Берк так назвался в честь Кева Стюарта, решив, что это наиболее подходящее имя.
   – Спасибо, что пришли, – сказала она. – Я польщена, что вы обратились ко мне за помощью.
   Дворецкий проводил их в солярий, выходящий на зеленую лужайку. Отсюда открывался вид на беседку. Поглядев на нее, Берк заметил:
   – Ваш дом расположен в чудесном месте, миссис Дюваль.
   Он не боялся, что Реми узнает его голос. В исповедальне он почти шептал и приглушенно кашлял, изображая простуду. И уж совсем невероятно, что она найдет сходство между лощеным отцом Кевином и небрежно одетым, усатым мужчиной в бейсбольной кепке, который в кафе отдал ей забытый пакет с апельсинами.
   – Спасибо. Садитесь, пожалуйста. Они с Грегори сели рядом на плетеный диван. Она расположилась в кресле напротив и предложила кофе.
   Отец Грегори улыбнулся дворецкому.
   – Я выпью чашечку. Без кофеина.
   – Я тоже, – сказал Берк.
   Дворецкий ушел, оставив миссис Дюваль с двумя священниками. И ее телохранителем.
   Плечи охранника были шире спинки кресла, а плетеное сиденье, казалось, вот-вот проломится под его тяжестью. Темный костюм совершенно не гармонировал с залитой солнцем комнатой. Телохранитель здесь смотрелся так же нелепо, как обезьяна на балетной сцене.
   У Берка сердце екнуло, когда, войдя в солярий, он увидел знакомую рожу громилы. Миссис Дюваль его не узнала, но опытный охранник всегда должен быть начеку. Берк ласково улыбнулся телохранителю и приветливо кивнул. Тот буркнул нечто вроде приветствия, глаза равнодушно скользнули по гостю. Сколько бы Дюваль ни платил этому болвану, все равно – много.
   Миссис Дюваль обратилась к Эрролу:
   – Ты не обязан здесь сидеть. Вряд ли тебе будет интересна наша беседа.
   Охранник немного подумал, окинул священников строгим, предупреждающим взглядом, потом встал.
   – Ладно. Если понадоблюсь, я – за дверью. Когда Эррол вышел, отец Грегори повернулся к хозяйке.
   – Он всегда такой? Или на что-нибудь дуется? Она весело рассмеялась. Берк мысленно поблагодарил Грегори, обстановка разрядилась. Пока Джеймс вел себя безупречно. Они перебрасывались ничего не значащими фразами, потом дворецкий вкатил тележку с большим серебряным подносом. Миссис Дюваль сама налила им кофе и положила на тарелочки маленькие пирожные, покрытые глазурью. Ее движения были плавными, естественными. Тяжелый серебряный кофейник она держала так же грациозно, как чайную ложечку, которой размешивала сливки в чашке.
   – Мне не терпится услышать о «Доме Дженни». Отец Грегори откашлялся и начал:
   – Мне пришла в голову идея…
   Берк отключился сразу, как только Грегори пустился цветисто описывать несуществующий приют для бездомных детей. Притворяясь, что внимательно слушает рассказ отца Грегори, он рассматривал Реми Дюваль. Она заинтересованно слушала, реагируя, как и ожидалось, на кодовые слова, которые Берк велел Грегори вставлять в свою речь. Вопросы, которые она задавала, были толковыми и вполне конкретными. Когда Грегори поведал о печальной судьбе неведомой Дженни, глаза Реми Дюваль наполнились слезами.
   – Как это трагично.
   Ее печаль казалась искренней, поэтому Берку стало не по себе, что он так грубо манипулирует ее чувствами. Но он напомнил себе славненькую сцену в беседке. Любая женщина, способная путаться с Бардо, не заслуживает ни малейшего сочувствия.
   Берк поставил чашку с блюдцем на поднос и резко встал.
   – Простите, что прерываю, отец Грегори, но, с вашего позволения, я выйду.
