Страница:
— Больше, чем у меня, тут я согласен, — ответил Орм.
— Это еще неизвестно, ибо твоя удача всегда была велика, и получить дочь конунга — это больше, чем то, что получил я. И ты не должен огорчаться, что не смог сделать так, как я, ибо это слишком сложно, когда девушку так стерегут.
Орм рассмеялся сквозь зубы. Он сидел молча, а потом приказал Раппу сменить у кормила Оке, чтобы тот не слишком прислушивался.
— Я надеялся, — сказал он после этого Токе, — что дружба между нами прочнее, после того, как мы столько пережили вместе, но верно говорят старики, что не вдруг узнаешь человека, и в этой безумной затее, которую ты нынче осуществил, ты поступил так, будто меня нет вовсе, или я не стою того, чтобы со мной считались.
— Есть в тебе одна вещь, которая совсем не в лицу хёвдингу, — ответил Токе, — и вещь эта обидчивость. Многие похвалили бы меня за то, что я собственноручно похитил женщину, никого этим не обременяя, а ты, видишь ли, решил, что тебе выказали неуважение, оттого что не рассказали все с самого начала. Лучшей дружбой назвал бы я такую, когда на подобное не злятся.
Орм уставился на него, белый от ярости:
— Трудно спорить с таким простофилей, как ты. Разве моя забота, что ты надумал выкрасть эту женщину и держал это в тайне? Меня другое заботит, — что ты теперь превратил короля Харальда в нашего злейшего врага, а нас поставил в его стране вне закона. Ты заполучил свою женщину, а меня лишил моей. Не надо быть обидчивым, чтобы видеть, что это за дружба.
У Токе мало что было сказать в свою защиту, ибо пришлось признать, что про это он не подумал. Он попытался утешить Орма, что король Харальд уже дряхлый и долго не проживет, но для Орма это было слабое утешение, и чем больше Токе говорил, тем дальше казалась Ильва и тем сильнее делался Ормов гнев.
Когда они пристали к берегу для ночлега, в защищенной от ветра бухте, то зажгли два костра. У одного сидел Орм и его спутники, у другого — шкипер Оке и его люди. Никто не был многословен у Ормова огня, зато у другого костра Оке и его людям было что сказать друг другу. Они толковали вполголоса, чтобы не было слышно у костра Орма.
Когда все поели, женщина уснула у огня, укрытая плащом; Орм и Токе сидели молча на некотором расстоянии друг от друга, покуда несмерклось. Море потемнело под холодным ветром, и на западе появилась грозовая туча. Орм вздыхал, сжав в кулаке бороду, Токе ковырял в зубах. Оба были исполнены гнева.
— Пора с этим кончать, — сказал Орм.
— Скажи только, как это сделать, — ответил Токе.
Рапп отошел собрать дров для костра; теперь он вернулся и слышал их слова. Он был молчаливый человек и редко вмешивался в чужие дела. Но теперь он сказал:
— Было бы лучше, если бы вы оба погодили драться, потому что ожидается что-то другое. Корабельщиков четырнадцать, а нас трое, и разница эта существенна.
Они спросили, какие у него новости.
— Они решили напасть на нас из-за женщины, — ответил Рапп, — оттого и выжидают. Я слыхал это, когда ходил за деревьями и собирал хворост.
Орм рассмеялся.
— Все лучше и лучше становится от твоей затеи, — сказал он Токе. Токе покачал головой и огорченно поглядел на спящую женщину.
— Чему быть, тому не миновать, — заметил он. — И что теперь нужно, так это придумать хорошее средство. Мне кажется, надо теперь же напасть, пока они спокойно сидят и готовят нам беду. Их много, но им далеко до таких, как мы.
— Похоже, будет ненастье, — сказал Рапп, — так что мы не можем позволить себе убить многих, нам они понадобятся на корабле, если мы не хотим и дальше тут сидеть. Но то, что надо сделать, лучше сделать немедленно, иначе плохой у нас будет нынче сон.
— Это простаки с Фюна, — сказал Токе, — и как только мы убьем Оке и еще нескольких, остальные сразу же нам покорятся. Но теперь слово за тобой, Орм, скажи, что нам делать; наверное, лучше бы напасть на них спящих.
У Орма полегчало на сердце, оттого что теперь было чем заняться. Он поднялся и отошел по нужде и встал так, чтобы незамеченным поглядеть на другой костер.
— Вокруг огня их двенадцать, — сказал он, усаживаясь снова, — и это может означать, что двоих отправили, незаметно для нас, искать подмоги. Тогда на нас накинется целый рой, и потому лучше покончить с ними немедля. Это люди беззаботные и не особо предприимчивые, иначе бы они расправились с тобой, Рапп, когда ты был один. Но теперь мы научим их, что стоит быть осмотрительнее, когда имеешь дело с нами. Я хочу, чтобы вы оба тихонько пошли за мной, когда я подойду и заговорю с ними, и все будут смотреть на меня; если все получится, рубите быстро и сильно. Я пойду без щита, но тут уж выбирать не приходится.
Он взял кувшин, в котором они держали пиво, и пошел прямо к костру Оке, чтобы наполнить его из анкерка, выгруженного там. Несколько человек уже улеглись спать, но большинство еще сидело, и все уставились на Орма. Наполнив кувшин, он сдул пену и сделал глоток.
— Из дрянной древесины твой бочонок, — сказал он Оке. — Твое пиво уже отдает деревом.
— Пиво, что было достаточно хорошо для короля Харальда, сгодится и для тебя, — проворчал Оке. — Но я обещаю, что пить его тебе осталось недолго.
Люди вокруг расхохотались на эти слова, но Орм не обратил на них внимания и протянул ему кувшин.
— Попробуй сам, прав ли я, — сказал он.
Оке взял кувшин, не вставая с места. Когда он поднес его ко рту, Орм так пнул ногой по дну кувшина, что у Оке сломалась челюсть и подбородок упал на грудь.
— Что, почувствовал привкус дерева? — сказал Орм и в тот же миг выхватил меч и рубанул ближайшего из сидевших, который как раз подымался.
Люди у костра очень удивились этому и едва успели взяться за оружие, как сзади подошли Рапп и Токе, после чего им уж недолго пришлось показывать, на что они годятся. Четверо было убито, помимо Оке, двое спрятались в лесу, а пятеро остальных бежали на корабль и приготовились обороняться. Орм крикнул им, чтобы бросали оружие, тогда им подарят жизнь. Они засомневались:
— Мы не можем знать, сдержишь ли ты слово!
— Может, и так, но можете надеяться, что я не так вероломен, как вы.
Те посоветовались между собой и решили, что подобное не дает им большой уверенности, лучше они уйдут своим путем с оружием, а Орму оставят корабль и все остальное.
