Браун Сандра. День греха

   Далеко пешком ему не уйти. Единственная надежда на то, что его подберет какая-нибудь машина, прежде чем свадебные гости обнаружат, что отец Грегори исчез, и ринутся его искать. Хотя, с другой стороны, зачем им теперь священник?
   Когда он увидел огни приближающейся машины, сердце его учащенно забилось. Это могла быть погоня. Или полицейские, разыскивающие похитителей миссис Дюваль. Или люди самого Дюваля, рыщущие в поисках его жены.
   Или же это мог быть путь назад, в цивилизацию.
   Господи, пожалуйста, взмолился Грегори, обернулся и поднял руку. Пикап замедлил ход, водитель пригляделся к голосующему и… проехал мимо, обдав Грегори грязной водой из лужи. Грегори разрыдался от разочарования. Он все еще продолжал плакать, когда, минут пять спустя, показался следующий автомобиль. Должно быть, одинокий пешеход выглядел таким несчастным, что сидящие в машине пожалели его и остановились.
   Грегори подбежал и заглянул внутрь. Две совсем молоденькие девушки, одна – за рулем, другая – рядом. Они с интересом глядели на Грегори. Одна спросила:
   – А где ваша машина, мистер?
   – Я утопил ее в болоте, потому что прикинулся священником и похитил жену знаменитого и богатого человека.
   Девчонки захихикали, услышав смешную шутку.
   – Класс! – сказала другая. Потом кивнула на заднее сиденье: – Залезайте.
   – Куда вы едете? – поинтересовался Грегори.
   – В Нью-Орлеан. На праздник.
   – Класс! – повторил вслед за ней Грегори.
   Девушка за рулем нажала на акселератор, и машина помчалась в темноту по мокрому от дождя асфальту.
   Девчонкам – лет по пятнадцать, не больше, а одеты так, что покраснела бы Мадонна. Прозрачные блузки, вызывающе короткие юбки. Везде сережки – в ушах, в носу, в губах. И по килограмму косметики на каждой.
   У французского квартала он попросил остановиться, хотя они изо всех сил уговаривали его остаться.
   – Отлично проведем время, – сказала одна.
   – Ты не думай, мы много чего умеем, – похвасталась вторая.
   – В том-то и штука. – Грегори изобразил обольстительную улыбку. – Вы, девочки, для меня слишком опытные.
   Лесть сработала. Машина остановилась у перекрестка, и Грегори вышел. Девчонки послали ему воздушный поцелуй и умчались. Грегори потрясла их беспечность. Неужели родители не предупреждали их, что нельзя сажать голосующих на дороге? Они что, вечерние новости не смотрят? А вдруг бы он оказался каким-нибудь извращением?
   Хотя, хмуро напомнил себе Грегори, он и есть самый настоящий извращенец.
   Пробираясь сквозь толпу людей, невзирая на погоду, вышедших на улицу отметить начало праздника Марди-Гра, Грегори старался ни с кем не встречаться глазами. Он прошел пешком несколько кварталов и свернул на свою улицу. Настроение не – медленно улучшилось. Он бегом добежал до подъезда. Ключ лежал на том самом месте, где Грегори его оставил, уходя в то кошмарное утро на встречу с Бейзилом, чтобы отвезти миссис Дюваль на экскурсию в «Дом Дженни».
   – Черт меня дернул за язык с этими девчонками, – с досадой пробормотал он.
   Наверняка его фото имеется у каждого полицейского. Его разыскивают. Объявлено вознаграждение за его поимку. У папочки, наверное, скачет давление; Грегори давно проклят и лишен наследства.
   Итак, что делать? Первым делом – бутылка вина из холодильника и долгий, горячий душ. Ночь придется провести тут. Утром – упаковать вещи и дернуть отсюда к чертовой матери.
   Он пока не очень себе представлял, как будет путешествовать без денег. Может, в последний раз бухнуться в ножки папаше, старому хрычу? Только сначала лучше поговорить с матерью, воззвать к ее материнским чувствам, если у этой ведьмы они когда-нибудь имелись.
   Решив, что так и поступит, он включил свет.
   – Привет, Грегори.
   Он вскрикнул. На диване развалились двое полицейских. Словно гигантские пауки, они сидели здесь в засаде, поджидая, когда прилетит муха.
