— А это возможно?
   — Что, перемирие? — переспросила Алекс. — Надеюсь, что да. Быть может, дело лишь в том, что уже поздно и мы оба устали, но вы ведете себя по-человечески. С таким Майлзом Кроссом я вполне могла бы ужиться.
   Алекс улыбнулась доброй, мудрой улыбкой, и Майлз растаял. Она выглядела немного по-детски в этом не по размеру большом халате. Такая трогательная, маленькая и в то же время такая желанная. Его неудержимо потянуло к ней и, не соображая, что делает, Майлз обнял ее и дотронулся до ее губ губами. Поцелуй был таким томительно-сладостным, что у Алекс на глазах выступили слезы. Она погладила его ладонью по щеке, по жесткой, отросшей за день щетине, и эта шероховатость удивительно контрастировала с нежностью его губ.
   Словно заговоренная, Алекс приоткрыла губы, впустив его горячий язык. Низкий стон сорвался с губ Майлза. Он сжал в ладонях ее лицо. Она вся раскрылась ему навстречу, с готовностью отдаваясь его поцелую, целуя его в ответ, словно чувствовала переполнявшую его печаль и жаждала утолить ее… Потом, глядя в ее синие глаза, пытаясь разгадать ее тайну, Майлз с удивлением ощущал в себе новое, теплое чувство. С удивлением он понимал, что готов защищать и оберегать, нежно заботиться об этой хрупкой девушке, такой ранимой, такой доброй, такой невинной…
   Но она не была невинной! Так не вовремя пришли ему на ум слова, сказанные доктором Копели. Невинность, доброта — все это бессовестная ложь. Перед ним была лживая притворщица, шлюха в одеждах девственницы! Майлз был далек от того, чтобы избегать общества падших женщин. Он не был ханжой. Он мог бы вполне поладить с Алекс, если бы она не стремилась выдать себя за другую. Его бесило то, что эта девка смогла его одурачить, заставила испытывать к ней чувства, которых не заслуживала, и тут он был бессилен противостоять собственному гневу.
   Взбешенный оттого, что в очередной раз не смог с собой справиться, Майлз оттолкнул от себя девушку и отвернулся.
   Алекс, не понимая, что происходит, во все глаза смотрела на вдруг ставшего прежним капитана.
   — Простите, — пролепетала она. — Я не знала…
   Не в силах понять, что она сделала не так, Алекс, бессильно опустив руки, смотрела вслед идущему к двери Кроссу.
   — Поздно, — рявкнул он, не глядя, на Алекс. — Вам надо спать.
   — Оги скоро придет сменить меня, — ответила Алекс чуть дрожащим голосом.
   — Я разбужу его и пошлю к вам немедленно, — ответил Майлз, стараясь не смотреть на нее, вновь и вновь убеждая себя в том, что вид оскорбленной невинности, который она на себя напустила, не более чем игра.
   После его ухода Алекс еще некоторое время не могла прийти в себя, тупо глядя в закрытую дверь. Что же произошло?
   Алекс облизнула губы, почувствовав вкус бренди и особый, только его губам присущий привкус.
   — Чем я его так раздосадовала? — спросила она пустоту. — И почему его ненависть так больно меня ранит?

Глава 10

   Проснувшись в каюте Джудсона, куда под утро буквально затолкал ее Оги, пришедший сменить ее у постели больного, Алекс поняла, что времени уже много — в каюте было светло как днем. Она быстро вскочила с постели и тут же пожалела об этом: усталость вчерашнего дня, неудобная поза, в которой она спала, свернувшись в кресле возле постели больного, недостаточный ночной отдых — все это сказалось сейчас. Тело немилосердно ныло, каждое движение отдавалось болью в мышцах, и тем не менее Алекс успела достаточно быстро сбросить с себя ночную рубашку и надеть собственное грязное платье. К тому времени как в дверь постучали, она уже натянула чулки и зашнуровывала ботинки.
   — Курт, что случилось? — спросила она, открыв перед юнгой дверь.
   На мальчике лица не было.