— Тогда я дам вам уверенность, что вы будете убиты на месте, если не подчинитесь немедленно. Может, это вас больше устроит.
После чего взошел на корабль и двинулся им навстречу, не дожидаясь Токе и Раппа. Без шлема, сузив глаза от ярости, с окровавленным Синим Языком в руке, он шел навстречу им, словно псам, которых решил наказать, и они покорились и побросали оружие, понося Оке худыми словами, ибо упали духом оттого, что все пошло совсем не так, как он им обещал.
Стояла темень и дул сильный ветер, но Орм счел разумным не задерживаться более в этом месте. Ибо иначе, сказал он, половина зеландского ополчения набросится на них, чтобы отобрать назад собственность короля Харальда. Так что придется им попытать счастья на море, во тьме и ненастье и при недостатке рук на веслах из-за дела, последствия которого им еще долго предстоит наблюдать.
Надо было скорее поднять на борт ларь с припасами и бочонок с пивом, женщина тихонько плакала и стучала зубами от страха перед предстоящим путешествием, но жаловаться не смела. Орм стоял над пленными с мечом, покуда те рассаживались у весел, в то время как Токе и Рапп загружали пиво; Токе мешкал и все ронял, и Орм крикнул обоим, чтобы поторапливались.
— Неловко мне теперь браться, и пальцы соскользают, — сказал Токе печально, — моя рука рассечена пополам.
Орм еще не слыхал, чтобы Токе был таким подавленным. Правая рука его была разрублена по среднему пальцу, и по два пальца торчали в обе стороны.
— Крови-то у меня хватит, — сказал Токе, — но для весла нынче эта рука не больно годится, и это плохо, потому что придется здорово упираться, чтобы выйти из этой бухты.
Он ополоснул руку в воде и повернулся к женщине:
— Ты, несчастная, помогла мне уже много с чем, хотя, быть может, твоих заслуг в этом меньше, чем моих; поглядим, поможешь ли мне и в этом тоже.
Женщина вытерла слезы и подошла к нему. Она тихонько вскрикнула, увидев, сколь велика его рана, но с готовностью взялась помочь. Она предпочла бы промыть ее вином и наложить сверху паутину, но ввиду отсутствия всего этого обошлась водой, травой и жеваным хлебом, а потом натуго перевязала полотном, оторванным от собственной сорочки.
— И от самого бесполезного бывает порой польза, — сказал Орм. — Оба мы теперь левши.
По его голосу чувствовалось, что злоба его к Токе утихла.
Они вышли в море с семерыми гребцами и с Токе у кормила; выбраться из бухты и уйти за мыс под ветер стоило такого труда, какого Орм не помнил со времен, когда сидел гребцом на галере. Он держал копье наизготовку, целясь в первого же из пленников, который стал бы хуже грести, и когда весло выскочило на волне из уключины и державший его повалился на спину, он тут же проворно вскочил и снова ухватился за рукоять. Женщина сжалась клубочком у ног Токе, закрыв лицо руками в страхе и отчаянии. Токе, подтолкнув ее ногой, велел, чтобы она взяла черпак и помогала, она хоть и попыталась выполнить его приказ, но не справлялась, и к тому времени, как они обогнули мыс и, поставив парус, смогли сами начать отчерпывать воду, в ладье было уже до половины.
Всю ночь они шли в шторм, и Орм сам стоял у кормила. Все, что он мог — это держать курс на северо-восток и надеяться, что корабль не успеет разбиться о берег до рассвета. Все сошлись, что мало надежды пережить эту непогоду, худшую, чем на их пути в Ирландию. Рапп сказал:
— Тут у нас на борту пятеро пленников, они безоружны и целиком в наших руках. Пригодятся ли они на веслах, неизвестно, но могут быть полезны, утишив погоду, если мы отдадим их морским жителям.
Токе сказал, что такой план кажется ему хорошим и правильным, но что для начала можно бы ограничиться одним-двумя и поглядеть, поможет ли это.
Но Орм сказал, что ничего подобного делать с пленными нельзя, потому что он обещал им жизнь.
— А если ты, Токе, желаешь отдать что-нибудь морским жителям, — сказал он, — то я могу только посоветовать, пусть это будет твоя женщина. Нам всем было бы лучше отделаться от той, что причинила нам столько несчастья.
Но Токе сказал, что ничего из этого не получится, покуда он жив и у него найдется рука, способная поднять меч.
Больше об этом деле не говорили. На рассвете пошел сильный: дождь, частый, как дым, и буря стала стихать. Когда распогодилось они завидели берег Халленда и усталые вошли в устье реки; корабль их был полон воды, а паруса изодраны.
— Эти доски несли меня от самой гробницы Святого Иакова, и; теперь уже недалеко и до дома. Но возвращаюсь я без ожерелья и без колокола Иакова, и без той прибыли, что я выручил, сбыв их по дороге.
— Мечи и корабль везешь ты из похода, — ответил Токе, — а у меня теперь есть меч и женщина, но для многих, кто пошел с Кроком, дело кончилось совсем не так хорошо.
— Гнев большого конунга мы тоже везем домой, — сказал Орм. — А хуже этого вряд ли что есть.
Теперь тяготы пути остались позади, пятерых они высадили на берег и те разбежались, сами они отдохнули и починили корабль и парус и, дождавшись погоды, пошли вниз вдоль побережья при легком ветре. Даже женщина немного приободрилась и могла уже кое в чем помогать, так что Орм мог терпеть ее рядом.
Дело шло уже к вечеру, когда они причалили у того самого скального обрыва, где стояли корабли Крока и откуда они видели это место в последний раз, и двинулись вверх по тропе над быстрым ручьем, там был мосток из трех бревен. Орм сказал:
— Гляньте на это левое бревно. Оно гнилое и скользкое. Потом вгляделся в бревно и сказал:
— Оно сгнило еще прежде, чем я ушел отсюда, и отец мой, всякий раз проходя тут, говорил, что надо бы его заменить другим, покрепче. И до сих пор его не заменили, но оно не проломилось, хотя мне сдается, меня тут не было долго. Быть может, и старик мой тоже еще жив.
Чуть дальше на высоком дереве было аистиное гнездо, над гнездом стоял аист. Орм остановился и свистнул, и аист захлопал крыльями и защелкал клювом.
— Он узнал меня, — сказал Орм, — это тот же самый аист, и теперь мне кажется, мы с ним беседовали только вчера.
Потом они подошли к калитке в изгороди. Орм сказал:
— Закрывайте калитку как следует, потому что мать моя не любит, когда овцы убегут, а если она рассердится, то ужин будет плохой.
Залаяли собаки, и в дверях уже стояли домочадцы, когда они приближались к дому. Одна женщина, растолкав мужчин, вышла им навстречу. Это была Оса. Она была бледна, но казалась такой же крепкой, как прежде.
— Вот и я, — сказал Орм.