   Грегори резко дернул головой. Он смотрел на Берка в явной панике. Это сценарием не предусматривалось. Берк намеренно опустил некоторые детали, чтобы не пугать и без того скованного страхами Грегори. Посчитав, что молодой человек уже вполне освоился в роли священника, Берк решил покинуть их с миссис Дюваль на несколько минут. Эти несколько минут были ему очень нужны.
   – Туалет – за лестницей у входа, – сказала она ему.
   – Спасибо.
   – Может быть, позвать Эррола, чтобы он вас проводил?
   – Нет, спасибо, я найду.
   Берк вышел из солярия, но, как только оказался за дверью, замер на месте и огляделся: нет ли поблизости охранника. Эррол не караулил у входа, как обещал; вместо этого он уселся в соседней комнате и смотрел телевизор. Спиной к двери. Очевидно, отец Кевин и отец Грегори не внушали ему серьезных опасений.
   Берк прошел в туалет, закрыл за собой дверь, но сразу же вышел и побежал по лестнице, перескакивая через две ступеньки и каждый раз морщась от скрипа. Первая дверь на следующей площадке вела в маленькую ванную. Максимум через три секунды Берк оттуда вышел.
   Сколько слуг в доме? Он не знал, но уж наверняка не один дворецкий. В любой момент можно наткнуться на воинственную экономку, которая скорее всего поинтересуется, какого черта святой отец рыскает по дому мистера Дюваля. На шум примчится Эррол, он задержит «священника» до появления хозяина. А к завтрашнему утру тело Берка станет угощением для хищных рыб, плавающих в Мексиканском заливе.
   Он открыл вторую дверь дальше по коридору и обнаружил то, что искал, – огромную спальню с двумя отдельными ванными комнатами и широким балконом, выходящим на лужайку перед домом.
   Берк ничего не понимал в антиквариате, но, похоже, все предметы мебели в этой комнате являлись подлинниками. Грязные деньги от продажи наркотиков неплохо котируются на шикарных аукционах. В углу стояло зеркало по меньшей мере футов двенадцати высотой; в нем отражался человек в очках с простыми стеклами и одежде священника.
   – Тут ты, кажется, зарвался, Бейзил, – пробормотал он.
   Берк заглянул в гардеробную Пинки, но после ухода хозяина там уже явно побывала горничная. Все было в идеальном порядке, ни одной забытой мелочи.
   В спальне было очень легко определить, на какой кровати спит каждый из супругов. Пинки спал слева. На его ночном столике лежали очки для чтения, номер «Ньюсуик» и радиотелефон. Берк схватил трубку, но на пластиковой фабричной этикетке, где обычно пишут номер, ничего не было. Очевидно, номер сверхсекретный, не внесенный в телефонные справочники.
   Берк выдвинул ящик в надежде отыскать записную книжку, ежедневник, чековую книжку. Но Пинки был слишком умен, чтобы держать в ночном столике что-либо, кроме бутылочки «Маалокса», ручки с высохшей пастой, еще одной пары очков и блокнота с девственно чистыми страницами.
   На столике миссис Дюваль лежали четки, коробочка с леденцами и стоял хрустальный графин, вместо пробки на него был надет перевернутый стаканчик. В ящике – ничего, кроме пустых открыток. Но книжки с адресами не было. Кому тогда она пишет?
   Сколько времени он отсутствует? Не подозрительно ли долго для туалета? Что, если во время рекламы Эррол заглянул в солярий и, обнаружив там только одного священника, спросил, где второй?
   Торопись.
   Он прошел в гардеробную миссис Дюваль. Служанка еще не убиралась после того, как хозяйка одевалась для встречи со святыми отцами. На бархатной табуретке валялась блузка. Очевидно, ее примерили, но отложили для другого раза. Берк поднял блузку, пощупал материал пальцами. Шелк. Потом вернул блузку на место, положив точно так же, как она лежала прежде.
   Заметив выступ в зеркальной стене, он нажал, и одна из секций отъехала в сторону. Аптечка. Зубная щетка, зубная паста, таблетки от стресса, тампоны, аспирин, противозачаточные таблетки. Никаких рецептов.
