Страница:
— Прошу тебя, Майлз, нет… — Одинокая слеза скатилась по ее щеке, и когда он наклонился, чтобы губами осушить ее, она прошептала: — Я не могу это делать, это — неправильно.
— Нет, любовь моя, это очень правильно. Ты нужна мне.
И вновь его губы и руки ласкали, и вновь свершилось чудо. Желание оказалось сильнее страха, стыда и предубеждений. Он лаская уложил ее на кровать. Всякая воля к сопротивлению сошла на нет. Желание у Алекс достигло такой силы, что весь мир превратился в пульсирующий шар где-то внутри ее сознания, она будто летела куда-то вниз и бешено вращалась. Сердце ее готово было вырваться наружу.
Александра обвила его руками, прижимая к себе, и это движение оказалось знаком, которого Майлз так долго ждал. Он осторожно раздвинул ее ноги, освобождая себе пространство. Почувствовав его плоть, Алекс инстинктивно обвила Кросса ногами, выгибаясь навстречу, указывая путь туда, где бушевало пламя. Распаленный, он глубоко вошел в нее.
Алекс закричала от резкой неожиданной боли. Майлз остолбенел.
— Господи, — пробормотал он, начиная что-то соображать.
Не выходя, Майлз приподнялся и заглянул в ее испуганные глаза.
Боль ушла так же быстро, как и пришла, и в полный голос вновь заговорило желание. Она смотрела в его глаза, ошеломленные и растерянные, не понимая, что остановило его.
— Он лгал мне, — прошептал Майлз. — Я должен был догадаться… Что я сделал с тобой?
Александра молчала, а Кросса вдруг охватила радость. Каким-то чудом все его страдания, все муки, душевные да и физические, исчезли. Теперь она была его, целиком, полностью, только его, не тронутая ничьими руками, и пожар от неутоленной страсти превратился в нечто иное, в желание сделать Алекс частью самого себя.
Медленно, очень осторожно он начал двигаться в ней. Губы его коснулись ее губ, и, целуя ее ласково, повторяя ей слова любви, он вновь разжег начавший было потухать костер. Прильнув к ее груди, он чуть ускорил темп. Тихий стон желания сорвался с губ Алекс, и она, выгнув спину, предложила Майлзу себя всю, умоляя его дать ей все, что он мог дать.
— О Боже… Боже… — шептал Майлз.
Каждый нерв, каждая клеточка ее тела трепетала, молила о… чем-то, об исполнении желаний… о разрядке. Слыша ее стоны, он упивался наслаждением, он знал, что способен дать Алекс то, чего она хочет, даже если она сама еще не понимала, о чем просит ее тело.
Резкими, глубокими толчками он вонзался в нее, наступая и отступая. Алекс казалось, что она сходит с ума. Она двигалась вместе с ним, подхватив его бешеный ритм, пока первая волна непередаваемого наслаждения не накрыла ее. Она закричала… но Майлза это не остановило, он ждал, когда за первой волной придут следующие. Он ласкал ее слух словами страстных признаний, целовал то нежно и трепетно, то настойчиво. Алекс охватило томление, невыразимая мучительно-сладостная нега окутала все ее существо.
— Сладкая моя Алекс, любовь моя… — И вдруг стон сорвался с его губ.
Мир превратился для Майлза в мерцающую черноту, и время остановилось.
Глава 12
— Нет, любовь моя, это очень правильно. Ты нужна мне.
И вновь его губы и руки ласкали, и вновь свершилось чудо. Желание оказалось сильнее страха, стыда и предубеждений. Он лаская уложил ее на кровать. Всякая воля к сопротивлению сошла на нет. Желание у Алекс достигло такой силы, что весь мир превратился в пульсирующий шар где-то внутри ее сознания, она будто летела куда-то вниз и бешено вращалась. Сердце ее готово было вырваться наружу.
Александра обвила его руками, прижимая к себе, и это движение оказалось знаком, которого Майлз так долго ждал. Он осторожно раздвинул ее ноги, освобождая себе пространство. Почувствовав его плоть, Алекс инстинктивно обвила Кросса ногами, выгибаясь навстречу, указывая путь туда, где бушевало пламя. Распаленный, он глубоко вошел в нее.
Алекс закричала от резкой неожиданной боли. Майлз остолбенел.
— Господи, — пробормотал он, начиная что-то соображать.
Не выходя, Майлз приподнялся и заглянул в ее испуганные глаза.
Боль ушла так же быстро, как и пришла, и в полный голос вновь заговорило желание. Она смотрела в его глаза, ошеломленные и растерянные, не понимая, что остановило его.
— Он лгал мне, — прошептал Майлз. — Я должен был догадаться… Что я сделал с тобой?
Александра молчала, а Кросса вдруг охватила радость. Каким-то чудом все его страдания, все муки, душевные да и физические, исчезли. Теперь она была его, целиком, полностью, только его, не тронутая ничьими руками, и пожар от неутоленной страсти превратился в нечто иное, в желание сделать Алекс частью самого себя.
Медленно, очень осторожно он начал двигаться в ней. Губы его коснулись ее губ, и, целуя ее ласково, повторяя ей слова любви, он вновь разжег начавший было потухать костер. Прильнув к ее груди, он чуть ускорил темп. Тихий стон желания сорвался с губ Алекс, и она, выгнув спину, предложила Майлзу себя всю, умоляя его дать ей все, что он мог дать.
— О Боже… Боже… — шептал Майлз.
Каждый нерв, каждая клеточка ее тела трепетала, молила о… чем-то, об исполнении желаний… о разрядке. Слыша ее стоны, он упивался наслаждением, он знал, что способен дать Алекс то, чего она хочет, даже если она сама еще не понимала, о чем просит ее тело.
Резкими, глубокими толчками он вонзался в нее, наступая и отступая. Алекс казалось, что она сходит с ума. Она двигалась вместе с ним, подхватив его бешеный ритм, пока первая волна непередаваемого наслаждения не накрыла ее. Она закричала… но Майлза это не остановило, он ждал, когда за первой волной придут следующие. Он ласкал ее слух словами страстных признаний, целовал то нежно и трепетно, то настойчиво. Алекс охватило томление, невыразимая мучительно-сладостная нега окутала все ее существо.
— Сладкая моя Алекс, любовь моя… — И вдруг стон сорвался с его губ.
Мир превратился для Майлза в мерцающую черноту, и время остановилось.
Глава 12
Майлз проснулся утром с удивительным ощущением мира и покоя. Ему было тепло и уютно, и первое, что он увидел, открыв глаза, было прекрасное лицо Александры, спящей рядом. Он только потянулся к ней, собираясь поцеловать, как ужасная боль буквально пронзила его голову.