— Орм! — крикнула она, и голос ее дрогнул. Потом добавила: — Бог услышал меня, хотя и не скоро.
— Ему теперь многих приходится слушать, — ухмыльнулся Орм, — но вот что неожиданно, это то, что ты стала христианкой.
— Мне было одиноко, — ответила Оса, — но теперь все хорошо.
— А что, мужчины все уже отплыли? — спросил Орм.
— Их нет у меня, — сказала она. — Одд пропал через год после тебя, а Тосте умер три года назад, тою же зимой, когда был большой падеж скотины. Но я смогла жить, с тех пор как научилась истине Христовой, ибо я знала, что ты возвратишься за все мои молитвы.
— Тут есть о чем потолковать, но лучше бы сначала поесть. Это мои люди, но женщина чужестранка и не моя.
Оса сказала, что отныне Орм хозяин на хуторе, и все его друзья — ее друзья, и угощение было на славу, слезы стояли у нее в глазах, когда она внесла блюда, которые, как она знала, Орм любит больше всего. Им было что порассказать, так что хватило на много вечеров; ничего не было сказано лишь о том, как Токе добыл свою женщину, ибо Орм не хотел омрачать матери радость, едва воротясь домой. Осе Токе сразу понравился, и она лечила его разрубленную руку с большим тщанием, так что рана вскоре стала подживать, а с Мирах она была по-матерински нежна, хоть им и не удавалось особенно поговорить, и расхваливала ее красоту и черные волосы. Она жалела, что Орм и его люди не желают благодарить Бога вместе с ней за их счастливое возвращение, но она была слишком счастлива, чтобы ворчать по такому поводу, и сказала, что Орм и другие лучше поймут ее, когда сами достигнут зрелых годов.
Между Ормом и Токе все было мирно, и ничего не говорилось насчет Ильвы. Когда они рассказывали Осе о том, что было с ними после отбытия кораблей Крока, Орм вновь ощутил старинную приязнь к Токе и много чего нашел сказать в его похвалу, но потом подумал об Ильве, и его настроение переменилось, и вид Токе и его женщины доставлял ему мало радости. Мирах теперь хорошела с каждым днем и смеялась и пела, им с Токе было так хорошо, что мало казалось дела до чужих огорчений. Оса предположила, что у них будут красивые дети, и Мирах светло улыбнулась и сказала, что они стараются как могут. Оса добавила, что думает теперь подыскать жену для Орма, да поскорее, но Орм отвечал мрачно, что торопиться большой нужды нет.
После того что случилось, Токе не мог отправиться домой морем, покуда король Харальд стоял у Сканера, и он решил пуститься в Листер по суше, вдвоем с женщиной, — Рапп остался с Ормом — и купил лошадей. Рано поутру они отправились в путь, горячо поблагодарив Осу за гостеприимство, и Орм немного проводил их, чтобы показать дорогу.
— Тут мы теперь расстанемся, — сказал Орм. — И счастливого пути пожелаю я вам. О том же, что будет после, не легко гадать, ибо король Харальд станет искать тебя, где бы ты ни был.
— Такова наша судьба, — сказал Токе, — что нет нам удачи с королями, хоть мы люди и смирные. Альмансур и король Свейн и король Харальд; со всеми тремя у нас кончилось одинаково, и всякий, кто принес бы им наши головы, получил бы богатую награду, Но покамест я свою попробую поберечь. :
С этим они расстались. Токе и Мирах поехали на восток и скрылись, за деревьями, а Орм поехал назад на хутор, чтобы рассказать Осе об опасности, нависшей над ним из-за гнева короля Харальда.
ЧАСТЬ 2
Глава 1
— Это еще неизвестно, ибо твоя удача всегда была велика, и получить дочь конунга — это больше, чем то, что получил я. И ты не должен огорчаться, что не смог сделать так, как я, ибо это слишком сложно, когда девушку так стерегут.
Орм рассмеялся сквозь зубы. Он сидел молча, а потом приказал Раппу сменить у кормила Оке, чтобы тот не слишком прислушивался.
— Я надеялся, — сказал он после этого Токе, — что дружба между нами прочнее, после того, как мы столько пережили вместе, но верно говорят старики, что не вдруг узнаешь человека, и в этой безумной затее, которую ты нынче осуществил, ты поступил так, будто меня нет вовсе, или я не стою того, чтобы со мной считались.
— Есть в тебе одна вещь, которая совсем не в лицу хёвдингу, — ответил Токе, — и вещь эта обидчивость. Многие похвалили бы меня за то, что я собственноручно похитил женщину, никого этим не обременяя, а ты, видишь ли, решил, что тебе выказали неуважение, оттого что не рассказали все с самого начала. Лучшей дружбой назвал бы я такую, когда на подобное не злятся.
Орм уставился на него, белый от ярости:
— Трудно спорить с таким простофилей, как ты. Разве моя забота, что ты надумал выкрасть эту женщину и держал это в тайне? Меня другое заботит, — что ты теперь превратил короля Харальда в нашего злейшего врага, а нас поставил в его стране вне закона. Ты заполучил свою женщину, а меня лишил моей. Не надо быть обидчивым, чтобы видеть, что это за дружба.
У Токе мало что было сказать в свою защиту, ибо пришлось признать, что про это он не подумал. Он попытался утешить Орма, что король Харальд уже дряхлый и долго не проживет, но для Орма это было слабое утешение, и чем больше Токе говорил, тем дальше казалась Ильва и тем сильнее делался Ормов гнев.
Когда они пристали к берегу для ночлега, в защищенной от ветра бухте, то зажгли два костра. У одного сидел Орм и его спутники, у другого — шкипер Оке и его люди. Никто не был многословен у Ормова огня, зато у другого костра Оке и его людям было что сказать друг другу. Они толковали вполголоса, чтобы не было слышно у костра Орма.
Когда все поели, женщина уснула у огня, укрытая плащом; Орм и Токе сидели молча на некотором расстоянии друг от друга, покуда несмерклось. Море потемнело под холодным ветром, и на западе появилась грозовая туча. Орм вздыхал, сжав в кулаке бороду, Токе ковырял в зубах. Оба были исполнены гнева.
— Пора с этим кончать, — сказал Орм.
— Скажи только, как это сделать, — ответил Токе.
Рапп отошел собрать дров для костра; теперь он вернулся и слышал их слова. Он был молчаливый человек и редко вмешивался в чужие дела. Но теперь он сказал:
— Было бы лучше, если бы вы оба погодили драться, потому что ожидается что-то другое. Корабельщиков четырнадцать, а нас трое, и разница эта существенна.
Они спросили, какие у него новости.
— Они решили напасть на нас из-за женщины, — ответил Рапп, — оттого и выжидают. Я слыхал это, когда ходил за деревьями и собирал хворост.
