– Извини Берк, что я не предупредил тебя. Но она очень настаивала…, – начал он. Берк перебил его.
   – Не надо Макс, не извиняйся, ты как всегда просчитал все заранее. И ты оказался прав, мне действительно стало легче. Не знаю правда, надолго ли, но легче, – сдержанно сказал он.
   – Тогда все нормально. Пока, – попрощался Макс и вышел вслед за Китеевой. Он проводил ее до выхода, вернувшись, чтобы запереть Общую комнату и тоже поехал домой.
   Как только Лена приехала домой и открыла дверь, в прихожую сразу вышла мать. Отец находился в командировке.
   – Ты где столько была? – начала она отчитывать дочь, – посмотри сколько времени! Пол одиннадцатого уже! Что это такое?! Ты же сказала, что за фруктами пошла. И как сквозь землю провалилась. Я тут чуть с ума не сошла, думала что с тобой? Уже твоей подруге Ире звонила, решила сначала, что ты к ней пошла!
   – Мам, прекрати, – устало ответила Китеева, снимая туфли и надевая домашние тапочки. На душе у нее, несмотря на заявления в Аквариуме, было скверно и тоскливо. И слушать сейчас мамины нотации тем более не хотелось.
   – Что значит прекрати? – завелась мать, повышая тон, – ты как разговариваешь? Отвечай где ты была?
   – Отстань! – тоже закричала Ленка и вбежав в свою комнату, захлопнула дверь.
   – Лена, отвори немедленно! – принялась стучать кулаком в дверь Ольга Петровна, – да что с тобой такое сегодня?
   Но Китеева закрылась на ключ и не откликалась. Она в одежде легла на неразобранную постель и отвернулась к стене. Теперь к тоске примешалось раздражение. Хотелось остаться хоть на миг одной в тишине и покое.
   – Лена, ты слышишь?! Открой! Слышишь, открой, – продолжала стучать в дверь мать.
   – Да пошла ты! Отстань от меня наконец! – закричала из-за двери Ленка. На Ольгу Петровну эти ее слова произвели шокирующее впечатление. Ничего, даже отдаленно похожего на такое, дочь раньше ей никогда не говорила. Она перестала колотить в дверь. «Ну вот и пришел переходный, „трудный“ возраст, теперь надо ее крепко держать, что бы не распоясалась», – подумала она.
   – Ну, ладно, завтра поговорим, если хочешь. Но предупреждаю, это тебе так просто с рук не сойдет, – с угрозой сказала мать, – все, я спать пошла. И не вздумай магнитофон включать.
   Она прошла в соседнюю комнату и громко хлопнула дверью. Ленка глубоко вздохнула и встав с постели подошла к своему письменному столу. Включила лампу, открыла ящик и достала видеокассету без наклейки. Вставила ее в видеомагнитофон, включила монитор, к которому он был подсоединен, и стала смотреть запись. Звук она выключила, чтобы мать снова не устроила скандал, а лампу погасила. Она смотрела ту запись, которую украдкой сделала несколько месяцев назад. Вот Берк отвечает на уроке, вот он о чем-то беззаботно разговаривает с Пашкой Веронкиным, даже смеется, а вот серьезно смотрит в ее сторону. «Он уже тогда был Охотником, – подумала Ленка, – а я ничего не знала. А сейчас он там, в Аквариуме, кажется так они называют эту свою тюрьму. И скоро отправится в клинику, а потом умрет. Нет!, – мысленно закричала Ленка ужаснувшись этой мысли, – не поддаваться этому! Я ему обещала верить и должна верить. Я его люблю и буду любить всегда. Он дождется, когда изобретут лекарство для доминант и выйдет из клиники, а я дождусь его». Она схватила пульт, который лежал рядом и с силой вдавила кнопку «Стоп». Монитор погас, в комнате сразу стало темно. Ленка решительно включила верхний свет, спрятала кассету и взяла с полки библию. Она закрыла глаза и наугад