Блэйк Стефани. Живу тобой одной

   В первый же выходной день Келли купила букетик фиалок и поехала с ранним поездом в Найтсвилл. От вокзала она дошла до небольшого кладбища на холме. Обнаружить могилу отца на заброшенном, поросшем сорняками клочке земли оказалось почти невозможно. Келли рвала траву руками, пока, наконец, не показался прямоугольник могилы. Девушка рассыпала по ней фиалки и послала духу своего отца воздушный поцелуй.
   В тот день она впервые увидела темноволосого, задумчивого и печального юношу, который напомнил ей датского принца. Позже, когда она узнала, что его зовут Хэм, это показалось ей вполне естественным. Подходящее начало для Келли Хилл.
   Она вытерла сушилку для посуды, повесила сушиться тряпку, задернула занавеску на окне. Лунный пейзаж с кладбищем скрылся. Келли задула лампы, взяла свечу и пошла наверх.
   Войдя в комнату, она разделась при тусклом свете свечи и остановилась перед зеркалом, разглядывая свое тело. Осталась довольна тем, что увидела. Чувственность, полускрытая мерцающим светом и тенями. Если бы Хэм ее сейчас видел… Он бы сразу забыл своего старика. Она завернулась в пеньюар, взяла свечу и пошла в комнату Хэма. Открыла дверь без стука, медленно подошла к кровати. Он лежал на боку, свернувшись калачиком. Притворяется, что спит, сразу поняла Келли.
   – Хэм, – мягко произнесла она. – Я пришла к тебе. Ты мне нужен. И я тебе нужна, ты сам это знаешь.
   Он не открыл глаза, однако Келли заметила, как он вздрогнул под простыней. Она поставила свечу на столик и сняла пеньюар.
   – Посмотри на меня, Хэм, посмотри же. Или ты не осмеливаешься?
   Глаза его медленно, словно с трудом, раскрылись. Она наклонилась, взглянула ему прямо в глаза.
   – Хэм… – Она оперлась коленом о матрас, медленно стянула с него одеяло. Он спал голым, так же как и она.
   Хэм поднял руку, словно для защиты.
   – Келли… прошу тебя… уйди, оставь меня в покое.
   – Я тебе нужна. Ты хочешь меня. Так же, как в тот день, когда ты обезумел от желания.
   Она взяла его руку, погладила ладонь. Легла рядом, просунула ногу между его ног. Хэм вздрогнул.
   – Так же, как в тот день… О Господи!
   Келли улыбнулась. Обняла его за шею. Ну вот и все. Дело сделано. Она его соблазнила. Однако вскоре она обнаружила, что это не так. Его холодные губы не отвечали на поцелуи. Мужчина в нем так и не проснулся.
   – О, любовь моя, – выдохнула Келли ему в ухо.
   Холодный, как каменная статуя, он не отвечал на ее ласки.
   Она дотронулась кончиком языка до толстой вены на его горле. Вена пульсировала в такт биениям сердца. Келли потерлась носом о густые волосы на его груди, на животе. Все бесполезно. Он не реагировал.
   – Хэм, – попыталась она его урезонить, – зачем ты мучаешь себя и меня? Кончай дуться, как ребенок. Стань опять тем мужчиной, которого я любила до того, как произошла эта неприятность.
   – Ты любила? – Он коротко рассмеялся. – Любовь не имеет никакого отношения к тому, чем мы с тобой занимались за спиной моего отца. Вероломство и разврат – вот что у нас с тобой было общего.
   – Перестань валять дурака. Ты ведешь себя как злой, испорченный мальчишка. Наказываешь меня своей холодностью? Хватит притворяться, будто ты больше не хочешь меня как женщину.
   Он сел на постели, крепко сжал ее кисти, глядя ей прямо в глаза.
   – Я не притворяюсь. Что бы ты ни говорила, что бы ни делала, этим ничего не изменишь. То дикое желание, которое возбуждало во мне твое тело, умерло. Теперь один твой вид меня отталкивает.
   – Ах ты, подонок!
