Джордж докуривал последнюю сигарету, взобравшись на высокие камни у входа в пещеру, а я сидел с мрачным видом на груде камней, которые мы откатили к одной из стен пещеры.
   В пещере стояла могильная тишина. У дальней стены наискосок от нас рядами лежали выкопанные нами мумии и скелеты; черепа мрачно ухмылялись, словно злорадствуя по нашему адресу. Что говорил Афиноген о злом роке, преследующем тех, кто...
   - Что ж, мы можем расположиться и с удобствами, - произнес я, намереваясь развести костер, и принялся собирать куски дерева, которые мы откинули в один из углов. Однако все мои попытки разжечь костер оставались безуспешными, потому что древесина слишком отсырела. Я спрашивал себя, надолго ли хватит нам батарей от фонариков.
   Снаружи ветер крепчал, о чем можно было судить, даже не выходя из пещеры, где мы сидели в полной темноте. Хотелось надеяться, что ночью не разразится жестокий шторм или по крайней мере он не затянется. В противном случае нам пришлось бы туго с перетаскиванием тяжелой лодки через огромные валуны туда, где она находилась бы в полной безопасности. А на борту катера другой лодки не было.
   В тот момент, когда я собрался предложить Джорджу поискать для ночлега местечко посуше, стены пещеры задрожали. С потолка стали сыпаться куски породы, и один из них задел мне плечо. После этого ни я, ни Джордж не ощущали больше никакого движения, но нас охватило какое-то странное чувство... Скрипящий звук трущихся друг о друга пород и вид обвалившихся камней - все это подсказало нам... Землетрясение! Растерявшись, мы вскочили на ноги, не зная, куда бросаться. Однако сотрясение прекратилось так же внезапно, как и началось.
   - Знаете ли, нам оставаться тут не слишком безопасно, чего доброго этот проклятый остров затеет пляску святого Витта. - Джордж поднял глаза к потолку и навел на него луч фонаря, выхватывая из тьмы страшные зазубренные глыбы камня, нависавшие в тридцати футах над головой, подобно гигантским ножам мясника. Каждая из них, должно быть, весила не менее тонны.
   - Если мы почувствуем еще одно сотрясение, то уйдем из пещеры, согласился я в надежде, что нас минует эта доля. Погода стояла отвратительная, а в пещере по крайней мере не лил дождь, и мы были защищены от ветра. Но холод здесь был не меньше, чем снаружи, - пронизывающий, неослабевающий, леденящий.
   Держась за стену, я добрался до груды камней и стал раздвигать их, чтобы сесть поудобнее. При этом я сдвинул большой камень и несколько высвободившихся кусков породы покатилось вниз. Я отскочил в сторону.
   - Берегитесь, док! - предостерегающе крикнул Джордж, но слишком поздно. Тяжелый зубчатый кусок породы с неприятным глухим звуком обрушился на меня с высокого уступа и ударил по правой руке, придавив пальцы к другим камням. Я вскрикнул от боли, и на мгновение у меня потемнело в глазах. Запах в пещере стал мне просто невыносим, и я ощутил такую слабость, что вынужден был присесть. В темноте я едва различал свои пальцы, но чувствовал, что они занемели; вся рука дрожала.
   Джордж поднес фонарь поближе. Кровь стекала тонкой струйкой из кончика мизинца, который был поранен до самой кости. Остальные пальцы тоже были разбиты и кровоточили, а грязь со дна пещеры забилась в ранки.
   - Скорее вытащите носовой платок из моего бокового кармана, - попросил я Джорджа.
   Но платок оказался ненамного чище моих рук, потому что я уже использовал его в качестве полотенца.
   - Лучше промойте рану, док, - предложил Джордж.
   - Чем?
   - Давайте я помогу вам спуститься со скал к морю.
