Бова Бен. Венера

   Я чувствовал, как закипающая лава, словно море огня, понемногу подбирается ко мне, хотя знал, что это не более чем игра воображения - до поверхности оставлось еще несколько километров, и все же я чувствовал, как меня овевает жаркое дыхание планеты.
   Я смотрел на раскаленные камни, слушая отсчет автомата:
   - Три… два… один… пуск,- произнес бесстрастный голос компьютера.
   С грохотом, от которого замерло сердце, кронштейны разошлись и «Геката» выскользнула на волю. Я почувствовал, как падаю в плотном недвижном воздухе Венеры. Я замер от ужаса, и желудок мой немедленно подкатился к горлу. Самому себе я напоминал человека, вошедшего в лифт, где нет кабины: передо мной распахнулась пропасть, на дне которой пылало горнило. Я падал медленно, точно в кошмарном бреду.
   В наушниках затрещал голос Фукса, искаженный магнитными и температурными помехами:
   - Брошенный вниз головой, точно поток огня из эфирного неба, серно чадя и сгорая, вниз он летел в бездонную пропасть…
   И он смеялся. Смеялся!
   Дикий смех капитана вырвал меня из паралича, из состояния ступора, овладевшего мною. Я надавил на педали, пальцы мои нашли нужные кнопки на панели управления, и я стал постепенно выравнивать «Гекату» и планировать вниз.
   - Нос повыше,- приказал Фукс, должно быть, наблюдавший за мной с мостика.- Да не опускай. Тут нырять не надо. Держи скорость, и все пойдет нормально.
   - Хорошо,- отозвался я, яростно нажимая на педали и активно рыская носом «Гекаты» во все стороны.
   - Сорвешь управление! - крикнул капитан так, что зазвенело в ушах.
   Я отчаянно пытался совладать с кнопками и педалями, чтобы судно шло ровно. Однако реагировали они совсем не так, как в «виртуалке». Я вспомнил, как первый раз ездил верхом - и мне совершенно не пригодились навыки езды на автомобиле. Лошадь не отвечала автоматически на мои попытки управлять ею.
   - Я же не могу прийти тебе на помощь,- проворчал Фукс.
   Постепенно я освоился с управлением, и машина начала слушаться. Как только первая судорога, какая бывает у неопытного пловца, которого столкнули с вышки бассейна в воду, прошла, я обратил внимание и на остальные приборы. Они привели меня в ужас. Одного взгляда на индикатор курса хватило, чтобы понять, что я отклонился от заданной скорости и направления. Нос машины никак не хотел опускаться под заданным углом, как я ни пинал педаль с закрылками-плавниками.
   Согласно плану, я должен был снижаться спирально, описывая круги над местом катастрофы, где, по нашим расчетам, залегали останки «Фосфороса». В то же время Фукс удерживал «Люцифер» на высоте трех километров в этой же зоне. Я просканировал зону аварии с помощью всех приборов, которые были на «Гекате», а здесь был представлен их широкий спектр: радар, инфракрасное излучение и оптические сенсоры. Инфракрасные лучи или волны оказались практически бесполезны, поскольку все сигналы заглушала грандиозная температура у поверхности.
   Теория Гринбаума о сдвиге геологических плит вновь предстала передо мной, как нечто неизбежное. Неужели старик прав, даже пророчески прав: что, если Венера решила перевернуть свои пласты именно в такой день, когда я собрался опуститься на ее поверхность? Вот уже какой-то вулкан извергался в радиусе тысячи километров отсюда. Что, если и здесь начнется что-либо подобное и магма прорвется из-под земли? Вырвется из лона Венеры? Что, если все вокруг зальет расплавленный камень и порода и хлынувший из трещин металл навечно скроют все, что лежало когда-то на поверхности планеты? Тот же закон Мерфи, в применении к планетологии: «Если на планету опускается планетолог, то там непременно должно произойти землетрясение». Через пятьсот миллионов лет томительного ожидания планета должна взорваться именно в момент моей высадки. Закон П. О'Длости - известного ирландского ученого. Естественно, меня ждет судьба цыпленка в грильбаре - я поджарюсь в минуту, и даже «Люцифер» не успеет уйти.
