Блэйк Стефани. Живу тобой одной

   Мисс Хатауэй рассмеялась.
   – В таком случае не будем рисковать маленьким мистером Натаниэлем. Нет, вы только посмотрите, он не согласен! Он просится к вам!
   Хэм отступил назад.
   – Мне пора приниматься за дела.
   Он скатился по лестнице и побежал к амбару. По дороге ему встретился Уолт Кэмпбелл.
   – Эй, парень, что с тобой? Бежишь, будто за тобой гонится призрак.
   Может и так, подумал Хэм.
   Бородатый Уолт Кэмпбелл в своей красной куртке и шерстяной шапке походил на Санта-Клауса.
   – Хэм, вообще-то я уважаю честолюбивых людей, но ты в последнее время, мне кажется, не занимаешься ничем, кроме работы.
   – Я еще читаю.
   – Это одно и то же. Я хочу сказать, тебе надо побольше бывать на людях, общаться со своими сверстниками. Люси говорит, ты и на субботние танцы перестал ходить.
   – Я никогда не любил танцы.
   Уолт подтолкнул его локтем, подмигнул.
   – Я тоже. Но ведь там можно обнять девушку. А дальше – больше. Ты понимаешь, о чем я?
   Хэм с усилием засмеялся.
   – Верно, дядя Уолт. Только у меня с девушками плохо получается.
   – Да ты просто стеснительный, вот в чем дело. Такой красивый парень мог бы иметь любую девушку. Я это знаю, потому что часто слышу, о чем говорит Люси со своими подружками. Я не специально подслушиваю, сам понимаешь. Просто девушки сейчас такие бойкие, не задумываются ни о том, что говорят, ни о том, кто их слышит. – Уолт печально покачал головой. – Моя дочь разговаривает с матерью о таких вещах, о каких я никогда не решался заговорить со Сьюзан. Ну, это не важно. Короче говоря, не одна девушка в этом городе положила глаз на Хэма Найта. Послушай, приходи к нам на этой неделе ужинать. Нет-нет, и не думай отказываться. Ты и так нас слишком часто прокатывал.
   Хэм почувствовал, что его загнали в угол. Отступать некуда. Последний раз он гостил у Кэмпбеллов год назад, через несколько дней после свадьбы отца и Келли.
   – Хорошо, дядя Уолт, я приду. Когда?
   В среду вечером он принял ванну и надел свой единственный парадный костюм. Как раз к месту, думал он, повязывая галстук. Предстоящий ужин привлекал его не больше, чем свадьба или похороны.
   К его величайшему облегчению, Люси дома не оказалось. Вспоминая, какого дурака он свалял в прошлый свой визит, Хэм боялся встречи с ней. А к тому времени, когда она пришла, он уже успел выпить две порции яблочного сидра и чувствовал, что ему море по колено.
   Люси появилась, одетая по последней моде – шляпа «колокол», платье с удлиненным лифом и короткой плиссированной юбкой, длинная нитка бус на груди, утянутой до такой степени, что Люси могла бы сойти за мальчишку.
   Сьюзан поспешила поднять шляпку, которую Люси небрежно бросила на стул.
   – Так-то ты относишься к красивым дорогим вещам. – Сьюзан обернулась к Хэму. – Это последняя мода, от Сире.
   Уолт раздраженно жевал трубку.
   – Ты опоздала. Ужин давно ждет.
   Девушка взбила рукой короткие волосы и села напротив Хэма, закинув ногу на ногу, так что мелькнули ярко-красные трусики.
   – Мы с Тилли ездили кататься в новом «додже» Джейка Спенсера. Представляете, он ехал по шоссе со скоростью шестьдесят миль в час – и ничего.
   – Шестьдесят миль?! – ужаснулась Сьюзан. – Как ты можешь садиться в машину с таким ненормальным!
   – Я не хочу, чтобы ты водила дружбу с такими, как этот Спенсер, – проворчал Уолт. – О нем и его дружках идет дурная слава.
