Страница:
Орм расхохотался, услышав рассказ Ильвы, и охотно пообещал никому не говорить об этом — ни Раппу, ни остальным.
— Если только Рапп не узнает, как его обманули, — сказал он, — тогда никакого вреда не будет. Сдается мне, что этот магистр занятный тип. Он неспособен ни к одному мужскому занятию, кроме как наслаждаться с женщинами, и это ему хорошо удается. Плохо будет, если они с Торгунн снова окажутся наедине. На этот раз дело кончится хуже, ибо Рапп уже не даст провести себя. Надо мне придумать магистру какое-нибудь занятие, так, чтобы держать его подальше от Торгунн, а ее — от него. Ибо неизвестно, у кого из них больше желания встретиться вновь.
— Но только не будь суров к нему, — сказала Ильва. — Ведь ему, бедняге, еще предстоит настрадаться, когда он попадет к смоландцам. Я сама постараюсь следить за тем, чтобы они с Торгунн больше не встречались.
На следующее утро Орм позвал к себе магистра и сказал, что нашел ему подходящее занятие.
— Во всем, что ты пробовал до сих пор, ты показал себя неумелым, — сказал он. — Но теперь ты сможешь нам пригодиться. Ты видишь, какая у меня растет вишня, — лучшее, что только есть в саду. Так думаю не только я, но и вороны. Полезай-ка на эту вишню, возьми с собой еды, и не спускайся на землю до тех пор, пока не увидишь, что вороны да сороки уже нашли себе ночлег. Там ты будешь сидеть и сторожить каждый день. И смотри, забирайся на дерево с самого утра, ибо вороны прилетают рано. Я очень надеюсь, что ты сможешь уберечь от ворон вишню, если сам, конечно, не съешь слишком много.
Магистр печально взглянул на дерево. Вишни на нем висели такие крупные, как ни на одном другом, и уже потемнели от спелости. Все птицы так и хотели поклевать их, и Рапп с братом Виллибальдом уже пытались отгонять их выстрелами из лука, но все безуспешно.
— Ну что ж, я это заслужил, — сказал магистр, — но я боюсь сидеть слишком высоко.
— Ничего, привыкнешь, — ответил ему Орм.
— У меня часто кружится голова, — сказал он.
— А ты держись покрепче за ветку, тогда голова не закружится. А если ты и с этим не справишься, то тебя все засмеют, и больше всех — женщины.
— Я действительно это заслужил, — грустно повторил магистр.
В конце концов он с большим трудом залез на дерево, а Орм стоял внизу и призывал его держаться покрепче. Молясь тихонько, магистр добрался до сплетения трех веток, которые прогнулись под его тяжестью. Там Орм и приказал ему оставаться, ибо на этом месте он лучше всего был виден птицам.
— Вот и сиди там, — сказал Орм снизу, — будешь ближе к небу, чем мы. Можешь там пить и есть и беседовать с Богом о своих грехах.
Магистр остался сидеть на дереве. На сочные вишни со всех сторон слетались жадные вороны, но вслед за этим в изумлении поворачивали назад, когда замечали, что на дереве сидит человек. Они раздосадованно каркали, кружа вокруг, а сороки сидели в окрестных кустах и злобно смеялись.
На шестой день, после полудня, когда припекало солнце и стояла жара, магистр свалился с дерева. Его разморило, и он уснул. Тем временем к вишне подлетел пчелиный рой и, облюбовав себе голову магистра, сел на нее. Магистр в ужасе проснулся, принялся отгонять пчел и с криками полетел на землю, увлекая за собой и пчелиный рой, и спелые ягоды, и сломанные ветки. Первыми подбежали к месту происшествия близняшки и их товарищ по играм: они удивленно уставились на упавшего, а Ульф спросил у него, почему он упал с дерева. Но тот лишь стонал в ответ и жаловался, что настал его последний час. Дети радостно кинулись собирать упавшие ягоды, но потом испугались пчел и начали плакать. Все домашние тем временем находились на речке, так что на помощь прибежала Ильва, да еще пара служанок. Они помогли магистру добраться до постели, проводив его в ткацкую. Когда же служанки услышали, что случилось, они так захохотали, что Ильва разгневалась и надавала им оплеух, а потом приказала сходить за братом Виллибальдом, который был на речке вместе с остальными.
Ильва испытывала жалость к магистру и старалась угодить ему: она дала ему выпить кружку лучшего своего пива. Пчелы его покусать не успели, но он думал, что сломал себе плечо при падении. Ильва спросила, уж не Божие ли это наказание за его поведение с Торгунн тогда, в лесу. Он согласился с тем, что так, наверное, и есть.
— Но что ты знаешь о нас? — спросил он.
— Я знаю все, — сказала Ильва, — ибо Торгунн сама рассказала мне об этом. Но ты не бойся, больше никто об этом не знает, ибо мы обе держим язык за зубами. И я могу утешить тебя тем, что она очень нахваливала тебя и ни капельки не раскаивается в том, что вы сделали, хотя все это чуть не кончилось плохо.
— Зато я раскаиваюсь, — сказал магистр, — хотя и понимаю, что это бесполезно. Ибо надо мной тяготеет проклятие Божие, и я не могу остаться равнодушным наедине с молодой женщиной: во мне сразу же вспыхивает страсть. Даже те дни, которые я провел, сидя на дереве, не помогли мне, и я гораздо больше подумывал о плотских утехах, чем о Боге.
Ильва рассмеялась.
— Ничего, зато пчелиный рой тебе помог, — сказала она, — так, что ты свалился с дерева. Ибо теперь ты наедине со мной, и никто нам здесь не помешает; я думаю, что выгляжу ничуть не хуже Торгунн. А также я думаю, что сейчас ты не очень-то способен совершить грех, бедняжка.
— Нет, ты не знаешь, как сильно мое проклятие, — мрачно ответил магистр и протянул к ней руку.
О том, что произошло между ними потом, в точности никто не знал. И когда брат Виллибальд явился осмотреть плечо магистра, тот спал и немного стонал во сне, а Ильва прилежно ткала за станком.
— Он слишком хорош для того, чтобы сидеть на дереве, и его следует освободить от этой обязанности, — сказала она вечером Орму и остальным, когда они сели за ужин, отпуская шуточки по поводу злополучного падения с дерева.
