без автора. Тысяча и одна ночь

«О лесной мой голубь, шлю тебе привет,

Всех влюблённых Другу, от людей любви.

Сам влюблён в газель я стройную давно,

Чьи глаза острее лезвия меча,

Сожжены любовью сердце и душа,

Худоба владеет телом и болезнь,

Сладость пищи уж запретна для меня,

Как запретно сна приятность мне узнать.

Утешенье и терпение ушли,

А любовь, тоска и горе – те со мной.

Как мне будет жизнь приятна после них,

Когда в них моё желанье, цель и дух?»

А когда Унс-аль-Вуджуд окончил свои стихи…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Триста семьдесят седьмая ночь

Когда же настала триста семьдесят седьмая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что, когда Унс-аль-Вуджуд окончил свои стихи, лесной голубь пробудился от оцепенения и, услышав его слова, стал кричать и стонать и умножил щебетанье и стоны, так что едва не заговорил с напеве, и язык обстоятельств сказал за него такие стихи:

«О влюблённый, ты на память мне привёл

Дни, когда погибла молодость моя,

И любимого, чей облик я любил,

Кто красою превосходной всех прельщал.

Его голос, тонкий, чистый, на ветвях

Он внимание к звукам флейты отвлекал.

Растянул силки ловец, поймал его,

И сказал он: «Чтоб оставил он меня».

Я же думал, что имеет жалость он

И смягчится, увидав мою любовь,

Но, Аллахом поражённый, грубо он

Разлучил меня с любимым навсегда.

И любовь моя все больше и сильней,

И огнями отдаленья я горю.

Сохранит же пусть всех любящих Аллах,

Знал кто страсть и испытал тоску мою.

Коль увидит любящий, что в клетке я,

Над любимым сжалившись, мне волю даст».

Потом Уис-аль-Вуджуд обратился к своему другу испаханцу и спросил его: «Что это за дворец, что в нем есть и кто его построил?» И испаханец ответил: «Построил его везирь такого-то царя для своей дочери, боясь для неё случайностей времени и ударов случая, и поселил её вместе с её людьми, и мы отпираем дворец только раз в год, когда к нам приходят припасы». И Унс-аль-Вуджуд сказал себе: «Досталось мне желаемое, но срок долог!»

Вот что было с Уяс-аль-Вуджудом. Что же касается аль-Вард-фи-ль-Акмам, то ей не было приятно ни пить, ни есть, ни сидеть, ни спать, и она поднялась (а её страсть, волненье и увлеченье усилились), и обошла все углы дворца, но не нашла для себя успокоения, и стала она лить слезы и произнесла такие стихи:

«Меня заперли жестоко от него

И вкусить в тюрьме мне дали страсть мою

И сожгли огнями страсти сердце мне,

Отвративши от любимых взоры глаз,

Заточили во дворце большом меня,

На горе, что родилась в пучине вод,

Коль хотели, чтоб забыла я его,

Так усилили страданье лишь в душе.

Как забуду я, раз все, что есть во мае,

Взгляд один на дик любимый причинил?

Целый день в печали горькой я живу,

Ночь же в мыслях о любимых провожу.

В одиночестве мне дума о нем друг,

Как подумаю, что встреча с ним вдали.

Если б знать мне после этого всего,

Согласится ли судьба, на что хочу?»

А окончив стихи, она поднялась на крышу дворца и, взяв баальбекские одежды, привязала себя к ним и спускалась, пока не достигла земли, – а она была одета в самые лучшие одежды, какие имела, и на шее у неё было ожерелье из драгоценных камней. И она шла по степям и пустыням, пока не дошла до берега моря. И увидела она рыбака в лодке, который ловил рыбу, и ветер забросил его к этому острову. И рыбак обернулся и увидел на этом острове аль-Вард-фи-ль-Акмам и, увидав её, испугался и уехал на своей лодке, убегая. И девушка стала его звать и делать ему знаки и произнесла такие стихи:

«Не бойся, о благой рыбак, дурного ты —

Поистине, я женщина, как люди все.

