Блэйк Стефани. Живу тобой одной

   – Какой ужас… Это моя вина, но теперь уже ничем не поможешь. Если бы я мог что-то исправить!
   – Ты родился для того, чтобы быть распятым на кресте. – Она усмехнулась. Скрестила руки на груди. – Если ты так стремишься исправить содеянное, почему бы тебе не жениться на Крис?
   Ему захотелось разбить ей лицо или обхватить руками шею и задушить. Возможно, он бы с собой не совладал, если бы не Джейн Хатауэй. Гувернантка вышла из комнаты Крис.
   – Она вас ждет, мистер Найт.
   Хотя слова Ната и Келли должны были его насторожить, к такому он оказался не готов. Хорошенькая гипсовая кукла… Похоже, она обрадовалась его появлению.
   – Она в первый раз улыбнулась, – прошептала Келли за его спиной.
   Он подошел к Крис. Взял ее за руку.
   – Тебе лучше?
   Наклонился, заглянул ей в глаза.
   – Хэм.
   Он совсем растерялся.
   – Крис… Прости меня за то, что произошло на танцах.
   – Хэм-м!
   Животный вой, полный беспредельного отчаяния, потряс все его существо. Голова ее свесилась на грудь. Она зарыдала в голос. Слезы полились по его рукам. Внезапно Крис выпустила его руку и оттолкнула его с такой силой, что он едва не упал. Истерический вой становился все громче, все отчаяннее. Она колотила кулачками по подлокотникам кресла.
   – Хэм!
   Он воспринял это как приговор. Резко повернулся, наткнулся на Келли, ударился коленом о маленький столик, перевернул его. Стакан, графин с водой, склянки с лекарствами со звоном полетели на пол. Окончательно потеряв голову, Хэм выскочил из комнаты, промчался мимо испуганной гувернантки, поднимавшейся по лестнице.
   – В чем дело? Что случилось с мисс Мейджорс?
   Келли бежала вслед за Хэмом. Ответила на бегу:
   – Попробуйте ее успокоить, Джейн. Дайте ей красную пилюлю. Скорее!
   Она нагнала Хэма уже за дверью дома, на нижней ступеньке крыльца. Еще секунда – и он сел бы в свой грузовичок.
   – Хэм! Подожди! Не вини себя в том, что произошло. Я просто не могу поверить… Она так хотела тебя видеть. А теперь… Вижу, как ты расстроен. Мне очень жаль, Хэм. Правда очень жаль.
   – Это уже не имеет значения. Мне не следовало сюда приезжать. Но я подумал… – Он резко качнул головой. – Я приехал попрощаться. Ей больше не придется со мной встречаться. И никому из вас тоже.
   – Попрощаться?! – остолбенела Келли. – О чем ты?
   – Я уезжаю из Найтсвилла.
   – Не говори глупости! Ты не можешь уехать.
   – Разве? И кто же меня остановит?
   Келли попыталась приблизиться. Он отступил, как загнанное животное.
   – Твои корни здесь, Хэм, в Найтсвилле, в этой земле. Она такая же часть твоей плоти и крови, как и мальчик, там, в доме.
   – Прекрати! Хочешь, чтобы он услышал?
   – А тебя так пугает мысль о том, что Нат может узнать?
   Хэм сел в грузовик, захлопнул дверцу.
   – Трус! – воскликнула она.
   От возбуждения он чересчур сильно дал газ. Двигатель заглох. В отчаянии он опустил голову на руль. Келли воспользовалась моментом.
   – Все твое имущество находится в Найтсвилле. Твоя доля отцовского поместья, дом. А как насчет фермы и каменоломен?
   Хэм ответил презрительным смехом.
   – Это мой прощальный дар тебе и Нату. Ты же к этому стремилась с самого первого дня, как только познакомилась с моим отцом, не так ли?
   Келли в ярости хлопнула ладонью по дверце.
   – Болван! Вместе мы могли бы иметь так много. Втроем.
