без автора. Тысяча и одна ночь

«Слушаю и повинуюсь!» – ответил ибн аль-Кариби. И Масрур сказал ему:

«Но с условием: когда ты придёшь к халифу и он пожалует тебе что-нибудь, то четверть из этого будет твоё, а остальное моё». – «Нет, тебе половина и мне половина», – сказал ибн аль-Кариби. Но Масрур отвечал: «Нет!»

И тогда ибн аль-Кариби сказал: «Тебе будет две трети, а мне треть!»

И Масрур согласился на это после больших колебаний, а затем ибн аль-Кариби вышел с ним, и, придя к повелителю правоверных, он приветствовал его, как приветствуют халифов, и встал перед ним. И повелитель правоверных сказал ему: «Если ты меня не рассмешишь, я ударю тебя этим мешком три раза». Тогда ибн аль-Кариби сказал про себя: «А что может быть от трех ударов этим мешком, если даже удары бича меня не терзают?» (А он думал, что мешок пустой.) И затем он повёл речи, которые могут рассмешить разгневанного, и стал рассказывать всякие смешные вещи, но повелитель правоверных не засмеялся и не улыбнулся. И тогда ибн аль-Кариби удивился и почувствовал тоску и испугался, а повелитель правоверных сказал ему: «Теперь ты заслужил удары». И он взял мешок и ударил ибн аль-Кариби один раз (а в мешке было четыре голыша, и каждый голыш весил два ритля), и удар пришёлся ему по шее, и он закричал великим криком и вспомнил об условии, которое было у него с Масруром, и сказал: «Прости, о повелитель правоверных! Выслушай от меня два слова». – «Говори, что пришло тебе на ум!» – молвил халиф. И ибн аль-Кариби сказал: «Масрур поставил мне условие, и я сговорился с ним о том, что из милости, которая достанется мне от повелителя правоверных, треть будет мне, а ему две трети, и он согласился на это только после больших стараний. И ты не наградил меня ничем, кроме ударов, и этот удар – моя доля, а два остальных удара – его доля. Я уже получил свою долю, а он – вон он стоит, о повелитель правоверных, – дай ему его долю».

И когда повелитель правоверных услышал его слова, он так рассмеялся, что упал навзничь, и, призвав Мансура, ударил его один раз, и Масрур закричал и сказал: «О повелитель право верных, довольно с меня одной трети, отдай ему две трети…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Четыреста первая ночь

Когда же настала четыреста первая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что Масрур сказал: „О повелитель правоверных, довольно с меня одной трети, отдай ему две трети…“

И халиф стал смеяться над ними и дал каждому по тысяче динаров, и они ушли, радуясь тому, что пожаловал им халиф.

Рассказ о благочестивом царевиче (ночи 401—402)

Рассказывают, что у повелителя правоверных Харуна ар-Рашида был сын, который достиг шестнадцати лет жизни, и жил он отвратившись от мира, шествуя по пути постников и богомольцев. И он выходил на кладбище и говорил: «Вы владели миром, но не спасло это вас, и пришли вы к могилам. О, если бы только я мог знать, что вы сказали и что было вам сказано!»[416] И он плакал плачем испуганного и устрашённого я произносил слова того, кто сказал:

Пугают меня носилки всегда и вечно,

И горько мне слышать плакальщиц рыданья.

И случилось, что его отец проезжал мимо него торжественным выездом, и его окружали везири и вельможи царства и обитатели его страны, и они увидели сына повелителя правоверных, и на теле его был кафтан из шерсти, а на голове плащ из шерсти, и одни люди говорили другим: «Этот юноша опозорил повелителя правоверных среди царей. Если бы халиф пожурил его, он наверное отступился бы от того, чем он занят».