   «Этого не будет,- строго внушил я себе.- Потому что это просто невозможно. Заруби себе на носу. Выброси из головы. Ты можешь сколько угодно мечтать об этом, но этого не случится - жизнь планеты протекает в несоизмеримых с человеческим существованием масштабах. Словно комар сел на лоб человека именно в тот момент, когда в человека послали пулю. Мы и планеты живем по разным часам»,- напомнил я себе. Не может мне так повезти - сойти на планету именно в момент катаклизма, который случается раз в миллионы лет. Такого просто не бывает.
   Однако мятежное «а если?» порхало надо мной, как перышко из подушки беспечного лентяя, и щекотало ноздри, не давая встревоженному сознанию мирно успокоиться. И все это, само собой, отражалось на моем управлении кораблем.
   Я вспомнил суровый взор Гринбаума, его хмурую физиономию, похожую на портрет Эйнштейна в старости, когда он признавал, что практически нет ни шанса, чтобы катаклизм произошел именно в момент высадки. Для меня это, по иронии судьбы, могло быть редкостной удачей, по сравнению с которой поставить все состояние на «зеро» на рулетке и выиграть - просто детские забавы. Я поставил все на эту экспедицию, как и Фукс. И выигрыш оказался пропорционален нашим усилиям и затратам. Но более редкостная удача могла перечеркнуть все, чтобы сделать нас самыми «везучими» людьми в мировой истории.
   Разве что если…
   А если и в самом деле предположить реакцию Венеры на первое вторжение человека?
   Отдает чудом, но тем не менее забавно.
   А почему бы и нет?
   Впрочем, сейчас мне было не до этих вопросов, ежесекундно вспыхивающих в мозгу.
   - Держись курса! - услышал я с мостика в шлемофоне зычный голос капитана.
   Я пытался, но недостаточно проворно, чтобы избежать его гнева, Скрежеща зубами, я жал пальцами на клавиши, ощущая себя ребенком, который пытается уложить кубики в «Тетрисе», а не астронавтом, опускающимся на поверхность Венеры.
   - Где твое изображение? - спросил Фукс в нетерпении.
   - Уже отправлено,- энергично отвечал я в духе старых фильмов об астронавтах.
   Я вывел картинку на экран, прямо передо мной. Теперь я и сам увидел, отчего был так недоволен Фукс: впереди не было ничего, кроме голых скал. Раскаленных, разумеется, но это не грело душу. Экран должен был показывать осколки, место катастрофы…
   Постепенно я освоился с «Гекатой» и вывел корабль на верный курс. Я еще не пользовался толкателями, мне просто не пришлось ими воспользоваться, в них не было нужды до поры до времени, пока не придется подниматься с поверхности, так что я поставил тяжелые башмаки, один на другой, чтобы легче нажимать педаль управления закрылками-плавниками. У меня уже начинали ныть икры, их сводило судорогой так, что порой хотелось взвыть. Но я держался. Все еще было впереди: и настоящая боль, и настоящая жара.
   Да, это и в самом деле напоминало укрощение мустанга. «Геката» казалась строптивой лошадкой, и мне приходилось учиться управлять ею, несмотря на ее норов. Какими бы ни были неповоротливыми движения, мало-помалу я смог навести сенсоры на следы кораблекрушения. То, что я делал, оговорюсь, полетом назвать нельзя. Это напоминало медленное скольжение субмарины ко дну океана.
   Сначала толком ничего нельзя было разглядеть. Все заслоняла лежавшая сверху покореженная газовая емкость «Фосфороса». Был виден только самый кончик гондолы, торчавший из-под груды металла. Гигантские проеденные насквозь секции походили на картонную коробку, в которой хранилась шляпка, изъеденная молью. Очевидно, они задержались там, в облаках, дольше, чем «Гесперос», что и привело к самым плачевным последствиям.