Чертыхаясь, он сел. На столе стояли три пустые бутылки. И это за один вечер! Никогда с ним такого не случалось. Майлз опасливо повернулся к спящей Александре. Что же произошло вчера? Как эта чудесная девушка оказалась у него в постели? Надо, надо вспомнить…
Хмурый, Кросс встал на ноги. Перед глазами все ходило ходуном. Надо умыться и привести себя в порядок, чтобы команда ничего не заметила, а вот Александра?.. Боже, что же делать теперь с ней?.. Постепенно мысли приходили в порядок, и он вспомнил все, что произошло ночью.
Итак, дом на холме.
Майлз даже вздрогнул. Словно кто-то шепнул ему в ухо эти слова. Дом на побережье, нарядный, будто игрушечный, встал у него перед глазами.
Если ему удастся убедить эту редкую красавицу жить с ним в качестве любовницы в действительно сказочном доме и сказочном месте, будут решены сразу две проблемы: безопасность родителей и… прекрасная женщина, всегда готовая к его услугам.
А если Александра откажет? Нет, отпустить ее он все равно никогда не сможет. Как-то придется уговорить ее стать его любовницей.
Приняв решение, Майлз заметно повеселел, хотя одна серьезная проблема все же оставалась. Он так и не знал, что Алекс думает о прошлой ночи вообще и о нем, Кроссе, в частности. Что делать, если она теперь презирает его настолько, что и слушать ни о чем не захочет. Одна лишь мысль, что в глазах ее он увидит ненависть и презрение, холодным обручем сдавила сердце.
Во сне Алекс чуть повернулась, уткнувшись лицом в подушку, затем перевернулась на спину. Майлз смотрел ей в лицо. Она действительно была самой красивой женщиной. Непрошеная, к нему вдруг явилась мысль о том, что это лицо как раз то, которое он хотел бы видеть изо дня в день, каждое утро. Эта мысль испугала Майлза, и, услышав осторожный стук в дверь, возвративший его к насущным делам, он явно обрадовался.
Вытащив из-под кровати сапоги, Майлз откликнулся:
— Кто там?
— Это Курт, капитан. Оги вас просит. Это срочно.
— Сейчас иду.
Майлз быстро оделся, натянул сапоги. Взгляд его упал на ключ, и тут он вспомнил, как не пускал Александру. Смутившись, он поцеловал спящую женщину в лоб.
— Я искуплю свою вину, вот увидишь, — прошептал он.
Обнаженное сливочно-белое плечо и соблазнительно поднимавшаяся под одеялом грудь обещали радости, в которых Майлз был вынужден себе отказать только потому, что голос Курта звучал по-настоящему тревожно. Кто знает, что могло произойти, что требовало вмешательства капитана. Была и еще одна причина для тревоги. Его вызывал Оги. Возможно, старый шотландец каким-то образом узнал, что Алекс провела ночь в его каюте.
Обеспокоенный, Майлз тихо вышел из каюты, неслышно прикрыв за собой дверь.
Солнце светило ослепительно ярко, работа шла своим чередом: каждый матрос, точно знавший свое дело, трудился на своем посту, паруса раздувались от ветра, и никаких видимых причин для беспокойства не было. Темно-зеленые воды океана сменили цвет на лазурно-синий, что свидетельствовало о приближении Канар. Этот новый цвет морской воды напомнил Майлзу цвет глаз его новой возлюбленной. Кросс поднялся на ют. Оттуда, сверху, он увидел землю. Корабль держал курс на остров Тенерифе.
— Капитан!
Обернувшись на зов, Майлз увидел, что шотландец рассматривает остров в подзорную трубу, и облегченно вздохнул. Какая бы серьезная проблема ни возникла, она по крайней мере никак не связана с Алекс.
— Что там, Оги? Мы не могли сбиться с курса — я вижу остров, — пошутил Майлз.
Он пребывал в прекрасном настроении и не намерен был продолжать войну. Оги должен был почувствовать эту перемену и забыть о своей неприязни.
— Смотрите сами, капитан, — сказал старый матрос, передавая Майлзу трубу.
Личные отношения с капитаном могли зайти в тупик, но он был не из тех, кто может забыть о деле. Работа есть работа.
— Что именно я должен увидеть? — беззаботным тоном спросил Майлз, поднимая трубу.
Санта-Крус-де-Тенерифе, будучи самым крупным портом на Канарах, по сравнению с другими портовыми городами в Европе и Новом Свете значительно проигрывал в размерах. Городок узкой полосой растянулся вдоль побережья небольшого залива, или просторной бухты. Гавань, как правило, всегда была полупустой.
Но сегодня все было иначе. Майлз удивился, увидев бухту, кишащую кораблями. Их количества вполне бы хватило, чтобы составить мощную военную флотилию. Однако идею о военно-морской операции пришлось оставить. Все суда были разнокалиберными и разномастными, причем принадлежали, судя по флагам, разным государствам и корабельным компаниям. Зрелище было весьма внушительным.
— Ты думаешь, кто-то заранее осведомленный о нашем прибытии подготовил нам торжественную встречу? — с той же дружелюбной насмешливостью спросил Майлз.
— Вам приходит в голову шутить на его счет? — недоверчиво переспросил Оги.
— Кого ты имеешь в виду? Все, что я вижу, — это торговый порт, дружеский порт, смею добавить. Испания — наш союзник. Бояться нечего. Кроме того, большинство гостей Тенерифе — пираты, которым дела нет до нашей войны. До тех пор пока им ничего не известно о нашем грузе, они и пальцем не посмеют тронуть «Неистовый».
Оги покачал головой:
— Боюсь, вам лучше еще раз посмотреть, капитан. Может, вы заметите своего старого дружка. Этот хищник с удовольствием поохотится на нас, даже если мы везем мешки с песком.
Майлз наконец-то понял, о чем толковал Оги, и еше раз окинул взглядом порт. Только теперь он заметил испанский галеас.
— Черт, — тихо выругался Майлз, гадая, чем это он так прогневал судьбу, что она вновь и вновь ставит ему подножки.
Звук притворяемой двери еше не разбудил Алекс, но послужил сигналом к медленному возвращению из страны грез. Открыв глаза, она инстинктивно потянулась к мужчине, согревавшему ее своим теплом всю ночь, но его не оказалось рядом. Постепенно сознание ее полностью прояснилось, и она села, натянув по грудь покрывало, и в растерянности огляделась. Она была одна в каюте, но, странное дело, не чувствовала себя одинокой. Острая боль одиночества, ставшая несколько месяцев назад ее постоянной спутницей, исчезла. Майлз отвел от нее эту напасть. Алекс порозовела, вспомнив то, что случилось с ней ночью, то, с какой готовностью она отдала себя красавцу капитану.