И повелитель правоверных услышал их слова и заговорил об этом со своим сыном и сказал: «О сынок, ты позоришь меня тем, что ты делаешь». Но его сын посмотрел на него и ничего не ответил. А потом он взглянул на птицу, сидевшую на одной из бойниц дворца, и сказал: «О птица, заклинаю тебя тем, кто тебя сотворил, упадя на мою руку». И птица опустилась на руку юноши. А потом он оказал ей: «Вернись на своё место!» И птица вернулась на место. «Упади на руку повелителя правоверных», – сказал ей царевич, но птица не захотела упасть на его руку. И юноша сказал своему отцу, повелителю правоверных: «Это ты опозорил меня среди друзей Аллаха своей любовью к здешнему миру, и я решил расстаться с тобой такой разлукой, что вернусь к тебе только в последней жизни».

И затем он спустился в Басру и работал там с рабочими, меся глину, и зарабатывал каждый день только дирхем и даник, и на даник он кормился, а дирхем раздавал милостыней.

Говорил Абу-Амир аль-Басри: «У меня в доме упала стена, и я вышел на стоянку рабочих, чтобы присмотреть человека, который бы поработал для меня. И мой взор упал на прекрасного юношу со светлым ликом, и я подошёл к нему и приветствовал его и сказал: „О любимый, хочешь ты работать?“ – „Да“, – ответил он. И я сказал: „Ступай со мной строить стену“. А юноша молвил: „На условиях, которые я тебе поставлю“. – „О любимый, а каковы твои условия?“ – спросил я. И юноша ответил: „Плата – дирхем и даник, и, когда прокричит муэдзин, ты отпустишь меня помолиться с людьми“. И я сказал: „Хорошо“. И взял его и пошёл с ним в дом, и он работал работой, подобной которой я не видел. И я напомнил ему об обеде. И он сказал: „Нет“. И я понял, что он постится, а услышав призыв на молитву, он сказал мне: „Ты знаешь условие?“ И я ответил: „Да“.

И тогда он распустил пояс и занялся омовением и совершил омовение, лучше которого я не видывал, а потом он вышел помолиться и помолился с народом, а после этого вернулся к работе. Когда же раздался призыв к предзакатной молитве, он омылся и пошёл на молитву, а затем вернулся к работе, и я сказал ему: «О любимый, кончилось время работы – рабочие работают до предзакатной молитвы». Но он воскликнул: «Слава Аллаху! Моя работа до ночи». И не переставая работал до ночи.

Я дал ему два дирхема, и, увидев их, он спросил: «Что это?» И я ответил: «Это часть платы за твою старательную работу для меня!» Но он бросил мне дирхемы и сказал: «Я не хочу прибавки к тому, что было у словлено между нами».

И я стал его соблазнять, но не мог осилить и дал ему дирхем с даником, и он ушёл. Когда же настало утро, я рано пошёл на стоянку, но не нашёл его и спросил про него, и мне сказали: «Он приходит сюда только в субботу».

И когда пришла следующая суббота, я отправился к этому месту и нашёл его и сказал: «Во имя Аллаха! Пожалуй на работу!» А он молвил: «На условиях, которые ты знаешь». – «Хорошо», – сказал я. И пошёл с ним домой и встал и принялся смотреть на него, а он меня не видел. И он взял немного глины и положил её на стену, и вдруг камни стали ложиться друг на друга, и я воскликнул: «Таковы друзья Аллаха!»

И юноша проработал этот день, и сделал за день больше, чем прежде, и когда настала ночь, я дал ему его плату, и он взял её и ушёл.

Когда же пришла третья суббота, я пошёл на стоянку и не нашёл юноши, и спросил про него, и мне сказали:

«Он болен и лежит в палатке такой-то женщины». А эта женщина была старуха, известная своей праведностью, и у неё была палатка из тростника на кладбище. И я отправился к палатке и вошёл туда, и вдруг вижу, он лежит на земле и под ним ничего нет, и он положил голову на кирпич, и лицо его сияет светом. И я приветствовал его, и он возвратил мне приветствие, и тогда я сел у его изголовья, плача о том, что он молод годами и чужеземец и получил поддержку, повинуясь своему господу.

А потом я спросил его: «Есть у тебя в чем нужда?» И он ответил: «Да».