   Спустившись ниже, я увидел на гондоле эти до боли знакомые полосы - следы нападения заоблачных паразитов. Значит, дело не в диверсии. Они так же, как и мы, до последнего момента не знали о существовании «жуков». Аэробактерии растерзали корабль моего брата буквально на лету.
   Затем я заметил нечто странное. Кривые линии, пересекавшие обломки, напоминавшие следы бечевки на увязанном в багаж пакете. Интересно, что бы это могло быть? Судя по чертежам и снимкам «Фосфороса», такого там быть не могло.
   Забавно.
   - Сужаем круги,- распорядился Фукс.- Локализуйся в области обломков.
   - Как раз это я и пытаюсь сделать,- раздраженно отвечал я.
   - Не пытайся, а делай! - был ответ.
   - Вы можете сменить меня, капитан, если вам не нравится мое вождение,- огрызнулся я.
   Он промолчал.
   По мере снижения видимость не улучшалась. Никаких новых деталей разглядеть не удалось. Воздух казался зыбким, как марево, от высокой температуры внизу. К тому же давление атмосферы было таким сильным, что мне казалось, я смотрю сквозь линзу океанических глубин. Все казалось выпуклым, изогнутым, обманчиво близким. Того и гляди выплывет какое-нибудь чудовище и поведет из стороны в сторону рыбьей зубастой головой.
   Вскоре я все же понял, что передо мной передняя секция гондолы. Она лопнула, как пережаренная колбаса, обнажив развороченные внутренности. Всюду виднелись зловещие следы аэробактерий, как пятна гари. Но внутренности выглядели странно пустыми.
   Внезапный призрак надежды посетил меня, когда я увидел, что отсек со спасательными капсулами пуст. Неужели Алексу удалось выбраться?
   Может быть, он успел достичь орбиты, катапультировавшись?
   Затем я сообразил, что никакой разницы, в общем-то, не было: ведь со времени гибели «Фосфороса» прошло уже три года. Он все равно не смог бы выжить на орбите. К тому же никаких сообщений с маяка спасательной капсулы не поступало, и радиосообщений тоже.
   И тут вопрос отпал сам собой: я увидел капсулу. Она откатилась на несколько десятков метров и остановилась у раскаленной скалы размером с пригородный особняк.
   Еще я заметил все те же странные линии, пересекавшие скалу, а от нее переходившие и на спасательную капсулу. Они были слишком длинными и прямыми, чтобы походить на трещины, полученные от падения. И рисунок у них оказался совсем другой.
   - Что это за линии? - спросил Фукс.
   - Хотел бы и я знать,- откликнулся я.
   - Похоже, они отходят от места падения спасательной капсулы.
   - Или, напротив, сходятся к нему,- выдвинул я противоположную идею.
   - Концентрические трещины от удара? - задумчиво пробормотал Фукс, и я представил, как он сейчас за командным пультом скребет щетинистый подбородок.
   - Но их еще больше на сплющенной газовой емкости,- продолжал я.
   - Значит, это не трещины.
   - Совершенно верно,- ответил я.- Но что тогда?
   - Надо искать.
   - Верно.
   - Мы сжигаем уйму горючего, вися над тобой,- продолжал капитан. Замечание вполне в духе Фукса - он говорил, как хамоватый таксист, которого попросили подождать на углу.
   - Через несколько минут сажусь,- объявил я, тем временем пытаясь решить, как получше завести «Гекату» между обломками корабля и спасательной капсулой.
   - Сначала проверь капсулу,- говорил Фукс, словно читая мои мысли.- Тогда можно будет подняться и переместиться к гондоле. Цонял? Слышишь меня? К гондоле!
