Но Уле наелся и сидел довольный, и ответил, что выход всегда найдется.
   — Сюда держат путь еще другие торговцы, — сказал он. — Вчера я как раз проходил мимо них, когда они отдыхали в Еклидене. Их одиннадцать человек и мальчик, и еще четырнадцать лошадей. У них есть и гвозди, и сукно, и соль. Они сказали, что едут через Длинные Бревна прямо в Смоланд. Мне они незнакомы, хотя я думал, что знаю всех людей в этих краях; но я старею, а здесь появляются новые люди. Они направляются сюда, это я знаю точно. Ибо их хёвдинг расспрашивал о тебе, Орм.
   Орм прилег было отдохнуть, но теперь вышел к старику послушать, что он говорит.
   — Обо мне? — спросил Орм. — Кто же этот человек?
   — Он назвался Эстен из Эрестада, из Финведена, и в этих краях он никогда раньше не бывал. Он долго странствовал по морю, был в чужеземных странах, а теперь занялся торговлей, чтобы с прибылью вернуться домой.
   — Почему же он спрашивал обо мне? — спросил Орм.
   — Он слышал, что ты знатный и богатый человек, а к таким людям торговцы любят наведываться. У него в тюках есть еще и серебряные украшения, как он сам сказал, а также хорошие стрелы и тетива.
   — И что же, он спрашивал только обо мне? — продолжал Орм.
   — Он хотел еще узнать, кто из других богатых людей живет в этих краях и кто покупает не торгуясь. Но больше всего разговоров велось о тебе, ибо он слышал о твоем богатстве.
   Орм помолчал немного, задумавшись.
   — Ты говоришь, их одиннадцать человек? — спросил он наконец.
   — И еще один мальчик, маленький. Чтобы охранять такую поклажу, нужны крепкие люди, а мальчик помогает с лошадьми.
   — Может быть, — сказал Орм, — но, пожалуй, хорошо оказаться предупрежденным вовремя, когда к тебе едут столь многочисленные незнакомцы.
   — Я не заметил в нем ничего плохого, — сказал Уле. — И он, вероятно, храбрец, ибо когда я сказал, что у тебя в доме живет священник, его это нисколько не смутило.
   Все рассмеялись.
   — Почему ты боишься священника? — спросил Орм.
   Но старик не нашел, что ответить; он только качал головой, с хитрым видом, и тихо бормотал, что он не так-то глуп и знает, что эти люди хуже троллей. Потом он заторопился в путь.
   — Через семь недель у меня будут крестины, — сказал ему Орм на прощанье. — И если ты еще будешь в этих местах, то милости просим, ибо может статься, что сегодня ты оказал мне добрую услугу.

Глава 3
О том, как пришли незнакомцы с солью и как король Свейн ошибся головой

   На следующий вечер обоз с незнакомцами подъехал к Овсянке. Пошел дождь, люди и лошади остановились у ворот, а один из путников выступил вперед и позвал Орма, прося о ночлеге. Собаки вовремя залаяли, и Орм вышел к воротам вместе с Раппом, священником и еще пятерыми слугами; все они были хорошо вооружены, кроме брата Виллибальда. Незнакомец, стоявший у ворот, был высоким худощавым человеком, закутанным в белый плащ. Он смахнул дождевые капли с лица и сказал:
   — Этакий дождь всегда некстати для торговцев, ибо ни тюки, ни кожаные сумки не спасают от него, а у меня соль и ткани: такой товар не терпит влаги. Хотя я и незнаком тебе, Орм, я прошу приютить меня и моих людей с поклажей. Я не какой-нибудь бродяга. Меня зовут Эстен сын Угге, я из Эрестада в Финведене, из рода Длинного Грима, а моим дядей был Спор Мудрый, о котором все слышали.
   Орм внимательно смотрел на него, пока тот говорил.
   — С тобой много людей, — сказал он.