   Берк задвинул дверцу обратно и уже повернулся уходить, когда заметил на мраморной поверхности туалетного столика белый порошок. Пудра была рассыпана вокруг хрустальной пудреницы с узорной серебряной крышкой. Рядом лежала пуховка, Берк поднес ее к носу и понюхал. Знакомый аромат. Он провел пальцами по нежнейшему пуху, который совсем недавно касался ее груди, плеч…
   Какого черта, Бейзил? Ты с ума сошел? Вали отсюда скорее!
   Он положил пуховку рядом с хрустальной пудреницей и пулей выскочил из гардеробной. У двери спальни он замер, прислушиваясь. Тихо. Бесшумно открыв дверь, он выскользнул в холл.
   Он был на середине лестницы, когда в дверях появился Эррол.

Глава 16

   Эррол, очевидно направлявшийся в туалет, замер на месте, увидев спускавшегося по лестнице отца Кевина. Берк приветливо улыбнулся.
   – Если вы в туалет, вам наверняка понадобится вот это. – Он бросил телохранителю рулон туалетной бумаги.
   Эррол, явно ничего не понимая, едва успел его поймать.
   – В туалете не оказалось бумаги, поэтому я воспользовался туалетом наверху.
   Эррол рывком распахнул дверь туалета и уставился на держатель для бумаги, с которого Берк снял рулон перед тем, как подняться наверх. Берк принес его обратно, но выглядело все так, словно он захватил бумагу из другого туалета.
   – Я подумал, раз уж я иду туда, захвачу бумагу для этого туалета. Всегда лучше иметь ее под рукой. – Он заговорщицки хмыкнул. – Конечно, все зависит от того, что собираешься делать.
   – Да, – неуверенно промямлил Эррол. – Спасибо.
   Берк двинулся к солярию, потом остановился и обернулся, словно ему только что пришла в голову мысль.
   – Послушайте, если миссис Дюваль займется «Домом Дженни», может быть, вы тоже могли бы поучаствовать? Организовали бы с мальчиками подвижные игры, еще что-нибудь.
   – Вряд ли. Работа на мистера Дюваля забирает у меня все время.
   – Ну ладно. Просто пришло вдруг в голову.
   Берк, уже не оборачиваясь, прошел в солярий, где заливался соловьем отец Грегори.
   – Мы с отцом Кевином считаем, что для детей, которые будут жить в «Доме Дженни», очень важно иметь какое-нибудь дело. Чем меньше наше заведение будет похоже на благотворительное учреждение, тем больше дети будут ощущать, что живут в нормальном доме.
   – Замечательная идея, отец Грегори. Грегори бросил на Берка взгляд, полный явного облегчения.
   – Мы с отцом Кевином полагаем, что у детей необходимо развивать чувство ответственности, их надо хвалить даже за самый незначительный успех. Это будет первым шагом в задаче компенсации их прежнего негативного жизненного опыта и в воспитании самоуважения.
   Миссис Дюваль посмотрела на отца Кевина, и тот утвердительно кивнул. В этот момент он согласился бы и с тем, что вместо луны на небе висит кусок сыра. Как трудно сохранять благостно-постную физиономию после того, как минуту назад держал в руках ее пуховку. Берк старался не смотреть на крестик, висевший у Реми на груди, но это была тяжелая борьба между гормонами и самоуважением.
   – Сам Господь благословил наш визит, отец Кевин, – проблеял Грегори, протягивая Кевину чек на десять тысяч долларов.
   – Вы очень щедры, миссис Дюваль. Благослови вас Бог.
   – Бог благословил вашу миссию, отец Кевин. Берк встал.
   – Нам не следует больше отнимать ваше время.
   – Конечно, конечно. – Грегори радостно вскочил на ноги. – Знаете, я как начну говорить про «Дом Дженни», так меня не остановишь.
