Беннет Констанция. Радость пирата

   — А, вот так удача! Нас зашел навестить ангел-хранитель! Прошу пожаловать в гости! Ну не стесняйтесь, заходите! Я как раз думал о вас.
   Майлз склонился в шутовском поклоне, пропуская даму, но она не торопилась принять приглашение.
   — Что, вам не нравится мое общество? — приподняв бровь в пьяной ухмылке, насмешливо переспросил Кросс.
   Взгляд его беззастенчиво шарил по ее телу. Алекс уже сто раз успела пожалеть о своей глупости. Запахнув халат, она сказала:
   — Простите, капитан. Я услышала шум и… о…
   Майлз продолжал молча разглядывать ночную гостью, заставляя ее нервничать все сильнее. Наконец у нее просто сорвался голос.
   — Не стоило вас беспокоить, — торопливо пролепетала она. — Я завтра зайду.
   — Нет, нельзя уходить так рано, — воскликнул Майлз, увидев, что Алекс попятилась от двери, и с удивительной для его состояния реакцией успел поймать ее за руку и затащить в каюту.
   Алекс, оступившись от неожиданности, едва не упала. Майлз тем временем успел пройти внутрь и, привалившись к двери, закрыл Алекс путь к отступлению. Девушка, дрожа от страха, смотрела на пьяного капитана, не зная, как себя вести и что делать, чтобы с честью выйти из тупиковой ситуации. Майлз продолжать поедать ее голодным взглядом.
   — Прошу вас, капитан, позвольте мне уйти, — стараясь сохранить спокойствие, попросила она. — Сейчас не время…
   — Не время для чего, моя дорогая?
   — Вы пьяны, — продолжала она, не отвечая на вопрос. — Мне не следовало приходить. Если вы будете любезны отойти…
   — Ерунда. Вы должны остаться и составить мне компанию. Будем пить вместе. Насколько я помню, вы не против пропустить рюмочку-другую.
   Майлз отошел от двери и неверным шагом двинулся к столу. Воспользовавшись тем, что Майлз отвлекся, Алекс на цыпочках пошла к двери.
   — Ну вот и ты, голубушка, — весело сообщил Кросс, доставая очередную бутылку, по-прежнему не глядя на Алекс.
   Его веселый тон и благодушное настроение не развеяли опасений Александры, и она, стараясь действовать бесшумно, нажала на ручку двери.
   Бесполезно.
   — Ищешь вот это, дорогая? — с пьяной ухмылкой спросил Майлз, показывая ей большой бронзовый ключ.
   Он разжал пальцы, и ключ упал на стол. Душа у Алекс ушла в пятки. Он играл с ней как кот с мышью, перед тем как съесть бедняжку.
   — Вы пьяны, капитан. Прошу вас, отдайте мне ключ и позвольте уйти отсюда.
   — Вот он. Здесь, на столе. Подходи и бери.
   Майлз без лишних церемоний уселся за стол, развалившись в кожаном кресле.
   Алекс прекрасно понимала, что он всего лишь дразнит ее, подманивает к себе, однако выбора у нее не было, и она решилась подойти поближе. С достоинством, приличествующим придворной даме, она подошла к столу и остановилась чуть поодаль, опасливо поглядывая на Майлза. Он, казалось, не замечал ничего вокруг, сосредоточившись исключительно на лежавшем перед ним ключе.
   Алекс осторожно протянула руку и уже вот-вот готова была схватить желанную вещь, как Майлз железной хваткой вцепился ей в руку так, что она чуть не взвизгнула от боли.
   — Зачем ты пришла сюда? — зарычал он, разом сбросив маску притворного радушия.
   — Пустите, вы делаете мне больно…
   — Зачем ты…
   — Я хотела поговорить! Попросить вас не наказывать Ма-карди! — морщась от боли, воскликнула Алекс.
   — Какое трогательное участие, — процедил Майлз, выворачивая ей руку, затем, так же неожиданно отпустив, толкнул Алекс от себя.
