Оттуда раздались крики, но, очевидно, ни у кого из офицеров не осталось здравого смысла, чтобы подать световой сигнал или изменить курс.
   Между тем капитана «Галлии»и добрую часть его экипажа уносило все дальше и дальше в море.
   — Они выживут? — спросила Джорджи.
   — Да. Я приказал Ливетту положить компас и снабдить их запасом воды. Если они утром сядут за весла, то через день-другой увидят землю. — Колин пожал плечами. — Если их не подберут раньше.
   — Капитан Бертран рассвирепеет, когда проснется, — сказала Джорджи, наблюдая, как лодки исчезают в ночи.
   — Думаю, он испытает облегчение, — заметил Колин, поворачиваясь к Джорджи и заключая ее в объятия.
   — От чего?
   — «Галлия» все еще на плаву. Я обещал ему, что, если у меня появится возможность, я постараюсь сжечь ее дотла.
   Джорджи бросила на него косой взгляд:
   — Ты ведь не сделаешь этого?
   Колин взглянул поверх волн на все удаляющийся освещенный силуэт «Галлии».
   — Нет, никогда, это было бы несправедливо.
   Однако Джорджи не очень-то поверила ему.
   Ближе к вечеру следующего дня Колин стоял на капитанском мостике, наблюдая за ведущимися на «Сибарисе» восстановительными работами. Хотя корабль и был поврежден, он приказал поднять запасной парус, чтобы использовать любой порыв ветра, потому что с каждой милей они приближались к тому, чтобы обеспечить безопасность Нельсона. Пройдут дни, прежде чем «Сибарис» понесется по волнам с обычной скоростью, пока же Колин только молился, чтобы хватило того ветра, который сумели поймать паруса.
   У одного из бортов Джорджи и Кит сели чинить снасти и канаты. Рядом с ними удобно устроенная в своей кроватке Хлоя играла с маленькой деревянной лошадкой, которую вырезал для нее Ливетт.
   Колину еще не представилась возможность поблагодарить Джорджи за их спасение, так как главным сейчас было как можно дальше отойти от «Галлии», прежде чем подвыпивший французский экипаж придет в себя.
   После того как они пустили в плавание лодки с капитаном Бертраном и частью его матросов, Джорджи с Ко-лином и следующим за ними Пиммом направились к ее каюте, где она вернула им пакет с документами.
   Тайником, который никто не смог обнаружить, оказалась корзина с грязными пеленками Хлои.
   Там, среди перепачканных, дурно пахнущих подгузников, была спрятана судьба Англии, сама жизнь адмирала Нельсона.
   Колин только подумал, упомянет ли мисгер Пимм об этой детали в своем полном отчете.
   По пути к тому месту на палубе, где устроились Джорджи и Кит, он испытывал чувство неловкости. Что-то было не так.
   О да, он понял. Той нестерпимо долгой ночью, когда Джорджи находилась в руках Мандевилла, он признался себе, что был влюблен и безумно переживал за нее. Но если быть до конца честным, он влюбился в нее с того памятного бала поклонников Киприды.
   Однако именно теперь он в полной мере ощутил Джорджи как живую, реальную женщину, а не просто загадочную и возбуждающую Киприду, которая похитила его сердце в ту далекую ночь.
   За последние двадцать четыре часа все его мечты о тихой, уважаемой жене, уютном очаге, годах семейного счастья унесло подобно снежной лавине. Теперь он точно знал, чего желал горячо и искренне — подругу, чье сердце стучало бы в том же просоленном ритме, что и его.
   Глядя на нее, он мог только надеяться, что Джорджи разделяла все его мечты. Ее открытая, приглашающая улыбка внушала ему надежду на это, а глаза, темные и загадочные, которые он так обожал, манили его, словно сказочные сирены, доводили до сумасшествия от желания и томительных мыслей.
   Он медленно шел по палубе, перебирая в уме все, что связывало их сердца, у него даже походка несколько изменилась.