   — Мистер Тернер, мадам, — заикаясь, проговорил он. — Оги послал меня…
   Алекс не стала слушать дальше, прошмыгнув мимо юнги в каюту, где она провела большую часть ночи. Оги стоял на коленях перед кроватью, заслоняя собой Джудсона.
   — Оги, что с ним?
   То, что увидела Алекс, подтвердило худшие из ее опасений. Оги изо всех сил держал бьющегося в судорогах Джудсона.
   — Его трясет, девочка. Но только не так, как вчера, от лихорадки…
   — Конвульсии, — прошептала Алекс и присела рядом с шотландцем.
   Прощупав у Джудсона пульс на шее, Алекс нахмурилась. Сердцебиение было замедленным и неровным.
   — Курт, беги в кубрик, — приказала Алекс переминающемуся с ноги на ногу мальчику. — Принеси мне горячей воды. И еще не забудь угля для плиты. Нам придется снова ее разжечь.
   Довольный тем, что ему нашлась работа, Курт тут же бросился исполнять поручение.
   — Горячую воду, девочка? А не вызовем ли мы у него опять жар?
   — Нам придется рискнуть, иначе ему не жить, — хмуро ответила Алекс.
   Не прошло и пяти минут, как Курт вернулся с чайником кипятка. Быстро разбавив воду в тазу, все трое большими полотенцами, смоченными горячей водой, принялись растирать Джудсона. Судороги прекратились, и Тернер затих. Однако, как и предсказывал Оги, судороги сменил жар. Пришла пора обмывать его холодной водой.
   Алекс держала себя в руках, так что ни Оги, ни Курт ничего не могли прочитать по ее лицу. Она одна знала, что битва уже проиграна. Сердце Джудсона билось все слабее, жар не проходил. Наконец сердце несчастного перестало биться. Алекс, обессиленная, опустилась на стул.
   — Не надо, Оги, — сказала она шотландцу, в очередной раз отжимавшему полотенце. — Все кончено. — В глазах ее блестели слезы. — Он умер, — тихо произнесла Алекс и медленно встала.
   Еще никогда она не боролась за жизнь пациента с таким неистовством, с такой отчаянной решимостью.
   — Прости, Оги. Мы сделали все, что могли.
   Оги медленно кивнул, не в силах смириться с тем, что случилось.
   — Пойди доложи капитану, Курт, — тихо сказал он.
   Курт старался держаться молодцом, но Алекс не так просто было обмануть. Она подошла к мальчику и, положив ему руку на плечо, попросила:
   — Ничего ему не рассказывай. Попроси прийти, и все.
   — Хорошо, мэм, — сказал юнга и, опустив голову, пошел искать капитана.
   Оги продолжал сидеть, уныло глядя в одну точку. Алекс подошла к нему и молча встала рядом. Шотландец взял ее руку в свою и бережно сжал в знак сочувствия.
   — Мы хотели как лучше, Оги.
   — Эта новость разобьет капитану сердце, — прошептал он еле внятно с сильным шотландским акцентом.
   — Я знаю. Каждый раз, когда я смотрю на него, я вижу в его глазах такую боль и… — Алекс замолчала, подыскивая верное слово. — Боль и вину. Оги, что случилось здесь в ту ночь, когда ранили Джудсона?
   Макарди вздохнул и попытался объяснить:
   — Мы высадились на берег, а королевский патруль, приняв нас за контрабандистов, открыл огонь.
   — И это все? Я с самого начала видела, что капитан страшно горюет, но я уверена: за этим стоит нечто большее.
   Оги ответил не сразу, словно решал, стоит ли рассказывать все, но, встретив полный сочувствия взгляд девушки, подумал, что она имеет право знать правду.
   — Бой был упорный, девочка. И они оба, Джудсон и капитан, сражались бок о бок, как это было всегда. Они понимали друг друга без слов. Когда эти двое были вместе, никакой враг не мог их сломить.
   — Так было до той ночи.