Хочу, чтобы на зов мой ты откликнулся

И повесть мою выслушал с начала ты.

О пожалей, хранимый богом, жар любви,

Увидишь коль любимого бежавшего.

Красавца полюбила я, чей чудный лик

Луну и солнце превзошёл сиянием.

Газель, когда увидит раз хоть взор его,

«Я раб твой», – скажет, снисхождения прося.

Написана красою вдоль щеки его

Строка с чудесным смыслом, но короткая:

«Кто видит свет любви, идёт тот правильно,

Кто заблудился, тот преступен, нечестив».

Коль хочет он пытать меня – прекрасно как!

Когда его увижу, то награда мне,

Как ожерелье из рубинов иль других

Камней, иль свежих жемчугов, иль яхонтов.

Желанное исполнит, может быть, мой друг

Душа моя растаяла, растерзана».

И когда рыбак услышал её слова, он стал плакать я стонать и жаловаться и вспомнил, что произошло в дни его юности, когда одолела его страсть, и сильна была его любовь, и велико было волненье и увлеченье, и сожгли его огни любви. И он произнёс такие стихи:

«Клянусь страстью, оправданье где ясней:

Всеми членами я болен, слезы лью.

Вот глаза, во мраке ночи что не спят,

И сердца, что как кремень секут огонь.

Испытали мы любовь, когда росли,

Отличали тяжкое от лёгкого,

А потом я продал душу, быв влюблён,

За сближение с любимым, что далёк,

И опасности подвергся, думая,

Что, быть может, торг мой будет выгодным.

Ведь обычно у влюблённых – кто купил

Близость с милым, тот сверхвыгодно купил».

А окончив эти стихи, рыбак подвёл лодку к берегу и сказал девушке: «Сойди в лодку, я переправлюсь с тобой, в какое ты захочешь место». И аль-Вард-фи-ль-Акмам сошла в лодку, и рыбак поплыл с нею, но, когда он немного отъехал от берега, на лодку подул сзади ветер, и она пошла быстро, так что берег скрылся с их глаз, и рыбак не знал, куда едет. И ветер (продолжал усиливаться в течение трех дней, а потом он утих по изволению Аллаха великого, и лодка плыла с ними, пока не приплыла к городу на берегу моря…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Триста семьдесят восьмая ночь

Когда же настала триста семьдесят восьмая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что, когда лодка с рыбаком и аль-Вард-фи-льАкмам приплыла к городу у моря, рыбак хотел пристать к берегу. А там был царь, отличавшийся великой яростью, звали его Дирбас. Он в это время сидел со своим сыном в царском дворце, и они смотрели в окно и обратили взоры в сторону моря и увидели эту лодку. И они вгляделись в неё и увидали там женщину, подобную луне на склоне неба, и в ушах у неё были кольца с дорогими бадахшанскими рубинами, а на шее ожерелье из драгоценных камней. И царь понял, что она из дочерей вельмож и царей, и спустился из дворца и вышел через ворота, которые вели к морю, и увидал, что лодка уже пристала к берегу и девушка спит, а рыбак укрепляет лодку у причала. И царь пробудил девушку от сна, и она проснулась плача, и царь спросил её: „Откуда ты и чья ты дочь и почему ты прибыла сюда?“ И аль-Вард-фи-ль-Акмам ответила ему: „Я дочь Ибрахима, везиря царя Шамиха, и причина моего прибытия сюда – дело великое и обстоятельство диковинное“. И она рассказала ему всю свою историю с начала до конца, совершенно не боясь его, а затем испустила вздохи и произнесла такие стихи:

«Мне веки поранила слеза, необычную

Создав во мае грусть, когда лилась и текла она,

Причиной тому был друг, в душе поселившийся

Навек, но с ним близости в любви не имела я.

Прекрасны черты его, блистают, цветут они,

Арабов и турок он красою затмит своей.

