня не сильно. Скорее, просто прихватила зубами, слегка оцарапала и отпустила. А яда вам-пирского напускать не успела. Значит, с зубов в шею просто попала инфекция. Но не вампирская инфекция, а обыкновенная грязь… какой теперь… когда всю природу засрали… встречается очень даже много! Особенно в деревне, где живут такие неорганизованные нечистоплотные жители… Всё понятно. Мне в шею попала грязь, вот шея и распухла. Ничего страшного. Надо просто попросить у деда йод или зеленку… Нет, лучше я спрашивать не буду. Они могут погорячиться, подумать, что я превращаюсь в вампира, и проткнут меня к свиньям кошачьим! От этой мысли Хомякову снова сделалось дурно. Если я срочно не продезинфицирую рану, шея раздуется еще сильнее, голова перестанет поворачиваться, и я умру на старости лет не от сраного инфаркта-инсульта, а от гангрены шеи, как последний бомж! Испарина покрыла лицо Хомякова. В голове загудело. Он побледнел.
– Игорь Степаныч, – донесся до него, как сквозь толстое стекло, голос зятя. – Игорь Степаныч, ты в порядке?!
Хомяков повалился на пол и услышал такие слова Мешалкина:
– Опять отрубился! Вот ведь! Старый козел! Наблевал тут! В церкви! Теперь неизвестно еще, как Бог на это посмотрит и что из это получится! На хрена он вообще сюда приехал?! Только его здесь не хватало! Сидел бы в Москве и не совался! В Москве-то всё выступал, что я мол ни на что не гожусь, кроме как деревяшки строгать! Тьфу!.. А сам всё бодрячка из себя строил!.. На коне военный!.. А попал вот в боевую обстановку – и всё!.. Сдулся сразу!.. Говно!.. Лежит тут…
Слова зятя постепенно стихли, как будто ушла в сторону радиоволна. Игорь Степанович провалился в темноту…
– …Ненавижу таких людей, – говорил зять.
Гроб с Петькой Угловым стоял на месте. Под иконой седобородого святого сидел дед Семен и тяжело дышал. Из угла в угол ходил Скрепкин, он пытался дозвониться кому-то по телефону. Ирина с тазиком воды прошла мимо Хомякова. Игорю Степановичу страшно захотелось пить. Он протянул к Ирине руку, чтобы задержать ее, но рука беспрепятственно прошла сквозь тело девушки и вынырнула с обратной стороны. Хомяков успел заметить, как Коновалов подмигнул Ирине, и та отвернулась. Игорь Степанович никак не мог понять – он умер или что?
Хомяков поднялся на ноги и потянулся. Никаких неприятных ощущений в теле не осталось – ни усталости, ни боли, ни тошноты, – ничего не осталось. Ничто его больше не беспокоило. Он чувствовал себя НИКАКИМ, но определенно знал, что он Хомяков. Хомяков продолжает действие. Ему это понравилось. Он шагнул вперед и прошел сквозь Мешалкина, который совершенно ничего не заметил. Игорь Степанович оглянулся, посмотрел в лицо зятю, попробовал двинуть ему в нос, но кулак утонул в переносице, будто он бил голограмму. Хотя это большой вопрос – кто из них голограмма! Хомяков усмехнулся. Голова работала хорошо, и мысли в нее приходили оригинальные. Тут он заметил, что за Мешалкиным кто-то лежит на полу. Кто-то знакомый лежал там в защитных брюках. По привычке,
Игорь Степанович обошел вокруг Мешалкина, а не стал проходить сквозь него, и увидел, что на полу лежит он сам в неприглядном виде. Вид себя на полу не понравился, но не напугал Игоря Степановича. Он подошел ближе. Рот его двойника был слегка приоткрыт, руки раскинуты в стороны. Рубашка вылезла из брюк.
Игорь Степанович хотел наклониться к двойнику и рассмотреть его получше, но тут услышал какой-то гул. Что-то загудело прямо в голове Хомякова. Это что-то потянуло его за собой наверх (или вниз?), и в следующее мгновение ноги Хомякова оторвались от пола, и он полетел. Он завис под потолком, а потом прошел сквозь него. Он пролетел сквозь толстые перекрытия, пролетел над лестницей, ведущей на колокольню. Откуда-то он знал, что там его ждут. Через темные перекрытия и холодные камни он вылетел на воздух и врезался в летучую мышь. Он прошел сквозь нее так же, как и сквозь всё остальное, но мышь почувствовала Хомякова, метнулась в сторону и запищала.
Хомяков посмотрел вниз и медленно опустился на колокольню.
– Я звал тебя, и вот ты пришел, – услышал он голос за спиной.
Хомяков попытался оглянуться, но не смог, что-то не позволило ему этого сделать.
Голос за спиной засмеялся:
– Теперь ты принадлежишь мне. И даже поворачиваться можешь только по моему велению. – Голос был страшный. Если бы Хомяков был в теле, он бы покрылся холодным потом и гусиными мурашками. Но без тела он только отметил, что голос страшный, и всё. Он вроде бы даже и не испугался, но точно знал, что спорить с тем, кто стоит у него за левым плечом, не надо…
– Кто ты? – спросил Игорь Степанович. Он спросил это без помощи языка и голосовых связок. Просто послал назад соответствующую мыслеформу.
– Я твой хозяин, – был ответ.
Хомякову не понравился ответ, но он знал, что это правда. Голос усмехнулся:
– Если тебе не нравится слово «хозяин», пусть я буду называться «твой главнокомандующий».
– Так точно, товарищ главнокомандующий, – мыслеформа сама собой сложилась у Хомякова и отправилась по назначению.
– Вольно… Тебе повезло. Кто, кроме меня, даст тебе возможность общаться с дочерью и внуками? – Хомяков вздрогнул. – Теперь никто. Никто, кроме меня! Слушай внимательно! Ставлю задачу. Сейчас ты спустишься вниз и вернешься в тело. У тебя останется пятнадцать минут земного времени до окончательного превращения. Если ты в эти пятнадцать минут не уложишься и останешься в церкви – ты сгоришь, как факел. За это время ты должен достать из-за иконы Ильи Пророка шкатулку. Ты возьмешь ее и принесешь мне сюда на колокольню. Это всё. Если ты выполнишь задание, тебя ждет награда. А если нет – мучительная смерть. А теперь – кругом!