   — Да, до той ночи. Их окружили. Англичане подступали со всех сторон, и Майлз решил перегруппировать силы — дать возможность своим людям отступить к кораблю. Нас было втрое меньше, чем англичан, и оставался только один свободный путь в море. Капитан разбросал навалившихся на него солдат в красных мундирах, и в этот момент один из англичан успел зарядить ружье и выстрелить.
   Шотландец охрип от волнения. В тот момент, когда он замолчал, чтобы прочистить горло, Алекс тихо сказала:
   — И Джудсон заслонил собой капитана.
   — Да. Он заметил того солдата и повалил Кросса наземь, приняв на себя его пулю.
   — «И крепче не было в мире друзей», — процитировала Алекс слова баллады.
   Теперь у нее на многое открылись глаза. Каким должен быть человек, без раздумий пожертвовавший собой ради друга? Каким должен быть человек, заслуживший такое самопожертвование? Если бы судьба свела ее с Майлзом Кроссом при иных обстоятельствах…
   — Вставай, Оги, капитан придет сюда с минуты на минуту.
   С тяжелым вздохом Оги поднялся и на ватных ногах подошел к кровати. Алекс достала простыню и накрыла ею безжизненное тело. Услышав тяжелые шаги в коридоре, она повернулась лицом к двери, готовясь встретить капитана.
   — Что случилось? — спросил он, хмуро глядя на Алекс, затем, ни слова не добавив, шагнул к кровати.
   Все стало понятно без слов.
   — Простите, капитан. Я оказалась бессильна. Яд отравил его сердце, — сдавленно проговорила Алекс.
   — Пошли вон, — бросил Майлз, не глядя ни на кого.
   Голос его был глухой и безжизненный. Алекс прекрасно понимала, что он сейчас чувствует. Примерно то же чувствовала она, когда четверо мужчин уносили из дома… отца.
   — Капитан, — заговорил Оги, протянув другу руку помощи, но Майлз, неприступный в своем горе, лишь отмахнулся.
   — Я велел выйти вон. Убирайтесь. Оба.
   Оги молча кивнул, поддерживая Алекс. Она позволила шотландцу проводить ее до двери, но на пороге обернулась и посмотрела на Кросса, застывшего в Оцепенении у постели друга.
   — Иди, Оги, я ненадолго задержусь.
   Макарди послушно вышел, бросив сочувственный взгляд на капитана. Алекс прикрыла за шотландцем дверь.
   — Капитан, — позвала она.
   — Я думал, вы уже ушли, — грозно нахмурившись, откликнулся Кросс.
   Слеза покатилась у нее по щеке, но Алекс справилась с собой, не позволила себе расплакаться.
   — Я хотела бы вам помочь.
   Стараясь не поддаться искушению принять за чистую монету ее сочувствие и скорбь, Майлз швырнул ей в ответ:
   — Вы уже довольно мне помогли, чего еще желать?
   Алекс сделала вид, что не понимает его жестокого намека, и продолжала:
   — Я знаю, как глубока ваша скорбь, но прошу вас не винить в случившемся себя.
   — Я, полагаю, ясно дал понять, кого считаю виноватым.
   — Это только слова.
   — Черт! Не вам говорить мне, что стоит за моими словами! Убирайтесь!
   Алекс медленно кивнула. Ей так хотелось обнять его, успокоить, утешить его в горе, но он не позволил ей этого сделать. И возможно, решила Алекс, он был по-своему прав: не ей, к которой он испытывает только антипатию, утешать несчастного. Понурив голову, она пошла к двери. Уже почти на пороге она в последний раз взглянула на него.
   — Капитан, — сказала она тихо.
   Пусть он не хочет ее слышать, но она должна выполнить последнюю волю друга, она обязана сказать то, что чувствует.
   — Пожалуйста, помните, что велел передать вам Джудсон. Он не винил вас, и вы не должны винить себя.
   Алекс смотрела Майлзу в глаза и, как бы ни старался он скрыть переживания, они рвались наружу.
   — Вы все сказали? — прошипел он.
