– Я бы начал с другого вопроса, – заметил Берковский, внимательно глядя на Макса, – «почему я убил первую доминанту»?
   – Потому, что она убила твоего друга, – ответилна вопрос Макс, – и ты наверняка видел, как это произошло.
   – Миха Костров никогда не был моим другом, это так, к сведению, а в пятом классе он меня даже побил, – медленно отчеканил стрелок, – но в одном ты прав, я действительно видел как он погиб.
   – И почему ты тогда убил доминанту? Ведь она же убила твоего врага, – спросил Макс, не подавая виду, что ошибся, решив, что погибший мальчик был другом снайпера.
   – А потому, что она стала бы убивать других. И еще, Миха, какой бы сволочью он не был при жизни – смерти не заслужил! – громко ответил Берковский.
   – Значит ты считаешь, что ты можешь решать, кто может заслуживать смерти, а кто нет? – с иронией спросил Макс, радуясь, что наконец-то подловил стрелка.
   – Я этого не говорил, просто не люблю, когда убивают людей, – отклонил его выпад снайпер. Максу не удалось подловить его.
   – Но сам все-таки убиваешь, – продолжал атаку Макс, он хотел вызвать у Охотника чувство вины.
   – Не людей! Хотя доминанты биологически к ним и относятся, тем не менее за людей я их не считаю. Они на стороне Смерти. И потом, убивая одну доминанту, я спасаю жизнь по крайней мере десятку людей, ваш сотрудник в их числе, – спокойно и уверенно сказал Дима. Он не поддался на провокацию Макса.
   – Ну это было случайностью, – не признавал свое поражение Макс.
   – Я не верю в случайности, как говорит наш учитель математики: «В каждой случайности есть доля закономерности». Не застрели я тогда доминанту, людей погибло бы гораздо больше и ты это прекрасно знаешь, – глядя в упор на Макса, проговорил Берковский.
   – Хорошо, перейдем теперь к другой теме, как ты узнал о второй доминанте, или, если выражаться точнее, как тебе удалось запустить к нам «тень»? – признал свое поражение Макс. При этом вопросе стрелок улыбнулся:
   – Это было просто. При помощи электронного факса. Я пристыковал «тень» к тексту.
   – Ерунда, все входящие факсы просматриваются и проверяются на наличие вирусов и «теней», – тоже улыбнувшись, сказал Макс, радуясь, что поймал собеседника на лжи.
   – Программная проверка электронных факсов, писем, и других посланий – это фактически просмотр содержимого этих сообщений. Это занимает время. Но ведь у вас они сначала сортируются секретарем или кем-то там еще. И, как правило, она не проверяет секретные и срочные сообщения, потому что тогда их придется задерживать, а начальство этим недовольно, поэтому если секретарь видит пометку «срочно» и «конфиденциально», она обычно сразу дает им доступ в сеть. Тут самое важное– подобрать номер отправки, так чтоб он был ей знаком. К счастью в Министерстве Внутренних Дел достаточно длинный номер электронного факса, мне оставалось только заменить одну цифру, вместо шестерки я поставил пятерку, и временно зарегистрировать его на свое имя. Попав в вашу сеть, электронный факс самоуничтожался, а «тень» начинала свою работу. Посылал я его по своему радиомодему, вот в общем-то и все, – закончил рассказывать снайпер.
   – Здорово, а мы думали ты хакер, – не удержался от похвалы Макс, но тут же сменил тон на прежний, деловой, – как тебе удалось избежать тестирования на Охотника?
   – Так оно же добровольное, – недоуменно пожал плечами Дима.
   – Это я знаю, но ведь по статистике девяносто пять процентов мальчишек в возрасте от одиннадцати до четырнадцати лет хотят стать Охотниками на доминант, и в классе ходят тестироваться, как правило, все вместе, чтобы потом поделиться результатами, – настаивал Макс.
   – Значит я не вхожу в эти девяносто пять процентов. Что касается моего класса, то там я одиночка, когда наши ходили тестироваться, я в кино пошел, – равнодушно объяснил Берковский.
   – Друзей значит у тебя нет? – как можно сочувственней спросил Макс.
   – Почему же нет? Есть. Только они не в классе, а во дворе, – ответил снайпер. Подловить стрелка на чувстве одиночества Максу тоже не удалось.
   – Тут написано, что ты лежал в психушке, – сказал Макс, открыв папку, – а там тебя обязаны были протестировать на невосприимчивость.