   Она наотмашь ударила его по лицу. Хэма это повергло в настоящий шок. До этого он ни разу не видел ее разгневанной, ни разу не слышал, чтобы она на кого-нибудь кричала или ругалась.
   Келли и сама себе удивилась. Она всегда осуждала отца за неконтролируемые взрывы эмоций. Она тут же пожалела о том, что не сдержалась.
   – Прости меня, Хэм. Пусть даже ты это и заслужил.
   Хэм натянул на себя простыню.
   – И ты прости меня, Келли. Мне очень жаль…. Я не виню тебя в смерти отца. Это я, я сам на коленях умолял тебя в воскресенье прийти ко мне на сеновал. Вина за смерть отца лежит на моей совести.
   Келли надела пеньюар, плотно запахнула его.
   – Вся эта болтовня насчет вины и совести… меня от нее тошнит. «Совесть делает нас всех трусами…» Хэм, мне кажется, тебе доставляет удовольствие изображать из себя страдальца. Жил бы ты в средние века, наверное, целовал бы ноги римским центурионам, когда тебя бросали бы в клетку ко львам. Главная ваша беда – таких как ты – заключается в том, что вы слишком много думаете о том, что ждет вас в той жизни. Так много, что не успеваете толком пожить в этом мире. Если уж говорить о великом Господе Боге из Хорошей книги твоего отца… Если он действительно существует где-нибудь там, высоко, в бесконечном небе, то наши жизни на этой планете он уже давно отмерил. Он автор наших судеб. Так же как мой поэт с самого начала, с первого же росчерка пера знал, что произойдет с Гамлетом.
   – Я не могу с этим согласиться.
   – Тогда ты просто слеп. Твоему отцу все равно было не избежать смерти. Даже если бы он не ввел меня в ваш дом, в вашу жизнь в тот день, когда мы встретились на кладбище, на моем месте появилась бы какая-нибудь другая женщина. И ты бы загорелся к ней страстью, и произошла бы та же самая сцена на сеновале. Так было предопределено. Однажды в Древней Греции жил царь, которому оракул предсказал, что сын убьет его и женится на собственной матери. Стремясь предотвратить это, царь приказал отвести ребенка в горы и оставить там, на съедение диким зверям. Но мальчик остался в живых. Он вырос храбрым воином и могущественным предводителем. Однажды он встретился на поле битвы с собственным отцом – конечно, они не узнали друг друга, – и Эдип – так его звали – победил своего отца, убил его и захватил его царство вместе с царицей. Все, как и предсказал оракул. Когда Эдип узнал о том, что совершил, он в отчаянии ослепил себя. Это про тебя, Хэм. Ты убил отца, спал с его женой, а теперь еще и ослеп. Бедняга… Я иду спать.
   Келли взяла свечу и пошла к выходу. У двери обернулась, взглянула на Хэма. Как определить те противоречивые чувства, которые она испытывала к нему? Конечно, она его не любит. И отца его никогда не любила. И своего отца тоже, кстати. Вообще Келли за всю свою жизнь еще ни разу не пришлось испытать то гипертрофированное чувство, которое поэты называли «любовь». В этом Хэм не ошибся. Их совместные плотские утехи не имели ничего общего с любовью, и сейчас Келли сожалела лишь о том, что его внезапная импотенция лишила ее этих удовольствий. В остальном же Хэм уже сослужил свою службу. Келли обхватила обеими руками тугой живот, ощутила шевеление. Новая жизнь…
   В своей комнате, лежа в постели, Келли забыла Хэма. В голове у нее уже выстраивались планы на будущее. И не последнее место в этих планах занимал Карл Мейджорс. Сегодня днем его присутствие ощущалось в доме еще долго после его отъезда. Самоуверенный, развязный самец… мужчина до кончиков ногтей. Келли усмехнулась. Уж он-то не окажется несостоятельным в постели с женщиной, которая его хочет.
 
   В воскресенье Карл Мейджорс приехал еще до полудня в своем огромном черном «мерсере». Стояли последние дни бабьего лета, больше напоминавшие июль, чем октябрь.