   — А я иногда подумываю, что маловато, — ответил Эстен. — Ведь у меня ценная поклажа, а в этих краях быть торговцем небезопасно. Но до сих пор все шло благополучно, и да будет так и в дальнейшем; может статься, у меня найдется то, что ты или твоя жена захотят купить.
   — Ты крещеный? — спросил его брат Виллибальд.
   — Нет-нет, — поспешно ответил Эстен. — Ни я, ни остальные. Мы все честные люди.
   — Ты, наверное, не понимаешь, что говоришь, — строго сказал Орм. — Здесь все крещеные, и с тобой говорил священник Христов.
   — Об этом чужеземцу узнать не так-то легко, — уступчиво промолвил Эстен. — Теперь я припоминаю, что проводник сказал мне, что здесь на дворе имеется священник. Я совсем позабыл об этом, ибо тот человек больше всего рассказывал о тебе, Орм, о твоем гостеприимстве и доброй славе.
   Дождь усилился, и вдали послышались раскаты грома. Эстен посматривал на свой обоз и казался озабоченным.
   Его люди в ожидании стояли возле лошадей, повернувшись спинами к ветру и надвинув капюшоны на головы, а дождь падал сплошной завесой.
   Рапп усмехнулся.
   — Похоже, можно будет купить теперь соль по дешевой цене, — сказал он.
   А Орм проговорил:
   — Наверное, ты из славного рода, смоландец, и я не хочу подозревать тебя в злом умысле; однако одиннадцать вооруженных людей, которые хотят заночевать в моем доме, — это многовато, хотя мне и не хочется быть нерадушным хозяином. Думаю, ты не обидишься на меня за то, что я говорю тебе это. Выбирай сам: либо поезжай дальше и ищи себе ночлега в другом месте, либо переночуй у меня в бане, со своими людьми и всем прочим, но оружие вам придется отдать мне здесь же, у ворот.
   — Непростые условия, — сказал Эстен, — ибо тем самым я вручаю и себя, и свое богатство в твои руки, а такое вряд ли кто захочет сделать. Но мне кажется, ты человек честный, чтобы замышлять что-то плохое, и выбирать не приходится. Так что пусть будет так, как ты сказал.
   И с этими словами он снял свой меч и оставил его, крикнув своим людям, чтобы они поторопились перетащить поклажу под крышу. Все засуетились, снимая с себя оружие, прежде чем войти на двор. Лошадей стреножили на лужке у речки, ибо там в это время года волки им не угрожали.
   Когда все разместились, Орм предложил незнакомцам еду и пиво. А потом он договорился с Эстеном и о соли, и о сукне, и увидел, что тот порядочный торговец, который не просит за свои товары немыслимую цену, а действует весьма разумно.
   Все единодушно выпили за покупку, а потом Эстен и его люди сказали, что слишком утомились за долгий день; они поблагодарили за угощение и отправились спать.
   Непогода усилилась, и через некоторое время послышалось мычание коров, которые стояли в загоне возле дома. Рапп вместе со скотником вышли посмотреть, в чем там дело. Было темно, лишь изредка сверкала в небе молния, и Рапп со скотником обошли вокруг загона и убедились, что все в целости и сохранности. Как вдруг из темноты их позвал тоненький голос:
   — Это ты, Рыжий Орм?
   — Нет, — ответил Рапп. — Но я его друг. Чего ты хочешь от него? При свете молнии он увидел, что это маленький мальчик, который пришел сюда вместе с торговцами.
   — Я хочу узнать, что он даст мне за свою голову? — сказал мальчик. Рапп быстро нагнулся и схватил его за руку.
   — А ты что за птица? — сказал он.
   — Если я все расскажу ему, то, может, он подарит мне что-нибудь, — с жаром произнес мальчик. — Эстен продал голову Орма королю Свейну, и теперь пришел сюда за тем, чтобы добыть эту голову.
   — Пойдем, — сказал Рапп.
   Они поспешили к дому. Орм лежал одетый, по причине непогоды и незнакомцев на дворе, и как только он услышал рассказ мальчика, ему сразу все стало ясно. Он запретил зажигать в доме свет и быстро надел на себя кольчугу.