   – Вот именно «были обязаны», – передразнил интонацию Макса стрелок, – если обязаны протестировать, это еще не значит что протестировали! Один раз я от них в соседней палате спрятался, другой раз – в туалете, а в третий раз они сами не пришли!
   – А что ты так этих тестов боишься? – хитро прищурился Макс.
   – Просто не люблю, когда всякие умники с помощью этих тестов лезут ко мне в душу! – в голосе снайпера впервые за весь разговор проскользнули нотки агрессивности.
   – Без тестов в наш отдел не устроишься, – спокойно констатировал Макс и откинулся на спинку стула, одновременно скрестив руки на груди.
   – А я вроде и не говорил, что собираюсь идти в ваш отдел, – с вызовом ответил Берковский.
   – Эй полегче, знаешь что тебе грозит за двойное убийство? – резко подался вперед Макс, и не давая ответить стрелку предположил, – минимум пять лет в специнтернате.
   – Ни фига! Два года в дурке! Ты забываешь, что я там состою на учете, а в этом случае закон не разрешает отправлять в специнтернат для малолетних преступников. Я перед тем как убить доминанту два дня на юридическом сайте сидел. При хорошем поведении меня выпишут через год, – резко ответил снайпер, и после паузы добавил, – к тому же я – Охотник.
   – Хорошо, – спокойно сказал Макс и чертыхнулся про себя: «Этого мальчишку голыми руками не взять», его план полетел коту под хвост, – два года в дурке это тоже не подарок. А кстати почему ты там лежал? Тут записано, что у тебя был «астенический синдром», но как мне известно это очень растяжимый диагноз, под ним можно подразумевать все что угодно.
   При этих словах Дима впервые опустил голову и как-то весь сжался. Он некоторое время молчал, видимо размышляя, а потом неохотно ответил:
   – У меня были проблемы со сном.
   – Кошмары что ли снились? – вроде безразлично спросил Макс, но внутренне весь сгруппировался как тигр перед прыжком, он вроде нащупал брешь в этом пареньке.
   – И это тоже, – неохотно ответим Берковский вновь распрямившись на стуле и посмотрев на Макса. В его голосе уже не слышалось неуверенности. Макс понял, что если он сейчас попытается надавить на снайпера, то ничего хорошего из этого не получиться. Онрешил играть в открытую:
   – Ну так как насчет моего предложения?
   – А ты мне еще ничего не предлагал, – развел руками Дима.
   – Хорошо, – холодно улыбнулся Макс, – я предлагаю тебе поступить на службу в Отдел по борьбе с преступлениями, совершенными людьми с нарушенным DMT-кодом, со всеми вытекающими отсюда правами и обязанностями.
   – Мне надо подумать, – ответил Дима. Макс недовольно поморщился, но только спросил:
   – И сколько времени тебе надо для размышлений?
   – Часа хватит, – ответил снайпер и пояснил, – не люблю быстро принимать решения.
   Макс встал и молча вышел из комнаты.Димка Берковский остался один. Он вытащил из кармана шариковую ручку и стал медленно вертеть ее в руке. Макс видел все это в соседней комнате по монитору наблюдения. В стену комнаты для допросов еще давно вмонтировали видеокамеру. К нему подошел Владимир Алексеевич, куратор Отдела Охотников.
   – Ну что? – коротко спросил он.
   – Ничего. Думает. Но думаю согласиться, правда тогда мы получим такой «кадр» – мало не покажется. Умный и хитрый, сволочь, – ответил Макс.
   – Так это и хорошо, – засмеялся куратор.
   – Кому хорошо, а кому не очень, – раздраженно заметил Макс, – мне ведь с ним работать придется.
   – Ничего, сработаетесь, – успокоил его Владимир Алексеевич. Тут Берковский перестал теребить ручку, спрятал ее обратно в карман и подойдя к стене, на которой находилась видеокамера громко произнес:
   – Я согласен.
   Макс и Владимир Алексеевич переглянулись.
   – Я же говорил, – устало сказал Макс, – и не думаете что я ему невзначай намекнул, где находиться видеокамера.
   Владимир Алексеевич на это только пожал плечами. Макс направился обратно в комнату для допросов. Войдя он тут же задал вопрос:
   – Как узнал на какой стене видеокамера?
   – За ней тихо, – объяснил снайпер, – у вас здесь хоть и бетонные стены, но звук все же пропускают. Так вот, из-за той стены, – он показал рукой на противоположную от видеокамеры стену, – какие-то звуки доносятся. А за этой, – Берковский показал на стену с видеокамерой, – полная тишина.
