Страница:
— Но, сэр...
— Я сказал: собираемся, сержант, — рявкнул Снайдер. Он шагнул к Ормаку, мельком взглянул на Бриггса и Макланана, затем уставился на Ормака и произнес с отвращением: — Я устал от вас троих. Устал тащить вас на другой конец света и рисковать своей жизнью ради того, чтобы вы могли поиграть в героев. У меня к вам всего одно требование. Много отличных морских пехотинцев отдали свои жизни за это. И, если вам удастся вернуться домой живыми, вы придете на их похороны, поцелуете их вдов и матерей и отдадите дань уважения погибшим. Придете все трое и скажете последнее спасибо морским пехотинцам, которые доставили вас сюда.
— Мы придем, капитан, — заверил Ормак, твердо глядя в глаза Снайдеру. — А теперь уходите.
— Слушаюсь, сэр, — ответил Снайдер. Крепко стиснув губы и прижав левый кулак к бедру, он отдал честь Ормаку, но генерал не козырнул в ответ. Снайдер повернулся и пошел прочь, сопровождаемый своими людьми.
Все молчали некоторое время, потом генерал Пальсикас хлопнул Ормака по плечу и сказал, широко улыбаясь:
— Отличная работа, генерал! Из вас получится хороший командир. Генерал должен отдавать приказы. Отличная работа! А теперь пойдемте посмотрим на эту таинственную советскую птичку.
— Мы можем не только посмотреть на нее, — подал голос Люгер. — Мы можем улететь на ней отсюда.
Головы всех присутствующих удивленно повернулись в сторону Люгера.
— Что? Это правда? Она летает? — спросил Макланан.
— Я летал на «Тумане» как минимум восемь раз... Гм, насколько я помню, — ответил Люгер. — Конечно, он полетит. — Он посмотрел на Снайдера, потом на Ормака, затем на своего давнего друга и напарника Макланана и усмехнулся: — А если они оставили на нем какое-нибудь вооружение, мы сможем даже выпустить несколько ракет и сбросить несколько бомб.
— Так идемте туда! — воскликнул Ормак, потирая руки. — Пора сбросить всю эту пехотную муру и поднять наши задницы в воздух.
Глава 6
— Я сказал: собираемся, сержант, — рявкнул Снайдер. Он шагнул к Ормаку, мельком взглянул на Бриггса и Макланана, затем уставился на Ормака и произнес с отвращением: — Я устал от вас троих. Устал тащить вас на другой конец света и рисковать своей жизнью ради того, чтобы вы могли поиграть в героев. У меня к вам всего одно требование. Много отличных морских пехотинцев отдали свои жизни за это. И, если вам удастся вернуться домой живыми, вы придете на их похороны, поцелуете их вдов и матерей и отдадите дань уважения погибшим. Придете все трое и скажете последнее спасибо морским пехотинцам, которые доставили вас сюда.
— Мы придем, капитан, — заверил Ормак, твердо глядя в глаза Снайдеру. — А теперь уходите.
— Слушаюсь, сэр, — ответил Снайдер. Крепко стиснув губы и прижав левый кулак к бедру, он отдал честь Ормаку, но генерал не козырнул в ответ. Снайдер повернулся и пошел прочь, сопровождаемый своими людьми.
Все молчали некоторое время, потом генерал Пальсикас хлопнул Ормака по плечу и сказал, широко улыбаясь:
— Отличная работа, генерал! Из вас получится хороший командир. Генерал должен отдавать приказы. Отличная работа! А теперь пойдемте посмотрим на эту таинственную советскую птичку.
— Мы можем не только посмотреть на нее, — подал голос Люгер. — Мы можем улететь на ней отсюда.
Головы всех присутствующих удивленно повернулись в сторону Люгера.
— Что? Это правда? Она летает? — спросил Макланан.
— Я летал на «Тумане» как минимум восемь раз... Гм, насколько я помню, — ответил Люгер. — Конечно, он полетит. — Он посмотрел на Снайдера, потом на Ормака, затем на своего давнего друга и напарника Макланана и усмехнулся: — А если они оставили на нем какое-нибудь вооружение, мы сможем даже выпустить несколько ракет и сбросить несколько бомб.
— Так идемте туда! — воскликнул Ормак, потирая руки. — Пора сбросить всю эту пехотную муру и поднять наши задницы в воздух.
* * *
Глава 6
Сначала надо изолировать, а потом уничтожить.
Генерал Колин Пауэлл, ВС США, накануне операции «Буря в пустыне»
Воздушное пространство над
Калининградской областью, Россия,
13 апреля, 08.47 по местному времени.
Генерал-лейтенант Антон Вощанка, находившийся на борту транспортно-штурмового вертолета Ми-8Д, превращенного в летающий командный пункт и пункт связи, увидел столбы дыма, поднимавшиеся с базы ВВС в Черняховске, расположенной в центре Калининградской области. После того как он приказал пилоту вертолета снизиться и подлететь ближе для лучшего обзора, машина опустилась до потолка, при котором тяжелый МИ-8 мог не опасаться случайных выстрелов с земли, и генерал увидел на летном поле танки, которые начинали занимать оборонительные позиции по периметру авиабазы. Ошибиться в принадлежности этих танков было невозможно — старые, тихоходные Т-60 из его 31-й танковой бригады прорывались сквозь цепь грозных русских танков Т-72 и Т-80.
— Как идет операция в Черняховске? — спросил генерал у своего начальника штаба.
Начальник штаба адресовал этот вопрос радистам.
— Очень хорошо, товарищ генерал, — последовал ответ. — 31-я бригада докладывает, что она удерживает командный пункт, пункт управления РЛС и взлетную полосу. Ведет бой еще за несколько объектов, включая склад авиабомб и склад вооружения. Нескольким самолетам удалось улететь, но наши войска контролируют аэродром.
— Потери?
— Последний раз полковник Шкловский докладывал, что потери от легких до средних, — ответил начальник штаба. — Он хотел направить вам подробный отчет, но его часть сейчас занимает оборонительные позиции.
