Страница:
Она отступила назад и медленно повернулась. Сухие листья плотным ковром покрывали землю, поэтому она старалась ступать осторожно, чтобы не зашуршать ими, чтобы не затрещали у нее под ногами тонкие веточки. Зайдя за высокое большое дерево, она с облегчением вздохнула, но расслабляться было еще рано. Склонив голову, она осторожно пробиралась вперед и прибавила шаг только тогда, когда деревья обступили ее со всех сторон.
— Ты куда?
Элиз резко вскинула голову и увидела зачесанные назад волосы, смуглую кожу, татуировку. Перед ней стоял Рено. Самообладание вдруг покинуло ее, и она бросилась бежать прочь от человека, которого считала своим самым главным врагом, которого избегала.
На мгновение Рено замер от удивления, а затем догнал ее в несколько шагов. Элиз попыталась вырваться, споткнулась и упала, растянувшись на земле. Он бросился к ней, схватил за плечи и повернул лицом к себе. В его серых глазах мелькнула озабоченность: он испугался, что она что-нибудь себе повредила. Почему-то это разозлило Элиз еще больше. Сжав зубы, она ударила его по лицу, почти не сознавая, что делает. Она почувствовала, что поранила ему губу, и ей стало нехорошо. Закрыв глаза, она уткнулась ему в плечо и зарыдала.
Рено перекатился на спину, не выпуская ее из объятий. Элиз прижалась лицом к его шее, вдыхая свежесть все еще не высохшей кожи, чувствуя, как вода впитывается в ткань платья. Биение ее сердца постепенно успокоилось. Она понимала, что нужно встать, но ей было так хорошо рядом с ним, что она просто не могла себя заставить пошевелиться. Слава богу, он успел натянуть брюки. Надо же, он не только выследил ее, напугав до смерти, но и смог еще придать себе приличный вид!
Элиз приподнялась на руках, но он силой удерживал ее.
— Откуда ты взялся? — с отчаянным блеском в глазах спросила она.
— Ты прекрасно знаешь откуда.
— Если хочешь знать, я вовсе не шпионила за тобой!
— Тогда почему ты покраснела?
— Вовсе нет! — закричала она. — Просто меня бесит, что ты охотился за мной, как дикарь. Да ты и есть дикарь! Ты напугал меня до смерти!
— Ну, все-таки не совсем. Не понимаю, почему ты так растерялась.
— От неожиданности. Я решила пойти тебе навстречу…
— Я тронут.
Задетая его иронией, она снова попыталась вырваться.
— Тебе… не поздоровится, если ты меня не отпустишь!
— Как интересно, — сказал он, с улыбкой глядя на ее растрепанные волосы и раскрасневшееся лицо. — Это что, угроза?
— Нет, — ответила она, а у самой дыхание перехватило от его ставшего вдруг нежным голоса, от мечтательного выражения, появившегося в его серых глазах.
— Поцелуй меня, Элиз.
— Нет!
Рено все крепче прижимал ее к себе. Ее взгляд остановился на твердых очертаниях его рта, и она не смогла отвести его. Она попыталась отрицательно покачать головой, но в этот момент он еще ближе привлек ее к себе, и ее губы коснулись его губ. Это короткое прикосновение заставило Элиз затрепетать. Силы к сопротивлению покинули ее. Она тихонько застонала — то ли в знак протеста, то ли от удовольствия — и приникла губами к его рту, ощущая, как округлости ее груди прижимаются к его грудной клетке.
Ее поцелуй был так крепок, что Рено даже поморщился, и Элиз вспомнила, что у него поранена губа. Ей стало стыдно, и она кончиком языка стала зализывать маленькую ранку. Его губы приоткрылись, и она не раздумывая вкусила сладость его рта, касаясь языком гладкой поверхности зубов, зернистой твердости языка.
Внезапно Элиз осознала, что Рено не отвечает на ее поцелуй, очевидно, вспомнив, что должен оставаться пассивным. Ее охватило разочарование, к которому добавилась бессознательно копившаяся в течение недель досада. Она приподняла голову и облизала губы.
— Рено, если бы я попросила тебя поцеловать меня, ну совсем немножко, ты бы согласился?
Он смотрел на нее, глубоко дыша, подавляя в себе боль желания. Он отчаянно стремился к тому, чтобы дать наслаждение ей и самому ощутить неистовую радость, которую мог обрести в ее хрупком теле.
— Если это шутка, то знай, что она опасная, — сказал он наконец.
— Нет-нет! — прошептала она, качая головой, страшно обиженная его осторожностью.
— Ну хорошо, я попробую.
Элиз вновь опустила голову, их уста слились. Рено обнял ее за талию, потом приподнялся и нежно положил ее на спину среди сухих желтых и красных листьев. Он поцеловал ее подбородок, кончик носа, лоб. Его рука скользнула ей на затылок, он снял с нее муслиновый чепец и начал вынимать шпильки, которыми волосы были заколоты в пучок.
— Подожди! — воскликнула Элиз, охваченная внезапным сомнением. — Это ошибка…
— И все-таки давай попробуем, — прошептал он. — Если тебе будет неприятно или страшно, сразу же скажи мне.
Волосы Элиз рассыпались по плечам. То ли их освобождение, то ли его слова как-то странно повлияли на нее, и ей стало легче.
— Какие красивые, — пробормотал Рено, гладя ее по волосам, рассматривая медово-каштановые пряди в последних призрачных лучах сумерек. Он вновь приник к ее устам, водя по ним языком до тех пор, пока она их не приоткрыла.
Элиз чувствовала, как ее наполняет теплая волна благодарности.
Она задрожала, когда его пальцы коснулись ее шеи, заскользили по груди, коснулись края корсажа, и задышала быстрее, когда Рено повторил этот путь своими теплыми губами. Он нащупал узел, стягивающий шнуровку, и с легкостью освободил ее бледную грудь; закрыв глаза, он прижался к ней лицом, вдыхая аромат ее кожи.
Сладкий дурман пьянящего восторга пробежал по жилам Элиз. Члены ее ослабели, стали как ватные, ленивая истома не позволяла думать. «Я или сумасшедшая, или пьяна, если так себя веду», — мелькнула в голове отрывочная мысль. Вся во власти древней магии, она позволила ему повернуть ее, расстегнуть на спине маленькие пуговки и расшнуровать корсет. Когда Рено стягивал рукав с ее руки, она ощутила на плече тепло его дыхания.
Ее тело, освободившись от власти воли, само приподнялось к нему навстречу. Элиз слышала его напряженное дыхание, мощное биение его сердца. Это была чистая радость взаимного восторга, без всякой мысли об эгоистичном удовлетворении. Ничего подобного она прежде не испытывала.
