Бойл Элизабет. Ночь страсти

   — Мадам Сент-Антуан, вы не будете возражать, если мы осмотрим вашу каюту?
   Вопрос был задан как бы мимоходом, но Джорджи почувствовала, что ее вновь прощупывают.
   Черт бы побрал этого человека, похоже, он никому не доверял.
   — Это необходимо? — спросила она, решив не высказывать полного и немедленного согласия. — Не вижу, как что-то можно было спрятать в моей каюте без моего ведома.
   — А ваша служанка? Джорджи рассмеялась:
   — Моя служанка? Она ни за что не станет помогать англичанам. Бедняжка живет в страхе все время, что мы находимся на борту. — Джорджи покачала головой. — Невежественная девчонка полагает, что у всех англичан — хвосты как у дьявола.
   Бертран засмеялся, но она заметила, что Мандевилл не оценил ее юмора.
   — А что вы ищете? — поинтересовалась она. — Может быть, я смогу помочь?
   — Вас это не касается, — заявил Мандевилл.
   — Если ваши люди собираются рыться в моей одежде и личных вещах, думаю, это дает мне право проявить интерес.
   — Ха-ха, — засмеялся Бертран. — Мадам палец в рот не клади, Мандевилл.
   — Мы не потревожим ваш личный гардероб, — холодно заявил Мандевилл. — Мы ищем тайник, пустое пространство в стенах, где могут быть спрятаны бумаги или судовой журнал.
   — Как здесь все запутано, — вздохнула Джорджи. — Если вы думаете, что сможете что-то найти, пожалуйста, обыщите мою каюту, хотя сомневаюсь, что вы многое обнаружите. За исключением, может быть, грязных пеленок, — добавила она со смехом.
   — Рейф? — прошептала Кит, когда вышла на палубу. — Рейф? Где вы? — Она держала на руках Хлою, старалась прилежно играть роль няни, раздумывая между тем, куда мог запропаститься Рейф Данверс. Прежде всего она проверила трюм с бренди, но там его не оказалось.
   Когда Джорджи, французский капитан и незнакомец в черном плаще вошли в их каюту, Джорджи протянула сестре Хлою и предложила прогуляться по палубе, пока джентльмены будут обыскивать их комнату.
   Кит знала, что подразумевала под этим Джорджи. Если они обнаружат бумаги, которые украла ее старшая сестра, они с Хлоей и Рейф должны будут сесть в лодку и постараться улизнуть. Но не могла же она убежать без Рейфа! О дьявол, где же он?
   — Рейф? — снова прошептала она, бродя вдоль линии лодок, закрепленных на палубе.
   — Кит? — раздалось в ответ. — Сейчас безопасно вылезти?
   Оглядев малолюдный на данный момент корабль, она сказала:
   — Да. Только оставайтесь в тени.
   Она присела на бочку, а Хлою устроила в кольце каната. Демонстративно открыв свой альбом для эскизов, Она делала вид, что просто заканчивает рисунок при свете висящей поблизости лампы.
   — Лодка готова? — прошептала она. Он кивнул.
   — Я перерезал все канаты. Мы сможем спустить эту лодку на воду в считанные секунды, — похвастался он, похлопывая лодку рядом с собой.
   Кит бросила взгляд в сторону люка, ведущего к каютам.
   — Она нам может понадобиться.
   — Почему? Что случилось? — взволнованно спросил юноша.
   — Они обыскивают нашу каюту.
   Из темноты донесся глубокий вздох.
   — Они найдут бумаги Колина?
   Кит помотала головой, легко прикасаясь к листу угольным карандашом:
   — Сомневаюсь. — Она наклонилась вперед. — Вам следовало бы оставаться там, где вас спрятали. Если Джорджи обнаружит, что вы слоняетесь по кораблю и можете попасться в руки французов, невозможно описать, как она будет рассержена.
   Рейф выглянул из своего укрытия.
   — Я не собираюсь оставлять дело спасения корабля в руках двух женщин.