   Как он ни старался, Колин не мог придумать, что сказать… с чего начать.
   После того как он так сурово обошелся с ней, так сомневался в ней… как начать все по-новому?
   Это вроде починки корабля, решил он, — доска за доской, одно стропило за другим, пока не останется лишь поднять все паруса и надеяться, что ничто не развалится в пути.
   — Вы устраиваете перерывы? — спросил он у сестер. Джорджи покачала головой:
   — Осталось совсем немного.
   Колин должен был признать: у сестер Аскот есть терпение и сноровка, так как этой работы хватило бы на целую неделю.
   Кит, однако, не разделяла энтузиазма своей сестры. Она хмурилась при виде огромной кучи канатов и снастей, затем бросила раздраженный взгляд на Джорджи. Девушка готова была закончить работу на сегодня.
   — Эти подождут до завтра, — предложил Колин.
   — Согласна! — воскликнула Кит, без колебания откладывая работу.
   — Пойду поищу мой альбом для эскизов. Я потеряла его прошлой ночью.
   — Я спрошу у экипажа, не видел ли его кто-нибудь, — предложил капитан.
   Лицо Кит озарилось улыбкой.
   — Спасибо, капитан Данверс. — Она оглядела палубу. — Между прочим, где ваш брат? Я что-то не вижу его.
   — У него задание внизу. Он вычерпывает воду с отходами/
   Кит наморщила носик от отвращения:
   — Но он же будет пахнуть, как…
   — Я только надеюсь, что день-другой, проведенные в трюме, отучат его говорить неправду.
   — Неправду? — спросила девушка, сосредоточив все свое внимание на Колине.
   — Да. В его возрасте уже следует знать, что не пристало лгать леди.
   Ее глаза сузились.
   — И в чем же состояла его ложь, капитан?
   Колин внутренне сжался. Ему страшно не хотелось обидеть или даже смутить девушку, но он подозревал, что как только та узнает правду, то уже никогда не захочет заговорить с Рейфом снова. По крайней мере до конца их путешествия.
   Он нагнулся и прошептал ей на ухо.
   Как он и ожидал, откровения о возрасте Рейфа сработали. Кит Аскот, может быть, и не была внешне похожа на сестру, но она обладала таким же буйным темпераментом.
   — Ему только двенадцать? — возмутилась она, вскочив на ноги и сжав кулаки.
   Колин кивнул.
   — Но он сказал мне, что ему… — Она замолчала, а губы вытянулись в тонкую холодную линию. — Вы уверены? Двенадцать?
   Он снова кивнул.
   — Боже! Подумать только! — Она взорвалась. — Он больше никогда… никогда… запомните! — Она бросилась к лестнице — рассвирепевшая, как львица, маленькая женщина.
   Джорджи поднялась на ноги, наблюдая за убегавшей сестрой.
   — Я сама не справилась бы лучше.
   — Как ты думаешь, я сделал ей больно? Она покачала головой:
   — Думаю, это было неизбежно. Но ты заставил ее вознегодовать, и это поможет ей справиться со смущением. Но я не хотела бы оказаться на месте твоего брата, если он попадется ей в ближайшие несколько часов. Тебе скорее всего придется вытаскивать его из воды.
   — Это будет не впервые, — сообщил Колин.
   Они оба рассмеялись, и реакция Джорджи дала ему надежду, подтолкнула на последний пробный шаг через разделяющую их пропасть.
   — Джорджи… Я так виноват перед тобой. Я столько раз не оправдывал твоих надежд, — признался он.
   Она покачала головой:
   — Я была ничуть не лучше.