И солнце и месяц сам склонились перед ним

Влюблено, и вежливость пред ликом его блюдут,

Глаза его колдовством чудесным насурмлены,

И в них ты увидишь лук, для выстрела поднятый.

О тот, кому о себе сказала я все, прося

Прощенья, будь кроток с той, кем страсть забавляется!

Любовью закинута я в вашу страну теперь,

Решимость моя слаба, от вас я жду помощи.

Всегда благородные, когда в их страну придёт

Просящий о помощи, защиту в нужде дают»

Покрой же позор людей любви, о предел надежд,

И будь ты сближения влюблённых причиною!»

А окончив эти стихи, она рассказала царю свою историю с начала до конца, и затем пролила слезы и сказала такие стихи:

«Мы жили и видели в любви той чудесное

Весь год, а ведь сказано: как в Реджеб[398] всегда живи,

И разве не чудо то, что в утро отъезда их

Водою слезы моей я пламя в груди зажгла,

А веко очей моих дождём серебро лило,

А поле щеки моей златые ростки дало.

И мнится, шафрана цвет, по ней разошедшийся, —

С рубахи Иосифа, в крови перемазанной».

И когда царь услышал слова девушки, он убедился в её любви и страсти, и его взяла жалость к ней, и он сказал ей: «Нет для тебя страха и испугаты достигла желаемого, и я обязательно приведу тебя к тому, что ты хочешь, и доставлю тебе то, что ты ищешь. Выслушай же от меня такие слова».

И он произнёс:

«Дочь знатных, достигла ты пределов желания —

Весть радостную узнай и тягот не бойся ты.

Сегодня я соберу богатства и их пошлю

Я к Шамиху, и пошлю коней я и витязей.

Пошлю мешки мускуса, парчу отошлю ему,

И белое серебро пошлю я, и золото.

О да, и поведает ему обо мне письмо,

Что близким его хочу я родичем сделаться,

А ныне я приложу усилия, чтоб помочь

Приблизить к тебе все то, чего ты хотела бы.

Я долго любовь вкушал, и знаю я вкус её,

И ныне прощаю тех, кто чашу любви испил».

А окончив эти стихи, царь вышел к своим приближённым и, призвав везиря, связал тюки с несметными богатствами и велел ему отправляться к царю Шамиху и сказал: «Обязательно привези ко мне человека по имени Унсаль-Вуджуд и скажи царю: „Царь Дирбас хочет с тобой породниться, выдав свою дочь замуж за Унс-аль-Вуджуда, твоего приближённого. Его необходимо послать со мною, чтобы мы написали брачный договор царевны в царстве её отца“.

И потом царь Дирбас написал царю Шамиху письмо, где содержалось все это, и отдал его везирю и подтвердил, чтобы он привёз Унс-аль-Вуджуда, и сказал: «Если ты не привезёшь его ко мне, будешь отстранён от места». И везирь отвечал: «Слушаю и повинуюсь!»

И затем он отправился с подарками к царю Шамиху, а прибыв к нему, передал привет от царя Дирбаса и отдал письмо и подарки. И когда царь Шамих увидал дары и прочитал письмо и увидел имя Унс-аль-Вуджуда, он заплакал сильным плачем и сказал везирю, присланному к нему: «А где Унс-аль-Вуджуд? Он ушёл, и мы не знаем о нем ничего. Найди мне его, и я дам тебе во много раз большие подарки, чем ты привёз».

И потом он стал плакать, стонать и жаловаться и пролил слезы и произнёс такие стихи:

«Любимого мне верните!

Не надобно мне богатства!

Подарков я не желаю —

Ни жемчуга, ни рубинов.

Со мной жил полный месяц

На небе красот высоко;

Всех выше красой и свойством,

С газелями несравнимый.

На ветку походит станом,

Плоды на которой – нега,

Но нет ведь тех свойств у ветки,

Что разум людей пленяют.

Я нянчил его ребёнком

На лохе забот в неги,

Теперь же о нем горюю,

Им заняты мои мысли».