   – Нет, это ты бы имела в своем распоряжении нас троих. Карла, Брюса и меня. Ты ведь этого хочешь. У тебя мания – владеть имуществом и людьми. Для Карла и Брюса уже все кончено. Они покойники. А я… еще пока на ногах, как чахоточные в Саранаке. Смертельно больны, но пока еще живы, еще ходят.
   Он снова попробовал включить зажигание. Мотор трижды взревел и заглох. Хэм снова дал газ, больше для того, чтобы заглушить слова Келли, пытавшейся перекричать шум мотора.
   – Куда ты едешь? Вдруг мне понадобится срочно с тобой связаться по телефону или дать телеграмму. Все-таки ты один из трех наследников имущества Найтов. На каких-то документах может потребоваться твоя подпись.
   – Я уже сказал, это теперь все твое. И не благодари меня, Келли. Судя по тому, что говорят по радио и пишут в газетах, цена этому теперь невелика. Я послал письмо юристам, в котором официально отказался от своей доли в пользу тебя и Ната. Подпись заверена нотариусом, все по закону. Прощай, Келли.
   – Нет, Хэм! Подожди!
   Грузовичок отъехал от ее протянутых рук.
   Келли упала коленями в дорожную пыль.
   – Идиот!
   Она встала, стряхнула пыль с ладоней, пошла в дом. Нат вышел из кухни с куском горячего пирога в руке.
   – Хэм уехал?
   – Да, он очень торопился. Он тебе говорил о том, что собирается уезжать?
   – Да, он сказал, что едет по делам. Как папа. А когда он вернется?
   – По делам… Ну конечно же, он поехал по делам. – Келли обняла сына. – Не знаю, когда Хэм вернется, радость моя. Может быть, не скоро. Ну а пока он в отъезде, мы с тобой должны проследить за тем, чтобы дом Найтов и его земли содержались в полном порядке до его возвращения.
   – Вот здорово! Мама, я покажу Хэму, что могу справиться с мужской работой не хуже его. Тогда он позволит мне жить с ним и помогать ему на ферме.
   Келли притянула сына к себе, положила его голову к себе на грудь, чтобы он не видел выражения ее лица.
   – Ты хочешь меня покинуть, Нат? Ты меня больше не любишь?
   Мальчик весело рассмеялся и крепко обнял ее.
   – Я люблю тебя больше всех на свете, мама. Я просто хотел, чтобы мы трое жили вместе – ты, я и Хэм.
   Лицо ее посветлело.
   – Об этом у нас будет время подумать, сынок.
   Что-то в ее словах привлекло внимание Ната.
   – Сынок… И Хэм назвал меня так же, прежде чем уехать. Почему?..
   – А что тут странного? Мистер Перкинс тоже часто называет тебя «сынок». Разве не так?
   – Да. Просто Хэм молодой, поэтому у него это звучит чудно…
   Поднимаясь по лестнице в спальню Крис, Келли уговаривала себя: Хэм вернется, его душа и сердце остались здесь.
   Крис вернулась к прежнему состоянию, снова замкнулась в себе, закрылась от внешнего мира. Уголки губ приподнялись, словно в тайной улыбке.
   – Все в порядке, – заверила Джейн Хатауэй. – Мне даже не пришлось давать ей красную пилюлю. Она сама успокоилась. Все кончилось так же неожиданно, как и началось. Бедный мистер Найт, он хотел как лучше. Не могу понять, почему она так сорвалась.
   – Да, странно. Но я уверена, это пройдет. Можете идти, Джейн, и спасибо за помощь. Нат ждет урока по грамматике.
 
   В последние годы в услугах Джейн Хатауэй как няни и гувернантки уже не было нужды. Натаниэль рос большим, крепким мальчиком. От матери он унаследовал независимый характер и решительность. Джейн Хатауэй оставалась в Уитли только потому, что Келли не хотелось отдавать сына в городскую школу. А у мисс Хатауэй имелся диплом преподавательницы младших классов.
   Карл и Брюс возражали, Хэм тоже.
   – Он должен учиться вместе с детьми своего возраста, – настаивал Брюс. – Нехорошо, что он проводит время только среди взрослых. Подумай, какой пример мы подаем. Что будут говорить вокруг?
