- Но ты сама не веришь в это.
   - Пока - нет.
   - Что значит - пока?
   - Пока сама не проверю.
   Внезапно Маргарита открылась мне с другой стороны. В делах, в которых она была заинтересована, она, как и ее мать, могла проявлять темперамент тигрицы.
   - И сколько мы еще будем торчать на орбите? - спросила она.
   Я пожал плечами, как заправский горбун.
   - Мы просканировали радарами весь район экватора в поисках обломков корабля моего брата.
   - Но ведь он мог разбиться… всмятку, как говорится, так что там, быть может, нечего и искать?.. Ведь он мог разбиться так, что его и не опознаешь?
   - Может быть,- согласился я.- Атмосфера планеты настолько плотная, что космический корабль опускался, как затонувший корабль на дно океана. А давление там, внизу, вполне сравнимо с давлением на глубине километра ниже уровня моря в океане Земли.
   Она задумалась на секунду.
   - Это совсем не то, что падающий на Землю аэроплан?
   - И не напоминает бомбу. Так что почву он бы не пробил. Скорее всего, посадка напоминала спуск «Титаника» на дно Атлантики.
   - Но вы еще ничего не обнаружили?
   - Пока нет,- признался я. «Гесперос» находился на расстоянии двух часов от экваториальной орбиты, а мы уже облетели планету раз тридцать, не меньше.
   - И какова вероятность того, что мы могли обнаружить что-то за это время?
   - Нам известно лишь место, где его корабль проник в атмосферу планеты, ширина и долгота. О дальнейшем его движении вниз можно только догадываться.
   - А маяк слежения он не включал?
   - Сигналы стихли, как только он нырнул в облака, так что нам придется сканировать всю планету вдоль экватора.
   Маргарита оглянулась на меня, точнее - она смотрела за меня, на облака, скрывавшие от нас лик Венеры. Они струились вокруг планеты, точно локоны. Девушка смотрела за них так, как будто могла их раздвинуть. Тщетно! Венера всегда отворачивала свое лицо от людей. И тут я увидел в профиль лицо Маргариты. Какое точное подобие матери! То же самое лицо, только помягче, подобрее. Невольно наводило на мысль, как мало я походил на отца. Вот Алекс - другое дело. Часто говорили, что он - вылитая копия Мартина Хамфриса в молодости. А я, напротив, был похож на мать, если верить утверждениям знавших ее людей. На мать, которой я не знал!
   Маргарита обернулась ко мне.
   - А ты в самом деле планетолог? Вопрос застал меня врасплох.
   - Попытаюсь им быть,- ответил я.
   - Тогда почему бы тебе не поработать над этим? Вот она, перед тобой, твоя планета, а ты все бродишь по кораблю, как заблудившийся ребенок.
   - Мне для этого нужен, во-первых, комплект приборов,- отвечал я. Что мне нужно было «во-вторых», я не сказал, поскольку голос прозвучал не так, как мне хотелось. Я защищался. Это слишком.
   - Что толку от лишних данных? Тебе их не проанализировать и не использовать для изменения параметров.- Тут она повела со мной, как со своим коллегой, сугубо научный разговор. Видимо, Маргарита все же разглядела во мне планетолога.
   - Данные будут отправлены профессору Кокрейн в Кальтехе,- пустился я в объяснения.- И если она решит, что какие-то приборы надо сменить, ей достаточно будет сообщить об этом мне. Я произведу все необходимые изменения и измерения.
   - Как студент-стипендиат, обученный шимпанзе,- заключила Маргарита.
   Вот это укол.
   - Ну… Я и не только это могу, знаешь ли.
   - Например, что?
   - Я каждый день отсылаю сводки с новостями. Она насмешливо надула губы.
   - На это, конечно, уходит уйма времени. Минут десять…
   Как ни странно, я почувствовал вместо обиды закипающий во мне смех. Никогда не ощущал влечения к самокритике, но Маргарита задела меня откровенно и по делу.