   – Да будет тебе, па. Джейк – нормальный парень, если знать, как с ним обращаться.
   – А откуда этот самый Джейк Спенсер и прочие берут деньги на такие дорогие машины? – поинтересовалась Сьюзан.
   Уолт громко хмыкнул.
   – Возит контрабандное виски из Канады для своего дяди-бутлегера.
   На севере штата влияние «сухого закона» почти не ощущалось. Бары и винные погреба самых известных богачей – Рокфеллеров, Морганов, Гулдов, Гарриманов, Асторов, Вандербилтов и Мейджорсов – ломились от первосортных вин и виски. Поставщиков этого товара, многие из которых были известны как настоящие преступники и даже убийцы, принимали в высшем свете. Именно терпимость и попустительство богатых и могущественных привели к тому, что контрабандная торговля спиртным начала процветать на общенациональном уровне, в виде организованной преступности, поглощая большую часть этого богатства и могущества. Не раз государственные деятели и высокие судебные чины похвалялись тем, что поднимали бокалы в знаменитых особняках по берегам Гудзона вместе с самим Аль Капоне.
   Люди менее зажиточные не могли себе позволить пользоваться услугами бутлегеров. Бедняки пробавлялись самодельным вином, добывали спиртное на подпольных винокуренных заводиках, которыми кишели горные районы штата Нью-Йорк. Любимым напитком в этих местах считался яблочный бренди собственного изготовления. Насколько помнил Хэм, ни один виноторговец в Найтсвилле ни разу не появлялся. Еще задолго до введения «сухого закона» по всей территории к востоку от каменоломен изготавливали в домашних условиях вино, пиво и даже виски.
   – Неправда! – с жаром возразила Люси. – Джейк работает на новой бумагоделательной фабрике, наверху, у водопадов. Он приезжает домой только на уик-энд.
   Уолт снова покачал головой. Как все изменилось в долине Гудзона!
   – У нас здесь скоро станет не лучше, чем в Нью-Йорке или Филадельфии. Вон сколько фабрик понастроили по всей реке. Карл Мейджорс открыл еще две печи. Ты об этом знаешь, Хэм? Одну, правда, в Уэстчестере, вниз по реке, это еще ладно. Оглянуться не успеешь, как промышленность совсем вытеснит фермеров из долины.
   – Ты что-нибудь имеешь против национального процветания, папа? – Люси встала и налила себе бренди.
   – Если это можно назвать процветанием, – проворчал Уолт и протянул свой стакан. – Налей-ка и нам с Хэмом еще. А кто это разрешил тебе пить? Ты еще несовершеннолетняя.
   – Ох, папа! Ты совсем отстал от жизни. У нас сейчас тысяча девятьсот двадцать третий год.
   – Отстал от жизни… И что же это за жизнь такая? Женщины бегают по улицам чуть ли не голышом. Пьют, дебоширят, воют и трясутся под дикую музыку. Республиканцы говорят: возврат к «нормальности». Что же это за нормальность такая, я вас спрашиваю? И что за человек сидит там в Белом доме?
   – Я слышала, что президент болен, – пробормотала Сьюзан.
   Уолт выбил трубку в большую медную пепельницу.
   – Болен, говоришь? Немудрено. Банды из Огайо даже для него оказалось слишком. Весь кабинет продажный, и Смит, и этот пройдоха, полковник Форбс. А единственный дружок покончил с собой, до того как закон до него добрался. Сам президент играет в карты, пьет и развратничает прямо в Белом доме. Позор для всей нации!
   – Уолт, нехорошо так говорить о людях, тем более о президенте, – забеспокоилась Сьюзан. – Пастор Уильямс только на прошлой неделе об этом говорил. Помнишь – «пусть первым бросит камень тот, кто сам безгрешен»? Демократы распускают отвратительные слухи, и никто не знает наверняка, правда это или нет.