   — Ищите успокоения в чем хотите, капитан. Я не знала вашего друга так хорошо, как хотелось бы, но я точно знаю, что вы оскорбляете память о нем, терзая себя.
   — Вы сами не знаете, что несете, мисс Уайком. Идите своей дорогой.
   Алекс наконец поняла, что он все равно не в состоянии услышать то, что она пыталась ему сказать, и, оставив попытки достучаться до сознания Кросса, ушла из каюты. Молча она поднялась на палубу, двигаясь как во сне, и там, устроившись возле борта, стала смотреть на море.
   Небо такого глубокого синего цвета, о существовании которого до сей поры Алекс не имела представления, покрывали легкие перистые облака. Все было пронизано солнцем, но красота окружающего мира не радовала ее. Слушая песню ветра в развернутых парусах, мерный плеск волн, ласково качающих корабль, она начинала понимать людей, отдавших свою жизнь служению морю. Джудсон был один из них, один из тех, кому больше никогда не доведется испытать счастья вдыхать свежий морской воздух и слушать, как ветер гудит в парусах.
   — Как ты, девочка?
   Алекс повернула голову на голос, быстро смахнула набежавшую слезу и, улыбнувшись, кивнула усталому шотландцу.
   — Прекрасно, — бодро заявила она и вдруг выпалила: — Оги, а сколько вы получите денег от продажи оружия, которое лежит теперь на борту?
   Шотландец был поражен. Не найдясь, что придумать на ходу, он решил сказать все как есть.
   — Девочка, идет война, против нас воюют и армия, и флот. Их цель — захватить наши порты, а Чарлстон один из самых крупных портов в Америке. Чтобы противостоять им, нам нужны пушки и ружья. Только так мы сможем отстоять Чарлстон.
   — Так, значит, этот корабль не пиратское судно?! — удивленно воскликнула Алекс.
   — Мы — каперы, а каперы и пираты — не одно и то же. А теперь послушай: мы не собираемся ни на кого нападать и вступим в бой с британским кораблем, только если они на нас нападут и не оставят нам выбора. Груз, который мы везем, нам дался слишком дорогой ценой, так что рисковать мы не можем.
   Алекс только кивнула, однако в душе у нее заиграли фанфары. Все то, что про него говорили, ложь, ложь! Все, что он говорил о себе, имело лишь одну цель: представить себя жадным негодяем и отвести подозрения от своей семьи. Алекс восхищалась им, но только что в этом толку: он все равно будет смотреть на нее как на досадную помеху делу, как на занозу, на что-то противное и докучливое…
   Алекс и Макарди молчали, погруженные каждый в свои мысли.
 
   Солнце почти опустилось за горизонт, когда команда стала собираться у борта, как раз где стояла Александра.
   Вдруг совсем рядом с ней раздался жалобный плач волынки. Траурный звук повис в воздухе. Алекс подняла глаза и увидела Макарди в перекинутом через плечо шерстяном желто-зеленом пледе. На другом плече у него висела волынка. Боль была в каждом звуке, извлекаемом из инструмента.
   Рядом с Оги стоял Курт, и глаза его заволокли слезы.
   Александра не очень понимала, что происходит.
   Моряки стояли, угрюмо понурив головы, и вдруг на палубе появилось шествие: шестеро матросов несли на плечах на доске завернутое в черную ткань тело Джудсона. Наступили минуты прощания.
   Когда последние звуки печальной музыки растаяли в воздухе, моряки расступились, пропуская капитана к Тернеру. Крепкий ветер играл его длинными пшеничными волосами. На нем была новая нарядная рубашка, кипенно-белая, особенно подчеркивающая загорелое лицо. Широкие, отороченные белым кружевом рукава раздувались, как паруса. Поверх рубашки Майлз надел черный жилет. В руках он держал Библию в строгом черном переплете.
   Кросс переводил взгляд с одного моряка на другого, готовясь сказать прощальное слово, и когда он заговорил, звук его голоса был таким же скорбным и чистым, как звучавшая до этого музыка.
