Бояджиева Мила. Бегущая в зеркалах

   У себя в номере, сбросив на пол платье - она никогда уже не сможет его надеть, - Алиса, растерянная и обескураженная, никак не могла уснуть, дразня и бичуя свою гордость насмешками. "Что, старости испугалась, бедняга, спешишь ухватить что-нибудь с этого пиршественного стола? А вот и не досалось ничего! Другие расхватали", - подначивала себя Алиса, замечая, как по мере приближения утра, вместе с хмурым, дождливым рассветом, растет и ее злость.
   ...А в девять часов утра, поблекшая и хмурая, в наглухо застегнутом темно-сером жакете, она вышла из лифта, чтобы отправиться в выставочный центр. Похоже, что отель, утомленный ночной светской жизнью, еще спал. В холле было безлюдно. Свежеумытый дежурный в малиновой ливрее с удивлением пожелал ей доброго утра. Алиса не нашла в себе сил на ответный кивок и мрачно, зажав под мышкой сумку направилась к выходу.
   - Привет! Ух, как хотелось тебя увидеть. Я на колесах почти сутки, объехал всю Ломбардию, лично доставил нашей уважаемой ветеранше Коко Шанель корзину фиалок в номер... Пропустил прием. Не мог заснуть! Все думал, что тебя увел прямо из-под моего носа какой-нибудь пижон. Ну, теперь, держись! - Лукка крепко сжал алисино запястье, вопросительно заглядывая в глаза. - Не упущу. Пора пообедать еще "за вчера". Я, кажется, похудел от волнения, чуть брюки не сваливаются. Ты как?
   - Я ужасно проголодалась. По-моему, я не ела всю жизнь, - засмеялась Алиса, припомнив свое невероятное обжорство на банкете.
   3
   ...И началась, закрутилась эта история. "Обедали" в десять утра в маленьком приморском ресторанчике в местечке Фреджене, где Луку хорошо знали, а потому предоставили отдельную веранду и накрыли стол рыбными деликатесами подлинной свежести. С моря, казавшимся непривычно сумрачным, дул сырой, холодной ветер. На ветках апельсиновых деревьев покачивались необычайно яркие в это серое утро, крупные плоды.
   - Ну хватит с нас морской романтики, - Лукка захлопнул створки стеклянной стены. - Сквозит жутко. Да и апельсины, конечно, фальшивые. Я вовсе не хочу сегодня вечером заниматься градусниками и компрессами. Я хочу, чтобы ты была со мной веселой, здоровой и счастливой, - добавил он раздельно и внятно, подчеркивая каждый слог. - И поэтому слу
   шать не хочу ни о какой диете. Это все, -Лукка показал на покрытый явствами стол, - ты должна съесть немедленно.
   - Да уж знаю, что итальянцы любят полновесную "натуру". Достаточно посмотреть на тициановских красавиц. В наше время им пришлось бы лечиться у диетолога и сбросить по меньшей мере килограмм двадцать. Боюсь, что мне предстоит непереставая жевать месяца три, чтобы приблизиться к итальянскому идеалу женственности, - Алиса взяла у Лукки наполненную для нее тарелку. Ну что же - попробую!
   Рядом с этим малознакомым ей человеком Алиса почему-то чувствовала себя как за каменной стеной. Несмотря на дурашливую веселость школьника, в нем была основательность и надежность отца семейства, заботящегося о своем чаде. Укрытая его пиджаком, с толстым бутербродом, намазанным для нее Лукой двухэтажным слоем осетровой икры, под внимательным взглядом лучистых глаз, ловящим каждое ее желание, Алиса стала маленькой капризной девочкой, изводящей обожающего ее папа бесконечными капризами. Роли распределились сразу и оба исполнителя ими явно увлеклись.
   -Интересно, как такой урод может двигаться в воде? - спросила Алиса, указывая на лиловое чудище со щупальцами, распластавшееся в свежих листьях салата. Лукка на секунду удалился, а через несколько минут официанты внесли круглый аквариум, в котором, упруго отталкиваясь щупальцами и тараща через стекло бусины молящих о пощаде глаз, метался испуганный осьминог.