Игорь Степанович повернулся – раз-два! – и увидел прямо перед собой дочку Таню, Игорька и Верочку.
– Папа, – сказала Таня, – нам так тебя здесь не хватает!
– Дедушка! Мы очень по тебе соскучились! – сказали Игорек и Верочка хором.
– Папа, ты должен сделать ЭТО, и тогда всё будет хорошо. Иначе мы все погибнем. И ты погибнешь. И нам здесь придется плохо. Ты должен, папа, сделать ЭТО для своей семьи. Иди, у тебя осталось мало времени.
– Иди и возвращайся с победой! – прогремел в голове Хомякова голос главнокомандующего.
Игорь Степанович оторвался от пола, взлетел вверх, перевернулся в воздухе и, головой вниз, полетел обратно. Он беспрепятственно прошел сквозь стены, сквозь перегородки и снова оказался в церкви.
Игорь Степанович случайно коснулся Ирины и тут же всё про нее узнал. Он узнал, что она никакая не Ирина Пирогова, а американская разведчица Энн Батлер. Хомяков пролетел через Мешалкина и тоже всё про него узнал. Он узнал, что его зять по дороге в деревню трахнул продавщицу в киоске, а сегодня днем вдул американской шпионке. Дотронувшись до Коновалова, Хомяков узнал, почему на самом деле у того тоже встает на шпионку. Дед американской шпионки был выходцем из Германии, а у Мишки вставал на немок. На немок же у него вставал потому, что и его далекие предки были из варягов. Они были здоровенными дикими викингами, которые любили совершать набеги на Германию и драть там всех подряд немок, потому что их, викинговские, женщины были уродливы и неповоротливы. Вот откуда в Мишке осталась генетическая страсть к немкам.
Деда Семена Хомяков коснулся не случайно. Ему стало любопытно узнавать о людях их самое сокровенное. Но коснувшись Абатурова, Хомяков узнал только то, что у деда Семена чешется жопа и он мучается, потому что считает богохульством почесаться как следует в Божьем храме.
Про Скрепкина Хомяков узнал, что его в юности опустил учитель и это здорово повлияло на всю его жизнь.
Хомяков вернулся в тело.
– Игорь Степаныч! Очнулся?! Как же ты нас напугал! Ну, как самочувствие?
Хомяков попробовал покрутить головой. Шея почти не поворачивалась. Она сильно опухла с одной стороны и горела. Хомяков поправил воротник, подтянув его вверх.
Мешалкин протянул ему руку. Вот сволочь! – подумал Хомяков, протягивая зятю свою. Он поднялся, оттолкнувшись от пола другой рукой. Рука попала в блевотину, проскользнула назад, и Игорь Степанович сел на задницу.
– Эх! – Мешалкин хлопнул в ладоши. – Да что же ты, Игорь Степаныч?! Так же это… копчик сломать можете!
– Неважно! – Хомяков отер руку о штаны и посмотрел на зятя так, что тот вздрогнул и отступил.
Игорь Степанович встал.
– Где тут Ильи Пророка икона? – спросил он без предисловий.
– А тебе это зачем? – спросил Абатуров.
– Мне видение было. Надо ему поставить три свечки.
– Почему три? – спросил Абатуров.
– Отцу, Сыну и Святому Духу.
– А… Понял… Вот она, – дед показал большим пальцем вверх, на икону, под которой сидел. – А что за видение?
– Видение мне было такое. Приходил ко мне… тоже Илья Пророк под видом клоуна из цирка… Он сказал, что нам нужно сыграть с сатаной шутку, чтобы сатана от злости лопнул. – Он повернулся к Абатурову: – Много еще в подвале гробов?
– Да… с десяток, – удивился Абатуров. – А на что они тебе?
– А вот на что. Илья Пророк сказал мне: нужно, чтобы все спустились в подвал и легли в гробы.
– Зачем это?
– Зачем?.. – Хомяков подошел к иконе и посмотрел в лицо святому. Он почувствовал, что его сейчас снова вырвет. Ему показалось, что Илья злобно сверкнул глазами. Хомяков пошатнулся и отошел. – Зачем?.. Илья Пророк специально нарядился клоуном! Сатана привык всех дразнить, а когда его самого дразнят, он этого терпеть не может и теряет свои силы! Мы ляжем в гробы, как вампиры, и это сильно разозлит волосатого! – Он посмотрел на часы. Оставалось одиннадцать минут. Должен успеть.
– Странные какие-то методы! – сказал Мешалкин. – Что-то мне они не очень нравятся!
– А мне нравятся! – сказал Коновалов. – Остроумно! Ты юмора не понял!
Ирина смотрела то на икону, то на Хомякова, то обратно на икону. В ее голове что-то такое вертелось, но она никак не могла ухватиться… Картинка никак не складывалась. Хомяков заметил это, и пока говорили другие, он потихоньку приблизился к девушке и шепнул ей в ухо:
– А ты лучше помалкивай, целка американская! У себя в Америке будешь разговаривать!..
Ирина побледнела.
– Чего-то тут фигня какая-то, – сказал Скрепкин. – Но я, как все. У нас старшой есть, пусть он решает.
Абатуров заложил руки за спину, сдвинул брови и прошелся взад-вперед.
– Я полагаю, – если видение от Бога, то и нечего его обсуждать. Богу виднее! Мы все – только пыль на его ногах.
– Мусор, – поправил Коновалов.
– Сам ты мусор! – ответил ему дед Семен. – Пошли в подвал.
– А мы с дедом, – задержал его Хомяков, – должны остаться, чтобы творить молитву… Мы вам скажем, когда вылезать.
Ирина поежилась.
– Быр-р! – вырвалось у Юры.
Откуда он знает? – вертелось в голове у Ирины. – Откуда он знает? Откуда он знает? Откуда он знает? Откуда он знает? Откуда он знает? Откуда он знает? Откуда он знает? Откуда он знает?..
На столе стоял открытый гроб. Рядом стояла свежеостру-ганная крышка. Еще несколько гробов стояли один на другом у стены.
Мужчины поставили гробы в ряд.
– Ирина, – сказал Коновалов, – ты, как женщина, на стол полезай, а мы на полу ляжем… Или, если хочешь, мы с тобой вместе ляжем! Теплее так, и для сатаны оскорбительнее. Ха-ха!