«Какая?» – спросил я. И юноша сказал: «Когда настанет завтрашний день, ты придёшь ко мне на заре и найдёшь меня мёртвым; ты обмоешь меня и выроешь мне могилу, и не скажешь об этом никому, а завернёшь ты меня в этот кафтан, который на мне, но сначала распори его и поищи в кармане: вынь то, что там есть, и храни это у себя, а когда ты помолишься обо мне и похоронишь, отправляйся в Багдад и выследи, когда халиф Харун ар-Рашид выйдет, и отдай ему то, что ты найдёшь у меня в кармане, и передай ему мой привет».

И затем он произнёс исповедание веры и восхвалил своего господа красноречивейшими словами и произнёс такие стихи:

«Залог передай того, кончина к кому пришла;

Его ар-Рашиду дай – награда ведь в этом.

«Изгнанник, – скажи ему, – стремился увидеть вас,

Хоть долго вдали он был, но шлёт вам привет он.

Вдали он не из вражды к тебе или скуки, нет!

К Аллаху он ближе стал, целуя вам руку.

Вдали от тебя, отец, теперь он лишь потому,

Что чуждо душе его стремленье к мирскому».

А после этого юноша принялся просить прощения у Аллаха…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Четыреста вторая ночь

Когда же настала четыреста вторая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что после этого юноша принялся просить прощения у Аллаха и воссылать привет господину благочестивых и прочитал некоторые стихи Корана, а потом произнёс такие стихи:

«О родитель мой, не дай счастью обмануть себя:

Жизнь ведь кончится, а счастье прекратится.

А когда узнаешь о людях ты, чей плох удел,

То знай, что ты о них вопрошён будешь.

А когда снесёшь носилки ты на кладбище,

То знай, снесут тебя потом за ними».

Говорил Абу-Амир аль-Басри: «И когда юноша окончил своё завещание и стихи, я ушёл от него и отправился к себе домой. Когда же настало утро, я пошёл к нему на заре и увидел, что он уже умер, – да будет милость Аллаха над ним! И я обмыл его и распорол его карман и нашёл там яхонт, стоящий много тысяч динаров, и тогда я воскликнул про себя: „Клянусь Аллахом, этот юноша был до крайности воздержан в этой жизни!“ А потом, похоронив его, я отправился в Багдад и пришёл ко дворцу халифа и стал ждать выхода ар-Рашида. И когда он вышел и я встретил его на какой-то дороге, я отдал ему яхонт. И, увидав яхонт, ар-Рашид узнал его и упал, покрытый беспамятством. И слуги схватили меня, а когда ар-Рашид очнулся, он сказал слугам: „Отпустите его и отошлите со всею учтивостью во дворец“.

И слуги сделали так, как он им приказал, и, придя во дворец, халиф призвал меня и ввёл в свои покои и спросил: «Что делает владелец этого яхонта?» И я отвечал: «Он умер». И описал халифу его положение. И халиф начал плакать и воскликнул: «Сын воспользовался, а отец обманулся! – А потом он крикнул: – О такая-то!»

И к нему вышла женщина, и, увидев меня, она хотела уйти обратно, но халиф сказал ей: «Подойди сюда, тебе не будет от него дурного». И женщина вошла и поздоровалась, и халиф бросил ей яхонт, и, увидев его, женщина закричала великим криком и упала без чувств, а очнувшись от беспамятства, она сказала: «О повелитель правоверных, что сделал Аллах с моим сыном?» – «Расскажи ей про него», – сказал халиф. И его начали душить слезы, а я рассказал женщине про юношу, и она стала плакать и говорила слабым голосом: «Как я стремлюсь тебя встретить, о прохлада моего глаза! О, если бы я тебя напоила, когда ты не нашёл поящего! О, если бы я развлекла, когда ты не нашёл развлекающего».

И затем она пролила слезы и сказала такие стихи:

«Я плачу об изгнанном, что умер и был один,

И друга он не нашёл, на грусть чтобы сетовать.