   – Заждались мы тебя, – лениво потянулся один. – Уже два дня тут торчим. Господи, – он пристальнее всмотрелся в лицо Грегори. – На кого ты похож? Тебя теперь трудно назвать красавчиком.
   – Что, не пришлась по вкусу жизнь беглеца? – включился в разговор второй. – Все, отбегался. Оборвалась твоя криминальная карьера, Грегори.
   Подавлена в зародыше. – Он щелкнул пальцами в миллиметре от носа Грегори.
   Бедняга прислонился к стене, закрыл глаза и застонал, качая головой из стороны в сторону. Ночной кошмар продолжался.

Глава 31

   Дождь кончился, но над болотом по-прежнему висели мрачные свинцовые тучи. Реми стояла в дверях хижины и смотрела, как Берк спускал лодку на воду.
   Он заделал дырки от пуль каким-то смолистым веществом, которое обнаружил в ящике с инструментами. Реми видела, как он долго возился и чертыхался, но, очевидно, работа все же получилась: лодка на воде держалась. Он привязал ее к пирсу.
   – Не пропускает воду? – спросила Реми, когда Берк подошел ближе.
   – Надеюсь, не утону.
   – А куда вы поплывете?
   – К Дредду.
   – Когда?
   – Завтра утром. Если прояснится. Не могли бы вы подать мне полотенце? А то с меня течет, как с утки. Я весь пол закапаю.
   Он провозился под проливным дождем почти целый день. Джинсы и рубашка были – хоть выжимай. Берк взял протянутое полотенце, коротко буркнул: «Спасибо» – и пошел умываться. Через несколько минут он вернулся в хижину с полотенцем, обвязанным вокруг бедер. Молча сгреб в охапку сухую одежду и прошел в ванную.
   А плечи у него покрыты веснушками, заметила Реми.
   Уже одетый, Берк подошел к столу, спросил:
   – Это что?
   – Ужин.
   Всеми доступными средствами Реми постаралась сервировать стол. Она даже нашла свечку в одном из ящиков. Свечка стояла в лужице воска на треснутом блюдце и даже делала хижину немного уютней.
   – Это всего лишь бобы в чили-соусе, но вы все равно, наверное, есть хотите. Вы же не завтракали.
   – Да. Все замечательно.
   Он сел за стол, и она разложила еду по тарелкам. Меню дополняли коробка сухого печенья и бутылка воды. Трапеза проходила в молчании. Берк заговорил первым:
   – Вы, поди, привыкли к другому.
   Она положила ложку и обвела взглядом комнату. Старая мебель, допотопный обогреватель, мерцающая керосиновая лампа. Зато здесь сухо и тепло – настоящее убежище от враждебного окружающего мира.
   – Я действительно к такому не привыкла, но мне нравится. Может быть, именно потому, что так не похоже на все, что я видела прежде.
   – Разве ваш ухажер не возил вас порыбачить?
   – Я никогда не ходила на свидания, и у меня никогда не было ухажера. – Она отломила кусочек печенья, положила его на край тарелки. Налила себе воды. Заметив его удивленный взгляд, она спросила: – Что?
   – Вы никогда не ходили на свидание?
   – Если не считать Пинки. Из дома моей матери я перешла в школу при монастыре Святого Сердца, потом – в дом Пинки. У меня просто не было возможности завести приятеля. Я даже никогда не ходила на танцы.
   – Как это?
   – Мы жили в одной комнате с Анджелой, – спокойно объяснила Реми. – И я была не высокого мнения о мужчинах вообще. Меня не тянуло на танцы. А если бы даже и тянуло, Пинки бы все равно не позволил.
   Они снова замолчали, слышен был лишь стук ложек о тарелки. Наконец он спросил:
   – А вам никогда не хотелось стать монахиней? Вопрос удивил ее, она тихо рассмеялась.
   – Нет. У Пинки были другие планы.
   – Расплата.
   – Можете называть это так. Мы поженились на следующий день после моего выпуска.
   – А колледж?
   – Я хотела поступить в колледж, но Пинки не разрешил.
   – Пинки бы не позволил. У Пинки были другие планы. Пинки не разрешил.
   Обиженная его издевательским тоном, она огрызнулась:
   – Вы не понимаете.
   – Не понимаю.
   – Не считайте меня невежественной дурой. Я окончила колледж заочно.