Мешалкин скрипнул зубами.
Ирина не обратила на Мишкино предложение никакого внимания – ее голова была занята другим мыслительным процессом.
Откуда он знает? Откуда он знает? Откуда он знает? Откуда он знает? Откуда он знает? Откуда он знает? Откуда он знает?..
Она молча легла в гроб, и Юра с Леней накрыли ее крышкой. Было жестко. Она поерзала на лопатках, укладываясь поудобнее. Потом до нее донеслись голоса мужчин.
– Семен на гробах экономит! – говорил Коновалов. – Я еле влезаю в его изделие! Бляха-муха!.. Заноза в жопу вошла!
– Не матерись, Миша! – сказал Скрепкин, подражая голосу Абатурова. – Это на руку сатане!
– А что я сказал?! Наоборот, делаю вид, что тут кайф ловлю! Его это выведет из себя!
– Ага! – подтвердил Юра. – Он сблюет от этого, как Игорь Степанович!
Ирина вздрогнула. Она всё поняла! Она поняла, почему Хомякова стошнило в церкви! Хомяков – вампир! Она увидела, как Игорь Степанович стоял перед иконой и трогал свою шею, как будто она у него болела. Ирина увидела, как Хомяков натягивал повыше воротник. Теперь ей стало ясно, откуда Хомяков знает, что она разведчица! Это потому, что он подключен к информационным центрам сатаны!
Ирина похолодела. Там, наверху, сейчас происходит ужасное! То, что должна была сделать она, но не сделала, делает за нее Хомяков. То есть уже не Хомяков, а неизвестно кто. Переходное существо убивает старика Абатурова, чтобы отнять у него ключ от тайника, завладеть шкатулкой и доставить ее сатане!
Ирина секунду колебалась. Если она вмешается, ей несдобровать! В лучшем случае, ее разоблачат и посадят в русскую тюрьму! А в худшем… Об этом даже думать не хотелось…
Я должна!
Ирина уперлась руками в крышку гроба и надавила. Но крышка не поддалась. Ирина надавила сильнее. Изнутри гроба она не могла увидеть, что крючки, сцеплявшие крышку с дном, защелкнуты. Она не знала, что Юра Мешалкин, на всякий случай, накинул крючки на ее крышку и на крышку гроба Коновалова. Иногда ревность – плохой советчик.
Ирину охватил клаустрофобический ужас, она забарабанила по крышке кулаками и ногами и закричала:
– Помогите! Выпустите меня! Первым откликнулся Коновалов:
– Ирина! – заорал он из гроба. – Что с тобой?! – Послышался глухой стук. Это Мишка хотел вылезти из гроба и больно врезал по крышке головой. – Ядрена палка! Гроб не открывается!
Тем временем Юра и Леня повылезали из своих гробов.
– Что случилось?! – крикнул Скрепкин.
– Не знаю! – откликнулся Юра. – По-моему, кто-то запер Мишку и Ирину.
Они подбежали к гробам и откинули крючки.
– Кто это сделал?! – заорал Коновалов, вылезая. – Жопу порву!
– Вот видите! – крикнул Юра. – Говорил же я, что не надо Хомякова слушать! С сатаной шутки плохи! Мы хотели над ним подшутить, а он подшутил над нами! Хорошо еще, что он нас с Леонидом защелкнуть не успел!
Ирина дернула Мешалкина за рукав:
– Хватит болтать! У нас нет времени! Хомяков – вампир! – Она побежала к лестнице наверх.
За ней бросились остальные. Они не успели разобраться что к чему, но по голосу Ирины поняли, что случилось что-то чудовищное. Такое чудовищное, что раздумывать не надо, а надо бежать.
Они выскочили в церковь и увидели, что икона Ильи Пророка валяется на полу, дверца тайника открыта, шкатулки нет. Рядом с иконой на полу лежал и не шевелился дед Семен.
Люди услышали топот с лестницы, ведущей на колокольню.
– Он там! – Мешалкин кинулся к лестнице. Остальные бросились за ним.
Юра нагнал Хомякова уже на самом верху, прыгнул и ухватил бывшего тестя за брюки.
Хомяков с нечеловеческой силой лягнул Мешалкина в лицо пяткой, и Юра, кувыркаясь, полетел вниз. Он сбил с ног Коновалова и Скрепкина. А Ирина, бежавшая последней, ловко перепрыгнула через Мешалкина и устремилась наверх, перепрыгнув также через Скрепкина и Коновалова.
– Ирина! Стой! – закричал Коновалов, поднимаясь. – Это не женское дело!
Но Ирина уже настигала Хомякова. Она подпрыгнула и ударила его ногой в затылок. Хомяков полетел вперед, стукнулся о колокол и разбил всю морду.
– Бум-м-м-м! – загудел тяжелый металл.
Хомяков повернулся к Ирине. Всё его лицо было в крови. Он выплюнул изо рта несколько зубов, среди которых выделялись огромных два клыка. Вампир остался без своего главного оружия. Змея лишилась ядовитых зубов!
Хомяков прижимал к груди шкатулку.
Ирина протянула к ней руку.
– Отдай! Тебе все равно конец!
Хомяков вжался в колокол. Вид у него был растерянный, но не побежденный.
– Уйди, сука американская! – крикнул он. – Меня семья ждет! Уйди! – Хомяков резко вскинул руки и опустил шкатулку Ирине на голову.
Ирина успела поставить блок, и шкатулка только слегка чиркнула ее по локтю. Кожа на локте лопнула, и из раны потекла кровь. Хомяков облизнулся, у него загорелись глаза. Ирина ударила ногой Хомякову в живот. Игорь Степанович согнулся. Ирина врезала ему кулаком снизу вверх и выбила из рук шкатулку.
Шкатулка взлетела, ударилась о потолок, упала на пол, подскочила и остановилась в десяти сантиметрах от края.
Хомяков разогнулся и метнулся к шкатулке. Ирина прыгнула на него, схватила вампира за ногу и потянула на себя. Хомяков пнул девушку свободной ногой в лицо. Ирина откатилась назад. Хомяков на карачках пополз вперед. Ирина вскочила на ноги и врезала Хомякову пыром по копчику. Хомяков упал и растянулся на животе. Ирина прыгнула на него сверху. Но Хомяков успел перевернуться на спину и ударил девушку ногами в живот. Ирина снова отлетела назад и стукнулась затылком о колокол.