   — Значит, они меня обманули? — сказал он. — Но ведь их оружие у меня.
   — У них в тюках спрятаны мечи и топоры, — сказал мальчик. — И они говорят, что твоя голова стоит того, чтобы за нее побороться. Но я от них ничего не получу, и они выгнали меня под дождь присмотреть за лошадьми, но они просчитаются: я не принадлежу к ним. Наверное, они скоро придут сюда.
   Все люди Орма оделись и взяли в руки оружие. Вместе с Ормом и Раппом их было девять, но некоторые из них — старики, и на них нельзя было особенно рассчитывать в бою.
   — Будет лучше, если мы сразу окажемся у них под дверью, — сказал Орм. — Может, мы даже сумеем подпалить их в бане.
   Рапп выглянул за дверь.
   — Нам повезло, — сказал он. — Небо проясняется. И если они захотят выйти, мы забросаем их копьями.
   Дождь прекратился, и среди туч показалась луна. Ильва провожала мужчин, когда они выходили во двор.
   — Только бы все уладилось, — говорила она.
   — Не бойся, — сказал Орм, — согрей-ка пока нам браги. Когда мы вернемся, она может понадобиться.
   Люди бесшумно направились через двор к бане, мимо дровяного сарая. И только они приблизились к ней, как дверь тихо отворилась, и на пороге показались вооруженные люди. Орм сразу же метнул в них свое копье, но видно было плохо; послышались воинственные крики, в двери возникла давка, пока чужеземцы спешили выйти наружу. Орм нагнулся и схватил колоду, стоявшую возле дровяного сарая; он поднял ее вверх, хотя руки у него дрогнули, и изо всех сил швырнул ее в дверной проем. Впереди стоящим удалось увернуться, но остальные с криками повалились наземь.
   — Удар что надо, — одобрил Рапп.
   Чужеземцы оказались храбрыми людьми, несмотря на то, что дело приняло несколько иной оборот, нежели они ожидали; все они повскакали на ноги и кинулись вперед. Завязался жестокий бой, и все оказались в полной неразберихе; ибо как только луна спряталась за тучи, стало и вовсе нелегко различить, где друг, а где враг. Орм бился сразу с двоими и поверг одного из них; но второй противник, низенький, кряжистый и широкоплечий, продолжал наскакивать на Орма, выставив голову вперед, как кабан; он повалил его наземь и ударил в ногу длинным ножом. Орм выпустил меч из рук и вцепился противнику в горло; он отвел от себя другой рукой нож и сопротивлялся, как только мог; так и катались они по мокрой от дождя земле, ибо враг Орма был с короткой шеей, сильный, как медведь, и увертливый, словно тролль. В конце концов оба они оказались у стены бани; Орм уперся в нее ногами и усилил хватку, — так, что второй захрипел; потом в голове у него хрустнуло, и он замер. Орм поднялся с земли и принялся искать свой меч, огорченный из-за полученной раны в ноге; рана мешала ему двигаться, и вместе с тем он услыхал, как кто-то из его людей зовет на помощь.
   А потом раздался собачий лай, и он заглушил собой звуки битвы; брат Виллибальд, с копьем в руке, бросился вокруг дома с большими собаками, которых он спустил с цепи. Собаки стремглав понеслись вперед, с пеной на морде, и прыгнули прямо на незваных гостей; чужеземцы перепугались, ибо собаки эти были каждая размером с четырехмесячного теленка. Люди кинулись к речке, а за ними по пятам гнались собаки и воины Орма; двое погибли, а еще трое утонули в реке. Орм сильно хромал; он тревожился, что Эстен мог оказаться среди утонувших; но когда он вернулся на двор, то увидел, что Рапп сидит на бревне, опершись на топорище, и разглядывает человека, который лежал, вытянувшись перед ним.
   — А вот и сам торговец, — сказал Рапп, увидев Орма. — Но жив он еще или нет, — этого я сказать не могу — Одно только знаю: он был храбрым воином.