Орм рассмеялся.
— Все лучше и лучше становится от твоей затеи, — сказал он Токе. Токе покачал головой и огорченно поглядел на спящую женщину.
— Чему быть, тому не миновать, — заметил он. — И что теперь нужно, так это придумать хорошее средство. Мне кажется, надо теперь же напасть, пока они спокойно сидят и готовят нам беду. Их много, но им далеко до таких, как мы.
— Похоже, будет ненастье, — сказал Рапп, — так что мы не можем позволить себе убить многих, нам они понадобятся на корабле, если мы не хотим и дальше тут сидеть. Но то, что надо сделать, лучше сделать немедленно, иначе плохой у нас будет нынче сон.
— Это простаки с Фюна, — сказал Токе, — и как только мы убьем Оке и еще нескольких, остальные сразу же нам покорятся. Но теперь слово за тобой, Орм, скажи, что нам делать; наверное, лучше бы напасть на них спящих.
У Орма полегчало на сердце, оттого что теперь было чем заняться. Он поднялся и отошел по нужде и встал так, чтобы незамеченным поглядеть на другой костер.
— Вокруг огня их двенадцать, — сказал он, усаживаясь снова, — и это может означать, что двоих отправили, незаметно для нас, искать подмоги. Тогда на нас накинется целый рой, и потому лучше покончить с ними немедля. Это люди беззаботные и не особо предприимчивые, иначе бы они расправились с тобой, Рапп, когда ты был один. Но теперь мы научим их, что стоит быть осмотрительнее, когда имеешь дело с нами. Я хочу, чтобы вы оба тихонько пошли за мной, когда я подойду и заговорю с ними, и все будут смотреть на меня; если все получится, рубите быстро и сильно. Я пойду без щита, но тут уж выбирать не приходится.
Он взял кувшин, в котором они держали пиво, и пошел прямо к костру Оке, чтобы наполнить его из анкерка, выгруженного там. Несколько человек уже улеглись спать, но большинство еще сидело, и все уставились на Орма. Наполнив кувшин, он сдул пену и сделал глоток.
— Из дрянной древесины твой бочонок, — сказал он Оке. — Твое пиво уже отдает деревом.
— Пиво, что было достаточно хорошо для короля Харальда, сгодится и для тебя, — проворчал Оке. — Но я обещаю, что пить его тебе осталось недолго.
Люди вокруг расхохотались на эти слова, но Орм не обратил на них внимания и протянул ему кувшин.
— Попробуй сам, прав ли я, — сказал он.
Оке взял кувшин, не вставая с места. Когда он поднес его ко рту, Орм так пнул ногой по дну кувшина, что у Оке сломалась челюсть и подбородок упал на грудь.
— Что, почувствовал привкус дерева? — сказал Орм и в тот же миг выхватил меч и рубанул ближайшего из сидевших, который как раз подымался.
Люди у костра очень удивились этому и едва успели взяться за оружие, как сзади подошли Рапп и Токе, после чего им уж недолго пришлось показывать, на что они годятся. Четверо было убито, помимо Оке, двое спрятались в лесу, а пятеро остальных бежали на корабль и приготовились обороняться. Орм крикнул им, чтобы бросали оружие, тогда им подарят жизнь. Они засомневались:
— Мы не можем знать, сдержишь ли ты слово!
— Может, и так, но можете надеяться, что я не так вероломен, как вы.
Те посоветовались между собой и решили, что подобное не дает им большой уверенности, лучше они уйдут своим путем с оружием, а Орму оставят корабль и все остальное.
— Тогда я дам вам уверенность, что вы будете убиты на месте, если не подчинитесь немедленно. Может, это вас больше устроит.
После чего взошел на корабль и двинулся им навстречу, не дожидаясь Токе и Раппа. Без шлема, сузив глаза от ярости, с окровавленным Синим Языком в руке, он шел навстречу им, словно псам, которых решил наказать, и они покорились и побросали оружие, понося Оке худыми словами, ибо упали духом оттого, что все пошло совсем не так, как он им обещал.
Стояла темень и дул сильный ветер, но Орм счел разумным не задерживаться более в этом месте. Ибо иначе, сказал он, половина зеландского ополчения набросится на них, чтобы отобрать назад собственность короля Харальда. Так что придется им попытать счастья на море, во тьме и ненастье и при недостатке рук на веслах из-за дела, последствия которого им еще долго предстоит наблюдать.
Надо было скорее поднять на борт ларь с припасами и бочонок с пивом, женщина тихонько плакала и стучала зубами от страха перед предстоящим путешествием, но жаловаться не смела. Орм стоял над пленными с мечом, покуда те рассаживались у весел, в то время как Токе и Рапп загружали пиво; Токе мешкал и все ронял, и Орм крикнул обоим, чтобы поторапливались.
— Неловко мне теперь браться, и пальцы соскользают, — сказал Токе печально, — моя рука рассечена пополам.
Орм еще не слыхал, чтобы Токе был таким подавленным. Правая рука его была разрублена по среднему пальцу, и по два пальца торчали в обе стороны.
— Крови-то у меня хватит, — сказал Токе, — но для весла нынче эта рука не больно годится, и это плохо, потому что придется здорово упираться, чтобы выйти из этой бухты.
Он ополоснул руку в воде и повернулся к женщине:
— Ты, несчастная, помогла мне уже много с чем, хотя, быть может, твоих заслуг в этом меньше, чем моих; поглядим, поможешь ли мне и в этом тоже.
Женщина вытерла слезы и подошла к нему. Она тихонько вскрикнула, увидев, сколь велика его рана, но с готовностью взялась помочь. Она предпочла бы промыть ее вином и наложить сверху паутину, но ввиду отсутствия всего этого обошлась водой, травой и жеваным хлебом, а потом натуго перевязала полотном, оторванным от собственной сорочки.
— И от самого бесполезного бывает порой польза, — сказал Орм. — Оба мы теперь левши.
По его голосу чувствовалось, что злоба его к Токе утихла.
Они вышли в море с семерыми гребцами и с Токе у кормила; выбраться из бухты и уйти за мыс под ветер стоило такого труда, какого Орм не помнил со времен, когда сидел гребцом на галере. Он держал копье наизготовку, целясь в первого же из пленников, который стал бы хуже грести, и когда весло выскочило на волне из уключины и державший его повалился на спину, он тут же проворно вскочил и снова ухватился за рукоять. Женщина сжалась клубочком у ног Токе, закрыв лицо руками в страхе и отчаянии. Токе, подтолкнув ее ногой, велел, чтобы она взяла черпак и помогала, она хоть и попыталась выполнить его приказ, но не справлялась, и к тому времени, как они обогнули мыс и, поставив парус, смогли сами начать отчерпывать воду, в ладье было уже до половины.