   – Пусть пастор Уильямс верит, во что ему вздумается. Мне Гардинг никогда не нравился. И твоему отцу тоже, Хэм. А ведь Найты всегда принадлежали к республиканцам, еще до Эйба Линкольна. После прошлых выборов он сказал: «Уолт, не нравится мне этот человек. Не нравится, как он выглядит».
   – А, по-моему, он выглядит шикарно. – Люси, полулежа на тахте, возвела глаза к потолку. – Интересно, что чувствуют девушки, когда сам президент приглашает их в Белый дом? У него там прямо целый гарем, как у турецкого султана.
   Сьюзан пришла в ужас.
   – Люси! Что ты такое говоришь! Да еще в присутствии молодого человека!
   – Хэм еще и не такое слышал. Правда, Хэм? – подмигнула Люси.
   Хэм оттянул тугой воротничок рубашки. Попробовал переменить тему:
   – Двое рабочих уволились с каменоломни. Ушли работать к Мейджорсу в Хаверхилл. Будем искать замену, Уолт?
   – Не так-то легко найти. Сейчас полно более легкой работы за лучшую плату. Я слышал, Нью-Йоркская центральная железнодорожная компания набирает рабочих. Они собираются переделать пути, проложить новые рельсы, сделать старую дорогу самой скоростной и удобной в Соединенных Штатах. И конечно, платить большие деньги.
   – Тогда мы тоже должны больше платить, – по-хозяйски уверенно произнес Хэм.
   Уолт взглянул на него с непривычным уважением. Подобно всем в Найтсвилле, он готов был до конца жизни чтить память старого Натаниэля и хранить установленные здесь феодальные порядки.
   – Я сам собирался с тобой об этом поговорить. Вообще весь этот прогресс и процветание выглядят как-то странно. Бизнес процветает, цены на бирже взлетают до небес, у всех столько денег, что некуда девать. В то же время пара ботинок, которую я купил в прошлые выходные в Клинтоне, обошлась мне намного дороже, чем три года назад. Вот я и спрашиваю: какой смысл в том, что сейчас мы зарабатываем больше денег, чем в тысяча девятьсот двадцатом году, если купить на них можно меньше?
   – Инфляция, – произнесла Люси с важностью выпускницы школы.
   – Я сам знаю, что это такое. – Отец поднялся, снова наполнил свой стакан. – Подделка, вроде ваших движущихся картин. Оптический обман. Зажигается свет, и все красивые картинки вместе с людьми исчезают как дым.
   Он хотел налить и Хэму, но тот накрыл свой стакан рукой.
   – Спасибо, дядя Уолт, у меня уже и так голова кружится.
   – Давайте ужинать, – объявила Сьюзан, – иначе мясо пережарится, или Уолт опьянеет и не сможет его разрезать.
   Она с трудом подняла свои тучные телеса с глубокого кресла и направилась к кухне.
   – Ты когда-нибудь видела меня пьяным, женщина?
   Однако последнее слово все же осталось за ней:
   – И дай Бог, чтобы никогда не увидела.
   Они направились в столовую. Люси взяла Хэма под руку и зашептала в самое ухо:
   – Я надеюсь, что ты напьешься, а я этим воспользуюсь.
   Она прижалась к нему бедром.
   На протяжении всего ужина Люси, с трудом скрывая зависть, изводила Хэма шуточками по поводу Крис Мейджорс.
   – У нашего Хэма появилась подружка. – Люси склонила голову набок, сделала высокомерное лицо. – Она так высоко задирает свой длинный нос, что уже несколько лет не видела собственные ноги.
   – Прекрати, Люси! – прикрикнула мать. – Я слышала, что она очень хорошая девушка.
   – Кто тебе сказал? Хэм? Он не может о ней правильно судить.
   – Она мне не подружка, – побагровел Хэм. – И нос она не задирает.
   – Ну, значит, ты ее дружок. И еще я слышала, у нее столько платьев, что она меняет наряды каждый час.
   – Я ничего не знаю о ее платьях.
   – Да неужели? Разве она не носит платья, когда вы бываете с ней вместе?