   Кит подавила улыбку при этом всплеске мужской гордости. Они с Джорджи прекрасно справились бы с французами, но было приятно иметь рядом будущего героя.
   Особенно такого красивого.
   Он ходил взад и вперед по тесному пространству, которое скрывало его из виду.
   — Я должен что-то делать.
   — Вы и делаете, — отозвалась Кит. — Позируете мне. — Она протянула ему альбом, чтобы продемонстрировать сходство рисунка с оригиналом.
   — Послушайте, это отлично! — тихо воскликнул он. — Вы очень талантливы.
   Кит отмахнулась от похвалы, но ее согрел комплимент юноши.
   — Здесь много всего другого, — сказала она, листая альбом и показывая ему свои любимые рисунки.
   Рейф подошел ближе, выбравшись из своего укромного уголка, настолько близко, что девушка ощутила его дыхание.
   Несмотря на выпавшие на их долю недавние приключения и путешествия, а также на привольное житье в Пензансе, Кит чувствовала, что в ее жизни недоставало только одного — любовного романа. Теперь Рейф Данверс приоткрыл для нее этот мир.
   Он протянул руку поверх ее плеча, чтобы указать на портрет Джорджи, который она недавно сделала.
   — Ваша сестра здесь как живая. По этому рисунку я сразу узнал бы ее. — Рука Рейфа легла на ее плечо, и он нежно сжал его.
   Кит улыбнулась. Она знала, что добилась поразительного сходства, но ей было приятно услышать это из чужих уст. И все же гораздо приятнее, чем похвала, были его прикосновения, и ее сердце застучало от тайной радости.
   Если бы только у нее хватило смелости оглянуться через плечо, она оказалась бы лицом к лицу с Рейфом, и он поцеловал бы ее…
   Если она только отважится! А почему бы и нет? Она повернула голову и увидела, что он пристально смотрит на нее, а его темные глаза горят теплым светом. Рейф, должно быть, прочитал молчаливое согласие в ее глазах потому что понадобилось лишь мгновение, чтобы он прижался к ее губам — нежно, бережно, осторожно.
   Кит показалось, что ее перенесли на небеса.
   Но ее первый в жизни поцелуй оказался очень коротким. Их внимание привлекли голоса на палубе, и они отпрянули друг от друга. Рейф нырнул в тень, а Кит начала торопливо приводить себя в порядок, уронив при этом альбом для рисунков.
   — Кэтлин? — позвала Джорджи. — Кэтлин? Где ты? — рядом с Джорджи стояли французский капитан и таинственный незнакомец.
   Кит подхватила Хлою и бросилась вперед, оставив Рей-фа в его укрытии.
   — Я здесь. — Забыв о драгоценном альбоме, она побежала через палубу к сестре.
   — Ах вот она, — сказала Джорджи капитану. — Теперь, если джентльмены извинят меня, я собираюсь отдохнуть. Это был тяжелый день для всех нас. — Она сделала реверанс. — И еще раз глубочайшая благодарность за то, что спасли нас от этого английского пса. — Она величественно проследовала до лестницы, ведущей вниз. — Пойдем, Кэтлин.
   Когда Кит проходила мимо человека, которого Джорджи назвала Мандевиллом, она споткнулась. Он протянул руку и поддержал ее, причем его хватка была поистине мертвой.
   — Осторожно, мадемуазель, — произнес он. — Вы несете драгоценный груз.
   — Да, месье, — пробормотала она, подняв на него глаза, В эту секунду она получила все. что ей требовалось.
   Одного взгляда на лицо этого человека было достаточно, чтобы оно отпечаталось у нее в памяти. И при первой возможности она перенесет его на бумагу.
   На бумагу… О нет, ее альбом для зарисовок!
   Кит оглянулась на тень, где он, вероятнее всего, остался. Но она не могла вернуться назад, не привлекая внимания к тайному убежищу Рейфа, она понимала, что должна будет вернуться за ним позже или хуже того, ждать до утра, чтобы подобрать альбом.