Всю ночь они шли в шторм, и Орм сам стоял у кормила. Все, что он мог — это держать курс на северо-восток и надеяться, что корабль не успеет разбиться о берег до рассвета. Все сошлись, что мало надежды пережить эту непогоду, худшую, чем на их пути в Ирландию. Рапп сказал:
— Тут у нас на борту пятеро пленников, они безоружны и целиком в наших руках. Пригодятся ли они на веслах, неизвестно, но могут быть полезны, утишив погоду, если мы отдадим их морским жителям.
Токе сказал, что такой план кажется ему хорошим и правильным, но что для начала можно бы ограничиться одним-двумя и поглядеть, поможет ли это.
Но Орм сказал, что ничего подобного делать с пленными нельзя, потому что он обещал им жизнь.
— А если ты, Токе, желаешь отдать что-нибудь морским жителям, — сказал он, — то я могу только посоветовать, пусть это будет твоя женщина. Нам всем было бы лучше отделаться от той, что причинила нам столько несчастья.
Но Токе сказал, что ничего из этого не получится, покуда он жив и у него найдется рука, способная поднять меч.
Больше об этом деле не говорили. На рассвете пошел сильный: дождь, частый, как дым, и буря стала стихать. Когда распогодилось они завидели берег Халленда и усталые вошли в устье реки; корабль их был полон воды, а паруса изодраны.
— Эти доски несли меня от самой гробницы Святого Иакова, и; теперь уже недалеко и до дома. Но возвращаюсь я без ожерелья и без колокола Иакова, и без той прибыли, что я выручил, сбыв их по дороге.
— Мечи и корабль везешь ты из похода, — ответил Токе, — а у меня теперь есть меч и женщина, но для многих, кто пошел с Кроком, дело кончилось совсем не так хорошо.
— Гнев большого конунга мы тоже везем домой, — сказал Орм. — А хуже этого вряд ли что есть.
Теперь тяготы пути остались позади, пятерых они высадили на берег и те разбежались, сами они отдохнули и починили корабль и парус и, дождавшись погоды, пошли вниз вдоль побережья при легком ветре. Даже женщина немного приободрилась и могла уже кое в чем помогать, так что Орм мог терпеть ее рядом.
Дело шло уже к вечеру, когда они причалили у того самого скального обрыва, где стояли корабли Крока и откуда они видели это место в последний раз, и двинулись вверх по тропе над быстрым ручьем, там был мосток из трех бревен. Орм сказал:
— Гляньте на это левое бревно. Оно гнилое и скользкое. Потом вгляделся в бревно и сказал:
— Оно сгнило еще прежде, чем я ушел отсюда, и отец мой, всякий раз проходя тут, говорил, что надо бы его заменить другим, покрепче. И до сих пор его не заменили, но оно не проломилось, хотя мне сдается, меня тут не было долго. Быть может, и старик мой тоже еще жив.
Чуть дальше на высоком дереве было аистиное гнездо, над гнездом стоял аист. Орм остановился и свистнул, и аист захлопал крыльями и защелкал клювом.
— Он узнал меня, — сказал Орм, — это тот же самый аист, и теперь мне кажется, мы с ним беседовали только вчера.
Потом они подошли к калитке в изгороди. Орм сказал:
— Закрывайте калитку как следует, потому что мать моя не любит, когда овцы убегут, а если она рассердится, то ужин будет плохой.
Залаяли собаки, и в дверях уже стояли домочадцы, когда они приближались к дому. Одна женщина, растолкав мужчин, вышла им навстречу. Это была Оса. Она была бледна, но казалась такой же крепкой, как прежде.
— Вот и я, — сказал Орм.
— Орм! — крикнула она, и голос ее дрогнул. Потом добавила: — Бог услышал меня, хотя и не скоро.
— Ему теперь многих приходится слушать, — ухмыльнулся Орм, — но вот что неожиданно, это то, что ты стала христианкой.
— Мне было одиноко, — ответила Оса, — но теперь все хорошо.
— А что, мужчины все уже отплыли? — спросил Орм.
— Их нет у меня, — сказала она. — Одд пропал через год после тебя, а Тосте умер три года назад, тою же зимой, когда был большой падеж скотины. Но я смогла жить, с тех пор как научилась истине Христовой, ибо я знала, что ты возвратишься за все мои молитвы.
— Тут есть о чем потолковать, но лучше бы сначала поесть. Это мои люди, но женщина чужестранка и не моя.
Оса сказала, что отныне Орм хозяин на хуторе, и все его друзья — ее друзья, и угощение было на славу, слезы стояли у нее в глазах, когда она внесла блюда, которые, как она знала, Орм любит больше всего. Им было что порассказать, так что хватило на много вечеров; ничего не было сказано лишь о том, как Токе добыл свою женщину, ибо Орм не хотел омрачать матери радость, едва воротясь домой. Осе Токе сразу понравился, и она лечила его разрубленную руку с большим тщанием, так что рана вскоре стала подживать, а с Мирах она была по-матерински нежна, хоть им и не удавалось особенно поговорить, и расхваливала ее красоту и черные волосы. Она жалела, что Орм и его люди не желают благодарить Бога вместе с ней за их счастливое возвращение, но она была слишком счастлива, чтобы ворчать по такому поводу, и сказала, что Орм и другие лучше поймут ее, когда сами достигнут зрелых годов.
Между Ормом и Токе все было мирно, и ничего не говорилось насчет Ильвы. Когда они рассказывали Осе о том, что было с ними после отбытия кораблей Крока, Орм вновь ощутил старинную приязнь к Токе и много чего нашел сказать в его похвалу, но потом подумал об Ильве, и его настроение переменилось, и вид Токе и его женщины доставлял ему мало радости. Мирах теперь хорошела с каждым днем и смеялась и пела, им с Токе было так хорошо, что мало казалось дела до чужих огорчений. Оса предположила, что у них будут красивые дети, и Мирах светло улыбнулась и сказала, что они стараются как могут. Оса добавила, что думает теперь подыскать жену для Орма, да поскорее, но Орм отвечал мрачно, что торопиться большой нужды нет.
После того что случилось, Токе не мог отправиться домой морем, покуда король Харальд стоял у Сканера, и он решил пуститься в Листер по суше, вдвоем с женщиной, — Рапп остался с Ормом — и купил лошадей. Рано поутру они отправились в путь, горячо поблагодарив Осу за гостеприимство, и Орм немного проводил их, чтобы показать дорогу.
— Тут мы теперь расстанемся, — сказал Орм. — И счастливого пути пожелаю я вам. О том же, что будет после, не легко гадать, ибо король Харальд станет искать тебя, где бы ты ни был.