   Глаза его блеснули золотым огнем, когда халат Алекс случайно распахнулся и показалась белая короткая рубашка.
   — Черт, ты соблазнительная штучка. Скажи мне, ты и Ма-карди завлекала своим маленьким вкусным телом, чтобы настроить против меня?
   Вместо ответа Алекс поплотнее запахнула халат.
   — Как вы смеете! — с жаром воскликнула она. — Это просто омерзительно!
   — Тогда, наверное, ты его околдовала, — совсем другим тоном заявил Майлз.
   Настроение его улучшалось на глазах. Заметно повеселев, Майлз поднялся из-за стола с очевидным намерением подойти к Алекс поближе. Она отступила. Однако места для маневра было совсем немного. Еще шаг, и она оказалась прижатой к стене.
   — Ну, так как тебе удалось настроить против меня одного из самых преданных мне людей? Обычным манером или все-таки не обошлось без черной магии?
   — Да будьте вы неладны, я не имею к этому никакого отношения! Вы сами умудрились превратить во врага лучшего друга! Сами!
   — И ты считаешь, что я так прямо тебе и поверю? После того как ты отправила на тот свет Тернера и заставила Макарди презирать меня? Интересно, что ты еще собираешься выкинуть? Одурманить всю команду и спровоцировать бунт?
   — Вы пьяная скотина, капитан. Слепой, сумасшедший пьяный идиот. Хотя, может быть, вы и трезвый не умнее. Я пыталась спасти вашего друга, и вы об этом знаете! Как можете вы обвинять меня в убийстве?
   — Да очень просто, — пожал плечами Майлз, совершенно не тронутый ее обличительной речью.
   — Будьте вы прокляты! — процедила Алекс.
   Ей стало вдвойне страшно, когда она поняла, что доводы рассудка не доходят до одурманенного алкоголем разума капитана. Он был зол, и у него под рукой оказалась та, на которой он мог выместить всю накопившуюся злобу. В бессильной ярости Алекс отвернулась от Майлза, ожидая пощечины, чего угодно… Но в последний момент все же не выдержала и бросила ему в лицо:
   — Неужели вы действительно не видите, что происходит, капитан?!
   Ее вопрос застал Кросса врасплох. С его точки зрения, все было ясно как день. Он мучился, страдал, и бренди, призванное облегчить ему страдание, не помогло в той мере, в какой ожидал Майлз. Эти синие глазки заставляли его мучиться от неудовлетворенного желания с того самого момента, как он их увидел, и теперь, кажется, боль излечится естественным путем. Эта хорошенькая мисс Уайком может дать ему то, что оказался не в силах дать коньяк. Однако он никак не мог сообразить, о чем у них был разговор. Кажется, он потерял нить…
   — Может, ты меня просветишь насчет того, что происходит? — пробормотал он заплетающимся языком. Кровать была всего в двух шагах позади, и он, преодолев это пространство сел, чтобы мир перестал вращаться. — Ну, слушаю.
   В этой позе Майлз уже не казался таким страшным, и Алекс немного расслабилась. Она даже позволила себе на дюйм подойти к нему ближе.
   — Джудсон был вашим другом… Я понимаю вашу скорбь, поверьте мне.
   Майлз распрямил плечи и отвернулся. Боль утраты судорогой свела ему грудь. Не дождавшись ответа, Алекс продолжала:
   — Оги рассказал мне об обстоятельствах его ранения.
   — У Оги слишком длинный язык, — пробормотал Майлз и, с трудом поднявшись, шаткой походкой направился к столу, где стоял стакан с бренди, налитый для Алекс.
   — У него еще и слишком доброе сердце. Он не понимает, за что вы меня ненавидите. Мы рвем на куски его сердце, и этому надо положить конец.
   — Рукоплещу вашей отзывчивости, — ехидно заметил Майлз, со стаканом в руке повернувшись к Алекс, и, облокотившись о стол, тем же язвительным тоном спросил: — У вас есть предложения на сей счет?
   Алекс закрыла глаза и набрала в грудь побольше воздуха. Час признания пробил.