Со счастливой улыбкой она опрокинулась на спину, крепко обхватив себя руками, так, как бы ей хотелось, чтобы это сделал сейчас Майлз. Засыпая, она успела подумать о том, как здорово было бы проснуться, увидев перед собой его таинственные золотистые глаза. Как было бы здорово почувствовать объятие его сильных рук, наглядное доказательство того, что прошлая ночь не была сном. Однако все, что она имела сейчас, — это живая память о наслаждении, испытанном ею в его объятиях. Не беда — память была такой яркой, что она вполне могла бы продержаться на воспоминаниях, пока вновь не увидит его лицо. В конце концов, Майлз капитан корабля, и у него есть немало обязанностей; Алекс понимала, что она не может рассчитывать на то, что ради нее он будет пренебрегать своей работой.
Алекс беспокойно задвигалась, от нескромных мыслей ее словно обдало жаром. Смущенная, она встала с кровати и обернулась одеялом, как туникой. Ей было хорошо. Никакого сожаления она не испытывала. Что может быть прекраснее любви!
Счастливая, Алекс, блаженно улыбаясь, закружилась в танце. Подхватив разорванную рубашку, она подлетела к двери. Потом она вернется, чтобы навести порядок в каюте, но сейчас ей надо одеться как подобает, а самое главное — найти Майлза. Алекс ужасно захотелось увидеть его, прочитать в его глазах подтверждение любви.
Осторожно выглянув и убедившись, что коридор пуст, Алекс проскочила в свою каюту. Взяв в руки свое порванное, испачканное платье, Алекс на секунду задумалась. Наряд никак не соответствовал ее праздничному настроению. Она чувствовала себя так легко, так свободно! Отчаянная до безрассудства, Алекс решила, что теперь ей все нипочем. Брезгливо швырнув в сторону платье, она потянулась за бриджами и рубашкой, которые в свое время одолжила у Курта.
Натянув миткалевую рубашку и заправив ее в довольно свободные на талии бриджи, она покрепче затянула веревку, служившую ремнем. Достав из шкатулки щетку, Алекс стала приводить в порядок волосы. Только теперь, увидев себя в зеркале, вставленном в крышку шкатулки, она смогла составить верное впечатление о том, как выглядела, желая сойти за Курта. Верхних пуговиц на рубашке явно не хватало. Глубокий клиновидный вырез оказался более чем смелым, но, вспомнив, с каким наслаждением Майлз любовался ее телом, Алекс отринула сомнения. И волосы она оставит распущенными — для Майлза.
Как и все влюбленные девочки, Алекс готова была делать все, лишь бы угодить человеку, завоевавшему ее сердце. Она с радостью кинулась бы выполнять любую его прихоть, любое желание, чтобы заслужить его любовь.
С улыбкой, яркой, как солнце, Алекс выскочила из своей каюты и бегом поднялась по трапу наверх, на главную палубу. Здесь она заметила необычную суету. Матросы переговаривались вполголоса, явно чем-то озабоченные. Она обошла всю палубу, но Майлза так и не нашла.
И вдруг она увидела огромное количество кораблей. Что-то ее встревожило. Что это? И где же наконец Кросс? С чисто женской интуицией Алекс почувствовала опасность.
Она тревожно огляделась, ища глазами капитана. На этот раз взгляд ее был более пристрастным, и она заметила то, что раньше не бросалось в глаза. Корабль подготовили к бою. Пушки успели расчехлить, и у каждого орудия был выставлен расчет. Все матросы на судне были вооружены до зубов, в том числе и те, что, верхом сидя на реях, трудились над парусами.
В ужасе Алекс перевела взгляд с палубы «Неистового» на бухту. Она попробовала пересчитать находящиеся в ней суда, но сбилась со счету. Против такого количества «Неистовому» не устоять, сколько пушек ни выстави. Нужно срочно найти Майлза и все узнать из первых рук.
— Встанем на якоре рядом с «Дьяволом», Марко. Веди корабль по правому борту от испанца, — приказал Майлз рулевому.
— А стоит ли? — озабоченно переспросил Оги. — Они стояли рядом на юте, пристально вглядываясь в мощный галеас, перегородивший ведущий в гавань пролив. — Должен быть еще один вход в бухту, — добавил шотландец. — Может, его поискать?
— Будь я проклят, если стану бегать от этого ублюдка, — прорычал Майлз. — Диего не посмеет открыть огонь прямо здесь. Я вижу, тут больше его врагов, чем друзей. Если он попытается потопить нас где-нибудь поблизости от порта, ему придется иметь дело не только с нами, но и со своими соплеменниками. Друзья испанцы налетят на Диего словно стая голодных акул. Нет, не станет он рисковать шкурой.
Как бы уверенно ни рассуждал Кросс, шотландец видел все. От него не укрылись ни поспешность, с которой капитан отдавал приказы, готовясь к битве, ни внезапная бледность капитана, ни выступившие на лбу Майлза Кросса бисеринки пота. Макарди предпочел промолчать, молясь лишь о том, чтобы пушки не понадобились. Диего Родера был пиратом из разряда шакалов: предпочитал нападать на слабейшего, и для него не имело значения, какой стране принадлежит судно, союзной или, наоборот, вражеской. Его галеас под названием «Дьявол» вполне соответствовал названию. Диего был известен тем, что не знал жалости, и если и брал в плен матросов и пассажиров с разграбленных им судов, то совсем не для получения выкупа.
В глазах Оги именно это преступление и было самым большим грехом Диего. Всех захваченных людей кровожадный испанец превращал в рабов. Он нажил состояние, торгуя живым товаром — и черными, и белыми, и цветными. Ни для кого не было секретом, что Диего время от времени совершает набеги на прибрежные поселения, воруя мужчин, детей и особенно женщин для того, чтобы потом продать их на турецком и кариб-ском невольничьих рынках. От одной мысли об этой падали, Диего, Оги начинало мутить.
Марко крепко сжал руль, осторожно ведя баркентину по курсу. Испанский галеас приближался, все более увеличиваясь в размерах. Корабль испанца был по меньшей мере вдвое мощнее «Неистового» и вдвое лучше вооружен. Черные бойницы походили на горящие злобой глаза, а изогнутая дугой ватерлиния и повторяющая ее по форме кривая, образованная рядом неподвижных весел, напоминали рот, скривившийся в хищной усмешке. Бывалые моряки при взгляде на корабль поеживались и отворачивались в суеверном страхе. Многие из тех, кто нынче плыл матросом на «Неистовом», уже имели опыт общения с Диего. Но только тогда обстоятельства были чуть благоприятнее: в открытом море, где места для маневров более чем достаточно, на корабле более быстром, чем «Дьявол», с капитаном чуть поискуснее Диего, они благополучно избежали беды. Теперь дело обстояло несколько иначе: корабль с двух сторон зажимали берега канала, свободы для маневра не было никакой, и одного удачного попадания хватит, чтобы разнести «Неистовый» в щепки.