   Она подавила страх, уговаривая себя, что никого не заинтересует ее бумагомарание.
   Колин сидел, привалившись к стене возле двери в трюм. Хотя все тело саднило и ныло, его беспокоили и волновали не ушибленные ребра и заплывшее от побоев лицо, а возложенная на него миссия, потерянный брат и одна женщина.
   Джорджи.
   Что она задумала? Последние несколько часов он провел, тщетно пытаясь определить меру ее вины, и получил гораздо больше вопросов, чем ответов. Она могла легко выдать их в первые же часы, но, судя по всему, не сделала этого.
   Это он знал наверняка — по стуку и топоту, раздававшимся на «Сибарисе», французы все еще искали документы, добытые Пиммом.
   Вне всякого сомнения, бумаги находились у нее.
   И когда ее спросили относительно личности Пимма, она солгала и даже добавила в подтверждение их выдумки, что он — судовой врач и лечил ее ребенка.
   Все это не имело смысла. Если бы Джорджи была французским агентом, она давно бы передала эти бесценные бумаги и в мгновение ока покинула разбитый «Сибарис».
   А она все еще оставалась здесь. Он что, ошибался относительно ее?
   Он покачал раскалывавшейся от боли головой. — Колин? Колин? Ты здесь? — позвал его голос через решетку в двери.
   Он сел, стараясь держаться прямо.
   — Рейф? — тихо отозвался он, боясь разбудить уснувшего на посту стражника.
   Колин испытал некоторое облегчение — одним страхом стало меньше. Брата не было среди тех, кого бросили в трюм, это могло означать только одно… Колин даже в мыслях не хотел допустить, что младший брат считался бы среди пропавших. Теперь его голос взбодрил Колина, как глоток хорошего вина.
   — Ты, пострел, где ты прятался все это время?
   — В потайном трюме, в компании с запасом доброго бренди.
   — Бренди? — послышался голос Ливетта. — На корабле потайной склад с бренди? Кэп, вы утаили от меня бренди?
   — Забудьте про бренди, Ливетт, — сказал ему Колин. Он посмотрел через решетку. — Как ты нашел этот тайник?
   — Джорджи велела Кит отвести меня туда, когда французы начали подниматься на борт «Сибариса», чтобы меня не поймали.
   — Кит?
   — Сестра Джорджи, — пояснил Рейф. — Ее полное имя — Кэтлин, Кэтлин Аскот. Но все зовут ее Кит. Ей четырнадцать. — Он поиграл бровями.
   Колину хотелось застонать. Хватало уже и того, что его брат страстно жаждал приключений, теперь же он открывал для себя женщин.
   — А она знает, что тебе только двенадцать?
   Колин отрицательно помотал головой и хитро улыбнулся:
   — Я сказал ей, что мне пятнадцать.
   — Когда я выберусь отсюда, я постараюсь, чтобы она поскорее узнала правду, — пообещал Колин. Ему следовало бы прислушаться к словам Джорджи и подавить начинающийся роман в зародыше.
   Ему следовало прислушаться к словам Джорджи. В этом и заключалась вся ирония положения, если таковая существовала. Несколько часов назад он поставил бы на кон «Сибарио, утверждая, что Джорджи — французская шпионка, а теперь эта женщина рисковала жизнью, чтобы спасти его брата.
   Как ни ломай голову, он не знал, что и думать.
   Его успокаивала только мысль, что Джорджи не больше, чем ему, удалось обуздать его брата. Что Рейф, черт побери, думал, разгуливая по кораблю, находящемуся под контролем французов?
   — Почему ты по-прежнему не прячешься? — Калин взглянул на спящего стражника. — Если они поймают тебя сейчас, то вряд ли запрут вместе с нами. Они, вероятнее всего, просто застрелят тебя и бросят за борт.
   Рейф нахмурился.
   — Пока они еще не поймали меня. — Он выпятил грудь. — Я думал, ты будешь рад, что я на свободе. Я пришел спасти тебя.