   - Как жаль его - совсем малыш, а ведь, наверное, скоро будет съеден. Японцы утверждают, что осьминоги не глупее собак и очень привязываются к людям. Теперь ни за что не стану это есть, - Алиса отодвинула подальше от себя блюдо. Лукка что-то коротко сказал официантам по-итальянски, махнув рукой в сторону пустынного пляжа, простирающегося под верандой.
   - Смотри - он будет жить, - Лукка указал жующим подбородком на море. На фоне сероватой гальки двигались две фигуры, подвязанные длинными белыми фартуками - они осторожно несли к воде стеклянный шар и, взобравшись на бетонный мол, выплеснули его содержимое в воду.
   - Теперь можешь есть спокойно. Твой дружок уже удирает восвояси. Он вырастет большой и добрый, а когда-нибудь спасет девочку-Алису, попавшую в кораблекрушение.
   - Ага, я поняла, ты сочиняешь сценарий для женских сериалов, поддела Алиса своего визави.
   - Угадала. Сочиняю, причем очень длинные и сентиментальные. - А вот тебе достаточно есть мороженное. Будет болеть горло. И не хныкать - я ведь могу и выпороть.
   ...Было уже три часа пополудни, когда они въехали в Ассизи, где Лукка намеревался показать Алисе нечто особенное.
   Старинный городок, выстроенный в средние века на высоком холме, венчал собор Франциска Ассизского, видный издалека. Когда запыхавшийся "альфа-ромео" вскарабкался по брусчатке узкой крутой улочки, в соборе кончилась служба и монахи в черных рясах, подпоясанных веревками по примеру св.Франциска, выходили из разных ворот. Алису удивили ясные румяные лица парней о чем-то оживленно беседующих.
   Путешественники вошли внутрь храма, в царившую там торжественную тишину, понизив голоса до шепота. В центральном нефе у потемневших каменных колонн светились в сумраке огромные букеты белых лилий. Служители-монахи с помощью специальных палок, увенчанных металлическими колпачками, гасили свечи в высоких металлических канделябрах.
   - Иди сюда, - Лукка потянул Алису в сторону. - Смотри, здесь сохранились фрески работы Джотто - гордость Ассизи. Роспись, покрывавшая стены, запечатлела евангельские сюжеты. Странно было думать, что кисть великого живописца касалась штукатурки пять веков назад.
   -А вот это - ты! Я сразу узнал, - Лукка подтолкнул Алису к "Благовещанию". Ангел с пальмовой ветвью преклонил колени перед удивленно и благостно взирающей женщиной с золотым сиянием над головой. Алиса уставилась на Марию, отыскивая в ее лице свои черты, а на нее, ожидая эффекта и торжествуя победу, смотрел этот странный итальянец, углядевший в утонченной парижанке джоттовскую Мадонну.
   Позже Лукка рассказал, как ребенком любил засыпать в комнате няни, где над кроватью с блестящими железными шишечками, рядом с деревянным распятьем, была приколота репродукция фрески. Мальчик подолгу смотрел на лицо Марии пока глаза не начинали слипаться, молясь, чтобы она явилась к нему во сне. Белое крахмальное кружевное покрывало пахло ванилью и воском, шершавые нянины ладони гладили волосы ребенка и он засыпал, но видел не ангела и Марию, а свою мать Изору - холодную и властную женщину, изредка навещавшую дом между постоянными европейскими турне. Изора имела красивое сопрано и это было главным в ее жизни и в жизни мужа - графа Бенцони.