   Эстен лежал на спине, бледный и окровавленный, и шлем его был разбит топором. Орм присел рядом с Раппом и посмотрел на убитого врага; и при взгляде на него он так приободрился, что и думать забыл о своей ране. На двор выбежали Ильва и Оса, радостные и боязливые одновременно, и начали уговаривать Орма пойти в дом, чтобы перевязать рану; но тот все сидел, глядя на Эстена, и бормотал что-то себе под нос. А потом промолвил:
 
Знаю я, что дар достойный
я вручу королю Свейну.
Голову король получит,
но не Орма, а торговца.
 
   К Орму подошел брат Виллибальд и, осмотрев его рану, приказал ему немедленно самому идти в дом или прибегнуть к помощи Раппа и женщин. Затем священник склонился над Эстеном и посмотрел на рану, нанесенную топором Раппа.
   — Он еще жив, — сказал он. — Но сколько протянет, не знаю.
   — Его голову я пошлю королю Свейну, — сказал Орм.
   Но брат Виллибальд строго возразил, что не потерпит такого безумия и что Эстена следует внести в дом, как и других раненых.
   — Мне предстоит много потрудиться, — прибавил он. Виллибальд был решительным человеком, но всего решительнее он оказывался там, где дело касалось больных и раненых; никто не осмеливался перечить ему. Все, кто мог, сразу же начали помогать переносить раненых со двора в дом.
   После того, как рана Орма была обработана и перевязана, сам он впал в оцепенение; ибо он потерял слишком много крови. На следующий день Орм, против своих ожиданий, почувствовал себя лучше; он с радостью думал о том, как все разрешилось, и сказал, что маленький мальчик отныне может поселиться у него, и относиться к нему здесь будут как к родичу. Теперь он увидел, что в битве потерял двух своих людей, а кроме того, еще двое были ранены, а также одна из собак. Но с помощью Божией они должны поправиться, как сказал брат Виллибальд: и люди, и собака. Орм горевал над убитыми, но могло быть и хуже. Из чужеземцев в живых оставались Эстен и еще двое, а трое утонули в речке. В самой бане были найдены двое, которых прибило колодой; один был мертв и лежал с переломанными ребрами, а второй оказался со сломанной ногой. Отец Виллибальд разрешил перенести всех раненых в церковь и положить их на солому, за ними был хороший уход, и было заметно, что священник с любовью исполняет свой долг перед этими людьми. Ибо в последнее время ему приходилось не так часто упражняться во врачебном искусстве, и потому время казалось ему иногда слишком однообразным.
   Орм очень скоро поднялся на ноги. А в один прекрасный день к обеду вышел брат Виллибальд, радостнее, чем обычно, и сообщил, что даже Эстен, с его-то тяжелыми ранами, идет теперь на поправку. Рапп только покачал головой, услышав это.
   — Значит, я орудую топором хуже, чем думал, — молвил он.
   Да и сам Орм полагал, что этой новости особенно радоваться нечего.

Глава 4
О том, как Орм проповедовал перед торговцем солью

   Бой в Овсянке стал вскоре известен во всей округе; и Гудмунд с Совиной Горы с дальними соседями, которых Орм раньше и не видел, приехал навестить победителей и разузнать, как обстояло дело. Они угощались пивом у Орма и шумно радовались подробностям битвы. Вот доброе дело, кричали они, которое не посрамит старую славу нашего края. Гости нахваливали также и собак и изъявляли желание купить от них щенков; а при виде соли, сукна и прочего добра, добытого Ормом, они даже расстроились, что такая удача выпала не им. Поладили они также и в покупке лошадей; ведь у Орма было теперь лошадей больше, чем достаточно, и он особенно не торговался о цене этой добычи. А потом силачи из числа гостей попробовали поднять колоду; и хотя собравшиеся вспоминали имена славных воинов, живших раньше, о которых они сами слышали в детстве и которые легко справлялись с тяжестями и побольше, все равно никто не сумел повторить бросок Орма. А Орм расхаживал среди гостей в благодушном настроении и утешал их, говоря, что не стоит им огорчаться чрезмерно.