   - Хорошо,- отозвался я, вскользь обратив внимание, что уже давно не называю его ни «сэром», ни «капитаном». Не значит ли это, что мы на равных, перешли, так сказать, в иную область отношений: из общественно-социальных в семейно-бытовые? «Пап, ты сколько мне должен за экспедицию? Давай, по-справеддивости, половину!» - «Успокойся, сынок, я тебе ничего не должен». Пиф-паф - и нету Коротышки Хамфриса, безвестного космического героя, сына двух отцов и круглого сироты, награжденного за отвагу пулей в лоб.
   Забавные у нас складывались взаимоотношения. Папочка-головорез и сынок-предатель. Перебежчик из вражьего стана. И тут что-то сверкнуло. Я заметил это краешком глаза.
   - Что это было? - всполошился Фукс.
   - Где?
   - Там. Свет.
   Мы разговаривали короткими рублеными фразами, как в детской игре «Телеграф».
   Я поискал глазами на контрольной панели, сквозь узкий экран обзора. Все вроде бы работало нормально.
   - Откуда свет?
   - С горизонта,- в голосе Фукса чувствовалась неуверенность.- С востока.
   Пытаясь вспомнить, с какой стороны здесь восток, я посмотрел в переднее стекло обзора. Далеко за горизонтом и в самом деле появилось сияние, пробивавшееся сквозь желто-серые пороховые облака. Оно пульсировало, подрагивало, временами прорываясь сквозь облака ярким светом.
   - Восход? - предположил я.
   - Слишком рано,- фыркнул Фукс.- И потом, здесь Солнце встает с запада.
   «Правильно,- вспомнил я.- Так что же означает свет на востоке?»
   - Погоди,- сказал Фукс.- У нас тут сообщение с «Третьена» .
   «Что им послали с «Третьена?»- ломал я голову. «Преду преждение»,- тут же ответила вторая половинка мозга. И о чем же предупреждение?
   Ответ пришел в считанные мгновения.
   Голос Фукса прорвался в наушники, как шторм сквозь плотину:
   - Еще одно извержение вулкана.
   - Еще одно?
   - Беспокоиться нечего. Нет повода для лишнего напряжения. Ситуация под контролем,- говорил Фукс, как будто он был министр землетрясений.- Оно за четыреста километров отсюда.
   Мне сразу вспомнилось, как в детстве я хотел пойти в магазин за конфетами, находясь в гостях у тетушки, в одной деревне. «Тебе оно надо? - ответила она.- Оно же за четыреста километров отсюда».
   Я сглотнул ком в горле и попытался отогнать от себя всякие мысли о Гринбауме с его теорией. Этот венерианский
   кочегар мне положительно надоел. Я так и видел перед собой его вожделеющее старческое лицо. С каким сладострастием он мне рассказывал о взломе коры Венеры, как будто раздевал ее собственными руками. Вот он бы точно порадовался встретить здесь салют, знаменующий конец планеты. Для него это был бы самый желанный конец. Но не для меня. Хорошо, если это второй вулканический взрыв за полбиллиона лет.
   А он тем временем будет получать от нас только данные, этот регистратор вулканов.
   Если мы раньше не поджаримся на одном из них.
 

ВЗРЫВ

 
   Я слишком долго вглядывался в это грозное розовое сияние, размышляя о вулканах, и Гринбауме, и всей этой гигантской огненной мышеловке, которая могла захлопнуться в любой момент.
   «Два вулкана подряд,- осенило меня,- как раз и означают, что Гринбайм заблуждался. Венера освобождается от внутреннего жара».
   - Ты брызгаешь на обломки! - закричал Фукс мне прямо в ухо.
   - Что?
   - Истекатель! - заорал он, выходя из себя.- Ты заливаешь место катастрофы.