– Бум-м-м-м! – загудел тяжелый металл.
Ирина покрутила головой. Всё перед глазами качалось. Она увидела, как Хомяков подхватил шкатулку и протягивает ее какому-то черному пятну, приближающемуся к колокольне.
Ирина оперлась рукой об пол и почувствовала под ладонью что-то холодное. Она подняла предмет. Это был серп. Дальше она действовала не думая. Она прыгнула вперед, взмахнула серпом и отсекла кисть Хомякова вместе со шкатулкой.
Хомяков схватился оставшейся рукой за обрезанную, зашатался и рухнул через перила вниз.
– А-а-а-а-а-а-аааааа… – глухой «буф» о землю закончил падение бывшего Игоря Степановича Хомякова, бывшего военного, бывшего отца и деда, бывшего москвича, бывшего охранника Музея искусств. Но он не умер в привычном смысле этого слова. Он еще продолжал оставаться среди тех, чьи тела и души застряли между жизнью и смертью. Если бы Хомяков мог прокомментировать это событие, он бы сказал так: Я просрал свою смерть.
Отрезанная кисть Хомякова продолжала сжимать шкатулку и скрести по ней ногтями. Ирина наступила на нее ногой, вытащила из пальцев шкатулку, а кисть отфутболила. Кисть полетела следом за своим туловищем.
– Отдай мне шкатулку! – заревело черное пятно. – Отдай мне ее!
Пятно шевелилось. Оно натянулось, как простыня, и стало принимать очертания черного лица. Ирина отступила вглубь колокольни. Она узнала президента Клинтона. Клинтон улыбался.
– Привет, Энни! – заговорил Клинтон по-английски. – Очень рад нашей встрече! Я счастлив видеть тебя, потому что много слышал о твоей нелегкой работе в империи зла у русских. Я знаю, что тебе приходилось нелегко. Неудачи преследовали тебя, но американская воля к жизни не дала тебе пасть духом перед серьезными проблемами. Наша Великая страна воспитала в нас чувство ответственности за любой поступок человечества. Мы, американцы, должны участвовать во всем, что происходит на нашей планете, и в любой ее точке должен торчать наш звездно-полосатый флаг. Ты сделала всё от тебя зависящее, чтобы это было так, и над русской Тамбовщиной засверкали звезды полосатого флага! О'кей! Теперь ты выполнила задание и заслуживаешь высокой награды! Теперь тебе больше не придется выполнять тяжелых заданий! Теперь ты сможешь поселиться на новой вилле на берегу океана и завести семью и детей! Хотел бы выразить надежду, что и семья у тебя будет чисто американская. Чисто по-американски будете жить и чисто по-американски развлекаться! А сейчас, – из пятна вынырнула рука президента, – отдай мне шкатулку, твое задание выполнено.
А Абатуров после схватки с вампиром сразу ослаб. И теперь не мог ни двигаться, ни стоять на ногах.
Скрепкин и Коновалов усадили Абатурова на Петьку.
– Бежим! – крикнул Мешалкин.
И они побежали.
Абатуров еле удерживался на носилках. Два раза он чуть не свалился вниз. Коновалов посоветовал деду прилечь, для устойчивости. Но дед Семен отказался ложиться рядом с покойным, который еще не успел остыть.
– Рано мне еще в гроб ложиться! – от тряски челюсть у деда ходила ходуном и слова получались квакающие.
До церкви оставалось совсем чуть-чуть. Но монстры буквально наступали людям на пятки. Конечно же! А как же еще! Во-первых, они обладали сверхъестественной силой, отчего могли развивать высокую скорость. А во-вторых, им не нужно было носить носилки. Люди после смерти тяжелеют в полтора раза. И выходило, что на носилках было уже не два, а три человека! Плюс два трофейных автомата!
Почему же после смерти люди тяжелеют? Казалось бы, наоборот, – потеряв душу, тело должно становиться легче. Но это только на поверхностный взгляд материалиста. А если немного подумать, то получается, что душа человеческая подобна воздушному шарику, наполненному водородом, который всю жизнь подтягивает человека наверх к Богу. А тело человека – гиря, которая держит душу, чтобы она не улетела сразу. Как у водолазов, которых вода выталкивает на поверхность, а тяжелые свинцовые подошвы водолазных ботинок, позволяют передвигаться по дну. Тело без души, как мертвый водолаз на дне морском в свинцовых ботинках – его ничего не выталкивает на поверхность. Он, как водоросль, безразлично колышется вокруг своих ботинок, и только глубоководные рыбы иногда заглядывают сквозь стекло гермошлема в его мертвые глаза.
Мешалкин и Хомяков выдохлись.
– Давай мы вас на ходу подменим! – крикнул Леня. Мешалкин и Хомяков, не останавливаясь, передали носилки
Коновалову и Скрепкину.
Когда они уже забежали на крыльцо, дед Семен не удержался и сковырнулся вниз, кубарем скатился по ступенькам, сбил Мешалкина и откатился в траву.
Дверь распахнула Ирина.
– Мы сейчас! Только Петьку занесем! – Коновалов и Скреп-кин скрылись в церкви.
Из куста выскочила монстр-женщина. Это была Лиза Галошина, уборщица. Галошина схватила деда за ногу и потащила обратно в кусты.
– Па-ма-ги-те! – дед слабо отпихивался второй ногой, пытаясь хвататься руками за траву.
Игорь Степанович в два прыжка подскочил к Галошиной и, отставив левую ногу, отвел руки с колом назад, сделал выпад и проткнул вампирку, как в молодости на учениях протыкал штыком мешки с соломой. Галошина недовольно зашипела и вспыхнула. Хомяков стряхнул ее остатки с кола.
А Юра уже тащил деда Семена за руки по ступенькам. Дед Семен окончательно ослаб и никак не реагировал на то, что его костлявая задница пересчитала все те ступеньки, которые он построил своими руками.
– Догоняй, Игорь Степаныч! – крикнул Юра тестю и скрылся в церкви.