развернула толстую книгу. Китеева часто так гадала сама себе. Не то чтобы она очень в это верила, стихи из Библии можно было истолковать по разному, но это поддерживало и вселяло оптимизм – веру в хорошее будущее. На этот раз Ленка мысленно попросила, чтобы ей дали знак, что все будет хорошо. «Ну, пожалуйста, пусть Димка выздоровеет», – мысленно попросила она, и открыла глаза. «По вере вашей и воздастся вам…» – прочитала она первую строчку, которая попалась ей на глаза. «Я то верю», – грустно подумала Китеева, закрыв библию. Оптимизма ей это гадание не прибавило. Она поставила книгу на место, взяла полотенце из шкафа и пошла в душ. Повесив полотенце на вешалку, она стала раздеваться. И невольно вспомнила, что ей говорил Берк про свои фантазии. Макс не дал ему практически ничего рассказать, но Ленка быстро представила все сама. Она хорошо запомнила его. Там, за пуленепробиваемым стеклом камеры. Стройный, красивый, с завораживающим взглядом. Ленка часто задышала. В голове снова и снова отзывались его слова «Сначала я бы тебя раздел». Она стала раздеваться, представляя, что ее раздевает Берк. Голова стала кружиться от этих сладостных фантазий. «А потом бы я сама раздела тебя», – продолжила представлять Ленка. Она встала под теплый душ. «Он бы обязательно тоже встал под душ», – пронеслась озорная мысль. Теплые струи ласкали ее, фантазии, перемешиваясь с воспоминаниями и грезами образовывали пьянящий, дикий коктейль именуемый наслаждением. Ленка иногда шептала, как в забытье «Дим, Димочка», хотя наверно это ее состояние таким и было. В конце концов она чуть не потеряла сознание и обессилено легла в ванну. Сколько времени она так лежала, Ленка не помнила. Немного придя в себя она быстро вытерлась, вернулась в свою комнату, легла в постель и мгновенно заснула.
   Утром Макс проснулся с тяжелой головой,ночь он спал плохо. За окном тучи затянули все небо и моросил мелкий дождик. Посмотрев на часы Макс со вздохом начал одеваться. По дороге в СБ он с раздражением пнул турникет в метро, который попытался было закрыться, хотя с проездным у Макса все было в порядке. Придя в Общую комнату, он первым делом поставил сушиться зонт. Затем включил компьютер. Зазвонил телефон. «Кто это звонит в такую рань, до начала рабочего дня еще пятнадцать минут, мать их так…», – выругался Макс, и посмотрел на определитель. Звонил куратор по внутренней линии. «Интересно, он что, на работе ночует или вообще не спит?» – раздраженно про себя хмыкнул Макс и взял трубку.
   – Да, Владимир Алексеевич, – не здороваясь сказал он.
   – Доброе утро Макс, – весело поздоровался куратор.
   «Какое, в задницу, оно доброе, кретин?» – опять выругался Макс, но ответил совсем другое и без тени раздражения:
   – Доброе утро, Владимир Алексеевич, нельзя ли сразу к делу?
   – Зайди ко мне пожалуйста, – бодро попросил куратор, – у меня и поговорим.
   – Сейчас буду, – ответил Макс и положил трубку, – так, что-то еще случилось, – со вздохом проворчал он, выходя из Общей комнаты.
   Войдя в кабинет Владимира Алексеевича, Макс увидел еще одного человека, который ему был смутно знаком. Но быстро вспомнить, откуда он его знает, у Макса не получилось.
   – Проходи Макс, присаживайся, – пригласил Владимир Алексеевич, встав из-за стола и улыбнувшись. Макс молча сел в кресло напротив гостя куратора.
   – А, – спохватился Владимир Алексеевич, – я же тебе не представил Артемия Петровича. Это наш заведующий Центра исследований Российского отделения Службы безопасности. Знакомься.