— Мне мало известно о его способностях и доброте, — сказал Орм, — но если ты считаешь, что он слишком глуп для того, чтобы сторожить вишню, то я охотно соглашусь с тобой. Даже не знаю, на что он вообще годится, но в этом разберутся смоландцы. Вишня уже созрела, и мы соберем ее до того, как ее поклюют птицы, так что потеря здесь небольшая. Хорошо, что недолго осталось до тинга*. [26]
— А до этого я сама позабочусь о нем, — решительно сказала Ильва, — мне не хочется, чтобы он напоследок высмеивался такими же христианами, как он.
— Вечно его выгораживают женщины, — сказал Орм. — Но пусть будет так, как ты хочешь.
Долго еще на дворе все покатывались со смеху, как только вспоминали магистра и пчелиный рой. Но Оса сказала, что для магистра это был добрый знак. Она частенько слышала от стариков, что когда пчела садится человеку на голову, это означает долгую жизнь и многочисленное потомство. Брат Виллибальд подтвердил, что он в юности тоже слышал это от ученых людей при императорском дворе в Госларе. Но одно непонятно, прибавил он: как эта примета сбудется, когда речь идет о священнике.
Брат Виллибальд нашел, что плечо магистра особенно не пострадало. Тем не менее тот оставался в постели еще несколько дней и почти не выходил из дому. Ильва заботилась о нем, откармливала его и следила за тем, чтобы никто из ее молодых служанок не приближался к больному. Орм подшучивал над женой и спрашивал, уж не влюбилась ли и она тоже в магистра. Кроме того, он испытывал досаду при виде того, как самые лакомые кусочки уносились в ткацкую. Но Ильва со всей серьезностью отвечала ему, что Орм не должен вмешиваться: больной действительно нуждается в хорошем питании, говорила она, чтобы хоть немножко поправиться, прежде чем он попадет к язычникам. Что же касается служанок, то она просто хочет защитить магистра от соблазнов и насмешек.
Так что Ильва вела себя так, как она сама считала нужным. Время шло, и наконец приблизился час, когда все жители приграничной области должны были отправиться на тинг к камню Крака.
Глава 10
— Если только Рапп не узнает, как его обманули, — сказал он, — тогда никакого вреда не будет. Сдается мне, что этот магистр занятный тип. Он неспособен ни к одному мужскому занятию, кроме как наслаждаться с женщинами, и это ему хорошо удается. Плохо будет, если они с Торгунн снова окажутся наедине. На этот раз дело кончится хуже, ибо Рапп уже не даст провести себя. Надо мне придумать магистру какое-нибудь занятие, так, чтобы держать его подальше от Торгунн, а ее — от него. Ибо неизвестно, у кого из них больше желания встретиться вновь.
— Но только не будь суров к нему, — сказала Ильва. — Ведь ему, бедняге, еще предстоит настрадаться, когда он попадет к смоландцам. Я сама постараюсь следить за тем, чтобы они с Торгунн больше не встречались.
На следующее утро Орм позвал к себе магистра и сказал, что нашел ему подходящее занятие.
— Во всем, что ты пробовал до сих пор, ты показал себя неумелым, — сказал он. — Но теперь ты сможешь нам пригодиться. Ты видишь, какая у меня растет вишня, — лучшее, что только есть в саду. Так думаю не только я, но и вороны. Полезай-ка на эту вишню, возьми с собой еды, и не спускайся на землю до тех пор, пока не увидишь, что вороны да сороки уже нашли себе ночлег. Там ты будешь сидеть и сторожить каждый день. И смотри, забирайся на дерево с самого утра, ибо вороны прилетают рано. Я очень надеюсь, что ты сможешь уберечь от ворон вишню, если сам, конечно, не съешь слишком много.
Магистр печально взглянул на дерево. Вишни на нем висели такие крупные, как ни на одном другом, и уже потемнели от спелости. Все птицы так и хотели поклевать их, и Рапп с братом Виллибальдом уже пытались отгонять их выстрелами из лука, но все безуспешно.
— Ну что ж, я это заслужил, — сказал магистр, — но я боюсь сидеть слишком высоко.
— Ничего, привыкнешь, — ответил ему Орм.
— У меня часто кружится голова, — сказал он.
— А ты держись покрепче за ветку, тогда голова не закружится. А если ты и с этим не справишься, то тебя все засмеют, и больше всех — женщины.
— Я действительно это заслужил, — грустно повторил магистр.
В конце концов он с большим трудом залез на дерево, а Орм стоял внизу и призывал его держаться покрепче. Молясь тихонько, магистр добрался до сплетения трех веток, которые прогнулись под его тяжестью. Там Орм и приказал ему оставаться, ибо на этом месте он лучше всего был виден птицам.
— Вот и сиди там, — сказал Орм снизу, — будешь ближе к небу, чем мы. Можешь там пить и есть и беседовать с Богом о своих грехах.
Магистр остался сидеть на дереве. На сочные вишни со всех сторон слетались жадные вороны, но вслед за этим в изумлении поворачивали назад, когда замечали, что на дереве сидит человек. Они раздосадованно каркали, кружа вокруг, а сороки сидели в окрестных кустах и злобно смеялись.
На шестой день, после полудня, когда припекало солнце и стояла жара, магистр свалился с дерева. Его разморило, и он уснул. Тем временем к вишне подлетел пчелиный рой и, облюбовав себе голову магистра, сел на нее. Магистр в ужасе проснулся, принялся отгонять пчел и с криками полетел на землю, увлекая за собой и пчелиный рой, и спелые ягоды, и сломанные ветки. Первыми подбежали к месту происшествия близняшки и их товарищ по играм: они удивленно уставились на упавшего, а Ульф спросил у него, почему он упал с дерева. Но тот лишь стонал в ответ и жаловался, что настал его последний час. Дети радостно кинулись собирать упавшие ягоды, но потом испугались пчел и начали плакать. Все домашние тем временем находились на речке, так что на помощь прибежала Ильва, да еще пара служанок. Они помогли магистру добраться до постели, проводив его в ткацкую. Когда же служанки услышали, что случилось, они так захохотали, что Ильва разгневалась и надавала им оплеух, а потом приказала сходить за братом Виллибальдом, который был на речке вместе с остальными.
Ильва испытывала жалость к магистру и старалась угодить ему: она дала ему выпить кружку лучшего своего пива. Пчелы его покусать не успели, но он думал, что сломал себе плечо при падении. Ильва спросила, уж не Божие ли это наказание за его поведение с Торгунн тогда, в лесу. Он согласился с тем, что так, наверное, и есть.
— Но что ты знаешь о нас? — спросил он.
— Я знаю все, — сказала Ильва, — ибо Торгунн сама рассказала мне об этом. Но ты не бойся, больше никто об этом не знает, ибо мы обе держим язык за зубами. И я могу утешить тебя тем, что она очень нахваливала тебя и ни капельки не раскаивается в том, что вы сделали, хотя все это чуть не кончилось плохо.