— Отлично, — подвел итог Вощанка. Быстрота и внезапность являлись ключевыми факторами этой операции. К тому времени, как русские поняли, что происходит, его войска уже взяли верх над ними. Поскольку Вощанка приказал не расстреливать русских солдат, они и не сильно сопротивлялись. — Мне не нужна здесь кровавая бойня, да и желательно, по возможности, захватить все целым. Передайте полковнику Шкловскому, чтобы изолировал очаги сопротивления и предложил сдаться. Нам понадобится их оружие. — Начальник штаба передал приказ генерала. — Как дела у 7-й дивизии в Калининграде?
— От них пока нет сообщений, товарищ генерал, — отозвался начальник штаба, сверяясь со своими записями постоянно поступающих по радио донесений. — Генерал Гурвич и 20-я морская десантная бригада контролируют здание штаба российского флота и окружили военно-морскую базу, а 33-я танковая бригада контролирует базу морской авиации. Наша авиация атаковала и серьезно повредила один боевой корабль, который пытался покинуть порт. Остальные корабли остаются у причалов, за исключением трех, которые по вашему приказу блокируют фарватер Калининградского залива. Большинство осмотренных кораблей укомплектованы личным составом на треть, максимум наполовину, моряки и солдаты остаются в казармах или покидают базу, они не знают, что делать. Это предоставляет нашим войскам большую свободу для маневра. Мы контролируем в Калининграде телецентр и четыре радиостанции. Город, похоже, занял выжидательную позицию.
Вощанка кивнул. За подобную выжидательную позицию была уплачена кругленькая сумма. Командиры Калининградской морской базы и базы морской авиации — крупнейших российских военных баз в Калининградской области — за невмешательство в конфликт получили взятки на общую сумму почти в четверть миллиона американских долларов. А причина, по которой база ВВС в Черняховске встретила нападавших огнем, заключалась в том, что у Вощанки не осталось денег на подкуп командира этой базы, и тот решил оказать сопротивление.
И все же деньги были потрачены не зря.
Одним из ключевых аспектов успешной оккупации Калининградской области и Литвы являлась реакция на это непосредственно самого Калининграда — крупнейшего и наиболее важного в стратегическом отношении города в области, да и во всей операции в целом. В самом городе проживало свыше четырехсот тысяч человек, и почти семьсот тысяч — на территории к западу от него, включая огромное количество преуспевающих бизнесменов, бывших политиков и военных. Поэтому необходимо было не напугать гражданское население в ходе захвата военных баз и объектов в этой зоне. К счастью, в силу белорусского военного присутствия в Калининградской области под эгидой СНГ здесь находилось множество преданных Вощанке белорусских солдат. Нашел он союзников и среди российских солдат и моряков, а также среди солдат и офицеров из различных республик СНГ, которые поддержали его идею избавления от засилья СНГ.
Таким образом, его военный переворот начал превращаться в некое подобие революции.
Захватывая Калининградскую область, Вощанка не рассчитывал на молниеносную и окончательную победу. Генерал, несмотря на заверения Габовича в поддержке, не строил иллюзий относительно слабости России. И, естественно, ей не понравится оккупация Калининградской области. Но необходимо было связать здесь русским руки и захватить стратегические позиции, чтобы уверенно чувствовать себя, когда начнутся переговоры. У России и СНГ не было ни денег, ни желания воевать. А Беларуси терять нечего.
И он победит в Калининградской области, если сможет захватить стратегические позиции, не прослыв при этом рехнувшимся кровавым мясником.
Но Литва — это совсем другое дело.
Необходимо было захватить все города, оккупировать полностью всю территорию и как можно быстрее установить на ней жесткий режим. Остальные страны мира не будут находиться в оцепенении вечно, постепенно они начнут действовать и могут принять совместное решение о выдворении белорусских войск из Литвы. Вощанке нужно действовать быстро, закрепить границы своих завоеваний и дать всем понять, что любая попытка выгнать его из Литвы принесет больше вреда самой Литве и соседним республикам, чем Беларуси...
...И частью этой угрозы будет его арсенал ракет СС-21 «Скарабей», рассредоточенных сейчас в северной Беларуси. Эти небольшие мобильные ядерные ракеты являлись ключом к успеху. Три ракеты с ядерными боеголовками, доставленные Вощанке, находились сейчас под усиленной охраной на секретной пусковой площадке в северной Беларуси, а остальные были рассредоточены в сельской местности. Но важнее, чем рассредоточение ракет по различным пусковым площадкам, была постоянная радиосвязь с ними.
— Мне немедленно нужен доклад о рассредоточении СС-21, — приказал генерал. Рискованно было говорить по радио со своим штабом на эту тему, но от успешного развертывания ракет зависело то, что он впоследствии сможет приказать президенту Светлову объявить всему миру. — Как только позволит дальность связи, воспользуйтесь засекреченной линией.
— Мы только через час приблизимся на нужное расстояние к базе Лида, товарищ генерал, — ответил начальник штаба. — А пока не можем воспользоваться засекреченной линией.
— Ладно, но пусть доклад будет готов к нашему прибытию. — Вощанка подумал, что чем скорее «Скарабеи» будут готовы к запуску, тем быстрее завершится оккупация.
Беларуси вблизи города Лида,
13 апреля, 09.35 по местному времени.
— Диспетчерская базы морской авиации Лида, я — 711-й, нахожусь в двухстах сорока километрах к юго-западу, высота тысяча метров, курс ноль девяносто... Уточняю: курс ноль девяносто пять. Прием. — Молодой белорусский пилот, доложив свое местонахождение, смахнул рукой капельки пота, выступившие на лице под резиновой кислородной маской. По установленной на сегодня процедуре соблюдения секретности полетов при всех докладах о курсе своего полета следовало называть нечетную цифру. Он чуть не забыл об этом, но вовремя поправился. И если бы он снова совершил подобную ошибку, то десятки зенитных батарей, расположенных вдоль литовско-белорусской границы, моментально напомнили бы ему об этом.
— 711-й, я — Лида, для опознания пять секунд держите курс ноль сорок пять, потом следуйте своим курсом. Как поняли?
— Я — 711-й, вас понял. — Лейтенант Владислав Дольский двумя пальцами правой руки плавно отвернул свой истребитель-бомбардировщик МиГ-27 к северо-востоку, отсчитал про себя пять секунд и вернул самолет на прежний курс. Его ведомый, лейтенант Франтишек Стебут, летевший рядом слева в истребителе-разведчике Су-17, повторил маневр ведущего.