   - Нет,- ответил я ей с усмешкой.- На это уходит добрых полчаса.
   Тут она подобрела, но только чуть-чуть.
   - Ну что ж, посмотрим. Допустим, даю тебе восемь часов на сон и полтора - на принятие пищи… остается четырнадцать часов в день нерабочего времени! Если бы у меня было четырнадцать свободных часов, я бы собрала новый комплект биосенсоров, которые нам понадобятся, как только мы опустимся в облака.
   - Так в чем проблема? Я могу помочь тебе,- предложил я.
   Похоже, она всерьез задумалась над моим предложением.
   - Хм… Ну-ну… А у тебя есть хотя бы зачаточные познания в биологии клеток?
   - Боюсь, что таковые отсутствуют.
   - А в спектроскопии? Сможешь отделить один из масс-спектрометров и перестроить его на чувствительность к органическим молекулам?
   Дурацкая, наверное, была у меня ухмылка.
   - Хм… но, может быть, у тебя есть какой-нибудь учебник по этому делу? Я понятливый, схватываю все на лету.
   Она ответила улыбкой.
   - Думаю, тебе все же лучше работать по своей специальности.
   - То есть заниматься планетарной физикой.
   - Да. Но только заниматься этим как-то поактивнее! Больше учиться.
   - Лучше ничего не придумаешь. Только сенсоры ничего нового не показывают, по сравнению с прошлыми измерениями, которые делали несколько лет назад.
   - Ты в этом уверен? А данные ты хорошо просматривал? И после этого ты хочешь убедить меня, что нет никаких принципиальных изменений? Никаких? Никаких аномалий, необъяснимых отклонений в поступающих данных?
   Прежде чем я успел придумать ответ, раздался голос Дюшамп. Он исходил из колонок над головой:
   - Мистер Хамфрис, радар засек странное свечение. Может быть, это потерпевшее аварию судно. Не могли бы вы пройти на капитанский мостик?
   РАЗВЕДКА БОЕМ
   Родригес уже пришел на мостик. Все три кресла, таким образом, оказались заняты, а места свободного оставалось слишком мало, чтобы втиснуться нам с Маргаритой. Она так и осталась у меня за спиной, в коридоре.
   Впрочем, она не много потеряла. На мостике было жарко и душно. Аппаратура работала на полном накале, все так и гудело. Я протиснулся на полкорпуса в незанятое пространство, которого оставалось ничтожно мало, и замер как вкопанный, потому что дальше двигаться оказалось некуда. Таким образом, я попал, можно сказать, в мышеловку.
   К тому же множество присутствующих подогревали обстановку, и казалось, подвешенный в воздухе топор мог свободно повиснуть в «потных испарениях».
   На главном экране перед командным креслом Дюшамп замерло изображение, полученное с радара: какие-то тени, посреди которых сияла яркая точка. Родригес приподнялся, рассматривая картину. На лбу его выступил пот.
   - Сомнений быть не может,- сказал он, показывая на изображение.- Это металл, спектральный анализ не может ошибаться.
   Я тоже уставился в пятнышко света.
   - А можно сделать разрешение повыше? По этой картинке вообще трудно что-либо понять.
   Прежде чем успела отозваться со своего места Риза, вступаясь в защиту связи, Дюшамп отрезала:
   - Увеличение на пределе. Это все, что можно увидеть. Тут вмешался Родригес:
   - Место соответствует предполагаемому местонахождению судна вашего брата. Больше ничего металлического в этом районе не обнаружено.
   - Придется спуститься ниже, чтобы рассмотреть получше,- заметила Дюшамп.- Зайти под облака и использовать оптические сенсоры вместо волновых.
   - Телескопы,- пробормотал я.
   - Вот именно.
   - А что это за сектор? - поинтересовалась Маргарита из-за моего плеча.
   - Афродита,- ответила ее мать.
   - Это высокогорный сектор, поднимающийся на высоту более двух километров над окружающими долинами,- заметил Родригес.