   Келли негодующе фыркнула.
   – А тебе хочется, чтобы мой сын брал пример с подонков вроде Джейка Спенсера и его дружков?
   – К чему такие крайности? В наших местах больше приличных людей, чем таких, как Джейк Спенсер. Я сам вырос среди них, и Хэм тоже.
   – О да, вы двое, конечно, являете собой великолепный пример.
   – Твой сарказм на меня не действует.
   – Брюс, ты ведь понимаешь, что я хочу сказать. Дети Брюстеров приезжают в Уитли на лето. И Атвуды тоже. В июне племянник Кука гостил здесь неделю.
   – Это не одно и то же, мама, – заявил Нат. – Ребята смеются надо мной, потому, что я не хожу в школу. Я хочу ездить в Клинтон на школьном автобусе, как все остальные.
   – Ну хорошо… посмотрим. Возможно, в следующем семестре.
   Келли взяла вязанье, давая понять, что обсуждение закончено.
   – Нет, ты пообещай, мама.
   Нат стоял перед ней, скрестив руки на груди, широко расставив ноги. Эту позу он скопировал у Хэма. Келли взорвалась:
   – Не буду я ничего обещать! Ты знаешь о том, что прошлой зимой школьный автобус занесло на дороге и двое мальчиков покалечились. Хочешь, чтобы и с тобой случилось то же самое?
   – О, мама!
   Карл поднял голову от газеты.
   – Точно, Нат. Я тут как-то прочитал, что в Техасе самолет упал прямо на дом, в то время как семья сидела за ужином. Все погибли. Может, нам из предосторожности ужинать в подвале, как ты считаешь, Келли?
   – Решено, в следующем семестре я иду в школу. – Нат топнул ногой, сжал кулачки и вышел из комнаты.
   – Нат, вернись сейчас же! – крикнула ему вслед Келли.
   Он не остановился. Она приподнялась, чтобы идти за ним, потом вздохнула и опустилась обратно в кресло.
   – Возраст такой, – сказала она скорее самой себе, чем Карлу или Брюсу. – А вообще-то у него сильный характер.
   Карл и Брюс удивленно переглянулись. Маленький Натаниэль бросил вызов матери и ушел безнаказанным! Чудеса…
   Джейн Хатауэй ушла заниматься с Натом. Келли опустилась на колени перед креслом, где неподвижно сидела Крис. Взяла безжизненные холодные руки девушки, заглянула в ее пустые глаза.
   – Крис, мне очень жаль, что так получилось с Хэмом. Не могу понять, почему встреча с ним тебя расстроила. – Она уловила едва заметное изменение в выражении лица Крис. Губы и ноздри словно напряглись. – Хэм уехал. Но ты не беспокойся, он вернется. Его сердце и душа навеки принадлежат этой земле. Дорогая моя, у вас все наладится, вот увидишь. – Она погладила мраморные руки девушки. – Поверь, Крис, я не предполагала, что может произойти что-нибудь подобное. Я не хотела причинить тебе зло.
   Крис на одно мгновение вскинула на нее глаза, выглянула из своей оболочки. Словно женское лицо показалось из-за занавески, откинутой порывом ветра.
   – Врешь!
   То были ее последние слова, обращенные к Келли. Вечером, за ужином, Карл заговорил о ситуации в стране.
   – Я слышал по радио: мистер Гувер заявил, что все, кто сомневается в силе и прочности американской экономики, – круглые дураки.
   – Мистер Гувер – сам дурак, – ответила Келли. – С сегодняшнего дня мы будем держать поступления от моста в сейфе, в кабинете.
   Брюс положил вилку, удивленно поднял на нее глаза.
   – У тебя с головой не в порядке? Держать такие деньги дома?! От банка мы можем получить проценты.