   Карл помог Келли сесть в машину.
   – Идеальный день для прогулки. Правда, на шоссе на большой скорости будет продувать. Если хотите, я подниму верх.
   Келли рассмеялась.
   – Нет-нет, пожалуйста, не надо. Я люблю ветер. Для меня он звучит как песня.
   Полные губы под щеточкой усов изогнулись в усмешке.
   – И какая же это песня?
   – Разные. Их много. О жизни и любви, о счастье и горе, о боли, о ненависти, о смерти. Обо всем, что существует на этой земле.
   – Хорошо, что у меня не такое богатое воображение. – Карл сел за руль, сделанный из слоновой кости. – Порой тяжело иметь дело с тем, что видишь и слышишь в реальной жизни. К чему мне ваши духи и феи?
   – Ветер – это не дух и не фея. Это сила.
   – Вы странное существо, Келли Найт.
   Карл обернулся и взглянул на Хэма, который сгорбился на заднем сиденье в неловкой, напряженной позе и, по-видимому, чувствовал себя очень неуютно в костюме, рубашке с тугим воротничком и галстуке. Обычно он так одевался лишь по случаю свадеб или похорон.
   – Что скажешь, Хэм? Ты когда-нибудь встречал такую женщину?
   Келли тоже обернулась, чтобы видеть выражение лица Хэма, когда тот будет отвечать.
   – Пожалуй, нет, сэр. – Он помолчал, глядя Келли прямо в глаза. – Правда, не могу сказать, что я ее хоть сколько-нибудь знаю.
   Зеленые глаза насмешливо блестели. Келли перегнулась и похлопала Хэма по колену.
   – Вы только послушайте! И это он говорит о своей мачехе! А ведь за последний год мы очень сблизились.
   Карл покачал львиной головой.
   – Мачеха… Готов поклясться, Хэм больше похож на вашего старшего брата.
   Келли тихонько засмеялась, погладила Карла по колену.
   – Вы льстец. Натаниэль не зря говорил, что вы дамский угодник.
   – Досужие сплетни.
   – Говорят, вы знали мою мать? – спросила Келли небрежным тоном.
   Ее вопрос застиг Карла врасплох. Он даже рот открыл и несколько секунд молча смотрел на нее широко раскрытыми глазами. Келли улыбалась своей лисьей улыбкой.
   – В общем… по-моему… думаю, да.
   – Думаете?.. Значит, она не произвела на вас впечатления? Румянец на лице у Карла вспыхнул еще ярче.
   – Я просто не так выразился. Ваш отец у меня работал. Том Хилл, хороший был парень…
   – Когда не пил, не дрался и не чувствовал жалость к самому себе, – беззаботно добавила Келли.
   Карл в смущении кашлянул.
   – Ну… все это уже в прошлом. Я просто хотел сказать, что почти не знал вашу мать.
   Келли изучала его, слегка склонив голову набок.
   – Как странно. Почти то же самое Хэм сказал обо мне… Она была хорошенькой?
   Карл перевел взгляд на дорогу.
   – Красивая женщина. Вообще они были красивой парой. По правде говоря, вы не похожи ни на отца, ни на мать.
   – То есть вы хотите сказать, что я некрасивая? Наверное, считаете меня старой каргой.
   Карл расхохотался.
   – Ну уж вы и скажете, миссис! У вас просто дар искажать чужие слова.
   А также мысли и чувства, говорило выражение лица Хэма.
   – Вы очень привлекательная женщина, и сами это прекрасно знаете.
   – Благодарю вас, сэр.
   Она откинулась на сиденье, повернулась к окну, внимательно глядя на дорогу. Дорога Найтов… Три мили избитой, грязной тропы, с ямами и ухабами, и такой узкой, что два автомобиля вряд ли на ней разъедутся.
   Машина попала в лужу с водой, более глубокую, чем показалось на первый взгляд. Пассажиры высоко подпрыгнули на сиденьях, потом резко, с размаху опустились вниз. Надежные пружины и мягкая кожа смягчили удар. Тем не менее Келли не на шутку испугалась. Сильно побледнела, прижала руки к животу.