   - Значит, там, вероятно, прохладнее. Температура ниже. Дюшамп иронически улыбнулась.
   - Еще бы, прохладнее. Наземная температура что надо - четыреста по Цельсию.
   «Значит,- смекнул я,- в долине будут все четыреста пятьдесят».
   - А мы готовы ко входу в атмосферу? - спросил я.
   - Тепловой экран проверен,- отозвалась Дюшамп.- К запуску готов.
   - И от Фукса по-прежнему ни слова?
   - Он вошел в облачный слой два часа назад и находится на полпути к планете,- отозвалась с пульта связи Риза.- Я получила его координаты от МКА.
   - Значит, он не заметил место аварии? Дюшамп вновь покачала головой.
   - Если мы заметили, то он и подавно.
   - Однако он придерживается строго экваториального радиуса посадки,- продолжала Риза таким тоном, как будто заступалась за Фукса.- Скорее всего, он выйдет из облаков в том же секторе.
   Тут у меня заныли челюсти.
   - Прекрасно,- пробормотал я.- Тогда и нам лучше всего без промедления идти под облака.
   Дюшамп кивнула и дотронулась до кнопки на левом подлокотнике кресла.
   - Всей команде. Говорит капитан. Режим входа под облака. Готовность десять минут.- Подняв руку, она посмотрела на меня.- Просьба освободить мостик всем нерабочим членам экипажа.
   Я понял этот намек и попятился в коридор. Маргарите пришлось это сделать еще проворнее.
   - Ты куда теперь?
   - В свою «лабораторию». Хочу записать, как мы будем входить.
   - А как же автоматические сенсоры…
   - Они не запрограммированы на отслеживание органических молекул и прочих экзотических видов жизни. Кроме того, я хочу заснять все на видео. Тебе понравится: как раз для новостей.
   Я собрался было ответить, но тут почувствовал за спиной Родригеса.
   - Вас она тоже выдворила с мостика? Он усмехнулся.
   - Мой пост сейчас - возле пульта систем жизнеобеспечения.- Протиснувшись мимо, он поспешил вперед по коридору.
   Вот только у меня сейчас не было поста. Собственно говоря, согласно правилам, я должен немедленно забраться в кровать и ждать там, пока мы не откроем тепловой экран. Но мне не хотелось делать это.
   - А там найдется местечко для третьего человека, на вашем посту? - спросил я Родригеса.
   - Если вас не смущает духота и запахи пота,- бросил он через плечо.
   - Я принял душ сегодня утром,- проговорил я, едва поспевая за ним.
   - Ну что ж, попарьтесь, если желаете. Хотя на вашем месте я бы лучше прохлаждался в койке.
   Я так и встал на дыбы:
   - Премного благодарен за такую заботу, но мне не нужны поблажки.
   Родригес еще раз оглянулся через плечо.
   - Как скажете, босс. Хотите в парилку - будет вам и парилка.
   Спеша за ним следом по коридору, я спросил:
   - И как вы только уживаетесь с Дюшамп в одном флаконе?
   - Великолепно,- ответил он, не оглядываясь и не останавливаясь. В этот раз он даже не посмотрел в мою сторону.- Никаких проблем.
   Но что-то в голосе Родригеса показалось мне странным.
   - Вы уверены?
   - Мы сработались. Все в порядке.
   Странно, очень странно. Ответ, заготовленный заранее. Как будто шутка, припасенная для хозяина корабля.
   Мы прошли мимо крохотной лаборатории Маргариты. Напоминающая мехи аккордеона дверь была раздвинута, и я увидел девушку в тесной кабинке, склонившейся над видеокамерой размером с ладонь.
   - Вам бы лучше пристегнуться,- заметил Родригес.- Скоро будет болтанка, нас немножко потрясет.
   - Я ей помогу,- сразу поспешил я на помощь.- Вы идите, вице-капитан, я вас догоню. Идите…
   Родригес замешкался на секунду, но тут же кивнул.