А потом он обратился к везирю, который привёз дары и послание, и сказал ему: «Ступай к твоему господину и скажи ему, что прошёл уже год, как Унс-аль-Вуджуда нет, и господин не знает, куда он отправился, и не имеет о нем вестей». – «О владыка, – ответил везирь, – мой господин сказал мне: „Если не приведёшь его ко мне, будешь отстранён от везирства и не войдёшь в мой город“. Как же я вернусь без Унс-аль-Вуджуда?»

И тогда царь Шамих сказал своему везирю Ибрахиму: «Ступай с ним и с отрядом людей и разыщите Унс-аль-Вуджуда». И везирь отвечал: «Слушаю и повинуюсь!»

А затем он собрал отряд своих приближённых и взял с собою везиря царя Дирбаса, и они отправились искать Унс-аль-Вуджуда…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Триста семьдесят девятая ночь

Когда же настала триста семьдесят девятая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что Ибрахим, везирь царя Шамиха, собрал отряд своих приближённых и взял с собою везиря царя Дирбаса, и они отправились искать Унс-аль-Вуджуда. И всякий раз, как они проходили мимо кочевых арабов или оседлого племени, они спрашивали: „Проходил ли здесь человек, которого зовут так-то и облик его такой-то?“ Но им отвечали: „Мы такого не знаем“.

И они опрашивали во всех городах и селеньях и искали на равнинах и на горах, в степях и в пустынях, пока не пришли к берегу моря. И они потребовали лодку и сели в неё и ехали, пока не достигли Горы лишившейся ребёнка. И тогда везирь царя Дирбаса опросил везиря царя Шамиха: «Почему рту гору так назвали?» И везирь ответил: «Потому, что здесь поселилась в древние времена джинния, и была эта джинния из джиннов Китая. И она полюбила одного человека, и охватила её к нему страсть. Но джинния боялась своих родных. И когда увеличилась её страсть, она стала искать на земле места, где могла бы укрыть этого человека от своих близких, и нашла эту гору, пути к которой не может найти никто, ни человек, ни джинн. И она похитила своего возлюбленного и отнесла его на гору и стала улетать от своих и приходить к нему потихоньку. И так продолжалось долгое время, пока не родила она на этой горе много детей. И купцы, которые проезжали по морю мимо этой горы, слышали детский плач, похожий на плач матери, лишившейся детей (то есть потеряла их), и говорили: „Разве здесь есть лишившаяся ребёнка?“ И удивился везирь царя Дирбаса этим словам.

Путники шли, пока не дошли до дворца, и постучали в ворота, и ворота раскрылись, и к ним вышел евнух, и узнал Ибрахима, везиря царя Шамиха, и поцеловал ему руки, а потом везирь вошёл во дворец и увидел на дворе среди евнухов одного факира. И это был Унс-аль-Вуджуд. И везирь спросил: «Откуда этот человек?» И ему оказали: «Это купец. Его имущество утонуло, но он сам спасся. Он одержимый».

И везирь оставил его и вошёл во дворец, но не увидел и следа своей дочери. И тогда он начал расспрашивать невольниц, которые были там, и они сказали: «Мы не знаем, как она ушла, и она пробыла с нами короткое время».

И везирь пролил слезы и произнёс такие стихи:

«Вот жилище, где певали стаи птиц,

И порог его цветами был покрыт»

Но пришёл влюблённый плачущий к нему

И увидел, что открыта его дверь.

Если б знать мае, что я душу потерял

Близ жилища, чьи владетели ушли!

