Блэйк Стефани. Живу тобой одной

   – Я бы сама пошла, – сказала Келли, угадав ее мысли, – но я жду звонка от мужа.
   «Врешь!» – словно говорило выражение лица горничной.
   – Хорошо, мэм. И что же я должна там делать? Он не рассердится от того, что приду? Может быть, он хочет побыть один.
   – Не говори глупостей, Анни. Ты знаешь, как мистер Мейджорс к тебе относится. Только на днях он сказал мне: «Был бы я лет на двадцать моложе, Анни Стоун не жить бы спокойно в этом доме».
   Анни в это время надевала туфли. Держа одну туфлю в руке, она выпрямилась и с удивлением воззрилась на Келли.
   – Мистер Мейджорс правда так сказал?!
   Она не доверяла комплиментам, исходившим из этих уст.
   – Он и еще кое-что сказал, только я не стану повторять, а то у тебя голова закружится.
   Анни Стоун, простой сельской женщине, привыкшей к тяжелой работе, за ее двадцать восемь лет редко приходилось слышать лестные слова. Поэтому ее оказалось нетрудно поймать на крючок, даже несмотря на ее отношение к Келли.
   – Наверное, у него от пьянства зрение ослабло, – смущенно произнесла она. – Мистер Мейджорс – джентльмен что надо. Многие девушки не отказались бы, если бы он за ними приударил. Он еще не так стар. – Она кинула многозначительный взгляд на Келли. – Или я не права, миссис Мейджорс?
   Келли искусно обошла расставленную ловушку.
   – Скажи ему об этом сама, Анни. Мужчины, особенно в его возрасте, любят лесть. Может быть, он даже повысит тебе зарплату. Что ты на это скажешь? Ну а теперь бега, проверь печь и посмотри пепельницы. Он с такой скоростью опустошал бутылку, что сейчас может быть уже в беспамятстве. Если так, накрой его шалью, чтобы не замерз до смерти. Анни начала надевать пальто. Келли ее остановила:
   – Не стоит надевать пальто на ночную рубашку и халат, надо надеть что-нибудь потеплее.
   – У меня, кроме этого пальто, ничего нет.
   – Значит, надень мое норковое манто. Оно внизу в гардеробной. А это давай сюда.
   Она взяла пальто Анни и повесила обратно в шкаф.
   Глаза девушки расширились от изумления.
   – Ваше норковое манто?! Вы хотите, чтобы я надела ваше норковое манто?
   – Ну конечно. Почему бы нет? Оно как раз подходит для такого прохладного вечера.
   Сколько раз Анни, убирая в комнате хозяйки, открывала шкаф и прикладывалась щекой к роскошному шелковистому темному меху. Ей так хотелось ощутить его на своем теле, но она не решалась.
   – Что вы, мэм! Я не могу.
   – А я говорю – надевай. Пошли.
   Келли подтолкнула девушку к выходу.
   Анни инстинктивно чувствовала что-то неладное, какую-то фальшь. Однако все улетучилось, когда она ощутила на своих плечах легкий шелковистый мех. Ощущение возбуждало, почти пьянило.
   – Какое оно приятное, мэм!
   Келли подняла на ней воротник, наполовину закрыв лицо.
   – Вот так ты не будешь бояться ветра. В кармане есть шарф. Надень его на голову.
   – Мех меня щекочет, – хихикнула Анни и надела шарф.
   Келли снова легонько подтолкнула ее, теперь по направлению к черному ходу.
   – Я не буду тебя ждать, Анни. Если муж позвонит, я возьму трубку в спальне. Надеюсь, ты не забудешь повесить манто обратно в гардеробную?
   – Не беспокойтесь, мэм, я буду с ним очень осторожна. Похоже, к норковому манто она испытывала больше почтения, чем к его владелице.
   Келли, стоя у окна, наблюдала за тем, как Анни пересекает лужайку и приближается к дому у лодочной пристани. Она шла, плотно запахнувшись в манто, высоко подняв голову, распрямив плечи. Наверное, в этот момент она чувствовала себя королевой, хотя ее никто не мог видеть.