   А лет с тринадцати Лукка, так и не нашедший в матери джоттовский идеал, начал искать его в своей невесте. И чуть было не встретил, женившись в восемнадцать на девятнадцатилетней дочери богатого заводчика, наезжавшего в Парму по весне, к сезону фиалок. Но Арманда, родив ему подряд троих сыновей, превратилась в толстозадую итальянскую матрону, озабоченную пеленками, кухней и доходами мужа. Вдобавок она хворала чем-то женским, объяснившим ее раздражительность, постоянное недовольство жизнью и частые истерики.
   Однажды рано утром, глядя на спящую жену, Лукка внезапно прозрел, спрашивая себя, как это остроносая женщина с крашенными в светлую паклю волосами и выражением постоянного брезгливого высокомерия на лице, могла напоминать ему ту, единственную.
   Он вывел из гаража "феррари" и жал на газ до тех пор, пока не остановился у Ассизского собора. Служка уже запирал ворота, но Лукка умолил впустить его на минуту - так необходимо было ему вновь увидеть свою Мадонну. А увидев, он понял, что ошибался целых десять лет, позволив злой колдунье медленно, исподволь вытеснить из его памяти образ кроткой возлюбленной.
   Лукка еще долго искал и не раз ошибался, пока не увидел в холле "Плазы" Алису.
   4
   Они бродили среди древних, будто выросших из каменных уступов домов, карабкались по узеньким улочкам, видели мощи св.Клары - сподвижницы и возлюбленной св.Франциска, спящей в прозрачном саркофаге, смотрели вниз с каменных стен, укреплявших город, в туманную мглу, растворявшую оливковые рощи у подножия холма - казалось, что маленький островок с домами и храмами парит в облачной выси над бренным грешным миром.
   В антикварных лавках, попадавшихся здесь на каждом шагу, пахло тленом и плесенью, а развалы вещей, попавших сюда неведом как и откуда, напоминали кладовые бальзаковских старьевщиков, прячущих среди хлама магический кристалл ацтеков или роковую шагреневую кожу. Разбуженные от межсезонной спячки продавцы, предлагали им все - от "подлинного" Микельанджело до настоящего деревянного арбалета - громоздкого сооружения, предназначенного для метания стрел, хотя было похоже, что его создатели думали не о сражениях, а о кухонном приборе, облегчающем шинкование капусты.
   - Смотри, это тебе, - протянул Лукка Алисе нитку тяжелых бус, когда они покинули одну из лавок. - Это настоящее венецианское стекло шестнадцатого века - забытый секрет старых умельцев. Каждая бусина от большой до самой маленькой слеплена из мельчайших обрезков многослойных стеклянных трубок. Скатывали такой "рулет" из разноцветных пластов, резали на кусочки, а кусочки склеивали в "пироженное". - Вот какие кулинарные ассоциации. - Лукка перевел дух от обилия тяжелых французских слов. Алиса с удовольствием перебирала узорчатые бусины, любуясь разнообразием орнамента .
   - Когда же ты успел их высмотреть? - удивилась она.
   - Ловко отвлек твое внимание гоббеленом с козочками, заверив, что это подлинная флорентийская вышивка, а тебе понадобилось целых пять минут, дорогая моя художница, чтобы заподозрить надувательство= торжествова Лукка.
   ...В маленькой гостинице, разместившейся в уединенном особняке эпохи чипквиченто, они представились как супруги Борджоми. Именно так, утверждала Алиса, именуется целебный кавказский источник, известный в России. Хозяин, обрадованный появлением гостей в мертвый сезон лично провел "молодоженов" на третий этаж и торжественно распахнул двери "аппартоменто". Здесь была только одна комната, зато очень большая и полукруглая, обнесенная по периметру колоннами, а весь центр ее занимала "королевская" кровать на возвышении под балдахином, поддерживаемым витыми консолями. Хозяин, заметив реакцию опешивших гостей, быстро затороторил, широким жестом приглашая их войти:
   - Уверяю вас, сеньора, что эту комнату занимал сам президент Швеции, путешествуя по Италии. Именно здесь сохранилась подлинная обстановка. Вы же видите эти колонны! Настоящий мрамор, а не какая-нибудь пресованная крошка. А обивка стен и штоф над постелью - точная копия спальни виллы Боргезе - вы конечно узнали эти золотые лилии по пунцовому полю? - И, видя, что "молодожены" не возражают, хозяин поторопился удалиться, радостно доложив:
   - Ужин будет через полчаса, а ваш багаж поднимут сейчас же!