   – Мне было очень приятно, – сказала она. – Может быть, вы дождетесь моего мужа? Он был бы рад с вами познакомиться.
   – Нет, нет, нам пора идти, – заторопился Грегори. – Нам надо совершить еще некоторые визиты. В другой раз.
   Берк протянул ей визитную карточку.
   – Вам наверняка захочется получить отчет о расходовании денег. Пожалуйста, звоните в любое время.
   – Спасибо.
   – А может быть, вы пожелаете сами взглянуть, как у нас идут дела.
   От подобного предложения отец Грегори онемел. Он ошарашенно уставился на отца Кевина. Миссис Дюваль, напротив, пришла в полный восторг.
   – А это возможно?
   – Нет!
   – Конечно.
   Грегори и Берк ответили одновременно, но голос Берка заглушил робкое возражение Грегори.
   – Конечно, – испуганно закивал отец Грегори. – Отец Кевин прав. Я просто подумал, что надо дождаться официальной церемонии открытия. Пригласить сразу всех, кто оказал нам помощь, – промямлил он.
   – Уверен, миссис Дюваль предпочтет индивидуальную экскурсию, – медленно проговорил Берк, глядя ей в глаза.
   – Мне не нужно никаких особых привилегий, но я с удовольствием приеду посмотреть, как продвигается работа. Может быть, чем-то смогу помочь.
   – Вашего пожертвования вполне достаточно, уверяю вас. – В голосе отца Грегори звучала легкая паника.
   – Но мой благоприятный отзыв может побудить моего мужа сделать еще пожертвование. Берк улыбнулся.
   – Вот видите, сколько у нас причин желать, чтобы вы нас навестили. Звоните в любое время. Мы приспособимся к вашему расписанию.
* * *
   – «Приспособимся»? «К вашему расписанию»? Господи, да нас прикончат!
   – Прекрати ныть. У меня от тебя голова разболелась.
   – Во что ты меня втянул, Бейзил? Мне это не нравится. Я согласился помочь тебе, и я помог, так? И даже не один раз, а два. Но теперь все. Хватит. Аплодисменты. Занавес. Гаснет свет, и все расходятся по домам. Исполнения «на бис» не будет. Я так больше не играю. Ты меняешь роль на ходу. Зачем ты выходил?
   – Пописать.
   – Ага, как же. Ты рыскал по дому, так я думаю.
   – Вот в чем твоя главная проблема, Грегори. Ты слишком много думаешь. Ты лучше не утруждай мозги, плыви себе по течению.
   – Если я буду плыть по течению, я непременно выплыву в Миссисипи мордой вниз. Не сказать, чтобы мне моя жизнь так уж нравилась, но умирать я не собираюсь. Ты на меня больше не рассчитывай. Все.
   Спор продолжался всю дорогу до дома Грегори. Остановившись, Берк перегнулся через пассажира и открыл дверцу.
   – Иди, ляг на диван, выпей вина, расслабься. Я тебе позвоню.
   – Я выхожу из игры. Вы-хо-жу.
   – В тюрьме не подают французского вина, Грегори.
   – Перестань угрожать мне тюрьмой. У тебя на меня ничего нет.
   – Сегодня, может, и нет. Но обязательно появится через недельку-другую. И я до тебя доберусь. Рано или поздно ты совершишь некие действия, которые, как ты сам признался, ты не в силах контролировать.
   – Мой психоаналитик говорит, что у меня наметился прогресс.
   – Нет, просто он выкачивает из тебя денежки. Ты – полный псих, так что остаться без работы ему не грозит.
   Грегори безвольно опустил плечи.
   – Ты скотина, Бейзил.
   – Это мы уже обсуждали.
   – У тебя сильная воля. Мне с тобой не справиться. Меня все обижают.
   Берк схватил Джеймса за волосы и рывком пригнул к себе.