   — Всякий раз, как я прощаюсь с товарищем… другом… душа моя становится беднее. Я теряю часть себя, потому что знаю, что мне больше не доведется испытать радость, которую вносил в мою жизнь ушедший от нас человек. Но с Тернером… Я не стану духовно беднее после ухода Джудсона Тернера, как и никто из нас, потому что он оставил нам всем так много своего душевного богатства! Кто из нас, глядя на товарища, поднимающегося под небеса на мачту, не услышит задорного смеха Джудсона? Кто из нас, слушая песню вечернего ветра, не засмеется, вспоминая, как отчаянно он фальшивил, исполняя песни собственного сочинения, прославляющие его же подвиги?
   Алекс обвела взглядом расцветшие улыбками лица моряков.
   — Джудсон Тернер был отчаянный повеса, но мог быть и настоящим джентльменом.
   И снова доброжелательный смех.
   — …бесстрашный солдат и матрос… и самый близкий друг, который был у меня в жизни. Он верил в справедливость нашего дела. Он был человеком чести и доблести и хотел видеть такими же нас всех. Мы не смеем обмануть его доверие и предать его память.
   Последние слова подхватил и унес в море ветер, и Майлз едва заметным кивком отдал приказ. Тело Джудсона приняло море. Темная бездна сомкнулась над ним. Был человек и пропал, растворился в пучине. Алекс была потрясена увиденным. Она перевела взгляд на Майлза. Побелевшими пальцами он сжимал Библию, еле слышно читая молитву. Вскоре все разошлись по местам — у каждого была своя работа.
   Александра осталась. Взгляд ее притягивала могучая фигура капитана. Не в состоянии противостоять силе, толкавшей ее к нему, она подошла и встала рядом.
   — Жаль, что у меня нет цветов, — тихо сказала она, глядя на море.
   Майлз повернул голову. Казалось, ее голос вернул его из иного мира, где не было ни корабля, ни матросов, ни ее, Алекс. Ее ясные глаза были глубоки, как океан, который принял в свои объятия его лучшего друга, но они не были холодны, как бездушное море. В них читалось понимание, они согревали его своим теплом. Ее красота обладала чудесной властью смирять боль, но, боясь пойти на поводу у нежности, которую будила она в его сердце, Майлз, брезгливо поджав губы, спросил в ответ:
   — К чему цветы? Зачем они ему?
   — Как дань.
   — Дань, жертва… Жертву отдают, чтобы заглушить голос нечистой совести, но мертвый все равно не оценит.
   Алекс словно хлестнули по щеке. Дело было даже не в самом язвительном тоне, каким Майлз произнес этот несправедливый упрек. Видимо, он очень хотел верить в то, что в смерти Джудсона повинна и она. Алекс закусила губу, чтобы не расплакаться.
   — Простите меня, капитан. Я должна была догадаться, что не стоит вас беспокоить. Постараюсь в дальнейшем держаться от вас как можно дальше.
   — Вот это самое лучшее, что вы можете сделать, мисс Уай-ком, — прошипел Майлз, сам не отдавая себе отчета в том, что именно его так бесит. — Вы и так довольно натворили здесь бед.
   — Стоит ли напомнить вам, капитан, что я здесь не по своей, а по вашей воле, — заметила Алекс, чья уязвленная гордость все же взяла верх над симпатией к этому человеку.
   — Еще одна моя непростительная ошибка.
   Алекс не выдержала и взорвалась:
   — Сэр, другого такого типа не сыщешь на всей земле! Вы не можете жить с чувством собственной вины и поэтому перекладываете ее на других! А Джудсон отдал за вас жизнь!
   При этих словах он сжал руку Алекс так, что она вскрикнула.
   — У вас появилась дурная привычка на свой лад толковать полученную информацию. Очевидно, первый урок не пошел вам впрок. Как мне научить вас не совать нос в чужие дела? Моих угроз вам недостаточно…
   Мисс Уайком умела владеть собой и дала достойный отпор капитану.