   Расплавленный металл из «Гекаты», наконец дошло до меня. У корабля было устроено специальное отверстие на манер дюзы, сопла, сзади, на корме. Расплавленный металл вытекал, унося вместе с собой балласт и перегрев оболочки. Я парил сейчас над обломками, точно венерианская птица, усеивая планету своим гуано. Я в самом деле уже несколько раз попал в обломки. Серебристый металл тут же стекал с разбитой оболочки «Фосфороса» на раскаленный грунт. Несколько слитков залетели сквозь щели в разбитый громадный бункер газовой емкости и перекатывались там, точно капли ртути. Да, металл на этой планете мог иметь только жидкую форму, и меня спасало только то, что «Геката» сделана из устойчивых сплавов и металлокерамики.
   - Выставь как следует нос! - наседал Фукс.- А то зальешь там все!
   Фукс волновался, и его можно понять. Он чувствовал, что ничем не может помочь мне с мостика, кроме как добрым советом, приправленным матерщиной. Созерцая мои беспомощные попытки и представляя при этом, как сам лихо бы все устроил.
   Представляю, как у него скакнуло давление во время моей навигации. А также потом, когда я носился кругами над местом катастрофы, унавоживая его расплавленным металлом.
   Может, оттуда и странные линии на обломках, подумал я, но, бросив взор вниз, моментально понял, что это не так. Линии больше напоминали какой-то узор - словно нанесены легкой рукой художника, стремительно и изящно. Тонкие и, главным образом, прямые, они тянулись и вдоль, и поперек. Обливаясь потом, я сажал корабль. Пот градом катился со лба, и я уже пожалел, что у меня не густые черные брови, как у Фукса, или хотя бы такие тонкие и прямые, как у Маргарет, чтобы отводить со лба ручейки пота, струившиеся в глаза. Вентилятор работал на полную мощность, но это слабо помогало. Задерживаться здесь нельзя, за час организм будет окончательно обезвожен.
   Итак, я опускал «Гекату» все ниже и ниже. И тут увидел такое, отчего у меня выкатились и полезли на лоб глаза.
   Одна из линий, о которых я говорил и о которых спорили мы с Фуксом, стала двигаться. Несколько линий стремглав переместились, извиваясь, по раскаленным камням, сближаясь и соединяясь в точке, где остались разлитые лужи металла.
   - У тебя осталось всего пятьдесят пять Минут,- раздалось предупреждение Фукса.- Потом ты должен покинуть это место.- Голос его звучал уже добрей, даже, я бы сказал, отечески.
   - Ты видел! - запальчиво крикнул я, не обращая внимания, что перехожу на «ты».- Они двигаются!
   - Кто они?
   - Да! Разве ты их не видишь?
   - Нет.
   - Они ползут к свинцовым лужам, как ужи к блюдцу с молоком. Это что-то живое!
   Фукс замолчал на некоторое время, затем отозвался:
   - Я не вижу. Ничего там не двигается.
   - Но я-то вижу! И смотри, как быстро! Как молнии.
   - Этим займешься позже,- перебил он меня.- Сейчас двигайся к спасательной капсуле. Помни о времени. Минуты бегут быстро.
   Кто-то из древних сказал: Memento mori. «Помни о смерти». Сейчас оба эти понятия оказались близки мне, как никогда. Для тех, кто оставался на «Люцифере», проходили минуты, а для меня - летели дни и годы. И каждое из мгновений могло оказаться роковым.
   По плану предполагалось раскупорить спасательную капсулу при помощи манипуляторов и затем завести туда тем же манипулятором камеру, пристегнутую к борту на длинном шнуре, чтобы осмотреть внутренности капсулы. Но если Алекс оказался в ней в момент падения корабля, не лучше ли было поднять ее и забрать целиком, вместе с содержимым? Так можно было уберечь его тело от губительного воздействия венерианской атмосферы, пусть не от температуры, но от давления, бактерий и кислоты.
   - «Геката» сможет поднять капсулу? - спросил я в микрофон.
   Несколько секунд никакого ответа. Затем Фукс спросил:
   - Как ты думаешь, сколько она весит?
   - Понятия не имею,- признался я.- Тонну, наверное. Что-то в этом роде.