Элиз провела рукой по его спине, ощущая в себе эту растущую радость, раскрывающуюся, подобно лесному папоротнику весной.
Рено приподнял голову и внимательно посмотрел на нее.
— Мне остановиться?
Прошло несколько мгновений, прежде чем она смогла произнести:
— Да, так, наверное, будет лучше.
— Несомненно. Но ты действительно этого хочешь?
Сердце у нее билось с такой силой, что она поражалась, почему он не слышит его стука, а тело ее горело как в огне. С глазами, блестящими от страсти, она произнесла:
— Нет, я этого не хочу.
— И я, — прошептал он.
Никогда в жизни Элиз не знала ничего, кроме грубых ласк, которые причиняли боль и не приносили удовольствия. Рено терпеливо и осторожно помог ей открыться навстречу собственным чувствам, он расколдовал ее.
Элиз охватил яркий завораживающий пламень восторга; она погрузилась в волны удовольствия, парила в небывалом блаженстве. Это блаженство так ошеломило ее, что от удивления она даже издала сдавленный крик, а потом вновь приникла губами к его губам, ощутив солоноватый привкус крови. Обхватив Рено за плечи, она прижалась трепещущей грудью к его груди. Ей хотелось, чтобы он как можно крепче обнял ее, хотелось ощутить его силу, его твердость.
Он отпустил ее на минуту, но только для того, чтобы освободиться от брюк, и вновь обнял ее. Она ощутила его разгоряченную пульсирующую силу.
— Элиз, милая…
Она не могла смотреть на него, не могла ни о чем думать из-за восхитительного исступления, владевшего ею. Но она поняла суть его просьбы, до нее дошла мольба в его голосе. И ей вдруг показалось странным, что все это время она так боялась его. Над головой Элиз темные ветви деревьев разрисовывали серый купол зимнего неба, но она не ощущала ни холода, ни страха, согретая теплом этого человека.
— Пожалуйста, — чуть слышно прошептала она.
Если бы Рено так напряженно не ждал ответа, он бы не расслышал. Ее дыхание касалось его щеки, и он скорее догадался, что именно она сказала.
— Ах, любовь моя, — произнес Рено низким от страсти голосом, — мне не следовало так долго ждать.
Он уже не мог дольше выдерживать искушения и изо всех сил сжал Элиз в объятиях, отметая старые воспоминания, испытывая головокружительную радость — и даря ее.
Когда они возвращались домой, наступила полная темнота. Желтый свет лился из окон, приветствуя их. Они медленно шли, обняв друг друга, и часто останавливались, чтобы поцеловаться. В их поцелуях сквозило неутоленное желание. Элиз положила голову на плечо Рено, но часто поворачивала ее, чтобы всмотреться в темноту леса.
— Что ты высматриваешь? Пантеру?
— Нет. Просто я смотрю, нет ли там какой-нибудь опасности.
— Ты все еще боишься?
— Когда ты со мной, я не боюсь, — ответила она, с удивлением обнаружив, сколь правдив этот импульсивный ответ, и продолжила неуверенным тоном: — Так странно, что мне не надо ничего бояться…
— Ничего?
— По крайней мере сейчас.
— Но будут и другие времена, и другие ситуации. Страх необходим нам для поддержания разумной осторожности.
— Но я не хочу быть осторожной! — воскликнула она с неожиданным жаром.
Рено улыбнулся, глядя на нее с высоты своего роста.
— Я надеюсь, что в некоторых вещах ты и не будешь осторожной.
Она притянула к себе его голову, их губы слились. Прошло некоторое время, прежде чем они продолжили свой путь.
В гостиной сидели только Маделейн и Генри. Кузина Рено подняла взгляд, увидела, что они сами не свои, и поджала губы, но ничего не сказала. Когда наконец она заговорила, ее взгляд был направлен куда-то поверх их голов.
— Ужин подадут через полчаса.
— Мы поужинаем у себя в спальне. — Голос Рено был ровен, но в нем чувствовалась легкая ирония.
Женщина подняла брови:
— Как угодно.
— Да, нам так угодно. Мы желаем вам спокойной ночи. Извинитесь за нас перед остальными.
Не дожидаясь ответа, они отправились в спальню.
На каминной доске в хрустальных позолоченных подсвечниках горели свечи. Рено зажег еще и свечи на туалетном столике, и Элиз внезапно охватило смущение. Здесь, в доме, в ярком свете свечей, ей стало стыдно за свой недавний пыл.
Рено улыбнулся, пламя свечей отражалось в его глазах.
— Жаль, что я не догадался отказаться от ужина.
— Отчего же?
— Мне бы хотелось раздеть тебя сейчас, сию же минуту и начать все сначала.
Элиз почувствовала, что мучительно краснеет, и опустила глаза.
— В самом деле…
— Я — как человек, долго страдавший от жажды. Никак не могу напиться.
А ведь совсем недавно она считала его бесчувственным! Теперь такая мысль казалась смешной. Медленная улыбка тронула ее губы.
— По-твоему, я такая же пресная, как вода?
— Как раз такая, как нужно!
Рено вдруг схватил Элиз в объятия и приподнял, так что ее юбки обвились вокруг них обоих. Их губы встретились, и он замер, а потом вновь опустил ее на пол и, наклонив голову, коснулся лбом ее лба.
— А может быть, и лучше, что я не отказался от ужина. Нам нужно поддержать свои силы.
— Да, — прошептала она, — особенно тебе, после такого изнурительного плавания.
— Колдунья! — произнес он, смеясь. — Это все из-за тебя.
— Из-за меня? — Она хотела обиженно отступить назад, но он ее не отпустил.
— Как же еще я мог выполнить свое обещание, если бы не изнурял себя, прежде чем лечь с тобой в постель?
— Ну, тогда… — Элиз смущенно теребила край его рубашки, касаясь пальцами груди.
Он взял ее за руку и прижал к губам.
— Веди себя хорошо, если хочешь есть.
— Рено…
— Да, любовь моя?
Элиз взглянула на него своими янтарно-карими глазами, затем вновь опустила взгляд.
— Ты бы бросил нас в беде, если бы я не согласилась на твои условия?
— Других — возможно, но тебя никогда.
— Ты бы позволил им погибнуть?
Рено почувствовал, что тело Элиз напряглось, и сильнее прижал ее к себе.
— Я не сомневаюсь, что они могли бы спастись и без моей помощи.
— Некоторые пытались и потерпели неудачу — как те четверо, которых убили на реке. Но ты же прекрасно понимаешь, что если бы они отправились одни, я пошла бы с ними.