   – Проценты от банка?! Это у вас с Гувером с головой не в порядке. В ближайшем будущем мы не можем рассчитывать на доходы от кирпичных заводов, каменоломни или ферм. Нам понадобится каждое пенни, чтобы удержать за собой собственность Найтов и Мейджорсов, все наши холдинги. Сегодня утром мне звонил Хэндли. По тем акциям, что мы купили в прошлом феврале, требуют на двадцать процентов больше.
   – Мы не потянем. Придется их продавать и смириться с потерями.
   – Ни в коем случае! – категорично отрезала Келли. – Я сказала, что он получит чек до пятницы. И велела ему купить еще пятьсот акций. Цена на них упала до предела. Она наверняка должна начать подниматься.
   – Что?! Ну, знаешь, на этот раз ты зашла слишком далеко. Да ты… ты… – залепетал Брюс.
   Карл негромко смеялся, прикрыв рот салфеткой.
   – Признай, Брюс, смелости ей не занимать. Так же как и старику Джону Рокфеллеру. Говорят, он скупает акции своих разорившихся друзей как одержимый. Старый пройдоха!
   – Такое могут себе позволить только очень богатые люди. Ну ладно, что сделано, то сделано. Но держать деньги в сейфе… Полная чепуха!
   – Разве? А как ты думаешь, почему брокеры увеличивают проценты по акциям? Да потому, что банки требуют обратно ссуды, выданные брокерам! Безудержная спекуляция, которая длилась столько лет… Любому мальчишке, у которого чернила в дипломе еще не высохли, достаточно было отпечатать бланк с «шапкой» – и любой банк давал ему ссуду. А теперь они отзывают эти ссуды! Ха! Все равно что запирать стойло, после того как лошадь убежала. Деньги исчезли безвозвратно. И не только банковские деньги. Они давали ссуды сбережениями вкладчиков. Нет, спасибо. С сегодняшнего дня наши деньги останутся в надежном месте, там, где мы их не лишимся.
   Брюс попытался апеллировать к отцу:
   – Эта женщина сошла с ума.
   – Она – лиса. Помешана на банках, брокерах, инвесторах. Я присоединяюсь к Келли.
   В мае 1930 года президент Гувер объявил, что «кризис миновал… худшее позади». Келли его высмеяла.
   – Губернатор Рузвельт считает, что худшее нам еще предстоит.
   – Лицемер! – взорвался Брюс. – Он призывает федеральное правительство начать работы над государственными проектами и выдавать деньги безработным безвозмездно. Настоящий социализм!
   – А тебе больше по душе то, к чему призывает мистер Меллон, наш многоуважаемый министр финансов? Ликвидировать, ликвидировать, продавать. Он считает, что это будет всем на пользу. Слышали, что он говорит? «Люди будут лучше работать, вести высокоморальный образ жизни, снова вернутся прежние ценности». Болван!
   Во время «бурных двадцатых» экономика страны год за годом развивалась по спирали – «необратимо», как утверждали оптимисты. За какие-то три года все рухнуло. «Необратимо», как заявляли теперь пессимисты. Мудрые пророчества…
   В середине 1932 года в стране насчитывалось двенадцать миллионов безработных – двадцать пять процентов всего трудоспособного населения Соединенных Штатов. В Найтсвилле, как и во многих других маленьких городках по реке Гудзон и другим рекам, безработными оказались практически все. Каменоломню закрыли, так же как и печи Мейджорсов. Железнодорожный персонал Нью-Йоркской центральной сократили до минимума. Пассажирские составы из Нью-Йорка и в Нью-Йорк шли через Найтсвилл всего с несколькими пассажирами. Однажды на Центральный вокзал пришел абсолютно пустой состав из Олбани. Ни одного проданного билета.
   Келли с ужасом увидела одного из жителей Найтсвилла в очереди за супом, который раздавали кухни Армии спасения, открывшиеся в Клинтоне, когда всем стало ясно, что Депрессия заходит все глубже и конца ей не предвидится. Келли стала расспрашивать этого человека, и он рассказал ей, что каждый день вместе с сыном ходит пешком шесть миль по берегу реки до Клинтона, чтобы добыть хоть какой-то еды для своей семьи – двоих взрослых и четверых детей.