   Да, на втором месте после Бога следует поставить великого драматурга из Стратфорд-он-Эйвон. Он создал свой мир и населил его созданными им в уме образами. Он манипулировал любовью, жизнью и смертью по собственной прихоти, дергая своих марионеток за ниточки. И все же интриги, представляемые на сцене, – ничто по сравнению с драмами, разыгрываемыми среди зрителей. Они настоящие действующие лица. Изобретательность великого драматурга тускнеет на фоне главного действующего лица в драме жизни, того, кто способен контролировать развитие сюжета и манипулировать другими действующими лицами.
   Это ее действующие лица, в ее драме.
   Тихонько напевая, Анни шла по залитому луной, посеребренному инеем склону. В этом чудесном манто она могла бы пройти пешком до самого Клинтона.
   Дойдя до дома, она открыла дверь и остановилась в нерешительности: на нижнем этаже стояла кромешная тьма, сверху виднелся слабый отсвет от печки, в котором едва ли что-либо можно было разглядеть. Анни постояла минуту, ожидая, пока глаза привыкнут к темноте, потом медленно пошла наверх по скрипящим ступеням. Поднявшись в комнату, нащупала на стене выключатель. Он не работал. Напрягая зрение, она обвела глазами комнату, пытаясь проникнуть сквозь завесу темноты.
   – Мистер Мейджорс… – прошептала она, опасаясь разбудить его. – Мистер Мейджорс…
   Может быть, он уже ушел? Ну что же, в любом случае она сделает то, для чего ее сюда послали, и тоже уйдет. Угли в печке Франклина уже догорали. Анни обошла комнату по стенке, натыкаясь на какие-то предметы, ощупывая руками все, что попадалось. Наткнулась на огромную пепельницу, полную потухших остывших окурков. Пошла дальше… пока не ударилась коленом об угол кушетки. Вздрогнула от неожиданности, услышав голос Карла Мейджорса.
   – Черт побери, я уже подумал, что ты никогда не придешь. Осушил всю эту чертову бутылку!
   Он швырнул пустую бутылку о печь, и она разлетелась на множество осколков. От стен печки поднялись шипящие облака пара.
   Анни не раз приходилось видеть его пьяным, но разъяренным – никогда. Однако она не испугалась. Пьяный или трезвый, мистер Мейджорс всегда останется джентльменом, мягким, деликатным человеком.
   Она с трудом различила его силуэт. Он приподнялся на кушетке.
   – Я пришла проверить, все ли в порядке. Миссис…
   Он ее не слушал, снова закричал, не в силах сдержать ярость:
   – Ты слишком долго копаешься! Я даже заснул, пока ждал тебя! Какого черта ты разводишь все эти церемонии? Давай, иди сюда!
   За десять лет Анни привыкла подчиняться всем приказам хозяина. Поэтому и сейчас она покорно подчинилась. Обошла кушетку и остановилась перед ним. Карл схватил ее руки.
   – Сними ты, наконец, это чертово манто!
   – Она сказала, что я могу его надеть. – Анни попыталась отступить назад. Поздно!
   – Ладно, я сам его с тебя сниму. Все с тебя сниму. Вот это будет удовольствие!
   Он повалил ее на кушетку.
   – Мистер Мейджорс, это Анни!
   И все-таки она не кричала. Не могла кричать на хозяина Уитли.
   Ответом ей был пьяный смех, который заглушил все ее мольбы и протесты. Сопротивление оказалось недостаточно убедительным.
   Тем не менее, она пыталась сопротивляться. Он снял с нее манто, рванул халат, поднял ночную рубашку. Анни отталкивала его руки, стонала и плакала. Он взгромоздился на нее. Она отвернула рот от его горячих поцелуев. Однако когда он проник в нее, ее обдало жаром, тело пронзила судорога, она застонала, обхватила руками его шею, ответила на его поцелуй, вся прогнулась навстречу его желанию.
   Они крепко спали в объятиях друг друга, когда зажегся свет. Карл, насытившись, громко храпел в пьяном беспамятстве.
   Анни взвизгнула, как кошка, которой прищемили хвост. Потрясенная внезапным появлением Келли, лихорадочно потянула вниз рубашку, пытаясь прикрыть наготу.