— Если бы я не украл тебя.
— Что?
— Неужели ты думаешь, что я оставил бы тебя на милость Паскаля? А если бы ваша попытка потерпела неудачу, ты могла бы попасть в рабство.
— И что же, ты бы силой привез меня сюда? Или сделал бы меня своей рабыней в начезской деревне?
Рено нахмурился, услышав нотки раздражения в ее голосе, но ответил без обиняков:
— Пожалуй, я предпочел бы деревню. Мне совсем не нужно было скрываться и бежать, все дело в нашей сделке.
— Но ты говорил… Я думала, что ты в любом случае направлялся в земли начеточе.
Рено пожал плечами:
— В этом не было никакой срочной необходимости.
Элиз снова попыталась вырваться и была поражена тем, что он так легко отпустил ее.
— Я не верю тебе! Ты в самом деле сделал бы меня рабыней?
— Эта идея была в некотором смысле привлекательной.
— Не сомневаюсь, — сказала она, сверкая глазами. — А как же мадам Дусе? Вряд ли Паскаль взял бы с собой такую обузу. Ты бы захватил и ее тоже?
— Положа руку на сердце, можешь ли ты утверждать, что ей здесь лучше, чем там, где она была бы рядом с дочерью и внуком? Тяготы рабства не тяжелее тех, которые она перенесла в пути.
— Не знаю, я ведь никогда не была в рабстве, — резко ответила Элиз. — Но когда я думаю, что ты мог бросить в беде своих соотечественников — Генри, Сан-Аманта, Паскаля, — мне становится нехорошо.
Рено снова пожал плечами:
— Здесь дикие края. Мужчины должны уметь заботиться о себе и о своих близких сами. Те, кто не в состоянии этого сделать, должны отсюда уехать. Что касается этих мужчин, то они просто поняли, что со мной у них больше шансов выжить.
Его доводы звучали достаточно убедительно. Элиз подошла к свече и, протянув руки, стала греть внезапно озябшие пальцы.
— Может быть, ты и прав, не знаю. И все же, если ты мог с такой легкостью получить меня, зачем понадобилось это путешествие?
— Мне не хотелось ранить твою гордость, не хотелось брать тебя силой.
— Неужели? Я ведь оскорбила тебя.
— И озадачила своей сложностью. Ты и сейчас продолжаешь быть для меня загадкой.
— Как чудесно, что мы не зря проделали весь этот путь!
Игнорируя легкий сарказм, слышавшийся в ее словах, он тихо сказал:
— Да, чудесно.
Она взглянула на него с упреком. Рено быстро подошел к ней, взял ее руки в свои и прижал к груди.
— Зачем ты себя мучаешь, милая? — Он коснулся губами ее волос. — Что плохого в том, что ты стала моей? Ты презираешь меня за то, что я стремился к этому? Но ведь я же привел сюда вместе с тобой и остальных. Благодаря тебе они живы и здоровы. Что толку думать о том, что могло бы быть? Сомнения и страх источают душу.
Элиз, нахмурившись, взглянула на него.
— Ну почему ты такой рассудительный?
— Прости, уж какой есть.
Она вздохнула, коснувшись щекой его подбородка и закрывая глаза. Ей давно хотелось задать ему этот вопрос, и наконец она решилась:
— Что слышно о форте Сан-Жан-Баптист? Когда мы туда доберемся?
— Поговорим об этом через пару дней, когда уедет Пьер.
Она медленно кивнула. Его ответ мало что говорил ей, но все же она была удовлетворена. На самом деле ей вовсе не хотелось думать об отъезде, да и вообще ее теперешние желания были слишком противоречивыми.
Глава 9
— Ты куда?
Элиз резко вскинула голову и увидела зачесанные назад волосы, смуглую кожу, татуировку. Перед ней стоял Рено. Самообладание вдруг покинуло ее, и она бросилась бежать прочь от человека, которого считала своим самым главным врагом, которого избегала.
На мгновение Рено замер от удивления, а затем догнал ее в несколько шагов. Элиз попыталась вырваться, споткнулась и упала, растянувшись на земле. Он бросился к ней, схватил за плечи и повернул лицом к себе. В его серых глазах мелькнула озабоченность: он испугался, что она что-нибудь себе повредила. Почему-то это разозлило Элиз еще больше. Сжав зубы, она ударила его по лицу, почти не сознавая, что делает. Она почувствовала, что поранила ему губу, и ей стало нехорошо. Закрыв глаза, она уткнулась ему в плечо и зарыдала.
Рено перекатился на спину, не выпуская ее из объятий. Элиз прижалась лицом к его шее, вдыхая свежесть все еще не высохшей кожи, чувствуя, как вода впитывается в ткань платья. Биение ее сердца постепенно успокоилось. Она понимала, что нужно встать, но ей было так хорошо рядом с ним, что она просто не могла себя заставить пошевелиться. Слава богу, он успел натянуть брюки. Надо же, он не только выследил ее, напугав до смерти, но и смог еще придать себе приличный вид!
Элиз приподнялась на руках, но он силой удерживал ее.
— Откуда ты взялся? — с отчаянным блеском в глазах спросила она.
— Ты прекрасно знаешь откуда.
— Если хочешь знать, я вовсе не шпионила за тобой!
— Тогда почему ты покраснела?
— Вовсе нет! — закричала она. — Просто меня бесит, что ты охотился за мной, как дикарь. Да ты и есть дикарь! Ты напугал меня до смерти!
— Ну, все-таки не совсем. Не понимаю, почему ты так растерялась.
— От неожиданности. Я решила пойти тебе навстречу…
— Я тронут.
Задетая его иронией, она снова попыталась вырваться.
— Тебе… не поздоровится, если ты меня не отпустишь!
— Как интересно, — сказал он, с улыбкой глядя на ее растрепанные волосы и раскрасневшееся лицо. — Это что, угроза?
— Нет, — ответила она, а у самой дыхание перехватило от его ставшего вдруг нежным голоса, от мечтательного выражения, появившегося в его серых глазах.
— Поцелуй меня, Элиз.
— Нет!
Рено все крепче прижимал ее к себе. Ее взгляд остановился на твердых очертаниях его рта, и она не смогла отвести его. Она попыталась отрицательно покачать головой, но в этот момент он еще ближе привлек ее к себе, и ее губы коснулись его губ. Это короткое прикосновение заставило Элиз затрепетать. Силы к сопротивлению покинули ее. Она тихонько застонала — то ли в знак протеста, то ли от удовольствия — и приникла губами к его рту, ощущая, как округлости ее груди прижимаются к его грудной клетке.