   — Нет, — произнес он голосом, полным сожаления. — Я предал тебя, когда подписал те брачные бумаги. Пимма чуть удар не хватил, когда я спросил его, что за человек лорд Харрис. Он так рассвирепел, узнав, что я поступил подобным образом с твоей помолвкой, что сомневаюсь, простит ли он меня когда-нибудь. И я не жду, что ты, наиболее пострадавшая сторона, извинишь мое бессовестное равнодушие к твоей судьбе. — Он замолчал на мгновение. — Джорджи, если бы я знал, то никогда не допустил бы подобного брака, никогда не подписал те брачные бумаги. — Она начала было говорить что-то, но Колин перебил ее: — Я знаю, знаю, мне следовало бы заранее встретиться с тобой и убедиться, что ты действительно довольна этим союзом, и уж по крайней мере я должен был прочитать брачный контракт.
   Ее глаза расширились, как он заподозрил, от гнева и ужаса.
   — Твое право — негодовать, но в свою защиту должен сказать, что я очень торопился. Я был на пути к… — Он замолчал, чуть было не проговорившись, что спешил на собственную свадьбу. Это подождет до лучшей поры. — Я думал о других делах. Мой отец весьма неудачно управлял своими имениями, все было пущено на самотек. Когда он умер, я унаследовал не только титул, но и жуткую гору бумаг.
   Нельзя сказать, что ее удовлетворили эти объяснения… точнее, оправдания.
   — Я знаю, мне нужно было разобраться во всем и уделить больше внимания тому, что я подписывал. Но мой поверенный убедил меня, что брак с лордом Харрисом был по любви…
   — Что?! — вспыхнула она. — Я скорее вышла бы замуж за…
   — Да, теперь мне все хорошо известно. Но, принимая во внимание то, что Харрис охотно уступил твое приданое вашему дяде за привилегию получить твою руку, я предположил, что он влюблен в тебя. Джорджи взглянула на него:
   — Повтори, пожалуйста. Мое приданое? Какое приданое?
   — Твое с Кит приданое. Все, что осталось бы от состояния вашего отца ко времени ваших замужеств, составило бы ваше приданое. Полагаю, сейчас это составит не так уж много, принимая во внимание, в какой роскоши вы росли, но…
   Она предостерегающе подняла руки:
   — Подожди. Ты, наверное, шутишь? У отца не было состояния, а что касается роскоши, то боюсь даже подумать, что ты счел бы скромным существованием, если считать нашу жизнь роскошной.
   Теперь настала очередь Колина удивленно покачать головой:
   — Не знаю, что и думать. Я видел представленные вашим дядей счета: учителя, модистки, школьные принадлежности, туалеты… туфли, — сказал он с усмешкой. — Не мне судить о женских туфлях, но та пара была дорогой. Ты не будешь оспаривать это.
   — Они были взяты напрокат. Точнее, унаследованы. От миссис Тафт.
   — Тогда куда же шли деньги? — уже всерьез удивился Колия.
   — Дяде Финеасу, — услышал он низкий угрожающий голос. — Надо же, этот подонок…
   — Ну-ну-ну… — предупредил Колин. — Только не при Хлое, — Он указал на колыбель дочери.
   Джорджи прикусила язык. Она глубоко вздохнула и продолжила уже более сдержанно:
   — Когда я вернусь в Лондон, то немедленно…
   — Ты имеешь в виду мы вернемся, — поправил Колин. — Мы докопаемся до сути этой истории. Подозреваю, что ваш дядюшка Финеас и мой поверенный были в сговоре.
   — Может быть, мне уведомить обо всем моего опекуна? — поддразнила она. — Я слышала, он безжалостный господин.
   — Вовсе не безжалостный, когда дело касается тебя. Скорее, беспомощный. — Он протянул руку. — Я думаю, теперь самое время нам представиться. Как подобает.
   Она протянула было ему руку, но остановилась. Когда Колин взглянул на нее, чтобы понять почему, он увидел, что ее руки были перепачканы дегтем от канатов. На них образовались волдыри, и они сильно саднили. Это не были шелковистые нежные пальцы леди, но его, Колина, они вели на небо.
   Осторожно и нежно он взял ее руку в свою.
   — Меня зовут Колин. Барон Данверс, в последнее время капитан Данверс корабля «Сибарис». Преданный вам и к вашим услугам, мадам. — Он низко склонился и поцеловал кончики ее пальцев.