   – Ну и что же мы тут видим? – издевательски произнесла Келли. – Я велела тебе укрыть мистера Мейджорса в том случае, если он заснул, но что-то не припомню, чтобы приказывала тебе забраться к нему под одеяло.
   Анни залилась краской. Села на край кровати, сунула ноги в туфли.
   – Он был совсем пьян.
   – Но не слишком пьян, судя по тому, что я вижу.
   – Он меня изнасиловал. Я не знаю, что он подумал. Я не могла зажечь свет. Он схватил меня в темноте и… и… – она с трудом перевела дыхание, не в состоянии опровергнуть очевидный факт, – и сделал все, что хотел.
   – Ты ему позволила?
   – Я сопротивлялась, пыталась его отговорить, но он меня не слушал.
   – Ты кричала?
   Девушка опустила глаза.
   – Да… я кричала.
   – Врешь! Если бы ты действительно кричала, мы бы в доме тебя услышали. Старый Сэм всегда спит с открытым окном. Перефразируя знаменитое изречение, «ты протестовала, но недостаточно решительно». Я права? – Анни молча надела халат, завязала пояс. – Но, в общем, это не имеет большого значения. Ты ведь не станешь возбуждать судебное дело против этого старого козла, не так ли? На мой взгляд, это было бы неразумно.
   Анни в отчаянии нанесла ответный удар:
   – Теперь я поняла, что он подумал, когда схватил меня в темноте в вашем манто. Он подумал, что это вы! Он ждал вас.
   Келли презрительно усмехнулась. Преимущество, приобретенное Анни вчерашним утром, полностью исчезло в свете того, что произошло сегодня.
   – Если бы на твоем месте оказалась я, он получил бы хорошую пощечину, а в придачу услышал бы все, что я о нем думаю.
   – Я знаю, он был в вашей спальне вчера утром. Я видела его в ванной комнате.
   Келли поморщилась.
   – Женщина легкого поведения вроде тебя только так и могла подумать. Будто я позвала его в свою спальню. На самом деле он грязный старик. Все время подглядывает в спальни и ванные комнаты. Я пытаюсь скрыть его извращения от молодого мистера Мейджорса, иначе быть беде. Вот почему я пыталась выгородить его вчера утром. Он проник в мою спальню, когда ябыла в ванной.
   – Это неправда! Мистер Мейджорс не такой. Вы все врете! Вы дьявол! Господи, как я вас ненавижу!
   Кслли подошла ближе, взяла Ашги за подбородок, подняла ей голову так, чтобы та видела ее испепеляющий взгляд.
   – Меня это мало волнует. После того, что произошло, ты не останешься в этом доме ни одного дня. Ты шлюха!
   Анни разрыдалась.
   – Прекрати нытье и иди в дом. Завтра до полудня ты должна исчезнуть из Уитли. Да, и еще вот что. Хочу напомнить тебе, что два твоих брата работают в компании Мейджорсов. А твой дядюшка Тод – помощник бригадира в каменоломнях Найтов. Разумеется, я дам тебе рекомендательное письмо и зарплату за две недели сверх того, что ты должна получить. – Она улыбнулась. – За дополнительные услуги, которые ты оказала мистеру Мейджорсу.
   Анни заткнула уши, плача, бегом спустилась по лестнице и выбежала из дома как была – в халате и ночной рубашке.
   Келли подняла манто, брошенное Карлом на пол, стряхнула с него пыль, бережно разгладила мех и повесила на спинку стула. Потом прошла к небольшому бару, расположенному в алькове, наполнила холодной водой кувшин, подошла к кушетке и выплеснула воду в лицо спящему. Карл очнулся, открыл глаза и снова зажмурился от яркого света. Хрипло застонал:
   – О Господи…
   С огромным усилием он приподнялся на постели, ошарашенно глядя на мокрую подушку и простыни.
   Келли стояла над ним с угрожающим видом.
   – Ты, пьяная свинья! Знаешь, что ты наделал?
   Он с трудом поднял глаза.