Занято мыслью об исчезновении его дочери аль-Вард-филь-Акмам. И везирь царя Дирбаса пожелал отправиться в свою страну, не достигнув желаемого. И везирь Ибрахим, отец аль-Вард-фи-ль-Акмам, стал с ним прощаться, и везирь царя Дирбаса сказал ему: «Я хочу взять с собою этого факира – может быть, Аллах великий смягчит ко мне сердце царя по его благословению, ибо этот факир – восхищённый Аллахом. А потом я пошлю его в страну Испахан, так как она близко от нашей страны». – «Делай что хочешь», – сказал ему везирь Ибрахим, и каждый из них отправился своей дорогой. И везирь царя Дирбаса взял Унс-аль-Вуджуда с собой…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Триста восьмидесятая ночь

Когда же настала ночь, дополняющая до трехсот восьмидесяти, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что везирь царя Дирбаса взял с собою Унс-аль-Вуджуда, покрытого беспамятством, и ехал с ним три дня, – а юноша был без чувств, – и его везли на мулах, и он не знал, везут его или нет.

А очнувшись от беспамятства, он спросил: «В какой я местности?» И ему сказали: «Ты вместе с везирем царя Дирбаса». А потом пошли к везирю и рассказали ему, что Унс-аль-Вуджуд очнулся. И везирь послал ему розовой воды и сахару, и Унс-аль-Вуджуда напоили и оживили его, и ехали до тех пор, пока не приблизились к городу царя Дирбаса. И царь послал сказать везирю: «Если Унс-альВуджуда с тобою нет, не приходи ко мне никогда!» И везирь прочитал приказ царя, и ему стало от этого тяжело.

А везирь не знал, что аль-Вард-фи-ль-Акмам находится у царя, и не знал, почему его послали за Унс-аль-Вуджудом, и не знал, почему царь Дирбас хочет породниться с царём Шамихом.

И Унс-аль-Вуджуд не знал, куда его везут, и не знал, что везирь послан его искать. А везирь не знал, что это и есть Унс-аль-Вуджуд. И когда везирь увидел, что Унс-альВуджуд очнулся, он сказал ему: «Царь послал меня по одному делу, и оно не исполнено, и, когда царь узнал о моем прибытии, он прислал мне письмо, в котором велел мне не вступать в город, если дело не исполнено».

«А в чем нужда царя?» – спросил Унс-аль-Вуджуд. И везирь рассказал ему всю историю. Тогда Унс-аль-ВудЖУД сказал ему: «Не бойся! Иди к царю и возьми меня с собою, я ручаюсь, что Унс-аль-Вуджуд придёт». И везирь обрадовался и воскликнул: «Правда ли то, что ты говоришь?» И Унс-аль-Вуджуд ответил: «Да!» И тогда везирь сел на коня и взял с собой Унс-аль-Вуджуда и поехал с ним к царю.

И когда они прибыли к царю, тот спросил везиря: «Где Унс-аль-Вуджуд?» И Унс-аль-Вуджуд сказал: «О царь, я знаю местопребывание Унс-аль-Вуджуда». И царь приблизил юношу к себе и спросил его: «А где он?» И Унс-альВуджуд отвечал «Очень близко, но скажи мне, что ты от него хочешь, и я приведу его к тебе». – «С любовью и охотой, – ответил царь, – но только это дело требует уединения». И царь велел людям уйти и, войдя с Унс-аль-Вуджудом в уединённое место, рассказал ему всю историю, с начала до конца. И тогда Унс-аль-Вуджуд сказал ему «Принеси мне роскошную одежду и надень её на меня, и я быстро приведу к тебе Унс-аль-Вуджуда».

И царь дал ему роскошное платье, и Унс-аль-Вуджуд надел его и сказал: «Я Унс-аль-Вуджуд, горе завидующих!» А потом он метнул в сердца взорами и произнёс такие стихи:

«Дружна в одиночестве со мною о милом мысль,

И гонит она тоску, хоть я в отдалении.

Глаза мои во слезах, и лишь когда лью слезу

Из глаз я, вздыхать легко мне снова становится,

Тоска моя так сильна, что равной ей не найти,

И дивны дела мои в любви и влюблённости.

И ночи я провожу без сна, не смыкая глаз,

И в страсти своей мечусь меж раем и племенем,

Терпенье прекрасное имел, но утратил я,

И только усилилась любовь и беда моя.