   — Ваши прощальные слова, капитан, тронули меня, — с ядовитой насмешкой ответила Алекс. — Но сейчас я вижу, что на самом деле вы пустышка, надутый шар. Вы просили своих людей подражать Джудсону, жить по его законам: законам чести и совести. Боюсь, вы даже не понимаете, что значат эти слова, и тем более не способны применить их к себе. Иначе вы бы не посмели оскорблять женщину.
   — Оскорблять женщину? Вы это о себе? Вы считаете мои слова оскорбительными?
   Майлз, не замечая того, едва не выкрутил ей руки, рванув к себе так, что она оказалась прижатой к нему всем телом.
   — Вы все еще ничего не поняли? Какая наивность! Да это всего лишь малая часть того, что вы могли бы ждать от меня и этого путешествия. Вы еще смеете говорить со мной о чести и достоинстве! И это говорит та, которая только лжет и предает с самого первого мгновения, как появилась здесь!
   — Капитан, прошу вас… — Алекс поморщилась от боли, пытаясь как-нибудь высвободить руки.
   — Мольбами вы ничего не достигнете, дорогая, — шипел Кросс. — Я-то знаю, кто вы есть: лживая шлюха… Такая прелестная и невинная внешне и насквозь прогнившая лгунья изнутри…
   — Довольно, капитан! Отпустите девочку!
   Алекс узнала Оги.
   Майлз ошеломленно посмотрел на человека, которого прежде считал другом. Макарди недвусмысленно постукивал большим пальцем по эфесу сабли. Шотландец набычился, весь его вид выражал угрозу.
   — Уйди, Макарди, не твое это дело.
   Испуганная тем, что из-за нее может пролиться кровь, Алекс взмолилась:
   — Оги, пожалуйста, не надо. Все в порядке.
   Майлз на миг растерялся, и этого мгновения ей хватило, чтобы вырваться из цепких лап капитана и подлететь к Оги, но не затем, чтобы искать у него покровительства, а, скорее, наоборот.
   — Прошу вас, Оги, не надо! Остановитесь! Люди смотрят, Оги… Вы не можете идти против капитана, вы не можете! — шептала она, стремясь, чтобы матросы, привлеченные странной сценой, не поняли, что происходит. — Прошу вас, Оги, пойдемте. Он не хотел меня обидеть, он просто пугал. Это моя вина!
   — Слушай, что она говорит, — тихо предупредил Майлз, увидев, что Макарди не собирается отступать. — Ты нужен мне, но если ты выступишь против меня, пощады не будет.
   Алекс нисколько не сомневалась в том, что Майлз Кросс способен убить ее нового друга, и взмолилась вновь:
   — Прошу вас, Оги! Вы нужны мне! Не делайте этого из-за меня!
   Оги посмотрел в заплаканное лицо девушки и нахмурился. Он до сих пор не мог понять, что происходило с капитаном. Почему он вдруг ни с того ни с сего накинулся на этого красивого ребенка. Ему не хотелось идти против Майлза — они были друзьями, но еще меньше ему хотелось стоять, праздно наблюдая, как этот цветочек страдает от пытки, которая один Бог знает когда кончится. В своем теперешнем непредсказуемом состоянии Майлз был способен на все, что угодно.
   Кросс тоже видел, что в душе Оги наступил разброд, и решил перехватить инициативу.
   — Отведи девчонку вниз, Оги, прочь с моих глаз. — Майлз подождал и, видя, что шотландец не торопится исполнять указание, добавил: — Это приказ, Оги.
   Взгляды их встретились в молчаливом поединке, затем Оги нехотя кивнул, понимая, что пока у него нет иного выбора.
   — Есть, капитан, — сказал он, убирая руку с эфеса сабли, и, бережно обняв Алекс за плечи, повел в каюту.
   Счастливая уже тем, что бомба не разорвалась, Алекс быстро пошла к лестнице. Никто из них не проронил ни слова по пути до самой двери каюты, отданной в распоряжение Алекс. Только там, повернувшись к Оги, девушка сказала:
   — Прошу тебя, никогда больше не делай этого. Обещай мне.
   — Я не дам ему тебя обидеть, дочка.