   Но Колин отнюдь не казался потрясенным.
   — И как ты собираешься это сделать? Рейф огляделся вокруг.
   — Замок на двери очень крепкий, — сообщил Коли! брату. — Даже Пимм не смог с ним справиться.
   — Я могу взломать дверь с помощью топора, — предложил Рейф.
   Колин кивнул в сторону спящего стражника:
   — Тебе не кажется, что это может разбудить его? Рейф снова нахмурился — на этот раз от раздражения, что ему не пришла в голову ни одна разумная идея.
   — Полагаю, тебе придется дождаться Джорджи. — Рейф понимал, что потерпел полное поражение, взвалив освобождение пленников на женщину.
   Колин несколько смягчил его разочарование.
   — Сомневаюсь, что Джорджи справится с этим. Рейф покачал головой:
   — Кит говорит, что Джорджи освободит тебя в считанные минуты. По тому, как хорошо они знают корабль, мне кажется, что если и есть шанс изгнать французов с» Сибариса» — так это именно их дело.
   — Почему ты решил, что они так хорошо знают корабль? — спросил Колин. Несколько раз у него и раньше возникало чувство, что сестры не впервые взошли на этот корабль.
   — Леди, которая их воспитала, была миссис Тафт, жена капитана Тафта. Предполагаю, что он владел этой калошей до тебя.
   Колин отказался от того, чтобы поправить своего брата, новичка в морском деле, и сообщить ему, что «Сибарис» — не калоша, а отличное судно, поскольку информация Рейфа объясняла, каким образом Джорджи знала о тайнике в его каюте.
   — Миссис Тафт взяла девочек Аскот на воспитание после того, как их родители умерли и… — говорил Рейф.
   В тот же момент Пимм, который дремал на полу, устремился вперед. Он оттеснил Колина и просунул нос в решетку.
   — Аскот? Ты сказал — Аскот?
   Стражник зашевелился, и все замерли. Через некоторое время мужчина снова захрапел, сначала тихо, затем во всю мощь.
   Пимм глубоко вздохнул и повторил вопрос, на этот раз тихо:
   — Ты сказал — Аскот?
   — Да. Джорджиана и Кэтлин Аскот.
   Пимм с побледневшим лицом отступил от двери, он дрожал всем телом.
   — Аскот. Неправда. Этого просто не может быть. — Он вернулся на свое место, качая головой. — Аскот! Как это я не догадался? — Он снова подошел к окну и, просунув руку через решетку, поймал Рейфа за воротник. — Так говори же! Что она задумала?
   Прежде чем парнишка смог ответить, Колин схватил Пимма за плечо и освободил от него Рейфа.
   — В чем дело, Пимм? Кто они, черт побери? французские агенты?
   — Французские? Чушь! Они — Аскоты, — произнес он с такой почтительностью, что можно было подумать будто он говорил о членах королевской семьи. — Я ведь заметил что-то особенное в них. Мне следовало бы узнать их… Удивляюсь, что старшая не помнит меня. Да, но это было темной ночью и очень давно. — Пимм покачал головой. — Джорджиана и Кэтлин Аскот! О, мне жаль наших друзей наверху.
   «Джорджиана и Кэтлин Аскот», — повторял имена Колин, и они казались очень знакомыми.
   — Я слышал эти имена раньше, но не могу вспомнить, когда и в связи с чем. Кто они?
   — Они дочери лучших агентов, которые когда-либо работали для министерства иностранных дел. Ваш отец и Франклин Аскот были хорошими друзьями. Удивительно, что вы не знаете этих имен. Помню, ваш отец принял опекунство над девочками после смерти их родителей.
   Опекунство! Теперь Колин мог с уверенностью сказать, где он слышал эти имена. Брачный контракт, который он подписал в Лондоне.
   Пимм между тем привалился к стене.
   — Это все случилось по моей вине.