Ее поцелуй был так крепок, что Рено даже поморщился, и Элиз вспомнила, что у него поранена губа. Ей стало стыдно, и она кончиком языка стала зализывать маленькую ранку. Его губы приоткрылись, и она не раздумывая вкусила сладость его рта, касаясь языком гладкой поверхности зубов, зернистой твердости языка.
Внезапно Элиз осознала, что Рено не отвечает на ее поцелуй, очевидно, вспомнив, что должен оставаться пассивным. Ее охватило разочарование, к которому добавилась бессознательно копившаяся в течение недель досада. Она приподняла голову и облизала губы.
— Рено, если бы я попросила тебя поцеловать меня, ну совсем немножко, ты бы согласился?
Он смотрел на нее, глубоко дыша, подавляя в себе боль желания. Он отчаянно стремился к тому, чтобы дать наслаждение ей и самому ощутить неистовую радость, которую мог обрести в ее хрупком теле.
— Если это шутка, то знай, что она опасная, — сказал он наконец.
— Нет-нет! — прошептала она, качая головой, страшно обиженная его осторожностью.
— Ну хорошо, я попробую.
Элиз вновь опустила голову, их уста слились. Рено обнял ее за талию, потом приподнялся и нежно положил ее на спину среди сухих желтых и красных листьев. Он поцеловал ее подбородок, кончик носа, лоб. Его рука скользнула ей на затылок, он снял с нее муслиновый чепец и начал вынимать шпильки, которыми волосы были заколоты в пучок.
— Подожди! — воскликнула Элиз, охваченная внезапным сомнением. — Это ошибка…
— И все-таки давай попробуем, — прошептал он. — Если тебе будет неприятно или страшно, сразу же скажи мне.
Волосы Элиз рассыпались по плечам. То ли их освобождение, то ли его слова как-то странно повлияли на нее, и ей стало легче.
— Какие красивые, — пробормотал Рено, гладя ее по волосам, рассматривая медово-каштановые пряди в последних призрачных лучах сумерек. Он вновь приник к ее устам, водя по ним языком до тех пор, пока она их не приоткрыла.
Элиз чувствовала, как ее наполняет теплая волна благодарности.
Она задрожала, когда его пальцы коснулись ее шеи, заскользили по груди, коснулись края корсажа, и задышала быстрее, когда Рено повторил этот путь своими теплыми губами. Он нащупал узел, стягивающий шнуровку, и с легкостью освободил ее бледную грудь; закрыв глаза, он прижался к ней лицом, вдыхая аромат ее кожи.
Сладкий дурман пьянящего восторга пробежал по жилам Элиз. Члены ее ослабели, стали как ватные, ленивая истома не позволяла думать. «Я или сумасшедшая, или пьяна, если так себя веду», — мелькнула в голове отрывочная мысль. Вся во власти древней магии, она позволила ему повернуть ее, расстегнуть на спине маленькие пуговки и расшнуровать корсет. Когда Рено стягивал рукав с ее руки, она ощутила на плече тепло его дыхания.
Ее тело, освободившись от власти воли, само приподнялось к нему навстречу. Элиз слышала его напряженное дыхание, мощное биение его сердца. Это была чистая радость взаимного восторга, без всякой мысли об эгоистичном удовлетворении. Ничего подобного она прежде не испытывала.
Элиз провела рукой по его спине, ощущая в себе эту растущую радость, раскрывающуюся, подобно лесному папоротнику весной.
Рено приподнял голову и внимательно посмотрел на нее.
— Мне остановиться?
Прошло несколько мгновений, прежде чем она смогла произнести:
— Да, так, наверное, будет лучше.
— Несомненно. Но ты действительно этого хочешь?
Сердце у нее билось с такой силой, что она поражалась, почему он не слышит его стука, а тело ее горело как в огне. С глазами, блестящими от страсти, она произнесла:
— Нет, я этого не хочу.
— И я, — прошептал он.
Никогда в жизни Элиз не знала ничего, кроме грубых ласк, которые причиняли боль и не приносили удовольствия. Рено терпеливо и осторожно помог ей открыться навстречу собственным чувствам, он расколдовал ее.
Элиз охватил яркий завораживающий пламень восторга; она погрузилась в волны удовольствия, парила в небывалом блаженстве. Это блаженство так ошеломило ее, что от удивления она даже издала сдавленный крик, а потом вновь приникла губами к его губам, ощутив солоноватый привкус крови. Обхватив Рено за плечи, она прижалась трепещущей грудью к его груди. Ей хотелось, чтобы он как можно крепче обнял ее, хотелось ощутить его силу, его твердость.
Он отпустил ее на минуту, но только для того, чтобы освободиться от брюк, и вновь обнял ее. Она ощутила его разгоряченную пульсирующую силу.
— Элиз, милая…
Она не могла смотреть на него, не могла ни о чем думать из-за восхитительного исступления, владевшего ею. Но она поняла суть его просьбы, до нее дошла мольба в его голосе. И ей вдруг показалось странным, что все это время она так боялась его. Над головой Элиз темные ветви деревьев разрисовывали серый купол зимнего неба, но она не ощущала ни холода, ни страха, согретая теплом этого человека.
— Пожалуйста, — чуть слышно прошептала она.
Если бы Рено так напряженно не ждал ответа, он бы не расслышал. Ее дыхание касалось его щеки, и он скорее догадался, что именно она сказала.
— Ах, любовь моя, — произнес Рено низким от страсти голосом, — мне не следовало так долго ждать.
Он уже не мог дольше выдерживать искушения и изо всех сил сжал Элиз в объятиях, отметая старые воспоминания, испытывая головокружительную радость — и даря ее.
Когда они возвращались домой, наступила полная темнота. Желтый свет лился из окон, приветствуя их. Они медленно шли, обняв друг друга, и часто останавливались, чтобы поцеловаться. В их поцелуях сквозило неутоленное желание. Элиз положила голову на плечо Рено, но часто поворачивала ее, чтобы всмотреться в темноту леса.
— Что ты высматриваешь? Пантеру?
— Нет. Просто я смотрю, нет ли там какой-нибудь опасности.
— Ты все еще боишься?
— Когда ты со мной, я не боюсь, — ответила она, с удивлением обнаружив, сколь правдив этот импульсивный ответ, и продолжила неуверенным тоном: — Так странно, что мне не надо ничего бояться…
— Ничего?
— По крайней мере сейчас.
— Но будут и другие времена, и другие ситуации. Страх необходим нам для поддержания разумной осторожности.
— Но я не хочу быть осторожной! — воскликнула она с неожиданным жаром.
Рено улыбнулся, глядя на нее с высоты своего роста.