   Карл в тревоге обернулся к ней.
   – Господи! Как глупо с моей стороны. С вами все в порядке, дорогая?
   Келли сделала глубокий вдох.
   – Да… наверное. Не волнуйтесь, я крепкая. Просто испугалась. – Она засмеялась, пытаясь снять напряжение.
   Однако Хэм кое-что заметил в тот короткий момент, когда она потеряла контроль над собой. Она тоже может быть растерянной, испуганной, беззащитной! Такого он за ней до сих пор не замечал.
   Оставшуюся часть дороги Найтов Карл вел машину на черепашьей скорости.
   – Просто позор, что такая жалкая тропа носит имя Найтов, – заявила Келли, когда они, наконец, выехали на асфальтированное шоссе. – Хэм, мы должны с этим что-то сделать. Я поговорю с Уолтом Кэмпбеллом. Пусть наймет рабочих, чтобы привели дорогу в порядок.
   – Я скажу вам, что надо сделать, – вмешался Карл. – Помните, в день своей свадьбы вы сами сказали, что лошади и повозки скоро уйдут в прошлое? И это верно. Дорогу Найтов надо заасфальтировать, и у Найтов должен быть свой автомобиль. Что скажете?
   – Я скажу «да». А ты, Хэм?
   С тех пор как Хэм в первый раз увидел черное сверкающее чудо Мейджорса, с медными фарами и красными спицами в колесах, он безуспешно пытался уговорить отца купить такой же автомобиль. Теперь же, как ни странно, он посчитал своим долгом занять позицию покойного отца.
   – Не знаю. Мне кажется, нет большого смысла в том, чтобы строить дорогу всего в три мили для одной-единственной машины.
   – Почему для одной? – Келли подняла глаза к яркому лазурному небу, широко раскинула руки. – Если построить мост через реку у Найтсвилла и асфальтированную дорогу до самого шоссе…
   – Знаете что, – снова заговорил Карл, – я много думал об этом. И мой сын Брюс одобрительно к этому относится. Когда приедем домой, поговорим подробно.
   – Домой? – поддразнила его Келли. – Я только что уехала из дома.
   – Ну вот, вы опять. Переиначиваете все, что я ни скажу. Ну ладно, я действительно хочу, чтобы вы и Хэм считали Уитли своим вторым домом.
   Келли резко повернулась к нему, в детском восторге всплеснула руками.
   – Уитли?! У вашего поместья есть имя? Совсем как замок Эльсинор.
   – Земля досталась моему отцу по наследству от его тестя, Тобиаса Уитли. Поэтому мы назвали поместье в его честь.
   – Как чудесно! Может быть, и нам так же увековечить память твоего отца? – обратилась Келли к Хэму и с удовольствием увидела, что он сморщился, как от боли. Пожав плечами, она снова повернулась к Карлу. – Боюсь, Хэм не одобряет мою идею. Наверное, он и прав. «Найт» не слишком подходящее имя для дома. Да и потом, сколько я себя помню, его и так называли – «большой дом Найта». Впрочем, не важно. Мы вам благодарны за ваше великодушие, Карл. Уитли – наш второй дом… Как приятно!
   В дорогу Келли убрала волосы в тугой пучок. Сейчас, когда они выехали на шоссе и набрали скорость, она вынула шпильки. Золотистые волосы рассыпались, летели, трепетали на ветру. Келли смеялась громким, заливистым смехом.
   – Мне давно хотелось это сделать. В одном фильме, в Клинтоне, я видела, как девушка стояла на катере, и ее длинные волосы развевались на ветру. Я не думала, что у меня когда-нибудь будет возможность это попробовать: плыть на большом дорогом катере или ехать в таком чудесном автомобиле, как этот.
   Карл не мог удержаться от смеха. Келли видела, что он все больше проникается к ней теплыми чувствами.
   – Знаете что, Келли, составьте список всего того, что вам когда-либо очень хотелось, и мы попробуем это организовать.