И после величия и близости к милым всем

Остался он одинок, не видел он никого.

Все люди ведь видят то, что дни за собой таят,

И смерть никому из нас остаться не даст навек.

Изгнанник! Судил господь ему быть в изгнании,

И сделался от меня далёк он, хоть близок был.

Хоть смерть отняла надежду встретить тебя, мой сын,

Мы все-таки встретимся, день счета когда придёт».

И я спросил: «О повелитель правоверных, разве это твой сын?» И халиф ответил: «Да. Раньше, чем я получил эту власть, он посещал учёных и сиживал с праведниками, а когда я получил власть, он стал меня избегать и отдалился от меня. И я сказал его матери: „Этот ребёнок предался Аллаху великому, и, может быть, постигнут его беды, и он будет бороться с испытаниями. Дай ему этот яхонт, он найдёт его в минуту нужды“.

И она дала ему яхонт и упрашивала сына взять его, и тот исполнил её приказание и взял его, а потом он оставил наш земной мир и исчез от нас, и отсутствовал, пока не встретил Аллаха, великого, славного, чистый и богобоязненный».

«Поднимайся, покажи мне его могилу!» – сказал мне потом халиф, и я вышел с ним, и шёл до тех пор, пока не показал ему могилу. И халиф стал так рыдать и плакать, что упал без чувств, а очнувшись от беспамятства, он попросил прощения у Аллаха и воскликнул; «Поистине, мы принадлежим Аллаху и к нему возвращаемся!» И помолился о благе своего сына. И затем он попросил меня о дружбе. И я сказал: «О повелитель правоверных, поистине в твоём сыне для меня величайшее назидание».

И я произнёс такие стихи:

«Изгнанник я, и нигде приюта мне больше нет.

Изгнанник я, хотя был бы я в родном городе!

Изгнанник я, ни семьи, ни сына у меня нет,

И больше ни у кого приюта я не найду!

Ищу я пристанища в мечетях, – нет, там живу,

И сердце оставить их не может моё вовек.

Да будет хвала Аллаху, господу всех миров,

За то, что он милостив и в теле оставил дух!»

Рассказ о влюблённом учителе (ночи 402—403)

Рассказывают также про одного из достойных, что он говорил: «Я проходил мимо школьного учителя, когда он учил детей писать, и увидел, что облик его прекрасен и он хорошо одет. И я подошёл к нему, и он встал и посадил меня рядом с собою, и я стал испытывать его в чтении, грамматике, поэзии и языке, и вижу – он совершенен во всем, что от него желательно. И тогда я сказал ему: „Да укрепит Аллах твою решимость! Ты знаешь все, что от тебя требуется!“ И потом я вёл с ним дружбу некоторое время, и каждый день обнаруживал в нем что-нибудь хорошее. И я сказал себе: „Поистине, удивительно ожидать это от учителя, который учит детей, а ведь разумные сошлись на том, что недостаёт ума у тех, кто учит детей“. И я расстался с учителем и каждые несколько дней навещал его и заходил к нему. И однажды я пришёл к этому учителю по привычке посещать его и увидел, что школа закрыта. Я спросил его соседей. И они сказали мне: „У него кто-то умер“. И тогда я подумал: „Нам следует его утешить“. И я пошёл к его воротам и постучал, и ко мне вышла невольница и спросила: „Что ты хочешь?“ – „Я хочу твоего господина“, – отвечал я. И невольница сказала: „Мой господин сидит один и горюет“. – „Скажи ему: „Твой друг, такой-то, просит пустить его, чтобы утешить тебя“, – оказал я. И невольница пошла и рассказала об этом учителю, и тогда тот сказал ей: „Дай ему войти!“ И она позволила мне войти, и я вошёл к нему и увидел, что он сидит один, с повязанной головой, и сказал: „Да увеличит Аллах твою награду! Это путь, неизбежный для всякого, и тебе следует быть стойким. Кто у тебя умер?“ – опросил я его потом. И он сказал: „Самый дорогой для меня человек и самый любимый“. – „Может быть, это твой отец?“ – спросил я. „Нет“, – отвечал учитель. „Твоя мать?“ – спросил я. И учитель сказал: „Нет“. – „Твой брат?“ – спросил я. „Нет“, – отвечал учитель. И я спросил: „Кто-нибудь из твоих близких?“ – „Нет“, – отвечал учитель. „Какая же у тебя с ним связь?“ – спросил я. „Это моя возлюбленная“, – отвечал учитель. И я подумал: «Вот первое доказательство его малоумия!“