   - Багажа нет, а к ужину принесите побольшео цветов, - распорядился Лукка и умоляюще посмотрел на смеющуюся Алису. - Боже, в детстве я видел однажды в опере, где пела мама, как такой балдахин рухнул, когда мавр начал душить Дездемону. С тех пор я предпочитал скромную нянину кроватку своей пышной детской - у меня развилась, наверное, балдахиноробия. Но Алиса уже хохотала, обрадованная комичности пышных декораций.
   - Решено - остаемся здесь! Ты же не станешь меня душить. И вообще не прикасайся к историческому штофу, иначе мы погибнем под лавинами пыли. Но какой вид из окон - мы висим прямо над бездной!
   Высокая стеклянная дверь распахивалась на круглый балкончик, под которым мокли в мелкой дождевой мороси оливковые деревца, круто спускавшиеся по откосу вниз в туманное, тающее в сумраке облако.
   - Меня интересует, есть ли в этом музее канализация, - Лукка толкнул дверь в углу, задрапированную под стенные обои. - О, здесь-то как раз все обставлено по-королевски! Иди-ка, взгляни. - поманил он Алису.
   Ванная комната была размером чуть ли не в спальню, только центр ее занимала огромная мраморная ванна, поставленная на бронзовые львиные лапы, а над нею располагалась система позолоченных душей, кранов и рычагов явно антикварного происхождения. Унитаз, причудливых очертаний, скорее напоминавший надгробную мраморную урну, был стыдливо развернут "спиной" к ванне и "лицом" к огромному окну, скрытому ветвями густой туи.
   - Ого, я такой царственный экземпляр еще не встречала, - Алиса рассматривала "львиные" ножки унитаза, обитую бархатом спинку и мраморные ступеньки, на которые это чудо сантехники было вознесено. - Наш хозяин наверняка может рассказать с чьего трона скопирован этот шедевр. Не иначе, чем царицы Клеопатры.
   Они все еще хохотали в ванной, когда увидели прыщавого коридорного, стыдливо замешкавшегося у двери с огромным букетом мокрых оранжевых календул, несомненно, только что срезанных в саду.
   - Ставьте сюда и сюда, - скомандовал Лукка, указывая на тумбочки у изголовья ложа. А потом на тележке прикатили ужин, дымящийся в дюжине каких-то супниц, соусниц, блюд. По всей видимости появление "молодоженов" в пустующем в межсезонье отельчике, произвело переполох.
   - В столь поздний час спагетти и жаренный барашек! А сколько сыра и зелени! И это на родине святого Франциска, проповедовавшего простоту и воздержание, - притворно засомневалась Алиса.
   - Отдавать нищим ничего не будем. Грешить так грешить, - Наполнив бокалы Лукка поднялся:
   - Алиса, несколько серьезных слов для тебя. Может быть это даже клятва... Я клянусь именем той, чей образ мы видели сегодня и на кого ты удивительно похожа, клянусь, что на коленях просил бы тебя стать моей женой. Клянусь, что не могу сейчас сделать это и что буду жить ради того дня, когда моя клятва сможет осуществиться. Ты - моя женщина, Алиса, mia d'oro bambini.
   К утру Алиса была уверена, что Лукка - единственный мужчина и что жизнь ее специально делала такие странные загадочные виражи, чтобы подвести к этому моменту, к этой встрече. Все прояснилось и заняло свои места. Высшие силы не издевались, они учили ее любить, любить по-настоящему, и готовили приз за безропотное терпение.
   Луку уже исполнилось тридцать семь, но он совсем не преувеличивал, уверяя, что за последние двадцать лет не прибавил в весе ни унции.