   — Есть. Я пришла сюда для того, чтобы раз и навсегда разрешить возникшее между нами недоразумение. После того как я сделаю это, вы можете поступить со мной как захотите, но при условии, что никто из-за меня не пострадает.
   — Вы говорите загадками, мадам, — пробормотал Майлз, — говори, что собиралась сказать.
   — Вы хотели, чтобы я созналась в том, что лгала вам… Ну что же, вот вам признание.
   Майлз пристально посмотрел на нее, и Алекс, запнувшись, продолжила:
   — Я видела, что происходило на берегу две ночи назад. Я знаю, что оружие вам привезли… ваши мать и отец.
   Майлз с трудом сдерживал ярость. Он молча смотрел на нее несколько секунд, и вдруг, схватив со стола стакан, с силой запустил им в стену. Алекс успела отскочить в сторону, но при этом боялась издать хоть один звук.
   — Ты, глупая женщина! Какого дьявола тебе не сиделось там, где было велено находиться?!
   — Я была зла на вас и хотела собрать достаточно улик, чтобы вас повесили.
   Майлз разразился коротким недобрым смешком:
   — Уж если решила говорить правду, так будешь рубить сплеча, не выбирая выражений, да?
   — Надеюсь, вы оцените мою искренность и поверите мне, если я скажу, что в ту же ночь, когда я увидела на берегу ваших родителей, я решила никогда и никому об этом не рассказывать. Я никогда не сделаю ничего плохого для лорда и леди Кросс.
   — И при этом не важно, насколько вы презираете меня, — саркастически заключил Майлз.
   Алекс печально покачала головой:
   — Нет, капитан, я вас не презираю. Я, скорее, жалею вас.
   — Черт! — взорвался Майлз, схватив Алекс за плечи и отчаянно тряхнув. — Не нужна мне ваша жалость! Пожалейте лучше себя!
   — Что… что вы намерены со мной сделать?
   Кросс впился в Алекс взглядом. От страха ее похожие на сапфиры глаза потемнели, как ночное небо. Да, она была здорово напугана, но Майлз не мог не восхищаться ее стойкостью. Каким бы пьяным ни был Кросс, он легко прочел в ее взгляде готовность к смерти. Она посчитала, что приговор уже подписан и он непременно убьет ее. Пальцы Кросса, впившиеся в ее плечи, чуть разжались, взгляд стал мягче.
   — Что мне с тобой делать? — задумчиво проговорил он.
   — Вы могли бы просто поверить мне, — осторожно предложила Алекс. — Просто принять на веру то, что я никогда не причиню вреда вашим родителям.
   Девушка видела произошедшую в нем перемену. Она не вполне понимала, что выражает его взгляд, но само присутствие Майлза рядом с ней, его близость таинственным образом способствовали учащенному сердцебиению и какому-то непонятному томлению в груди.
   Кросс, целиком отдавшись созерцанию, казалось, не слышал слов Алекс. Вместо ответа он развязал тесьму, удерживавшую полы ее халата, медленно и молча спустил его с плеч. Александра предстала перед ним в одной простой рубашке. Волосы, убранные под халат, рассыпались по плечам отсвечивая золотом в янтарном свете лампы. Зачарованный, Майлз осторожно, словно боясь нарушить гармонию красоты, убрал ее волосы за спину, не отказав себе в удовольствии пробежать пальцами по нежному волнистому шелку.
   — Что… вы делаете, капитан? — не смея дышать, спросила Алекс.
   Смущенная и напуганная собственной реакцией на его действия, она отшатнулась, ища спасения.
   — Стой смирно.
   — Капитан, прошу вас…
   — Тихо! — рявкнул Кросс.
   Кровь стучала у него в висках, он потерял способность мыслить ясно. Медленно он провел кончиками пальцев по ее плечам к застежке спереди. Майлз уже взялся за пуговицу, когда Алекс резко ударила его по рукам.
