Бенджамин Курт. Небесные врата

   Впрочем, это легкая часть дела. Им еще предстоит узнать, где приземлился мастер Марко. В мире сновидений принц мог ориентироваться на место или человека. Шу или Марко – разница только в приеме. Получается, что один Льешо способен найти мага. Он предчувствовал, что дорога приведет его в Кунгол. Марко тоже об этом знал. Отыскать его нетрудно, гораздо сложнее при этом не попасться. Ничего, с помощью Свина он сделает дело и вернется назад во времени. Потом отдохнет. Товарищи даже не узнают, что принц отсутствовал…
   Глядя на море, Льешо поежился, жалея, что не может вызвать Дракона Моря Мармер. Опасная мысль. Когда это поездка в голове дракона стала символом безопасности и комфорта?
   Льешо забыл, что рядом стоят друзья, пока Бикси не прервал его размышления тяжелым вздохом.
   – Опять это выражение лица, – согласилась Льинг.
   – Какое? – притворился наивным Льешо.
   Друзья понимали, что у него появился план, и что принц знает, что они знают… Льешо стало действительно любопытно, как они отреагируют.
   Удивительно, но воины отряда ответили на его вопрос.
   – Нахмуренные брови, – заметил Хмиши.
   – И отстраненный взгляд, словно ты пытаешься рассмотреть что-то вдалеке, – добавила Льинг.
   – По крайней мере, продавая его пиратам, я знал, что позже смогу его вернуть, – удивил всех Стайпс: он редко подавал голос на совещаниях, все еще считая свое положение самым низким.
   Не мудрец и не придворный, как он себя называл, простой гладиатор, который превратился в солдата по зову сердца. Но ураган мастера Марко едва всех не погубил, и Стайпс до сих пор убивался из-за своего участия в афере.
   – Отец скоро вернется с докладом. Тогда решишь, что делать, – сказала Каду холодным, здравым тоном, который никак не сочетался с мольбой в ее глазах. Даже Маленький Братец выглядел обеспокоенным.
   Значит, они догадались о его планах. В какой-то степени. Не надо ничего рассказывать, но, наверное, стоит объяснить.
   – Путешествия в мире сновидений – мой дар и единственное оружие для защиты моей госпожи. Думаю, она хотела, чтобы я его использовал… И никакой доклад не заменит того, что увидишь собственными глазами.
   В облике птицы Каду могла улететь далеко. По крайней мере это ей не в новинку. Льешо не думал, что кто-то понимает необходимость столкнуться с Марко в его логове. Он и сам не понимал.
   Хмиши смотрел не на Льешо, а в море. С самого начала он защищал принца вплоть до готовности умереть вместо него. Хмиши никогда не смирялся, если Льешо уходил в одиночку.
   – Когда пойдешь?..
   – Сейчас.
   Льешо отошел от поручней и начал бегать по кругу. Он заметил, как Дочери Меча, его охранницы, обменялись взволнованными взглядами. Времени что-либо объяснять не оставалось. С ними поговорит Каду: она знает, что сказать.
   Льешо подпрыгнул, найдя точку опоры на облаке. Море Мармер оказалось далеко внизу: когда он снова потянулся к реальному миру, то нашел сновидение.
   Юноша понял, что видит сон, потому что было темно, а они вышли в море утром. Иногда во сне время странным образом меняется. Бросив взгляд по сторонам, Льешо расхотел смотреть дальше. Это явно не его сон.
   Он оказался в желтой шелковой палатке, просторной, как зал аудиенций в Дарнэге. Роскошные гобелены свисали на толстых шелковых шнурах, натянутых между колышками, которые разделяли палатку на несколько помещений. На простом деревянном сундуке стояла единственная лампа. Ее мягкий свет освещал лежанку в спальне, где и приземлился Льешо. В спальне Шу – потому что Льешо сосредоточился именно на Шу, когда покидал реальный мир. Однако, взглянув на низкую лежанку, принц понял, что ни в чем не уверен, кроме желания бежать отсюда как можно дальше, как можно быстрее.