В эти дни управление воздушным движением в отдаленных районах Беларуси осуществлялось плохо, наверняка диспетчерская базы морской авиации в Лиде не получила кодированные сигналы их самолетов, а сориентировалась только по отметкам на экране главного радара, но такие мелкие нарушения правил были обычным явлением. Молодому белокурому, голубоглазому пилоту истребителя-бомбардировщика до этого не было дела. Для него удовольствие представлял сам полет, независимо от правил и ограничений, поэтому все эти мелкие неполадки с РЛС не могли испортить настроения.
— 711-й, радар вас опознал. Даю указания перед изменением эшелона полета. Полеты в востоку от двадцать шестого меридиана запрещены до особого распоряжения. Я — база морской авиации Лида, конец связи.
— Я — 711-й. Вас понял. Конец связи. — Дольского это вполне устраивало, он в любом случае не хотел принимать участия в этой небольшой заварушке, которая происходила в Литве. Свора «наземных гончих» из бригады, расположенной на базе Сморгонь, уже двигалась на подавление этого мятежа или восстания в Литве, и хотя подразделения авиации Сморгони тоже были задействованы, а база Лида поднята по тревоге по распоряжению генерала Вощанки — он командовал всеми войсками в северной Беларуси и, безусловно, являлся самым могущественным и влиятельным военным во всей Беларуси, — часть Дольского в этом не принимала участия. Посылать самые современные бомбардировщики против Литвы — это все равно что убивать муравья с перебитыми ногами, ради этого не стоило даже и возиться. Дольский понимал, что впоследствии будет привлечена к боевым действиям и его часть. Они, наверное, перебазируются в оккупированную Литву и будут отражать атаки войск СНГ, России или стран Запада. Его так радовала мысль о возможности продемонстрировать свое умение перед другими пилотами МиГов или перед пилотами иностранных самолетов, что мысль о предстоящей войне как-то и не тревожила.
— Лида, база морской авиации, — раздался в наушниках насмешливый голос ведомого. — Ну и шуточки, при чем здесь море? Когда они намерены поменять название базы?
— Как только бюрократы и политики наконец-то растрясут свои задницы, — со смехом ответил Дольский.
Название этой базы являлось одной из несуразностей в современной жизни Беларуси, этакой бюрократической нелепостью, которую следовало исправить. База морской авиации Лида, расположенная в ста двадцати километрах к западу от Минска и примерно в двухстах сорока километрах к востоку от Балтийского моря, являлась когда-то крупной советской базой морской авиации, поддерживавшей Балтийский флот. Тогда на ней базировалась эскадрилья, состоявшая из двадцати истребителей-бомбардировщиков Су-24 и истребителей сопровождения МиГ-23, в задачу которой входили тактическая и морская разведка, непосредственная поддержка флота с воздуха, морская бомбардировка и борьба с кораблями противника в Балтийском море. Естественно, ныне у независимой Беларуси не было ни флота, ни морской авиации, но в названии базы продолжало сохраняться слово «морская». Полная глупость. Один из нелепых пережитков покойного советского общества.
Что ж, а может, не так уж все и плохо было в этом обществе. Оно создавало такие прекрасные боевые самолеты, как этот истребитель-бомбардировщик МиГ-27. Невероятно аккуратная и юркая машина, на большой высоте максимальная скорость почти в два раза превышает скорость звука, а на малой — выше M1. Может нести свыше четырех тонн различного оборудования, а дальность полета с внешними баками составляет свыше шестисот километров. Данная, более поздняя, модель МиГ-27Д была оснащена довольно сложной аппаратурой: допплеровской автоматической системой навигации, прицельной РЛС и лазерным дальномером; системой предупреждения о радиолокационном облучении «Сирена-3»; инфракрасным сканером для обнаружения и атаки наземных целей; усовершенствованной системой управления огнем АСР-5Р. Правда, у данной модели так и остался титановый колпак вокруг кабины, что в сочетании с бомбовыми подвесками значительно снижало скорость, и все же это была классная машина. Ей было почти столько же лет, сколько и самому Дольскому, но он любил летать на ней.
Одномоторный, с изменяемой геометрией крыла самолет лейтенанта Стебута Су-17С был даже старше МиГа Дольского. Предназначена эта машина была для непосредственной поддержки с воздуха, и ее вооружение составляли две 23-миллиметровые пулеметные подвески на каждом крыле, две 30-миллиметровые пушки в основании каждого крыла. Два пулемета были приспособлены для стрельбы назад, так что СУ-17 мог атаковать наземные цели и после пролета над ними.
Дольский — один из лучших бомбардировщиков ВВС Беларуси, который мог обходиться и без лазерного дальномера, — выполнял один из своих плановых полетов, но когда он прибыл на базу, эскадрилью подняли по тревоге, и ему поставили другую задачу. Его МиГ-27 был буквально увешан оружием: четыре кассетные бомбы в заднем бомбодержателе, в каждой из которых семьдесят малых противопехотных бомб; две подвески с 57-миллиметровыми ракетами в точках крепления воздухозаборника; на внешних небольших крылообразных подвесках две ракеты АА-2 класса «воздух-воздух» с тепловыми головками самонаведения; подфюзеляжная 30-миллиметровая пушка, боекомплект которой составляли триста бронебойных снарядов. С момента окончания летного училища в Тбилиси Дольскому еще никогда не приходилось летать с таким количеством вооружения...
...И как тогда, после окончания училища, сейчас все пусковые кнопки были закрыты колпачками из стальной проволоки и опечатаны свинцовыми пломбами. У Дольского имелся строжайший приказ: не трогать ни одну из пусковых кнопок без специального разрешения. Даже нарушение пломбы без разрешения грозило дисциплинарным наказанием. Но Боже мой, как ему хотелось воспользоваться всем этим оружием! Он один в кабине, самолет оснащен первоклассным вооружением, но он вынужден ждать приказа. Дольский понимал, что его держат под рукой на тот случай, если он понадобится генералу Вощанке, и у него мелькнула сумасбродная идея обратиться к самому генералу, но он тут же отогнал ее, понимая, что это противоречит уставу. Так что им со Стебутом не оставалось ничего делать, кроме как летать и ждать. Летать и ждать. Сверлить дыры в небе...