— Крепче штурвал, Марко, — бросил через плечо Майлз.
Все внимание его приковал корабль, вернее, даже не сам корабль, а его капитан. Только, к несчастью или, наоборот, к счастью, палуба «Дьявола» была пуста.
— Что-то не видно никого, — осторожно заметил Оги. — Может, он в городе.
— Да нет, он-то здесь. Я его нюхом чую. Спрятался и наблюдает, подонок.
— Что это их всех сюда принесло? — задумчиво проговорил Оги, кивая в сторону судов.
— Соскучились по белым наложницам, — по-испански процедил Майлз и скривился, будто сказанное оставило противный привкус во рту.
— Это понятно, но почему так много кораблей? — недоуменно пожал плечами Оги.
— Человек порочен и жаден, — цинично заметил Майлз, но, не успев закончить мысль, хлопнул себя по лбу: — Господи, Александра!
Оги нахмурился.
— Что это ты надумал, парень? — подозрительно прищурившись, спросил он.
— Курт! — заорал Майлз и, обернувшись к Макарди, добавил: — Скоро начнутся торги, Оги, а перед торгами — показ живого товара. Ты можешь представить, сколько может стоить такая красавица, как Александра?
Шотландец изменился в лице. С выражением горестного недоумения он посмотрел на капитана:
— Ты хочешь сказать… Я не дам такому случиться, парень! Только через мой труп ты сможешь…
— Черт, Макарди, ты что, спятил? Как я могу даже подумать о том, чтобы продать человеческое существо, не говоря уже о том, что этот человек — Александра…
По тону, каким были произнесены последние слова, шотландец понял, что со вчерашнего дня в отношениях капитана и их красивой пленницы что-то изменилось.
— Простите, капитан, — смущенно пробормотал Оги, считая бестактным задавать вопросы.
— Вы звали, сэр? — спросил запыхавшийся Курт, бежавший, очевидно, с другого конца корабля.
Майлз взял мальчика за плечи и приказал:
— Иди вниз поскорее и вели мисс Уайком оставаться в каюте. Ради ее же безопасности она не должна подниматься наверх ни под каким видом! А ты останешься караулить под дверью. Понятно?
— Да, сэр.
Майлз слегка подтолкнул Курта к трапу, ведущему вниз, на главную палубу. В двух шагах была дверь, та самая, которой воспользовалась Алекс во время своей ночной вылазки. Таков был кратчайший путь к каютам. Курт кинулся исполнять приказ, но Майлз, вдруг подумав о чем-то, махнул юнге рукой, велев подождать. Подойдя к мальчику, Майлз тихо сказал:
— Послушай, если ее не будет у себя в каюте, то…
— Да, сэр, я знаю…
Курт отвел глаза, и Майлз понял, что юнга знает, где Алекс провела ночь. Смущенный тем, что невольно оказался в курсе того, о чем капитан, возможно, не хотел бы никому говорить, Курт, запинаясь, сказал:
— Ну… Ее не было в каюте утром, когда я принес завтрак, а когда я пошел вам доложить… ваша дверь была заперта… сэр…
Курт говорил все тише и тише, а последнее слово произнес едва слышным шепотом, но, закончив свой рассказ, Курт поднял глаза и решительно заявил:
— Клянусь, капитан, кроме меня, об этом никто не узнает!
— Хорошо бы так, сынок, — сказал вместо напутствия Майлз. — А теперь живо!
Меньше всего Майлз хотел, чтобы из-за него пострадала репутация Алекс. Он знал, что никто из моряков ничего не осмелится сказать ей, но этого было недостаточно. Майлз не желал, чтобы кто-то даже думал о ней плохо. Теперь-то он знал, что Александра до сегодняшней ночи была девственницей. Ни тогда, ни позже Майлзу не пришло в голову задуматься над тем, что его планы сохранить доброе имя Александры Уайком входят в некоторое противоречие с его же планами сделать ее своей официальной любовницей в Чарлстоне, тем самым низведя ее до положения дамы полусвета, для которой доступ в так называемое порядочное общество закрыт.
Впрочем, сейчас все равно об этом рано было думать. Алекс находилась в опасности реальной, а не предполагаемой. Если Диего Родера хоть краем глаза увидит Александру, он не остановится ни перед чем, чтобы заполучить ее. Одна мысль о том, что его женщина окажется в руках этого подлого злодея испанца, делала Майлза больным.
— Смотри, капитан! — прошептал Оги, дергая Майлза за рукав. — Вот он!
Высокий, атлетически сложенный мужчина словно из воздуха возник у борта «Дьявола». Длинные черные волосы сосульками висели вдоль лица цвета недозрелой оливы, касаясь широких мощных плеч. Диего широко улыбался, подняв руку для приветствия:
— Здравствуй, друг!
Раскатистый голос испанца легко преодолел разделявшее корабли расстояние. Сейчас они почти касались бортами.
— Тоже мне, друг, — сквозь зубы процедил Майлз и тем не менее с самой дружелюбной улыбкой, на которую был способен, громко ответил по-испански: — Добрый день, Диего! Что привело тебя на Тенерифе?
— То же, что и тебя, дружище! — с громким смехом отозвался испанец.
— Что-то не пойму, о чем ты, — с той же ласковой миной сказал Майлз.
— Как же! — подмигнув, крикнул Диего. — Вижу, и ты взялся за ум. Даже великий Золотой Орел перестал гнушаться продажей надоевших ему любовниц. Она принесет хорошие деньги, не так ли?
— Кто? О ком это ты? — У Майлза по коже мороз пробежал.
Алекс замерла на последней ступеньке трапа. В этом испанце, так бесцеремонно разглядывавшем ее, было нечто пугающее. Он был похож на хищника, готового схватить и унести ее в свое логово. Алекс не понимала слов, но разговор явно шел о ней. Гигант рассмеялся, и его смех пробрал Александру до костей. Она не отрываясь смотрела на испанца, не заметив идущего навстречу Майлза.
— Черт! — заревел Майлз, увидев Александру на трапе.
Капитан был в ярости. Алекс как нарочно сделала все, чтобы привлечь внимание Диего. Этот наряд, распущенные волосы… Зачем, зачем она выставляла себя напоказ? Кросс был слишком озабочен тем, чтобы увести ее от беды, чтобы думать о вежливости.
— Какого черта ты тут делаешь? — взревел Майлз, хватая Алекс за руку. — Во что это ты вырядилась? Я же велел тебе оставаться внизу с Куртом!
Смущенная его тоном, равно, как и странным приказом, который ей никто не передавач, Алекс пролепетала:
— Я не видела…
— Не важно, что ты видела! Иди вниз! — заорал Кросс.