   – Ты о чем? Зачем ты меня облила? – Он провел рукой по мокрым волосам. Холодный душ, по-видимому, отрезвил его.
   – Ты прекрасно знаешь, о чем я, Карл. Ты изнасиловал Анни.
   Он смотрел на нее, не веря своим ушам. Отчаянно затряс головой.
   – Изнасиловал Анни?! Это неудачная шутка, Келли. Недостойная твоего острого ума.
   – Я не шучу, Карл. Я послала ее сюда проверить, все ли здесь в порядке, прежде чем ложиться спать.
   – Нет! – Он отшатнулся от нее. Вжался в стену. – Перестань мучить меня. Ты пытаешься меня одурачить, но одно я по крайней мере помню четко. Ты пошла обратно в дом, чтобы… чтобы… – он постучал себя по лбу, – чтобы выключить нагреватель в комнате Ната. А потом ты вернулась ко мне сюда и…
   На этом месте в его мозг закрались первые сомнения. Тот голос… Это кричала не Келли… «Мистер Мейджорс!..» Крик донесся словно из дальних закоулков сознания. Потом он вспомнил свои ощущения от прикосновений ее кожи. Шершавой… в то время как у Келли кожа гладкая, словно атлас.
   – Я не вернулась к тебе, Карл. У меня не было ни малейшего желания терпеть твои пьяные ласки. Я послала Анни.
   Он похолодел от ужаса. Инстинктивно натянул на себя простыню, ощутил кислый запах пота от подмышек. Его бил озноб, но не от холода. Вернее, холод был внутри. Ледяной холод…
   – Ты лжешь! Это было твое норковое манто. Я не мог ошибиться.
   Она сняла манто со спинки стула, завернулась в него.
   – Ну да, мое манто. Я дала его Анни.
   Он откинул голову так, что ударился о стену, и закрыл глаза. Теперь его голос звучал почти спокойно, отрешенно:
   – Ты дала Анни поносить свое норковое манто… Понимаю… Ну и что же ты задумала сделать со мной, моя прекрасная сноха? Может быть, Анни сейчас звонит в полицию? Я уже вижу заголовки во всех газетах: «Кирпичный магнат арестован за изнасилование горничной». Это мой удел?
   – Не говори ерунду, Карл. Я обо всем позаботилась. Анни никому ни слова не скажет о том, что произошло.
   Он открыл глаза. Взглянул на нее с внезапным прозрением.
   – Ах, вот как… Ну конечно, мне бы следовало сразу догадаться. Ты ведь у нас гораздо более изобретательна. Медленная пытка тебе больше по вкусу.
   – Хватит нести чепуху! Вставай, одевайся, иди в дом и проспись. И кстати, можешь не волноваться насчет Анни. Ты ее больше не увидишь. Завтра до полудня она покинет Уитли. Навсегда.
   Она повернулась и вышла. Карл опустил голову.
   – И на том спасибо. Бедная Анни…
 
   Большое серое облако закрыло солнце. Карл вздрогнул. Крепко прижал мальчика к себе.
   – Тебе холодно, деда? Мне совсем не холодно. Ты меня согреваешь.
   – Я всегда буду заботиться о том, чтобы тебе было тепло и чтобы ничто тебе не угрожало, сынок.
   Мальчик рассмеялся.
   – Эй, ты меня задушишь! Ты большой медведь! Гризли.
   – Точно. Я и есть медведь. – Он страшно зарычал. – Я съел твоего дедушку, как волк съел бабушку Красной Шапочки. Я его съел и надел его костюм.
   Нат высвободился из его объятий, вскочил и побежал по пляжу, хохоча и размахивая руками.
   – Помогите! Спасите! За мной гонится медведь!
   Карл с трудом поднялся и пошел за мальчиком, искоса кинув взгляд на мост Келли.
   Нат уже добежал до дома на пристани. Крис только что вернулась с противоположного берега и, стоя на коленях, привязывала лодку. Мальчик бросился к ней на шею.
   – Тетя Крис! Спаси меня! За мной гонится гризли!
   Крис уселась на причал, взяла мальчика на руки.
   – Эй, осторожнее! Ты меня свалишь в воду.