   Посредине кровати сплелись две фигуры. Льешо мог бы сказать, что одеяло скрывало их по плечи, если хотя бы одна из них была человеческой. Но это были не люди. Кобры, толщиной с его тело, сплелись в такой клубок, что только цвет подсказывал, где начинается одна и заканчивается другая. Белую кобру Льешо видел прежде – госпожа Сьен Ма, смертная богиня войны. Поэтому он не слишком испугался, когда она подняла голову на длинной шее и уставилась на него черными как оникс глазами. Госпожа ничего не сказала, только упала обратно на кровать, подтолкнула коричневую змею носом и облизнула раздвоенным языком, пытаясь разбудить.
   Льешо в изумлении отшатнулся, когда коричневая змея повернулась, извиваясь на кровати. Кольца свивались и распадались. Кобра подняла голову и взглянула на Льешо глазами Шу. Ужас и желание промелькнули на лице императора. Казалось, он не замечает Льешо, но смотрит внутрь себя, потрясенный своим обличьем – без ног и без рук, с клыками и безгубым ртом. Белая кобра обвила змеиное тело императора, скидывая одеяло и обнажая их трепещущие тела. Льешо отвернулся. Он едва соображал, что видит, но дальше смотреть не хотел.
   – Госпожа Сьен Ма, – прошептал Льешо в надежде, что она не расслышит ужас в его голосе. – Я подожду за дверью…
   – Моййй, – прошипела змея, и Льешо резко повернулся к ней. Он полностью доверял ей жизнь Шу, когда она была в человечьем обличье. Но от этой странной твари мурашки бежали по спине. Не отворачивайся, нашептывал голос в глубине души. Не доверяй глазам своим.
   Раздув капюшон, белая кобра обнажила клыки. Льешо закричал, когда она погрузила их в шею императора.
   – Ах!..
   Шу широко распахнул глаза, затуманенные смятением и змеиным ядом в жилах.
   – Льешо? – удивленно спросил он. – Тебя здесь быть не должно.
   – Я ухожу…
   Принц попятился вон из комнаты. Шу закрыл человеческие глаза словно в ожидании смерти.
   Несмотря на сковавший его ужас, Льешо остановился, будучи не в состоянии бросить императора в опасности.
   – Если ты убьешь его, он не достанется никому, – сказал он белой змее и вежливо поклонился.
   – Мойй, – прошипела она снова, но спрятала клыки.
   Голова Шу упала на подушки, глаза медленно открывались, пока тело вновь принимало обличье мужчины, закутанного в одеяло.
   – Моя госпожа, – прошептал он, протягивая руки к кобре. – Иди ко мне…
   – Моя, – прозвучал голос в ушах Льешо: палатка исчезла.
   Последний голос принадлежал не госпоже Сьен Ма. Шу. У Льешо возникло неприятное чувство, что на сей раз он попал в сновидение императора. Что это значило, он не разобрался – если не считать очевидного, о чем говорила одна только ее рука, лежащая на бедре Шу во дворце правителя в Дарнэге. Надо поговорить с Хабибой… Впрочем, принц не знал, что и как сказать. Шу не приглашал его в свои сны: в конце концов у него есть право на личную жизнь. Но Льешо придется что-то предпринять.
   – Согласен.
   Из ничего появился Свин и приветливо кивнул.
   – С чем? – спросил принц.
   Свин только улыбнулся и позвякал серебряными цепочками, обвивавшими его тело.
   – Мне надо поговорить с Шу, – решил Льешо. – Днем.
   Во сне ему понадобилось только дернуть рогатой головой, чтобы очутиться в палатке, из которой он недавно сбежал. Великое Солнце выглядывало из-за горизонта. Даже при свете дня стражники встретили его отражающими знаками.