   – Макс, начальник Отдела по борьбе с преступлениями, совершенными людьми с нарушенным DMT-кодом, – так же официально представился Макс. Он внимательно посмотрел на заведующего Центра. Большие дымчатые очки, короткие усики. Такой тип внешности Максу не нравился. «Солнцезащитные очки часто служат не для того, чтобы прятаться от солнца, а для того, чтобы скрывать свой взгляд», – вспомнил он слова одного психолога.
   – Я вас вроде встречал, – неуверенно спросил Макс.
   – Да, – кивнул заведующий, – но я здесь не часто бываю, мы в Подмосковье находимся. Здесь у нас только так, – он небрежно махнул рукой, – пара лабораторий. Зато в Ивантеевке – целый комплекс.
   – Ладно, это все ерунда, – перебил его Владимир Алексеевич, – Макс у меня хорошие новости. Берк выздоровеет! И скоро.
   – Вы нашли противоядие? – с волнением спросил Макс и вскочил с кресла.
   – Не совсем, но я думаю лучше тебе все объяснит Артемий Петрович, – куратор сел в кресло и продолжая улыбаться посмотрел на заведующего Центром. Артемий Петрович откашлялся и тоном профессора, читающего лекцию студентам начал:
   – Это вещество, мы условно назвали его «домиин», вызывает изменения в генах. Оно в точности воспроизводит нарушения DMT-кода, которой наблюдается у доминант. Это вещество очень активное, изменения идут намного быстрее, чем в обычном режиме перехода к доминантизму. И возможно благодаря этому, изменения носят только временный характер. Они не закрепляются. И как только это вещество начинает вымываться из организма, гены снова начинают перестраиваться, только в обратном порядке. И нарушения DMT-кода исчезают. То есть доминанта становиться обычным человеком.
   – Значит Берк снова станет обычным, а как скоро? Когда? – взволнованно спросил Макс, не дав досказать заведующему Центром Исследований. По лицу Артемия Петровича прошла недовольная гримаса, он не любил, когда его перебивают, но виду особо не подал:
   – Мы поместили анализы крови вашего Охотника в специальную камеру, убыстряющую все процессы происходящие в организме, так сказать съимитировали ускорение времени. Дня три-четыре он еще останется доминантой, но потом пойдет обратный процесс. Я думаю, он займет столько же времени как и процесс нарушения DMT-кода.
   Тут заведующего перебил уже куратор:
   – То есть через неделю Берк вернется в Отдел! – искренне радовался он.
   – Насколько эта информация достоверна? – Макс подавил в себе радостное волнение. Он привык не верить в чудеса и все проверять. Теперь он очень боялся разочароваться.
   – «Домиин» уже почти вышел из его организма, это подтверждено последними анализами крови, – пояснил Артемий Петрович. Макс вскочил и бросился из кабинета, перед самой дверью он обернулся, и скороговоркой прокричал:
   – Спасибо вам! Огромное спасибо! Я к Берку сейчас, – и открыв дверь, выскочил из кабинета куратора. Заведующий Центра недоуменно пожал плечами и вопросительно посмотрел на куратора:
   – Дети, – развел руками тот, нопосле паузы серьезно добавил, – хотя иногда любому взрослому форы дадут на сто очков вперед. Так на чем мы остановились? Я собственно Макса пригласил, только чтобы ему эту новость передать.
   – Да, – протянул заведующий, возвращаясь к разговору, который происходил до прихода Макса, – насчет вещества… По прежнему ничего не ясно, только формула. Как его синтезировали – непонятно, действие – тоже. Оно перестраивает гены, но механизм мы пока не установили. В общем одни белые пятна. Так что надежда только на Отдел Расследований. Нужно выйти на того, кто его сделал.
   – Понятно, – ответил куратор. Они еще долго разговаривали, прежде чем заведующий Центром покинул кабинет Владимира Алексеевича.
   Макс ворвался в Общую комнату. Сейчас он совсем не походил на себя. Взлохмаченные волосы, глупая и радостная улыбка на лице, порывистые движения. В комнате уже собрались почти все Охотники, не хватало только Айзека.