   - Если только за счет этой шерсти. Потянет, наверное, килограмма на два, - усмехнулся он, вороша кудрявые завиткиы на своей груди. -Я тебе еще не сказал, стеснялся, что и Микельанджело лепил своего Давида с моего предка. Впрочем, это сразу заметно. - Лукка принял скульптурную позу, облакотившись на каминную полку и скрестив кривоватые ноги. Алиса восторженно захлопала в ладоши. Лукка действительно казался ей совершенством, хотя вовсе и не был красив, скорее обаятелен и, несомненно, наделен мужской привлекательностью. В занятиях любовью он был также непосредственен и увлечен, так же заботлив и неуклюже нежен, как и во всем, к чему бы он не прикасался.
   Своим бойким французским Лукка был обязан прежде всего матери, имевшей гальских предков и культивировавшей в доме французское воспитание. А вот голубые глаза сына черноглазые родители предпочитали не замечать, поскольку они служили подтверждением тайных домыслов: поговаривали, что в беременности певицы виновен вовсе не граф Бенцони, а норвежский тенор, певшему с ней в тот сезон "Травиату".
   Может быть, от матери, умершей в тридцать пять лет, так мало успевшей дать своему единственному сыну, унаследовал питомец мрачного дома Бенцони веселый нрав и страсть к лицедейству. Он всегда любил дурачитьсяить, а сейчас ему особенно нравилось то, что Алиса слету подхватывала предложенную игру.
   ...Алиса нежилась в огромной ванне, когда двери распахнулись и возникла фигура "красной рабыни", прибывшей для "омовения Клеопатры". Бедра Луки были повязаны ярким полотенцем, а красный томатный соус, намазанный на щеки, лоб и подбородок, капал прямо на Алисин бюстгалтер, прикрывавший грудь "рабыни".
   - С ума сошел! У меня же с собой нет других вещей, - испуганно взвизгнула Алиса.
   - Это часть туалета госпоже совсем не нужна. У нас в Египте такое не носят, - "рабыня" сняла бюстгалтер и брезгливо подняла его над унитазом. Сейчас свершится ритуальная казнь преступника в жерле вулкана. Он приговаривается к смерти за сокрытие красоты! - И преждед, чем Алиса успела что-либо произнести, ее белье исчезло в водовороте.
   - Теперь ваша преданная рабыня приступает к омовению своей повелительницы при помощи вот этого чудесного растения, - "рабыня" приблизилась к "Клеопатре" с мочалкой из какого-то огурцеобразного войлока.
   - Смотри, прекраснейшая, - что за удивительную вещь мне удалось откопать! Только в нашей итальянской глуши еще используют это высушенное растение вместо губки. И знаешь - моет замечательно. Я лично мыл своих старших сыновей до двенадцати лет, когда мы посещали термы. Старшему сейчас шестнадцать и он уже давно не нуждается в моих банных услугах. - Лукка полил мочалку шампунем. - Тебя, наверное, мама купала в последний раз лет пятнадцать лет назад, и с тех пор ты доверяешь свой туалет только квалифицированной массажистке. Можешь их разогнать. С сегодняшнего дня - у тебя личный банщик с большим стажем.
   - Вовсе и не угадал, - Алиса подставила спину. - Купала еня не мама, а няня Веруся. И к массажистке я не хожу...
   - Да, тебе в самом деле не нужны никакие массажистки. Ты - само совершенство - особенно вот так! - Лукка засмотрелся на Алису, стоящую на балконе в его белой рубашке, лохматую и босую. - Сейчас же иди под одеяло и признайся: чертовски приятно иметь такие ноги! Они за версту так и вопят: "Я - классная девчонка!".
   - Ноги я предпочитаю не демонстрировать - не балерина. И "девчонке" уже стукнуло тридцать!" - вздохнула Алиса.