— Такова наша судьба, — сказал Токе, — что нет нам удачи с королями, хоть мы люди и смирные. Альмансур и король Свейн и король Харальд; со всеми тремя у нас кончилось одинаково, и всякий, кто принес бы им наши головы, получил бы богатую награду, Но покамест я свою попробую поберечь. :
С этим они расстались. Токе и Мирах поехали на восток и скрылись, за деревьями, а Орм поехал назад на хутор, чтобы рассказать Осе об опасности, нависшей над ним из-за гнева короля Харальда.
ЧАСТЬ 2
В СТРАНЕ КОРОЛЯ ЭТЕЛЬРЕДА
Глава 1
О битве при Мэлдоне и о том, что случилось после
Тою весной много кораблей строилось на Севере, и смолились днища, много лет пролежавшие сухими; бухты и заливы были забиты драккарами, с часто впадавшими в гнев королями на борту; летом же было большое смятение на море.
Первым двинулся Стюрбьёрн на многих судах на север по Балтийскому морю, с командой из Йомсборга, с Борнхольма и из Сконе, и прибыл в Меларен и подошел к склонам Упсалы, тут был бой у него с королем Эриком. Там и пал он самом начале битвы, и говорили, будто пал он смеясь. Ибо когда он увидел, как двинулось вперед войско свеев, выстроенное по старинке — впереди конские головы, которые несли на высоких шестах, а позади воинского порядка — сам король Эрик на старинной священной повозке, запряженной быками, то закинул голову назад и разразился громким хохотом, и тут стрела вошла меж его бородой и краем щита и пронзила ему горло. Его люди пали духом, и иные тотчас же бежали, и так одержал король Эрик большую победу.
Потом король Свейн Вилобородый пошел на юг, между датскими островами, с кораблями из Ютландии и с Фюна, чтобы застать короля Харальда на месте, покуда он считает соляные денежки в Сканере, потому что королю Свейну надоело уже, что отец его никак не умирает. Но король Харальд ушел на Борнхольм и собрал там свои корабли, и между ними обоими был жестокий бой, покуда король Харальд раненый не ушел в Йомсборг. Тут разделились многие местности в Датской державе: одни приняли сторону короля Харальда, другие — короля Свейна, а иные пытали собственную удачу, в пору, когда страна осталась без хозяина из-за распри королей.
Но когда лето было в разгаре, на кораблях из Упсалы Эрик приплыл с такой дружиной, какую свей давно уже не видывали на море, гоня перед собой остатки флота Стюрбьёрна, оставшиеся грабить его побережье ради мести за гибель их конунга. Эрик желая отомстить и королю Харальду, и королю Свейну за помощь, что они оказали Стюрбьёрну, и многим показалось мало стоящим делом противостоять тому, кто разбил Стюрбьёрна и теперь звался Победоносным. Он преследовал Свейна, когда тот двинулся назад на острова и в Ютландию, и сажал собственных ярлов всюду, где проходил. Скоро выяснилось, что король Харальд умер безземельным изгнанником от своих ран в Йомсборге, оставленный удачей, всегда прежде верной ему, двое же других продолжали борьбу. У короля Эрика был перевес, но король Свейн упорно сопротивлялся. Говорили, будто конунгова усадьба в Йеллинге то в одних руках, то в других, но считали, вернее всего Свейн первым доберется до сокровищницы короля Харальда.
Знатные люди в Сконе не слишком хотели вмешиваться во это и предпочитали, чтобы конунги сами разобрались друг с другом, а они бы занимались вещами более стоящими. Среди таковых был Торкель Высокий, который имел малую охоту быть человеком короля Свейна, а еще меньше хотел очутиться под королем Эриком. Он разослал весть хёвдингам и богатым бондам о том, что собирается отплыть из страны, во Фрисландию и Англию, и что ищет добрую дружину. Многие откликнулись на это предложение, ибо Торкеля считали хорошим хёвдингом, а его удачу сильной, с тех пор как вернулся из Хьерунгавага. Остатки воинства Стюрбьёрна, улизнувшие от короля Эрика, также присоединились к нему, и вскоре он вышел с двадцатью двумя кораблями в залив у Хвена и почувствовал себя в силах плыть дальше.
Одним из тех, кто там к нему присоединился, был Рыжий Орм», сын Тосте из Куллена, с большим кораблем и многочисленными людьми; его Торкель помнил по пиру у короля Харальда и приветил с радостью.
С Ормом же было так, что ему опостылело сидеть дома и управляться с батраками и скотиной, трудно ему было и жить бок о бок с Осой, хотя она и желала всегда для него только добра. Для нее он так и остался мальчишкой, и она неизменно допекала его добрыми советами, словно своего ума у него не было. Немного толку было говорить ей, что он давно уже привык распоряжаться и своей судьбой, и чужой, а от ее усердия, с каким она старалась окрестить его и женить, жизнь его легче не делалась.
Весть о кончине короля Харальда стала большим облегчением для обоих, ибо Осу, когда она узнала, как обстояло дело с Токе и его женщиной, обуял страх, и она решила, что надо продавать хутор и бежать в ее вотчину, в леса у северной границы Смоланда. Страх этот кончился вместе с жизнью короля Харальда, но от мыслей об Ильве Орм отделать не мог, а они причиняли ему наихудшие огорчения. Он часто думал, как там она после смерти короля Харальда, не попала ли под власть короля Свейна, который выдаст ее за какого-нибудь из своих берсерков, или же она могла оказаться в руках у свеев, которые навряд ли многим лучше. При короле Свейне, своем недруге, Орм не видел способа заполучить ее вновь до тех пор, покуда немирье царило между островами.
Он ничего не сказал Осе об Ильве, чтобы не услышать в ответ бесполезной болтовни. Но выгадал немного, ибо Оса знала нескольких девиц в округе, подходивших для него, по ее мнению и по мнению их матерей, приходивших в гости вместе с дочерьми, свежевымытыми и с алыми шелковыми нитями в волосах. Приходили они охотно и сидели, выпятив грудь и звякая украшениями, исподволь то и дело взглядывая на него, но со стороны Орма большого рвения заметно не было, ибо ни одна из них не была похожа на Ильву и не имела той легкости в обхождении и бойкого языка, и скоро Оса потеряла терпение, сказав, что даже Одду угодить было не тяжелее.
И потому, когда пришло известие, что Торкель собирается в поход с многочисленным войском, Орм не слишком думал о слезах Осы, а немедля раздобыл себе хороший корабль и собрал людей из округи. Все знали его как человека бывалого и владеющего немалым золотом, и оттого ему нетрудно было заполучить отборную команду. Осе он сказал, что вряд ли воротится раньше, чем в прошлый раз, а после уж уйдет на покой и всерьез займется хозяйством. Оса плакала, говоря, что не долго проживет в такой тоске и всеми покинутая, но Орм сказал, что она еще его переживет и поможет лупцевать его внуков. Тут она заплакала еще пуще, и они расстались, и Орм поплыл к Торкелю.