   Свин, шедший за спиной принца на задних копытах, прошептал ему на ухо:
   – Рога…
   Ах да… Вот почему солдаты испугались. Льешо потряс головой, восстанавливая человеческое лицо. Превращение, казалось, не успокоило стражников: из палатки на шум выглянул Сенто. Завидев принца, он махнул рукой, приглашая его зайти, и придержал занавесь, когда Свин прошел следом.
   – Ваше святейшее величество, прошу. – Слуга с военной выправкой провел их в глубь палатки и принес Льешо стул. – Его высочество император искал вас. Мы все очень волновались…
   Льешо сел. Палатка была такой же, как во сне Шу – ковры и гобелены, разделяющие пространство на разные помещения. Но принц знал это место не только по сновидениям.
   Давным-давно, в самом начале похода, он стоял на коленях у ног богини и изучал карту мира: множество провинций империи Шан, луга, которые тогда не делились на друзей и врагов, а простирались единым зеленым болотом страха и боли… Пустыни Гансау появились, как знак вопроса, на самом краю мира, и Фибия, далеко на юге, сияла золотыми нитями, которые символизировали Золотой город в сердце страны. Карта лежала где-то в одном из походных сундуков, но Льешо никогда не забудет день, когда он впервые осознал, какие великие силы стояли за его походом и сколько миров зависело от его поступков.
   – Его высочество только что проснулся, – сказал Сенто, пока Льешо оглядывался.
   Слуга будто бы не замечал Свина, а тот выбрал себе место в уголке ковра. Устроив мягкое гнездышко из подушек, джинн бухнулся всей тушей на пол.
   Слуга все извинялся за хозяина.
   – Он скоро будет. Я только приготовлю завтрак…
   Сенто попятился и исчез за перегородкой.
   – Кажется, нас тут ждали, – заметил Свин.
   В ответ раздалась мелодия серебряной флейты.
   – Ясное Утро!..
   – Льешо!..
   Карлик Ясное Утро – смертный бог милосердия – встал с крошечного стула и подошел ближе.
   – Как дела у твоих друзей? Много приключений пережили?
   – О, в приключениях у нашего малыша нет недостатка, – сварливо отозвался Свин, ворочаясь на украденных подушках. – Вечно отрывает людей от честно заслуженного сна…
   – Не вижу здесь никого, кто бы подходил под описание, – ухмыльнулся Ясное Утро и потребовал: – Расскажите мне все. Или мне придется писать только любовные песни!..
   Свин фыркнул. Ясное Утро ничем не намекнул, о чьей любви он говорил, но в уголках глаз собралось множество морщинок в радостном оживлении от обладания общей тайной.
   Льешо гадал, что забавляет карлика больше – странные отношения императора Шана со смертной богиней войны, сами по себе – эпическая поэма, или гнездо кобр в постели любовников. А может, он просто наслаждался замешательством юного короля, в стране которого даже во сне не практиковали таких изощренных удовольствий.
   Льешо выбрал первое и заметил:
   – Что, во имя всех миров небес, земли и преисподней, они делают? – настойчиво прошептал он.
   Принц не мог избавиться от картинки: Шу со змеиным телом, выражение ужаса на его лице… Даже в таком странном сне император продолжал желать свою богиню.
   – Разве так поступают все, кто любит выше себя по положению? – спросил Льешо не только о Шу, но и о собственных отношениях с Великой Богиней.
   – Зависит от любовников, – пожал плечами Ясное Утро.
   Весьма полезное замечание, хмыкнул про себя принц.
   Один из любовников, император Шу, вышел из-за гобеленов. На нем были генеральские доспехи, в которых Льешо повстречал его впервые. Сенто следовал за императором по пятам с тяжелым подносом в руках.
   Слуга расположил блюда по желанию господина. Вареные яйца в скорлупе, дымящиеся пышки с красными бобами и тушеные фрукты заняли оборону среди чашек и тарелок, а горячий чайник вел сражение в центре поля.