   – А вообще как догадался, что наблюдают? – задал совершенно неуместный вопрос Макс, подойдя к столу, но не садясь. При этих словах на лице снайпера промелькнула презрительная гримаса:
   – Ты меня что, за дурака считаешь? Допрос в Службе безопасности, и без наблюдения? Но оставим это. Я согласен работать в Службе безопасности и в знак этого я отдаю тебе это.
   Он вытащил из кармана ручку, фломастер и блокнот. Макс застеснялся, к подаркам он был не готов:
   – Спасибо конечно, но у меня свои есть…, – забормотал он, но вдруг его осенила догадка, он быстро схватил шариковую ручку и попытался снять наконечник с торчащим кончиком стержня. Это удалось сделать очень легко. Стержня было всего сантиметр, дальше Макс увидел конец нарезки ствола. «Однозарядный пистолет, замаскированный под шариковую ручку. Блин и все это время он был с ним», – подумал он. Макс посмотрел на Берковского, ожидая насмешки, но тот серьезно смотрел на него. Макс посмотрел на фломастер.
   – Фломастер – это мини-инъектор, сильное снотворное. Человек среднего веса теряет сознание через секунду после инъекции, – ответил Дима, опередив вопрос Макса.
   – А блокнот? – уже не зная чего ожидать спросил Макс.
   – Бумага в нем проселитрована, классная дымовушка получается, – ответил Берковский и вытащил радиотелефон, – что это, надеюсь объяснять не надо? Только сейчас в его голосе послышалась ирония. Макса прошиб холодный пот. Он догадался, что по этому телефону можно позвонить только один раз, но попасть при этом в прямехонько в преисподнюю.
   – И какой тут тип взрывчатки? – невозмутимо спросил он, пытаясь казаться спокойным и показывая на радиотелефон перед собой.
   – «Ц5», на сегодняшний день самая мощная, точнее ее аналог, трудно знаешь ли дома собрать все компоненты, но мне вроде удалось, – скромно пожал плечами снайпер.
   – А по-моему ты меня обманываешь, у нас на входе детекторы не просто так стоят, они бы шум на всю службу подняли! Ты блефуешь, как тогда, на крыше! – Макс оперся руками на стол и теперь возвышался над сидящим Димкой.
   – А про постановщик активных помех ты не слышал? – издевательски спросил стрелок, – во Франции Отдел охотников именно так и взорвали, у них тоже детекторы взрывчатки стояли. Кроме того, я сюда, – он указал на радиотелефон, – таймер с замедлителем вмонтировал. Можно на четыре секунды поставить, можно на час. Ну и безопасность у вас здесь, ребята, слона провести можно, как вас до сих пор никто не взорвал?
   – Ты откуда знаешь о Франции? – игнорируя последний вопрос, спросил Макс. Информация о взрыве еще не просочилась в печать.
   – Читайте «Горячие новости» по Интернету, все секреты Европейского союза у вас дома, – продолжая издеваться над начальником Охотников процитировал Берковский рекламный слоган. Но быстро прекратил это и серьезным тоном сказал:
   – И значит Охотники вам сейчас будут позарез нужны. Не здесь, так во Франции. Служба безопасности-то одна.
   Макс некоторое время молчал. Этот сопляк, двенадцатилетний мальчишка в джинсовом костюме обставил и его и всю службу. «Обидно. Но и Охотник из него выйдет классный. Так что обижаться в сущности не на что, сам дурак, и винить в этом некого. А над твоим характером мы еще поработаем», – подумал Макс.
   – Ну что ж, – он встал и принял торжественный вид, насколько это было возможно, – поздравляю с зачислением в Службу безопасности Объединенного Европейского союза. Сейчас можешь идти домой, а завтра в девять приходи в Общую комнату. Спросишь о ней на входе – тебе покажут. Будем делать из тебя Охотника.
   – Тогда, если я принят, отдай мою винтовку! – тут же потребовал снайпер.
   – А вот это дудки! – с удовольствием сказал Макс, отыгрываясь за все – ты теперь Охотник и обязан подчиняться правилам. А по правилам ты можешь пользоваться оружием только из Арсенала. Так что твоя винтовка будет конфискована и уничтожена. Кстати, а где ты ее взял?