   — Я и сам вряд ли смогу повторить это еще раз, — приговаривал он. — Если, конечно, не рассержусь как следует.
   Все интересовались судьбой Эстена и непрестанно расспрашивали, для чего это Орм сохранил ему жизнь. Нож в горло, в один голос говорили все, вот лучшее средство для таких молодцов; и все всерьез предупреждали Орма не искать хлопот на свою голову и не отпускать этого человека живым. Плохо это может кончиться, уговаривали гости хозяина, ведь всем известно, какими злопамятными бывают смоландцы. Некоторые из собравшихся хотели войти в церковь, чтобы взглянуть на этого человека и поговорить с ним; имхотелось спросить у него, что он теперь думает о головах жителей Геинге. Однако брат Виллибальд держал дверь на запоре и не дал себя уговорить. Они войдут в церковь в свое время, если Богу будет угодно, сказал он. Но не с тем, чтобы издеваться над раненым, который едва может приподнять голову с подушки.
   Так что гостям придется с этим повременить; и прежде чем разъехаться по домам, они согласились, поднимая на прощание кружки, на том, что Орм — истинный хёвдинг среди жителей Геинге, плоть от плоти и кровь от крови Свейна Крысиный Нос, хотя он и принял святое крещение; и что они охотно придут ему на помощь, если из всего этого выйдет ссора.
   Орм подарил каждому меру соли, чтобы скрепить дружбу; и гости отправились в путь, покинув Овсянку, покачиваясь в седлах и галдя, словно сойки.
   Маленький мальчик перепугался, когда узнал о том, что Эстен идет на поправку; он решил, что для него это обернется плохо; ибо тогда, сказал он, Эстен убьет его. Но Орм пообещал, что с ним ничего не случится, и он может быть уверен в этом, что бы там ни думал Эстен. Мальчика звали Ульф, и он с самого начала был обласкан и Осой, и Ильвой, которые не знали, как отблагодарить его за ту неоценимую услугу, которую он им всем оказал. Оса собственноручно взялась сшить мальчику новую одежду; она вместе с братом Виллибальдом увидела Божий Промысел в том, что этот мальчик сделал для них, словно бы он был послан для их спасения. Они расспрашивали Ульфа, как получилось, что он оказался вместе с этими торговцами. И он рассказал им, что убежал от злого родича, жившего на побережье, у которого ему было очень плохо, а родители его утонули, ловя рыбу, когда мальчик был совсем маленьким. И торговцы использовали его как сторожа при лошадях.
   — Но они были очень жадными и плохо кормили меня, — сказал Ульф. — И мне приходилось воровать по дворам. А ночами я должен был присматривать за лошадьми, и если с ними что-то случалось, то меня награждали побоями. Хуже всего было то, что мне никогда не позволяли ехать верхом, как бы я ни уставал, идя вслед за обозом. И все же у них мне было лучше, чем раньше, хотя я сразу невзлюбил этого Эстена, и я рад, что теперь освободился от него. Ведь у вас я получил то, чего не имел раньше: еду и постель. И мне так хотелось бы остаться здесь, если вы меня не прогоните. Я вовсе не боюсь принять крещение, раз вы считаете, что так надо.
   Брат Виллибальд отвечал на это, что креститься, конечно, надо, в этом нет никаких сомнений, и он будет крещен, как только просветится Христовым учением. Ильва просила мальчика приглядывать за Оддни и Людмилой, которые бегали повсюду и даже добирались до речки, пугая всех до смерти. Мальчик справлялся со своими обязанностями прекрасно и повсюду ходил за девочками; это лучше, чем сторожить лошадей, решил он. Он умел искусно свистеть, подражая птицам, и обе сестрички полюбили его с первого взгляда. За живой нрав мальчика прозвали Ульф Весельчак.