   - Вам лучше вместе пристегнуться, на время входя в облака. Мне все равно, где вы будете находиться, но главное - чтобы все было в порядке. Понимаете?
   - Понимаем,- заверил его я. Дюшамп репетировала с нами эту процедуру пристегивания последние две недели, причем как минимум раз в день.
   - До входа в облако восемь минут,- объявил голос компьютера.
   Маргарита оторвалась от работы, чтобы взглянуть на меня.
   - Все. Видеокамера готова.
   Она оттерла меня в сторону, протиснувшись в коридор со своей камерой.
   - Ты идешь с Томом? - спросила она.
   - Шел,- ответил я.- Но, если ты не против, останусь с тобой.
   - Как хочешь, смотри сам.
   - Мне показалось, Родригес сам хотел оставить меня здесь.
   - Уверена, он не думал ничего плохого.
   - Не люблю, когда меня опекают,- настаивал я.
   - Том не такой.
   Мы дошли до «пузыря» - металлического полушария, входившего в основную часть гондолы. По сторонам располагались небольшие иллюминаторы из толстого затемненного кварца. Четыре вращающихся кресла с подголовниками были намертво привинчены к палубе.
   - Немного отсюда увидишь,- заметил я.- Сквозь такое затмение.
   Маргарита только улыбнулась в ответ и подошла к небольшой панельке перед простенком, чуть наклоненным вперед. Открыв его, она вставила камеру в углубление. Затем снова прикрыла панель. Замигали крошечные огоньки: два зеленых, один желтый. Прямо у меня на глазах желтый свет превратился в красный.
   - Что это? - спросил я в замешательстве.- Мне казалось, что я изучил каждый квадратный сантиметр в этой корзинке.
   - Этого не было в планах,- ответила Маргарита.- Я упросила Тома и мать, чтобы они позволили мне оборудовать специальную нишу. Нечто вроде воздушного шлюза, с наружным и внутренним люками.
   - И они позволили тебе продолбить корпус? - Я оказался просто шокирован.
   - Ничего особенного - обычная технологическая процедура. Том с Аки все проверили.
   Акира Сакамото был нашим техником по системам обеспечения: молодой, круглолицый, все время погруженный в себя до того, что иногда производил впечатление человека угрюмого, и настолько незаметный, что иногда казалось: его просто нет на борту.
   Я оказался просто потрясен:
   - А камера выходит в вакуум?
   Девушка кивнула, очевидно, довольная собой. - - Внешний люк открывается автоматически, как только закроется внутренний. Поэтому третья лампочка и вспыхнула красным.
   - Но почему мне никто не рассказал об этом?
   Нет, я не сердился, не подумайте. Просто я удивился, что все это делалось без моего ведома.
   - Все зафиксировано в бортовом журнале. Ты что, никогда его не читал? - Маргарита развернула винтовое кресло к порталу и опустилась.
   Я присел рядом.
   - А кто их читает, эти бортжурналы? Утомительная лабудень. Сплошные детали.
   - А вот Том от них просто в восторге.
   - Да ну? И когда же появилась эта запись о реконструкции?
   Она задумалась на секунду.
   - На позапрошлой неделе. Нет, пожалуй, в начале позапозапрошлой.- Нетерпеливо дернув головой, она сказа-
   ла: - Какая разница - когда бы это ни случилось, достаточно посмотреть в журнал, и там ты найдешь точную дату.
   Я уставился на девушку. Она лукаво улыбалась. Похоже, все это ее забавляло.
   - Ну я надраю… шею этому Родригесу,- пробормотал я. Такую фразу я часто слышал от отца, только вместо шеи в ней упоминалось другое место. Но естественно, я не мог произнести эту фразу в дамском присутствии. Вот уж не ожидал, что из меня такое вырвется вообще.
   - Не надо трогать Тома! - вдруг сорвалась Маргарита.- Переделку одобрила моя мама. Том делал лишь то, что я попросила и было одобрено капитаном.