— Зато я раскаиваюсь, — сказал магистр, — хотя и понимаю, что это бесполезно. Ибо надо мной тяготеет проклятие Божие, и я не могу остаться равнодушным наедине с молодой женщиной: во мне сразу же вспыхивает страсть. Даже те дни, которые я провел, сидя на дереве, не помогли мне, и я гораздо больше подумывал о плотских утехах, чем о Боге.
Ильва рассмеялась.
— Ничего, зато пчелиный рой тебе помог, — сказала она, — так, что ты свалился с дерева. Ибо теперь ты наедине со мной, и никто нам здесь не помешает; я думаю, что выгляжу ничуть не хуже Торгунн. А также я думаю, что сейчас ты не очень-то способен совершить грех, бедняжка.
— Нет, ты не знаешь, как сильно мое проклятие, — мрачно ответил магистр и протянул к ней руку.
О том, что произошло между ними потом, в точности никто не знал. И когда брат Виллибальд явился осмотреть плечо магистра, тот спал и немного стонал во сне, а Ильва прилежно ткала за станком.
— Он слишком хорош для того, чтобы сидеть на дереве, и его следует освободить от этой обязанности, — сказала она вечером Орму и остальным, когда они сели за ужин, отпуская шуточки по поводу злополучного падения с дерева.
— Мне мало известно о его способностях и доброте, — сказал Орм, — но если ты считаешь, что он слишком глуп для того, чтобы сторожить вишню, то я охотно соглашусь с тобой. Даже не знаю, на что он вообще годится, но в этом разберутся смоландцы. Вишня уже созрела, и мы соберем ее до того, как ее поклюют птицы, так что потеря здесь небольшая. Хорошо, что недолго осталось до тинга*. [26]
— А до этого я сама позабочусь о нем, — решительно сказала Ильва, — мне не хочется, чтобы он напоследок высмеивался такими же христианами, как он.
— Вечно его выгораживают женщины, — сказал Орм. — Но пусть будет так, как ты хочешь.
Долго еще на дворе все покатывались со смеху, как только вспоминали магистра и пчелиный рой. Но Оса сказала, что для магистра это был добрый знак. Она частенько слышала от стариков, что когда пчела садится человеку на голову, это означает долгую жизнь и многочисленное потомство. Брат Виллибальд подтвердил, что он в юности тоже слышал это от ученых людей при императорском дворе в Госларе. Но одно непонятно, прибавил он: как эта примета сбудется, когда речь идет о священнике.
Брат Виллибальд нашел, что плечо магистра особенно не пострадало. Тем не менее тот оставался в постели еще несколько дней и почти не выходил из дому. Ильва заботилась о нем, откармливала его и следила за тем, чтобы никто из ее молодых служанок не приближался к больному. Орм подшучивал над женой и спрашивал, уж не влюбилась ли и она тоже в магистра. Кроме того, он испытывал досаду при виде того, как самые лакомые кусочки уносились в ткацкую. Но Ильва со всей серьезностью отвечала ему, что Орм не должен вмешиваться: больной действительно нуждается в хорошем питании, говорила она, чтобы хоть немножко поправиться, прежде чем он попадет к язычникам. Что же касается служанок, то она просто хочет защитить магистра от соблазнов и насмешек.
Так что Ильва вела себя так, как она сама считала нужным. Время шло, и наконец приблизился час, когда все жители приграничной области должны были отправиться на тинг к камню Крака.
Глава 10
О проделках женщин вокруг камня Крака и о том, как получил отметину меч Синий Язык
Каждый третий год, ранней осенью, в первое полнолуние после того, как начинал цвести вереск, в согласии с добрым старым обычаем, жители приграничных земель Сконе и Смоланда собирались на тинг у камня Крака, чтобы договориться о мире или, наоборот, объявить друг другу войну до следующего тинга.
На тинг съезжались хёвдинги и избранные представители земель Финведена и Веренда, и всех селений Геинге. Начинался тинг, и обычно он длился несколько дней. Ибо даже когда царил мир, нужно было решать много вопросов: улаживать споры об охоте в лесу и выпасе скота, рассматривать убийства, которые произошли на этой почве; вникать в тяжбы о кражах скотины, о похищении женщин и насильственном уводе чужих рабов. Все это тщательно рассматривалось и обсуждалось у Скалы закона, в присутствии разумных людей с обеих сторон. Иногда постановляли отплатить убийством за убийство, похищением за похищение, а иногда заставляли платить выкуп. Но когда распря становилась безнадежной и дело никак не могли уладить, тогда прибегали к поединку между противниками прямо здесь же, перед камнем. На это смотрели как на лучшее развлечение, и считалось даже, что плох тот тинг у камня Крака, когда по меньшей мере трое убитых не уносилось с поля боя. Чаще всего именно такой тинг надолго запоминался участникам, и они, довольные, разъезжались по домам и рассказывали потом об этом своим родичам и домочадцам.
На тинге велась бойкая торговля рабами, оружием и быками, ковким железом и сукном, кожами, воском и солью, так что сюда прибывали даже купцы из Хедебю и Готланда. С незапамятных времен бывало, что и королевские посланники тоже приезжали на тинг, — как от данов, так и от Упсальского короля: они защищали на тинге королевское право и выслеживали смутьянов. Однако свободные бонды убивали таких посланцев, а их головы выставлялись напоказ, а потом отсылались назад, домой; таким образом королей предупреждали, что крестьяне приграничных земель управятся сами со своими делами. Порой можно было увидеть на тинге и конюших или морских хёвдингов от ярлов из Сконе и Вестергетланда: они занимались тем, что вербовали себе добрых воинов для плавания в чужеземные страны.
Вот почему тинг у камня Крака был для всех окрестных жителей большим торжеством, и часто даже люди вели счет времени от тинга к тингу.
Как говорили, камень этот был поставлен в давние времена Хрольвом Краке, когда тот проезжал через эти земли. И никто потом, — ни конунги, ни простые бонды, — не осмеливался передвигать этот камень, который служил границей между землями данов и свеев. Это был огромный, высокий камень, целая глыба, которую в состоянии были поставить лишь силачи былых времен. Камень стоял на холме, видный всем, под сенью боярышника, который, как считалось, был священным деревом и столь же древним, как и сам камень. Вечером накануне тинга, по обычаю, жители Веренда приносили в жертву у камня двух козлов, и кровь их стекала прямо на землю. Считалось, что эта кровь придает жизненную силу дереву, и то же самое происходит, когда под ним на поединке проливается человеческая кровь. Именно потому боярышник, несмотря на свой возраст, продолжал цвести пышным; цветом на следующий год после тинга. Правда, цветением боярышника могли насладиться немногие: лишь птицы на ветках, орлы, коршуны да рыскающие вокруг дикие звери. Ибо вокруг камня Крака на много миль окрест лежала безлюдная земля.