   Эстен со своими людьми наконец поправились и могли уже двигаться; их поместили в баню, и сторожил их вооруженный человек, а брат Виллибальд пытался говорить с ними об учении Христа. Приходя к Орму, он рассказывал, что почва для семян Божественного учения слишком скудна, но ничего другого ожидать не приходится.
   — Я не честолюбец, — говорил он, — и не ищу себе награды; но конечно же, я почувствую себя вознагражденным за труды, если я окажусь первым, кому удастся привести смоландца ко святому крещению. Ибо это дело неслыханное; и радость на небесах будет великой. Но удастся ли мне окрестить именно этих людей, — не могу сказать точно: уж больно они озлоблены. Было бы хорошо, если бы ты, Орм, помог мне и сказал свое слово этому Эстену.
   Орм нашел, что священник поступает мудро, и решил помочь ему.
   — Обещаю тебе, — сказал он, — что все трое будут крещены, прежде чем покинут Овсянку.
   — Но сперва они должны прислушаться к моей проповеди, — возразил ему брат Виллибальд, — а они противятся этому.
   — Ничего, — ответил Орм, — тогда им придется послушать меня. Они вместе направились к бане, и здесь Орм и Эстен впервые увидели друг друга после стычки. Эстен лежал и дремал, но тотчас проснулся, как только те вошли в баню; голова его была вся в бинтах, и брат Виллибальд ежедневно менял их. Эстен сел, поддерживая голову руками, и взглянул на Орма.
   — Для меня это была хорошая встреча, — сказал ему Орм, — ибо голова моя оказалась покрепче твоей, и я должен еще благодарить тебя за все те богатства, которые ты оставил в моем доме. Хотя ты, наверное, рассчитывал на иное.
   — Все было бы иначе, — сказал Эстен, — если бы мальчишка не выдал нас.
   Орм расхохотался.
   — Занятно слышать слова о предательстве из уст такого, как ты. Но вот о чем я пришел спросить тебя. Ты пытался взять мою голову; а кто, по-твоему, имеет право теперь на твою?
   Эстен помолчал, а потом ответил:
   — Счастье изменило мне; здесь больше нечего прибавить.
   — И все же твое счастье изменило бы тебе еще больше, — сказал Орм, — если бы не вот этот святой отец, которому ты обязан своей жизнью. Когда я узнал, что король Свейн жаждет получить мою голову, мне пришло на ум отправить ему в подарок твою; но этот вот священник отговорил меня. Он спас тебе жизнь и исцелил твои раны, но на этом он останавливаться не хочет; его цель — освободить еще и твою злую смоландскую душу. Вот почему мы и решили крестить тебя и твоих людей. Тебе нечего возразить против этого, потому что голова твоя в моей власти, и я делаю с ней все, что захочу.
   Эстен мрачно смотрел на пришедших.
   — Мой род велик и могущественен, — ответил он, — и никто из моих родичей не оставался неотомщенным. Так что твоя затея будет дорого стоить тебе, знай это. И еще дороже — если ты будешь принуждать меня к постыдным вещам.
   — Да никто тебя и не принуждает, — сказал Орм, — ты сам можешь выбрать, что ты желаешь. Хочешь ли ты, чтобы тебе окропили водой голову, ведь этот святой отец желает тебе только добра? Или ты хочешь, чтобы я засунул твою голову в мешок и послал королю Свейну? Обещаю тебе, что я позабочусь о доставке, так чтобы твоя голова дошла в хорошем виде и король узнал бы, кому она принадлежала. Возможно, лучше всего посолить ее, ибо у меня теперь соли в избытке.
   — Никто из моего рода не был крещен, — продолжал Эстен. — Крещены были только наши рабы.
   — Тебе следовало бы знать, — сказал на это Орм, — что сам Христос говорил, что всем надо креститься, и смоландцам тоже. Спроси вот у брата Виллибальда.
   — Он говорил так, — подхватил Виллибальд. — Идите в мир и несите Благую весть всем народам и крестите их. И Он сказал вот еще что: тот, кто верует и крестится, тот спасен будет; а тот, кто не верует, пойдет в царство смерти богини Хель.