   – Заказал, – недовольно буркнул Дима, поняв, что винтовку ему теперь не отдадут, – ствол нашел на свалке, среди старого ржавого оружия, а остальное частью сам сделал, а что не смог, один токарь помог. Кто именно, лучше не спрашивай, все равно не скажу.
   – Не спрошу. И кстати, ты наверно знаешь, что мы здесь сокращенные имена используем, так что придумай себе до завтра, – садясь и снова откидываясь на спинку сказал Макс.
   – А что тут придумывать? Берк я, вот и все, – ответил Берковский.
   – Понятно, – сухо констатировал Макс.
   – Это не по фамилии, меня давно так называют, я в младших классах был фанатом мультсериала о енотах, главного героя там Берк зовут, вот меня так и прозвали, – объяснил стрелок.
   – Понятно, – сухо и официально произнес Макс и попрощался, – ты свободен, Охотник. Не забудь – завтра в девять.
   Берк молча встал и вышел из комнаты. Макс достал свой радиотелефон и набрал номер поста охраны.
   – Сейчас к вам придет мальчик, которого мы привезли сегодня утром, выпустите его и подготовьте ему пропуск на завтра, – приказал он и резким движением отключил связь. С тупыми долболобами из отдела внутренней охраны здания он терпеть не мог разговаривать. Слава богу, что он мог им приказывать, а не просить. Сделав это Макс остался сидеть один посреди пустой комнаты для допросов. Он вспоминал как он сам пришел в Службу и думал о том как в ней приживется Берк. «Ну, чтож поживем – увидим», – подвел он итог своим размышлениям, встал и пошел в Общую комнату.
   На следующий день ровно в девять часов Берк вошел в Общую комнату Охотников. Макс уже ждал его там. Он сидел за своим столом и указав Берку на стул перед собой, не здороваясь произнес:
   – Ты пунктуален, это хорошо.
   – Точность– вежливость королей, – немного саркастично ответил ему Берк, и тут же спросил, – а как мне тебя называть? Или вас?
   – Макс, просто Макс, – притворно улыбнувшись, развел руками начальник Охотников.
   – Ясно, «Бонд, просто Бонд», – не удержался от шутки Берк. Макс тут же стер улыбку с лица и холодно посмотрел на Берка, тот тоже принял серьезный вид.
   – Ладно, хватит. Начнем твое обучение, как говориться, с теории. Что ты знаешь о доминантах? – быстро и по-деловому спросил он.
   – Только то, что о них печатали в газетах, информация в Интернете, по телеку пару раз передачи о них смотрел, – стал перечислять Берк, – вживую я с ними не общался, даже с той, первой.
   – Так вот, забуть сейчас все что ты о них прочитал в «желтой прессе», эти журналисты процентов на пятьдесят, а то и больше перевирают. Лажа все это, – назидательно посоветовал Макс.
   – Я умею отделять зерна от плевел, – быстро возразил ему Берк, – например я точно знаю, что доминанты не владеют телепатией, хотя в большинстве книжек и статей о них говориться обратное.
   – Хорошо, а вот теперь слушай. Я расскажу о том, что они на самом деле из себя представляют и что нам известно по фактам, а не по домыслам и слухам., – Макс откинулся на спинку кресла, Берк сделал тоже самое на стуле. Они сидели друг против друга. Двенадцатилетний мальчишка напротив четырнадцатилетнего. Охотник напротив Охотника. Подчиненный напротив начальника. Со стороны это выглядело довольно забавно. Чистый деловой офис, в кресле начальника подросток в деловом костюме и при галстуке, а напротив него мальчишка в джинсе. Им следовало бы разговаривать о новых компьютерных играх, дворовых и школьных знакомых, но они говорили о других вещах.
   – До сих пор точно не установлено, почему появились доминанты, – начал Макс, – это как со СПИДом, болезнь есть, а откуда она появилась и почему ее не было раньше – точно неизвестно,есть только предположения.
   – Ну, СПИД по крайней мере научились лечить, – перебил его Берк.