   На каждом углу мужчины и женщины продавали яблоки, отдаваемые безвозмездно Ассоциацией западных садоводов. Двадцать пять центов, вырученные за день, давали возможность продержаться на грани полуголодного существования семье из трех человек.
   Келли велела работнику Сэму Перкинсу отвезти ее до ближайшего рынка, где приказала управляющему загрузить машину молоком, яйцами, хлебом, мясом и свежими овощами. Обратно ей пришлось ехать рядом с Сэмом, так как задняя часть автомобиля была заполнена продуктами. По дороге они замечали все новые признаки углубляющейся Депрессии – заброшенные лачуги и дома, опустевшие амбары, вернее, то, что от них осталось. Большую их часть жители, не желавшие расставаться с родными местами, разобрали на растопку. Сопротивляющиеся до последнего не желали поступаться чувством собственного достоинства и частной жизнью своей семьи. Прочие, не столь щепетильные, покидали долину, селились в лачугах по окраинам больших городов, где надеялись получить пособие и где, казалось, больше шансов найти хоть какую-то работу. Жили скученно, в нищете и убожестве, забыв о гордости.
   Некоторые из фабрик и заводов, закрывшихся из-за того, что банки отозвали ссуды или прекратили их выдавать, теперь открывались снова, но уже в других, гораздо более убогих помещениях. Заработала часть фабрик по переработке бумаги, текстильные заводики, финансируемые беспринципными искателями легкой наживы. Мужчинам предлагалась заработная плата один доллар в день при десятичасовом рабочем дне, женщинам и детям – вполовину меньше. Жалкие трущобы, в которых размещались конторы по найму, задолго до восхода солнца осаждали толпы жаждущих получить работу. Люди предпочитали беспощадную эксплуатацию голодной смерти.
   В тот день Келли накормила двадцать семей, живших на земле Найтов. Многие из них впервые за целый год отведали в один день мясо, яйца, хлеб и молоко. Раздав продукты, Келли велела Сэму ехать на ферму к Кэмпбеллам. Ее охватил один из редких для нее порывов гуманизма. В Найтсвилле и его окрестностях еще осталось в четыре раза больше людей, которых надо накормить, одеть и обуть. Многие из детей, увиденных ею в жалких трущобах, ходили босиком, другие – в домашних шлепанцах или в туфлях не по размеру, в изношенных до дыр брюках и рубашках, в тесных или, наоборот, слишком просторных платьях.
   Увидев на пороге своего дома Келли Мейджорс, Сьюзан Кэмпбелл широко раскрыла глаза, глубоко запрятанные в складках жира. Вытерла красные натруженные руки о передник, прикрывавший ее живот невероятных размеров, и, переваливаясь, поспешила к дверям.
   Кэмпбеллы оказались среди тех немногих счастливчиков, которые питались почти так же хорошо, как и до Депрессии. Денег у них не было, однако они ухитрялись жить продуктами со своей фермы, да еще подкармливали с десяток других, менее удачливых семей тем, что оставалось.
   Должность управляющего предприятиями Найтов превратилась в пустой звук. Каменоломни закрылись, фермерские земли стояли под паром, урожайность упала в три раза.
   В Клинтонском национальном байке Келли посоветовали продать земли Найтов, расположенные в долине. Есть заинтересованный покупатель, говорили советчики, анонимный спекулянт из местных богачей. Келли отмела это предложение, как и другие, подобные ему.
   – Сайрус Найт встанет из могилы и затащит меня к себе, если я совершу такое предательство. Продать землю Найтов, орошенную потом, слезами и кровью?! Ни за что на свете!
   – Мы находимся в критическом положении, – пытался урезонить ее Брюс. – Тратим целое состояние на то, чтобы удержать холдинги. Да еще Уитли и поместье Найтов. А налоги! А содержание каменоломни и печей, хотя они не дают никакого дохода! Если эти чертовы земли простоят под паром еще один год, мы их все равно потеряем. Придется отдать их тому же банку за долги.
   – Ни в коем случае! Земля Найтов останется землей Найтов, об этом я позабочусь.