   – Послушай меня ты, плаксивая испорченная дрянь. Хочешь – верь, хочешь – нет, но сейчас с тобой происходит, может быть, самое лучшее, что когда-либо было в твоей поганой жизни. Первый раз тебя заставили делать то, чего ты делать не хочешь. Я даю тебе возможность доказать, что ты лучше, чем о тебе думает весь свет. Я даю тебе шанс стать человеком.
   Грегори судорожно всхлипнул.
   – Мне кажется, ты зря стараешься, Бейзил. Я бы всей душой, но я тебе уже говорил: я безнадежен. На твоем месте я бы на меня не полагался.
   – К несчастью, – проворчал Берк, – ты – все, что у меня есть.
   Грегори поставил одну ногу на тротуар, но вылезать из машины не спешил. Чуть помедлив, он спросил:
   – Это не полицейская операция, да?
   – Да. – Берк в упор взглянул на него. – Не полицейская. Это личная месть. За моего друга, убитого в прошлом году.
   – Я так и думал. Спасибо, что наконец ответил откровенно.
   – На здоровье.
   Берк отвернулся и стал смотреть прямо перед собой. Подумав несколько секунд, он сказал:
   – Ладно, Грегори. Мне и вправду не следовало втягивать тебя в это. Я тебе врал на каждом шагу, манипулировал тобой, а, как ты верно заметил, это нечестно. Сейчас я делаю нечто безумное и рискованное. Ты абсолютно прав: дело крайне опасное. Ты можешь запаниковать, испортишь все, да тебя еще могут и убить. Я не хочу иметь на своей совести еще одну смерть. Мне нужна была твоя помощь в этой хреновине со священниками, но дальше попробую справиться сам. Спасибо за помощь.
   Помолчав, он добавил:
   – Не могу я видеть, как ты портишь свою жизнь, Грегори. Если не поумнеешь, рано или поздно тебя засадят надолго. В один прекрасный день твой папочка не сможет выкупить тебя из того дерьма, в которое ты вляпаешься, и оно придется не по вкусу не только честным гражданам, но и честным зекам. И они превратят твою жизнь в ад, а скорее всего просто тебя прикончат. В следующий раз, когда захочется вытащить член и помахать им перед носом у кого-нибудь, особенно у детей, – подумай хорошенько о последствиях.
   Криво улыбнувшись, он перекрестил Грегори.
   – Иди с миром и не греши, сын мой. – Потом нажал на рычаг передач и дал задний ход.
   – Погоди. – Хорошенькое личико Грегори исказилось, он лихорадочно соображал. Закусив губу, спросил: – Это опасно? Я могу пострадать?
   – Безусловно, я постараюсь это предотвратить, но риск серьезный.
   Несколько долгих мгновений показались Берку целой вечностью. Наконец Грегори сказал:
   – А, была не была. Я остаюсь. Каковы наши дальнейшие действия?

Глава 17

   – Что значит «исчез»? Бардо пожал плечами.
   – То и значит, Пинки. Его никто не видел. Когда я вернулся в ту дыру, где он жил, его там уже не было. Я хорошенько потряс хозяина, но тот клялся, что Бейзил съехал среди ночи. Бросил деньги за квартиру и ключ в почтовый ящик. Это не то место, где оставляют новый адрес. Бейзил испарился. Наш человек из НОБН попытался кое-чего разнюхать, но и он говорит, что после того, как Бейзил сдал значок, его никто не видел.
   – Ты должен был приставить к нему «хвост».
   – Да кто же знал?
   Неожиданное исчезновение Бейзила нервировало Пинки. Бейзил не сказал: «Большое спасибо, польщен, но вынужден отказаться от вашего лестного предложения». Нет, он повел себя так, что было ясно: торг здесь неуместен. И это тревожило Пинки по двум причинам.
   Во-первых, его разозлило, что это ничтожество, жалкий бывший полицейский, в оскорбительной форме отверг предложение работать у самого Пинки Дюваля. Это была первая попытка переманить Бейзила, но Пинки уже давно подумывал, не кинуть ли наживку. Лучший способ избавиться от врага – перетянуть его в свой лагерь.