   – Берк выздоравливает! – громко и радостно закричал с порога Макс. Все тут же собрались вокруг него. Посыпались вопросы: «Как?», «Когда выздоровеет?».
   – Ребята! Ребята! – Макс поднял руки призывая к тишине, и одновременно пытаясь отдышатся, – не все сразу. Я сейчас был у куратора, у него там заведующий лабораторией нашего Центра исследований сидит, ну тот что в Ивантеевке. Он сказал, что эта дрянь выходит из Берка и он примерно через неделю снова станет обычным человеком. И вернется в Отдел.
   – Ура!… Здорово!… Ну, слава богу!… – раздались радостные возгласы Охотников.
   – Эй! А давайте сейчас все вместе к Берку пойдем! – предложил Макс. Предложение было принято «на ура». Тут как раз подошел и Айзек. Ему быстро рассказали новость и все Охотники пошли в Аквариум.
   – Надо бы отпраздновать, ну шампанского там купить…, – заикнулся было Кей, когда они спускались по лестнице, – я бы быстро сбегал.
   – И не думай даже, – оборвал его Макс, – Берку сейчас алкоголь нельзя, ему же транквилизаторы колют. И к тому же он еще не выздоровел окончательно, он еще доминанта. А без него пить – это будет совсем уже свинство.
   Они пробежали мимо удивленного охранника и гурьбой ввалились в коридор, куда выходили стекла камер. Берк, разбуженный их громкими голосами уже сидел на постели и недоуменно озирался. Он еще не пришел в себя после сна.
   – Берк, с тобой все будет в порядке! Берк ты скоро поправишься! Ты скоро выйдешь отсюда!, – наперебой стали кричать Охотники, остановившись у стекла. Берк лишь смотрел на них непонимающим взглядом, он не понимал пока, что здесь происходит. Он встал и подошел к стеклу. Максу снова пришлось взять инициативу в свои руки.
   – Так, всем заткнуться! – громко приказал он. Наступила тишина. Он вкратце изложил Берку разговор с куратором и заведующим. Берк слушал внимательно, не задавая вопросов, но потом спросил с недоверием:
   – Так значит этот кошмар через неделю закончиться?
   – Да, Берк, закончится и ты вернешься. Ты меня понимаешь? Не будет никакой клиники! Ты станешь обычным парнем.
   Берк сел на пол и закрыл лицо руками. Все молчали, только Алек спросил:
   – Берк, тебе что, плохо?
   Но ответа не получил. Через минуту или две Берк оторвал руки от лица. У него на глазах были слезы:
   – Господи, ребята, а я же думал, что все. Со всем миром уже попрощался.
   – Ничего, теперь все в порядке, – ответил за всех Макс. Тут опять воцарилась тишина. У каждого вроде было много слов,но все были какими-то бессвязными. Не получалось осмысленных фраз. Все просто улыбались и смотрели на Берка. Он тоже улыбнулся.
   – Макс, ты мне обещал зеркало принести. Я что, так и не узнаю, как я выгляжу? – спросил полушутя Берк, – вы вот все видели доминанту-парня, а я нет.
   – Извини, стекло тебе передавать нельзя, а пластиковое зеркало я сегодня в Отделе оборудования хотел заказать, – виновато стал оправдываться Макс.
   – Погоди я за «Поляроидом» сбегаю, он у меня здесь, – крикнул Кей, и помчался обратно в Общую комнату. А Охотники наперебой стали описывать ему, как он выглядит:
   – Глаза у тебя сейчас ярко-карие… Лицо красивей стало… У волос блестящий отлив появился… Если б ты сейчас на улицу вышел, все бы девчонки твои были… Ты сексуально выглядишь, хоть сейчас в кино снимай…, – каждый стремился внести свою лепту.
   – Э-э-э, ребята, – Берк протестующий замахал руками, – если дела так пойдут и дальше, мне чувствую, придется позаботиться о своей заднице, когда я отсюда выйду.