   – Ну довольно, мисс! – Уолт не на шутку рассердился. Люси поняла, что зашла слишком далеко. – Сейчас же извинись перед Хэмом.
   Она выпрямилась, сложила руки на коленях, приняла виноватый вид.
   – Извини, Хэм, я просто пошутила, ты же знаешь.
   Хэм покраснел еще больше.
   – Все в порядке, Люси.
   После горячего Уолт пошел посмотреть скот, Сьюзан ушла на кухню за пирогом и сливками. Люси, оставшись вдвоем с Хэмом, возобновила издевательства:
   – Крис Мейджорс, говорят, теперь неразлучна с твоей мачехой?
   – Они нам очень помогли после смерти моего отца. Они очень добры.
   – И Крисси к тебе добра? Или может быть, это Келли неразлучна с Карлом? Они ведь сейчас вместе уехали в Нью-Йорк?
   Хэм, не глядя на нее, гонял крошку хлеба по белой скатерти.
   – Они уехали втроем – Карл, Крис и Келли.
   – Ты по ней скучаешь?
   – Не очень.
   – Мы с мамой заходили к вам на днях, посмотреть на ребенка.
   – Знаю. Я в этот день уезжал закупать корма.
   – Маленький Натаниэль просто обворожительный.
   – Все младенцы одинаковы, – пожал плечами Хэм.
   – Только не этот! Он как две капли воды похож на тебя.
   Хэм прикрыл глаза. Перед мысленным взором вновь предстал бог возмездия с вилами в руке. На этот раз они достигли цели. Безжалостная сталь разорвала его гениталии.
   Голос Люси вернул его к действительности:
   – Хэм, что с тобой? Тебе плохо?
   Хэм промокнул лоб салфеткой.
   – Нет-нет… Все в порядке. Наверное, слишком много выпил.
   – Неужели? – скептически протянула Люси. – Ты слышал, что я сказала? По-моему, ребенок как две капли воды похож на тебя.
   Хэм уже полностью овладел собой.
   – Ты так считаешь? А на кого же ему быть похожим? На тебя, что ли? Он ведь мой брат.
   – Вот именно, – проговорила Сьюзан с порога. Она внесла огромный яблочный пирог и кувшин со сливками. – Самый восхитительный младенец, который когда-либо рождался в Найтс-вилле! Честно говоря, Хэм, я не понимаю, как она могла уехать и оставить своего ребенка на чужого человека.
   – По-моему, с миссис Хатауэй ему лучше, чем с кем-либо.
   Он подумал, что Келли носила маленького Натаниэля по дому на руках с той же небрежностью, что и свою Книгу. Хэм вечно боялся, что она уронит мальчика.
   Он только сейчас осознал… Малыш ему не безразличен!
 
   Все последующие месяцы Хэм спасался от Найта, от Келли и от себя самого в работе. Каменоломня, ферма, дойка заполняли все его дни. Ночами же, вконец измотанный работой, он крепко спал.
   В январе 1924 года сенатор Уэйн Гаррисон позвонил Карлу Мейджорсу из Олбани.
   – Правительство штата дало разрешение на строительство моста. Вы с этой миссис Найт вместе в бизнесе?
   – Мы партнеры.
   – Только по бизнесу?
   – Пока да, но надеюсь, со временем это изменится.
   – Ах ты, старый греховодник! А кстати, не хотите взять третьего партнера?
   – Тебя?
   – Нет, штат Нью-Йорк. Штат субсидирует половину затрат в интересах общества. Ты знаешь, сколько новых проектов лежат сейчас на столах Управления дорог? А при нынешних темпах развития транспорта у нас не хватит времени, чтобы воплотить в жизнь все проекты. Сейчас артерий, связывающих Нью-Йорк с Новой Англией, очень мало, и качество их оставляет желать лучшего. А ваш мост поможет снять большую часть транспорта в районе Клинтона и Троя.