   - До входа в облака шесть минут… - прозвучало автоматическое предупреждение.
   - Значит, ты просишь, твоя мама одобряет, а Родригес делает все без моего ведома.
   - Но это же сущий пустяк - такая… незначительная модификация.
   - Он должен был известить меня,- настаивал я.- Ничего себе пустяки - лишняя дырка в корпусе. Да он два раз должен был мне об этом напомнить.
   Лукавая улыбка вновь вернулась на ее лицо.
   - Не принимай все так близко к сердцу. Если Том с мамой одобрили, беспокоиться не о чем.
   Я понимал, что она права. Но проклятье - Родригес должен был известить меня. Ведь я владелец судна. Он не имел права ничего делать здесь без моего ведома и разрешения.
   Маргарита потянулась ко мне:
   - Будь попроще, Ван. Лети себе спокойно и получай положительные эмоции.
   Я заглянул ей в глаза. Они сияли, как полированный оникс. Внезапно я наклонился к ней, обнял за шею, привлек к себе и крепко поцеловал в губы.
   Она дернулась в сторону, в глазах ее блеснуло удивление и даже злоба.
   - Ну-ка, сбавь обороты,- приказала она. Я откинулся в кресле.
   - Я… просто хотел сказать, что ты страшно красива. К тебе прямо как магнитом тянет.
   Она посмотрела на меня.
   - То, что моя мать позволяет Тому спать с ней, еще не повод думать, что ты можешь уложить меня к себе в постель.
   Я замер как громом пораженный. Как будто меня по голове треснули кувалдой.
   - Что? Что ты сказала? Или мне послышалось?
   - Ты все прекрасно слышал.
   - Родригес - с твоей матерью? Раздражение в ее глазах слегка поутихло.
   - Ты что, взаправду ничего не знаешь?
   - Нет!
   - Они спят вместе. Я думала, всем на борту это уже давно известно.
   - Но не мне! - голос мой прозвучал, как крик мальчика, которому опять не дали любимой игрушки. Даже самому стало противно.
   Маргарита кивнула, и тут я заметил в ее лице ту желчность, что никогда не оставляла лица ее матери.
   - Еще с тех пор, как мы стартовали с земной орбиты. Так моя мамочка привыкла решать персональные проблемы.
   - Проблемы с персоналом или свои личные проблемы?
   - И то, и другое
   - …До входа в облака пять минут…
   - Сейчас нам лучше всего пристегнуться,- напомнила Маргарита.
   - Погоди,- попросил я.- Ты что, хочешь сказать, что она спит с Родригесом, чтобы замять то, что обошла его в последний момент, став капитаном? А его сделала своим помощником?
   Маргарита не ответила. Она сосредоточилась на пристегивании ремня, облегавшего ее плечи.
   - Так что же? - настаивал я.- Ты это имела в виду?
   - Ничего я не имела в виду,- отозвалась она.- Вижу, ты шокирован.
   - Я не шокирован!
   Она смотрела на меня секунду, показавшуюся мне бесконечностью, с необъяснимым выражением лица. Наконец она сказала:
   - Да, теперь я вижу, ты в самом деле не шокирован. Тебя этим не испугаешь.
   - Вообще-то я в курсе, что мужчины и женщины могут спать вместе,- сообщил я ей.
   - Ну, еще бы, ты, наверное, в этом деле не последний специалист. В отличие от планетологии и биологии.
   - Тут новая догадка озарила меня, так что я даже не обратил внимания на колкость.
   - Так вот почему ты на нее злишься?
   - Я не злюсь. Я не шокирована. И даже не удивлена. Единственное, что меня удивляет, так это то, как же можно жить в таком тесном месте, где людей, как в банке - сардин, и даже не догадываться о том, что здесь происходит.
   Приходилось признать, что правда на ее стороне. Я ходил по кораблю, как лунатик. Или, скорее, клоун. Шут гороховый. Быть хозяином судна и даже не догадываться, что на нем происходит.