   Кто-то из матросов с верхней палубы заухал и засвистел, и вскоре большая часть экипажа шумными криками приветствовала леди, которая спасла им жизнь.
   Джорджи посмотрела наверх, ее щеки пылали от сыпавшихся на нее похвал и приветствий. Или же внимание капитана придало такой приятный цвет ее лицу? Колину очень хотелось надеяться на это.
   — Рада познакомиться с вами, милорд. Меня зовут Джорджиана Аскот. — Она на секунду умолкла. — Хотя немножко грустно опять становиться мисс Аскот.
   — Почему? — поинтересовался он.
   — Мне больше нравилось быть вдовой.
   — О да, бедный мистер Бридвик. Что с ним случилось? — пошутил он.
   — Лихорадка. — Джорджи отступила на шаг к борту и, глядя на волны, приняла мелодраматическую позу, достойную лучшей актрисы из «Ковент-Гардена». — Это разорвало мое сердце. Умереть так внезапно для такого молодого мужчины! Мы были женаты очень недолго.
   — Полагаю, крайне недолго, — пробормотал он. Джорджи бросила на него взгляд исподлобья.
   — Ревнуете! — На ее губах играла улыбка.
   — Страшно! — признался он, заключая Джорджи в объятия. Не обращая внимания на приветственные крики своих матросов, Колин притянул ее еще ближе и заявил: — Будьте уверены, отныне в вашей жизни будет только один мужчина. Кроме того, вам недолго оставаться мисс Аскот. Как только мы прибудем в Лондон, моей первой заботой будет сделать так, чтобы вы изменили имя на леди Данверс.
   — Это приказ?
   — Нет, обещание.
   — Отлично, — согласилась она, вскинув подбородок так, что ее губы оказались на одном уровне с его. — Смотрите, чтобы вы сдержали слово. На этот раз мне это даже может понравиться.
   С этими словами она прижалась к его губам. Ее рот приоткрылся, приглашая проникнуть внутрь, предлагая ему свое прощение, понимание, веру в него.
   Колин не колеблясь бросился словно коршун, чтобы овладеть ее подарком.
   Она застонала, нежно и гостеприимно, когда его язык встретился с ее. Его тело слилось с ее, таким желанным…
   Он никогда не отпустит ее. Никогда больше не подведет. И даже проживи он тысячу лет, ему никогда не забыть ощущения триумфа, полноты чувств, которые он испытал, снова заключив Джорджи в объятия.
   Сквозь гул проснувшейся крови и все возрастающей страсти Колин вдруг осознал, что весь экипаж стал жадным свидетелем их поцелуя.
   Со всех сторон неслись радостные крики поощрения.
   Колин оторвался от ее губ и тут же заметил возмущенный блеск в глазах Джорджи от того, что он так неожиданно прервал поцелуй. Но тут крики экипажа дошли и до нее, потому что она взглянула наверх, вокруг и прошептала под возгласы одобрения:
   — О Боже.
   — Боюсь, на корабле нет секретов, — сообщил он ей.
   — Да, мне это говорили. — Джорджи оглянулась вокруг, сжав губы и слегка нахмурив брови. — Надо отнести Хлою вниз. Время укладывать ее спать. — Она вздохнула. — Жаль, мне совсем не хочется спать. — Она бросила на него взгляд из-под ресниц.
   — Я могу отнести колыбельку в каюту, — предложил Колин и улыбнулся. — Боюсь, я тоже совсем не хочу спать.
   Джорджи наклонилась к колыбельке и прошептала:
   — Я на это надеялась.
   Когда в свое время Джорджи одевалась на бал поклонников Киприды, она слегка волновалась. Теперь же она испытывала безотчетный страх.
   Она пошла на камбуз и взяла у кока кусок дегтярного мыла. Радушный шотландец дал ей также мисочку с песком и водой, чтобы она могла оттереть деготь с рук и лица. Затем в порыве искренней благодарности он порылся в своих запасах и достал маленький флакончик одеколона с запахом фиалки.