   Она оставила за собой землю. Назначила Уолта Кэмпбелла надзирать за полями. Правда, он говорил, что скорее может называться надсмотрщиком на кладбище, чем управляющим. И все же он понимал, что ему повезло: лучше работать за половинную плату, чем вообще остаться без работы.
   Сьюзан встретила Келли широкой улыбкой.
   – Миссис Мейджорс! Какой приятный сюрприз! Проходите, пожалуйста. – Внезапно она вспомнила о том, что на ней грязный передник. – О Господи! Извините меня за такой вид, миссис Мейджорс. Я варю мыло, а это очень грязная работа. – В растерянности она сорвала с себя передник, швырнула в сторону подставки для зонтиков в углу холла. – Проходите в гостиную, присаживайтесь. Я приготовлю чашечку хорошего чая.
   Она напомнила Келли танцующего слона, которого она видела давным-давно, в детстве, когда монахини из сиротского приюта повели их смотреть бродячий цирк. Сьюзан суетливо двигалась по комнате: раздвинула шторы, взбила подушки на диване, разгладила обивку на большом кресле, упершись в него пухлым коленом.
   – Прошу вас, мэм, садитесь.
   «Мэм»… «миссис Мейджорс»… Сегодня Келли повсюду встречали с униженной благодарностью. С почтением. Даже Сьюзан Кэмпбелл.
   Ей припомнилась первая встречав Кэмпбеллами, вскоре после того как она поселилась в доме Найтов. Ядовитый блеск в голубых поросячьих глазках Сьюзан Кэмпбелл. «Значит, вы и есть Келли Хилл?» А взгляд ее говорил: «Я знаю, что у тебя на уме, бессовестная маленькая шлюшка».
   Признаки обнищания проявлялись во всем: в длинных очередях за хлебом, в торговцах даровыми яблоками, в разрушающихся зданиях, в босоногих, оборванных детях. Но главное – в том, как изменилось настроение людей, в нищете человеческого духа. Они все суетились вокруг нее, словно она сама Матерь Божья, раздающая дары. Келли презирала их за это, сознавая тем не менее, что ее священная обязанность как владелицы – покровительствовать своим людям. Положение обязывает… Это ее люди… ее дети.
   Она тепло улыбнулась тучной фермерше.
   – Благодарю вас, Сьюзан, но мне некогда заниматься чаепитием. Уолт дома? У меня к нему дело.
   Уолта вызвали из амбара. Он прибежал, запыхавшись, лицо раскраснелось. Поспешно пригладил редеющие волосы, рассыпаясь в извинениях. Шотландский акцент в его речи стал более заметным. Келли вспомнились те времена, когда он сидел вместе с ними в Уитли за обеденным столом, просматривая балансовые отчеты, с трубкой в зубах, со стаканом бренди под рукой, спокойный, уверенный в себе. Важная персона. Человек со средствами, имеющий возможность позволить себе простые человеческие удовольствия. Ценный работник, доверенное лицо и старый друг. Теперь он жил на то, что ему давали из милости.
   Келли рассказала о своей поездке по городу, о том, как накормила двадцать семей Найтсвилла.
   – Уолт, я даже не представляла себе, что положение настолько ужасно. Впечатление такое, что половина населения покинула город. Сэм говорит, все уезжают туда, где легче найти работу и прокормиться. Я не могу допустить, чтобы голод гнал наших людей из дома, чтобы они лишились своего имущества. Вот что я предлагаю сделать: обойдите все дома в Найтсвилле, запишите, сколько человек в каждой семье, есть ли у них какой-нибудь доход, и если есть, то какой. Нужна ли им одежда, домашняя утварь и прочие самые необходимые вещи. После этого мы посидим вместе и составим список. Вы поедете в Клинтон и все закупите. Расходы запишите на меня. Раздавать будем, ну, скажем, по вторникам, с утра. Глава семьи будет получать свою долю в большом амбаре поместья Найтов. Что скажете о моем проекте, Уолт?