   – Да, в том, что ты говоришь, есть смысл. Мосты и дороги обходятся недешево, я все время напоминаю об этом Келли Найт.
   – Есть еще одна проблема. Новая дорога соединит мост с автострадой на восточном берегу. В Бюро по землеустройству утверждают, что дорога находится в частном владении. Ты понимаешь, в чем здесь трудность, Карл? Штат не может строить дорогу для общественного пользования на земле, принадлежащей частному владельцу. В Управлении дорог предлагают, чтобы штат купил эту землю у Найтов. Нет необходимости говорить тебе о том, что цена будет гораздо выше ее теперешней стоимости.
   На Келли неожиданная новость произвела впечатление. Подозрение у нее вызывало намерение штата субсидировать строительство моста.
   – Зачем нам это нужно? Тогда это уже будет не наш мост.
   – Конечно, наш. В этом и заключается суть свободного предпринимательства, как утверждают республиканцы. Правительству нужно построить мост и дорогу. Рано или поздно мост все разно будет построен, а может быть, и не один, учитывая, как развивается автомобильный транспорт. Поэтому они и предлагают правительственные деньги, чтобы привлечь частные капиталы и развязать инициативу для осуществлений проекта.
   – И они не будут вмешиваться, когда мы начнем взимать плату за пользование мостом?
   – Ни в коем случае. Все до единого цента достанутся нам.
   – Тогда соглашаемся, Карл, – удовлетворенно улыбнулась она.
   Весной началось строительство Дороги Найтов. Хотя строительные работы велись под руководством инженеров штата, Келли знала, что для нее она навечно останется Дорогой Найтов, даже если она и решится продать правительству земли.
   Летом Келли сама руководила работами по расширению и выравниванию проселка, без устали разъезжая на своем гнедом мерине, от Найтсвилла до автострады и обратно. Однажды на нее чуть не свалилось срубленное дерево. Мастер бригады лесорубов строго-настрого предупредил ее:
   – Вы мэм, держитесь подальше от этих мест, пока мы здесь работаем. Если с вами что случится, отвечать придется мне. Вы слышите?
   Келли оглядела его с головы до ног.
   – Я вас прекрасно слышу, но слушать не собираюсь. Ни один человек не имеет права приказывать Найту держаться подальше от Дороги Найтов. Вы меня слышите?
   Мастер круто повернулся и ушел, бормоча что-то нечленораздельное.
   Мужчины с нетерпением ожидали приезда этой симпатичной белокурой женщины, которая так прямо держалась в седле. Большинство рабочих знали Келли Хилл, сиротку, которая сумела женить на себе старого Натаниэля Найта, а потом «затрахала его до смерти». Так гласило предание. Она с самого начала стала предметом острого любопытства, сперва чисто эротического, но вскоре завоевала всеобщее уважение. Один молодой землемер, считавший себя знатоком клинтоновских женщин, однажды не долго думая положил руку ей на бедро. Последовал взмах хлыста. Землемер взвыл от боли и упал на колени, держась за покалеченную кисть. Келли обвела глазами ухмыляющиеся лица. Люди, работавшие на другой стороне дороги, быстро протрезвели. Келли носила свои вновь обретенные власть и богатство так, будто родилась с ними.
   Со временем ее даже полюбили. Она оказалась внимательной и щедрой хозяйкой. В августовскую жару ежедневно посылала дорожным рабочим охлажденный лимонад со льдом.
   Каждую зиму Хэм со своими ребятами колол лед на реке. Ледяные блоки закапывали в опилки в старом морозильном домике Найтов, на берегу, чуть ниже магазина Ламбертов. Запасов обычно хватало до осени, если только лето не выдавалось чересчур жарким.
   Летом 1924 года Келли Найт получила приглашение на бал в губернаторском особняке в Олбани. Мейджорсы, конечно, тоже оказались в списке приглашенных. Келли пришла в восторг.
   – И пожалуйста, не говорите мне, что губернатор сказал миссис Смит: «Не забудьте пригласить Келли».