   - Очень точно. Попал пальцем в небо,- ядовито сказал он.
   - А сколько может поднять «Геката»?
   Новая пауза. Я представил себе, как Фукс роется по файлам. В рубке становилось жарко, несмотря на все инженерные изыски Фукса, помогавшие выводить тепло. Вот это была, доложу вам, баня! Пот уже хлюпал в скафандре. Мне казалось, что его становится все.больше, а меня - все меньше, так что дойдет до того, что скоро я буду плавать в этом скафандре, как рыбка в аквариуме, мечась от одной педали к другой и захлебываясь в собственном поту. Мультипликационное какое-то мышление. Видимо, вызвано жарой. Мозги тоже понемногу таяли и превращались в маленькие сухие комочки. Что могут сообразить такие комочки? Только как выжить в таких условиях, больше их ничего не интересует.
   - «Геката» может поднять четыре тонны,- ответил наконец Фукс.
   Более чем достаточно.
   - Значит, мы на верном пути,-объявил я.
   - Давай,- согласился Фукс- Твори, выдумывай, пробуй. Думаю, в грузовом отсеке для нее хватит места.
   - Значит, полный порядок. Сначала проверю гондолу, а потом уже зацеплю капсулу.
   В наушниках раздался голос Маргариты..
   -  Даже если твой брат в капсуле, Ван, -говорила она,- практически никаких шансов, что там осталось что-нибудь органическое.
   Я был уже так близко от поверхности, что, казалось, мог дотронуться до нее. Жара крепчала.
   - Ты имеешь в виду - одна пыль? - спросил я.
   - Да. Боюсь, именно так,- объяснила она.- Это в лучшем случае, если он успел добраться до капсулы. Капитаны часто сообщают о себе лучшее, в утешение, чтобы за них не переживали. Вспомни мою мать.
   - Да,- пробормотал я.- Она была настоящим капитаном. И все-таки я надеюсь на лучшее! -прокричал я, как заваленный пластом породы шахтер.- С вами все в порядке, капитан?
   Фукс немедленно откликнулся:
   - «Оки-доки, солнце на востоке». Торопись, а то «Люцифер» уйдет ввысь.
   Пригнув «Гекату» к горячим камням, я почувствовал, будто опускаю лицо к печи-каменке,- теперь казалось, что жгут невидимые лучи, вырывающиеся из-под поверхности планеты.
   - Десять метров,- с напряжением произнес Фукс.
   - Вас понял, десять метров.
   Я услышал, как запищал альтометр, указывая приближение к нулю высоты.
   - Пять метров, три…
   Под палубой «Гекаты» послышался жаркий скрежет камней. Вопреки ожиданиям, шуму получилось от этой посадки вовсе не так уж много. Наконец корабль замер.
   - Я сел,- объявил я, как приговоренный после суда. Отчего-то вместо подъема чувств я испытал только усталость после долгого напряжения и обжигающей, иссушающей жары.
   - Сообщение об этом передано на Землю,- отрапортовал Фукс.- Первый человек ступил на Венеру.
   Момент триумфа. Все, что я чувствовал в этот момент,- это жара. Меня охватило страстное желание поскорее с этим покончить и выбираться отсюда, из адской печи.
   - Включаю манипуляторы,- объявил я, взявшись за тумблер на контрольной панели, приводивший в действие рычаги манипуляторов и прожектора.
   Затем свет внезапно погас. Вся панель управления, полностью, перестала светиться, гудение электрического оборудования стихло.
   Тут у мена все опустилось. Я бы обмочился, да больше было некуда, на мне и так сухого места не было. На мгновение дыхание замерло: я оказался в полной темноте, не считая зловещего свечения красных камней. Стало так тихо, что я мог слышать, как стучит пульс у меня в висках.
   Затем раздался душераздирающий звук, от которого стыла кровь: как будто кто-то волочил кабель по крыше корабля.