   — Случилось — что? — спросил Колин, все еще не оправившись от открытия, что Джорджи была его подопечной. Его ответственностью. И он не справился с этой ответственностью.
   — Их смерть. Франклина и Бриджит. Ужасное убийство. Они погибли от руки Мандевилла.
   Мандевилл. Колин начинал ненавидеть это имя с той же страстью, что и Пимм.
   — Мандевилл? — прошептал Рейф. — Но это же имя человека, который прибыл на борт с одного из сторожевых кораблей несколько часов назад.
   Пимм выпучил глаза:
   — Мандевилл? Здесь? На этом корабле? — Он повернулся к Рейфу: — Предупреди сестер. Немедленно. Если Он узнает их, он, не задумываясь расправится с ними.
   — Зачем Мандевиллу убивать их? — спросил Колин.
   — Какую бы историю она ни рассказала, это все равно будет не о том, что она дочь лучших агентов, которых когда-либо породило в своих недрах британское министерство иностранных дел. — Глаза Пимма сузились, и в них вспыхнули опасные огоньки. — Да, готов поспорить на золотой зуб своего лучшего осведомителя, что, если она дочь своего отца или даже матери, она сплетет самую убедительную историю, которая заслужит доверия даже Мандевилла. — Он умолк на мгновение. — Но он умен и дотошен. Сомневается Мандевилл в ее истории или нет, вполне вероятно, он может вспомнить, где видел ее. Хотя Мандевилл и не подозревает этого, все же оставил в живых одного свидетеля. В ночь убийства родителей девочек.
   Колин тут же понял, кого он имел в виду. Джорджи!
   И что задевало его честь, окутывало сердце горем, так это сознание того, что как опекун — человек, который должен был защищать ее от всяческих бед и опасностей, — он не имел возможности спасти Джорджи.
   — Благодарю вас, мадам, — сказал капитан Бертран, когда он и Мандевилл проводили Джорджи до двери.
   Мандевилл зашагал по коридору к каюте Колина, а Бертран на минуту замешкался. Низко склонившись над рукой Джорджи, он произнес:
   — Надеюсь, вы не сочтете необходимым сообщить первому консулу о причиненных вам неудобствах в связи с обыском?
   — Конечно, нет, — ответила она с легким кивком понимания. На самом же деле, если когда-нибудь она доберется до уха Бонапарта, она непременно расскажет первому человеку Франции, какого идиота он имеет в лице этого нелепого фата-капитана.
   — Бертран! — раздался нетерпеливый голос Мандевилла. — Мы должны закончить наши дела.
   — Желаю вам доброй ночи, — сказал капитан Джорджи и заторопился на зов.
   Парочка скрылась в каюте Колина, и дверь за ней громко захлопнулась.
   Джорджи тоже закрыла свою дверь.
   — Трусливый толстяк, — пробормотала она, вытирая руку, которую поцеловал Бертран.
   Кит приводила в порядок их скромные пожитки.
   — Как ты думаешь, они вернутся?
   Джорджи покачала головой, распахнула дверь и принялась шагать по узкой каюте, задерживаясь возле колыбели, в которой мирно спала Хлоя.
   — Нет. Но чего бы я только не отдала, чтобы послушать, что они там обсуждают. — Она с тоской посмотрела в сторону каюты Колина. — Только будет чертовски трудно объяснить, почему я слоняюсь по коридору, если меня поймают, когда я стану подслушивать.
   При этом Кит посмотрела на нее со знакомым озорным выражением лица.
   — Мы ведь можем сделать это так, чтобы нас не поймали.
   Вновь предпочитая не замечать неуместности подобных знаний, Джорджи спросила: — Как?
   — Могу показать, — сказала Кит, и возбуждение сквозило в каждом ее слове.
   Джорджи покачала головой:
   — О нет. Ты должна остаться здесь с Хлоей. Кит скрестила руки на груди.
   — Прекрасно, я скажу тебе. Но я протестую против того, что тебе достаются самые захватывающие задачи лишь потому, что ты старшая.