До него дошло, что она могла подняться на палубу раньше, чем Курт спустился вниз. Не тратя времени на разговоры, Майлз потащил ее за собой вниз.
— Но…
— Молчи, черт тебя подери, и делай, что тебе говорят!
Алекс совсем иного ожидала от их встречи. Раненная в самое сердце внезапным возвратом к прошлому, она, глотая слезы, спотыкаясь, следовала за разъяренным капитаном.
— Мне что, тащить тебя? — прошипел Кросс.
— В этом нет необходимости!
Гордость взяла верх над растерянностью, и Алекс выдернула руку. Оставшийся путь она проделала без посторонней помощи.
— Вот это шлюха! — заорал испанец. — Сколько ты за нее хочешь?
— Черт! — рявкнул Майлз и, догнав Алекс, потащил ее за собой к люку.
— Пусти меня!
— Иди вниз, или я дам тебе пинка под зад!
— Я и так иду!
Копели с широко открытыми от изумления глазами наблюдал странную сцену. Однако познаний в испанском хватило доктору для того, чтобы понять смысл того, что говорил этот неопрятный испанец. Он не только назвал девчонку шлюхой, но и попросил Майлза назвать за нее цену. Был ли этот неприятный тип тем самым врагом, о котором шепталась команда? Кто-то из матросов сказал, что множеству кораблей в порту они обязаны предстоящему аукциону, на котором будут торговать рабами; так, может, Кросс действительно собирается представить на нем свой товар, избавившись тем самым от двух докучливых пленников да еще и получив при этом прибыль?
Сама по себе возможность такого исхода не поразила Копели своей невероятностью, но встревожила — это верно. Впрочем, чего еще можно ожидать от такого негодяя, как Кросс. Копели понимал, что ничего хорошего не получится, если он открыто выступит против капитана, особенно если учесть, что Кросс явно был не в духе. Однако Иезекиилю совершенно не хотелось испытать участь раба на себе. Стараясь остаться незамеченным, он подошел поближе к люку, прислушиваясь к доносящимся снизу голосам. Беседа шла на повышенных тонах, и понять ее содержание труда не составляло.
— Пусти меня, черт тебя подери! — воскликнула Алекс.
— Заходи в каюту и оставайся там! — сквозь зубы прорычал Кросс.
Что за упрямая девчонка! Неужели она не понимает, что он всего лишь пытается защитить ее? Однако, не имея времени на разъяснение своей позиции, Майлз открыл дверь и рявкнул:
— Заходи!
— Почему ты… — на грани истерики воскликнула Алекс.
— Заткнись и делай то, что я тебе говорю, Александра! — заревел Майлз, подступая к ней вплотную. — Если тебе дорога твоя шкура, ты должна повиноваться мне! Тот человек, на другом корабле, только что предложил мне за тебя кругленькую сумму, но если ты будешь и дальше причинять мне неприятности, я отдам тебя даром!
Алекс, как выброшенная на берег рыба, судорожно открыла и закрыла рот. Она отказывалась верить в то, что происходит. Итак, он ее бросил, она оказалась не нужна ему после того, как он взял то, что хотел. Лучше бы он ее убил, потому что боль была невыносимой. Задыхаясь от подступивших к горлу рыданий, она влетела в каюту. Дверь захлопнулась, и Алекс, прислонившись к ней спиной, медленно сползла на пол. Итак, Майлз собирался продать ее. О Боже!
Чертыхаясь, он сел. На столе стояли три пустые бутылки. И это за один вечер! Никогда с ним такого не случалось. Майлз опасливо повернулся к спящей Александре. Что же произошло вчера? Как эта чудесная девушка оказалась у него в постели? Надо, надо вспомнить…
Хмурый, Кросс встал на ноги. Перед глазами все ходило ходуном. Надо умыться и привести себя в порядок, чтобы команда ничего не заметила, а вот Александра?.. Боже, что же делать теперь с ней?.. Постепенно мысли приходили в порядок, и он вспомнил все, что произошло ночью.
Итак, дом на холме.
Майлз даже вздрогнул. Словно кто-то шепнул ему в ухо эти слова. Дом на побережье, нарядный, будто игрушечный, встал у него перед глазами.
Если ему удастся убедить эту редкую красавицу жить с ним в качестве любовницы в действительно сказочном доме и сказочном месте, будут решены сразу две проблемы: безопасность родителей и… прекрасная женщина, всегда готовая к его услугам.
А если Александра откажет? Нет, отпустить ее он все равно никогда не сможет. Как-то придется уговорить ее стать его любовницей.
Приняв решение, Майлз заметно повеселел, хотя одна серьезная проблема все же оставалась. Он так и не знал, что Алекс думает о прошлой ночи вообще и о нем, Кроссе, в частности. Что делать, если она теперь презирает его настолько, что и слушать ни о чем не захочет. Одна лишь мысль, что в глазах ее он увидит ненависть и презрение, холодным обручем сдавила сердце.
Во сне Алекс чуть повернулась, уткнувшись лицом в подушку, затем перевернулась на спину. Майлз смотрел ей в лицо. Она действительно была самой красивой женщиной. Непрошеная, к нему вдруг явилась мысль о том, что это лицо как раз то, которое он хотел бы видеть изо дня в день, каждое утро. Эта мысль испугала Майлза, и, услышав осторожный стук в дверь, возвративший его к насущным делам, он явно обрадовался.
Вытащив из-под кровати сапоги, Майлз откликнулся:
— Кто там?
— Это Курт, капитан. Оги вас просит. Это срочно.
— Сейчас иду.
Майлз быстро оделся, натянул сапоги. Взгляд его упал на ключ, и тут он вспомнил, как не пускал Александру. Смутившись, он поцеловал спящую женщину в лоб.
— Я искуплю свою вину, вот увидишь, — прошептал он.
Обнаженное сливочно-белое плечо и соблазнительно поднимавшаяся под одеялом грудь обещали радости, в которых Майлз был вынужден себе отказать только потому, что голос Курта звучал по-настоящему тревожно. Кто знает, что могло произойти, что требовало вмешательства капитана. Была и еще одна причина для тревоги. Его вызывал Оги. Возможно, старый шотландец каким-то образом узнал, что Алекс провела ночь в его каюте.
Обеспокоенный, Майлз тихо вышел из каюты, неслышно прикрыв за собой дверь.
Солнце светило ослепительно ярко, работа шла своим чередом: каждый матрос, точно знавший свое дело, трудился на своем посту, паруса раздувались от ветра, и никаких видимых причин для беспокойства не было. Темно-зеленые воды океана сменили цвет на лазурно-синий, что свидетельствовало о приближении Канар. Этот новый цвет морской воды напомнил Майлзу цвет глаз его новой возлюбленной. Кросс поднялся на ют. Оттуда, сверху, он увидел землю. Корабль держал курс на остров Тенерифе.