   — Послушай-ка, что я тебе еще скажу, — добавил Орм:
 
К богине Хель пойдешь ты безголовым.
Или омоешься в святой воде.
 
   — Велик твой грех, и злоба твоя черна, — проговорил брат Виллибальд. — Но так обстоит дело со многими в этой стране. И если ты примешь святое крещение, то, может, будешь причислен к добрым; из милости Божией, когда Он придет с неба в своей славе и будет судить всех людей. А до того времени совсем недалеко.
   — И ты должен еще знать, — сказал Орм, — что когда ты будешь крещен, то рука Божия будет поддерживать тебя всегда в твоей жизни. А рука его сильна, и ты сам уже убедился в этом, когда посетил меня. У меня никогда так хорошо не шли дела, как после того, как я начал держаться учения Христова. Все, что тебе требуется, — это отречься от старых богов и сказать: нет Бога, кроме Бога, и Христос — пророк его.
   — Не пророк, а сын Божий, — строго поправил его брат Виллибальд.
   — Сын Божий, — поспешил поправиться Орм. — Так и есть. Я знаю это. Просто я заторопился, и язык мой повернулся неправильно, и все из-за того ложного учения, которого я держался у господина Альмансура из Кордовы, когда я служил у него в Андалусии. Но это было давно, и вот пошел уже четвертый год, как меня крестил святой епископ в Англии; и с тех пор Христос — моя главная сила. Он сокрушает моих врагов, так что против меня бессильны не только такие воины, как ты, но и сам король Свейн; и еще во многом другом помогает мне Бог. Я родился счастливым, но все равно вижу разницу до и после крещения.
   — Здесь я ничего не могу сказать, — ответил Эстен, — ты действительно удачливее меня.
   — Но стал-то я удачливее только после того, как крестился, — сказал Орм. — Ибо с самого начала, когда я знал только старых богов, часто терпел я большую нужду, а два года был я рабом на корабле Альмансура, прикованным железной цепью к скамье. Правда и то, что я завладел вот этим мечом, который ты видишь у меня; это самое мощное оружие, и даже Стюрбьерн, который лучше всех разбирается в мечах и который держал мой меч в руке, когда был у короля Харальда, сказал, что ничего лучше он в своей жизни не видывал; но вряд ли я могу назвать этот меч наградой за свои труды. Потом я держался учения андалусцев, как было приказано мне моим господином Альмансуром. И тогда я приобрел ожерелье, которое славилось своей ценностью. Но из-за этого ожерелья я получил смертельную рану в поединке у короля Харальда и чуть не умер, хотя на мне и была отличная андалусская кольчуга; и если бы мне не помог этот ученый священник, то я бы давно был мертв. И потом, наконец, я принял святое крещение и стал рабом Христовым. И вот тогда-то я и получил в жены дочь короля Харальда, и это главное из моих сокровищ. И теперь ты своими глазами увидел, как мне помогает Христос, когда ты пожаловал ко мне на двор со своим товаром. Так что если ты разумный человек, то должен понять: ты ничего не потеряешь при крещении, и наоборот, только многое приобретешь, даже если ты и не считаешь слишком большим приобретением то, что твоя голова останется у тебя на плечах.
   Это было самой длинной проповедью, которую когда-либо слышали из уст Орма; и брат Виллибальд сказал ему потом, что она была вовсе не плохой, учитывая то, что Орм был не очень-то сведущ в проповедях.
   Эстен некоторое время размышлял, а потом сказал:
   — Если все, что ты говоришь, — правда, то я согласен с тобой в том, что христианское учение не причинило тебе вреда, и даже наоборот, пошло на пользу; ибо получить в жены дочь короля Харальда — это действительно много, да и у меня ты отобрал немало. Но всем этим не могут похвастаться крещеные рабы у нас дома. И что выйдет из этого у меня, я тоже не знаю в точности. Я хочу теперь знать одно: если я уступлю тебе, что ты сделаешь со мной после крещения?