   Джорджи взглянула на пылающие щеки сестры и ее растрепанные волосы и произнесла:
   — Осмелюсь предположить, что у тебя было достаточно волнений и возбуждения на сегодняшнюю ночь.
   Кит вздернула носик:
   — Не понимаю, о чем ты говоришь.
   — Готова поспорить, что понимаешь, — ответила Джорджи, закутываясь в черный плащ. — Теперь скажи, куда мне нужно идти.
   Надувшись для виду, Кит все же поделилась своим секретом:
   — Если сесть в дальнем углу кладовой прямо под каютой капитана, можно расслышать все, что там говорится.
   — Не стану спрашивать, откуда ты это знаешь, — сказала Джорджи, завязывая накидку. — Оставайся здесь — и никаких посетителей.
   При этих словах Кит покраснела, дав Джорджи ясно понять, что ее сестра предусмотрела этот вариант.
   За пределами их каюты не замечалось никакой активности. Так как весь экипаж был заключен в трюм, а кораблем управляла горстка людей с «Галлии», «Сибарис» выглядел непривычно спокойным.
   Джорджи нервничала, идя на такой риск, но она знала, что единственный способ помочь Колину и, возможно, вернуть его доверие — это узнать как можно больше о Мандевилле.
   Она без происшествий добралась до кладовой и нашла запасной ключ, который капитан Тафт хранил хорошо спрятанным — на согнутом гвозде, вбитом под одной из балок над головой. Отперев дверь, Джорджи зажгла фонарик и направилась в угол, который описала Кит.
   Почти сразу же она услышала голоса Бертрана и Ман-девилла, разговаривающих прямо у нее над головой.
   — Проверьте ее историю, как только доберетесь до берега, — говорил Мандевилл.
   — И если это все выдумка? — спросил Бертран.
   — Избавьтесь от женщины, ее отродья и служанки.
   Мрачное спокойствие этого приказа бросило Джорджи в дрожь, и она поплотнее закуталась в плащ, словно пытаясь отгородиться от злого намерения.
   — Я не доверяю этой женщине, Бертран, — продолжил Мандевилл. — В ней что-то знакомое, но я не могу вспомнить, где мог ее видеть, и это меня тревожит, потому что я никогда не оставляю свидетелей. Никогда. — Наступила пауза, которая, вероятно, была предупреждением Бертрану и его неуклюжим действиям.
   — Конечно, месье. Непременно, — заверил собеседника хвастливый капитан.
   — Так что не забудьте, — откликнулся Мандевилл. — Поскольку мы не нашли документы, я должен как можно скорее вернуться в Лондон, завершить мои дела. Не подведите меня, Бертран. Узнайте, кто эта дама, и, если она не вдова смотрителя, как она уверяет, уничтожьте ее. Судьба Франции — в ваших руках.
   — Она в надежных руках, месье, — заявил Бертран. — Я не подведу вас. Все ради Франции. Мы оба служим одной цели, не так ли?
   Джорджи не пропустила особой вкрадчивости тона капитана и поспешности, с которой тот бросился заверять этого таинственного и опасного человека в своей преданности.
   — Смотрите не оплошайте, — сказал Мандевилл, после чего твердыми шагами пересек каюту.
   Джорджи услышала, как открылась, затем закрылась дверь; Мандевилл покинул каюту Колина, и там воцарилась тишина; в голове у Джорджи стучали слова: «Никогда не оставляю свидетелей».
   Мандевилл пересек палубу «Сибариса»в ярости от того, что бездарный Бертран допустил промах при захвате корабля Данверса. Идиот слишком много времени потратил на то, чтобы взять судно на абордаж и теперь приходилось расплачиваться за последствия. Но Мандевилл не собирался становиться козлом отпущения.
   Опасный поворот его миссии только сильнее разжег в нем кровь. Еще недавно он был на волосок от провала, но сумел перехитрить своего противника. Он поступит так же и сейчас.