   Мы вместе спускались к рифам, скользя по размытой грязи ущелья. Куда ни кинешь глазом - непроглядная тьма. С таким же успехом я мог бы промыть руку, высунув ее из пещеры, потому что дождь лил как из ведра, но надеялся, что соленая вода остановит кровь, и поэтому мы пробивались во тьме к берегу. Когда я опустил руку в воду, ее сначала обожгло, а вместе с ударами волн возобновилась и боль. Но я не вынимал руки из воды до тех пор, пока она снова не онемела от холода. Затем Джордж, разорвав платок на бинты, сделал мне перевязку, и мы возвратились в пещеру.
   Казалось, что этой ночи не будет конца. Джордж то и дело выглядывал из пещеры. К полуночи шторм, видимо, несколько утих, и мы с тревогой выжидали, не отваживаясь спустить лодку. Вскоре ветер унялся окончательно. Было похоже, что прибой становился слабее. Ни Джордж, ни я все еще нигде не могли рассмотреть огней катера, но временами слышали его сигнальный колокол. Добрый старина Эриксон! Как он все время переживал за нас.
   Хотя еще не было и двух часов ночи, а в небе появился тусклый свет. Такие предрассветные проблески зари характерны для северных широт. Мы решили воспользоваться наступившим затишьем и сделать попытку возвратиться на катер. Поскольку я намеревался продолжить работу в квадратах, оставшихся неисследованными, необходимо было хоть немного поспать. Мы живо перетащили все скелеты из пещеры на берег, осторожно погрузили их на нос лодки, а затем начали спускать ее на воду.
   Эта операция закончилась благополучно, но грузная волна тут же выбросила лодку на камни. Как мы ее ни толкали, она прочно сидела, и было невозможно ее сдвинуть с места.
   Каждая новая волна заклинивала нашу посудину еще основательнее, и я уже опасался, что ее дно превратится в щепки. По счастью, в этот момент девятый вал приподнял лодку. Нам удалось отчалить и направить ее нос в открытое море. Джордж тут же прыгнул в нее и вставил весла в уключины.
   Однако не успели мы проплыть и десяти футов, как громадный вал высоко поднял нас и снова швырнул на острые камни; при этом лодка так резко накренилась, что Джордж в ужасе вскрикнул. За то мгновение, пока мы висели в таком положении, я успел выпрыгнуть из лодки и, стоя по грудь в воде, делал все возможное, чтобы она не перевернулась. Но передняя волна опять усадила нас на риф - на сей раз еще более основательно.
   Мы снова попытались столкнуть лодку в воду, но волна подняла ее, и она зачерпнула изрядное количество воды.
   Несколько раз лодка чуть было не перевертывалась. Мы промокли до мозга костей, и оба были слишком измучены, чтобы мыслить логично, а поэтому выкрикивали взаимоисключающие команды и предостережения. Волны становились все больше, и казалось, что нам уже никогда не удастся выйти из этого затруднительного положения.
   Наконец, угадав момент, когда волна разбилась под нами, последним отчаянным усилием мы счастливо снялись с рифа. Джордж уже сидел за веслами.
   - Прыгайте, док, прыгайте! - крикнул он и нажал на весла.
   Я прыгнул, но, как ни пытался сохранить равновесие, свалился поперек сиденья и стукнулся спиной о борт. Наступил критический момент, когда мы снова повисли на высоком гребне девятого вала. Вниз мы летели с ужасающей быстротой, и хотя я уже находился в состоянии полного отчаяния, все же расслышал треск, раздавшийся, когда мы ударились о камни... Вот оно... Мне показалось, что днище под моими ногами разлетается в щепы. Лодка неуверенно закачалась. Следующая волна снова подняла нас, и Джордж навалился на весла. На этот раз нас откатило отраженной волной, а вскоре мы уже оказались на глубокой воде среди водорослей.