— Капитан!
Обернувшись на зов, Майлз увидел, что шотландец рассматривает остров в подзорную трубу, и облегченно вздохнул. Какая бы серьезная проблема ни возникла, она по крайней мере никак не связана с Алекс.
— Что там, Оги? Мы не могли сбиться с курса — я вижу остров, — пошутил Майлз.
Он пребывал в прекрасном настроении и не намерен был продолжать войну. Оги должен был почувствовать эту перемену и забыть о своей неприязни.
— Смотрите сами, капитан, — сказал старый матрос, передавая Майлзу трубу.
Личные отношения с капитаном могли зайти в тупик, но он был не из тех, кто может забыть о деле. Работа есть работа.
— Что именно я должен увидеть? — беззаботным тоном спросил Майлз, поднимая трубу.
Санта-Крус-де-Тенерифе, будучи самым крупным портом на Канарах, по сравнению с другими портовыми городами в Европе и Новом Свете значительно проигрывал в размерах. Городок узкой полосой растянулся вдоль побережья небольшого залива, или просторной бухты. Гавань, как правило, всегда была полупустой.
Но сегодня все было иначе. Майлз удивился, увидев бухту, кишащую кораблями. Их количества вполне бы хватило, чтобы составить мощную военную флотилию. Однако идею о военно-морской операции пришлось оставить. Все суда были разнокалиберными и разномастными, причем принадлежали, судя по флагам, разным государствам и корабельным компаниям. Зрелище было весьма внушительным.
— Ты думаешь, кто-то заранее осведомленный о нашем прибытии подготовил нам торжественную встречу? — с той же дружелюбной насмешливостью спросил Майлз.
— Вам приходит в голову шутить на его счет? — недоверчиво переспросил Оги.
— Кого ты имеешь в виду? Все, что я вижу, — это торговый порт, дружеский порт, смею добавить. Испания — наш союзник. Бояться нечего. Кроме того, большинство гостей Тенерифе — пираты, которым дела нет до нашей войны. До тех пор пока им ничего не известно о нашем грузе, они и пальцем не посмеют тронуть «Неистовый».
Оги покачал головой:
— Боюсь, вам лучше еще раз посмотреть, капитан. Может, вы заметите своего старого дружка. Этот хищник с удовольствием поохотится на нас, даже если мы везем мешки с песком.
Майлз наконец-то понял, о чем толковал Оги, и еше раз окинул взглядом порт. Только теперь он заметил испанский галеас.
— Черт, — тихо выругался Майлз, гадая, чем это он так прогневал судьбу, что она вновь и вновь ставит ему подножки.
Звук притворяемой двери еше не разбудил Алекс, но послужил сигналом к медленному возвращению из страны грез. Открыв глаза, она инстинктивно потянулась к мужчине, согревавшему ее своим теплом всю ночь, но его не оказалось рядом. Постепенно сознание ее полностью прояснилось, и она села, натянув по грудь покрывало, и в растерянности огляделась. Она была одна в каюте, но, странное дело, не чувствовала себя одинокой. Острая боль одиночества, ставшая несколько месяцев назад ее постоянной спутницей, исчезла. Майлз отвел от нее эту напасть. Алекс порозовела, вспомнив то, что случилось с ней ночью, то, с какой готовностью она отдала себя красавцу капитану.
Со счастливой улыбкой она опрокинулась на спину, крепко обхватив себя руками, так, как бы ей хотелось, чтобы это сделал сейчас Майлз. Засыпая, она успела подумать о том, как здорово было бы проснуться, увидев перед собой его таинственные золотистые глаза. Как было бы здорово почувствовать объятие его сильных рук, наглядное доказательство того, что прошлая ночь не была сном. Однако все, что она имела сейчас, — это живая память о наслаждении, испытанном ею в его объятиях. Не беда — память была такой яркой, что она вполне могла бы продержаться на воспоминаниях, пока вновь не увидит его лицо. В конце концов, Майлз капитан корабля, и у него есть немало обязанностей; Алекс понимала, что она не может рассчитывать на то, что ради нее он будет пренебрегать своей работой.
Алекс беспокойно задвигалась, от нескромных мыслей ее словно обдало жаром. Смущенная, она встала с кровати и обернулась одеялом, как туникой. Ей было хорошо. Никакого сожаления она не испытывала. Что может быть прекраснее любви!
Счастливая, Алекс, блаженно улыбаясь, закружилась в танце. Подхватив разорванную рубашку, она подлетела к двери. Потом она вернется, чтобы навести порядок в каюте, но сейчас ей надо одеться как подобает, а самое главное — найти Майлза. Алекс ужасно захотелось увидеть его, прочитать в его глазах подтверждение любви.
Осторожно выглянув и убедившись, что коридор пуст, Алекс проскочила в свою каюту. Взяв в руки свое порванное, испачканное платье, Алекс на секунду задумалась. Наряд никак не соответствовал ее праздничному настроению. Она чувствовала себя так легко, так свободно! Отчаянная до безрассудства, Алекс решила, что теперь ей все нипочем. Брезгливо швырнув в сторону платье, она потянулась за бриджами и рубашкой, которые в свое время одолжила у Курта.
Натянув миткалевую рубашку и заправив ее в довольно свободные на талии бриджи, она покрепче затянула веревку, служившую ремнем. Достав из шкатулки щетку, Алекс стала приводить в порядок волосы. Только теперь, увидев себя в зеркале, вставленном в крышку шкатулки, она смогла составить верное впечатление о том, как выглядела, желая сойти за Курта. Верхних пуговиц на рубашке явно не хватало. Глубокий клиновидный вырез оказался более чем смелым, но, вспомнив, с каким наслаждением Майлз любовался ее телом, Алекс отринула сомнения. И волосы она оставит распущенными — для Майлза.
Как и все влюбленные девочки, Алекс готова была делать все, лишь бы угодить человеку, завоевавшему ее сердце. Она с радостью кинулась бы выполнять любую его прихоть, любое желание, чтобы заслужить его любовь.
С улыбкой, яркой, как солнце, Алекс выскочила из своей каюты и бегом поднялась по трапу наверх, на главную палубу. Здесь она заметила необычную суету. Матросы переговаривались вполголоса, явно чем-то озабоченные. Она обошла всю палубу, но Майлза так и не нашла.
И вдруг она увидела огромное количество кораблей. Что-то ее встревожило. Что это? И где же наконец Кросс? С чисто женской интуицией Алекс почувствовала опасность.
Она тревожно огляделась, ища глазами капитана. На этот раз взгляд ее был более пристрастным, и она заметила то, что раньше не бросалось в глаза. Корабль подготовили к бою. Пушки успели расчехлить, и у каждого орудия был выставлен расчет. Все матросы на судне были вооружены до зубов, в том числе и те, что, верхом сидя на реях, трудились над парусами.