— 711-й! — раздался в наушниках голос диспетчера базы Лида. — Ваш курс три два ноль, высота семьсот метров, свяжитесь с командным пунктом базы на девятом канале. Как поняли?
— Я — 711-й, курс три два ноль, высота семьсот метров. Перехожу на девятый канал. Конец связи. — Наконец-то, кажется, ему дадут задание! Новый курс явно ведет к литовской границе, а высота всего на сотню метров превышает самые высокие складки местности в том районе. Он свяжется с командным пунктом, когда будет находиться всего в сотне метров над прекрасными лесами долины Немана, а это значит, что что-то происходит...
Лейтенант Дольский, охваченный возбуждением, переключил рацию на новую частоту.
— Лида, я — 711-й. Прием.
— 711-й! Я — Лида, — услышал Дольский бархатистый голос дежурной радистки командного пункта. Рыжеволосая русская красавица, с которой он намеревался познакомиться поближе. Лейтенант мог бы весь день слушать ее ласковый голос. — 711-й, займите тактическую орбиту с координатами ПК, КЖ, пять ноль, три ноль и ждите. Прием.
— Я — 711-й, вас понял, — ответил Дольский, повторил координаты и вытащил из левого набедренного кармана комбинезона карту. Он определился по ней: к северу от небольшой деревни, в десяти километрах от границы. Стандартная тактическая орбита представляла из себя «восьмерку» с участками маршрута в двадцать километров, разворотом в десять градусов, высотой не более пятисот метров над землей, если высота не корректировалась специально. Хорошая схема полета для визуального обследования зоны. А ему определенно придется что-то искать там. Пилоту разрешалось в таких случаях смещать центр орбиты во избежание атаки противника с земли, но в данном случае ему вроде бы ничего не угрожало.
Дольский перевел свой МиГ-27 в режим патрулирования и атаки наземных целей, снизил мощность двигателей до шестидесяти процентов, вручную полностью выдвинул крылья, опустил закрылки для поддержания стабильности полета на малой высоте. Потеря управления самолетом на такой относительно малой высоте могла грозить катастрофой.
— Я — 711-й! Опустить закрылки, выдвинуть крылья, — предупредил Дольский своего ведомого. Он подождал несколько секунд, потом проверил, как Стебут выполнил его указания. Ведомым всегда следовало действовать по принципу «делай, как я», но иногда они ошибались, поэтому проверить не мешало.
Стебут выполнил все в точности: выдвинул крылья своего самолета, опустил закрылки. Су-17 превосходил по размерам и скорости МиГ-27, мог нести больше вооружения, но более современная авиационная электроника и значительно большая точность МиГа-27 обуславливали то, что МиГу в большинстве случаев отдавалось предпочтение при атаках наземных целей, особенно в тех случаях, когда надо было произвести как можно меньше побочных разрушений или когда в зоне атаки присутствовали свои войска.
У Дольского не было наземных ориентиров, которыми он мог бы воспользоваться, — за исключением деревни. Под ним расстилались могучие леса северной части известного во всем мире Березинского заповедника, и если придется что-то искать внизу, то сделать это будет очень трудно. Лейтенант ввел координаты своей орбиты в допплеровскую систему навигации, чтобы самолет не пересек границу с Литвой.
— Я — 711-й, занял тактическую орбиту, — доложил Дольский на командный пункт.
— Вас поняла, — отозвалась радистка. — Доложите запас горючего.
Вызов с базы последовал, когда он находился в воздухе всего двадцать минут, и подвесной бак был почти полон, а при пониженной мощности двигателя и на таком близком расстоянии от базы он мог хоть целую вечность оставаться на орбите.
— Я — 711-й, запас на два часа. — На самом деле горючего было несколько больше, но скажи он, что хватит на три часа, они и продержат его все три часа на этой орбите.
— Поняла вас, два часа, — повторила рыжеволосая радистка. — Оставайтесь на орбите... Влад.
Так-так, она по крайней мере знает мое имя, подумал Дольский, забыв о том, что все два следующих часа ему предстоит крутиться по этой орбите. Он уже представил себе возвращение на базу и встречу с рыжеволосой красавицей.
Командир экипажа, он же пулеметчик, сержант Майк Браун стоял возле носа самолета. На голове у него был шлем, от которого тянулся шнур, вставленный в розетку возле двери самолета. Сержант наблюдал за небом в бинокль, когда почти прямо над головой пролетел реактивный самолет. Пилоту реактивного самолета нелегко засечь их в таком густом лесу, и все же Браун машинально присел, ожидая, что в любую секунду сверху может упасть бомба или ударить очередь.
— На этот раз я их отлично разглядел, сэр, — сообщил Браун в микрофон рации, учащенно дыша. Он прикрыл рот рукой в перчатке, отдышался несколько секунд, подождал, пока успокоится сердцебиение, и только затем продолжил: — Бомбардировщики МиГ-27 и Су-17. Ведущий оснащен вооружением для поддержки с воздуха, и ракеты у него на крыльях. Не могу точно сказать, чем вооружен ведомый, но пушки есть наверняка. Думаю, они нас не заметили. — Сержант включил секундомер на своих наручных часах. — Засеку время полета, чтобы знать, сколько у нас времени на взлет.
Хэнк Фелл и второй пилот Мартин Ватанабэ встревожились и занервничали, им хорошо были понятны чувства Брауна, ведь даже сквозь шум собственного двигателя они слышали рев реактивных самолетов, пролетевших прямо над ними.
— Я понял, — ответил Брауну Фелл. — Он ничего не передал по радио, поэтому считаю, что пока мы в безопасности. Тщательно проверить шасси.
Фелл, который в течение десяти минут вел «Отбойный молоток» над самыми верхушками деревьев — после того, как они вторглись на территорию Беларуси из Польши, — сумел посадить свой самолет на поляну, когда заметил самолеты советского производства, внезапно появившиеся милях в пятнадцати от него. К счастью, истребители в этот момент выполняли плавный поворот, поэтому у Фелла оказалось несколько дополнительных секунд, чтобы принять нужное решение. Он выбрал поляну и спикировал на нее. И как только колеса шасси его самолета коснулись земли, появились советские истребители. Находившиеся на борту «Отбойного молотка» восемнадцать морских пехотинцев моментально покинули самолет и заняли оборонительные позиции вокруг поляны. Одно отделение морских пехотинцев было вооружено «Стингерами», и теперь они постоянно держали самолеты противника под прицелом.