   А Бейзил был врагом. Он был постоянной досадной помехой, угнездившейся в отделе по наркотикам, требовал подробного разбирательства каждой операции, удачной или провальной, не важно. Он призывал наказывать за ошибки, искал причины провала, хотел, чтобы виновные несли ответственность за свои действия. Его можно было назвать больной совестью отдела, и полицейские в отделе старались работать честно. Правда, не все.
   Хуже того, Бейзил был абсолютно неподкупным. Агенты Пинки пытались обнаружить у него какие-либо пороки или слабости, но тщетно. Ни букмекеры, ни наркоторговцы, ни женщины не могли его подловить.
   Так что Бейзил уже давно мешал Дювалю. Он вступил в войну против наркобизнеса и, словно полководец, умудрялся воодушевлять свои войска на борьбу с врагом. Когда убили Кевина Стюарта, конфликт принял личный характер. Несмотря на приговор суда, Бейзил не собирался сдавать позиции. Он не успокоится, пока не отомстит. Уход из полиции – просто уловка.
   Во-вторых, Пинки тревожился еще и вот почему: он все же надеялся, что Бейзил согласится на него работать. А тогда за ним будет легче следить. Пока Бейзил оставался в полиции, его действия контролировались. Но вот теперь он исчез, его местонахождение и его намерения никому не ведомы. Пинки это совсем не нравилось.
   Любой человек, занимавший положение, подобное тому, которое занимал Дюваль, не мог бы вознестись на эту вершину, не обзаведясь по дороге кучей врагов. Пинки даже не считал, сколько раз в жизни ему угрожали тайно или явно. Он щедро платил своим телохранителям и чувствовал себя в безопасности. Но при всем при этом он был достаточно умен, чтобы понимать: даже самые тщательные меры безопасности не смогут защитить его на сто процентов двадцать четыре часа в сутки. Даже президентов, и тех убивают.
   Клокочущий от ненависти Бейзил исчез. Может быть, в этот самый момент он наводит свою пушку на него, Пинки. Только дурак не нервничал бы в подобной ситуации.
   Система, в которую Бейзил верил, обманула его, поэтому он на нее плюнул и ушел. Отныне его действия не регулируются ни правилами, ни ограничениями, ни буквой закона. И это делает его вдвойне опасным.
   Разумеется, тронув Дюваля, Бейзил запятнает свое доброе имя, но это мало утешало. Он ведь полный псих. Насколько далеко он зайдет в своем стремлении отомстить? Терять ему нечего. Ни карьеры, ни жены, ни семьи, ни денег. Даже от его незапятнанной репутации газеты не оставили камня на камне.
   Это тревожило Пинки больше всего. По опыту он знал, что наиболее опасным становится человек, которому нечего терять.
   – Я хочу, чтобы его нашли, – решительно произнес он.
   – А что с ним сделать, когда я его найду? Пинки выразительно посмотрел на Бардо. Хмыкнув, тот кивнул.
   – С превеликим удовольствием. Раздался стук, и в дверь просунула голову секретарша Пинки.
   – Простите, что прерываю вашу беседу, мистер Дюваль, но вы просили сообщить немедленно, как только я раздобуду информацию.
   Отпустив Бардо, Дюваль взял у секретарши распечатку с информацией о «Доме Дженни». Вчера вечером, когда он вернулся домой, Реми вела себя почти так же, как до этой дурацкой депрессии. Она взволнованно рассказывала об этой благотворительной акции и очень радовалась, что отец Грегори пригласил ее посмотреть, как продвигается устройство приюта. Пинки обещал подумать. Внешне все выглядит вполне безобидно, а если приют выведет ее из хандры, то и подавно.
   Дюваль подробно расспросил Эррола о визите священника и с удивлением услышал, что приходили двое. Один постарше скажется более деловым. Другой, молодой, по мнению Эррола, был похож на голубого. Это он, отец Грегори, рта не закрывал.
   Эррол сказал, что оставался в комнате во время всей беседы, и священники не говорили ни о чем, кроме детского приюта.