   – Позавтракаешь со мной? – спросил Шу.
   Свин встрепенулся при упоминании о завтраке: гигантский курносый пятачок бесстыдно понюхал воздух, намекая на то, что недурно было бы пригласить его обладателя к столу. Однако ни Шу, ни его слуга, похоже, не замечали джинна. С сердитым вздохом Свин упал обратно на подушки и положил подбородок на передние копыта. Если никто его не замечает, он будет ловить каждое слово королей и богов под шелковой крышей ее милости. Дня джинна это даже лучше, чем плотская пища…
   Свин пригнулся еще ниже, пытаясь, как подумал Льешо, стать невидимкой.
   – Ее милость скоро подойдет, – улыбнулся Шу молодому королю. – Можно строить планы и наполнять желудки одновременно.
   Выражение лица императора ничем не напоминало о видении, в которое ворвался Льешо, хотя последний готов был поклясться, что сон принадлежал Шу, а не ее милости.
   Наверное, что-то отразилось в глазах принца, потому что Шу внезапно замер. На его переносице прорезалась морщинка.
   – Я видел тебя…
   Император покраснел, как школьник. Он сейчас так не походил на уверенного в себе командира и виртуозного шпиона, которого знал Льешо, что тот подумал, не страдает ли Шу до сих пор от последствий плена. Марко через своего подручного Цу-тана замучил Хмиши до смерти. Император Шана слег от пыток на многие месяцы. Однако сейчас он не выглядел несчастным. Просто смущенным.
   – Это только сон, – наконец промямлил Шу. – Я не… она не…
   В этот момент, скользя по толстым коврам в многослойной накидке цветов провинции Тысячи Озер, к ним присоединилась ее милость. Лицо госпожи было белым, словно ледник на горных вершинах над Кунголом – и таким же холодным. Губы горели свежей красной кровью на первом снегу. Но ее глаза тепло блестели, когда она подошла к любимому и обвила его изящной рукой.
   – Хорошо выспался? – обратилась она к императору, прежде чем удостоить вниманием Льешо. – Ах, ваше святейшее величество… Добро пожаловать.
   Госпожа Сьен Ма склонила голову в знак уважения, и юноша покраснел. Такое приветствие – от богини-то! – говорило о ее отношении к Льешо как королю мира духов и живых. Он почти привык к почтению со стороны простых смертных, но еще ничем не отличился перед богами.
   Однако сейчас принц находился в тысячах ли от своих товарищей, которые наверняка с ума сходят от беспокойства. И в его жилах не было ни единой капли драконьей крови. Это должно что-то значить…
   Льешо ответил госпоже поклоном и занял свое место за столом.
   Слуга Шу вернулся с тарелкой и чашкой для Льешо. Ее милость поблагодарила Сенто изящным взмахом руки.
   – Не пригласишь ли к нам Хабибу? – спросила она. – И остальных советников?
   Низко поклонившись ее милости, Сенто удалился, оставив их завтракать в уединении. Ну, или почти в уединении.
   Никто не стал бы оспаривать присутствие за столом императорского шута – тем более те, кто знал карлика как смертного бога милосердия. Что до Свина, то его, похоже, замечала только ее милость, а она не проявляла недовольства. И джинн остался – с намерением ухватить как можно больше сведений. Ясное Утро положил себе на тарелку немного пышек с бобами и вернулся на крошечный стул в углу.

ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ

   – Не будь таким чопорным, – сказала госпожа Сьен Ма, обводя рукой блюда на столе. – Ты, наверное, проголодался в путешествиях.
   – Как всегда, – согласился Льешо, довольный тем, что удалось заставить ее милость улыбнуться.
   Но, откусив кусочек дымящейся лепешки, принц подумал, а происходит ли это все на самом деле. Может, он до сих пор во сне? Тогда – в чьем?
   Размышления вызывали головную боль, и он решил спросить напрямую.