И телом я тонок стал от мук отдаления,

И страсть изменила облик мой и лицо моё.

И веки очей моих болят от текущих слез,

Из глаз не могу я слез струящихся удержать.

Уж нет больше хитростей, и душу утратил я,

И долго ли горести я буду испытывать?

И сердцем и головой я сед одинаково,

Тоскуя по господам, чья прелесть превыше всех.

Расстались мы, вопреки желанью и воле их,

Желают они со мной лишь встречи и близости.

О, если бы знать нам, после дали и горести

Подарит ли мне судьба с любимым сближение?

И дали свернёт ли свиток, ею развёрнутый,

Сотрёт ли все тяготы сближения радостью?

И будет ли милый мне в дому сотрапезником

И сменит ли печаль чистейшей отрадою».

А когда он окончил свои стихи, царь сказал ему: «Клянусь Аллахом, вы поистине верные влюблённые, как две звезды, сияющие в небе красоты, я дело ваше удивительно, и обстоятельства ваши диковинны!» И потом он рассказал Унс-аль-Вуджуду повесть аль-Вард-фи-ль-Акмам до конца, и юноша спросил его: «А где же она, о царь времени?» И царь ответил: «Она теперь у меня»

И царь призвал судью и свидетелей и заключил договор девушки с Унс-аль-Вуджудом и выказал ему почёт и оказал ему милости, а потом царь Дирбас послал посланного к царю Шамиху и известил обо всем, что случилось у него с Унс-аль-Вуджудом и аль-Вард-фи-ль-Акмам.

И царь Шамих до крайности обрадовался этому и послал письмо, где стояло: «Раз заключение договора произошло у тебя, подобает, чтобы празднество и вход мужа к жене были у меня». И потом он снарядил верблюдов, коней и людей и послал за Унс-аль-Вуджудом и аль-Вард-фи-льАкмам. И когда посланные пришли к царю Дирбасу, царь помог юноше и девушке большими деньгами и отослал их в сопровождении многих воинов. И они ехали, пока не достигли города, и был этот день днём зрелища, великолепнее которого не видали. И царь Шамих собрал всех певиц с инструментами для пения и устроил пиры, и так провели семь дней. Каждый день царь Шамих награждал людей роскошными одеждами и оказывал им милости. А потом Унс-аль-Вуджуд вошёл к аль-Вард-фи-ль-Акмам и обнял её, и они сидели и плакали от чрезмерного счастья и радости, и аль-Вард-фи-ль-Акмам произнесла такие стихи:

«Веселье пришло, уняв заботы и горести,

И вместе сошлись мы вновь на горе завистникам.

Сближения ветерок подул благовонный к нам,

И сердце он оживил, и тело, и все внутри.

И дружбы сияние блеснуло прекрасной нам,

И бьёт барабан о нас со всех четырех сторон.

Не думайте, что от горя ныне мы плачем с ним —

Напротив, от радости глаза наши слезы льют.

Ведь сколько увидели мы страхов, но все ушло,

И вытерпели мы все, что горести нам несло.

В минуту сближения забыла я навсегда

Все страхи и ужасы, седины несущие».

А когда аль-Вард-фи-ль-Акмам окончила своё стихотворение, они обнялись и оставались обнявшись, пока не упали без чувств…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Триста восемьдесят первая ночь

Когда же настала триста восемьдесят первая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что, когда Унс-аль-Вуджуд и аль-Вард-фи-ль-Акмам встретились, они обнялись и оставались обнявшись, пока не упали без чувств от сладости встречи, а когда они очнулись от бесчувствия, Унс-аль-Вуджуд произнёс такие стихи:

«О, как сладостны мне ночи дивные,

Когда милый справедливым стал ко мне!

Непрерывной стала близость наша тут,

И разлуки прекращение пришло.

И судьба к нам благосклонная идёт,

Хотя раньше отклонялась от нас.

И знамёна счастье ставит нам свои —

В чаше пили мы без примеси его.