Когда Орм снаряжался в дорогу, — ехать на тинг, — к нему в Овсянку прибыли многие люди, чтобы сопровождать его: и Гудмунд с Совиной Горы, и Черный Грим, и другие. Раппа он оставил дома, присматривать за хозяйством, и взял с собой обоих священников и двух из своих: людей. Все женщины дружно жалели магистра, который отправлялся в рабство, но тот говорил, что так тому и быть. Оса с Ильвой сшили ему новое платье и кожаные штаны. Орм счел, что в таком славном наряде его легче будет обменять, так что не поскупился.
— Вы не надейтесь, что ему долго придется изнашивать эту одежду, — сказал он женщинам.
Торгунн пришла попрощаться и принесла берестяной кузовок, с едой на дорогу, которую она приготовила для магистра, Рапп нехорошо усмехнулся при виде кузовка, но Торгунн решительно заявила, что делает это в благодарность за помощь тогда, с коленом, и еще чтобы получить благословение у священника. Бледный магистр оседлал своего коня и благословил и ее, и всех остальных добрыми словами, так что женщины даже прослезились. Брат Виллибальд, тоже верхом, произнес молитву о благоприятном путешествии, о защите от диких зверей и лихих разбойников и прочих опасностей, и после этого вся многочисленная свита, бряцая оружием, тронулась в путь.
Они добрались до камня уже в сумерках и разбили свой лагерь в обычном для жителей Гёинге месте, у ручья, который протекал меж кустарников и березок к югу от камня. Там еще виднелись следы их пребывания на прошлом тинге. За ручьем разбили лагерь жители Финведена, и с их стороны доносились шум и крики. Для них более, чем для других, было невыносимо сидеть у камня Крака без единой капли пива, и потому среди них издавна повелось, что они приезжали на тинг уже навеселе. Жители Гёинге и Финведена встали лагерем подальше от ручья и выходили к нему только затем, чтобы напоить лошадей или наполнить котлы. Считалось, что лучше будет, если они не будут тесниться у ручья без особой нужды, когда на тинге должен царить мир.
Последними к камню приезжали жители Веренда. Взглянув на них, можно было заметить, что их род не похож на остальные. Это были рослые мужчины, с серебряными серьгами в ушах и с мечами у пояса, которые были гораздо длиннее и тяжелее, чем у других. Они брили себе подбородок, и по краям рта у них свисали длинные усы. Смотрели они равнодушно, а речь их была немногословной. Соседи их поговаривали, что они столь высокомерны, потому что правят ими их женщины, но они не желают признаваться в этом перед чужаками. И мало кто осмеливался разузнать об этом подробнее у них самих.
Жители Веренда встали лагерем у рощицы, к востоку от камня, там, где ручей был шире всего. Они держались на расстоянии от всех остальных, и так им было лучше. Только они одни привезли с собой на тинг женщин. Ибо среди жителей Веренда существовало древнее поверье, что лучшее лекарство от женского бесплодия — это камень Крака. И здесь эти женщины проделывали то, что предписывал им старинный обычай. Молодые замужние женщины, которые никак не могли родить своим мужьям детей, всегда стремились попасть на тинг. И то, что они задумали совершить, происходило теперь здесь, в полнолуние. В этот вечер именно жители Веренда распоряжались камнем, и всем было известно, что они позаботятся о том, чтобы никто из чужих не видел, чем занимаются их жены с появлением луны. Если же когда-либо случалось, что кто-то из любопытства подходил к камню Крака поближе, пока там были женщины, тот получая, удар копьем или мечом, прежде чем успевал разглядеть, что же там происходит. Между тем особенно любознательные парни из Гёинге или даже Финведена, которые были трезвее, чем другие, уже заранее, предвкушали то, что они смогут лицезреть. И едва луна показалась из-за леса, как некоторые из них влезли на дерево, откуда им хорошо видно, а другие подобрались сквозь кусты настолько близко к камню, насколько им позволяла их смелость.
Брату Виллибальду все это крайне не нравилось. И больше всего, он был недоволен тем, что молодые парни из дружины Орма, которые отказались креститься на тогдашнем пиру, а потом лишь изредка захаживали к нему в церковь, столь же жадно хотели посмотреть на ворожбу около камня.
— Все это дела дьявола, — говорил он им, — и я слышал, что эти женщины бегают вокруг камня, бесстыдно раздевшись донага. Каждый крещеный человек должен вооружиться силой Христовой перед лицом этакой мерзости. Лучше было бы, если бы вы обтесали топором себе крест и воздвигли его у костра, чтобы оградить себя этой ночью от всякого лукавства. Сам-то я уже достаточно стар и все равно плохо вижу между деревьями.
В ответ на это он услышал, что никакие кресты и крещения мире не заставят этих парней отказаться от того, чтобы подсмотреть, что именно будут делать женщины из Веренда.
Магистр Райнальд сидел рядом с Ормом, возле котла с едой. Он съежился, поник головой и покачивался из стороны в сторону. Как и остальным, ему дали хлеба и жареной баранины, но он будто не хотел есть. С ним так бывало обычно, когда он размышлял над своими содеянными грехами. Но услышав слова брата Виллибальда, он поднялся со своего места.
— Дайте мне топор, — сказал он. — Я хочу сделать крест.
Люди у костра засмеялись и начали спрашивать его, действительно ли он способен на такой подвиг. Но Орм сказал:
— Хорошо, если ты попробуешь сделать это. Может, тебе это будет полезнее, чем сидеть на дереве.
Магистр взял топор и отправился на поиски подходящих веток для креста.
Луна скрылась за тучами, и стало совсем темно. Однако самые любопытные все равно успели рассмотреть, что делают у камня. А там собралось много мужчин. Одни вырезали из земли кусок дерна, широкий и длинный; затем они приподняли его и подперли шестами. Другие носили хворост, складывая его в четыре большие кучи вокруг камня. Когда все было готово, мужчины взяли оружие и вышли вперед, повернувшись лицом в сторону жителей Гёинге и Финведена, оставаясь на своих местах и охраняя камень, заслонив его спиной. А некоторые мужчины направились вниз, к ручью.