— Шасси находится под водой, — доложил Браун, осмотрев «Отбойный молоток». Поляна была частично затоплена весенними дождями, поэтому передняя стойка шасси полностью ушла под воду и вода даже покрыла нижнюю часть переднего обтекателя антенны радара и купола инфракрасного сканера. — Выключите радар и инфракрасный сканер, иначе они выйдут из строя.
— Уже выключил, — откликнулся Ватанабэ.
К счастью, хвост самолета задрался высоко и был почти сухим, но самолет все-таки не тонул в грязи.
— Понадобится большое усилие, чтобы вытащить нос, — продолжал докладывать Браун, — а с хвостом все в порядке. Взлет будет очень сложным.
— Понял. Как далеко мы от зоны высадки? — поинтересовался Фелл.
Ватанабэ вывел на дисплей полетный план.
— До зоны высадки добрых семьдесят миль, — ответил он. — Двадцать — тридцать минут лета.
Фелл посмотрел на медленно вращающиеся лопасти. Даже при таком их вращении расходовалось много топлива, а сейчас это было непозволительной роскошью. Взлетев с палубы «Хозяйки долины» несколько часов назад, они пролетели уже почти триста миль, но не по прямой, а окружными маршрутами, избегая радаров в Калининградской области и белорусских военных баз, расположенных вдоль границ. У «Отбойного молотка», на борту которого находились восемнадцать морских пехотинцев со всем своим снаряжением, топлива могло хватить только на пятьсот миль. Дополнительного топливного бака не было, дозаправка в воздухе не предусматривалась, а они все еще находились довольно далеко от своего объекта. Но каждая минута, проведенная на земле с включенными двигателями, сокращала дальность полета, а о том, чтобы добираться к объекту пешком через эти болота, рискуя попасть в руки белорусских солдат, не могло быть и речи.
Генерал Колин Пауэлл, ВС США, накануне операции «Буря в пустыне»
Воздушное пространство над
Калининградской областью, Россия,
13 апреля, 08.47 по местному времени.
Генерал-лейтенант Антон Вощанка, находившийся на борту транспортно-штурмового вертолета Ми-8Д, превращенного в летающий командный пункт и пункт связи, увидел столбы дыма, поднимавшиеся с базы ВВС в Черняховске, расположенной в центре Калининградской области. После того как он приказал пилоту вертолета снизиться и подлететь ближе для лучшего обзора, машина опустилась до потолка, при котором тяжелый МИ-8 мог не опасаться случайных выстрелов с земли, и генерал увидел на летном поле танки, которые начинали занимать оборонительные позиции по периметру авиабазы. Ошибиться в принадлежности этих танков было невозможно — старые, тихоходные Т-60 из его 31-й танковой бригады прорывались сквозь цепь грозных русских танков Т-72 и Т-80.
— Как идет операция в Черняховске? — спросил генерал у своего начальника штаба.
Начальник штаба адресовал этот вопрос радистам.
— Очень хорошо, товарищ генерал, — последовал ответ. — 31-я бригада докладывает, что она удерживает командный пункт, пункт управления РЛС и взлетную полосу. Ведет бой еще за несколько объектов, включая склад авиабомб и склад вооружения. Нескольким самолетам удалось улететь, но наши войска контролируют аэродром.
— Потери?
— Последний раз полковник Шкловский докладывал, что потери от легких до средних, — ответил начальник штаба. — Он хотел направить вам подробный отчет, но его часть сейчас занимает оборонительные позиции.
— Отлично, — подвел итог Вощанка. Быстрота и внезапность являлись ключевыми факторами этой операции. К тому времени, как русские поняли, что происходит, его войска уже взяли верх над ними. Поскольку Вощанка приказал не расстреливать русских солдат, они и не сильно сопротивлялись. — Мне не нужна здесь кровавая бойня, да и желательно, по возможности, захватить все целым. Передайте полковнику Шкловскому, чтобы изолировал очаги сопротивления и предложил сдаться. Нам понадобится их оружие. — Начальник штаба передал приказ генерала. — Как дела у 7-й дивизии в Калининграде?
— От них пока нет сообщений, товарищ генерал, — отозвался начальник штаба, сверяясь со своими записями постоянно поступающих по радио донесений. — Генерал Гурвич и 20-я морская десантная бригада контролируют здание штаба российского флота и окружили военно-морскую базу, а 33-я танковая бригада контролирует базу морской авиации. Наша авиация атаковала и серьезно повредила один боевой корабль, который пытался покинуть порт. Остальные корабли остаются у причалов, за исключением трех, которые по вашему приказу блокируют фарватер Калининградского залива. Большинство осмотренных кораблей укомплектованы личным составом на треть, максимум наполовину, моряки и солдаты остаются в казармах или покидают базу, они не знают, что делать. Это предоставляет нашим войскам большую свободу для маневра. Мы контролируем в Калининграде телецентр и четыре радиостанции. Город, похоже, занял выжидательную позицию.
Вощанка кивнул. За подобную выжидательную позицию была уплачена кругленькая сумма. Командиры Калининградской морской базы и базы морской авиации — крупнейших российских военных баз в Калининградской области — за невмешательство в конфликт получили взятки на общую сумму почти в четверть миллиона американских долларов. А причина, по которой база ВВС в Черняховске встретила нападавших огнем, заключалась в том, что у Вощанки не осталось денег на подкуп командира этой базы, и тот решил оказать сопротивление.
И все же деньги были потрачены не зря.
Одним из ключевых аспектов успешной оккупации Калининградской области и Литвы являлась реакция на это непосредственно самого Калининграда — крупнейшего и наиболее важного в стратегическом отношении города в области, да и во всей операции в целом. В самом городе проживало свыше четырехсот тысяч человек, и почти семьсот тысяч — на территории к западу от него, включая огромное количество преуспевающих бизнесменов, бывших политиков и военных. Поэтому необходимо было не напугать гражданское население в ходе захвата военных баз и объектов в этой зоне. К счастью, в силу белорусского военного присутствия в Калининградской области под эгидой СНГ здесь находилось множество преданных Вощанке белорусских солдат. Нашел он союзников и среди российских солдат и моряков, а также среди солдат и офицеров из различных республик СНГ, которые поддержали его идею избавления от засилья СНГ.