– 2 —
Хомяков подбежал к двери, и ему вдруг сделалось нехорошо. Игорь Степанович забежал в церковь и едва успел захлопнуть за собой дверь, как его вырвало прямо на пол. Голова кружилась, ноги подкашивались. Хомяков не мог понять, что с ним происходит. Только что он чувствовал себя нормально, как вдруг ему резко поплохело. Может быть, у него инфаркт?! Все-таки возраст уже не тот, чтобы так бегать и носить такие тяжести, не говоря про горе и стресс.Хомяков присел на корточки. На лице выступила испарина. Капельки холодного липкого пота стекали со лба на нос и капали с кончика на офицерские зеленые брюки. Перед глазами всё поплыло. Словно в тумане, Игорь Степанович видел, как Коновалов и Скрепкин сняли с носилок Петьку Углова и переложили в гроб, который из подвала принес его зять. В церкви всегда есть гроб! Это хорошо, – почему-то подумал Хомяков и хотел усмехнуться неожиданной мысли, но его снова замутило и вырвало прямо на штаны. Игорь Степанович повалился набок и потерял сознание.
Остальные, занятые делом, не сразу заметили это. Когда Хомяков вбежал в церковь и запер дверь, Мешалкин автоматически зафиксировал, что все на месте, и некоторое время беседовал с Ириной, а потом пошел в подвал за гробом. Но когда они переложили Петьку Углова куда следовало и Юра вытер со лба пот, он наконец заметил тестя, лежавшего возле двери.
– Что это с ним? – удивился Мешалкин. Он подошел к Хомякову и осторожно потряс того за плечо. От Игоря Степановича неприятно воняло блевотиной. Мешалкин поморщился.
Хомяков вздрогнул, поднял голову и потряс ею.
– Что с тобой, Игорь Степаныч?
– Не знаю… – он сел. – Как-то мне поплохело резко… Может, я микроинфаркт перенес на ногах… А может, микроинсульт… Я в них не разбираюсь… – Он отер рукавом рот.
– А сейчас-то как себя чувствуешь?
– Да вроде получше… нормально… Отпустило, вроде… – Он посмотрел на свои брюки, на пятно исторгнутой из желудка пищи и подумал, что среди этих остатков наверняка есть то, что он принимал еще в Москве, когда и думать не мог, в каком переплете окажется. – Нехорошо я тут… Надо бы подтереть… непорядок, а то… – Он повернул голову, чтобы, по офицерской привычке, найти бойца и поставить ему задачу. Голова повернулась с трудом, Игорь Степанович почувствовал резкую боль в шее. Он потрогал шею ладонью – шея сильно распухла. И тут Хомяков всё понял. Он понял, что с ним происходит и почему ему не по себе в церкви. Ерунда! Со мной такого произойти не может! С кем угодно, но только не со мной! Спокойно! Я абсолютно спокоен. Рассуждаем по-военному. Эта сволочь куснула меня не сильно. Скорее, просто прихватила зубами, слегка оцарапала и отпустила. А яда вам-пирского напускать не успела. Значит, с зубов в шею просто попала инфекция. Но не вампирская инфекция, а обыкновенная грязь… какой теперь… когда всю природу засрали… встречается очень даже много! Особенно в деревне, где живут такие неорганизованные нечистоплотные жители… Всё понятно. Мне в шею попала грязь, вот шея и распухла. Ничего страшного. Надо просто попросить у деда йод или зеленку… Нет, лучше я спрашивать не буду. Они могут погорячиться, подумать, что я превращаюсь в вампира, и проткнут меня к свиньям кошачьим! От этой мысли Хомякову снова сделалось дурно. Если я срочно не продезинфицирую рану, шея раздуется еще сильнее, голова перестанет поворачиваться, и я умру на старости лет не от сраного инфаркта-инсульта, а от гангрены шеи, как последний бомж! Испарина покрыла лицо Хомякова. В голове загудело. Он побледнел.
– Игорь Степаныч, – донесся до него, как сквозь толстое стекло, голос зятя. – Игорь Степаныч, ты в порядке?!
Хомяков повалился на пол и услышал такие слова Мешалкина:
– Опять отрубился! Вот ведь! Старый козел! Наблевал тут! В церкви! Теперь неизвестно еще, как Бог на это посмотрит и что из это получится! На хрена он вообще сюда приехал?! Только его здесь не хватало! Сидел бы в Москве и не совался! В Москве-то всё выступал, что я мол ни на что не гожусь, кроме как деревяшки строгать! Тьфу!.. А сам всё бодрячка из себя строил!.. На коне военный!.. А попал вот в боевую обстановку – и всё!.. Сдулся сразу!.. Говно!.. Лежит тут…
Слова зятя постепенно стихли, как будто ушла в сторону радиоволна. Игорь Степанович провалился в темноту…
– 3 —
Хомяков сел и огляделся. Рядом, спиной к нему, стоял Ме-шалкин.– …Ненавижу таких людей, – говорил зять.
Гроб с Петькой Угловым стоял на месте. Под иконой седобородого святого сидел дед Семен и тяжело дышал. Из угла в угол ходил Скрепкин, он пытался дозвониться кому-то по телефону. Ирина с тазиком воды прошла мимо Хомякова. Игорю Степановичу страшно захотелось пить. Он протянул к Ирине руку, чтобы задержать ее, но рука беспрепятственно прошла сквозь тело девушки и вынырнула с обратной стороны. Хомяков успел заметить, как Коновалов подмигнул Ирине, и та отвернулась. Игорь Степанович никак не мог понять – он умер или что?
Хомяков поднялся на ноги и потянулся. Никаких неприятных ощущений в теле не осталось – ни усталости, ни боли, ни тошноты, – ничего не осталось. Ничто его больше не беспокоило. Он чувствовал себя НИКАКИМ, но определенно знал, что он Хомяков. Хомяков продолжает действие. Ему это понравилось. Он шагнул вперед и прошел сквозь Мешалкина, который совершенно ничего не заметил. Игорь Степанович оглянулся, посмотрел в лицо зятю, попробовал двинуть ему в нос, но кулак утонул в переносице, будто он бил голограмму. Хотя это большой вопрос – кто из них голограмма! Хомяков усмехнулся. Голова работала хорошо, и мысли в нее приходили оригинальные. Тут он заметил, что за Мешалкиным кто-то лежит на полу. Кто-то знакомый лежал там в защитных брюках. По привычке,
Игорь Степанович обошел вокруг Мешалкина, а не стал проходить сквозь него, и увидел, что на полу лежит он сам в неприглядном виде. Вид себя на полу не понравился, но не напугал Игоря Степановича. Он подошел ближе. Рот его двойника был слегка приоткрыт, руки раскинуты в стороны. Рубашка вылезла из брюк.