   — Припас для моей Лиззи, — признался он. — Но думаю, тебе это понадобится раньше, девушка.
   Она достала свое единственное приличное платье из белого муслина и разгладила его, как могла, прежде чем надеть. Как последний штрих, она развернула туфли мисс Тафт, которые так долго хранил Колин, и надела их. Со своей койки Кит только фыркнула, когда Джорджи в сотый раз приглаживала и подкалывала непокорные локоны, будто могла привести их в какой-то порядок.
   — Его вовсе не заботит, как ты выглядишь, и ты недолго останешься в этом платье.
   — Кэтлин Аскот! Что за непристойности ты говоришь, — пристыдила Джорджи сестру, хотя и не могла винить ее за проницательность. — Я просто иду на ужин к капитану Данверсу. — Она опять принялась усмирять свои кудри.
   — Ужин. Это теперь так называется? — Кит перевернулась на спину и притворно захрапела. — Тогда я не буду ждать тебя.
   — Позови меня, если Хлоя проснется, — попросила Джорджи, посылая воздушный поцелуй спящей дочери и другой — сестре.
   Выходя из каюты, она столкнулась с Рейфом. Не было сомнения, что он провел целый день, вычерпывая смрадную жидкость из трюма, потому что от него несло за версту, но, по всей вероятности, юный Ромео не осознавал этого и не знал, что брат раскрыл Кит его обман о возрасте.
   — Добрый вечер, мисс Аскот, — произнес он так, словно оказался на светском приеме.
   — Я не советую вам встречаться с Кит сегодня вечером, — предупредила его Джорджи. — Она не в настроении.
   Как раз в этот момент младшая сестра выглянула в коридор, и ее лицо при виде юноши покраснело от гнева. Она поймала Рейфа за ухо и втащила в каюту. Затем дверь решительно захлопнулась, и сестра принялась отчитывать Рейфа, что он скорее всего надолго запомнит.
   Джорджи улыбнулась и продолжила свой путь, уверенная, что это последний визит, который Рейфел Данвере нанес ее младшей сестре.
   Приближаясь к капитанской каюте, Джорджи почувствовала, как дрожь предвкушения пробежала по ее телу. С каждым шагом ее страхи отступали, а сердце бешено колотилось в груди.
   Колин. Она снова нашла своего странствующего рыцаря. То, что он был лордом Данверсом, уже не имело значения. Джорджи теперь прекрасно поняла, что дядя Финеас просто продал ее лорду Харрису. Если в основе этой истории лежали деньги, у нее не было и капли сомнения в том, кто запустил свои жадные руки в сундуки.
   Джорджи недоуменно покачала головой. Отеи оставил им наследство. Они с Кит когда-то были наследницами.
   Плохо придется дяде Финеасу, когда они вернутся в Лондон. Она не сомневалась, что Колин сам исправит положение, но не собиралась оставлять своего родственника без собственного возмездия. Потом она стряхнет, как пыль с ног, своих вероломных родичей и навсегда расстанется с ними.
   Колин считал, что от имения их отца осталось достаточно денег, так что вместе с наследством от миссис Тафт Кит получит приличное приданое. А это для Джорджи было самым главным.
   Но для нее самой все богатства, о которых она мечтала, заключались в любви Колина — с долей состояния Аскотов или без нее. Деньги ничего не значили для него, главное — быть вместе до конца жизни.
   Он любил ее безоговорочно и преданно, и Джорджи была счастлива от этого чуда.
   Все долгие месяцы, что они были в разлуке, она часто спрашивала себя, влюбился ли он в нее в ту ночь бала; ведь в те несколько часов, проведенных вместе, он украл ее сердце.
   Теперь пришло время узнать, осталась ли та ночь для него только приятным воспоминанием или же они смогут обрести жизнь, полную волшебства.
   Джорджи легко постучала в дверь. Та немедленно распахнулась, словно Колин ждал ее по другую сторону.