Мы сошлись и жаловались на тоску

И на ночи, что нам горе принесли.

Мы забыли все былое, господа,

Милосердый нам минувшее простил.

Как приятна и как сладостна вам жизнь!

Обладая, я сильнее лишь люблю».

А когда он окончил своё стихотворение, они обнялись и легли в уединении и проводили время за беседой, стихами и тонкими повестями и рассказами, пока не потонули в море страсти. И прошло над ними семь дней, и они не отличали ночи от дня из-за охватившего их крайнего наслаждения и радости, счастья и веселья, и были эти семь дней точно один день, за которым нет второго, и они узнали, что пришёл седьмой день только по появлению певиц с инструментами[399]. И аль-Вард-фи-ль-Акмам выразила великое удивление и произнесла такие стихи:

«Завистникам всем, доносчикам всем на злобу

Достигли того, что жаждали мы с любимым,

Добились мы сближения и объятий

И шелка, и парчи блестящей, новой,

На кожаной постели, что набита

Пером и пухом птиц, престранных видом,

И от нужды в вине нас избавляет

Слюна любимого, что слаще мёда»

Сближенье так приятно, что не знаем

Ни дальнего, ни близкого мы часа

Уж семь ночей над нами пролетели,

А мы не знаем, сколько их, вот диво!

Поздравьте же с неделей и скажите:

«Продли, Аллах, сближение с любимым!»

А когда она окончила стихи, Унс-аль-Вуджуд поцеловал её больше сотни раз, а затем он произнёс такие стихи:

«День радости пришёл и поздравлений,

Явился милый, от разлуки спасшись

Развлёк меня он радостью сближенья

И вед со мной приятную беседу.

И так меня вином поил он дружбы,

Что я исчез из мира, упоённый,

И радостно и весело легли мы,

И за вино взялись мы и за песни.

От крайнего восторга не умели

Мы отличить день первый от второго»

Во здравие любимому сближенье,

И пусть, как к нам, к нему придёт веселье,

Пусть горечи не знает он разлуки,

И пусть господь его, как нас, поздравит».

А когда Унс-аль-Вуджуд окончил это стихотворение, они поднялись и вышли из своих покоев и пожаловали людям деньги и одежды и стали давать и одарять. И альВард-фи-ль-Акмам приказала очистить для себя баню и сказала Унс-аль-Вуджуду: «О прохлада моих глаз, я хочу видеть тебя в бане, мы будем там наедине, и с нами никого не будет».

И увеличилась их радость, и аль-Вард-фи-ль-Акмам произнесла такие стихи:

«О ты, кто издавна владеешь мною

(А новое от старого не помощь)»

О ты, кому замены не найду я,

Друзей иных себе не пожелаю,

Пойдём-ка в баню, свет моего глаза,

Увидим рай мы там, посреди ада[400]»

А после алоэ и недд возьмём мы,

Чтобы повеял дух его прекрасный.

И все грехи судьбы мы ей отпустим,

Благодаря владыку всеблагого,

И я окажу, тебя увидя в бане:

«Любимый, на здоровье я на пользу!»

А когда аль-Вард-фи-ль-Акмам окончила своё стихотворение, они встали и пошли в баню и насладились в ней, и вернулись к себе во дворец и прожили там в приятнейших радостях, пока не пришла к ним Разрушительница наслаждений и Разлучитедьница собраний. Да будет же слава тому, кто не изменяется и не прекращается и к кому все дела возвращаются!

Рассказ об Абу-Новасе и трех юношах (ночи 381—383)

Рассказывают также, что Абу-Новас остался в один день из дней наедине с собою и приготовил роскошное помещение, где расставил всякие кушанья и всевозможные блюда – все, чего пожелают уста и язык. А потом он вышел пройтись и поискать возлюбленного, подобающего этому покою, и сказал: «Боже мой, господин и владыка, прошу тебя, приведи мне кого-нибудь, кто подходит для этого покоя и годится, чтобы разделить со мной трапезу в сегодняшний день».