   - А я-то подумал вначале, что ты моя ровесница. Эти серые длинные платья, прическа классной дамы... Конечно, такая маскировка очень гуманна по отношению к посторонним мужчинам. Для них ты должна скрывать соблазн. Но для меня - ты будешь всегда постоянным искушением, даже в девяносто лет. Знаешь, таким рыжим зверьком, который заманивает в гущу, мелькая своим пушистым золотым хвостом, - Лукка собрал в горсть длинные волосы Алисы.
   - Знаю, знаю! А вот знаешь ли ты, что мое имя по-русски звучит как название этого зверя, только надо поставить ударение в конце: лиса.
   -Лиса-а-а... - обрадовался Лукка, - Ты - моя Лиса!
   ...До вечера "молодожены" провалялись в "королевской" постели, оказавшейся очень крепкой несмотря на свой возраст и иллюзию театральной бутафории. Они торопились рассказать друг другу как можно больше о себе, интуитивно отбирая детали и формируя именно тот образ, который должен был стать теперь для каждого из них настоящим.
   А когда каминные часы гулко пробили пять раз, двери отворились и коридорный внес целый чан, наполненнный фиалками. Отпустив получившего вознаграждение парня, Лукка сдернул с Алисы одеяло и вывалил на нее гору мокрых, прохладных цветов.
   - Поздравляю! У нас с тобой юбилей. Мы знакомы уже сорок восемь часов и денадцать из них - - "молодожены"!
   А еще через час они неслись по автостраде "Солнце" в Рим, торопясь к парижскому рейсу.
   - Мы могли бы и не забирать твой чемодан в "Плазе", эти вещи тебе все равно больше не понадобятся, - категорически постановил Лукка. И если бы не документы и закупочные образцы, оставшиеся в номере, Алиса так и вернулась бы в Париж почти Евой - в единственном костюме, надетом на голое тело, стеклянных бусах и простоволосой - Лукка запретил закалывать шпильками "лисий хвост".
   В самолете Алиса отмалчивалась, пропуская мимо ушей вопросы изумленной Анни, и дремала не расставаясь со счастливой, спокойной улыбкой.
   5
   В Париже она прежде всего отправилась по магазинам. С подачи юной английской манекенщицы на улицы выплеснулся "стиль Твигги" - все были молоды, гибки, сексуальны, сверкая смело открытыми коленями (независимо от достоинства ног), подведенными черной тушью глазами несовершеннолетних грешниц и щеголяли наивным легкомыслием девочки-подростка.
   Алиса приобрела новый гардероб - от тонких обтягивающих свитеров до шубки-колокол из мягкого синтетического "леопарда". Она не могла бы и помыслить неделю назад, что оденет эти вызывающие сапоги на толстой "платформе", туго обтягивающие икры блестящим мягким лаком.
   Дома, примерив доставленными посыльными вещи, Алиса была разочарована - новый имидж не складывался. Начинать, видимо, надо было сверху.
   В парикмахерском салоне "Ланвен" мадмуазель Грави никогда не появлялась: косметикой она почти не пользовалась, а волосы отпускала в свободный рост, слегка подравнивая концы.
   Теперь, сидя в удобном кресле перед огромным трюмо, позволяющим менять ракурсы, Алиса видела застывшего за спиной с расческой наготове мастера и медлила с решением.
   - Что пожелает мадмуазель? - наконец поинтересовался "маэстро", похожий скорее на мечтательного скрипача, чем на шельмоватого Фигаро.
   - Мадмуазель желает стать молодой и привлекательной. Ну знаете "искристой"! - сформулировала задачу Алиса. - Алиса вытащила шпильки и тряхнула головой - шелковистые волны охотно расспылаись, закрыв ее до пояса.
   Мастер отступил на шаг и замер, задумчиво изучая материал.
   - Нет, Твигги мы из Вас делать не будем. Знаете - ведь у вас редкая индивидуальность - этакая солнечная, женственная классика. Итальянский ренессанс. Причем вы не "мальчик-паж" Караваджо, а скорее "Весна" Ботичелли.