   Повертев в руках визитную карточку, которую священник оставил Реми, Пинки спросил секретаршу, звонила ли она по этому номеру.
   – Да, сэр. Ответила женщина.
   – Что именно она сказала?
   – «Дом Дженни, слушаю».
   – Значит, все нормально?
   – О да, мистер Дюваль. Я попросила к телефону отца Грегори. Она сказала, что ни его, ни отца Кевина нет на месте, но им можно оставить сообщение.
   Тут секретарша хихикнула.
   – Она решила, что я собираюсь внести пожертвование, и начала рассказывать о приюте со всеми подробностями. Я не все записывала, но вы можете видеть по распечатке, что рассказ был очень долгим.
* * *
   – Отлично сработано, Дикси.
   Берк взял у девушки телефонную трубку и повесил ее на рычаг. Телефон-автомат находился в загаженном коридоре дома, где сдавались квартиры внаем.
   – За сороковник нормально.
   Хотя он заплатил ей заранее, Дикси прошла за ним в комнату, которую Берк снял на днях на фальшивое имя. Она залезла на кровать, цепляясь острыми каблуками своих белых кожаных сапог за грязное покрывало, и широко улыбнулась. Берк заметил кусок жевательной резинки между зубами.
   – Я действительно говорила как монашка?
   – Я бы тебе поверил. Пить хочешь?
   – Спрашиваешь!
   Берк достал банку колы из морозилки – холодильника в комнате не имелось – и кинул девушке.
   – Ты сказал «пить». Я-то подумала…
   – Нет. Ты – несовершеннолетняя. Найдя его слова очень забавными, она расхохоталась, открыла банку и слизала пену.
   – Ты правда так считаешь?
   – Насчет чего?
   – Ну, что я говорила как монашка. Может, я упустила свое настоящее призвание?
   – Может быть.
   – Хотя, если вдуматься, я и так вроде монашки.
   Берк скептически поднял брови.
   Она выпятила вперед локти, так что ее груди почти вываливались из черной кружевной майки-лифчика. Сверху на ней была надета джинсовая куртка.
   – А чего, я серьезно.
   – Монашки не носят красные кожаные мини-юбки и не выливают на себя по полфлакона духов, Дикси.
   Запах гардений был своего рода ее профессиональной визитной карточкой. Когда ребята из полиции нравов искали Дикси, они ее вынюхивали в буквальном смысле слова. В этой маленькой комнате для коротких совокуплений аромат сладких духов казался тошнотворным.
   – Монашки служат людям. Я тоже.
   – Все дело в том, каким образом происходит это служение.
   – Зачем углубляться в технические подробности… – Она отпила колы. – Ты католик, Бейзил?
   – По воспитанию – да.
   – Трудно представить, как ты молишься, и все такое.
   – Я давно не молился, – пробурчал он. Он был уверен, что Пинки проверит «Дом Дженни», особенно если его жена захочет туда съездить. Разрабатывая эту свою гипотезу, Берк заплатил одному нищему художнику двадцать долларов, и тот набросал эмблему липового детского приюта. Потом Берк пошел в полиграфический салон и сделал десяток визитных карточек с этой эмблемой и номером телефона-автомата в коридоре напротив его комнаты. Одну карточку он оставил миссис Дюваль.
   Сегодня рано утром он отправился искать «секретаршу» и наткнулся на Дикси. Она была неплохой проституткой и очень хорошей стукачкой. Как с проституткой Берк с ней дела не имел, зато ее информационными услугами пользовался не раз, и сведения всегда оказывались стоящими. Она работала на улице с тринадцати лет. Берку казалось чудом, что она дотянула до своих зрелых семнадцати и все еще жива.
   – Знаешь, я тебя утром едва узнала, – заявила она, поднося к ярко-красным губам банку с колой. – Когда ты успел сбрить усы?
   – На днях.
   – Зачем?
   – Захотелось.
   – Работаешь под прикрытием?