   Пока Джордж выходил на веслах в море, позади нас, подобно огромной черной тени, маячил остров Кагамил. Вода под нами была чернее черного, и только извивающиеся густые пучки водорослей при тусклом свете раннего утра выделялись в ней, подобно светлым прожилкам. Едва мы успели облегченно вздохнуть, как позади нас из пещеры донесся протяжный надсадный вой. Он достиг неестественной высоты, внезапно оборвался и послышался вновь. Потом наступила тишина - ничем не нарушаемая, абсолютная, зловещая тишина.
   - Что это было? - спросил Джордж, перестав грести и прислушиваясь.
   - Не знаю, просто не имею представления, - отвечал я.
   И в самом деле, что это было? Ветер? Лисица?
   Внезапно звук повторился - протяжный и выворачивающий нутро наизнанку.
   - А не лучше ли выбросить все эти мумии в воду, док? - пошутил Джордж, хотя, судя по тому, как нервно он налегал на весла, ему было явно не до шуток.
   - Да-а, пожалуй, лучше нам убираться отсюда подобру-поздорову.
   Но как он ни нажимал на весла, мы не трогались с места.
   - Эге, да нас здесь что-то держит! Я не могу двинуть веслом!
   Мы поглядели друг на друга в недоумении, но уже через секунду Джордж, высвободив весло, рассмеялся:
   - Всего-навсего водоросли.
   В темноте мы угодили прямо в густые, липкие заросли. Я пролез на нос лодки и за спиной Джорджа принялся неистово прорубать путь. Мы осторожно пробирались вперед, пока не вышли в открытое море. Вот уже оно простирается под нами - безбрежное и бездонное.
   - Ау-у, - закричал я, насколько хватило голоса, сложив руки рупором. Ответа из темноты не последовало.
   - Может быть, они все-таки где-нибудь стали на якорь, - унылым голосом предположил Джордж. Мы оба страшились того, что нам придется повернуться на сто восемьдесят градусов и снова причаливать среди скал и бурунов.
   - Это не в духе Дона, - с надеждой произнес я. - Прежде всего он удостоверится, что с нами ничего не случилось. - Я позвал вторично. Тишина. Затем мы уловили далекий свисток. Вскоре по темной воде пролегла яркая световая дорожка, отблески которой упали и на лодку.
   Вне себя от радости, Джордж и я замахали руками и стали звать. Прошло еще несколько минут, и мы услышали успокоительное ток-ток-ток приближающегося катера.
   На расстоянии двадцати ярдов мотор умолк, и катер бесшумно направился к нам. При ярком свете бортовых огней мы могли рассмотреть обеспокоенное лицо Эриксона, перегнувшегося через поручни. Здесь были и Рыжий со своей улыбкой до ушей, и Ганс, державший наготове швартовы.
   Все наши страхи будто рукой сняло, и мы с Джорджем, промокшие до нитки, испачкавшиеся, в ссадинах и кровоподтеках, дрожа от холода, хохотали как безумные.
   ГЛАВА XXVI
   На остаток ночи был спущен якорь в просторной укрытой бухточке Эплгейт, находящейся с северной стороны острова Чугинадах. Мы с Джорджем выбились из сил и, несмотря на то что нам не терпелось вернуться на Кагамил, проспали полутра. Это было 31 августа - в двадцать пятый день моего рождения.
   Когда я проснулся, разбитая камнем рука угрожающе распухла. Было необходимо наложить швы, но так как никто на борту не мог проделать такой операции, пришлось ограничиться тугой повязкой. По счастью, все это не мешало мне пользоваться рукой.
   Сначала Эриксон противился тому, чтобы вторично отпустить кого-либо на берег, - его встревожил наш рассказ о пережитых на острове треволнениях. Но море было спокойно, а ветер казался благоприятным. Я серьезно переговорил с капитаном о важности сделанных нами находок и необходимости возвращения в пещеру. Ведь мы успели раскопать там только два квадрата в ее передней части. Оставалось обследовать еще шесть квадратов. Только тогда можно будет с уверенностью говорить, что со дна пещеры извлечено все достойное внимания.