   – Когда я исчезну, останется ли что-нибудь после меня? – проговорил принц тихим задумчивым голосом, чтобы хозяева могли пропустить его замечание мимо ушей, не боясь показаться невежливыми. – Вспомнит ли кто-нибудь о нашем завтраке, кроме меня?..
   В ответ ее милость взяла яйцо, потом маленьким ножом срезала верхушку вместе со скорлупой.
   – Я помню все, – сказала она.
   Их глаза встретились. У Льешо – одни вопросы, у госпожи – ответы, которые он не в состоянии понять… Столетия таились в глубине ее взора, воспоминания о несчетных войнах и смертях. Его собственная кровавая смерть: сколько раз он погибал в бою, защищая Великую Богиню, свою супругу? Ее милость видела все, и Льешо прочитал в ее взгляде печаль и надежду на лучший исход.
   Он взял яйцо, как обещание. Приход весны, обновление жизни. Они вместе сдержат пламя и тьму.
   Кивнув в знак того, что она поняла все невысказанные между ними слова, госпожа Сьен Ма взяла второе яйцо и опять срезала верхушку. Однако теперь она положила его на ладонь и подержала под сердцем, прежде чем отдать Шу. Льешо с изумлением подумал, что ее милость сейчас покраснела бы, если бы была способна. Столько веков, столько убийств, боли и тревожного мира между сражениями… принц гадал, какие же нежные чувства могли остаться в таком сердце.
   Глаза Шу увлажнились. Он взял яйцо с мягкой улыбкой, полной и радости, и страха… Льешо опустил глаза. Слишком много, подумал он. Я не хочу столько знать о тебе.
   Откусив кусочек, император предложил ложку ее милости: та, опустив ресницы, проглотила мягкий желток.
   Льешо уже совсем собрался оставить любовников наедине, когда в палатку вошел Хабиба. Маг мгновенно оценил ситуацию и, поклонившись так низко, что борода почти коснулась земли, сказал:
   – Плодородный союз – благословение для всех.
   Однако лицо его выражало не довольство, но сомнение.
   – Разве может обещание жизни принести что-то, кроме света, в настоящую тьму, маг? – укорила госпожа Сьен Ма советника, положив руку себе на живот.
   Льешо крепко сжал губы, чтобы сдержать вихрь вопросов. Ему почему-то казалось, что смертные боги не рожают детей. Они слишком стары, слишком привязаны к миру духов, чтобы взрастить семя, посеянное в мире смертных. Боги обычно оставляли сбор урожая другим. Какое проклятие или благословение носил ребенок войны, зачатый во время великого сражения за выживание всех миров? Доживут ли миры небес, земли и преисподней, чтобы увидеть ребенка бога?.. Дрожа от суеверного ужаса, он задал себе еще один вопрос: а какой ребенок, человеческий или змеиный, получится у смертной богини войны и императора Шана?..
   То же самое Льешо хотел бы знать об изумрудной Бамбуковой Змее, взошедшей на ложе хана под именем госпожи Чауджин. Однако Чимбая ведь обманули…
   Шу соединился со смертной богиней войны в обличье змеи. Но это был сон. Шу – не змея и не маг. Толкователи снов в Акенбаде разгадали бы смысл видения. Однако, судя по всему, госпожа и ее человеческий любовник не переносили в смертный мир физические свойства своих двойников из мира снов. Доказательств у Льешо не было, он предпочитал просто верить.
   – Я попросил Сенто собрать остальных, – вежливо сообщил Хабиба. Он давно приучил себя не выказывать эмоций.
   Льешо старался следовать его примеру, однако преуспел мало. Он жалел, что не послал вместо себя Каду, как мог сделать любой разумный король. Она бы опустила все личные подробности в докладе, и он никогда бы ничего не узнал…
   Вскоре, сопровождаемые Сенто, появились братья, Льешо вздохнул с облегчением, ибо атмосфера была напряжена до такой степени, что Ясное Утро даже отказался от музыкальных замечаний.