   И все же ему не хотелось уезжать без этих проклятых бумаг. Да, они определенно находятся на корабле или же были здесь раньше. Как бы там ни было, у него не оставалось времени. В его практике документы или подносились ему на блюдечке, или же были так старательно спрятаны, что никакие поиски не приводили к удаче. Пожалуй, данный случай подходил ко второму правилу. И пока на «Сибарисе» находились французы, его секреты будут затеряны среди балок и досок — место не хуже других, чтобы спрятать их.
   Но существовала еще загадка мадам Сент-Антуан. Хотя она была весьма очаровательной, он подозревал, что ее история была столь же фальшива, как и уверения Бертрана относительно его храбрости. Ему не хотелось оставлять женщину на корабле, но он не мог позволить себе собственноручно доставить ее во французский порт и дождаться подтверждения этой истории.
   К несчастью, он снова должен был положиться на Бертрана. При этой мысли Мандевилла передернуло.
   Один из матросов выступил вперед:
   — Обратно на корабль, милорд?
   — Да. И поскорее.
   Пока французы готовили бот к отправке, Мандевилл шагал по палубе, углубившись в свои мысли, пока его ботинок не коснулся чего-то. Взглянув под ноги, он заметил какой-то альбом.
   Из любопытства он поднял его и раскрыл наугад, надеясь обнаружить какую-то тайну «Сибариса», но нашел только обращенное к нему прелестное лицо мадам Сент-Антуан.
   Альбом для рисования, удивился он, листая зарисовки руин, церквей и других итальянских достопримечательностей. Хорошо сделано, подумал он, очевидно, художник поистине талантлив. Но его внимание особенно привлек очень выразительный портрет мадам Сент-Антуан. Рисунок может пригодиться позже, решил Мандевилл. Он вырвал лист и, аккуратно сложив, спрятал в карман накидки. Сам же альбом он бросил за борт, так как тот не представлял для него никакого интереса.
   Когда гребцы везли его назад, к кораблю, он вытащил рисунок и стал внимательно изучать его.
   Лицо казалось очень знакомым, но он не мог припомнить, встречал ли он когда-либо раньше эту женщину. Казалось, прошлое дразнит его, говоря, что он совершает чудовищную ошибку.
   Но как это могло быть? — размышлял он. Ведь он никогда не оставлял свидетелей.
   Какое-то время Джорджи не осмеливалась выбраться из своего укрытия. Она сидела, прижав колени к груди, и все услышанное окружило ее словно гипнотический туман.
   «Никогда не оставляю свидетелей. Никогда не оставляю свидетелей…»
   Слова, подобно первому опасному шепоту ветра перед ураганным шквалом, кружились, словно большое расплывчатое пятно. Неожиданно долгие годы ночных кошмаров слились в одно воспоминание — то, что раньше она не могла сложить из отдельных фрагментов, — прошлое и настоящее вдруг выплывало, сливаясь воедино, из темноты с ослепляющей ясностью.
   Боже! Она знала Мандевилла. И только теперь поняла, почему ей надо его бояться. Очень сильно бояться.

Глава 13

   Аббатство Стэндринг Девоншир, Англия
   1788 год
   — Бриджит, я должен пойти к ней. — Голос Франклина Аскота разносился по дому. — Она ждет меня сегодня ночью. Так что, пожалуйста, никаких возражений.
   — Но в письме Пимм просит дождаться его приезда. — Упрямый голос матери звучал как вызов твердому и властному голосу отца. — Он предупреждает, чтобы ты не встречался… — возразила она, но муж оборвал ее:
   — Пимм слишком осторожен. И если я не пойду туда этой ночью, ее светлость будет изобличена, и тогда она может проститься с жизнью.
   Джорджи сидела на ступенях перед библиотекой, слушая один из редких споров родителей. Несмотря на то что они говорили приглушенными голосами, слышавшиеся в них отчаяние и напряженность нарушили мирное течение ночи и заставили ее вылезти из постели, чтобы узнать, в чем дело.