В ужасе Алекс перевела взгляд с палубы «Неистового» на бухту. Она попробовала пересчитать находящиеся в ней суда, но сбилась со счету. Против такого количества «Неистовому» не устоять, сколько пушек ни выстави. Нужно срочно найти Майлза и все узнать из первых рук.
— Встанем на якоре рядом с «Дьяволом», Марко. Веди корабль по правому борту от испанца, — приказал Майлз рулевому.
— А стоит ли? — озабоченно переспросил Оги. — Они стояли рядом на юте, пристально вглядываясь в мощный галеас, перегородивший ведущий в гавань пролив. — Должен быть еще один вход в бухту, — добавил шотландец. — Может, его поискать?
— Будь я проклят, если стану бегать от этого ублюдка, — прорычал Майлз. — Диего не посмеет открыть огонь прямо здесь. Я вижу, тут больше его врагов, чем друзей. Если он попытается потопить нас где-нибудь поблизости от порта, ему придется иметь дело не только с нами, но и со своими соплеменниками. Друзья испанцы налетят на Диего словно стая голодных акул. Нет, не станет он рисковать шкурой.
Как бы уверенно ни рассуждал Кросс, шотландец видел все. От него не укрылись ни поспешность, с которой капитан отдавал приказы, готовясь к битве, ни внезапная бледность капитана, ни выступившие на лбу Майлза Кросса бисеринки пота. Макарди предпочел промолчать, молясь лишь о том, чтобы пушки не понадобились. Диего Родера был пиратом из разряда шакалов: предпочитал нападать на слабейшего, и для него не имело значения, какой стране принадлежит судно, союзной или, наоборот, вражеской. Его галеас под названием «Дьявол» вполне соответствовал названию. Диего был известен тем, что не знал жалости, и если и брал в плен матросов и пассажиров с разграбленных им судов, то совсем не для получения выкупа.
В глазах Оги именно это преступление и было самым большим грехом Диего. Всех захваченных людей кровожадный испанец превращал в рабов. Он нажил состояние, торгуя живым товаром — и черными, и белыми, и цветными. Ни для кого не было секретом, что Диего время от времени совершает набеги на прибрежные поселения, воруя мужчин, детей и особенно женщин для того, чтобы потом продать их на турецком и кариб-ском невольничьих рынках. От одной мысли об этой падали, Диего, Оги начинало мутить.
Марко крепко сжал руль, осторожно ведя баркентину по курсу. Испанский галеас приближался, все более увеличиваясь в размерах. Корабль испанца был по меньшей мере вдвое мощнее «Неистового» и вдвое лучше вооружен. Черные бойницы походили на горящие злобой глаза, а изогнутая дугой ватерлиния и повторяющая ее по форме кривая, образованная рядом неподвижных весел, напоминали рот, скривившийся в хищной усмешке. Бывалые моряки при взгляде на корабль поеживались и отворачивались в суеверном страхе. Многие из тех, кто нынче плыл матросом на «Неистовом», уже имели опыт общения с Диего. Но только тогда обстоятельства были чуть благоприятнее: в открытом море, где места для маневров более чем достаточно, на корабле более быстром, чем «Дьявол», с капитаном чуть поискуснее Диего, они благополучно избежали беды. Теперь дело обстояло несколько иначе: корабль с двух сторон зажимали берега канала, свободы для маневра не было никакой, и одного удачного попадания хватит, чтобы разнести «Неистовый» в щепки.
— Крепче штурвал, Марко, — бросил через плечо Майлз.
Все внимание его приковал корабль, вернее, даже не сам корабль, а его капитан. Только, к несчастью или, наоборот, к счастью, палуба «Дьявола» была пуста.
— Что-то не видно никого, — осторожно заметил Оги. — Может, он в городе.
— Да нет, он-то здесь. Я его нюхом чую. Спрятался и наблюдает, подонок.
— Что это их всех сюда принесло? — задумчиво проговорил Оги, кивая в сторону судов.
— Соскучились по белым наложницам, — по-испански процедил Майлз и скривился, будто сказанное оставило противный привкус во рту.
— Это понятно, но почему так много кораблей? — недоуменно пожал плечами Оги.
— Человек порочен и жаден, — цинично заметил Майлз, но, не успев закончить мысль, хлопнул себя по лбу: — Господи, Александра!
Оги нахмурился.
— Что это ты надумал, парень? — подозрительно прищурившись, спросил он.
— Курт! — заорал Майлз и, обернувшись к Макарди, добавил: — Скоро начнутся торги, Оги, а перед торгами — показ живого товара. Ты можешь представить, сколько может стоить такая красавица, как Александра?
Шотландец изменился в лице. С выражением горестного недоумения он посмотрел на капитана:
— Ты хочешь сказать… Я не дам такому случиться, парень! Только через мой труп ты сможешь…
— Черт, Макарди, ты что, спятил? Как я могу даже подумать о том, чтобы продать человеческое существо, не говоря уже о том, что этот человек — Александра…
По тону, каким были произнесены последние слова, шотландец понял, что со вчерашнего дня в отношениях капитана и их красивой пленницы что-то изменилось.
— Простите, капитан, — смущенно пробормотал Оги, считая бестактным задавать вопросы.
— Вы звали, сэр? — спросил запыхавшийся Курт, бежавший, очевидно, с другого конца корабля.
Майлз взял мальчика за плечи и приказал:
— Иди вниз поскорее и вели мисс Уайком оставаться в каюте. Ради ее же безопасности она не должна подниматься наверх ни под каким видом! А ты останешься караулить под дверью. Понятно?
— Да, сэр.
Майлз слегка подтолкнул Курта к трапу, ведущему вниз, на главную палубу. В двух шагах была дверь, та самая, которой воспользовалась Алекс во время своей ночной вылазки. Таков был кратчайший путь к каютам. Курт кинулся исполнять приказ, но Майлз, вдруг подумав о чем-то, махнул юнге рукой, велев подождать. Подойдя к мальчику, Майлз тихо сказал:
— Послушай, если ее не будет у себя в каюте, то…
— Да, сэр, я знаю…
Курт отвел глаза, и Майлз понял, что юнга знает, где Алекс провела ночь. Смущенный тем, что невольно оказался в курсе того, о чем капитан, возможно, не хотел бы никому говорить, Курт, запинаясь, сказал:
— Ну… Ее не было в каюте утром, когда я принес завтрак, а когда я пошел вам доложить… ваша дверь была заперта… сэр…
Курт говорил все тише и тише, а последнее слово произнес едва слышным шепотом, но, закончив свой рассказ, Курт поднял глаза и решительно заявил:
— Клянусь, капитан, кроме меня, об этом никто не узнает!