   Карл довольно усмехнулся.
   – Эл, конечно, не упустит случая заполучить на свой прием такую красавицу, как вы, и все же этой честью вы обязаны Уэйну Гаррисону.
   – Я польщена. Сенатор – настоящий мужчина.
   Келли несколько удивила та небрежность, с которой Карл отозвался о губернаторе Смите.
   – Вы и в лицо называете его Эл?
   – Конечно. Мы старые приятели. Разумеется, на публике или в офисе я называю его «господин губернатор». Для католика и демократа Эл отличный парень.
   Келли рассмеялась.
   – Скажите, Карл, католики и демократы поклоняются другим богам, чем вы? Ваш пресвитерианский бог какой-нибудь особенный?
   – Вы легкомысленная девчонка! Это они считают, что их бог особенный, а не я. Бедняга Эл надеется, что его снова переизберут, а в двадцать восьмом году собирается баллотироваться в президенты. Несбыточные мечты, даже если бы он не был католиком. Бразды правления штатом снова в руках благоразумных и ответственных республиканцев.
   – Как рассудил Господь.
   – Верно, – весело расхохотался Карл. – Если допустить, что желания людей выражают его волю. Старый Гардинг, упокой Господи, его душу, никуда не годился, и, тем не менее, за него проголосовали шестьдесят один процент избирателей. А теперь, с честным Кулиджем в президентском кресле, наш государственный корабль очень скоро вернется на прежний курс. На мой взгляд, двухпартийной системе пришел конец. Народ не позволит этим поджигателям войны – демократам снова втянуть Америку в военный конфликт.
   Келли взъерошила ему волосы.
   – Карл, мне кажется, из вас получился бы очень неплохой президент. Вы никогда не думали о том, чтобы всерьез заняться политикой?
   Он взял ее руки, притянул к себе.
   – Я предпочел бы стать хорошим мужем, а не президентом. Келли, дорогая, выходите за меня замуж. Нет, пожалуйста, не пытайтесь снова уйти от ответа. Со смерти Натаниэля прошло достаточно времени. Ваш траур закончился.
   Она положила руки ему на плечи, взглянула прямо в сланцево-голубые глаза.
   – Дорогой Карл, дайте мне еще немного времени.
   Это был более обнадеживающий ответ, чем все, что он слышал от нее в последнее время. Карл воодушевился:
   – Вы мне не отказываете. Это уже что-то!
   – Я не отказываю и не соглашаюсь.
   – Согласитесь. Должны будете согласиться. – Он чувствовал, как его охватывает страсть. Сквозь тонкую ткань летнего платья он ощущал тепло ее тела. – Келли, радость моя, я так тебя хочу!
   Она взяла его руку, положила себе на левую грудь. Пальцы его дрожали. Она пригладила его густые волосы, зашептала ему в ухо:
   – Карл, дорогой, если ты меня хочешь, я твоя. Для этого совсем не обязательно на мне жениться.
   Они сидели над рекой в японской оранжерее, скрытой от дома высокой живой изгородью.
   – Где? Когда?
   Келли взглянула вдаль, на сад, на лужайку. Они были одни. Она опустилась на колени, расстегнула пуговицы у него на брюках. Карл как загипнотизированный смотрел на ее пальцы. Их быстрые движения завораживали. Одной рукой она подняла юбку, под ней оказалось лавандового цвета нижнее белье. Келли расстегнула планку трико. Вид ее обнаженного тела вызвал в нем такой взрыв желания, какого он не испытывал с самой юности. Он больше не мог сдерживаться. Келли выхватила у него из нагрудного кармана белый носовой платок…
   Все кончилось слишком быстро. Потом Карл в изнеможении лежал на скамье с закрытыми глазами. Его сжигал стыд.
   – Прости, сам не знаю, как это получилось. Такого со мной не случалось с ранней юности. Я давно уже не разочаровывал женщину.