Послышалось блеяние. Из лагеря жителей Веренда к камню шли четыре пожилые женщины, ведя за собой двух козлов. А с ними — низенький, лысый старичок с белоснежной бородой и совсем согбенный. Он нес в руках длинный нож. За ним следовала толпа женщин, закутанных в плащи.
Подойдя к камню, они связали козлам ноги длинными ремнями. А потом общими усилиями подтянули козлов на вершину камня с противоположных сторон и закрепили ремни так, что козлы теперь свисали с камня наискосок, и головы их болтались с разных сторон. Маленький старикашка кричал, размахивая руками, пока козлов не привязали именно так, как он хотел. И когда наконец все было готово, его самого с большими хлопотами водрузили на камень. Он прихватил с собой нож и восседал теперь верхом на камне, рядом с козлами. Он воздел руки кверху и зычным голосом выкрикнул молодым женщинам:
— Вот первое: пройдите сквозь землю!
Женщины закудахтали между собой, затолкались. Наконец они осмелились сбросить с себя плащи и остались нагишом. Они гуськом двинулись к дерну, нависающему над ними с шестов, и начали проползать под ними, одна за другой. Со стороны лагеря Финведена раздался треск, разрывая собой тишину ночи, потом послышались вопли и стоны, вперемежку с хохотом. Дело в том, что старое склоненное дерево, на которое взобралось слишком много народу, надломилось под такой тяжестью и увлекло некоторых в своем падении за собой. Но женщины продолжали проползать под дерном, пока все до единой не покончили с этим. Тогда старик вновь поднял руки и закричал:
— Вот вам второе: пройдите сквозь воду!
Женщины заторопились к ручью: они садились на корточки там, где было глубже, закрывали лицо руками и с пугливыми вскриками окунались в воду, — так, что на поверхности плавали лишь их длинные волосы, — а потом выскакивали на берег.
Старухи подожгли хворост вокруг камня. И когда женщины вернулись от ручья, то старик вновь закричал:
— Вот вам третье: пройдите сквозь огонь!
Тут женщины принялись бегать вокруг камня и проворно перепрыгивать через костры. А старик тем временем перерезал козлам горло, и кровь их стекала по камню с разных сторон. И в это самое время он начал бормотать свои колдовские заклинания. Женщины должны были обежать вокруг камня девять раз и лизнуть кровь, которая вернет им жизненную силу и поможет зачать.
Луна скрылась за большой тучей, но при свете костров было видно, как женщины все продолжают скакать вокруг камня. И вдруг все услышали какое-то пение, но слов было разобрать невозможно. И едва луна показалась снова, люди увидели, что к камню направляется не кто иной, как магистр. Он незаметно для стражи переправился через ручей, ибо стражники в темноте повернулись лицом к камню, чтобы поглазеть на скачущих женщин. Ивовыми прутами магистр связал две березовые ветки, смастерив таким образом крест; и теперь он нес его, подняв перед собой, быстро двигаясь к камню.
Старухи закричали что было сил, — как от страха, так и от злобы, — а старикашка на камне вскочил как сумасшедший, с окровавленным ножом в руках, и заревел. Женщины остановились, не зная что им делать. Но магистр прошел сквозь их кольцо, поднял крест перед самым стариком и воскликнул:
— Сгинь, сатана! Именем Иисуса Христа, прочь, нечистый дух!
Старик выглядел напуганным, когда магистр поднял перед ним крест; он отшатнулся в сторону, нога у него подвернулась, и он опрокинулся на спину и скатился с камня, сломав себе шею.
— Он убил нашего священника! — заголосили старухи.
— Здесь я священник, — закричал им в ответ магистр, — и получше его.
Послышались чьи-то шаги, и кто-то суровым тоном спросил, почему здесь такой шум. Магистр задрожал всем телом. Он вцепился в свой крест двумя руками и повернулся спиной к камню. Прижав крест к себе, он закрыл глаза и быстро, монотонно забормотал:
— Я готов. Христос и все святые мученики, возьмите меня с собой и даруйте мне вечное блаженство. Я готов. Я готов.
Стражники оставались на своих местах, невзирая на крики старух. Ведь они находились здесь, чтобы следить за тем, как бы кто-то из жителей Гёинге или Финведена, напившись, не заявился сюда проказничать с женщинами. Да и самим им не подобало у всех на виду приближаться к обнаженным замужним женщинам, ибо все это могло привести к распре между мужчинами.
Подошедший к камню человек был из лагеря жителей Веренда: он был высоким и видным собой и, похоже, не боялся присутствия обнаженных женщин. На нем были шляпа с широкими полями, синее платье из дорогого сукна и красный щит на ремне. Меч его висел у широкого серебряного пояса. Женщины испугались, пытаясь хоть как-то прикрыться. Некоторые из них обтерли себе рот травой. Но все оставались на своих местах.
Незнакомец взглянул на них и кивнул головой.
— Вам не надо меня бояться, — сказал он дружелюбно. — Я вовсе не охоч до женщин, разве что весной. И тогда уже для тех, кто окажется со мной в одной постели, не нужно будет прыгать через огонь. Одного не буду отрицать: когда я вижу вас вблизи, могу побиться об заклад, что многие из вас гораздо краше нагишом, нежели в платье. Но кто этот жалкий цыпленок, очутившийся в таком обществе? Ему как будто несладко в вашем присутствии?
— Это христианский священник! — закричали женщины. — И он убил нашего Властелина.
— Да, священники созданы для того, чтобы браниться друг с другом, я всегда говорю об этом, — проговорил спокойно человек и подошел к мертвецу. Он постоял, заложив руки за пояс и глядя на старика, а потом перевернул его кончиком ноги.
— Дохлый, как селедка, — сказал он. — Вот и лежишь ты теперь здесь, Властелин, со всеми твоими чародействами и заклинаниями. Не думаю, что тебя будут оплакивать многие. Ты был просто старым злобным паршивцем, и я не раз повторял тебе это. Хотя никто не может отрицать, что ты был искусен в своем ремесле и учен. Теперь же ты отправился к троллям, туда тебе и дорога. Ведь боги прогонят тебя прочь, если ты попытаешься пробраться к ним. А вы что же, милые женщины, так и будете стоять неодетыми в холодную ночь? Для ваших животов это не пойдет на пользу.
— Мы не успели сделать все, как полагается, — ответили они. — Нам остается пробежать вокруг камня еще столько же. Но как нам быть, если наш священник мертв? Что же, нам так и уйти ни с чем, и это после всех наших стараний? Прямо не знаем, что делать.