— Хорошо бы так, сынок, — сказал вместо напутствия Майлз. — А теперь живо!
Меньше всего Майлз хотел, чтобы из-за него пострадала репутация Алекс. Он знал, что никто из моряков ничего не осмелится сказать ей, но этого было недостаточно. Майлз не желал, чтобы кто-то даже думал о ней плохо. Теперь-то он знал, что Александра до сегодняшней ночи была девственницей. Ни тогда, ни позже Майлзу не пришло в голову задуматься над тем, что его планы сохранить доброе имя Александры Уайком входят в некоторое противоречие с его же планами сделать ее своей официальной любовницей в Чарлстоне, тем самым низведя ее до положения дамы полусвета, для которой доступ в так называемое порядочное общество закрыт.
Впрочем, сейчас все равно об этом рано было думать. Алекс находилась в опасности реальной, а не предполагаемой. Если Диего Родера хоть краем глаза увидит Александру, он не остановится ни перед чем, чтобы заполучить ее. Одна мысль о том, что его женщина окажется в руках этого подлого злодея испанца, делала Майлза больным.
— Смотри, капитан! — прошептал Оги, дергая Майлза за рукав. — Вот он!
Высокий, атлетически сложенный мужчина словно из воздуха возник у борта «Дьявола». Длинные черные волосы сосульками висели вдоль лица цвета недозрелой оливы, касаясь широких мощных плеч. Диего широко улыбался, подняв руку для приветствия:
— Здравствуй, друг!
Раскатистый голос испанца легко преодолел разделявшее корабли расстояние. Сейчас они почти касались бортами.
— Тоже мне, друг, — сквозь зубы процедил Майлз и тем не менее с самой дружелюбной улыбкой, на которую был способен, громко ответил по-испански: — Добрый день, Диего! Что привело тебя на Тенерифе?
— То же, что и тебя, дружище! — с громким смехом отозвался испанец.
— Что-то не пойму, о чем ты, — с той же ласковой миной сказал Майлз.
— Как же! — подмигнув, крикнул Диего. — Вижу, и ты взялся за ум. Даже великий Золотой Орел перестал гнушаться продажей надоевших ему любовниц. Она принесет хорошие деньги, не так ли?
— Кто? О ком это ты? — У Майлза по коже мороз пробежал.
Алекс замерла на последней ступеньке трапа. В этом испанце, так бесцеремонно разглядывавшем ее, было нечто пугающее. Он был похож на хищника, готового схватить и унести ее в свое логово. Алекс не понимала слов, но разговор явно шел о ней. Гигант рассмеялся, и его смех пробрал Александру до костей. Она не отрываясь смотрела на испанца, не заметив идущего навстречу Майлза.
— Черт! — заревел Майлз, увидев Александру на трапе.
Капитан был в ярости. Алекс как нарочно сделала все, чтобы привлечь внимание Диего. Этот наряд, распущенные волосы… Зачем, зачем она выставляла себя напоказ? Кросс был слишком озабочен тем, чтобы увести ее от беды, чтобы думать о вежливости.
— Какого черта ты тут делаешь? — взревел Майлз, хватая Алекс за руку. — Во что это ты вырядилась? Я же велел тебе оставаться внизу с Куртом!
Смущенная его тоном, равно, как и странным приказом, который ей никто не передавач, Алекс пролепетала:
— Я не видела…
— Не важно, что ты видела! Иди вниз! — заорал Кросс.
До него дошло, что она могла подняться на палубу раньше, чем Курт спустился вниз. Не тратя времени на разговоры, Майлз потащил ее за собой вниз.
— Но…
— Молчи, черт тебя подери, и делай, что тебе говорят!
Алекс совсем иного ожидала от их встречи. Раненная в самое сердце внезапным возвратом к прошлому, она, глотая слезы, спотыкаясь, следовала за разъяренным капитаном.
— Мне что, тащить тебя? — прошипел Кросс.
— В этом нет необходимости!
Гордость взяла верх над растерянностью, и Алекс выдернула руку. Оставшийся путь она проделала без посторонней помощи.
— Вот это шлюха! — заорал испанец. — Сколько ты за нее хочешь?
— Черт! — рявкнул Майлз и, догнав Алекс, потащил ее за собой к люку.
— Пусти меня!
— Иди вниз, или я дам тебе пинка под зад!
— Я и так иду!
Копели с широко открытыми от изумления глазами наблюдал странную сцену. Однако познаний в испанском хватило доктору для того, чтобы понять смысл того, что говорил этот неопрятный испанец. Он не только назвал девчонку шлюхой, но и попросил Майлза назвать за нее цену. Был ли этот неприятный тип тем самым врагом, о котором шепталась команда? Кто-то из матросов сказал, что множеству кораблей в порту они обязаны предстоящему аукциону, на котором будут торговать рабами; так, может, Кросс действительно собирается представить на нем свой товар, избавившись тем самым от двух докучливых пленников да еще и получив при этом прибыль?
Сама по себе возможность такого исхода не поразила Копели своей невероятностью, но встревожила — это верно. Впрочем, чего еще можно ожидать от такого негодяя, как Кросс. Копели понимал, что ничего хорошего не получится, если он открыто выступит против капитана, особенно если учесть, что Кросс явно был не в духе. Однако Иезекиилю совершенно не хотелось испытать участь раба на себе. Стараясь остаться незамеченным, он подошел поближе к люку, прислушиваясь к доносящимся снизу голосам. Беседа шла на повышенных тонах, и понять ее содержание труда не составляло.
— Пусти меня, черт тебя подери! — воскликнула Алекс.
— Заходи в каюту и оставайся там! — сквозь зубы прорычал Кросс.
Что за упрямая девчонка! Неужели она не понимает, что он всего лишь пытается защитить ее? Однако, не имея времени на разъяснение своей позиции, Майлз открыл дверь и рявкнул:
— Заходи!
— Почему ты… — на грани истерики воскликнула Алекс.
— Заткнись и делай то, что я тебе говорю, Александра! — заревел Майлз, подступая к ней вплотную. — Если тебе дорога твоя шкура, ты должна повиноваться мне! Тот человек, на другом корабле, только что предложил мне за тебя кругленькую сумму, но если ты будешь и дальше причинять мне неприятности, я отдам тебя даром!
Алекс, как выброшенная на берег рыба, судорожно открыла и закрыла рот. Она отказывалась верить в то, что происходит. Итак, он ее бросил, она оказалась не нужна ему после того, как он взял то, что хотел. Лучше бы он ее убил, потому что боль была невыносимой. Задыхаясь от подступивших к горлу рыданий, она влетела в каюту. Дверь захлопнулась, и Алекс, прислонившись к ней спиной, медленно сползла на пол. Итак, Майлз собирался продать ее. О Боже!