   — Стой смирно! — И вновь он схватил ее за плечи. — Сейчас я решаю твою судьбу, моя дорогая. Я знаю, как сделать, чтобы мы оба остались в выигрыше. Меня считают знатоком лошадей, и первая заповедь хорошего заводчика: как следует осмотри товар, прежде чем заключать сделку.
   — Сделку? — Алекс едва дышала. О чем он говорит?
   Рука его вновь оказалась возле ее горла. Он пытался расстегнуть пуговицу у ворота, но у него никак не получалось. Алекс, воспользовавшись моментом, изо всех сил ударила его по рукам и бросилась прочь, как испуганная лань. Возле двери Майлз настиг ее и резко повернул лицом к себе. Более не церемонясь, он рванул ее рубашку. Алекс завизжала от ужаса. Майлз зажал ей ладонью рот. То, что осталось от ночной рубашки, упало на пол, и Алекс осталась нагой.
   — Замолчи! — рявкнул Майлз, прижимая ее к двери своим крепким мускулистым телом. — Если Оги услышит и прибежит сюда, я буду вынужден его убить. Ты этого хочешь?
   Майлз посмотрел в широко распахнутые испуганные глаза женщины и поразился тому, до какой степени опустился, если она нисколько не сомневается в его способности выполнить обещанное. Никогда он не смог бы убить Оги. Никогда еще он не брал женщину силой. Он не был способен на такую низость. Но сейчас он ничего не соображал от выпитого. Все, чего он хотел в это мгновение, — была Александра.
   — Я ошибалась, капитан, — прошептала мисс Уайком. — Я действительно вас презираю.
   — Это беда поправимая, — пробормотал Майлз, касаясь губами ямочки у ее шеи. — Все зависит лишь он назначенной цены. Можно полюбить и урода.
   Алекс облизнула пересохшие губы. Она не понимала, как относиться к себе и тому, что делал он, лаская ее, потому что, вопреки всем доводам рассудка, она испытывала острое, ни с чем не сравнимое наслаждение.
   Майлз почувствовал ее трепет и чуть отстранился, любуясь ее пышной грудью, соблазнительно вздымавшейся при каждом ее судорожном вздохе. Алекс попыталась закрыть свое тело руками, краснея под его голодным взглядом, но он откинул ее руки, продолжая разглядывать ее. Сгорая от стыда, Алекс отвернулась, и горячая слеза скатилась по ее щеке. Майлз не заметил ни ее смущения, ни слез. Он не мог отвести глаз от ее роскошного тела. Не в силах противостоять искушению, он положил руки ей на груди, и они заполнили его ладони. Большими пальцами, едва касаясь сливочно-белой кожи, он стал водить круги вокруг розовых сосков, нежно лаская.
   Алекс захватила горячая волна, и слезы полились из глаз от острого мучительного наслаждения. Она застонала, и его жадные руки опустились вниз, к ее бедрам.
   — Чудесная, — прошептал он.
   — Прошу, не надо…
   Но Майлз, казалось, не слышал. Погруженный в собственные ощущения, он делал то, чего требовало его тело. Он уже сжимал ее ягодицы, привлекая ее ближе к себе. Даже сквозь грубую ткань его бриджей Алекс чувствовала настойчивое давление его мужского естества. Слабо сопротивляясь, она оттолкнула его.
   — Пожалуйста, не надо, — взмолилась она, когда его ласки зашли слишком далеко. — Прошу, нет… — Она подняла к нему заплаканное лицо.
   Их взгляды встретились: ее — испуганный, полуночно-си-ний, и его — цвета густого, выдержанного меда.
   — Если вы собираетесь убить меня, делайте это сейчас, — шепотом выговорила она, — но только не… прошу…
   — Разве смерть лучше, чем это? — шепотом спросил Майлз, легонько касаясь губами ее губ, снимая языком соленую влагу ее слез, и только потом накрыл губами ее рот.