— Как есть, так и есть, — сказал им человек, — и не надо об этом горевать. Скажу вам, что есть лекарство получше ваших древних заклинаний у камня. Когда мои коровы ходят яловыми, я меняю быков. Обычно это помогает.
— Нет, нет, — жалобно запричитали женщины, — ты не прав! Ты не прав! Мы не такие уж глупые, как ты думаешь. И нам оставалось только это средство.
Человек расхохотался, обернулся к магистру и схватил его.
— Я стою и занимаюсь болтовней, — сказал он, — хотя всем известно, что я самый смышленый из наших мужчин. Старый священник мертв, но у нас вместо него оказался христианский. Как бы то ни было, все священники одинаковы. Поверьте мне, уж я — то их повидал.
И он приподнял магистра за голову и одну ногу и забросил его на камень.
— А ну-ка, — сказал он, — посмотрим, что ты за священник. Открывай свой рот и покажи, на что ты способен. Только знай, что ты должен постараться, и тогда мы решим, жить тебе или умереть. Ты должен помочь этим женщинам из Веренда, которые хотят иметь детей. Произнеси же самые сильные свои заклинания, чтобы у них сразу родились двойняшки.
Магистр дрожал, зубы его стучали, когда он оказался на вершине камня. Но человек внизу достал меч из ножен, и вид его был грозен. А потому магистр поднял над собой крест и начал усердно молиться. И с каждым словом голос его звучал все увереннее.
Незнакомец послушал его и кивнул головой.
— Да, это настоящий священник, — сказал он. — Я слышал подобные молитвы и раньше, и в них много силы. Начинайте же все заново, пока священник не устал и костры не потухли.
Женщины вновь приободрились и начали прыгать через огонь. И когда магистр совсем осмелел, он склонил над женщинами крест, в то время как они приблизились к камню, чтобы лизнуть кровь, и благословил их самыми прекрасными и дивными словами. Женщины затрепетали, когда увидели перед собой крест. Но все они были согласны с тем, что священник этот хороший и что они чувствуют святую силу, исходящую от него, лучше, чем от Властелина.
На тинг съезжались хёвдинги и избранные представители земель Финведена и Веренда, и всех селений Геинге. Начинался тинг, и обычно он длился несколько дней. Ибо даже когда царил мир, нужно было решать много вопросов: улаживать споры об охоте в лесу и выпасе скота, рассматривать убийства, которые произошли на этой почве; вникать в тяжбы о кражах скотины, о похищении женщин и насильственном уводе чужих рабов. Все это тщательно рассматривалось и обсуждалось у Скалы закона, в присутствии разумных людей с обеих сторон. Иногда постановляли отплатить убийством за убийство, похищением за похищение, а иногда заставляли платить выкуп. Но когда распря становилась безнадежной и дело никак не могли уладить, тогда прибегали к поединку между противниками прямо здесь же, перед камнем. На это смотрели как на лучшее развлечение, и считалось даже, что плох тот тинг у камня Крака, когда по меньшей мере трое убитых не уносилось с поля боя. Чаще всего именно такой тинг надолго запоминался участникам, и они, довольные, разъезжались по домам и рассказывали потом об этом своим родичам и домочадцам.
На тинге велась бойкая торговля рабами, оружием и быками, ковким железом и сукном, кожами, воском и солью, так что сюда прибывали даже купцы из Хедебю и Готланда. С незапамятных времен бывало, что и королевские посланники тоже приезжали на тинг, — как от данов, так и от Упсальского короля: они защищали на тинге королевское право и выслеживали смутьянов. Однако свободные бонды убивали таких посланцев, а их головы выставлялись напоказ, а потом отсылались назад, домой; таким образом королей предупреждали, что крестьяне приграничных земель управятся сами со своими делами. Порой можно было увидеть на тинге и конюших или морских хёвдингов от ярлов из Сконе и Вестергетланда: они занимались тем, что вербовали себе добрых воинов для плавания в чужеземные страны.
Вот почему тинг у камня Крака был для всех окрестных жителей большим торжеством, и часто даже люди вели счет времени от тинга к тингу.
Как говорили, камень этот был поставлен в давние времена Хрольвом Краке, когда тот проезжал через эти земли. И никто потом, — ни конунги, ни простые бонды, — не осмеливался передвигать этот камень, который служил границей между землями данов и свеев. Это был огромный, высокий камень, целая глыба, которую в состоянии были поставить лишь силачи былых времен. Камень стоял на холме, видный всем, под сенью боярышника, который, как считалось, был священным деревом и столь же древним, как и сам камень. Вечером накануне тинга, по обычаю, жители Веренда приносили в жертву у камня двух козлов, и кровь их стекала прямо на землю. Считалось, что эта кровь придает жизненную силу дереву, и то же самое происходит, когда под ним на поединке проливается человеческая кровь. Именно потому боярышник, несмотря на свой возраст, продолжал цвести пышным; цветом на следующий год после тинга. Правда, цветением боярышника могли насладиться немногие: лишь птицы на ветках, орлы, коршуны да рыскающие вокруг дикие звери. Ибо вокруг камня Крака на много миль окрест лежала безлюдная земля.
Когда Орм снаряжался в дорогу, — ехать на тинг, — к нему в Овсянку прибыли многие люди, чтобы сопровождать его: и Гудмунд с Совиной Горы, и Черный Грим, и другие. Раппа он оставил дома, присматривать за хозяйством, и взял с собой обоих священников и двух из своих: людей. Все женщины дружно жалели магистра, который отправлялся в рабство, но тот говорил, что так тому и быть. Оса с Ильвой сшили ему новое платье и кожаные штаны. Орм счел, что в таком славном наряде его легче будет обменять, так что не поскупился.
— Вы не надейтесь, что ему долго придется изнашивать эту одежду, — сказал он женщинам.
Торгунн пришла попрощаться и принесла берестяной кузовок, с едой на дорогу, которую она приготовила для магистра, Рапп нехорошо усмехнулся при виде кузовка, но Торгунн решительно заявила, что делает это в благодарность за помощь тогда, с коленом, и еще чтобы получить благословение у священника. Бледный магистр оседлал своего коня и благословил и ее, и всех остальных добрыми словами, так что женщины даже прослезились. Брат Виллибальд, тоже верхом, произнес молитву о благоприятном путешествии, о защите от диких зверей и лихих разбойников и прочих опасностей, и после этого вся многочисленная свита, бряцая оружием, тронулась в путь.