Игорь Степанович хотел наклониться к двойнику и рассмотреть его получше, но тут услышал какой-то гул. Что-то загудело прямо в голове Хомякова. Это что-то потянуло его за собой наверх (или вниз?), и в следующее мгновение ноги Хомякова оторвались от пола, и он полетел. Он завис под потолком, а потом прошел сквозь него. Он пролетел сквозь толстые перекрытия, пролетел над лестницей, ведущей на колокольню. Откуда-то он знал, что там его ждут. Через темные перекрытия и холодные камни он вылетел на воздух и врезался в летучую мышь. Он прошел сквозь нее так же, как и сквозь всё остальное, но мышь почувствовала Хомякова, метнулась в сторону и запищала.
Хомяков посмотрел вниз и медленно опустился на колокольню.
– Я звал тебя, и вот ты пришел, – услышал он голос за спиной.
Хомяков попытался оглянуться, но не смог, что-то не позволило ему этого сделать.
Голос за спиной засмеялся:
– Теперь ты принадлежишь мне. И даже поворачиваться можешь только по моему велению. – Голос был страшный. Если бы Хомяков был в теле, он бы покрылся холодным потом и гусиными мурашками. Но без тела он только отметил, что голос страшный, и всё. Он вроде бы даже и не испугался, но точно знал, что спорить с тем, кто стоит у него за левым плечом, не надо…
– Кто ты? – спросил Игорь Степанович. Он спросил это без помощи языка и голосовых связок. Просто послал назад соответствующую мыслеформу.
– Я твой хозяин, – был ответ.
Хомякову не понравился ответ, но он знал, что это правда. Голос усмехнулся:
– Если тебе не нравится слово «хозяин», пусть я буду называться «твой главнокомандующий».
– Так точно, товарищ главнокомандующий, – мыслеформа сама собой сложилась у Хомякова и отправилась по назначению.
– Вольно… Тебе повезло. Кто, кроме меня, даст тебе возможность общаться с дочерью и внуками? – Хомяков вздрогнул. – Теперь никто. Никто, кроме меня! Слушай внимательно! Ставлю задачу. Сейчас ты спустишься вниз и вернешься в тело. У тебя останется пятнадцать минут земного времени до окончательного превращения. Если ты в эти пятнадцать минут не уложишься и останешься в церкви – ты сгоришь, как факел. За это время ты должен достать из-за иконы Ильи Пророка шкатулку. Ты возьмешь ее и принесешь мне сюда на колокольню. Это всё. Если ты выполнишь задание, тебя ждет награда. А если нет – мучительная смерть. А теперь – кругом!
Игорь Степанович повернулся – раз-два! – и увидел прямо перед собой дочку Таню, Игорька и Верочку.
– Папа, – сказала Таня, – нам так тебя здесь не хватает!
– Дедушка! Мы очень по тебе соскучились! – сказали Игорек и Верочка хором.
– Папа, ты должен сделать ЭТО, и тогда всё будет хорошо. Иначе мы все погибнем. И ты погибнешь. И нам здесь придется плохо. Ты должен, папа, сделать ЭТО для своей семьи. Иди, у тебя осталось мало времени.
– Иди и возвращайся с победой! – прогремел в голове Хомякова голос главнокомандующего.
Игорь Степанович оторвался от пола, взлетел вверх, перевернулся в воздухе и, головой вниз, полетел обратно. Он беспрепятственно прошел сквозь стены, сквозь перегородки и снова оказался в церкви.
Игорь Степанович случайно коснулся Ирины и тут же всё про нее узнал. Он узнал, что она никакая не Ирина Пирогова, а американская разведчица Энн Батлер. Хомяков пролетел через Мешалкина и тоже всё про него узнал. Он узнал, что его зять по дороге в деревню трахнул продавщицу в киоске, а сегодня днем вдул американской шпионке. Дотронувшись до Коновалова, Хомяков узнал, почему на самом деле у того тоже встает на шпионку. Дед американской шпионки был выходцем из Германии, а у Мишки вставал на немок. На немок же у него вставал потому, что и его далекие предки были из варягов. Они были здоровенными дикими викингами, которые любили совершать набеги на Германию и драть там всех подряд немок, потому что их, викинговские, женщины были уродливы и неповоротливы. Вот откуда в Мишке осталась генетическая страсть к немкам.
Деда Семена Хомяков коснулся не случайно. Ему стало любопытно узнавать о людях их самое сокровенное. Но коснувшись Абатурова, Хомяков узнал только то, что у деда Семена чешется жопа и он мучается, потому что считает богохульством почесаться как следует в Божьем храме.
Про Скрепкина Хомяков узнал, что его в юности опустил учитель и это здорово повлияло на всю его жизнь.
Хомяков вернулся в тело.
– 4 —
Он открыл глаза. Мешалкин увидел, широко улыбнулся, развел руки в стороны, как будто собирался обнять тестя, и радостно произнес:– Игорь Степаныч! Очнулся?! Как же ты нас напугал! Ну, как самочувствие?
Хомяков попробовал покрутить головой. Шея почти не поворачивалась. Она сильно опухла с одной стороны и горела. Хомяков поправил воротник, подтянув его вверх.
Мешалкин протянул ему руку. Вот сволочь! – подумал Хомяков, протягивая зятю свою. Он поднялся, оттолкнувшись от пола другой рукой. Рука попала в блевотину, проскользнула назад, и Игорь Степанович сел на задницу.
– Эх! – Мешалкин хлопнул в ладоши. – Да что же ты, Игорь Степаныч?! Так же это… копчик сломать можете!
– Неважно! – Хомяков отер руку о штаны и посмотрел на зятя так, что тот вздрогнул и отступил.
Игорь Степанович встал.
– Где тут Ильи Пророка икона? – спросил он без предисловий.
– А тебе это зачем? – спросил Абатуров.