   — Оги, ты мне так дорог, я несказанно благодарна тебе за поддержку, но, пойми, я не смогу жить, зная, что ты пострадал или, не дай Бог, убит по моей вине. Если ты пойдешь против Кросса, он назовет тебя мятежником. Пойми, как бы хорошо капитан ни относился к тебе, он не пощадит того, кто разжигает бунт на корабле.
   — Ну хорошо, дочка, ради тебя и товарищей я буду осторожнее. А теперь пора ужинать. Сейчас Курт тебе принесет ужин.
   Оги ушел, а Александра, оставшись одна, задумалась. Как быть дальше? Может, поговорить с Кроссом начистоту?

Глава 11

   Наступила ночь, а Алекс никак не могла решиться на последний шаг. В который раз она прокручивала в голове предстоящий разговор. Воображение расходилось не на шутку, одна за другой перед ее мысленным взором возникали ужасные картины ближайшего будущего. Едва ли ей удастся завоевать доверие капитана, но попытаться все же стоит.
   Алекс слышала, как пару часов назад вернулся к себе в каюту капитан. Она храбро подошла к двери, открыла и… на большее ее не хватило. Тихо прикрыв дверь, она вернулась к себе. «Завтра, — сказала себе Алекс. — Завтра все и скажу». Казалось бы, можно ложиться спать и набираться сил для завтрашнего разговора, но не тут-то было. Сон не шел. Стены крохотной каюты словно сдвигались, наступая со всех сторон. Страх мертвой хваткой сдавил ей горло. Алекс задыхалась, не находила себе места. Стоило закрыть глаза, как перед ней всплывало лицо капитана: то перекошенное от злобы, то, наоборот, нежное и доброе.
   Раздраженная, Александра сбросила одеяло и села. Часов у нее не было, но она знала, что уже очень поздно. Что-то надо было делать.
   Нужно набраться храбрости предстать перед капитаном и разом покончить с этим тяжким испытанием. Вдруг за стеной в соседней каюте раздался шум. Алекс вскочила, будто услышала выстрел.
   С бьющимся сердцем прислушивалась она к звукам, тяжелым и глухим, то стихающим, то возникающим вновь. Казалось, за стеной кто-то ходит. Итак, Кросс не спал. Не мог заснуть и мучился, как и она. Собрав в кулак все свое мужество, Алекс взяла со стула халат и пошла к двери. Сейчас или никогда. Может, сейчас даже лучше, потому что Оги спит, да и большинство команды тоже. Не спят только вахтенные. Если Кросс решит, что она заслужила смерть, некому будет противостоять ему, а значит, и никто из-за нее не пострадает.
   Словно Даниил, входящий в пещеру ко львам, Алекс, расправив плечи, отважно пошла навстречу смерти. Остановившись на мгновение перед дверью в каюту капитана, набираясь сил перед последней схваткой, Алекс, глубоко вдохнув, постучала. В пустом темном коридоре робкий стук показался грохотом, но этот шум не шел ни в какое сравнение с громовым стуком ее собственного сердца.
   Капитан тем не менее не откликался, и тогда Алекс, решив, что обратной дороги не будет, постучала опять, тихонько позвав из-за двери:
   — Капитан, можно?..
   Алекс еле успела отскочить, когда дверь перед ней широко распахнулась и на пороге возник Майлз Кросс. Только тогда она гоняла, что совершила роковую ошибку. Капитан заслонял собой все пространство дверного проема, доставая головой почти до притолоки, и глаза этого гиганта угрожающе блестели. Но это еще не все. Майлз стоял перед ней голый по пояс, бронзовый от загара, мускулистый и мощный, с крепкими, тугими, как канаты, объемными мышцами атлета. Темная поросль, начинавшаяся на груди, треугольником уходила вниз и скрывалась у пояса бриджей, плотно облегавших его бедра и ноги. Длинные волосы его имели довольно всклокоченный вид, и в руках он сжимал полупустую бутылку темного бренди. Алекс хватило нескольких секунд, чтобы оценить обстановку и понять, что капитан был вдребезги пьян.