   Все засмеялись. Тут вернулся Кей с «Поляроидом».
   – Улыбочку! – насмешливо сказал он, смотря в глазок и направив фотоаппарат на стекло. Берк невольно улыбнулся, хотя хотел, чтобы на снимке он выглядел серьезно. В этот момент Кей нажал на рычажок. Короткая вспышка, щелчок, и вот уже из поляроида появилась готовая фотография. Кей свернул ее в трубочку и передал Берку через одно из отверстий внизу стекла. Берк развернул фотографию. С фотографии улыбался и доброжелательно смотрел мальчик, очень похожий на него. Но все же, отличающийся от Берка. «Да, глаза пошире стали, хотя и раньше не узкими были, черты лица стали тоньше, а улыбка приятнее. Надо ж, я раньше так никогда улыбаться не умел», – мысленно подвел итог Берк. Он помахал фотографией и сказал:
   – Ладно Макс, зеркала не надо. Все что хотел увидеть, я уже увидел.
   – Ну, что Берк, мы пойдем? – снова за всех спросил Макс. Он часто чувствовал «повисающие в воздухе» вопросы и фразы.
   – Хорошо ребята, идите, – добродушно ответил Берк, – спасибо что навестили.
   – Пока, Берк… Скоро встретимся… До свидания Берк…, – попрощались ребята и толпой пошли обратно. Но Макс задержался. Когда за последним Охотником закрылась дверь, он неуверенно сказал:
   – Берк, я наверно виноват перед тобой. Ведь это благодаря мне ты стал Охотником. Я тебя уговорил, вернее поставил ультиматум.
   – Нет, Макс, – Берк стал медленно ходить вдоль стекла, – никто ни в чем не виноват. Ни ты, ни я, ни даже эта доминанта, благодаря которой я очутился здесь. Не надо никого винить, да я ведь и сам поддался слабости – потерял веру. Сказал, что Проповедник не прав, забыв то, что он еще никогда не ошибался. И не надо мне тут каяться. Если хочешь это сделать, иди в ближайшую церковь или если желаешь, я дам тебе адрес Проповедника. Вот он обожает, когда ему каются.
   – Видишь ли Берк, сегодня мне приснился сон, а точнее кошмар. Можно я его тебе расскажу? Может быть ты тогда лучше будешь понимать меня, – попросил Макс.
   – Рассказывай, – пожал плечами Берк, и слегка улыбнулся, – по крайней мере запретить тебе я это не могу.
   – Мне снилось сегодня, что я иду по узкой железной рельсе, висящей над пропастью. Темно. Ничего не видно. Я давно уже отошел от края и не могу вернутьсяназад. Но самое главное это то, что я несу две большие чаши в руках. Я расставил руки, чтобы балансировать и не упасть. Но чаши ужасно тяжелые. В каждой из них множество прозрачных, прекрасных бусинок. Знаешь, таких стеклянных или хрустальных. Чаши наполнены ими до краев, даже с небольшой горкой. Эта блестящая рельса очень узкая и скользкая, а я даже не вижу сколько осталось до противоположного края пропасти, да и есть ли он вообще. Впереди пространство освещено только на несколько метров. Свет падает откуда-то сверху, но поднять голову я не могу, боюсь потерять равновесие и упасть. Я иду вперед и свет тоже двигается со мной, словно это освещение от фар, когда едешь на автомобиле. Иногда я спотыкаюсь или теряю устойчивость. Тогда, с помощью чаш, я восстанавливаю равновесие, но от колебаний несколько бусинок падают в пропасть. Я не слышу звука удара, но почему-то знаю, уверен, что они разбились. Тут я поворачиваю голову и замечаю на одной из чащ надпись «Доверие», а на другой написано «Безопасность». Я продолжаю идти, иногда роняя бусинки. И вдруг, я понимаю, что каждая бусинка, это человек. Это его жизнь. Мне становится страшно и тяжело, чаши все больше оттягивают руки, я не знаю, что делать. «Что это такое?», – кричу я, сам не зная к кому обращаюсь. «Это и есть ответственность», – слышится мне чей-то шепот. Вот тут я проснулся.