   Балар – как обычно полный энтузиазма – кивнул, широко улыбнулся и обнял Льешо.
   – Снова видишь сны, брат? Давно ты не включал нас в свои путешествия!..
   Дальше объятия раскрыл Шокар.
   – Как приятно видеть тебя снова… для разнообразия – без ран.
   Ни один из братьев не придерживался церемоний, положенных королю.
   Льюка, однако, заметил:
   – Он не путешествовал. В минуту высшей необходимости силы покинули его.
   Мы все обречены, звучало между слов Льюки, и принцы услышали подтекст.
   Льешо на мгновение закрыл глаза, чтобы побыть наедине с собой, прежде чем ввязываться в ссору. Он забыл, как сложно стало мириться с безумием Льюки.
   Тут вошел принц-целитель – в компании с Кариной и Болгаем, гарнским шаманом. Казалось, их прервали на середине серьезного разговора о мазях и эликсирах. Но Адар услышал все, что нужно. Он одарил брата мудрой улыбкой, которая так успокаивала Льешо в детстве. Слова он приберег для остальных.
   – Действительно, в последний момент сила покинула его. Но уж точно это случилось не в минуту высшей необходимости, или он бы вообще здесь не стоял. А мы не ссорились бы по пустякам.
   Шокар тут же раскаялся.
   – Я сделал тебе больно? – спросил он и отступил, словно его присутствие могло растревожить невидимые раны. – Надо было поинтересоваться, прежде чем сминать тебя в объятиях…
   – Все в порядке, – отмахнулся Льешо. Пираты не нанесли ему серьезных ран, и вообще все уже зажило. В конце приключения он выглядел не хуже, чем когда в последний раз виделся с братьями, поэтому о телесном здоровье они не слишком беспокоились.
   Что сказать о слабости духа, сразившей его после борьбы с ураганом мастера Марко, юноша не знал. Льюка что-то чувствовал, и Льешо придется скоро этим заняться. Все братья, кроме Адара, озабоченно хмурились.
   Принц-целитель отбросил волосы со лба Льешо, нашел уплотнения на месте рогов. Рука брата зажила с тех пор, как они простились среди лугов народа Кубал, но Адар до сих пор читал его, как открытую книгу.
   – Ты многое пережил, – тихо заметил он. – Но не столько, чтобы вернуться с поражением.
   – Не победил, однако и не разгромлен, – согласился Льешо. – А где Тинглут и Мерген? Надеюсь, не затеяли войну друг с другом?
   Тут в палатку вошел Мерген – настолько вовремя, что Льешо подумал, не стоял ли он у двери.
   – А вот и я, юный король.
   Мерген явно слышал последние слова юноши. Он подтвердил это, добавив:
   – Тинглут-хан, который поставил свои юрты неподалеку, скоро будет…
   Хан поднял обе руки в приветствии, показывая, что безоружен. Таким образом он признавал высокое положение своих хозяев, но не их превосходство над ним, что подчеркнул бы поклон.
   – Рискуя показаться невежливым, могу ли я сразу спросить, как чувствует себя мой племянник?
   – Хорошо. Почти хорошо, – сказал Льешо.
   Им выпала всего пара минут на обсуждение пугающих новостей. Согхар, пустынник Гансау, замещавший Харлола в отряде Льешо, вскоре присоединился к совету как представитель ташеков. Потом, звеня серебряными пряжками на шелковых одеждах, прибыл Тинглут.
   – Я позавтракал, поэтому не стану садиться к столу ее милости, – заявил он.
   – Этот… – хан кивнул на Сенто, который вошел следом за ним и теперь расставлял чашки для гостей, – этот сказал, что нас зовут на совет. Я думал, мы наконец-то выступим в поход, а теперь вижу, что снова придется болтаться позади молодого короля-шамана!..
   – Болтаться или не болтаться, но я действительно призывал тех, кто выступит со мной – или потеряет все, – сказал Льешо, вздергивая подбородок, от чего давным-давно его отучал мастер Якс.