А потом я сказал ему: «Найдётся другая, лучше её». И учитель ответил: «Я не видел её, и не знаю, будет ли другая лучше её, или нет». – «Вот и второе доказательство», – подумал я и спросил: «Как же ты влюблён в ту, кого не видел?» – «Знай, – отвечал учитель, – я сидел у окна, и вдруг по дороге прошёл человек, который пел такой стих:

«Умм-Амр[417] (да воздаст тебе Аллах своей милостью),

Верни мою душу мне, куда б она исчезла…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Четыреста третья ночь

Когда же настала четыреста третья ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что учитель говорил: „И когда человек, проходивший по дороге, пропел стих, который я от него услышал, я сказал про себя: «Не будь эта Умм-Амр бесподобна в нашем мире, поэты не воспевали бы её“. И меня охватила любовь к ней. А через два дня этот человек прошёл мимо, и он говорил такой стих:

«Ушёл и осел, Умм-Амр он увёл с собою;

Назад не пришла, осел не вернулся тоже».

И я понял, что она ушла, и опечалился, и прошло уже три дня, как я горюю».

И я оставил его и ушёл, убедившись в его малоумии.

Рассказ о глупом учителе (ночь 403)

Рассказывают также о малоумии учителей. Был один ученик в школе, и пришёл к нему знающий человек и стал его испытывать и увидел, что это законовед, грамматик, знаток языка и поэт, образованный, понятливый и приятный. И он удивился этому и оказал: «У тех, кто учит детей в школах, не бывает такого разума».

И когда он собрался уходить от учителя, тот сказал ему: «Ты мой гость сегодня вечером». И этот человек согласился быть гостем учителя, и они отправились к нему в дом. И учитель оказал ему уважение и принёс кушанье, и они поели и попили, а затем просидели за беседой до трети ночи, а после этого учитель приготовил гостю постель и удалился к себе в гарем. И гость прилёг и хотел заснуть, и вдруг в гареме поднялся крик, и гость спросил, в чем дело, и ему сказали: «С шейхом случилось великое дело, он при последнем вздохе!» – «Отведите меня к нему», – сказал гость. И его отвели к учителю, и, войдя к нему, он увидел, что учитель лежит без чувств и у него течёт кровь. И гость опрыскал его водой и, когда учитель очнулся, спросил его: «Что это такое? Ты ушёл от меня, до крайности довольный и здоровый телом, что же с тобой случилось?» И учитель отвечал: «О брат мой, уйдя от тебя, я сел и начал вспоминать творения Аллаха великого и сказал про себя: „Во всем, что создал Аллах, человеку есть польза, так как Аллах-слава ему! – сотворил руки, чтобы хватать, ноги, чтобы ходить, глаза, чтобы видеть, уши, чтобы слышать, и так далее, и только от этих ядер нет пользы. И я взял бритву, что была у меня, и отрезал их, и со мною случилось такое дело“.

И гость ушёл от него и сказал: «Прав тот, кто говорит, что у учителя, что учит детей, не бывает полного разума, хотя бы он и знал все науки».