— Я надеюсь, что в некоторых вещах ты и не будешь осторожной.
Она притянула к себе его голову, их губы слились. Прошло некоторое время, прежде чем они продолжили свой путь.
В гостиной сидели только Маделейн и Генри. Кузина Рено подняла взгляд, увидела, что они сами не свои, и поджала губы, но ничего не сказала. Когда наконец она заговорила, ее взгляд был направлен куда-то поверх их голов.
— Ужин подадут через полчаса.
— Мы поужинаем у себя в спальне. — Голос Рено был ровен, но в нем чувствовалась легкая ирония.
Женщина подняла брови:
— Как угодно.
— Да, нам так угодно. Мы желаем вам спокойной ночи. Извинитесь за нас перед остальными.
Не дожидаясь ответа, они отправились в спальню.
На каминной доске в хрустальных позолоченных подсвечниках горели свечи. Рено зажег еще и свечи на туалетном столике, и Элиз внезапно охватило смущение. Здесь, в доме, в ярком свете свечей, ей стало стыдно за свой недавний пыл.
Рено улыбнулся, пламя свечей отражалось в его глазах.
— Жаль, что я не догадался отказаться от ужина.
— Отчего же?
— Мне бы хотелось раздеть тебя сейчас, сию же минуту и начать все сначала.
Элиз почувствовала, что мучительно краснеет, и опустила глаза.
— В самом деле…
— Я — как человек, долго страдавший от жажды. Никак не могу напиться.
А ведь совсем недавно она считала его бесчувственным! Теперь такая мысль казалась смешной. Медленная улыбка тронула ее губы.
— По-твоему, я такая же пресная, как вода?
— Как раз такая, как нужно!
Рено вдруг схватил Элиз в объятия и приподнял, так что ее юбки обвились вокруг них обоих. Их губы встретились, и он замер, а потом вновь опустил ее на пол и, наклонив голову, коснулся лбом ее лба.
— А может быть, и лучше, что я не отказался от ужина. Нам нужно поддержать свои силы.
— Да, — прошептала она, — особенно тебе, после такого изнурительного плавания.
— Колдунья! — произнес он, смеясь. — Это все из-за тебя.
— Из-за меня? — Она хотела обиженно отступить назад, но он ее не отпустил.
— Как же еще я мог выполнить свое обещание, если бы не изнурял себя, прежде чем лечь с тобой в постель?
— Ну, тогда… — Элиз смущенно теребила край его рубашки, касаясь пальцами груди.
Он взял ее за руку и прижал к губам.
— Веди себя хорошо, если хочешь есть.
— Рено…
— Да, любовь моя?
Элиз взглянула на него своими янтарно-карими глазами, затем вновь опустила взгляд.
— Ты бы бросил нас в беде, если бы я не согласилась на твои условия?
— Других — возможно, но тебя никогда.
— Ты бы позволил им погибнуть?
Рено почувствовал, что тело Элиз напряглось, и сильнее прижал ее к себе.
— Я не сомневаюсь, что они могли бы спастись и без моей помощи.
— Некоторые пытались и потерпели неудачу — как те четверо, которых убили на реке. Но ты же прекрасно понимаешь, что если бы они отправились одни, я пошла бы с ними.
— Если бы я не украл тебя.
— Что?
— Неужели ты думаешь, что я оставил бы тебя на милость Паскаля? А если бы ваша попытка потерпела неудачу, ты могла бы попасть в рабство.
— И что же, ты бы силой привез меня сюда? Или сделал бы меня своей рабыней в начезской деревне?
Рено нахмурился, услышав нотки раздражения в ее голосе, но ответил без обиняков:
— Пожалуй, я предпочел бы деревню. Мне совсем не нужно было скрываться и бежать, все дело в нашей сделке.
— Но ты говорил… Я думала, что ты в любом случае направлялся в земли начеточе.
Рено пожал плечами:
— В этом не было никакой срочной необходимости.
Элиз снова попыталась вырваться и была поражена тем, что он так легко отпустил ее.
— Я не верю тебе! Ты в самом деле сделал бы меня рабыней?
— Эта идея была в некотором смысле привлекательной.
— Не сомневаюсь, — сказала она, сверкая глазами. — А как же мадам Дусе? Вряд ли Паскаль взял бы с собой такую обузу. Ты бы захватил и ее тоже?
— Положа руку на сердце, можешь ли ты утверждать, что ей здесь лучше, чем там, где она была бы рядом с дочерью и внуком? Тяготы рабства не тяжелее тех, которые она перенесла в пути.
— Не знаю, я ведь никогда не была в рабстве, — резко ответила Элиз. — Но когда я думаю, что ты мог бросить в беде своих соотечественников — Генри, Сан-Аманта, Паскаля, — мне становится нехорошо.
Рено снова пожал плечами:
— Здесь дикие края. Мужчины должны уметь заботиться о себе и о своих близких сами. Те, кто не в состоянии этого сделать, должны отсюда уехать. Что касается этих мужчин, то они просто поняли, что со мной у них больше шансов выжить.
Его доводы звучали достаточно убедительно. Элиз подошла к свече и, протянув руки, стала греть внезапно озябшие пальцы.
— Может быть, ты и прав, не знаю. И все же, если ты мог с такой легкостью получить меня, зачем понадобилось это путешествие?
— Мне не хотелось ранить твою гордость, не хотелось брать тебя силой.
— Неужели? Я ведь оскорбила тебя.
— И озадачила своей сложностью. Ты и сейчас продолжаешь быть для меня загадкой.
— Как чудесно, что мы не зря проделали весь этот путь!
Игнорируя легкий сарказм, слышавшийся в ее словах, он тихо сказал:
— Да, чудесно.
Она взглянула на него с упреком. Рено быстро подошел к ней, взял ее руки в свои и прижал к груди.
— Зачем ты себя мучаешь, милая? — Он коснулся губами ее волос. — Что плохого в том, что ты стала моей? Ты презираешь меня за то, что я стремился к этому? Но ведь я же привел сюда вместе с тобой и остальных. Благодаря тебе они живы и здоровы. Что толку думать о том, что могло бы быть? Сомнения и страх источают душу.
Элиз, нахмурившись, взглянула на него.
— Ну почему ты такой рассудительный?
— Прости, уж какой есть.
Она вздохнула, коснувшись щекой его подбородка и закрывая глаза. Ей давно хотелось задать ему этот вопрос, и наконец она решилась:
— Что слышно о форте Сан-Жан-Баптист? Когда мы туда доберемся?
— Поговорим об этом через пару дней, когда уедет Пьер.