Таким образом, его военный переворот начал превращаться в некое подобие революции.
Захватывая Калининградскую область, Вощанка не рассчитывал на молниеносную и окончательную победу. Генерал, несмотря на заверения Габовича в поддержке, не строил иллюзий относительно слабости России. И, естественно, ей не понравится оккупация Калининградской области. Но необходимо было связать здесь русским руки и захватить стратегические позиции, чтобы уверенно чувствовать себя, когда начнутся переговоры. У России и СНГ не было ни денег, ни желания воевать. А Беларуси терять нечего.
И он победит в Калининградской области, если сможет захватить стратегические позиции, не прослыв при этом рехнувшимся кровавым мясником.
Но Литва — это совсем другое дело.
Необходимо было захватить все города, оккупировать полностью всю территорию и как можно быстрее установить на ней жесткий режим. Остальные страны мира не будут находиться в оцепенении вечно, постепенно они начнут действовать и могут принять совместное решение о выдворении белорусских войск из Литвы. Вощанке нужно действовать быстро, закрепить границы своих завоеваний и дать всем понять, что любая попытка выгнать его из Литвы принесет больше вреда самой Литве и соседним республикам, чем Беларуси...
...И частью этой угрозы будет его арсенал ракет СС-21 «Скарабей», рассредоточенных сейчас в северной Беларуси. Эти небольшие мобильные ядерные ракеты являлись ключом к успеху. Три ракеты с ядерными боеголовками, доставленные Вощанке, находились сейчас под усиленной охраной на секретной пусковой площадке в северной Беларуси, а остальные были рассредоточены в сельской местности. Но важнее, чем рассредоточение ракет по различным пусковым площадкам, была постоянная радиосвязь с ними.
— Мне немедленно нужен доклад о рассредоточении СС-21, — приказал генерал. Рискованно было говорить по радио со своим штабом на эту тему, но от успешного развертывания ракет зависело то, что он впоследствии сможет приказать президенту Светлову объявить всему миру. — Как только позволит дальность связи, воспользуйтесь засекреченной линией.
— Мы только через час приблизимся на нужное расстояние к базе Лида, товарищ генерал, — ответил начальник штаба. — А пока не можем воспользоваться засекреченной линией.
— Ладно, но пусть доклад будет готов к нашему прибытию. — Вощанка подумал, что чем скорее «Скарабеи» будут готовы к запуску, тем быстрее завершится оккупация.
* * *
Воздушное пространство северо-западнойБеларуси вблизи города Лида,
13 апреля, 09.35 по местному времени.
— Диспетчерская базы морской авиации Лида, я — 711-й, нахожусь в двухстах сорока километрах к юго-западу, высота тысяча метров, курс ноль девяносто... Уточняю: курс ноль девяносто пять. Прием. — Молодой белорусский пилот, доложив свое местонахождение, смахнул рукой капельки пота, выступившие на лице под резиновой кислородной маской. По установленной на сегодня процедуре соблюдения секретности полетов при всех докладах о курсе своего полета следовало называть нечетную цифру. Он чуть не забыл об этом, но вовремя поправился. И если бы он снова совершил подобную ошибку, то десятки зенитных батарей, расположенных вдоль литовско-белорусской границы, моментально напомнили бы ему об этом.
— 711-й, я — Лида, для опознания пять секунд держите курс ноль сорок пять, потом следуйте своим курсом. Как поняли?
— Я — 711-й, вас понял. — Лейтенант Владислав Дольский двумя пальцами правой руки плавно отвернул свой истребитель-бомбардировщик МиГ-27 к северо-востоку, отсчитал про себя пять секунд и вернул самолет на прежний курс. Его ведомый, лейтенант Франтишек Стебут, летевший рядом слева в истребителе-разведчике Су-17, повторил маневр ведущего.
В эти дни управление воздушным движением в отдаленных районах Беларуси осуществлялось плохо, наверняка диспетчерская базы морской авиации в Лиде не получила кодированные сигналы их самолетов, а сориентировалась только по отметкам на экране главного радара, но такие мелкие нарушения правил были обычным явлением. Молодому белокурому, голубоглазому пилоту истребителя-бомбардировщика до этого не было дела. Для него удовольствие представлял сам полет, независимо от правил и ограничений, поэтому все эти мелкие неполадки с РЛС не могли испортить настроения.
— 711-й, радар вас опознал. Даю указания перед изменением эшелона полета. Полеты в востоку от двадцать шестого меридиана запрещены до особого распоряжения. Я — база морской авиации Лида, конец связи.
— Я — 711-й. Вас понял. Конец связи. — Дольского это вполне устраивало, он в любом случае не хотел принимать участия в этой небольшой заварушке, которая происходила в Литве. Свора «наземных гончих» из бригады, расположенной на базе Сморгонь, уже двигалась на подавление этого мятежа или восстания в Литве, и хотя подразделения авиации Сморгони тоже были задействованы, а база Лида поднята по тревоге по распоряжению генерала Вощанки — он командовал всеми войсками в северной Беларуси и, безусловно, являлся самым могущественным и влиятельным военным во всей Беларуси, — часть Дольского в этом не принимала участия. Посылать самые современные бомбардировщики против Литвы — это все равно что убивать муравья с перебитыми ногами, ради этого не стоило даже и возиться. Дольский понимал, что впоследствии будет привлечена к боевым действиям и его часть. Они, наверное, перебазируются в оккупированную Литву и будут отражать атаки войск СНГ, России или стран Запада. Его так радовала мысль о возможности продемонстрировать свое умение перед другими пилотами МиГов или перед пилотами иностранных самолетов, что мысль о предстоящей войне как-то и не тревожила.
— Лида, база морской авиации, — раздался в наушниках насмешливый голос ведомого. — Ну и шуточки, при чем здесь море? Когда они намерены поменять название базы?
— Как только бюрократы и политики наконец-то растрясут свои задницы, — со смехом ответил Дольский.