   Он низко поклонился в знак приветствия:
   — Входи, пожалуйста.
   Она кивнула и переступила порог, чувствуя себя так, будто оставила позади в коридоре весь мир.
   Колин был одет в тот же фрак и бриджи, что носил на балу поклонников Киприды. Однако было заметно, что к его галстуку лондонский камердинер не прикасался. Он был завязан небрежно, кое-как и придавал капитану вид «пропади все пропадом». Он также побрился, о чем свидетельствовал гладкий подбородок и порез на щеке.
   Она догадалась, что он, должно быть, провел немало времени, приводя в порядок свое сильно пострадавшее помещение, потому что каюта снова выглядела опрятной и уютной. Единственным свидетельством нанесенных французским кораблем разрушений был заколоченный досками иллюминатор. Колин распахнул второй, позволив легкому средиземноморскому бризу наполнить каюту свежим ароматом моря. В небе сияла луна, бросая мерцающий свет на темные беспокойные волны.
   В каюте горели свечи, и трепещущее от легкого ветерка пламя придавало магическое очарование их вечеру.
   — Кок превзошел себя, — оценила ужин Джорджи, обходя вокруг накрытого стола. Там стояли густой суп, ароматный окорок, свежий хлеб, два вида пудинга, яблочный пирог и тарелка с сыром. — Я начинаю думать, что ты — пират, судя по этим прекрасным продуктам.
   — Если ты до сих пор думаешь, что я — гроза семи морей, мне не хочется разочаровывать тебя. — Он глубоко вздохнул и взглянул ей прямо в глаза. — То, что я сейчас скажу тебе, не должно выйти за пределы этой каюты.
   Джорджи сглотнула и согласно кивнула. Когда он продолжил, она узнала подлинную историю капитана Данверса, трибунала над ним и как он получил «Сибарис».
   — Это все же не объясняет такого пиратского богатства, — поддразнила она его, бросая еще один взгляд на сервированный стол и пытаясь переварить услышанное. Колин был шпионом Нельсона и работал на Англию. Теперь это была и ее судьба… Хотел он этого или нет.
   — Мужчины, которых хорошо кормят и с которыми хорошо обращаются, сохраняют преданность. — Колин на мгновение замолчал. — Пожалуйста, не думай, что это что-то особенное. Сегодня все едят на ужин то же самое, — признался он.
   Она рассмеялась, но тут же посерьезнела.
   — У меня еще один вопрос, который мучил меня все это время.
   — Да, — откликнулся он тоном, который означал, что он опасается, не потребует ли она раскрытия еще какой-нибудь глубокой и мрачной тайны.
   Джорджи усмехнулась:
   — Те офицеры на балу поклонников Киприды, почему они называли тебя Ромулом? Ты где-нибудь похоронил империю?
   Несмотря на небрежный тон, каким был задан вопрос, она, казалось, хорошо понимала глубину его взаимоотношений с Браммитом, Паскинсом и Хинчклифом.
   — А, Ромул и Рем. Это длинная история. Джорджи взяла с блюда яблоко, надкусила и, протянув ему плод, спросила:
   — У нас есть время?
   Колин принял из ее рук соблазнительный дар.
   — Теперь, когда я думаю об этом, она кажется достаточно краткой. Мы вместе учились, чтобы стать морскими офицерами. Потом служили на «Титусе». Мы с Хинчклифом были известны тем, что постоянно пытались опередить друг друга; оба отчаянно хотели добиться повышения и получить под командование корабль. Из-за нашего соперничества и возникавших в связи с этим ссор нас прозвали Ромулом и Ремом. — Он замолчал, и Джорджи поняла, что он пережил какую-то трагедию.
   — А потом что-то случилось, — мягко продолжила она.
   Он кивнул:
   — Да. В Вест-Индии. Мы участвовали в перестрелке, и Хинчклиф запаниковал. Это может случиться с каждым, но он чуть было не потерял корабль.