Она медленно кивнула. Его ответ мало что говорил ей, но все же она была удовлетворена. На самом деле ей вовсе не хотелось думать об отъезде, да и вообще ее теперешние желания были слишком противоречивыми.
Глава 9
В тишине утра обрушившиеся на дверь удары показались оглушительными. Элиз мгновенно проснулась и села в постели. Рено, мрачно нахмурившись, уже опустил ноги на пол и успел натянуть брюки, когда дверь распахнулась и в комнату ввалились мужчины.
Ночной сорочки на Элиз не было, и ей пришлось завернуться в простыню. В смущении и гневе смотрела она на Паскаля, Сан-Аманта и Генри.
— Черт побери, что все это значит? — В голосе Рено звучала ярость.
— Подонок, мерзкий подонок! — закричал Паскаль, потрясая кулаком. — Я удушил бы тебя голыми руками!
— И я, — заявил Сан-Амант, лицо его было сурово.
Элиз переводила взгляд с одного на другого, потом обратила внимание на раскрасневшееся лицо Генри, крепко сцепившего руки. Наблюдая этот взрыв ярости, она чувствовала, как все у нее внутри холодеет. Ее первой мыслью было: «Откуда они узнали?» Потом она поняла, что дело не в этом: ведь они уже давно считают ее падшей. Их разъярило что-то более серьезное, чем страстная ночь, проведенная ею с Рено.
В комнате было прохладно. Рено невозмутимо подошел к камину, чтобы разжечь дрова, сложенные здесь же, и, не оборачиваясь, произнес:
— Если бы кто-то из вас сказал, чему я обязан столь ранним визитом, это помогло бы мне понять, чем вы так… недовольны.
— Мы открыли твой обман!
— Неужели?
— Мы узнали от твоего друга, что этот дом находится менее чем в десяти лье от форта Сан-Жан-Баптист. Десять лье! Туда же можно за один день дойти пешком!
У двери произошло какое-то движение, и в комнату с чашкой шоколада в руках вошел Пьер:
— Рено, дорогой, я очень сожалею. Я не знал, что это тайна.
— Ты держал нас здесь, как стадо баранов в загоне! — продолжал Паскаль. — Мы уже давно могли быть в форте или даже в Новом Орлеане. Почему ты так поступил? Почему, черт тебя побери?!
При этих словах Генри взглянул на Элиз и тут же отвел глаза, а лицо его и даже уши покраснели от смущения.
— А как вы думаете, почему?
— Я полагаю, что причина рядом с тобой в постели!
— Мы считаем, — сказал Сан-Амант, — что ты удерживал именно мадам Лаффонт, а остальные оказались в этом положении волей-неволей.
Элиз сидела, опустив голову, не в силах пошевелиться. Неужели это правда, и он сознательно ввел их в заблуждение? Если так, то не ради того, чтобы подольше наслаждаться ее благосклонностью, как думали другие. Он хотел обольстить ее, чтобы эту благосклонность завоевать, но от этого было не легче. Она ждала, что он опровергнет обвинения, но ждала напрасно.
Дрова в камине разгорелись, в комнате запахло горящей сосной и дубом. Рено обернулся:
— Если помните, я предлагал вам продолжить путь одним.
Сан-Амант сделал шаг вперед:
— Но ты оставил нас в неведении относительно расстояния, которое нам предстояло пройти, так как знал, что мадам Лаффонт ушла бы вместе с нами. Тебе надо было, чтобы мы все были здесь, и ты об этом позаботился. Мы как дураки били здесь баклуши только для того, чтобы ты мог подольше поразвлекаться с женщиной, которую принудил разделить твое ложе! Теперь наши друзья будут думать, что мы бессердечные негодяи, равнодушные к трагедии в форте Розали и к чувствам тех, кто дожидается вестей оттуда. Мы сибаритствуем здесь в то время, как все думают, что мы погибли вместе с нашими соседями.
— Нет-нет, по крайней мере в этом вы обвиняете меня напрасно. Я сообщил коменданту Сен-Дени, что все вы живы и будете у меня, пока не оправитесь от выпавших вам тяжких испытаний.
— Ты сообщил? — начал Паскаль, и ему пришлось глубоко вздохнуть, чтобы успокоиться. — Когда?
— Как только мы приехали сюда. Вечером того дня я уехал в форт на быстрой лошади и вернулся на следующий день к полудню. Кроме всего прочего, мне нужно было достать какую-то одежду для Элиз. Я знаком с одной женщиной в форте, у которой с Элиз почти один размер, и у нее большой гардероб. Она помогла мне.
Пораженные вероломством Шевалье, все молчали, но это продолжалось не более минуты. Паскаль начал ругаться, а в сузившихся глазах Сан-Аманта сверкнул гнев. Пьер взглянул на побледневшее лицо Элиз, на ее белоснежные плечи, на гриву золотисто-каштановых волос, рассыпавшихся по простыне, а потом повернулся к Рено. Он удивленно приподнял бровь и покачал головой, будто не веря, что его друг мог оказаться в таком затруднительном положении. Хмурый Рено только пожал плечами.
— Это правда? — требовательно спросила Элиз, наконец обретя дар речи. — Мы могли бы добраться до форта за несколько часов, если бы ты дал нам лошадей и показал дорогу?
Когда Рено посмотрел на нее, в его глазах мелькнула боль, но он не сделал попытки уйти от ответа:
— Это правда.
До сих пор Генри окаменело стоял, не сводя глаз с Элиз и Рено. Его взгляд был полон детской ревности, разочарования и гнева. Теперь он заговорил:
— Б-боже мой, если никто другой не н-накажет этого н-негодяя, это сделаю я!
Сан-Амант положил руку на его плечо.
— Спокойно, спокойно. Давай сначала послушаем, что он скажет.
Элиз смотрела только на Рено, не слыша ничего вокруг.
— Но ты же знал, что все откроется?
— Только тогда, когда это уже не имело бы никакого значения. По крайней мере, для меня.
— То есть после того, что произошло вчера вечером? Ты мог бы уже сегодня нам все рассказать?
Он отрицательно покачал головой:
— Нет. Через несколько дней, через неделю.
«Когда устал бы от меня», — подумала Элиз, пристально всматриваясь в его окаменевшие черты. Он предполагал, что удовольствие от обладания ею не продлится дольше! А после этого ему было бы уже неважно, что думает она или любой из них…
— Послушайте, я сейчас спущу с него шкуру! — прорычал Паскаль.
— Умоляю, не надо насилия, я еще не закончил завтракать, — сказал Пьер, размахивая чашкой. — Я этого не допущу.
Это было своего рода напоминание, что Рено есть кому прийти на помощь, если бы они решились напасть на него все вместе.