   Алекс отчаянно мотнула головой, но не тут-то было. Майлз уже целовал ее, исследуя языком нежную сладость ее неба. Алекс разрывалась на части. Разум вопил о безумии всего происходящего, а тело требовало удовлетворения, и наконец здравый смысл потерпел поражение, не в силах ничего противопоставить неизбывной жажде чего-то очень насущного, заявлявшей о себе пожаром, пульсирующим сгустком огня где-то внизу живота, рассылавшим горячие импульсы по всему телу. Когда Майлз наконец оторвал свой влажный рот от ее губ, она взглянула на него со странной смесью смущения и испуга.
   — Тебе будет хорошо, — хрипло пробормотал он.
   Майлз заставил себя отступить на шаг. Смущенная и пристыженная, Александра попыталась закрыться руками, но при этом достигла обратного эффекта. Майлз поедал ее взглядом, и желание становилось все более нестерпимым.
   — Александра… Я могу называть тебя так?
   Его глубокий, густой голос в равной мере возбуждал и пугал ее, как и все, что он с ней делал. Не дождавшись ответа, Майлз нетвердой походкой побрел к столу за бренди.
   Алекс стояла неподвижно, словно парализованная. Очнувшись, она медленно опустилась на корточки, подняла разорванную рубашку и накинула ее на себя. Майлз обернулся, допил бренди одним глотком и, сев на стол, заговорил.
   — В Чарлстоне есть дом, Александра, — сказал он тихо и невнятно, но на удивление рассудительно, так, словно делал ей деловое предложение. — Он находится на окраине, на небольшом холме с видом на море. Он не очень большой, но весьма уютный, и владелец собирается продать его. Цену он просит непомерную, но меня она устраивает.
   — Какое это имеет отношение ко мне? — выдавила из себя Алекс.
   Она заметила, что Майлз смотрит не в лицо ей, а ниже, и, опустив глаза, увидела, что рубашка разошлась, открыв его взгляду ее живот и ноги. Тогда она свела разорванные полы вместе, к явному неудовольствию Кросса. Разочарованный, он остановил взгляд на ее лице.
   — Я не могу убить тебя… Ты этого ждала? Вижу… Нет, я не могу лишить мир такой красавицы. Но я не могу и отпустить тебя на все четыре стороны, верно?
   — Можете! — в отчаянии воскликнула Алекс. — Я ничего никому не скажу!
   Майлз, казалось, не слушал ее.
   — Нет, я не могу тебя отпустить. Мы заключим с тобой сделку. Ты будешь моей любовницей. Таким образом я убью сразу двух зайцев: обеспечу твое молчание и сделаю так, чтобы никто больше не мог наслаждаться твоими сокровищами.
   — Да вы безумец!
   — Едва ли, — засмеялся Майлз. — Вот если бы я отпустил тебя, тогда меня можно было бы назвать безумцем. Отпустить, так и не попробовав то, что ты безуспешно стараешься от меня спрятать.
   Майлз легко соскочил со стола и пошел к ней.
   — Вот мое предложение: я приобрету этот дом… и тебя вместе с ним. Ты будешь жить там и… платить мне добром за мои многие благодеяния.
   Кросс подошел к Алекс. Вскрикнув, она оттолкнула его и метнулась вглубь комнаты.
   — Я скорее убью себя, чем позволю сделать это со мной!
   Майлз двигался нарочито медленно.
   — Зачем себя убивать? Ты прекрасно будешь себя чувствовать, у тебя будет все, что пожелаешь, столько слуг, сколько ты захочешь иметь. Поверь, дорогая, на свете немало найдется женщин, которые были бы счастливы получить от меня то, что я предлагаю тебе. Я буду одевать тебя в самые лучшие наряды, одаривать драгоценностями. Ожерелье из сапфиров вокруг этой нежной шейки…
   Между тем Майлз успел загнать Алекс в угол. Она попыталась увернуться, но он прижал ее к стене, видимо, устав от этой игры в догонялки.
   — Сапфиры и бриллианты… Здесь… — шепнул он ей на ухо.
   Александру била дрожь. Без сопротивления она дала Майлзу сбросить с себя разорванную рубашку и приняла его ласки.