Рассказ о неграмотном учителе (ночи 403—404)

Рассказывают также, что один служитель мечети не умел ни писать, ни читать, и он устраивал с людьми хитрости, и так добывал свой хлеб. И пришло ему на ум в один из дней открыть школу и учить в ней детей читать, он собрал доски и исписанные листы, и повесил их в одном месте и увеличил свой тюрбан[418] и сел у ворот школы, и люди проходили мимо него и смотрели на его тюрбан, на доски и листы, и думали, что он хороший учитель, и приводили к нему своих детей. И учитель приказывал одному: «Пиши!» И другому: «Читай!» И дети обучали друг друга. И когда этот человек однажды сидел, по обычаю, в воротах школы, он вдруг увидел женщину, подходившую издали, а в руках у неё было письмо. И тогда он сказал про себя: «Наверное, эта женщина направляется ко мне, чтобы я прочёл письмо, которое у неё! Как же мне быть, когда я не умею читать по писанному?»

И он хотел выйти, чтобы убежать от женщины, но та подошла к нему, прежде чем он успел уйти, и спросила: «Ты куда?» – «Я совершу полуденную молитву и вернусь», – ответил учитель. И женщина сказала: «Полдень далеко! Прочитай мне это письмо!»

И учитель взял от неё письмо, держа его верхом вниз, и стал смотреть в него, и он то тряс тюрбаном, то хмурил брови, выказывая гнев.

А муж женщины находился в отсутствии, и это письмо было от него. Женщина, увидев учителя в таком состоянии, решила про себя: «Нет сомнения, что мой муж умер, и этот учитель боится мне сказать, что он умер».

«О господин, если он умер, скажи мне», – молвила она, но учитель потряс головой и промолчал. И женщина спросила его: «Разорвать мне одежду?»

«Разорви», – отвечал учитель. «Бить мне себя по лицу?» – спросила она. И учитель сказал ей: «Бей!» И тогда женщина взяла письмо из его рук и вернулась домой и стала плакать со своими детьми. И соседи услышали плач и спросили, что с ней, и им сказали: «К ней пришло письмо о смерти мужа».

И тогда один человек сказал: «Эти слова – ложь, так как её муж прислал мне вчера письмо, где извещает, что он здоров, во здравии и благополучии и что через десять дней он будет с нами». И этот человек тотчас же поднялся и спросил её: «Где письмо, которое пришло к тебе?» И женщина принесла ему письмо, а он взял его и прочёл и вдруг видит – в нем написано: «А после того: я во здравии и благополучии и через десять дней буду у тебя, и я послал вам одеяло и жаровню».

И женщина взяла письмо и вернулась к учителю и спросила его: «Что тебя побудило обманывать меня?» и она передала ему, что говорил сосед о благополучии её мужа, который послал ей одеяло и жаровню.

«Твоя правда! – отвечал учитель. – Прости меня, о женщина, я был в ту минуту сердит…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Четыреста четвёртая ночь

Когда же настала четыреста четвёртая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что, когда женщина спросила у учителя: „Что тебя побудило обмануть меня?“ – он отвечал: „Я был в ту минуту сердит и занят умом и увидел: «Жаровня, завёрнутая в одеяло“, и решил, что он умер и его похоронили.

А женщина не поняла уловки и сказала: «Ты прощён», и взяла письмо и ушла.

Рассказ о царе и женщине (ночь 404)

Рассказывают, что один царь из царей вышел тайком, чтобы посмотреть, как живут его подданные, и пришёл к большому селению и вошёл туда один. А ему хотелось пить, и он остановился у ворот одного из домов этого селения и попросил воды, и к нему вышла красивая женщина с кувшином и подала ему кувшин, и царь (напился воды. И когда царь посмотрел на женщину, он впал в искушение и стал соблазнять её. А женщина знала царя, и она ввела его к себе в дом и усадила его и вынесла ему книгу и сказала: «Посмотри это, пока я приберусь и вернусь к тебе».

И царь сел и стал читать книгу и вдруг видит, – там предостережение от распутства и те муки, которые Аллах уготовал людям прелюбодеяния. И волосы на коже царя поднялись, и он раскаялся перед Аллахом великим и, кликнув женщину, отдал ей книгу и ушёл.