   Прежде чем я успел что-либо вымолвить, заработал аварийный аккумулятор. Панель управления тускло засветилась в темноте слабым, ненадежным светом. Где-то в глубине корабля отозвались заработавшие насосы. В шлеме вновь застрекотали пропеллеры вентилятора.
   - Электричество отрубило,- сказал я, сам удивляясь, до чего ровно звучит мой голос.
   Голос Фукса, напротив, звучал озабоченно.
   - Должно быть, перегрузка после включения моторов манипуляторов.
   - И прожекторов тоже,- присовокупил я.
   - Выключи их и попытайся перезапустить основные батареи.
   Я так и сделал, и электричество успешно включилось. Я испустил вздох облегчения.
   Затем я понял, что если не смогу использовать манипуляторы, то никакого смысла не было спускаться сюда.
   Я с трудом подавил желание включить толкатели и убираться отсюда подобру-поздорову, прежде чем вспомнил, что у меня обе ноги на одной педали, которая сейчас не имеет смысла,- закрылки не действуют, пока корабль лежит на грунте.
   Короче говоря, я вовремя остановил себя и стал думать: что делать? «А что бы такое сделать?» - вот вопрос, который терзал космонавтов на протяжении долгих веков. Думай, думай. Должен же найтись способ выбраться отсюда.
   - Мы просканировали твою телеметрию,- сообщил Фукс, голос его тревожно зазвенел в наушниках.- Похоже, сервомоторы манипуляторов забирают вдвое больше энергии, чем предусмотрено. Может быть, последствия перегрева металла.
   - Послушайте,- сказал я, лихорадочно пытаясь отыскать выход, а не выход, так хоть лазейку.- А что, если я подключу манипуляторы и прожектора от запасного аккумулятора? А главные батареи будут питать все остальное - систему охлаждения, основные двигатели и прочее.
   После недолгого колебания Фукс ответил:
   - В таком случае ты останешься без запасного аккумулятора, если что-то случится с главным.
   - Это риск,- согласился я.- Но риск - благородное дело, вы же не станете этого отрицать. Без манипуляторов наша экспедиция вообще теряет смысл.
   - Ты уверен, что стоит делать это?
   - Да! Давайте же не тратить время попусту, расскажите мне, как это делается. Как подключаются запасные аккумуляторы. И прожектора.
   Время бежало удивительно быстро, хотя на рассказ ушло менее десяти минут. Прожектора светили куда слабее, чем в виртуальной симуляции, но я был благодарен им уже за то, что они есть. Худо-бедно, но участок между двумя «руками» с захватами они освещали.
   - Порядок,- наконец объявил я.- Теперь я немного пороюсь в гондоле.
   - Хорошо,- откликнулся Фукс.- Удачи.
   Вот когда я понял, что мои руки не влазят в обшлаги манипуляторов из-за перчаток.
   Я готов был изойти криком. Я хотел молотить кулаками по панели управления от отчаяния. Они прекрасно влазили куда надо в комнате виртуальной реальности, но здесь - ни в какую. Здесь, на борту «Гекаты», реального корабля, эти насадки оказались слишком тесными, и туда никак нельзя было засунуть руки, не сняв перчатки.
   Все дело в сервомоторах на внешней стороне перчаток, это стало понятно сразу. Стержни экзоскелета, которые подкрепляли и усиливали каждое движение кисти, выступали сантиметра на два, но этого хватало вполне, чтобы сделать невозможным проникновение в отверстия обшлагов, которые контролировали рычаги и зажимы манипуляторов.
   Стрелки стучали, время шло. Время текло, как песок в песочных часах. Жидкий балласт вытекал из корпуса, лишая меня последней надежды.
   - Что там у тебя происходит? - торопил Фукс.- В чем задержка?
   - Погодите секунду,- торопливо пробормотал я. Все равно он не догадается. Нет таких сенсоров, которые зафиксировали бы такой недостаток управления, ни он, ни кто другой на борту «Люцифера» не поймут, в чем, собственно, дело.