   — И ты сообщил о том, что случилось, — закончила Джорджи.
   — У меня не было выбора. При расследовании я должен был сказать правду.
   — И он никогда не простил тебе этого. Колин кивнул.
   — Особенно после того, как вскоре я получил корабль под свое командование.
   — Ты обладаешь удивительной способностью наживать врагов, согласен? — Она на минуту смолкла. — Наверное, тебе хотелось бы услышать, как я оказалась на балу поклонников Киприды?
   Он покачал головой:
   — Думаю, я уже понял почему.
   Джорджи вся сжалась.
   — Это был единственный способ избежать помолвки. Если бы я не нашла тебя и ты не… — Она покраснела от потока воспоминаний о той чудесной ночи страсти.
   — Да, если бы мы не встретились, ты сейчас уже была бы леди Харрис.
   Теперь пришла очередь Колина содрогнуться.
   — О, Джорджи, прости, что довел тебя до такого отчаяния, — сказал он, но на его лице читалось откровенное удовольствие. — Не могу сказать, что испытываю угрызения совести из-за того, что помог тебе решить эту проблему.
   Они засмеялись.
   Джорджи протянула руку и коснулась его рукава.
   — Спасибо за то, что был честен со мной.
   — Надеюсь, отныне так и будет. Больше никаких секретов, Джорджи. Не хочу, чтобы что-то стояло между нами.
   — Я тоже не хочу этого, — прошептала она. — Больше никакой лжи, никаких секретов.
   Колин приблизился к ней и нежно обнял.
   — Я люблю тебя, Джорджи. Я всем сердцем люблю тебя.
   — Ты говоришь это потому, что я спасла тебя, так? — пошутила она и приложила ладонь к его отекшему лицу. Как ни больно ей было видеть последствия зверского избиения Колина той парочкой палачей, еще больнее было сознавать, что подбитый правый глаз был результатом ее расправы над ним. .
   Должно быть, он прочитал сожаление в ее глазах.
   — Я поправлюсь. Не могу сказать того же о моем самоуважении, но синяки заживут.
   — Полагаю, твое самоуважение восстановится. Кроме того, я люблю тебя не только за твое красивое лицо. — Она поднялась на цыпочки и принялась целовать его, но не удержалась на своих высоченных каблуках, и он ПРИТЯНУЛ ее ближе.
   — Думаю, ты носишь их нарочно, — предположил он. Она засмеялась.
   — Они сделали свое дело, соединив нас. — Когда ее тело прижалось к нему, на нее нахлынули воспоминания об их единственной ночи.
   «Неужели все это может повториться?» — подумала она. Колин поцеловал ее, и она узнала ответ. Да, все повторится и, может быть, будет даже лучше.
   — А как же обед? — сумела спросить Джорджи. Она не была голодна — во всяком случае, она не нуждалась в пище, но ей хотелось знать, желал ли он ее так же сильно, как она его.
   — Позже, — сказал Колин.
   Он поднял ее на руки, и они упали на его постель. Джорджи с торжествующим смехом, а Колин — застонав от боли, когда она опустилась на его побитые ребра.
   — Тебе очень больно? — спросила она, быстро отстранившись и заметив выражение боли у него на лице, которое он всячески старался скрыть.
   — У меня все в порядке, — успокоил ее Колин, лукаво подмигнув, прежде чем поцеловать. — Я ждал больше года, пока нашел тебя. Так что я не позволю побитым ребрам остановить меня.
   Джорджи уложила его на кровать и начала развязывать галстук. Когда с этим было покончено, она стянула через голову рубашку.
   — Мы хотим друг друга, да? — спросил он, обняв ее за талию и притянув к себе.
   Джорджи взглянула на его обнаженную грудь и or неожиданности разинула рот.
   — Боже, по тебе словно проехала карета, запряженная четверкой лошадей.
   Его грудь представляла собой мозаику цветов: правая сторона была лиловой от синяков, а левая — в разноцветных пятнах.