   – Я ведь и в самом деле это сделаю! Люблю, когда меня балуют.
   Он накрыл ее ладонь своей рукой в перчатке.
   – Вы родились для того, чтобы вас баловали, дорогая. Иногда приятнее делать так, чтобы сбывались чужие мечты, чем осуществлять свои собственные.
   – Милый Карл…
   Она сжала его руку и улыбнулась – только ему.
   Главная улица Клинтона, ведущая к узкому мосту через реку, по которой воскресными днями двигался основной поток транспорта, была запружена телегами, повозками и автомобилями. Ревели клаксоны, водители кричали на прохожих и детей, не обращавших на них никакого внимания.
   – Здесь с каждым днем становится все хуже, – заметил Карл. Келли тут же ухватилась за свою любимую тему:
   – То же самое я не раз говорила Натаниэлю. Они могли бы ездить по нашему мосту, у Найтсвилла, минуя эту узкую улочку и избегая пробок. И были бы только рады за это заплатить.
   – Да, в этом есть смысл. Наверное, стоит расширить Дорогу Найтов, когда будете приводить ее в порядок. На будущее.
   Они начали двигаться через Гудзон на черепашьей скорости, сдерживаемые толпами пешеходов.
   – И мост должен быть шире, – заметила Келли. – С тротуаром для пешеходов, чтобы машины могли двигаться на нормальной скорости.
   – И уж конечно, не такой старый, – проговорил Карл сквозь стиснутые зубы: машина, дребезжа и подскакивая, ползла по разболтанным доскам моста.
   Келли взглянула в окно.
   – Доски так и прыгают вверх и вниз, как фортепьянные клавиши. Это не опасно?
   – Опасности никакой нет. Просто мост очень старый. Его построили еще до моего рождения.
   – В общем, он себя изжил.
   Карл обнажил желтые зубы в мимолетной улыбке.
   – Вы имеете в виду мост или меня?
   Она рассмеялась, прикрыв рот рукой. В зеленых глазах плясали озорные огоньки.
   – Мост говорит сам за себя. А как насчет вас?
   – Дела говорят лучше всяких слов, так что следите за мной внимательно, девочка моя, и вы скоро получите ответ.
   – Не сомневайтесь, я буду очень внимательно за вами следить. От моего взгляда вообще мало что укроется.
   Переехав, наконец, через реку и оказавшись в округе Саратога, Карл наверстал упущенное время. Автомобиль мчался со скоростью пятьдесят – шестьдесят миль в час. Однако когда она увидела Уитли, у нее перехватило дыхание.
   – Он великолепен! – шумно восторгалась она. – А с той стороны он кажется гораздо меньше. Правда, Хэм?
   – Я здесь уже бывал раньше, – мрачно проронил Хэм.
   Он приходил сюда вместе с мальчишками из школы, которые гонялись за Кристин Мейджорс. Они прятались за невысокой оградой, окружавшей владения Мейджорсов, в надежде увидеть Кристин, но так и не решались зайти за табличку «Посторонним вход воспрещен».
   Летом она приходила на частный пляж Мейджорсов, куда доставляли баржами белый песок из Лонг-Айленда, Мальчишки плавали вдоль берега на лодках, перебрасываясь шутками с Крис и ее подружками. Однако на пляж никого из них никогда не приглашали. Крис держала всех на расстоянии.
   Хэм во время всех этих набегов почти не разговаривал и к девочкам никогда не обращался. Он тайком следил за Крис. До появления Келли она была объектом его тайной страсти.
   Внешне у них с Келли было много общего. Светлые волосы, изящная фигура, обе очень привлекательные. Только Крис повыше, и глаза у нее голубые, как небо. Они ничего не скрывали, эти глаза, – так ему казалось. А зеленые глаза Келли скрывали в себе неизведанные морские глубины, возбуждали и притягивали. В них таилась загадка, обещание невероятных наслаждений и… опасность.