   Я откинулся в кресле, ощущая себя полным дураком. Ковыряясь с ремнями безопасности, я старался не смотреть в сторону Маргариты.
   Она оглянулась на меня, посмотрев прямо в глаза.
   - Я не такая, Ван. Может быть, я - ее клон, но на этом наше сходство кончается. Не забывай об этом.
   - …До входа в облака четыре минуты…
 

ВХОД В ОБЛАКА

 
   На подходе к Венере в жарких плотных облаках, двигаясь в вязкой атмосфере чуть быстрее семи километров в секунду, «Гесперос» включил тормозные ракеты с точностью до миллисекунды, согласно программе снижения.
   Пристегнутый в кресле в пузыре наблюдения, я почувствовал, как вздрогнул корабль, точно кто-то ударил по тормозам гоночной машины.
   Я нагнулся вперед, насколько позволяли ремни безопасности. Через наклонный выгибающийся вперед иллюминатор я видел обод огромного теплового экрана, а за ним - мягкие пушистые облака золотисто-шафранного цвета, полностью укрывавшие пеленой планету.
   Кроме облаков, ничего не было видно. Облака напоминали морские волны с пенистыми гребешками. Казалось, мы погружаемся в бездонное море.
   Маргарита отвернулась, и я почти не видел ее лица, только краешек профиля. Она сидела напрягшись, вцепившись в подлокотники кресла. Не так чтобы сильно вцепившись, не до побелевших костяшек пальцев, но и расслабленной ее позу не назовешь.
   Что до меня, то я вцепился в кресло так, что от ногтей, наверное, останутся следы - свидетельство моего позора. «Боялся ли я?» - спросите вы. Не знаю. Мои нервы натянулись, как кабель, связывавший нас со старым «Третье-ном». Помню, что дышал я, как загнанный конь, но не помню, чтобы при этом шевелились, извивались, как обычно, точно змеи, внутренности в желудке.
   И тут что-то яркое блеснуло на краю теплового экрана, и внезапно мне захотелось оказаться на мостике, где по приборам можно понять, что происходит. Тем более, там оставалось свободное кресло и я мог затребовать его себе на весь полет.
   Корабль дернулся. Не жестко, но достаточно ощутимо. Более чем достаточно. Теперь сиял уже весь тепловой экран, обтекаемый потоками горячего газа. Пошли толчки по бокам корабля.
   - Подходим на максимальном «же»,- объявил голос Дюшамп над головой.
   - Максимальное «же»! Проверка,- отозвался Родригес со своего места в носу корабля.
   Вот теперь затрясло так затрясло. То, что было до этого, можно и не считать «болтанкой». Я забился в кресло, счастливый от того, что успел пристегнуться.
   - Максимальное аэродинамическое давление,- объявила Дюшамп.
   - Температура в передней секции превышает максимально рассчитанную,- голос Родригеса оставался спокойным, но от слов его меня точно током ударило.
   Расчеты делали с огромным запасом, напомнил я себе, пытаясь не заводиться. Лучше всего при этом, конечно, чтобы не мотало так, как будто корабль рассыпается на части. Тогда бы для спокойствия оставалось побольше оснований.
   Теперь в иллюминаторе вообще ничего нельзя было разглядеть. Только плотная стена раскаленных газов, точно в устье мартеновской или доменной печи. Я прищурился, но лучше не стало. Перед глазами все плыло. На миг я зажмурился. Когда я снова открыл глаза, взгляд прояснился, но не в иллюминаторе. Корабль трясло по-прежнему, словно руку долгожданного гостя.
   Маргарита все это время просидела не шелохнувшись. Она, как прикованная, наблюдала что-то. Интересно, что там могла показывать ее камера, или у нее уже давно расплавились линзы.
   Качка чуть поубавилась. Теперь можно было откинуть голову на подголовник кресла и не чувствовать себя, как новичок, которого молотит чемпион-каратист.