   Алиса рассмеялась:
   - Похоже, мне никак не вырватся из круга художественных ассоциаций в наше реальное современное пространство. Парикмахер сделал несколько пассов, перемещая над головой Алисы золотистые пряди и подвел итог:
   - Мы немного подппортим вашу деловую репутацию: уберем святость и подбавим задорного легкомыслия. И уж, конечно, - оставим Вам основной "капитал". Такие волосы нынче редкость.
   Алиса опустила веки, слыша как порхают над ее головой щелкающие ножницы, чувствуя прикосновения расчески, поглаживания щетки и, наконец, теплое дуновение фена.
   - Новый портрет готов. Я бы назвал его "Бриджитт Бордо позирует Ботичелли". - Мастер сдернул с плеч Алисы накидку и отступил, предостави клиентке полный обзор в зеркале.
   То, что увидела Алиса, ей очень понравилось: эта юная Луккавая кокетка, по-видимому, не прибегала к искусственным ухищрениям, волосы выглядели абсолютно естественно, густая растрепанная челка неровными прядями падала до бровей, а масса косматых завитков, будто взъерошенная ветром, опустилась на плечи и спину, достигая лопаток.
   - Мадмуазель совсем не надо заботиться о такой прическе. Волосы вьются от природы, а специальная стрижка сохранит это впечатление растрепанности. Если же Вам понадобиться выглядеть торжественно - поднимите все пряди высоко на затылок. Пусть будет коса, валик или "хвост" и капризный взгляд из-под челки. - Любовался полученным эффектом мастер.
   - Отлично! Это мне как раз подходит. Теперь к новому "парику" надо делать другое лицо, - задумалась Алиса.
   - Сегодня "лицо" - это прежде всего глаза и губы. Вы можете воспользоваться услугами нашего дизайнера= - предложил мастер, но увидев отрицательную реакцию Алисы, добавил: - Женщина со вкусом, конечном, лучше знает себя и сумеет найти грим. Я рекомендую вам как можно темнее у глаз, и светлее губы.
   ... Алиса воспользовалась советом маэстро и, сидя дома перед туалетным столиком, покрыла губы помадой светлого тона и почти гротескно увеличила серыми тенями глаза. Она вопросительно вглядывалась в незнакомое лицо, улыбающееся ей из зеркала - "Кто ты, Лиса? Что-то ждет тебя d'oro bambina?"
   Алиса не могла скрыть перемен, происшедших с ней и не хотела Золушка превратилась в Принцессу, а Лиса, лихо закинув ногу на ногу, так что узкая "мини" вздернулась, плюхнулась в кресло перед Александрой Сергеевной и заявила:
   - Бабуля, я влюбилась! Конечно же, он всех на свете...
   Александра Сергеевна оторопела, она так ждала и так боялась этих слов. Облик внучки приводил в смятение - бабушка слышала позывные, предвещающие приближение нового противника. Неужели ее бедную девочку ждет еще одно потрясение?
   Алиса же, уже другая, оживленно-приподнятая, будто танцующая, ждала звонка из Пармы. День, два, три. Через неделю она почувствовала, что новая внешность ее тяготи: раздражают пряди, падающие на лоб, помада, а кружевные колготки вызывают брезгливую неприязнь, словно от чужого белья.
   "Спектакль окончен, уважаемая публика", - Алиса с трудом зачесала назад выстриженные пряди и сколола на затылке пучок. Облачившись в привычный костюм-джерси цвета маренго и темное твидовое пальто - новая леопардовая шубка была слишком вызывающей-, выскочила на улицу. И тут же за ее спиной взвизнули тормоза. Она в испуге оглянулась - сквозь моросящий снежный дождик, подхватив дорожную сумку, к ней мчался Лукка.
   У себя в гостиной, разжав, наконец объятия и включив полный свет, Алиса увидела, как он изменился: глаза ввалились, нос заострился, а на смешливлые морщинки лег пыльный налет усталости. Это был человек, прошедший через трудности и что-то переживший.