Покуда Торкель все еще стоял в заливе, ожидая ветра, с юга на веслах к нему приблизился флот в двадцать восемь кораблей, и судя по знаменам и форштевням, это были свеи. Море было спокойное, годное для битвы, и обе стороны приготовились, но Торкель окликнул гостей и назвал себя и сказал, что хочет говорить с их хёвдингом. У тех было двое равных между собой хёвдингов, один звался Йостейн и был из Упланда, другой, по имени Гудмунд, из Восточного Еталанда. Они пришли помочь королю Эрику набегами в Дании и спросили; Торкеля, чего еще тот хотел бы от них знать.
— Ежели мы станем драться, — сказал Торкель, — то невелик будет выигрыш у выигравшего, а людей мы оба потеряем много, и это так же верно, как то, что верх будет мой.
— У нас на пять кораблей больше, чем у тебя, — сказали пришельцы.
— Мои люди отдохнули и только что позавтракали, — сказан Торкель, — а ваши устали грести и оттого хуже управляются и с копьями, и с мечом. Но мы можем поступить иначе, и оттого нам всем будет польза, ибо есть куда более стоящие места, чем Дания.
— Мы пришли помогать королю Эрику, — возразил упландец.
— Может, и так, — ответил Торкель. — А подерись тут я с вами, была бы подмога королю Свейну. А если мы не станем драться, а поплывем вместе туда, где есть чем поживиться, то сделаем столь же много для наших королей, как если бы мы порубили тут друг друга, ибо всех нас тут уже не будет, но все же есть разница, поскольку мы останемся живы, а впереди нас ждет богатая добыча.
— Ты складно говоришь, — сказал Гудмунд, — и притом разумно, может статься, стоит потолковать об этом, сойдясь поближе.
— Об вас обоих я слыхал как о больших хёвдингах и честных, людях, — заметил Торкель, — и оттого я не боюсь вероломства, если мы встретимся для переговоров.
— Я знаю твоего брата Сигвальде, — сказал Йостейн. — Но я слыхал от многих, что ты, Торкель, не таков, как он.
Тут уговорились встретиться на острове, посреди пролива под высоким берегом в виду кораблей: Йостейн и Гудмунд с тремя людьми и Торкель с пятерыми, все при мечах, но без копий и луков. Так и сделали, и с кораблей видели, как они стояли сперва на некотором расстоянии друг от друга, а позади — их свита. Но потом Торкель велел принести пива, свинины и хлеба, и тут уже видели, как они уселись все вместе и доверительно беседовали. Чем больше Йостейн с Гудмундом раздумывали над предложением Торкеля, тем больше оно им нравилось, и Гудмунд быстро на него согласился. Йостейн поначалу противился и говорил, что королю Эрику не по нраву будет, если они проявят непокорство, но Торкелю было что порассказать о добрых временах, наставших для мореходов на западе, и Гудмунд решил, что довольно беспокоиться о нраве короля Эрика больше, чем нужно. Они договорились о том, как разделят власть и командование в походе и добычу по его окончании, чтобы не было раздоров, и Гудмунд сказал, что свинина и разговоры причиняют изрядную жажду, и хвалил Торкелево пиво. Торкель покачал головой и сказал, что это, разумеется, лучшее, что он может предложить им теперь, но что это ничто в сравнении с пивом в Англии, где растет самый лучший ячмень, и Йостейну пришлось согласиться, что такую страну посетить стоит. После чего они взяли друг друга за руки, чтобы быть вместе и держать слово, и когда вновь взошли на борт, то закололи трех овец, на носу каждого из кораблей хёвдингов, в жертву морским жителям ради погоды и успешного путешествия. Весь флот был весьма доволен тем, как порешили, и уважение к Торкелю, бывшее уже немалым среди его людей, еще увеличилось от той мудрости, что он проявил.
Первым двинулся Стюрбьёрн на многих судах на север по Балтийскому морю, с командой из Йомсборга, с Борнхольма и из Сконе, и прибыл в Меларен и подошел к склонам Упсалы, тут был бой у него с королем Эриком. Там и пал он самом начале битвы, и говорили, будто пал он смеясь. Ибо когда он увидел, как двинулось вперед войско свеев, выстроенное по старинке — впереди конские головы, которые несли на высоких шестах, а позади воинского порядка — сам король Эрик на старинной священной повозке, запряженной быками, то закинул голову назад и разразился громким хохотом, и тут стрела вошла меж его бородой и краем щита и пронзила ему горло. Его люди пали духом, и иные тотчас же бежали, и так одержал король Эрик большую победу.
Потом король Свейн Вилобородый пошел на юг, между датскими островами, с кораблями из Ютландии и с Фюна, чтобы застать короля Харальда на месте, покуда он считает соляные денежки в Сканере, потому что королю Свейну надоело уже, что отец его никак не умирает. Но король Харальд ушел на Борнхольм и собрал там свои корабли, и между ними обоими был жестокий бой, покуда король Харальд раненый не ушел в Йомсборг. Тут разделились многие местности в Датской державе: одни приняли сторону короля Харальда, другие — короля Свейна, а иные пытали собственную удачу, в пору, когда страна осталась без хозяина из-за распри королей.
Но когда лето было в разгаре, на кораблях из Упсалы Эрик приплыл с такой дружиной, какую свей давно уже не видывали на море, гоня перед собой остатки флота Стюрбьёрна, оставшиеся грабить его побережье ради мести за гибель их конунга. Эрик желая отомстить и королю Харальду, и королю Свейну за помощь, что они оказали Стюрбьёрну, и многим показалось мало стоящим делом противостоять тому, кто разбил Стюрбьёрна и теперь звался Победоносным. Он преследовал Свейна, когда тот двинулся назад на острова и в Ютландию, и сажал собственных ярлов всюду, где проходил. Скоро выяснилось, что король Харальд умер безземельным изгнанником от своих ран в Йомсборге, оставленный удачей, всегда прежде верной ему, двое же других продолжали борьбу. У короля Эрика был перевес, но король Свейн упорно сопротивлялся. Говорили, будто конунгова усадьба в Йеллинге то в одних руках, то в других, но считали, вернее всего Свейн первым доберется до сокровищницы короля Харальда.
Знатные люди в Сконе не слишком хотели вмешиваться во это и предпочитали, чтобы конунги сами разобрались друг с другом, а они бы занимались вещами более стоящими. Среди таковых был Торкель Высокий, который имел малую охоту быть человеком короля Свейна, а еще меньше хотел очутиться под королем Эриком. Он разослал весть хёвдингам и богатым бондам о том, что собирается отплыть из страны, во Фрисландию и Англию, и что ищет добрую дружину. Многие откликнулись на это предложение, ибо Торкеля считали хорошим хёвдингом, а его удачу сильной, с тех пор как вернулся из Хьерунгавага. Остатки воинства Стюрбьёрна, улизнувшие от короля Эрика, также присоединились к нему, и вскоре он вышел с двадцатью двумя кораблями в залив у Хвена и почувствовал себя в силах плыть дальше.