Они добрались до камня уже в сумерках и разбили свой лагерь в обычном для жителей Гёинге месте, у ручья, который протекал меж кустарников и березок к югу от камня. Там еще виднелись следы их пребывания на прошлом тинге. За ручьем разбили лагерь жители Финведена, и с их стороны доносились шум и крики. Для них более, чем для других, было невыносимо сидеть у камня Крака без единой капли пива, и потому среди них издавна повелось, что они приезжали на тинг уже навеселе. Жители Гёинге и Финведена встали лагерем подальше от ручья и выходили к нему только затем, чтобы напоить лошадей или наполнить котлы. Считалось, что лучше будет, если они не будут тесниться у ручья без особой нужды, когда на тинге должен царить мир.
Последними к камню приезжали жители Веренда. Взглянув на них, можно было заметить, что их род не похож на остальные. Это были рослые мужчины, с серебряными серьгами в ушах и с мечами у пояса, которые были гораздо длиннее и тяжелее, чем у других. Они брили себе подбородок, и по краям рта у них свисали длинные усы. Смотрели они равнодушно, а речь их была немногословной. Соседи их поговаривали, что они столь высокомерны, потому что правят ими их женщины, но они не желают признаваться в этом перед чужаками. И мало кто осмеливался разузнать об этом подробнее у них самих.
Жители Веренда встали лагерем у рощицы, к востоку от камня, там, где ручей был шире всего. Они держались на расстоянии от всех остальных, и так им было лучше. Только они одни привезли с собой на тинг женщин. Ибо среди жителей Веренда существовало древнее поверье, что лучшее лекарство от женского бесплодия — это камень Крака. И здесь эти женщины проделывали то, что предписывал им старинный обычай. Молодые замужние женщины, которые никак не могли родить своим мужьям детей, всегда стремились попасть на тинг. И то, что они задумали совершить, происходило теперь здесь, в полнолуние. В этот вечер именно жители Веренда распоряжались камнем, и всем было известно, что они позаботятся о том, чтобы никто из чужих не видел, чем занимаются их жены с появлением луны. Если же когда-либо случалось, что кто-то из любопытства подходил к камню Крака поближе, пока там были женщины, тот получая, удар копьем или мечом, прежде чем успевал разглядеть, что же там происходит. Между тем особенно любознательные парни из Гёинге или даже Финведена, которые были трезвее, чем другие, уже заранее, предвкушали то, что они смогут лицезреть. И едва луна показалась из-за леса, как некоторые из них влезли на дерево, откуда им хорошо видно, а другие подобрались сквозь кусты настолько близко к камню, насколько им позволяла их смелость.
Брату Виллибальду все это крайне не нравилось. И больше всего, он был недоволен тем, что молодые парни из дружины Орма, которые отказались креститься на тогдашнем пиру, а потом лишь изредка захаживали к нему в церковь, столь же жадно хотели посмотреть на ворожбу около камня.
— Все это дела дьявола, — говорил он им, — и я слышал, что эти женщины бегают вокруг камня, бесстыдно раздевшись донага. Каждый крещеный человек должен вооружиться силой Христовой перед лицом этакой мерзости. Лучше было бы, если бы вы обтесали топором себе крест и воздвигли его у костра, чтобы оградить себя этой ночью от всякого лукавства. Сам-то я уже достаточно стар и все равно плохо вижу между деревьями.
В ответ на это он услышал, что никакие кресты и крещения мире не заставят этих парней отказаться от того, чтобы подсмотреть, что именно будут делать женщины из Веренда.
Магистр Райнальд сидел рядом с Ормом, возле котла с едой. Он съежился, поник головой и покачивался из стороны в сторону. Как и остальным, ему дали хлеба и жареной баранины, но он будто не хотел есть. С ним так бывало обычно, когда он размышлял над своими содеянными грехами. Но услышав слова брата Виллибальда, он поднялся со своего места.
— Дайте мне топор, — сказал он. — Я хочу сделать крест.
Люди у костра засмеялись и начали спрашивать его, действительно ли он способен на такой подвиг. Но Орм сказал:
— Хорошо, если ты попробуешь сделать это. Может, тебе это будет полезнее, чем сидеть на дереве.
Магистр взял топор и отправился на поиски подходящих веток для креста.
Луна скрылась за тучами, и стало совсем темно. Однако самые любопытные все равно успели рассмотреть, что делают у камня. А там собралось много мужчин. Одни вырезали из земли кусок дерна, широкий и длинный; затем они приподняли его и подперли шестами. Другие носили хворост, складывая его в четыре большие кучи вокруг камня. Когда все было готово, мужчины взяли оружие и вышли вперед, повернувшись лицом в сторону жителей Гёинге и Финведена, оставаясь на своих местах и охраняя камень, заслонив его спиной. А некоторые мужчины направились вниз, к ручью.
Послышалось блеяние. Из лагеря жителей Веренда к камню шли четыре пожилые женщины, ведя за собой двух козлов. А с ними — низенький, лысый старичок с белоснежной бородой и совсем согбенный. Он нес в руках длинный нож. За ним следовала толпа женщин, закутанных в плащи.
Подойдя к камню, они связали козлам ноги длинными ремнями. А потом общими усилиями подтянули козлов на вершину камня с противоположных сторон и закрепили ремни так, что козлы теперь свисали с камня наискосок, и головы их болтались с разных сторон. Маленький старикашка кричал, размахивая руками, пока козлов не привязали именно так, как он хотел. И когда наконец все было готово, его самого с большими хлопотами водрузили на камень. Он прихватил с собой нож и восседал теперь верхом на камне, рядом с козлами. Он воздел руки кверху и зычным голосом выкрикнул молодым женщинам:
— Вот первое: пройдите сквозь землю!
Женщины закудахтали между собой, затолкались. Наконец они осмелились сбросить с себя плащи и остались нагишом. Они гуськом двинулись к дерну, нависающему над ними с шестов, и начали проползать под ними, одна за другой. Со стороны лагеря Финведена раздался треск, разрывая собой тишину ночи, потом послышались вопли и стоны, вперемежку с хохотом. Дело в том, что старое склоненное дерево, на которое взобралось слишком много народу, надломилось под такой тяжестью и увлекло некоторых в своем падении за собой. Но женщины продолжали проползать под дерном, пока все до единой не покончили с этим. Тогда старик вновь поднял руки и закричал:
— Вот вам второе: пройдите сквозь воду!
Женщины заторопились к ручью: они садились на корточки там, где было глубже, закрывали лицо руками и с пугливыми вскриками окунались в воду, — так, что на поверхности плавали лишь их длинные волосы, — а потом выскакивали на берег.
Старухи подожгли хворост вокруг камня. И когда женщины вернулись от ручья, то старик вновь закричал:
— Вот вам третье: пройдите сквозь огонь!