   – Не встревай, слушай лучше, – недовольно ответил Макс, – так вот, официальная версия – это употребление синтетической пищевой добавки для похудания «Сителюкс», ее изобрели и широко разрекламировали лет пятнадцать назад. Как потом оказалась– действительно жуткая дрянь. Но у этой гипотезы есть одна слабая сторона: доминанты стали появляться по всему миру и даже в тех странах, где до сих пор об этой добавке и слыхом не слыхивали. В общем ерунда получается, – Макс сделал паузу, Берк серьезно и внимательно его слушал. Макс взял со стола стакан с водой и отпил глоток, потом продолжил, – первые доминанты появились восемь лет назад. Сначала их просто считали красивыми сумасшедшими девчонками, но когда количество жертв стало расти в геометрической прогрессии, а самое главное – из любой тюрьмы или психиатрической лечебницы они бежали, вот тут и были проведены специальные исследования, выявившие у них генетическое расхождение с обычными людьми. Был открыт DMT-код. Ну ты наверняка об этом читал, – Берк молча кивнул, – так вот этот ген отвечает за красоту у человека. Точнее за красоту лица. Если взять всех людей и разместить их по шкале красоты, взяв за среднее значение пятьдесят процентов, то основная масса людей на земле разместиться в пределах от сорока до шестидесяти процентов. Национальные предпочтения пока отбросим. Красавицы набирают до восьмидесяти процентов. У доминант этот показатель – девяносто восемь процентов. Недаром их называют прекрасными ангелами. Но повреждение этого DMT-кода несет не только сверхкрасоту, но и патологическое желание убивать. Они просто не могут не убивать. Это их естественная потребность, – Макс снова отпил воды из стакана. Берк воспользовался паузой, чтобы задать вопрос:
   – Но ведь дело не только в красоте?
   – Ты прав, вот тут находиться главный феномен доминант, – ответил Макс, – некоторые называют это колдовством, некоторые гипнозом, все это ерунда. Дело в том, что человек не может не влюбиться в них что называется с первого взгляда. И влюбиться сильно. Он становиться на ее сторону, даже зная, что она убийца. Именно поэтому они раньше бежали из любых психушек и тюрем. Им тогда помогали охранники или врачи. Правда и награду они получали соответствующую, секс с доминантой не идет в сравнение ни с какими другими сексуальными удовольствиями. Только вот это еще и их излюбленный способ убийства. Знаешь отчего погибает человек? – задал вопрос Макс и сам же на него ответил, – от переизбытка эндоморфинов. Вместе с ними выделяться естественные транквилизаторы организма. Тоже в диком количестве. Мозг в неимоверном кайфе и ничего не контролирует, а все мышцы, в том числе дыхательные и сердечные расслабляются настолько, что просто перестают функционировать. И человек погибает от остановки сердца. Врачи говорят, что это самая сладкая смерть. Как доминанты это делают – мы до сих пор не знаем, да они и сами этого не знают. Убивают вот и все.
   – А почему обычные девчонки становятся доминантами в 12-13 лет? И почему только девчонки? – задал вопрос Берк.
   – Генетический код DMT активизируется только в этом возрасте, хотя были случаи, когда доминантами становились и в 11 и в 15 лет, – ответил Макс, – а почему только девчонки? – повторил он вопрос Берка, и на секунду задумался, – говорят были случай появления мальчиков-доминант, только никаких фактов на этот счет нет, во всяком случае по Европейскому союзу. Вообще-то теоретически это возможно, вроде читал где-то, что на 100 доминант-девочек, должен приходиться один мальчик-доминанта, но я с этим никогда не сталкивался. Ладно, вернемся к истории доминант. Когда количество жертв первой доминанты перевалило за полтысячи, а остальные не намного отставали от нее – Совет Объединенного Европейского Союза стал разбирать этот вопрос. Пришлось снова вводить смертную казнь, потому, что на улицах начались демонстрации, а в некоторых странах дошло до беспорядков. И тут выяснилась еще одна поразительная вещь – люди не могли убивать доминант. Ведь трудно убить ангела. Палачи в тюрьмах отказывались казнить их. Были правда попытки закрывать доминантам лица, помещать палача в другую комнату. Только пока по всем законам казнят одну доминанту, она еще десять раз убежать успеет и пару сотен человек отправит на тот свет. Тогда самое трудное было – арестовать доминанту, особенно если она была вооружена. Полицейские часто гибли, но не стреляли в ответ. Вот тогда на закрытом совете представителей стран, входящих в Европейский Союз и было принято решение о прямом уничтожении доминант и поручили это Службе безопасности. У них поначалу тоже ничего не выходило, кого только они не привлекали для этого: маньяков-садистов, гомосексуалистов, женщин со специальной психологической подготовкой – все бестолку. Те либо отпускали доминанту, либо погибали сами, либо защищали доминанту, становясь на ее сторону.
   – Минуточку, а что «голубые» меняли ориентацию? – спросил без всякой иронии Берк.