Название этой базы являлось одной из несуразностей в современной жизни Беларуси, этакой бюрократической нелепостью, которую следовало исправить. База морской авиации Лида, расположенная в ста двадцати километрах к западу от Минска и примерно в двухстах сорока километрах к востоку от Балтийского моря, являлась когда-то крупной советской базой морской авиации, поддерживавшей Балтийский флот. Тогда на ней базировалась эскадрилья, состоявшая из двадцати истребителей-бомбардировщиков Су-24 и истребителей сопровождения МиГ-23, в задачу которой входили тактическая и морская разведка, непосредственная поддержка флота с воздуха, морская бомбардировка и борьба с кораблями противника в Балтийском море. Естественно, ныне у независимой Беларуси не было ни флота, ни морской авиации, но в названии базы продолжало сохраняться слово «морская». Полная глупость. Один из нелепых пережитков покойного советского общества.
Что ж, а может, не так уж все и плохо было в этом обществе. Оно создавало такие прекрасные боевые самолеты, как этот истребитель-бомбардировщик МиГ-27. Невероятно аккуратная и юркая машина, на большой высоте максимальная скорость почти в два раза превышает скорость звука, а на малой — выше M1. Может нести свыше четырех тонн различного оборудования, а дальность полета с внешними баками составляет свыше шестисот километров. Данная, более поздняя, модель МиГ-27Д была оснащена довольно сложной аппаратурой: допплеровской автоматической системой навигации, прицельной РЛС и лазерным дальномером; системой предупреждения о радиолокационном облучении «Сирена-3»; инфракрасным сканером для обнаружения и атаки наземных целей; усовершенствованной системой управления огнем АСР-5Р. Правда, у данной модели так и остался титановый колпак вокруг кабины, что в сочетании с бомбовыми подвесками значительно снижало скорость, и все же это была классная машина. Ей было почти столько же лет, сколько и самому Дольскому, но он любил летать на ней.
Одномоторный, с изменяемой геометрией крыла самолет лейтенанта Стебута Су-17С был даже старше МиГа Дольского. Предназначена эта машина была для непосредственной поддержки с воздуха, и ее вооружение составляли две 23-миллиметровые пулеметные подвески на каждом крыле, две 30-миллиметровые пушки в основании каждого крыла. Два пулемета были приспособлены для стрельбы назад, так что СУ-17 мог атаковать наземные цели и после пролета над ними.
Дольский — один из лучших бомбардировщиков ВВС Беларуси, который мог обходиться и без лазерного дальномера, — выполнял один из своих плановых полетов, но когда он прибыл на базу, эскадрилью подняли по тревоге, и ему поставили другую задачу. Его МиГ-27 был буквально увешан оружием: четыре кассетные бомбы в заднем бомбодержателе, в каждой из которых семьдесят малых противопехотных бомб; две подвески с 57-миллиметровыми ракетами в точках крепления воздухозаборника; на внешних небольших крылообразных подвесках две ракеты АА-2 класса «воздух-воздух» с тепловыми головками самонаведения; подфюзеляжная 30-миллиметровая пушка, боекомплект которой составляли триста бронебойных снарядов. С момента окончания летного училища в Тбилиси Дольскому еще никогда не приходилось летать с таким количеством вооружения...
...И как тогда, после окончания училища, сейчас все пусковые кнопки были закрыты колпачками из стальной проволоки и опечатаны свинцовыми пломбами. У Дольского имелся строжайший приказ: не трогать ни одну из пусковых кнопок без специального разрешения. Даже нарушение пломбы без разрешения грозило дисциплинарным наказанием. Но Боже мой, как ему хотелось воспользоваться всем этим оружием! Он один в кабине, самолет оснащен первоклассным вооружением, но он вынужден ждать приказа. Дольский понимал, что его держат под рукой на тот случай, если он понадобится генералу Вощанке, и у него мелькнула сумасбродная идея обратиться к самому генералу, но он тут же отогнал ее, понимая, что это противоречит уставу. Так что им со Стебутом не оставалось ничего делать, кроме как летать и ждать. Летать и ждать. Сверлить дыры в небе...
— 711-й! — раздался в наушниках голос диспетчера базы Лида. — Ваш курс три два ноль, высота семьсот метров, свяжитесь с командным пунктом базы на девятом канале. Как поняли?
— Я — 711-й, курс три два ноль, высота семьсот метров. Перехожу на девятый канал. Конец связи. — Наконец-то, кажется, ему дадут задание! Новый курс явно ведет к литовской границе, а высота всего на сотню метров превышает самые высокие складки местности в том районе. Он свяжется с командным пунктом, когда будет находиться всего в сотне метров над прекрасными лесами долины Немана, а это значит, что что-то происходит...
Лейтенант Дольский, охваченный возбуждением, переключил рацию на новую частоту.
— Лида, я — 711-й. Прием.
— 711-й! Я — Лида, — услышал Дольский бархатистый голос дежурной радистки командного пункта. Рыжеволосая русская красавица, с которой он намеревался познакомиться поближе. Лейтенант мог бы весь день слушать ее ласковый голос. — 711-й, займите тактическую орбиту с координатами ПК, КЖ, пять ноль, три ноль и ждите. Прием.
— Я — 711-й, вас понял, — ответил Дольский, повторил координаты и вытащил из левого набедренного кармана комбинезона карту. Он определился по ней: к северу от небольшой деревни, в десяти километрах от границы. Стандартная тактическая орбита представляла из себя «восьмерку» с участками маршрута в двадцать километров, разворотом в десять градусов, высотой не более пятисот метров над землей, если высота не корректировалась специально. Хорошая схема полета для визуального обследования зоны. А ему определенно придется что-то искать там. Пилоту разрешалось в таких случаях смещать центр орбиты во избежание атаки противника с земли, но в данном случае ему вроде бы ничего не угрожало.
Дольский перевел свой МиГ-27 в режим патрулирования и атаки наземных целей, снизил мощность двигателей до шестидесяти процентов, вручную полностью выдвинул крылья, опустил закрылки для поддержания стабильности полета на малой высоте. Потеря управления самолетом на такой относительно малой высоте могла грозить катастрофой.
— Я — 711-й! Опустить закрылки, выдвинуть крылья, — предупредил Дольский своего ведомого. Он подождал несколько секунд, потом проверил, как Стебут выполнил его указания. Ведомым всегда следовало действовать по принципу «делай, как я», но иногда они ошибались, поэтому проверить не мешало.