Тут женщины принялись бегать вокруг камня и проворно перепрыгивать через костры. А старик тем временем перерезал козлам горло, и кровь их стекала по камню с разных сторон. И в это самое время он начал бормотать свои колдовские заклинания. Женщины должны были обежать вокруг камня девять раз и лизнуть кровь, которая вернет им жизненную силу и поможет зачать.
Луна скрылась за большой тучей, но при свете костров было видно, как женщины все продолжают скакать вокруг камня. И вдруг все услышали какое-то пение, но слов было разобрать невозможно. И едва луна показалась снова, люди увидели, что к камню направляется не кто иной, как магистр. Он незаметно для стражи переправился через ручей, ибо стражники в темноте повернулись лицом к камню, чтобы поглазеть на скачущих женщин. Ивовыми прутами магистр связал две березовые ветки, смастерив таким образом крест; и теперь он нес его, подняв перед собой, быстро двигаясь к камню.
Старухи закричали что было сил, — как от страха, так и от злобы, — а старикашка на камне вскочил как сумасшедший, с окровавленным ножом в руках, и заревел. Женщины остановились, не зная что им делать. Но магистр прошел сквозь их кольцо, поднял крест перед самым стариком и воскликнул:
— Сгинь, сатана! Именем Иисуса Христа, прочь, нечистый дух!
Старик выглядел напуганным, когда магистр поднял перед ним крест; он отшатнулся в сторону, нога у него подвернулась, и он опрокинулся на спину и скатился с камня, сломав себе шею.
— Он убил нашего священника! — заголосили старухи.
— Здесь я священник, — закричал им в ответ магистр, — и получше его.
Послышались чьи-то шаги, и кто-то суровым тоном спросил, почему здесь такой шум. Магистр задрожал всем телом. Он вцепился в свой крест двумя руками и повернулся спиной к камню. Прижав крест к себе, он закрыл глаза и быстро, монотонно забормотал:
— Я готов. Христос и все святые мученики, возьмите меня с собой и даруйте мне вечное блаженство. Я готов. Я готов.
Стражники оставались на своих местах, невзирая на крики старух. Ведь они находились здесь, чтобы следить за тем, как бы кто-то из жителей Гёинге или Финведена, напившись, не заявился сюда проказничать с женщинами. Да и самим им не подобало у всех на виду приближаться к обнаженным замужним женщинам, ибо все это могло привести к распре между мужчинами.
Подошедший к камню человек был из лагеря жителей Веренда: он был высоким и видным собой и, похоже, не боялся присутствия обнаженных женщин. На нем были шляпа с широкими полями, синее платье из дорогого сукна и красный щит на ремне. Меч его висел у широкого серебряного пояса. Женщины испугались, пытаясь хоть как-то прикрыться. Некоторые из них обтерли себе рот травой. Но все оставались на своих местах.
Незнакомец взглянул на них и кивнул головой.
— Вам не надо меня бояться, — сказал он дружелюбно. — Я вовсе не охоч до женщин, разве что весной. И тогда уже для тех, кто окажется со мной в одной постели, не нужно будет прыгать через огонь. Одного не буду отрицать: когда я вижу вас вблизи, могу побиться об заклад, что многие из вас гораздо краше нагишом, нежели в платье. Но кто этот жалкий цыпленок, очутившийся в таком обществе? Ему как будто несладко в вашем присутствии?
— Это христианский священник! — закричали женщины. — И он убил нашего Властелина.
— Да, священники созданы для того, чтобы браниться друг с другом, я всегда говорю об этом, — проговорил спокойно человек и подошел к мертвецу. Он постоял, заложив руки за пояс и глядя на старика, а потом перевернул его кончиком ноги.
— Дохлый, как селедка, — сказал он. — Вот и лежишь ты теперь здесь, Властелин, со всеми твоими чародействами и заклинаниями. Не думаю, что тебя будут оплакивать многие. Ты был просто старым злобным паршивцем, и я не раз повторял тебе это. Хотя никто не может отрицать, что ты был искусен в своем ремесле и учен. Теперь же ты отправился к троллям, туда тебе и дорога. Ведь боги прогонят тебя прочь, если ты попытаешься пробраться к ним. А вы что же, милые женщины, так и будете стоять неодетыми в холодную ночь? Для ваших животов это не пойдет на пользу.
— Мы не успели сделать все, как полагается, — ответили они. — Нам остается пробежать вокруг камня еще столько же. Но как нам быть, если наш священник мертв? Что же, нам так и уйти ни с чем, и это после всех наших стараний? Прямо не знаем, что делать.
— Как есть, так и есть, — сказал им человек, — и не надо об этом горевать. Скажу вам, что есть лекарство получше ваших древних заклинаний у камня. Когда мои коровы ходят яловыми, я меняю быков. Обычно это помогает.
— Нет, нет, — жалобно запричитали женщины, — ты не прав! Ты не прав! Мы не такие уж глупые, как ты думаешь. И нам оставалось только это средство.
Человек расхохотался, обернулся к магистру и схватил его.
— Я стою и занимаюсь болтовней, — сказал он, — хотя всем известно, что я самый смышленый из наших мужчин. Старый священник мертв, но у нас вместо него оказался христианский. Как бы то ни было, все священники одинаковы. Поверьте мне, уж я — то их повидал.
И он приподнял магистра за голову и одну ногу и забросил его на камень.
— А ну-ка, — сказал он, — посмотрим, что ты за священник. Открывай свой рот и покажи, на что ты способен. Только знай, что ты должен постараться, и тогда мы решим, жить тебе или умереть. Ты должен помочь этим женщинам из Веренда, которые хотят иметь детей. Произнеси же самые сильные свои заклинания, чтобы у них сразу родились двойняшки.
Магистр дрожал, зубы его стучали, когда он оказался на вершине камня. Но человек внизу достал меч из ножен, и вид его был грозен. А потому магистр поднял над собой крест и начал усердно молиться. И с каждым словом голос его звучал все увереннее.
Незнакомец послушал его и кивнул головой.
— Да, это настоящий священник, — сказал он. — Я слышал подобные молитвы и раньше, и в них много силы. Начинайте же все заново, пока священник не устал и костры не потухли.
Женщины вновь приободрились и начали прыгать через огонь. И когда магистр совсем осмелел, он склонил над женщинами крест, в то время как они приблизились к камню, чтобы лизнуть кровь, и благословил их самыми прекрасными и дивными словами. Женщины затрепетали, когда увидели перед собой крест. Но все они были согласны с тем, что священник этот хороший и что они чувствуют святую силу, исходящую от него, лучше, чем от Властелина.