Одним из тех, кто там к нему присоединился, был Рыжий Орм», сын Тосте из Куллена, с большим кораблем и многочисленными людьми; его Торкель помнил по пиру у короля Харальда и приветил с радостью.
С Ормом же было так, что ему опостылело сидеть дома и управляться с батраками и скотиной, трудно ему было и жить бок о бок с Осой, хотя она и желала всегда для него только добра. Для нее он так и остался мальчишкой, и она неизменно допекала его добрыми советами, словно своего ума у него не было. Немного толку было говорить ей, что он давно уже привык распоряжаться и своей судьбой, и чужой, а от ее усердия, с каким она старалась окрестить его и женить, жизнь его легче не делалась.
Весть о кончине короля Харальда стала большим облегчением для обоих, ибо Осу, когда она узнала, как обстояло дело с Токе и его женщиной, обуял страх, и она решила, что надо продавать хутор и бежать в ее вотчину, в леса у северной границы Смоланда. Страх этот кончился вместе с жизнью короля Харальда, но от мыслей об Ильве Орм отделать не мог, а они причиняли ему наихудшие огорчения. Он часто думал, как там она после смерти короля Харальда, не попала ли под власть короля Свейна, который выдаст ее за какого-нибудь из своих берсерков, или же она могла оказаться в руках у свеев, которые навряд ли многим лучше. При короле Свейне, своем недруге, Орм не видел способа заполучить ее вновь до тех пор, покуда немирье царило между островами.
Он ничего не сказал Осе об Ильве, чтобы не услышать в ответ бесполезной болтовни. Но выгадал немного, ибо Оса знала нескольких девиц в округе, подходивших для него, по ее мнению и по мнению их матерей, приходивших в гости вместе с дочерьми, свежевымытыми и с алыми шелковыми нитями в волосах. Приходили они охотно и сидели, выпятив грудь и звякая украшениями, исподволь то и дело взглядывая на него, но со стороны Орма большого рвения заметно не было, ибо ни одна из них не была похожа на Ильву и не имела той легкости в обхождении и бойкого языка, и скоро Оса потеряла терпение, сказав, что даже Одду угодить было не тяжелее.
И потому, когда пришло известие, что Торкель собирается в поход с многочисленным войском, Орм не слишком думал о слезах Осы, а немедля раздобыл себе хороший корабль и собрал людей из округи. Все знали его как человека бывалого и владеющего немалым золотом, и оттого ему нетрудно было заполучить отборную команду. Осе он сказал, что вряд ли воротится раньше, чем в прошлый раз, а после уж уйдет на покой и всерьез займется хозяйством. Оса плакала, говоря, что не долго проживет в такой тоске и всеми покинутая, но Орм сказал, что она еще его переживет и поможет лупцевать его внуков. Тут она заплакала еще пуще, и они расстались, и Орм поплыл к Торкелю.
Покуда Торкель все еще стоял в заливе, ожидая ветра, с юга на веслах к нему приблизился флот в двадцать восемь кораблей, и судя по знаменам и форштевням, это были свеи. Море было спокойное, годное для битвы, и обе стороны приготовились, но Торкель окликнул гостей и назвал себя и сказал, что хочет говорить с их хёвдингом. У тех было двое равных между собой хёвдингов, один звался Йостейн и был из Упланда, другой, по имени Гудмунд, из Восточного Еталанда. Они пришли помочь королю Эрику набегами в Дании и спросили; Торкеля, чего еще тот хотел бы от них знать.
— Ежели мы станем драться, — сказал Торкель, — то невелик будет выигрыш у выигравшего, а людей мы оба потеряем много, и это так же верно, как то, что верх будет мой.
— У нас на пять кораблей больше, чем у тебя, — сказали пришельцы.
— Мои люди отдохнули и только что позавтракали, — сказан Торкель, — а ваши устали грести и оттого хуже управляются и с копьями, и с мечом. Но мы можем поступить иначе, и оттого нам всем будет польза, ибо есть куда более стоящие места, чем Дания.
— Мы пришли помогать королю Эрику, — возразил упландец.
— Может, и так, — ответил Торкель. — А подерись тут я с вами, была бы подмога королю Свейну. А если мы не станем драться, а поплывем вместе туда, где есть чем поживиться, то сделаем столь же много для наших королей, как если бы мы порубили тут друг друга, ибо всех нас тут уже не будет, но все же есть разница, поскольку мы останемся живы, а впереди нас ждет богатая добыча.
— Ты складно говоришь, — сказал Гудмунд, — и притом разумно, может статься, стоит потолковать об этом, сойдясь поближе.
— Об вас обоих я слыхал как о больших хёвдингах и честных, людях, — заметил Торкель, — и оттого я не боюсь вероломства, если мы встретимся для переговоров.
— Я знаю твоего брата Сигвальде, — сказал Йостейн. — Но я слыхал от многих, что ты, Торкель, не таков, как он.
Тут уговорились встретиться на острове, посреди пролива под высоким берегом в виду кораблей: Йостейн и Гудмунд с тремя людьми и Торкель с пятерыми, все при мечах, но без копий и луков. Так и сделали, и с кораблей видели, как они стояли сперва на некотором расстоянии друг от друга, а позади — их свита. Но потом Торкель велел принести пива, свинины и хлеба, и тут уже видели, как они уселись все вместе и доверительно беседовали. Чем больше Йостейн с Гудмундом раздумывали над предложением Торкеля, тем больше оно им нравилось, и Гудмунд быстро на него согласился. Йостейн поначалу противился и говорил, что королю Эрику не по нраву будет, если они проявят непокорство, но Торкелю было что порассказать о добрых временах, наставших для мореходов на западе, и Гудмунд решил, что довольно беспокоиться о нраве короля Эрика больше, чем нужно. Они договорились о том, как разделят власть и командование в походе и добычу по его окончании, чтобы не было раздоров, и Гудмунд сказал, что свинина и разговоры причиняют изрядную жажду, и хвалил Торкелево пиво. Торкель покачал головой и сказал, что это, разумеется, лучшее, что он может предложить им теперь, но что это ничто в сравнении с пивом в Англии, где растет самый лучший ячмень, и Йостейну пришлось согласиться, что такую страну посетить стоит. После чего они взяли друг друга за руки, чтобы быть вместе и держать слово, и когда вновь взошли на борт, то закололи трех овец, на носу каждого из кораблей хёвдингов, в жертву морским жителям ради погоды и успешного путешествия. Весь флот был весьма доволен тем, как порешили, и уважение к Торкелю, бывшее уже немалым среди его людей, еще увеличилось от той мудрости, что он проявил.