   В конце концов мои доводы убедили Эриксона. Катер вторично пересек пролив Кагамила, и снова была спущена лодка. На этот раз меня сопровождали на остров Рыжий и Кен. Мы присмотрели для себя бухточку южнее пещеры. Но и здесь пристать к берегу оказалось задачей далеко не легкой. Разбивающиеся о берег валы никогда не успокаиваются до такой степени, чтобы высадка обходилась без риска.
   Мы потратили почти четверть часа, добираясь от берега до пещеры, хотя и использовали при этом все свое акробатическое искусство, зато по пути исследовали местность. Несколько подающих надежды углублений в скалах на поверку оказались пустыми. Лишь одно из них, образовавшееся высоко в каменистом склоне, осталось необследованным. Позднее, если у меня еще окажется время...
   На этот раз холодная пещера выглядела уже усмиренной, словно ее покорили люди. Возможно, мы уже к ней попривыкли или теперь, благодаря проблескам солнца в небе, в нее проникало больше света. Но скверный запах и ощущение мертвечины не пропали. Был здесь и вчерашний приятель - песец, который удрал при нашем появлении, выражая свое неудовольствие тявканьем.
   Мы приступили к раскопкам в самой удаленной от входа части пещеры. Слой наносов был здесь тоньше, и очень скоро показалось скальное основание, которое и являлось естественным дном пещеры. Вдоль северной стены нам попались различные предметы: костяные втулки [54], наконечники острог, обрывки одежды, в которые были завернуты мумии. Все эти предметы здесь были очень сухими и хорошо сохранились.
   В полдень Кен возвратился на катер, а вскоре на остров прибыли Эриксон и помощник капитана. Я совершил с ними полный обход пещеры, а потом препоручил их Рыжему, который с воодушевлением описывал сделанные нами находки.
   Эриксон пробыл на Кагамиле недолго: его беспокоило, что катер остался без капитана. Однако он снова прислал мне в помощь Джорджа. Во второй половине дня мы докопались до дна в четырех квадратах. Нераскопанными оставались еще два квадрата и, кроме того, толстый слой грунта, лежавший под валунами у входа в пещеру. Для завершения работы требовался еще день, а поскольку благоприятная погода удерживалась, Эриксон дал согласие на такую задержку.
   Мы вышли подышать свежим воздухом. Джордж и помощники капитана отправились искать новые пещеры по южному берегу, а я пошел на север вдоль скалистой стены. Где-то в этом направлении находилась вторая пещера, обнаруженная Хрдличкой, - знаменитая теплая пещера, представляющая собой и поныне действующую фумаролу. Все обнаруженные в ней мумии идеально сохранились, а некоторые даже почернели и обуглились из-за выделяющегося тепла. Идти было трудно. Путь преграждали огромные необкатанные валуны, заросшие морскими водорослями, так что прыгать с одного на другой было крайне рискованно.
   Повсюду остались следы бушевавших штормов. Прибой выбросил длинные косы водорослей далеко на берег, а тяжелые бревна, проделавшие до Кагамила тысячи миль, почти скрывались в высокой траве на расстоянии добрых двадцати ярдов выше самой высокой линии прилива.
   Отвесные утесы выстроились почти сплошной стеной, и только в некоторых местах в результате обвала от нее оторвались громадные обломки породы и скатились на берег. Я тщательно осмотрел и обследовал каждый дюйм основания скалы и менее чем через сотню ярдов увидел то, что искал. Над берегом моря навис уступ черной породы, а под ним параллельно подножию горы тянулась узкая щель - обыкновенная трещина, почти неприметная для глаз из-за травы и валунов. Я заметил ее, только приблизившись на расстояние в несколько футов.
   Раздвинув траву, я просунул в трещину руку, но тотчас же отдернул, вскрикнув от удивления. Весь грунт вокруг трещины был горячим, а из нее выбивался пар.