   — …атласные платья с глубоким вырезом вот досюда… только шелк будет касаться этой нежной кожи…
   Он гладил ее твердеющие соски, и все ее тело молило о наслаждении.
   — Нет… нет… нет…
   В отчаянном стремлении что-то изменить Алекс заколотила кулачками по груди Майлза, но он только усмехнулся и, сжав оба запястья, закинул ей руки за голову, чтобы другой, свободной рукой беспрепятственно ласкать ее грудь. Она извивалась, пытаясь высвободиться, но тщетно.
   — Прошу вас, прошу, не делайте этого со мной.
   — Но почему, почему, Александра? Красивая моя, волшебница Александра? Почему ты отказываешь мне? Ты ведь не отказывала другим… Чем они лучше меня?
   — Это ложь! — сдавленно пробормотала она, не в силах сдержать дрожь в голосе, дрожь, вызванную прикосновением его губ.
   — Так Копели был первый? — сердито спросил Майлз, не переставая ласкать ее.
   — Нет!
   — Тогда кто?
   — Никто!
   — Лгунья, — прошипел Майлз, внезапно отстраняясь.
   Резко и неожиданно он толкнул ее к кровати и повалил на постель.
   — Сколько их было, Александра? Сколько мужчин лежало между твоими чудными ножками, получая удовольствие, в котором ты отказываешь мне? Сколько, говори!
   — Ни одного! Будь ты проклят! Ни одного…
   Слезы полились сами, тело ее сотрясалось в рыданиях. Откинув голову, она шептала:
   — Я ненавижу тебя, ненавижу…
   Майлз смотрел на красивую беспомощную женщину, распростертую перед ним. Он запустил пальцы в мягкую шелковистую копну волос, разметавшихся по подушке, и вдруг что-то отпустило его внутри. Вопреки всякой логике он принуждал эту красивую женщину переспать с ним… Его тело изнывало от желания. Всякое промедление могло обернуться физической болью, да к тому же он ведь не делал ничего предосудительного. Эту женщину брали другие… так почему ему нельзя? Но другой Майлз Кросс, честный, порядочный, постепенно выходил из небытия, и глубокое, искреннее отвращение к себе становилось все ощутимее. Не важно, сколько мужчин знало эту женщину, — она не заслуживала такого обращения… Она не заслуживала насилия.
   Майлз осторожно вытер ее слезы. Приподнявшись на локтях, он смотрел на нее, играя ее волосами. Алекс, вдруг почувствовав перемену, замерла, насторожившись.
   — Красавица Александра… Женщина, созданная, чтобы покорять мир…
   Майлз повторил слова Джудсона, и боль, боль, с которой он успел сжиться, боль, ставшая частью его самого, та боль, которую он пытался прогнать спиртным, с новой силой сковала его. Стало жутко от того, что он едва не совершил. Нежно, бережно он погладил Алекс по щеке. Она увидела в его глазах безысходное отчаяние, зеркальное отражение того, что испытывала сама, и еще в них была та же явная, неприкрытая потребность, что теперь была знакома и ей. Сердце Алекс растаяло.
   — Красавица моя, Александра, — тихо и напевно говорил он, вытирая ее слезы, — кто ты на самом деле?
   Он прикоснулся губами к ее губам, умоляя не отталкивать его, и вдруг Алекс почувствовала, что не может ему отказать. Она впустила его язык, и поцелуй разогрел обоих. Его поцелуй был долог и нежен, он чуть-чуть горчил и отдавал печалью.
   — Не плачь, любовь моя, не плачь… — И вдруг Майлз отстранился. Хватая себя за голову, он простонал: — Боже, что я делаю? До чего я опустился?
   Облегчение, смущение и неожиданное чувство потери разом овладели Алекс. Она потянулась за одеялом, упавшим с постели, и, прикрыв свою наготу, привстала на колени, глядя на Майлза. Он сидел на краю кровати, запустив пальцы в волосы. Алекс невольно бросила взгляд на стол, где лежал заветный ключ. Если сейчас взять ключ и уйти, он не станет ее преследовать. Теперь бояться было нечего. Весь запас насилия иссяк, остались лишь горечь и раскаяние. Майлз был словно выпотрошенный. Этот мужчина не желал ее обидеть, он лишь хотел облегчить боль и утолить печать.