   – Ну вот, значит, к тебе снова вернулась юность, – улыбнулась Келли. – Ты меня не разочаровал. Разочарование наступает в конце, а это только начало.
   – Я так тебя люблю.
   Он изо всех сил прижал ее к себе. Зарылся лицом в ее золотые волосы. Келли удовлетворенно улыбалась: все идет как надо.
 
   На балу у губернатора Келли Найт и Крис Мейджорс затмили всех дам по красоте туалетов: одна была в розовом, другая – в лимонно-желтом, с глубоким вырезом на груди и спине, с лентой в волосах под цвет платья. Крис приехала в сопровождении отца. Вначале он намеревался сопровождать Келли, однако дочь пригрозила, что в таком случае останется дома.
   – Этикет требует, чтобы я приехала с тобой, а не с братом.
   Карлу пришлось уступить. В конце концов, это мелочь, успокоил он себя. На балу он все равно будет с Келли.
   Мелочь оказалась поворотной в его судьбе. Карл упустил шанс доказать Келли свою состоятельность. Он упустил Келли. Он все потерял.
   Для Келли апофеозом бала стал танец с губернатором Элом Смитом. Она поразила его своими знаниями и острым умом. И еще тем, как разбиралась в политике. Он сам сказал ей об этом.
   – Не многие женщины вашего возраста могут разобраться в том, что происходит в правительстве. Возьмите, например, Гардинга. Плюрализм, за который агитировали демократы, ровным счетом ничего не значит. Он получил преобладающее большинство среди женской части избирателей только благодаря своим серебристым волосам и профилю как у Барримора. ^[11]Вот почему мне не нравится, когда женщины пытаются заниматься политикой: у вас одни эмоции, разум совершенно не участвует. О присутствующих я, конечно, не говорю. Внешнее впечатление для вас решает все. Если яблоко выглядит гладким и розовым, вы от него обязательно откусите, не думая о том, что внутри оно может быть гнилым и червивым.
   Келли улыбнулась.
   – Если оно окажется червивым, его можно выплюнуть.
   – В политике это не так-то легко сделать. Избиратель зачастую так и остается с тем, что он надкусил. Если яблоко окажется плохим, он им подавится. Скажите лучше, миссис Найт, откуда вы так хорошо информированы?
   – Я много читаю. «Таймс», «Джорнэл» и новый журнал, который называется «Тайм». ^[12]Но основные свои знания о политике я получила задолго до того, как увидела все эти издания.
   – Каким образом? – изумился губернатор.
   – Из Книги. Там все есть – жизнь, смерть, любовь. И политика.
   – И что же это за книга? Наверняка я ее читал, – произнес он покровительственным тоном.
   – Произведения Шекспира. «Король Лир», «Макбет», «Юлий Цезарь», «Ричард Третий». Там говорится о том, что происходит сегодня и будет происходить завтра. Названия мест меняются, но человеческие качества остаются неизменными во все времена. Мужество, трусость, предательство, беспринципность, аморальность, убийства… Все то, что движет миром. Он усмехнулся.
   – Я вижу, вы не очень высокого мнения о политиках.
   – Каждый из нас в какой-то степени политик, – пожала плечами Келли. – Мы рождаемся с жаждой денег и власти. Политики просто делают на этом карьеру.
   – И кто же мой прообраз в вашей книге?
   Келли всерьез задумалась, наморщила лоб.
   – Дайте подумать… Вы напоминаете Ричарда Второго.
   Эл Смит широко улыбнулся.
   – Я не знаю этого джентльмена, но, видно, оно и к лучшему.
   – Возможно… На мой взгляд, наилучшим правителем был Ричард Третий, калека и урод с железным характером. Абсолютно беспринципный и безжалостный, он сокрушал все, что вставало на пути к цели, а цель его состояла в том, чтобы стать королем Англии. Он прекрасно знал людей и великолепно умел использовать их сильные стороны и слабости. Он сгибал всех и каждого по своему желанию.
   – Прообраз нашего дорогого Гардинга? – пошутил губернатор.