   Разгребая пепел, лежавший у входа, я ощутил его теплоту. Это было странно. Поблизости не замечалось других признаков вулканической деятельности. Сняв на несколько дюймов верхний слой пепла и сухой травы, я наткнулся на скелет. Он тоже был теплым и очень хрупким. Сначала мне показалось, что это скелет детеныша морского млекопитающего, но, судя по бедренной кости, я понял, что ошибался, - она принадлежала человеку, маленькому человеку, по всей вероятности, ребенку.
   Я принялся разгребать всерьез, но наткнулся на каменную плиту. Она нависла над щелью и, по-видимому, была очень большой; сдвинуть ее оказалось мне не под силу. Зато самая щель стала теперь достаточно широкой, и мне удалось просунуть в нее руку. Там было жарко, но вполне терпимо. Моя рука коснулась горячей сухой пыли, рыхлой и невесомой на ощупь.
   В щели лежало что-то еще. Я извлек кусок дерева, очень похожий на часть байдары, которая встретилась нам в холодной пещере. Дело принимало интересный оборот. Лежа на животе и вытянув руку как можно дальше - по самое плечо, я продолжал ощупывать. Моя рука задела за нечто похожее на высохшую кожу. Я с трудом дотягивался до нее пальцами, но после нескольких попыток мне все же удалось оторвать кусок.
   Это оказалась часть циновки, сплетенной из травы. В отличие от тех, что мы находили в холодной пещере, она была еще прочной, не рассыпалась от прикосновения и представляла собой интересный образец окрашенного плетения.
   Я издал победный клич и вскочил на ноги. Еще одна пещера - теплая пещера, а в ней мумия, и я прикоснулся к ней!
   Но как в нее проникнуть? Сколько я ни старался расширить щель, мне это было не под силу - нависавшая над входом в пещеру плита была настолько массивной, что сдвинуть ее с места не представлялось возможным. Чтобы попасть в пещеру, мне пришлось бы сначала переместить немыслимое количество земли и камня.
   После тщательного осмотра отверстия мне стало ясно, что я нашел одну из тех "потерянных" пещер, о которых рассказывал Афиноген - пещеру, запечатанную обвалом. Чтобы распечатать ее, потребуется взрывчатка или несколько помощников.
   Решив возвратиться сюда назавтра вместе с остальными членами экипажа, я пошел вперед по краю утеса на разведку. В нескольких ярдах от первого отверстия я обнаружил еще одно - на этот раз оно вело в маленькое укрытие, образованное нависшими породами, но и здесь было тепло, а в пыли, покрывавшей дно, мне удалось найти еще один скелет человека. Он был черным, почти обуглившимся. Похоже, что и это был скелет ребенка. Испытывая необыкновенный прилив энергии и, сделав на карте новую пометку, я пошел дальше.
   Когда я вскарабкался на гребень горы и оглянулся, то увидел холодную пещеру, а впереди - возвышавшийся вдали коричневый утес. Из него вырывалась густая струя пара. Верная примета! Значит, рядом находится теплая пещера, которую открыл Хрдличка!
   Несколько минут я боролся с собой: пойти ли мне туда одному или вернуться за Джорджем и остальными? Я избрал второе. Для них мое открытие будет приятной новостью. Я легко представил себе, с каким волнением воспримет Джордж эту добрую весть.
   Однако новость ждала вовсе не их, а меня, и притом новость далеко не из приятных. Эриксон вторично высадился на остров и, завидев меня, поспешил навстречу.
   - Эй, док! Только что принята радиограмма из Адаха. Нам приказано покинуть эти воды и направиться в бухту Колд-Бей.
   Я был ошеломлен.
   - Но ведь не сейчас, не хотите же вы сказать, что мы должны выехать сегодня?
   - Вот именно. Мне действительно очень жаль, док, но в радиограмме сказано, что нас ждет сверхсрочное задание, а мы - ближайшее судно от Колд-Бей. Сказано "выезжать немедленно".
   - Но мы не можем уехать, не закончив дела. Я еще только подошел к цели своего путешествия.