   Но что с ней? Почему она не встает? Что-то мешает… Да конечно, это тоска. Тоска и безумное чувство одиночества. Александра вспомнила первую ночь без отца. Как мечтала она тогда, чтобы кто-нибудь разделил с ней горе, чтобы кто-нибудь пришел и внес равновесие в ее пошатнувшийся внутренний мир, внушил ей чувство безопасности и надежности. Она так понимала Кросса! Движимая состраданием, Алекс молча положила руку ему на плечо.
   Майлз обернулся. То, что ее глаза светились сочувствием, лишь усугубило у Майлза чувство вины и вызвало недоумение.
   — Кто же ты, Александра? — прошептал он. — Девственный ангел или смазливая шлюха? Заботливая сиделка или убийца? Куда ты ведешь меня? В ад безумия или к спасительным райским кущам? Что ты: мое проклятие или целительница измученной души? Я не понимаю. Я угрожал тебе, нападал на тебя, едва тебя не изнасиловал, а ты после всего протягиваешь мне руку? Я не понимаю, кто ты такая…
   — А я, кажется, понимаю вас, Майлз. Вы не хотели меня обидеть, тоска руководит вами и… бренди. Горе заставляет нас порой совершать странные поступки и даже предавать самих себя…
   — Ты слишком молода для таких мудрых заключений, — прошептал Майлз.
   — Скорбь не считается с возрастом.
   Глаза ее излучали тепло и нежность, и Майлз подумал о том, что никогда еще не встречал такой удивительной женщины.
   — Господи, да ты и правда красавица.
   Майлз ласково погладил ее руку, медленно повернулся к ней, опустился на колени перед кроватью. Взяв в ладони ее лицо, он утонул в васильковой синеве ее глаз.
   — Ты нужна мне, Александра. Ты нужна мне, но у тебя не найдется лекарств, чтобы помочь мне. Лекарство, которое мне поможет, здесь…
   Его шепот творил волшебство, и когда он наклонился, чтобы поцеловать ее, губы ее сами раскрылись, и она ответила на его поцелуй. Застенчиво и робко она коснулась языком его языка, и взлет возбуждения, испытанный Майлзом в ответ на ее ласку, отозвался в ней нетерпеливым желанием. Одеяло было сброшено на пол, и Алекс не стала протестовать, когда он заключил ее в объятия. Напротив, она обняла его, а Майлз в лихорадочном возбуждении ласкал ее всю, и поцелуй их все длился и длился, и казалось, ему не будет конца.
   Бережно поддерживая, Майлз уложил свою возлюбленную на постель. Трепетно, легкими поцелуями он ласкал ее грудь, потом его язык стал настойчивее. Острое удовольствие пронзило ее.
   Медленно и нежно Майлз провел ладонью вдоль ее живота вниз. Он нашел ее готовой и влажной, и Алекс инстинктивно сжалась, стесняясь этого. Но Майлза ничто уже не могло остановить. Его пальцы уходили все глубже, вызывая в ней новую вспышку желания, которое требовало немедленного утоления. Он соскользнул с постели лишь для того, чтобы быстро снять бриджи.
   Стыдясь и смущаясь того, что она позволяла с собой делать, Алекс в панике схватила одеяло и, завернувшись в него, перекатилась в дальний угол кровати.
   Майлз смотрел на нее обиженным, ничего не понимающим взглядом. Дыхание у нее было таким же отрывистым и хриплым, как и у него. Он знал, что разжег в ней страсть, и тем не менее она бежала от него.
   Алекс закрыла глаза, чтобы не смотреть на обнаженного мужчину, стоявшего перед ней, но от этого желание не исчезло. Она чувствовала, что кровать прогнулась под ним, почувствовала прикосновение его рук. Отпрянув, она открыла глаза.