   Она поцеловала его в щеку и поморщилась, уловив запах алкоголя. Отец брел к ним по песку. Старый, одряхлевший, он сейчас вызывал только жалость, и Крис сердилась на него за это. Всю ее жизнь, сколько она себя помнила, отец значил для нее, может быть, лишь чуть меньше Бога.
   – Как Хэм? – спросил маленький Нат, глядя на нее сияющими черными глазами.
   – Нормально.
   Сердце ее не переставало болеть за Хэма.
   – А почему ты не сказала, что едешь к нему? Ты ведь обещала, что в следующий раз возьмешь меня с собой.
   Он обиженно надул губы и стал еще больше похож на Хэма. Крис поцеловала его в голову.
   – Прости, родной. Твоя мама сказала, что ты хочешь пойти с дедушкой на реку, посмотреть, как строят мост.
   – Она же знает, что я бы охотнее поехал с тобой, тетя Крис, – нахмурился мальчик.
   Крис молчала, зная, что на этот раз Келли вовсе не виновата. Она предложила Крис взять с собой Ната к Хэму. Крис сказала, что подумает, а потом улизнула потихоньку, чувствуя себя последней обманщицей.
   Как могла она сказать этому прелестному ребенку, что его брат не хочет видеть его у себя в доме? И как может Хэм быть таким жестоким, таким бессердечным? Мальчик его просто боготворит. В тех редких случаях, когда Хэм уступал просьбам Крис и нехотя соглашался на то, чтобы она привезла Ната с собой, малыш ходил за Хэмом по пятам, повторял каждое его движенис, каждый жест. Почему Хэм так холоден к мальчику?
   Ведь это его плоть и кровь. Неужели ревность? Неужели он недоволен тем, что его отец сумел произвести на свет второго сына и теперь Хэму придется делить с ним наследство? Но нет, это совсем не похоже на Хэма. Он равнодушен к мирским ценностям. Однажды она спросила его напрямик. Он нахмурился.
   – Просто не люблю малышей, вот и все.
   Нат дергал ее за юбку:
   – Тетя Крис, что случилось?
   – Ничего. А почему ты спрашиваешь? – улыбнулась она.
   Он наморщил лоб, крепко сжал губы.
   – Просто у тебя вдруг стало такое лицо… сумасшедшее… как у Хэма. У него всегда такое лицо.
   Крис вздохнула и взяла мальчика за руку.
   – Пойдем встретим дедушку.
   В дом они вошли втроем. В холле их встретил Брюс со стаканом в руке. Нат кинулся отчиму на шею.
   – Папа, что ты мне привез?
   Брюс взъерошил ему волосы, погладил по щеке.
   – Прости, Нат, папа был так занят работой, что у него не хватило времени купить тебе подарок. В следующий раз я привезу тебе два подарка. Обещаю.
   – Два подарка? Ура!
   Он помчался через холл на кухню, где Келли готовила обед. Кухарка в этот день отсутствовала.
   – Мама! Мама! Папа обещал привезти мне два подарка в следующий раз. Можно взять булочку? Я проголодался.
   Брюс сдержанно поздоровался с отцом и сестрой.
   – Как дела в офисе? – спросил Карл.
   – Мне удалось разобрать твой стол. Мы поговорим об этом позже. А сейчас я бы хотел сказать Крис несколько слов. Наедине. Пройдем в библиотеку, пожалуйста.
   Карл поднял свои кустистые брови, разглядывая темную жидкость в стакане сына.
   – Это для меня?
   Брюс кинул на него яростный взгляд.
   – Нет, это я себе налил. И к твоему сведению, это третья порция с тех пор, как я вошел в дом.
   – Ну что ж, значит, ты не совсем безнадежен, мальчик мой, – пробормотал Карл и направился в гостиную налить и себе виски.
   Брюс с сестрой прошел в кабинет. Закрыл дверь.
   – Сядь, Кристин.
   Девушка приготовилась услышать самые суровые слова. Брат называл ее полным именем только в тех случаях, когда бывал крайне рассержен или недоволен ею. Брюс сел за письменный стол на стул с высокой спинкой, по-видимому, желая показать, что предстоит официальный разговор, и откашлялся.