   Макс замолчал, глядя на пол. Берк тоже молчал, обдумывая его рассказ.
   – И что ты хочешь, чтоб я тебе сказал? – спросил наконец Берк.
   – Ничего, – покачал головой Макс, – простоя хотел, чтобы ты меня выслушал.
   – Как Берк или как доминанта? – опять задал вопрос Берк.
   – Ни то, ни другое. Я хотел тебе объяснить…, – Макс замолчал, подбирая слова.
   – Что тебе тяжелее всего? – сказал за него Берк, – это я знаю, Макс. Давно понял, почти сразу как пришел в Отдел. Слушай, у меня есть еще одна просьба к тебе. Принеси мне все-таки плеер. Зайди ко мне домой, у отца есть диск одной старой группы, «Наутилус Помпилиус» называется, может быть слышал?
   Макс отрицательно покачал головой.
   – Нет, – коротко ответил он.
   – Ладно, это неважно. Так вот, возьми его. Отец тебе поможет найти. Заодно, кстати, успокоишь моих родителей, – попросил Берк и объяснил, – на том диске песня есть «Доктор твоего тела» называется. Мне почему-то очень хочется ее снова услышать. Видимо она к ситуации очень подходит.
   – Хорошо Берк, я ее тебе принесу. А как быть с той девочкой, Леной, которая к тебе вчера приходила? – спросил Макс.
   – Да, ей тоже обязательно позвонить надо. Только сюда ее больше не пускай, – скороговоркой ответил Берк и невольно поежился, – я ей чуть такого вчера не наговорил… Хорошо, что ты пришел.
   – А что такого ты ей не наговорил? – полюбопытствовал Макс.
   – Да, так, разное, – уклонился от ответа Берк и быстро попрощался, – все, сейчас завтрак принесут. До встречи.
   – Пока, – ответил Макс и пошел из Аквариума.
   Через неделю Берк вернулся в Отдел Охотников на доминант. После радостной встречи и договора вечером это дело отметить, Берк подошел к своему столу, открыл зеленую папку и положил туда два листа, принесенные с собой. Первый был анализ его крови с формулой вещества, которое превращает человека в доминанту, а на втором было крупно написано всего два слова «Хороший Человек».

Глава 8. Неврастеник.

   Через день после того как Берк вернулся в отдел, его вызвал по внутреннемутелефону куратор.
   – Берк будь добр, зайди ко мне пожалуйста, – коротко попросил он.
   «Прям как наша директриса», – подумал Берк и спросил:
   – А что случилось?
   – Ничего, просто зайди и все, – в голосе куратора послышались металлические нотки.
   – Иду, – ответил Берк и положил трубку. «Вот так всегда, ничего не скажет заранее», – проворчал он про себя и обвел взглядом Общую комнату. Макса на месте не было.
   – Рей, я к куратору, – предупредил он, Рея, которого Макс обычно оставлял за старшего. Тот не отрываясь от компьютера, пробормотал только:
   – Угу, – Берк даже засомневался, слышал ли он его, но повторять не стал, и махнув рукой вышел из Общей комнаты.
   Он прошел в соседнее здание и остановился около кабинета куратора. Предварительно постучавшись, открыл дверь и вошел. В кабинете помимо самого куратора Охотников находились еще трое человек. Единственным знакомым из них был Макс. Остальных двоих Берк не знал. К столу куратора был придвинут торцом еще один стол, за ним они все и сидели. На столе было разложено множество бумаг, но как только Берк вошел, один из присутствовавших незнакомцев быстро собирал их и положил в свой дипломат.