   – Это очень великодушно с вашей стороны, миссис Мейджорс. – Он опустил глаза. – Я знаю, в Уитли сейчас тоже не лучшие времена.
   – Мы вытянем, Уолт, пока у нас есть мост.
   – Да… я тоже надеюсь… Но… вы уверены, что ваш план не окажется для вас слишком тяжким бременем?
   – Вопрос не в том, можем ли мы это сделать, Уолт. Мы должны это сделать. Значит, сделаем. – Келли встала, надела перчатки. – Ну, мне надо бежать. Сын собирался привести на ужин кое-кого из школьных друзей.
   – Молодой Найт – такой красивый мальчик! – Сьюзан буквально захлебнулась от восторга. – Я видела его на прошлой неделе. Он помогал Уолту расчищать луг с южной стороны, а потом Уолт привез его на ленч. Как две капли похож на своего брата Хэма. – Она хихикнула. – Люси сказала, что дождется, пока он вырастет, и выйдет за него замуж. Как вам это нравится?
   – Очень интересно.
   Келли вовсе не находила это интересным. Брюс рассказывал ей, что Люси Кэмпбелл большую часть времени шляется по улицам Клинтона. В эти тяжелые дни все больше женщин и девушек пополняли собой ряды представительниц самой древней профессии, поскольку толпы безработных мужчин в погоне за куском хлеба отнимали у женщин даже такую работу, на какую раньше ни один уважающий себя представитель сильного пола не согласился бы.
   – Уолт, я как раз хотела поговорить с вами по поводу Ната. Не позволяйте ему слишком часто ходить сюда. Наверняка он вам мешает.
   – Нат?! Мешает?! Что вы, Келли! Этот мальчишка – прирожденный фермер. Сказать по правде, мне порой стоит больших усилий не отстать от него. Уолт всегда любил Ната.
   – Я очень рада, что вы так к нему относитесь, Уолт. Но он действительно проводит слишком много времени на этом берегу. Иногда даже не успевает сделать домашние задания.
   Уолт тут же уступил:
   – Вы правы, так не годится. Скажите ему, что я решил пока отложить работу на северном лугу на некоторое время, поэтому на этой неделе он мне не понадобится. Хорошие оценки важнее сенокоса.
   – Спасибо, Уолт. Значит, не забудьте: как только подготовите список, сразу приезжайте в Уитли, и мы с вами все обсудим.
   В голосе Уолта Кэмпбелла появились ностальгические нотки.
   – Сядем и все обсудим, как раньше, в старые добрые времена? Помните, мэм, как мы проверяли бухгалтерские книги по субботам?
   Келли похлопала его по руке.
   – На бухгалтерских книгах теперь вот такой слой пыли, Уолт. Но не стоит унывать. Не будет же это длиться бесконечно. А кстати, вы ничего не слышали о Хэме? – постаралась спросить она как можно небрежнее.
   – Вообще-то… я говорил вам о письме, в котором он сообщал, что нанялся на торговое судно. Время от времени мы получаем от него открытки из разных далеких мест. Я храню марки для своего племянника. – Он покраснел, неловко переступил с ноги на ногу. – Знаете, миссис Мейджорс, я бы охотнее отдал их Нату, но только…
   – Я понимаю, Уолт. Вы не хотите, чтобы Нат знал, что Хэм вам пишет, а нам, своей семье, даже ни одной открытки не прислал. Спасибо, Уолт. Я пошла.
   Сьюзан и Уолт пошли проводить ее до дверей. Повинуясь внезапному порыву, Сьюзан взяла изящную руку Келли в элегантной перчатке в свои красные распухшие руки с толстыми, словно сардельки, пальцами. Поднесла к губам и поцеловала.
   – Вы очень хорошая женщина, Келли Мейджорс, – произнесла она с чувством. – Заботитесь о голодных бедняках Найтсвилла. Старый Сайрус Найт мог бы вами гордиться.
   Келли даже растерялась.
   – Спасибо вам за добрые слова, Сьюзан. Мне приятно думать о том, что Сайрус Найт меня бы похвалил.