   – Я не потерплю неуважительного отношения к моей жене с твоей стороны.
   От неожиданного и неприкрытого нападения Крис растерялась.
   – Я никогда не обращалась с Келли неуважительно. Если она тебе так сказала, то это неправда.
   – Келли мне этого не говорила. Она, как всегда, пыталась тебя защитить. Я сам сделал вывод, что между вами что-то произошло.
   – Ты имеешь в виду то, что она уволила Анни? Да, меня это очень расстроило. Я ей так и сказала. Если ты это считаешь грубостью с моей стороны…
   – Она имела на это право. Она хозяйка дома.
   – Допустим, она имела на это право. Но у нее не было никаких оснований так поступать. Анни десять лет верно служила нашей семье. Ни ты, ни отец за все это время ни разу не выказали недовольства ни ее работой, ни поведением.
   Брюс поставил стакан, избегая смотреть на сестру. Пальцы его барабанили по столу.
   – Верно, Кристин. Но люди меняются, так же как и обстоятельства.
   – Да, с тех пор как она сюда пришла, многое изменилось.
   – Вот! Ты себя выдала, дорогая сестра. Теперь я вижу твое пристрастное отношение, твое предубеждение против Келли. Я и раньше это чувствовал, но обычно ты вела себя более скрытно.
   – Неправда! Пристрастное отношение у тебя! – Голос ее задрожал, она пыталась подавить слезы. – Признаюсь, раньше, до того как мы с ней встретились, я действительно была предубеждена против Келли. Но потом я полюбила ее как сестру. Ты же знаешь, я очень хотела, чтобы вы с ней поженились. Вначале.
   Он немного смягчился. Положил руку на ее ладонь.
   – Знаю, Крис, и хотел бы узнать, что произошло. Почему твое отношение к ней изменилось? Я могу понять твое совершенно естественное недовольство, когда я женился на ней и привел ее хозяйкой в наш дом. Твой дом, где ты родилась и выросла. Ты, наверное, считала ее узурпаторшей.
   – Ты ошибаешься! Я хотела, чтобы она жила здесь. Я чувствовала, что слишком молода, чтобы быть хозяйкой Уитли. Когда-нибудь у меня будет собственный дом…
   – Тогда скажи, что произошло между вами. Анни давай пока оставим в покое. Здесь есть обстоятельства, о которых ты не знаешь.
   – Расскажи мне, чтобы я сама могла судить.
   – Не могу, Крис. Мне больно даже говорить об этом. Тем более с тобой.
   – Это касается отца?
   Брюс не отвечал.
   – Отец и Анни?! – Крис внезапно поняла, о чем идет речь. – Этого не может быть, Брюс! Не хочешь же ты сказать… – Она остановилась, не в силах произнести ужасные слова.
   – Я же сказал тебе, что не хочу говорить об этом.
   – Брюс, не верь ей! Этого не может быть. Келли лжет! Она закрыла лицо руками.
   Брюс подошел к сестре, обнял ее за плечи.
   – Крис, дорогая… Если бы Келли уволила Анни просто по злобе, неужели Анни ушла бы вот так, без единого слова, не сказав ничего ни тебе, ни отцу? Ты сама говоришь, она верно служила нам целых десять лет. Анни – девушка темпераментная и с язычком. Она не боится говорить то, что думает. Если бы она сочла, что с ней поступили несправедливо, будь уверена, мы бы об этом услышали.
   – Даже не попрощалась… Я говорила об этом с папой в тот день, когда она ушла.
   – И что он ответил?
   – Сказал, что он сам не любитель долгих прощаний.
   – Ты этому веришь?
   – Я не знаю, чему верить. – Она прижалась лицом к его груди. – Когда-то у нас был счастливый дом, и мы были счастливой семьей. Ты, я и папа. А теперь – посмотри, что с нами стало. То вы с отцом кричите друг на друга, то мы с тобой ссоримся.
   – Ты винишь в этом Келли?
   – Да, это все она.
   – Крис, ну что ты такое говоришь?! Неужели она виновата в том, что отец так недостойно себя ведет? Он пьет уже много лет.