— В этом нет смысла, — согласился Сан-Амант. — Все, чего мы требуем, это чтобы нас тотчас, как можно быстрее, доставили к месту назначения.
— Вы вполне можете добраться сами, — заметил Рено, склонив голову. — Мои вам наилучшие пожелания.
— Так ты отказываешься…
— Вы же теперь знаете, что это всего лишь десять лье. Совершенно случайно здесь проходит проселочная дорога, ведущая прямо к воротам форта.
— Так, — саркастически заметил Паскаль, — значит, ты и о дороге нам все наврал?
— Удивлен, что вы не додумались проехать по ней, когда были на охоте.
— Мы проехали немного… Ты сказал, что дорога идет только до границ твоих владений. Значит ли это, что твои земли простираются до самого форта?
Рено улыбнулся.
— Не совсем.
— Мы уедем через час, — заявил Сан-Амант, небрежно поклонился и вышел.
Генри направился следом, но у дверей остановился и резко обернулся:
— Мадам Лаффонт, вы поедете с нами?
— Да, поеду.
Пьер стоял в стороне, пока все не вышли. Затем и он удалился, тактично прикрыв за собой дверь. Элиз и Рено остались одни. Тишину нарушало только потрескивание и шипение огня. Элиз соскользнула с постели, подошла к гардеробу и достала свое старое платье. Швырнув его на кровать, она принялась искать свою нижнюю юбку и сорочку.
Рено молча наблюдал за ней, разрываемый потребностью объясниться и желанием, чтобы
она поняла мотивы его действий без объяснений. Так или иначе, он не мог отказать себе в удовольствии любоваться жемчужным сиянием утреннего света на ее коже, талии, бедрах. Его руки все еще ощущали ее мягкость, во рту еще оставался ее вкус. Он бы все отдал, чтобы можно было протянуть руку и удержать ее, заставить остаться.
— Элиз, послушай меня…
Она взглянула на него, и в это краткое мгновение Рено отчетливо понял, что надеяться ему не на что. Едва ли когда-нибудь эта женщина сможет простить его. В следующую секунду она отвернулась и натянула через голову сорочку и нижнюю юбку.
Внезапно воздух прорезал истошный вопль. Элиз вздрогнула, потом поняла, что это мадам Дусе. Может, она увидела еще одного индейца? Казалось, только это могло вызвать у нее такой ужас.
Затем в дверь громко застучали. Послышался голос Пьера:
— Рено, тебе лучше выйти сюда!
Все собрались на террасе. В гостиной слышались рыдания мадам Дусе и мягкие увещевания Маделейн, но никто не обращал на них внимания. На этот раз тревога оказалась настоящей. Дом был окружен воинами-начезами — высокими крупными мужчинами с разрисованными белой и желтой краской лицами и кожаными, отороченными мехом накидками на плечах. У них были мушкеты, луки и стрелы, но они держали их, прижав к боку, застыв в напряженных позах.
К лестнице приблизились несколько воинов. На голове у каждого были лебединые перья, указывавшие на принадлежность мужчин к роду Солнца. Возглавлявший процессию индеец нес на вытянутых руках огромную трубку мира длиной около полутора метров.
Элиз стояла рядом с Рено и слышала, как он негромко отдавал Пьеру торопливые распоряжения относительно подарков, которые должны быть вручены по такому поводу, и праздничной трапезы. В следующую минуту процессия остановилась, и трубка мира была торжественно предложена Рено. Он решительно шагнул вперед и направился вниз по ступенькам, чтобы принять трубку. Произошел обмен любезностями на языке начезов.
Ночной сорочки на Элиз не было, и ей пришлось завернуться в простыню. В смущении и гневе смотрела она на Паскаля, Сан-Аманта и Генри.
— Черт побери, что все это значит? — В голосе Рено звучала ярость.
— Подонок, мерзкий подонок! — закричал Паскаль, потрясая кулаком. — Я удушил бы тебя голыми руками!
— И я, — заявил Сан-Амант, лицо его было сурово.
Элиз переводила взгляд с одного на другого, потом обратила внимание на раскрасневшееся лицо Генри, крепко сцепившего руки. Наблюдая этот взрыв ярости, она чувствовала, как все у нее внутри холодеет. Ее первой мыслью было: «Откуда они узнали?» Потом она поняла, что дело не в этом: ведь они уже давно считают ее падшей. Их разъярило что-то более серьезное, чем страстная ночь, проведенная ею с Рено.
В комнате было прохладно. Рено невозмутимо подошел к камину, чтобы разжечь дрова, сложенные здесь же, и, не оборачиваясь, произнес:
— Если бы кто-то из вас сказал, чему я обязан столь ранним визитом, это помогло бы мне понять, чем вы так… недовольны.
— Мы открыли твой обман!
— Неужели?
— Мы узнали от твоего друга, что этот дом находится менее чем в десяти лье от форта Сан-Жан-Баптист. Десять лье! Туда же можно за один день дойти пешком!
У двери произошло какое-то движение, и в комнату с чашкой шоколада в руках вошел Пьер:
— Рено, дорогой, я очень сожалею. Я не знал, что это тайна.
— Ты держал нас здесь, как стадо баранов в загоне! — продолжал Паскаль. — Мы уже давно могли быть в форте или даже в Новом Орлеане. Почему ты так поступил? Почему, черт тебя побери?!
При этих словах Генри взглянул на Элиз и тут же отвел глаза, а лицо его и даже уши покраснели от смущения.
— А как вы думаете, почему?
— Я полагаю, что причина рядом с тобой в постели!
— Мы считаем, — сказал Сан-Амант, — что ты удерживал именно мадам Лаффонт, а остальные оказались в этом положении волей-неволей.
Элиз сидела, опустив голову, не в силах пошевелиться. Неужели это правда, и он сознательно ввел их в заблуждение? Если так, то не ради того, чтобы подольше наслаждаться ее благосклонностью, как думали другие. Он хотел обольстить ее, чтобы эту благосклонность завоевать, но от этого было не легче. Она ждала, что он опровергнет обвинения, но ждала напрасно.
Дрова в камине разгорелись, в комнате запахло горящей сосной и дубом. Рено обернулся:
— Если помните, я предлагал вам продолжить путь одним.
Сан-Амант сделал шаг вперед:
— Но ты оставил нас в неведении относительно расстояния, которое нам предстояло пройти, так как знал, что мадам Лаффонт ушла бы вместе с нами. Тебе надо было, чтобы мы все были здесь, и ты об этом позаботился. Мы как дураки били здесь баклуши только для того, чтобы ты мог подольше поразвлекаться с женщиной, которую принудил разделить твое ложе! Теперь наши друзья будут думать, что мы бессердечные негодяи, равнодушные к трагедии в форте Розали и к чувствам тех, кто дожидается вестей оттуда. Мы сибаритствуем здесь в то время, как все думают, что мы погибли вместе с нашими соседями.