– Мне видение было. Надо ему поставить три свечки.
– Почему три? – спросил Абатуров.
– Отцу, Сыну и Святому Духу.
– А… Понял… Вот она, – дед показал большим пальцем вверх, на икону, под которой сидел. – А что за видение?
– Видение мне было такое. Приходил ко мне… тоже Илья Пророк под видом клоуна из цирка… Он сказал, что нам нужно сыграть с сатаной шутку, чтобы сатана от злости лопнул. – Он повернулся к Абатурову: – Много еще в подвале гробов?
– Да… с десяток, – удивился Абатуров. – А на что они тебе?
– А вот на что. Илья Пророк сказал мне: нужно, чтобы все спустились в подвал и легли в гробы.
– Зачем это?
– Зачем?.. – Хомяков подошел к иконе и посмотрел в лицо святому. Он почувствовал, что его сейчас снова вырвет. Ему показалось, что Илья злобно сверкнул глазами. Хомяков пошатнулся и отошел. – Зачем?.. Илья Пророк специально нарядился клоуном! Сатана привык всех дразнить, а когда его самого дразнят, он этого терпеть не может и теряет свои силы! Мы ляжем в гробы, как вампиры, и это сильно разозлит волосатого! – Он посмотрел на часы. Оставалось одиннадцать минут. Должен успеть.
– Странные какие-то методы! – сказал Мешалкин. – Что-то мне они не очень нравятся!
– А мне нравятся! – сказал Коновалов. – Остроумно! Ты юмора не понял!
Ирина смотрела то на икону, то на Хомякова, то обратно на икону. В ее голове что-то такое вертелось, но она никак не могла ухватиться… Картинка никак не складывалась. Хомяков заметил это, и пока говорили другие, он потихоньку приблизился к девушке и шепнул ей в ухо:
– А ты лучше помалкивай, целка американская! У себя в Америке будешь разговаривать!..
Ирина побледнела.
– Чего-то тут фигня какая-то, – сказал Скрепкин. – Но я, как все. У нас старшой есть, пусть он решает.
Абатуров заложил руки за спину, сдвинул брови и прошелся взад-вперед.
– Я полагаю, – если видение от Бога, то и нечего его обсуждать. Богу виднее! Мы все – только пыль на его ногах.
– Мусор, – поправил Коновалов.
– Сам ты мусор! – ответил ему дед Семен. – Пошли в подвал.
– А мы с дедом, – задержал его Хомяков, – должны остаться, чтобы творить молитву… Мы вам скажем, когда вылезать.
– 5 —
Ирина, Мешалкин, Коновалов и Скрепкин спустились в темный и сырой подвал, подсвечивая себе дорогу тусклой свечкой. Кирпичные своды местами побелели от плесени.Ирина поежилась.
– Быр-р! – вырвалось у Юры.
Откуда он знает? – вертелось в голове у Ирины. – Откуда он знает? Откуда он знает? Откуда он знает? Откуда он знает? Откуда он знает? Откуда он знает? Откуда он знает? Откуда он знает?..
На столе стоял открытый гроб. Рядом стояла свежеостру-ганная крышка. Еще несколько гробов стояли один на другом у стены.
Мужчины поставили гробы в ряд.
– Ирина, – сказал Коновалов, – ты, как женщина, на стол полезай, а мы на полу ляжем… Или, если хочешь, мы с тобой вместе ляжем! Теплее так, и для сатаны оскорбительнее. Ха-ха!
Мешалкин скрипнул зубами.
Ирина не обратила на Мишкино предложение никакого внимания – ее голова была занята другим мыслительным процессом.
Откуда он знает? Откуда он знает? Откуда он знает? Откуда он знает? Откуда он знает? Откуда он знает? Откуда он знает?..
Она молча легла в гроб, и Юра с Леней накрыли ее крышкой. Было жестко. Она поерзала на лопатках, укладываясь поудобнее. Потом до нее донеслись голоса мужчин.
– Семен на гробах экономит! – говорил Коновалов. – Я еле влезаю в его изделие! Бляха-муха!.. Заноза в жопу вошла!
– Не матерись, Миша! – сказал Скрепкин, подражая голосу Абатурова. – Это на руку сатане!
– А что я сказал?! Наоборот, делаю вид, что тут кайф ловлю! Его это выведет из себя!
– Ага! – подтвердил Юра. – Он сблюет от этого, как Игорь Степанович!
Ирина вздрогнула. Она всё поняла! Она поняла, почему Хомякова стошнило в церкви! Хомяков – вампир! Она увидела, как Игорь Степанович стоял перед иконой и трогал свою шею, как будто она у него болела. Ирина увидела, как Хомяков натягивал повыше воротник. Теперь ей стало ясно, откуда Хомяков знает, что она разведчица! Это потому, что он подключен к информационным центрам сатаны!
Ирина похолодела. Там, наверху, сейчас происходит ужасное! То, что должна была сделать она, но не сделала, делает за нее Хомяков. То есть уже не Хомяков, а неизвестно кто. Переходное существо убивает старика Абатурова, чтобы отнять у него ключ от тайника, завладеть шкатулкой и доставить ее сатане!
Ирина секунду колебалась. Если она вмешается, ей несдобровать! В лучшем случае, ее разоблачат и посадят в русскую тюрьму! А в худшем… Об этом даже думать не хотелось…
Я должна!
Ирина уперлась руками в крышку гроба и надавила. Но крышка не поддалась. Ирина надавила сильнее. Изнутри гроба она не могла увидеть, что крючки, сцеплявшие крышку с дном, защелкнуты. Она не знала, что Юра Мешалкин, на всякий случай, накинул крючки на ее крышку и на крышку гроба Коновалова. Иногда ревность – плохой советчик.
Ирину охватил клаустрофобический ужас, она забарабанила по крышке кулаками и ногами и закричала:
– Помогите! Выпустите меня! Первым откликнулся Коновалов:
– Ирина! – заорал он из гроба. – Что с тобой?! – Послышался глухой стук. Это Мишка хотел вылезти из гроба и больно врезал по крышке головой. – Ядрена палка! Гроб не открывается!
Тем временем Юра и Леня повылезали из своих гробов.
– Что случилось?! – крикнул Скрепкин.
– Не знаю! – откликнулся Юра. – По-моему, кто-то запер Мишку и Ирину.