   Однажды, когда Хэм сидел в лодке, Крис вынырнула из воды и взобралась на надувной матрас в нескольких футах от него. Белый трикотажный купальный костюм так плотно облегал ее тело, что Хэм различал соски… и все остальное. Это воспоминание поддерживало его жаркими бессонными летними ночами и одинокими холодными зимними вечерами, когда желание побеждало стыд.
   Карл медленно проехал по длинной круговой подъездной дорожке, чтобы Келли смогла хорошо рассмотреть большой серый дом, выстроенный в простом и гармоничном георгианском стиле и украшенный спереди величественными колоннами.
   – Вам нравится? – риторически спросил Карл, прекрасно понимая, как она потрясена всеми этими признаками богатства и могущества. Как ни парадоксально, в этом заключалась ее главная слабость и основная сила. Ею владела страсть к новым и новым приобретениям, не только материальным. Она тянулась к телам и душам тех, кто оказывался рядом.
   Карла Мейджорса, как человека достаточно глубокого, всегда интересовала природа homo sapiens,в особенности его наиболее загадочных и ужасающих разновидностей. Когда он впервые открыл Библию и с благоговейным ужасом прочел про Каина и Авеля, про Саула и Давида, про жену Лота и распятие Христа, это произвело на него неизгладимое впечатление. Человек… Созданный по образу и подобию Божьему. Нерелигиозный Карл Мейджорс начал анализировать древние теологические теории грехопадения и задаваться вопросом: а может быть, главное место там, во вселенской вышине, принадлежит вовсе не Господу Богу, а Черному ангелу?
   Что же касается этого вот привлекательного молоденького существа рядом, то на ее счет у Карла с самого начала не было никаких иллюзий. В тот самый момент, когда он увидел ее перед алтарем рядом с Найтом, в белой кружевной фате на светлых волосах, он ее разгадал. Да, она выглядела ангелом. Только вот каким?
   Священник мог бы сэкономить время и прочитать заодно и заупокойную молитву по Натаниэлю Найту.
   Да, Келли, несомненно, лакомый кусочек во всех отношениях, редчайшее сокровище. Связать себя с такой – настоящее приключение для мужчины. Вот с кем бы помериться силами. Для бедняги Найта соперничество обернулось поражением, но Карл Мейджорс – совсем другое дело. Ни одному человеку еще ни разу не удалось взять над ним верх. Приобретателышца-Келли и сама была бы восхитительным приобретением.
   Горничная в форменной одежде провела их через огромный холл. Келли буквально ослепла от сверкающих хрустальных канделябров, переливавшихся, как бриллианты в солнечном свете, от красочных разноцветных мраморных плит пола. По обеим сторонам холла поднимались две лестницы с ковровым покрытием до самого балкона третьего этажа.
   Келли снова всплеснула руками от восторга уже знакомым жестом, который теперь для Карла служил признаком его власти над ней. Постоянно держать ее в этом состоянии восторга, не давать успокоиться, показывать все новые и новые чудеса – вот лучший способ завоевать ее. Однако он тут же осознал, насколько абсурдны такие надежды. Аппетиты ее безграничны, и утроба, которую они питают, бездонна. Кончится тем, что даже такой изобретательный, мужественный и выносливый человек, как он, Карл, не выдержит и упадет в изнеможении к ее ногам.
   Впрочем, все живут надеждой, без нее жизнь не имела бы смысла. Карл надеялся.
   Глаза Келли так и бегали, стремясь ничего не упустить.
   – Никогда в жизни ничего подобного не видела! Настоящий дворец!
   Она первая заметила девушку, появившуюся на балконе. Белокурые волосы заплетены в две тугие косы, одета в простую белую юбку и голубой жилет… Она напомнила Келли идеальный манекен, увиденный как-то в витрине магазина роскошной женской одежды в Филадельфии, куда возил ее отец. Келли машинально пригладила растрепавшиеся от ветра волосы.
   Девушка улыбнулась. Келли улыбнулась в ответ. Она не доверяла этой аристократической манекенной красоте. Лицо как камея, без всякого выражения. Словно пустая страница в книге жизни.