— Нет-нет, по крайней мере в этом вы обвиняете меня напрасно. Я сообщил коменданту Сен-Дени, что все вы живы и будете у меня, пока не оправитесь от выпавших вам тяжких испытаний.
— Ты сообщил? — начал Паскаль, и ему пришлось глубоко вздохнуть, чтобы успокоиться. — Когда?
— Как только мы приехали сюда. Вечером того дня я уехал в форт на быстрой лошади и вернулся на следующий день к полудню. Кроме всего прочего, мне нужно было достать какую-то одежду для Элиз. Я знаком с одной женщиной в форте, у которой с Элиз почти один размер, и у нее большой гардероб. Она помогла мне.
Пораженные вероломством Шевалье, все молчали, но это продолжалось не более минуты. Паскаль начал ругаться, а в сузившихся глазах Сан-Аманта сверкнул гнев. Пьер взглянул на побледневшее лицо Элиз, на ее белоснежные плечи, на гриву золотисто-каштановых волос, рассыпавшихся по простыне, а потом повернулся к Рено. Он удивленно приподнял бровь и покачал головой, будто не веря, что его друг мог оказаться в таком затруднительном положении. Хмурый Рено только пожал плечами.
— Это правда? — требовательно спросила Элиз, наконец обретя дар речи. — Мы могли бы добраться до форта за несколько часов, если бы ты дал нам лошадей и показал дорогу?
Когда Рено посмотрел на нее, в его глазах мелькнула боль, но он не сделал попытки уйти от ответа:
— Это правда.
До сих пор Генри окаменело стоял, не сводя глаз с Элиз и Рено. Его взгляд был полон детской ревности, разочарования и гнева. Теперь он заговорил:
— Б-боже мой, если никто другой не н-накажет этого н-негодяя, это сделаю я!
Сан-Амант положил руку на его плечо.
— Спокойно, спокойно. Давай сначала послушаем, что он скажет.
Элиз смотрела только на Рено, не слыша ничего вокруг.
— Но ты же знал, что все откроется?
— Только тогда, когда это уже не имело бы никакого значения. По крайней мере, для меня.
— То есть после того, что произошло вчера вечером? Ты мог бы уже сегодня нам все рассказать?
Он отрицательно покачал головой:
— Нет. Через несколько дней, через неделю.
«Когда устал бы от меня», — подумала Элиз, пристально всматриваясь в его окаменевшие черты. Он предполагал, что удовольствие от обладания ею не продлится дольше! А после этого ему было бы уже неважно, что думает она или любой из них…
— Послушайте, я сейчас спущу с него шкуру! — прорычал Паскаль.
— Умоляю, не надо насилия, я еще не закончил завтракать, — сказал Пьер, размахивая чашкой. — Я этого не допущу.
Это было своего рода напоминание, что Рено есть кому прийти на помощь, если бы они решились напасть на него все вместе.
— В этом нет смысла, — согласился Сан-Амант. — Все, чего мы требуем, это чтобы нас тотчас, как можно быстрее, доставили к месту назначения.
— Вы вполне можете добраться сами, — заметил Рено, склонив голову. — Мои вам наилучшие пожелания.
— Так ты отказываешься…
— Вы же теперь знаете, что это всего лишь десять лье. Совершенно случайно здесь проходит проселочная дорога, ведущая прямо к воротам форта.
— Так, — саркастически заметил Паскаль, — значит, ты и о дороге нам все наврал?
— Удивлен, что вы не додумались проехать по ней, когда были на охоте.
— Мы проехали немного… Ты сказал, что дорога идет только до границ твоих владений. Значит ли это, что твои земли простираются до самого форта?
Рено улыбнулся.
— Не совсем.
— Мы уедем через час, — заявил Сан-Амант, небрежно поклонился и вышел.
Генри направился следом, но у дверей остановился и резко обернулся:
— Мадам Лаффонт, вы поедете с нами?
— Да, поеду.
Пьер стоял в стороне, пока все не вышли. Затем и он удалился, тактично прикрыв за собой дверь. Элиз и Рено остались одни. Тишину нарушало только потрескивание и шипение огня. Элиз соскользнула с постели, подошла к гардеробу и достала свое старое платье. Швырнув его на кровать, она принялась искать свою нижнюю юбку и сорочку.
Рено молча наблюдал за ней, разрываемый потребностью объясниться и желанием, чтобы
она поняла мотивы его действий без объяснений. Так или иначе, он не мог отказать себе в удовольствии любоваться жемчужным сиянием утреннего света на ее коже, талии, бедрах. Его руки все еще ощущали ее мягкость, во рту еще оставался ее вкус. Он бы все отдал, чтобы можно было протянуть руку и удержать ее, заставить остаться.
— Элиз, послушай меня…
Она взглянула на него, и в это краткое мгновение Рено отчетливо понял, что надеяться ему не на что. Едва ли когда-нибудь эта женщина сможет простить его. В следующую секунду она отвернулась и натянула через голову сорочку и нижнюю юбку.
Внезапно воздух прорезал истошный вопль. Элиз вздрогнула, потом поняла, что это мадам Дусе. Может, она увидела еще одного индейца? Казалось, только это могло вызвать у нее такой ужас.
Затем в дверь громко застучали. Послышался голос Пьера:
— Рено, тебе лучше выйти сюда!
Все собрались на террасе. В гостиной слышались рыдания мадам Дусе и мягкие увещевания Маделейн, но никто не обращал на них внимания. На этот раз тревога оказалась настоящей. Дом был окружен воинами-начезами — высокими крупными мужчинами с разрисованными белой и желтой краской лицами и кожаными, отороченными мехом накидками на плечах. У них были мушкеты, луки и стрелы, но они держали их, прижав к боку, застыв в напряженных позах.
К лестнице приблизились несколько воинов. На голове у каждого были лебединые перья, указывавшие на принадлежность мужчин к роду Солнца. Возглавлявший процессию индеец нес на вытянутых руках огромную трубку мира длиной около полутора метров.
Элиз стояла рядом с Рено и слышала, как он негромко отдавал Пьеру торопливые распоряжения относительно подарков, которые должны быть вручены по такому поводу, и праздничной трапезы. В следующую минуту процессия остановилась, и трубка мира была торжественно предложена Рено. Он решительно шагнул вперед и направился вниз по ступенькам, чтобы принять трубку. Произошел обмен любезностями на языке начезов.