Они подбежали к гробам и откинули крючки.
– Кто это сделал?! – заорал Коновалов, вылезая. – Жопу порву!
– Вот видите! – крикнул Юра. – Говорил же я, что не надо Хомякова слушать! С сатаной шутки плохи! Мы хотели над ним подшутить, а он подшутил над нами! Хорошо еще, что он нас с Леонидом защелкнуть не успел!
Ирина дернула Мешалкина за рукав:
– Хватит болтать! У нас нет времени! Хомяков – вампир! – Она побежала к лестнице наверх.
За ней бросились остальные. Они не успели разобраться что к чему, но по голосу Ирины поняли, что случилось что-то чудовищное. Такое чудовищное, что раздумывать не надо, а надо бежать.
Они выскочили в церковь и увидели, что икона Ильи Пророка валяется на полу, дверца тайника открыта, шкатулки нет. Рядом с иконой на полу лежал и не шевелился дед Семен.
Люди услышали топот с лестницы, ведущей на колокольню.
– Он там! – Мешалкин кинулся к лестнице. Остальные бросились за ним.
Юра нагнал Хомякова уже на самом верху, прыгнул и ухватил бывшего тестя за брюки.
Хомяков с нечеловеческой силой лягнул Мешалкина в лицо пяткой, и Юра, кувыркаясь, полетел вниз. Он сбил с ног Коновалова и Скрепкина. А Ирина, бежавшая последней, ловко перепрыгнула через Мешалкина и устремилась наверх, перепрыгнув также через Скрепкина и Коновалова.
– Ирина! Стой! – закричал Коновалов, поднимаясь. – Это не женское дело!
Но Ирина уже настигала Хомякова. Она подпрыгнула и ударила его ногой в затылок. Хомяков полетел вперед, стукнулся о колокол и разбил всю морду.
– Бум-м-м-м! – загудел тяжелый металл.
Хомяков повернулся к Ирине. Всё его лицо было в крови. Он выплюнул изо рта несколько зубов, среди которых выделялись огромных два клыка. Вампир остался без своего главного оружия. Змея лишилась ядовитых зубов!
Хомяков прижимал к груди шкатулку.
Ирина протянула к ней руку.
– Отдай! Тебе все равно конец!
Хомяков вжался в колокол. Вид у него был растерянный, но не побежденный.
– Уйди, сука американская! – крикнул он. – Меня семья ждет! Уйди! – Хомяков резко вскинул руки и опустил шкатулку Ирине на голову.
Ирина успела поставить блок, и шкатулка только слегка чиркнула ее по локтю. Кожа на локте лопнула, и из раны потекла кровь. Хомяков облизнулся, у него загорелись глаза. Ирина ударила ногой Хомякову в живот. Игорь Степанович согнулся. Ирина врезала ему кулаком снизу вверх и выбила из рук шкатулку.
Шкатулка взлетела, ударилась о потолок, упала на пол, подскочила и остановилась в десяти сантиметрах от края.
Хомяков разогнулся и метнулся к шкатулке. Ирина прыгнула на него, схватила вампира за ногу и потянула на себя. Хомяков пнул девушку свободной ногой в лицо. Ирина откатилась назад. Хомяков на карачках пополз вперед. Ирина вскочила на ноги и врезала Хомякову пыром по копчику. Хомяков упал и растянулся на животе. Ирина прыгнула на него сверху. Но Хомяков успел перевернуться на спину и ударил девушку ногами в живот. Ирина снова отлетела назад и стукнулась затылком о колокол.
– Бум-м-м-м! – загудел тяжелый металл.
Ирина покрутила головой. Всё перед глазами качалось. Она увидела, как Хомяков подхватил шкатулку и протягивает ее какому-то черному пятну, приближающемуся к колокольне.
Ирина оперлась рукой об пол и почувствовала под ладонью что-то холодное. Она подняла предмет. Это был серп. Дальше она действовала не думая. Она прыгнула вперед, взмахнула серпом и отсекла кисть Хомякова вместе со шкатулкой.
Хомяков схватился оставшейся рукой за обрезанную, зашатался и рухнул через перила вниз.
– А-а-а-а-а-а-аааааа… – глухой «буф» о землю закончил падение бывшего Игоря Степановича Хомякова, бывшего военного, бывшего отца и деда, бывшего москвича, бывшего охранника Музея искусств. Но он не умер в привычном смысле этого слова. Он еще продолжал оставаться среди тех, чьи тела и души застряли между жизнью и смертью. Если бы Хомяков мог прокомментировать это событие, он бы сказал так: Я просрал свою смерть.
Отрезанная кисть Хомякова продолжала сжимать шкатулку и скрести по ней ногтями. Ирина наступила на нее ногой, вытащила из пальцев шкатулку, а кисть отфутболила. Кисть полетела следом за своим туловищем.
– Отдай мне шкатулку! – заревело черное пятно. – Отдай мне ее!
Пятно шевелилось. Оно натянулось, как простыня, и стало принимать очертания черного лица. Ирина отступила вглубь колокольни. Она узнала президента Клинтона. Клинтон улыбался.
– Привет, Энни! – заговорил Клинтон по-английски. – Очень рад нашей встрече! Я счастлив видеть тебя, потому что много слышал о твоей нелегкой работе в империи зла у русских. Я знаю, что тебе приходилось нелегко. Неудачи преследовали тебя, но американская воля к жизни не дала тебе пасть духом перед серьезными проблемами. Наша Великая страна воспитала в нас чувство ответственности за любой поступок человечества. Мы, американцы, должны участвовать во всем, что происходит на нашей планете, и в любой ее точке должен торчать наш звездно-полосатый флаг. Ты сделала всё от тебя зависящее, чтобы это было так, и над русской Тамбовщиной засверкали звезды полосатого флага! О'кей! Теперь ты выполнила задание и заслуживаешь высокой награды! Теперь тебе больше не придется выполнять тяжелых заданий! Теперь ты сможешь поселиться на новой вилле на берегу океана и завести семью и детей! Хотел бы выразить надежду, что и семья у тебя будет чисто американская. Чисто по-американски будете жить и чисто по-американски развлекаться! А сейчас, – из пятна вынырнула рука президента, – отдай мне шкатулку, твое задание выполнено.