   Тогда они с мастером пытались скрыть высокое положение юноши от убийц, которые бы отправили его на тот свет прежде, чем Льешо овладел искусством выжить. Сейчас его твердый взгляд, глубокий и темный от принятого решения и пережитых последствий, соответствовал выправке.
   Как и подобало вождю с многолетней практикой, Тинглут-хан понял это. Если у него и оставались сомнения, он предпочел о них умолчать.
   – А моя дочь? Есть какие-нибудь известия о госпоже Чауджин?
   Льешо машинально потянулся к фибскому ножу.
   – Как вам говорили Мерген-хан и его советники, к нашему сожалению, никто из народа Кубал или моих соратников не встречался с вашей дочерью. Демон, изумрудная Бамбуковая Змея, украла ее имя и заняла ее место в клане Чимбая, который тоже пострадал от клыков злодейки…
   Мерген медленно кивнул, напоминая Тинглуту об их разговоре.
   – Тогда что вы знаете о мнимой госпоже Чауджин, которая причинила столько боли?
   – Она последовала за нами в Понтий, где продолжила убивать. Маги Ападиши установили, что дух демона привязан к нефритовой чаше, которую мнимая госпожа дала мне в шатре Чимбай-хана. Они сумели заточить ее внутри, и на время мы избавились от ее присутствия.
   Льешо постучал большим пальцем по новому украшению на рукоятке, похожему на деревянную бирку. Те, кто направлял его на нужный путь, восприняли информацию как естественное действие короля, которому предстоит сражаться с демонами у врат рая.
   Однако Тинглут-хан придерживался собственного мнения.
   – Где она? – спросил он, имея в виду чашу и обшаривая Льешо с головы до пят жадным взглядом.
   Принц подумал, что хан отобрал бы чашу силой, чтобы выпустить демона и потребовать ответа, если бы узнал, где ее прячут.
   – Он ничем тебе не поможет, – заметил Мерген. – Он всего лишь видит сон.
   – Правда?..
   Льешо виновато пожал плечами:
   – Боюсь, что да.
   – Хватит, – вмешался Шу. – Он не в состоянии помочь вам сейчас. Будьте уверены, на убийцу вашей дочери накинули узду. Святейший король одолел долгий магический путь, чтобы явиться на совет. Давайте послушаем, что он хочет сказать.
   Ее милость из своих рук предложила Льешо чая.
   – Наш доверенный маг доложил, что ты нашел союзников в Понтии…
   Льешо принял чашку так осторожно, будто в ней содержался яд мастера Марко. Он доверял ее милости в отношении успеха похода, но давным-давно держался начеку во снах с участием богини.
   Однако госпожа Сьен Ма подвела его к цели визита, и Льешо кивнул, присоединяясь к ответу Хабибы.
   – В Понтии мы нашли принца Менара, раба в доме лекаря, который строго чтит обряды религии Битинии. Согласно его вере, со слугами надо обращаться хорошо… Как и остальные принцы, в чужих краях Менар скрывал свое истинное происхождение.
   – А слухи о его глазах тоже правда? Менара ослепили? – спросил Балар.
   Дарования братьев уравновешивали вселенную. Льешо видел по лицу Балара, что тот уже знал ответ.
   – Да, – сказал юноша для тех, кто еще не оценил последствий, гадая, какие из его собственных ошибок Менар оплатил своим зрением.
   Они уже спорили с мастером Деном на эту тему, и Льешо знал, что не может относить все зло мира на свой счет.
   Фибские принцы отреагировали на новость о брате в силу своих темпераментов. Адар остался спокоен, хотя печаль углубила морщины на его лице. Шокар схватился за меч. Льешо испытывал то же желание сразиться с врагом из прошлого, причинившим такую боль их брату. Балар, глядя на Адара, пытался сохранять спокойствие, но слезы прочертили дорожки по его щекам.