   – А, вот и ты, – окликнул ее Карл. – Спустись и познакомься с нашими гостями.
   Девушка начала грациозно спускаться по лестнице, едва касаясь рукой перил, все с той же любезной улыбкой на овальном лице.
   – Мы вас так рано не ждали. – Голос ее звучал под стать общему облику. – Что, транспорта оказалось немного?
   – Напротив. У моста была жуткая пробка. Но ты же знаешь, я опытный водитель. Наверстал. Спроси у миссис Найт. Келли, позвольте представить вам мою дочь Кристин.
   – Очень приятно познакомиться, миссис Найт.
   Кристин протянула руку, слегка приподняв ее и изящно выгнув кисть, в точности так, как учила английская гувернантка.
   Робость, которую вначале почувствовала Келли при виде дочери Карла Мейджорса, теперь совершенно прошла. Настоящая тепличная орхидея… Увянет при первом же порыве ветра или наступлении холодов.
   – Дорогая, вы еще более прекрасны, чем я себе представляла со слов вашего отца. – Келли обеими руками взяла ладонь девушки – так обычно зрелые дамы ведут себя с молоденькими барышнями. – Пожалуйста, прошу вас, называйте меня Келли. Я очень надеюсь, что со временем мы с вами станем добрыми друзьями.
   Она взглянула на Хэма. Тот стоял, неловко переминаясь с ноги на ногу в своих новых блестящих туфлях.
   – Вы, вероятно, знакомы с моим пасынком?
   Крис, конечно же, слышала разговоры о том, что старый Натаниэль Найт взял в жены осиротевшую дочь Тома Хилла, свою служанку, по возрасту годившуюся ему во внучки.
   «Старый дурак», «распутница», «пронырливая сучка» – это были еще не самые крепкие словечки, которыми выражали свое отношение к происшедшему жители округа Саратога. В округе Вашингтон, что за рекой, по этому поводу хранили молчание: на территории, где хозяином считался Натаниэль, хорошо знали, каким он бывает в ярости.
   Для Крис встреча с женой Натаниэля Найта явилась полнейшей неожиданностью. Эта хорошенькая миниатюрная женщина с личиком эльфа и приятными манерами никак не вязалась с образом бесцветной, грубой и необразованной шлюхи, который нарисовала себе Крис.
   – Мы учились в одной школе, – небрежным тоном ответила Крис. – Но официально нас никогда не знакомили. Как поживаешь, Хэм?
   Он откашлялся.
   – М-м-м… Спасибо, хорошо. Рад познакомиться.
   Карл с усмешкой закурил сигару. Он прекрасно знал, что думала о Келли его дочь, какой себе ее представляла, но ни разу не пытался ее разубедить. Сейчас он не вмешивался, наслаждался моментом.
   У Келли есть стиль, а он восхищался и мужчинами, и женщинами, у которых был свой стиль. Эта женщина плывет по бурным потокам жизни, не сбиваясь с намеченного курса. Посмотреть только, как она сжала руку его дочери. Назвала Хэма пасынком… Двумя небрежными штрихами свела на нет общепринятые условности. По возрасту они с Крис почти ровесницы. Несколько лет разницы не в счет. Крис приготовилась играть роль гранд-дамы, хозяйки шикарного особняка перед необразованной, распутной бывшей служанкой. Как быстро переменились роли! Вот стоит его дочь, смущенная и неловкая, словно встретилась лицом к лицу с женой самого губернатора Эла Смита.
   Карл усмехнулся и обнял обеих девушек за талию.
   – Пойдемте в гостиную, выпьем чего-нибудь прохладительного. Сегодня жарко.
   Келли никогда не встречала такой роскоши, как в Уитли. Дом Найтов хранил типичные черты старой колониальной постройки. Особняк Мейджорса – теперь Келли не могла бы назвать его просто домом – являлся отражением вкусов и усилий целой армии декораторов и стоил колоссальных денег. Мебель, ковры, драпировки, картины по стенам, обшитым красным деревом, поражали глаз и воображение. Создавалось впечатление, что все это идет из глубины веков.