   Маргарита чуть обернулась, улыбнувшись мне. Я ответил слабой, вымученной улыбкой.
   - Ничего, вполне сносно,- пробормотал я с некоторым вызовом. При этом из моих легких вырвался едва различимый шепот, как из раздавленного пакета.
   - Думаю, худшее уже позади,- согласилась Маргарита.
   Как раз в этот момент состоялся самый грандиозный толчок за все это время, а следом за ним - взрыв, от которого меня бы точно выбросило из кресла, если бы я не был пристегнут. Понадобилась всего секунда, чтобы вспомнить, что это сработал тепловой экран, но за эту секунду я перекачал себе в кровь столько адреналина, сколько не успел выработать за всю свою предыдущую жизнь. Я оказался близок к истерике, давление у меня подскочило выше всякой планки.
   - Входим в облака! - закричала счастливая Маргарита.
   - Ускорение на одно деление,- прозвенел голос Дюшамп.
   - Тепловой экран сброшен,- отозвался Родригес.- Теперь мы - дирижабль.
   Я криво улыбнулся Маргарите и дотянулся до пряжки ремней безопасности. Мгновение я помедлил, и тут «Гесперос» тряхнуло, он завертелся, замотался как сумасшедший и получил такое ускорение, что меня вдавило в спинку кресла.
 

СВЕРХРОТАЦИЯ

 
   Твердое тело планеты может вращаться очень медленно, но верхние слои венерианской атмосферы, раскаленной Солнцем, создают потоки воздуха, которые и ветрами назвать язык не поворачивается. Они несутся со скоростью двести километров в час и более, облетая планету за несколько дней. Кстати, они чем-то схожи с земными морскими течениями, только куда больше и мощнее.
   Наш воздушный пузырек оказался во власти этих ветров, точно листок, захваченный ураганом. Двигатели за бортом гондолы мы использовали только для того, чтобы удержать судно в относительном равновесии, иначе за несколько часов сожгли бы все горючее. Бороться с такими ветрами бесполезно, по ним можно только скользить, пытаясь сделать это скольжение относительно спокойным.
   «Третьей», покоившийся вверху на безопасной стабильной орбите, мог, наверное, проследить наше движение и вычислить расположение дирижабля по нашему телеметрическому маяку. Этому имелись две причины: во-первых, приходилось держать постоянную связь для определения маршрута и скорости ветра сверхротации, причем «Гесперос» напоминал частичку сажи в продуваемом ветром тоннеле. Однако к тому времени, когда мы попали в плен сверхротации, «Третьей» не развернул еще всей системы спутников связи вокруг планеты. Пока что на связь по маяку уходило по полчаса, а на передачу более подробных данных и того больше - полдня.
   И если с нами что-нибудь случится, они узнают об этом лишь спустя как минимум десять часов.
   По счастью, единственной проблемой оказались несколько ушибленных конечностей. «Гесперос» нырял и крутился в турбулентных потоках. Он напоминал яхту, застигнутую штормом: его швыряло из стороны в стороны, и оставалось думать не о направлении, а о том, чтобы удержаться на ногах и не перевернуть корабль окончательно.
   Сначала, признаюсь, мне было не по себе. Никакими лекциями, видеофильмами и даже симуляциями виртуальной реальности к такому не подготовишь. Но через несколько часов я привык. Более-менее, худо-бедно, но привык.
   Большую часть этого времени я просидел в наблюдательном пузыре, в нашей обсерватории, устроенной на дирижабле, глядя, как мы пронзаем облачные вершины. Маргарита то и дело отлучалась в свою лабораторию. Мимо меня проходили члены экипажа, спотыкаясь и запинаясь друг о друга в коридоре, чертыхаясь всякий раз, когда корабль давал крен или делал очередной неожиданный скачок.
   Но вот Маргарита появилась на пороге с тяжелой на вид серой коробкой в руках.