А муж женщины отсутствовал. И когда он пришёл, она рассказала ему о случившемся, и он смутился и сказал в душе: «Я боюсь, что у царя возникло до неё желание», и не осмеливался попирать её после этого. И так он провёл некоторое время, и женщина осведомила своих близких о том, что произошло у неё с мужем, и они привели его к царю. И, представ перед царём, родные женщины сказали: «Да возвеличит Аллах царя! Этот человек взял у нас в аренду землю для посева и сеял на ней некоторое время, а потом оставил её под паром, но он не уходит с неё и мы не можем сдать её тому, кто её засеет, и сам не засевает, и земле причиняет вред, и мы боимся, что она испортится из-за его пренебрежения, так как земля, когда её не засевают, портится». – «Что препятствует тебе засевать твою землю?» – спросил царь. И тот человек сказал: «Да возвеличит Аллах царя! До меня дошло, что лев ступил на эту землю, и я устрашился его и не мог приблизиться к своей земле. Я знаю, мне не в мочь справиться со львом и боюсь его».

И царь понял, в чем дело, и сказал: «О человек, лев не попирал твою землю, и земля твоя хороша для посева. Засевай же её, да благословит тебя Аллах! Лев не преступит против неё».

И потом царь велел дать ему и его жене хороший подарок и отпустил их обоих.

Рассказ об яйце птицы рухх (ночи 404—405)

Рассказывают также, что один человек из жителей Магриба путешествовал по странам и проезжал через пустыни и моря. И судьбы закинули его на один остров, где он провёл долгое время. Вернувшись в свою страну, привёз с собой перо из крыла птенца птицы рухх[419] – а этот птенец был ещё в яйце и не вышел из него в мир. И оно вмещало бурдюк воды, и говорят, что длина крыла птенца птицы рухх, когда он выходит из яйца, – тысяча саженей. И люди дивились этому перу, когда видели его. А имя того человека было Абд-ар-Рахман аль-Магриби, я известен он был под прозванием Китаец, так как он долго жил в Китае. И он рассказывал чудеса, и, между прочим, он говорил, что однажды он ехал по Китайскому морю…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Четыреста пятая ночь

Когда же настала четыреста пятая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что Абд-ар-Рахман аль-Магриби-Китаец рассказывал чудеса, и, между прочим, говорил, что однажды ехал он по Китайскому морю с другими людьми, и они увидели вдали остров. И корабль их пристал к этому острову, и они увидели, что остров велик и обширен.

И люди, бывшие на корабле, вышли на этот остров, чтобы набрать воды и дров, и с ними был топор, верёвки и бурдюки, и тот человек сопровождал их. И они увидели на острове купол, большой белый и блестящий, длиною в сто локтей. И, увидав этот купол, люди направились к нему и подошли ближе и увидели, что это яйцо рухха. И они стали бить по нему топорами, камнями и палками, и яйцо раскололось, обнаружив птенца рухха. И люди увидели, что он подобен твёрдо стоящей горе, и выдернули перо из его крыла (а они могли его выдернуть, только помогая друг другу, хотя перья этого птенца ещё не вполне образовались). А потом они взяли сколько могли мяса этого птенца и унесли с собой, и срезали бородку пера со стержня. И распустили паруса на корабле и ехали всю ночь, до восхода солнца, и ветер был благоприятен. И пока они так ехали, вдруг прилетела птица рухх, точно большое облако, и в когтях у неё был камень величиной с огромную гору, больше корабля. И когда птица рухх догнала корабль, она бросила этот камень на него и на людей. Но корабль бежал быстро и опередил камень, и камень упал в море, и падение его вызвало великий ужас. Но Аллах начертал путникам благополучие и спас их от гибели, и они сварили мясо птенца рухх и съели его. А среди путников были старики с белыми бородами, и на следующее утро они увидали, что их бороды почернели, и не стал седым после этого ни один из тех, кто ел это мясо. И говорили они, что причиной возвращения к ним юности и исчезновения седины было то, что палка, которой они мешали в котле, была из дерева стрел, а некоторые говорили, что причина этого – мясо птенца рухха, и это дивное диво.