   Когда я описал все увиденное на берегу, глаза Эриксона выразили изумление. К нам подошли Джордж с Рыжим, и все заговорили одновременно.
   В конце концов Дон решил, что вернуться на катер необходимо, но он позволит мне воспользоваться радиосвязью и попытаться договориться с Адахом об отмене приказа.
   Мы собрали и погрузили в лодку трофеи, добытые в холодной пещере. Когда я, наконец, связался с Адахом, к аппарату подошел сам майор Беккер. В эфире слышался страшный треск, и слова так искажались, что мы едва понимали друг друга. Майор искренне сожалел, но остался непоколебимым - нужно было выезжать немедленно. Меня довезут до Форт-Гленна, где я пересяду в самолет, направляющийся на Адах. Катер будет занят в бухте Колд-Бей несколько недель, возможно, месяц, а то и дольше.
   Мои планы рушились. Я повесил трубку, так как не имел права ни спорить, ни жаловаться. Ведь я обещал не мешать проведению военных операций и вести экспедиционные работы по согласованию с военными. Поэтому, несмотря на горькое разочарование, мне оставалось лишь смириться и благодарить за то, что удалось хотя бы в известной мере обследовать легендарный Кагамил.
   У членов экипажа настроение было не лучше моего.
   Джордж выглядел таким огорченным, что я опасался, как бы он не расплакался. Эриксон беспрестанно извинялся, хотя он, собственно, был тут ни при чем. Я сказал ему об этом и, желая ободрить всех присутствующих, заявил с большей убежденностью, нежели обладал на самом деле:
   - Никуда эти пещеры не денутся. Мы вернемся сюда будущим летом, и в следующий раз будем уже точно знать, куда направить свои стопы. Не беспокойтесь, судьба еще улыбнется нам!
   Я стоял один у поручней и наблюдал, как отступал суровый берег Кагамила. Наконец, громадная черная пасть холодной пещеры исчезла за выступами горного кряжа. Сколько еще пещер скрывалось за этим кряжем, там, в направлении большой струи пара? Сколько из них было почти что запечатано, подобно той пещере, которую обнаружил я, и когда - да и произойдет ли это вообще - в них ступит нога белого человека?
   Я спустился в кубрик, где вместе с Джорджем мы выпили по чашке кофе. Разговор зашел о сделанных находках и о тех, которые могли быть сделаны, если бы мы располагали временем. Я был твердо убежден, что пещеры, как соты, усеивают прибрежные скалы Кагамила.
   - Что все это означает, док? Неужели вы и в самом деле считаете важными находки, сделанные в пещере? - спросил Джордж, рассматривая набросанную мною карту.
   - Да, мы осуществили нечто очень важное. Быть может, наши трофеи не так эффектны, как те, с которыми возвратились другие экспедиции, - им удалось снять сливки; зато мы открыли то, что проглядели они, - древнейшие захоронения, следы первого использования пещеры в качестве могильника. И найти их было, пожалуй, важнее, чем найти все то, что попадало туда в более позднее время. Если Хрдличка обнаружил древние мумии, то мумии, найденные нами на скальном основании пещеры, относятся к еще более древнему периоду.
   - К какому же времени они относятся, по-вашему?
   - Трудно сказать, потому что это не поддается вычислению. Однако известно, что мумии, лежавшие сверху, были захоронены в пещере еще до прихода русских на Алеутские острова, то есть до 1741 года. Хрдличка считал, что им приблизительно пятьсот лет. Наши находки, отделенные от них пластами минеральных отложений, должны быть намного древнее.
   - Как думаете на сколько?
   - Возможно, что им тысяча лет (последующие радиокарбоновые анализы [55] циновок, вывезенных нами из холодной пещеры, показали, что им было 950 лет!).
   Глаза Джорджа расширились от удивления.
   - Да не может быть!
   Джордж наблюдал, как я заносил в свой дневник сведения о расположении пещер.