   – Но не так, как сейчас. Он никогда не напивался допьяна. Брюс погладил ее по шелковистым волосам.
   – Тогда он был моложе. Время свое берет. Это происходит со всеми нами. Я уже не могу сыграть шесть сетов в теннис, как раньше, в колледже. Мы должны научиться соразмерять свои потребности и аппетиты с возрастом. Его главная слабость в том, что он этого не умеет. Вместо того чтобы отказаться от спиртного, этот старый осел пьет больше, чем раньше. Крис, отец больше не может выполнять свои обязанности президента компании. Он уже не отвечает за свои действия. Если положение не улучшится, нам придется поместить его в лечебницу.
   – Не говори так, Брюс! Он же наш отец!
   – Да, – с горечью произнес Брюс. – Он наш отец, и я люблю его. Если бы он сам не растоптал то уважение, которое я всегда к нему питал… Я гордился тем, что он мой отец. – Голос его дрогнул. – О, Крис, сестричка, я понимаю, что ты чувствуешь. Я чувствую то же самое. Но мы не можем объяснять его недостатки и свои собственные, да и неизбежное падение, которое со временем ожидает любую семью, только появлением Келли, якобы колдуньи, наславшей проклятие на нас всех.
   Крис перестала плакать. Подняла на брата голубые глаза, лишенные гнева, надежды, лишенные всякого выражения.
   – Скорее всего, это так и есть. Она всех нас околдовала.
 
   Следующее лето явилось для Келли апофеозом всей ее жизни, поворотом судьбы, даже более решающим, чем брак с Натаниэлем Найтом и последующий альянс с Брюсом Мейджорсом. Да, альянс – пожалуй, наиболее подходящее слово, поскольку ни в том, ни в другом случае с ее стороны чувства не играли никакой роли.
   Июнь семья Мейджорсов проводила в Саратоге, где Карл крупно проигрался на скачках и от отчаяния напился так, что его пришлось забрать из отеля глубокой ночью и на машине «скорой помощи» отвезти в частную клинику на курорт Болстон. Друзьям и знакомым объяснили, что он поехал лечить подагру минеральными ваннами. Все из вежливости сделали вид, что поверили.
   Август Келли вместе с Крис, маленьким Натом и Джейн Хатауэй провела в отеле «Сагамор» на озере Джордж. Брюс приезжал к ним на уик-энд.
   Жаркими днями при полном безделье время на озере тянулось невыносимо долго. Келли это начало надоедать. Хуже всего было вечерами. Она сидела на просторной веранде отеля под китайскими фонарями, глядя на черную воду озера, и слушала пожилых, жирных богатых теток, кудахтавших над своими детьми и внуками, их жалобы на прислугу, их сплетни шепотом по поводу «этой Мейджорс».
   В конце недели, когда приезжали мужья, становилось немного веселее, хотя они по большей части сидели в баре, обсуждая новости, происходящие в мире.
   Эл Смит переизбран губернатором Нью-Йорка на второй срок. Тысяча американских моряков высадились в Китае в марте 1927 года для защиты американских граждан и их собственности в ходе гражданской войны в Китае.
   Однако самой сенсационной новостью года стал суд над Генри Джудом Греем и Рут Браун Шнайдер по обвинению в убийстве ее мужа, Альберта Шнайдера. Еще одной сенсацией явился беспосадочный перелет американского летчика капитана Чарлза Линдберга от Нью-Йорка до Парижа на одноместном моноплане «Душа Сент-Луиса».
   Экономика продолжала идти в гору и поднялась на невиданную высоту. Один небывалый подъем следовал за другим, еще более потрясающим. Оглушительные заголовки в газетах, казалось, пытались перекричать друг друга: «Небо – вот наш предел», «Дальний конец радуги пока не виден».
   Когда Келли проходила мимо, направляясь в столовую, разговоры моментально стихали. Мужчин «эта Мейджорс» занимала не меньше, чем их жен. Некоторые пытались скрыть свой интерес к ней, другие смотрели с откровенным восхищением. Келли оставалась холодной и недоступной.