   – Около тридцати процентов меняло, а вот остальные относились к ним как к очень близкому человеку, например любимой сестре, но сути это не меняло – выстрелить по ним они не могли. Что касается женщин-убииц, – предваряя вопрос Берка, ответил Макс, – то они воспринимали доминанту или как своего ребенка или как младшую сестру.
   – Но мозги-то у них были на месте? – возмущенно спросил Берк.
   – А у человека на месте мозги, если он безумно влюбляется? – вопросом на вопрос ответил Макс, – один садист-извращенец, до этого изнасиловавший и убивший пятерых девочек, и приговоренный к смерти, дарил доминанте мягкие игрушки и букетики цветов. И перестрелял половину группы захвата, когда те в конце концов накрыли эту парочку. Тоже касалось охранников в тюрьмах и врачей в психбольницах. Нет, некоторые не до конца поддавались их влиянию и не помогали, но и убивать не могли. А положение становилось все хуже и хуже. Количество доминант росло, их жертв соответственно тоже. Вот тогда и появились «невосприимчивые». Говорят если Господь дает людям болезнь, он дает и лекарство. А все началось с того, что в Лондоне одна тринадцатилетняя доминанта напала на своего ровесника с ножом, а у него оказался пистолет и он застрелил ее. Этим случаем заинтересовалась Служба безопасности и в результате выяснилось, что среди детей и подростков есть некоторые, которые не поддаются обаянию доминант, и запросто могущие убивать их. И знаешь, что самое интересное? По количеству их ровно одна десятая от количества самих доминант, статистика уже семь лет ведется. Вот тогда в странах Европейского Союза, Америки и Юго-Восточного Синдиката стали создаваться Отделы Охотников на доминант. Названия конечно у них разные, в Америке такой отдел вообще называется «Служба Х», но суть одна – отстрел доминант, – Макс передохнул.
   – Я вот слышал о «добрых» доминантах, которые не убивают людей, но при этом имеют все свойства обычных доминант, – полувопросительно сказал Берк.
   – Сказки это все. Не верь, это невозможно, даже теоретически, – покачал головой Макс.
   – Часто случаются и невозможные вещи, – пожал плечами Берк, – а их не пытались изолировать как-нибудь?
   – Еще как пытались, но что из этого получалось, я уже говорил,были попытки помещать их на необитаемый остров в Тихом океане и сбрасывать еду на парашютах, но там такой ад начался! Доминанты стали убивать друг друга, они же не могут не убивать, а последняя сошла с ума, носилась с криками по острову, а потом покончила с собой. В прессе и по телевидению поднялась шумиха. Вот и решили это дело прекратить, гуманнее сразу пулю в лоб, – энергично жестикулируя объяснил Макс, успокоившись, он добавил, – доминанты почему-то не могут жить без людей, с ума сходят.
   – А мы? – коротко спросил Берк.
   – Что мы? – не понял Макс.
   – А мы не сходим? Почему мы «невосприимчивые»? – уточнил вопрос Берк.
   – Генетических отклонений у нас нет, это я точно знаю, – серьезно заметил Макс, потирая переносицу, – а что касается невосприимчивости, то медики говорят, что это чисто психологическая особенность, своеобразная психологическая защита. Мы ведь не маньяки-убийцы. Мы просто делаем ту работу, которую другие не могут сделать. Кроме нас – больше некому. И спасаем между прочим, жизни других. Если у тебя с этим какие-то проблемы, обратись к нашему психологу, – стал раздражаться Макс.
   – У меня с этим проблем нет, – твердо ответил Берк.
   – Ну и хорошо, – снова принял официальный тон Макс, – поехали дальше. Невосприимчивость сохраняется только до 15-16 лет, потом человек снова становиться обыкновенным.
   – А когда она появляется? – безразлично спросил Берк.
   – Как и у доминант с 11-12 лет, – так же ответил Макс.
   – Все-таки, их не пытались как-нибудь по-другому нейтрализовать? Например заморозить, пока для них не изобретут лекарство, или накачать снотворным, – Берк неопределенно махнул рукой.
   – Заморозить их конечно можно, – скептически улыбнулся Макс, – только вот оживить после замораживания вряд ли удастся. Совсем недавно ученые доказали, что к человеку анабиоз неприменим, погибает мозг, так что это как было научной фантастикой, так и осталось. Ты вроде это должен знать, если «Горячие новости» по Интернету смотришь.