   - А откуда, по-вашему, пришли алеуты? Я хочу сказать, откуда они родом, из Японии, что ли?
   - Нет, не из Японии, хотя и выглядят людьми восточной расы, вероятно оттого, что алеуты относятся к монголоидам, выходцам из Азии. Никто не знает точно, откуда они явились. Вот мы и занимаемся розысками пещер и древних поселений, чтобы, изучив их, сделать правильные выводы. Однако сейчас существует солидно аргументированная теория, которой я лично буду придерживаться, пока не будет выработана новая. По этой теории алеутов относят к эскимосам - самым западным и самым южным. Может выясниться, что они также и самые древние эскимосы. Подобно другим эскимосам, алеуты, по-видимому, происходят из Сибири. Но они расселялись не по побережью Ледовитого океана, а мигрировали вдоль берегов Берингова моря и через Берингов пролив попадали на Алеутские острова.
   Вошедшие в камбуз Рыжий и Эриксон тоже прислушались к разговору.
   - Боже ты мой, зачем же потребовалось им, чудакам этаким, ехать сюда? - покачал головой Рыжий, и сам ответил на свой вопрос: - По-моему, у них просто не все дома, ведь сказал же этот парень, Джонни Прокопьев с Атхи, что ему очень нравятся Алеутские острова.
   Кажется, Алеутские острова многим рисуются безлюдной, негостеприимной, бесплодной цепью скал. На самом же деле Алеутский архипелаг, богатый природными ресурсами и отличающийся довольно хорошим климатом, был настоящим магнитом для мигрирующих народов. Здесь имелось все, что было необходимо для жизни первобытных людей. Поэтому они устремлялись на его острова сознательно, отдавая себе отчет в том, что этот район - самая богатая часть Севера. К тому времени, когда на сцену вышел белый человек, на Алеутских островах и на побережье Берингова моря проживало две трети всех эскимосов.
   Предки людей, хоронивших мумии своих покойников в холодной пещере, безбедно жили от Азии до берегов Аляски - по всей цепи Алеутского архипелага, вплоть до Атту. По-видимому, впервые они достигли островов четыре или пять тысяч лет назад (новейшие данные радиокарбоновых исследований предметов, обнаруженных на местах древних алеутских поселений, показали, что это произошло более четырех тысяч лет назад). Постепенно население островов росло, проживавшие здесь люди достигли процветания и положили начало культуре, которая во многих отношениях была самой изумительной из всех, созданных в северной части Северной Америки.
   Не исключено, что некоторые из первых мигрантов попадали на Алеутские острова прямо из Азии. Однако гораздо правдоподобнее гипотеза о том, что самым западным алеутам случалось отправляться в своих легких, обтянутых кожей байдарах к Камчатке. Это в значительной степени только предположение. Но многие алеутские черты прослеживаются и у жителей Восточной Азии, и вполне вероятно, что между ними имело место непосредственное общение, а не на расстоянии - через Берингов пролив.
   Новые партии эскимосов продолжали оседать на Алеутском архипелаге намного позже того времени, когда первые группы поселенцев уже достигли самых дальних западных островов. Эти поселенцы были одарены от природы, о чем свидетельствует созданная ими культура, отличавшаяся яркой самобытностью и своеобразием по сравнению с культурой других эскимосов. Многое из созданного ими, например некоторые художественные стили, раскраска тела, каменные изделия, было воспринято и скопировано соседними народностями, вплоть до индейцев северо-западной Америки. По-видимому, алеуты выступали также в роли посредников в оживленном культурном обмене между другими жителями Азии и Северной Америки. Позднее новые эскимосы, несколько отличавшиеся от других представителей этого племени, прибыли в южную часть Аляски, обосновались на полуострове Аляска и близлежащих островах, вклинившись между алеутами и их соседями - индейцами. В результате местопребывание алеутов стало строго ограничиваться пределами занятых ими островов [56].