Стебут выполнил все в точности: выдвинул крылья своего самолета, опустил закрылки. Су-17 превосходил по размерам и скорости МиГ-27, мог нести больше вооружения, но более современная авиационная электроника и значительно большая точность МиГа-27 обуславливали то, что МиГу в большинстве случаев отдавалось предпочтение при атаках наземных целей, особенно в тех случаях, когда надо было произвести как можно меньше побочных разрушений или когда в зоне атаки присутствовали свои войска.
У Дольского не было наземных ориентиров, которыми он мог бы воспользоваться, — за исключением деревни. Под ним расстилались могучие леса северной части известного во всем мире Березинского заповедника, и если придется что-то искать внизу, то сделать это будет очень трудно. Лейтенант ввел координаты своей орбиты в допплеровскую систему навигации, чтобы самолет не пересек границу с Литвой.
— Я — 711-й, занял тактическую орбиту, — доложил Дольский на командный пункт.
— Вас поняла, — отозвалась радистка. — Доложите запас горючего.
Вызов с базы последовал, когда он находился в воздухе всего двадцать минут, и подвесной бак был почти полон, а при пониженной мощности двигателя и на таком близком расстоянии от базы он мог хоть целую вечность оставаться на орбите.
— Я — 711-й, запас на два часа. — На самом деле горючего было несколько больше, но скажи он, что хватит на три часа, они и продержат его все три часа на этой орбите.
— Поняла вас, два часа, — повторила рыжеволосая радистка. — Оставайтесь на орбите... Влад.
Так-так, она по крайней мере знает мое имя, подумал Дольский, забыв о том, что все два следующих часа ему предстоит крутиться по этой орбите. Он уже представил себе возвращение на базу и встречу с рыжеволосой красавицей.
* * *
В самом просторном месте поляна была не шире девяноста футов, поэтому, когда пилот самолета-вертолета CV-22 майор Хэнк Фелл сажал свою машину на эту поляну, между кончиками лопастей и толстыми сучковатыми ветвями сосен и елей почти не оставалось места, а размер лопастей самолета составлял примерно восемьдесят пять с половиной футов. Внезапный порыв ветра — и любая из этих ветвей могла повредить самолет.Командир экипажа, он же пулеметчик, сержант Майк Браун стоял возле носа самолета. На голове у него был шлем, от которого тянулся шнур, вставленный в розетку возле двери самолета. Сержант наблюдал за небом в бинокль, когда почти прямо над головой пролетел реактивный самолет. Пилоту реактивного самолета нелегко засечь их в таком густом лесу, и все же Браун машинально присел, ожидая, что в любую секунду сверху может упасть бомба или ударить очередь.
— На этот раз я их отлично разглядел, сэр, — сообщил Браун в микрофон рации, учащенно дыша. Он прикрыл рот рукой в перчатке, отдышался несколько секунд, подождал, пока успокоится сердцебиение, и только затем продолжил: — Бомбардировщики МиГ-27 и Су-17. Ведущий оснащен вооружением для поддержки с воздуха, и ракеты у него на крыльях. Не могу точно сказать, чем вооружен ведомый, но пушки есть наверняка. Думаю, они нас не заметили. — Сержант включил секундомер на своих наручных часах. — Засеку время полета, чтобы знать, сколько у нас времени на взлет.
Хэнк Фелл и второй пилот Мартин Ватанабэ встревожились и занервничали, им хорошо были понятны чувства Брауна, ведь даже сквозь шум собственного двигателя они слышали рев реактивных самолетов, пролетевших прямо над ними.
— Я понял, — ответил Брауну Фелл. — Он ничего не передал по радио, поэтому считаю, что пока мы в безопасности. Тщательно проверить шасси.
Фелл, который в течение десяти минут вел «Отбойный молоток» над самыми верхушками деревьев — после того, как они вторглись на территорию Беларуси из Польши, — сумел посадить свой самолет на поляну, когда заметил самолеты советского производства, внезапно появившиеся милях в пятнадцати от него. К счастью, истребители в этот момент выполняли плавный поворот, поэтому у Фелла оказалось несколько дополнительных секунд, чтобы принять нужное решение. Он выбрал поляну и спикировал на нее. И как только колеса шасси его самолета коснулись земли, появились советские истребители. Находившиеся на борту «Отбойного молотка» восемнадцать морских пехотинцев моментально покинули самолет и заняли оборонительные позиции вокруг поляны. Одно отделение морских пехотинцев было вооружено «Стингерами», и теперь они постоянно держали самолеты противника под прицелом.
— Шасси находится под водой, — доложил Браун, осмотрев «Отбойный молоток». Поляна была частично затоплена весенними дождями, поэтому передняя стойка шасси полностью ушла под воду и вода даже покрыла нижнюю часть переднего обтекателя антенны радара и купола инфракрасного сканера. — Выключите радар и инфракрасный сканер, иначе они выйдут из строя.
— Уже выключил, — откликнулся Ватанабэ.
К счастью, хвост самолета задрался высоко и был почти сухим, но самолет все-таки не тонул в грязи.
— Понадобится большое усилие, чтобы вытащить нос, — продолжал докладывать Браун, — а с хвостом все в порядке. Взлет будет очень сложным.
— Понял. Как далеко мы от зоны высадки? — поинтересовался Фелл.
Ватанабэ вывел на дисплей полетный план.
— До зоны высадки добрых семьдесят миль, — ответил он. — Двадцать — тридцать минут лета.
Фелл посмотрел на медленно вращающиеся лопасти. Даже при таком их вращении расходовалось много топлива, а сейчас это было непозволительной роскошью. Взлетев с палубы «Хозяйки долины» несколько часов назад, они пролетели уже почти триста миль, но не по прямой, а окружными маршрутами, избегая радаров в Калининградской области и белорусских военных баз, расположенных вдоль границ. У «Отбойного молотка», на борту которого находились восемнадцать морских пехотинцев со всем своим снаряжением, топлива могло хватить только на пятьсот миль. Дополнительного топливного бака не было, дозаправка в воздухе не предусматривалась, а они все еще находились довольно далеко от своего объекта. Но каждая минута, проведенная на земле с включенными двигателями, сокращала дальность полета, а о том, чтобы добираться к объекту пешком через эти болота, рискуя попасть в руки белорусских солдат, не могло быть и речи.