   – Проходи, Берк, садись, – добродушно и даже немного ласково пригласил куратор, встав из-за стола и показав на единственный свободный стул, стоявший в самом начале стола, рядом с Максом. «Ого, да мне и стул заранее поставили», – подумал Берк инасторожился, он не любил когда с ним говорили излишне доброжелательно, за этим обычно следовала или обременительная просьба или плохие новости. Он спокойно прошел и молча сел на предложенный стул. Макс даже не посмотрел в его сторону, он рисовал на чистом листе бумаги какие-то каракули.
   – Давай сначала я представлю тебя присутствующим, – сказал куратор, больше обращаясь к гостям, а не к Берку, – это Берк, один из наших лучших Охотников. Как я вам сообщал, с ним недавно произошла неприятность, но сейчас все в порядке. Так, Берк?
   Вместо ответа Берк молча кивнул головой. Он внимательно следил за выражениями лиц незнакомцев. Но те только равнодушно посмотрели на него. Напротив него сидел самый старший, мужчина лет сорока с проседью в волосах. Черный строгий костюм и такой же галстук говорили о его принадлежности к управленческому персоналу. Но Берк почувствовал, что этот с проседью главнее куратора. Второй был явно из Отдела Расследований и намного моложе первого, лет тридцати, не больше. Хоть он и сидел в костюме, но даже сквозь него было видно, что этот человек имеет мощную мускулатуру.Этот второй показался Берку смутно знакомым.
   – А это Михаил Аркадьевич, представитель российского отделения СБ в Женеве, – седовласый, так же как Берк, молча кивнул. Берк чуть не присвистнул: «Ого, нифига себе, да это же сам Ветаев, он по иерархии выше директора всего Российского Отделения СБ! Да, чувствую дело дрянь, если такие шишки здесь собрались». Ветаев был также членом Совета Службы безопасности Евросоюза от России – высшего органа управления СБ. После него оставался только Генеральный директор Службы, избиравшийся на Совете каждые пять лет. Берк помнил, что сейчас это англичанин Эрик Бернтон. Сама Служба Безопасности подчинялась Высшему Совету стран Евросоюза и его президенту.
   – А это, – продолжал куратор, показывая на второго, – начальник Отдела Расследований Павел Сергеевич. «Надо же, угадал что он из Отдела расследований, вот откуда он мне кажется знакомым, – подумал Берк, – ну и что дальше?». Он скосил глаза на Макса, но тот продолжал рисовать на бумаге узоры, словно его все происходящее не касалось.
   – Давайте сразу перейдем к делу. Во первых, Берк, я хочу, что бы ты подписал эту бумагу, – с этими словами куратор придвинул к нему листок с текстом. Берк взял его и стал внимательно читать. Это было обязательство не разглашать все то, что с ним произошло за предыдущие две недели: операцию по захвату доминанты в метро и свое заключение в Аквариуме. Отдельным пунктом там стояло сохранение в тайне сведений о веществе, на время превратившем его в доминанту. Прочитав, Берк положил листок на стол и спросил:
   – А зачем? Мы вроде и так не особо афишируем свою деятельность? И потом, от кого я все это должен скрывать?
   – Видишь ли Берк, – начал объяснять куратор, – с этим веществом, превращающим человека в доминанту не все так просто. Не знаю, сможешь ли ты меня понять, но в желтой прессе уже поднята шумиха.
   Он вытащил из ящика стола последний номер «Мегаполиса» и бросил его через стол Берку. На первой странице очень крупными буквами стоял заголовок «Найдено вещество, превращающее людей в доминант!».
   – Ерунда, – ответил Берк, пробежав глазами заголовок и статью под ним, – они и раньше много всякой чуши писали. И про доминант и про нас, Охотников.
   – Ну, хорошо, тогда просто подпиши это, – вроде бы безразлично попросилкуратор, сделав ударение на слове «просто».
   – Нет, – твердо ответил Берк, отодвигая бумагу, – я не стану это подписывать, пока мне не скажут причины, по которой я это должен сделать.
   И выразительно посмотрел на Ветаева. Михаил Аркадьевич прищурил глаза, и оценивающе взглянул на Берка.