   – Я и не считал вас невежественной.
   – Еще как считали. У вас на лице написано, что вы обо мне думаете, мистер Бейзил.
   Он открыл рот, чтобы возразить, но передумал, пожал плечами и заметил:
   – Это не мое дело. Просто я не понимаю, как может человек, мужчина или женщина, взять и сказать кому-то: «Эй, вот тебе моя жизнь, распоряжайся ею, как хочешь!» Неужели вы никогда не пытались повести себя независимо?
   – Почему же, пыталась. Однажды я, проигнорировав желания Пинки, тайком устроилась на работу в художественную галерею. Я изучала искусство, люблю живопись и на собеседовании продемонстрировала свои знания и способности владельцу галереи. Он нанял меня. Я проработала два дня.
   – А что произошло?
   – Галерея сгорела дотла. Картины погибли. – Она многозначительно взглянула на Берка. – Поджигателей не нашли, но я больше не пыталась устроиться на работу.
   Забыв о еде, он сидел, поставив локти на стол, и смотрел на Реми. На щеках у него тоже россыпь веснушек, заметила она. А глаза не карие, как она думала, а зеленые, темно-зеленые, это можно увидеть, только если внимательно приглядеться.
   – Хотите еще?
   Он не сразу понял вопрос, потом взглянул на пустую тарелку.
   – Да, спасибо.
   Добавку он съел молча.
   Когда он закончил, она принялась убирать со стола. Он предложил помыть посуду, Реми взяла полотенце, чтобы вытирать.
   – Я еще не встречал таких, как вы, – сказал Берк. – Вы меня умоляли отпустить вас к вашему мужу, а ведь он вас просто истязает. Вы – пленница в собственном доме. Никакой самостоятельности. Вашего мнения не спрашивают, даже когда дело касается вашего будущего. Вы – собственность Пинки Дюваля, собственность, которую он демонстрирует окружающим.
   – Как его орхидеи.
   – Орхидеи?
   – Он может часами находиться в оранжерее, ухаживая за орхидеями.
   – Вышутите.
   – Нет. Но это не важно. Пожалуйста, закончите вашу мысль.
   – Мою мысль? Очевидно, вам не противно ваше положение, ведь вы много получаете взамен. Роскошная одежда. Драгоценности. Лимузин с шофером. Какова мать, такова и дочь. Только вы продались дороже, чем Анджела, вот и все.
   Он не смог бы сделать ей больнее, даже если бы нахлестал по щекам. Реми бросила полотенце и рванулась прочь, но он мокрой рукой схватил ее за запястье.
   – Оставьте меня.
   – Вы продали тело и душу Пинки Дювалю и считаете, что это решение оправдывает то, что ваша мать была шлюхой и наркоманкой. Нет, миссис Дюваль, не оправдывает. Конечно, дети родителей не выбирают, но, став взрослыми, мы властны сами распоряжаться своей судьбой. Мы имеем право выбора.
   – Неужели?
   – Вы не согласны?
   – Очевидно, вам было проще делать свой выбор, мистер Бейзил.
   – Я думаю, вам тоже не пришлось сильно голову ломать. Красивая, соблазнительная женщина может продать себя очень дорого.
   – Вы правда так думаете?
   – Конечно, может.
   – Нет, я о другом. Вы действительно считаете меня красивой и соблазнительной?
   Дернувшись, как от удара, он тут же выпустил ее руку. Но глаз не отвел. Помолчав, он сказал:
   – Да, считаю. Вы и сами это знаете. Ваша сексуальность – товар, и каждый мужчина, с которым вы имеете дело, хочет этот товар купить. Каждый – от старого урода Дредда до несчастного заики, который продавал вам апельсины на Французском рынке.
   Она пораженно смотрела на него.
   – Тот парень в бейсбольной кепке, который побежал за вами, чтобы отдать забытый пакет с апельсинами. Это был я, – сердито пояснил он. – Я следил за вами тогда. И в ту ночь, когда у вас было свидание с Бардо в беседке, – тоже.
   – У меня не было свидания с Бардо! Ни в ту ночь, ни в другую. У меня от этого типа мурашки бегут по коже.
   – А мне так не показалось.
   – Вы слишком самоуверенны и склонны к скоропалительным выводам, и меня это удивляет. Уж вам-то должно быть известно, что вещи не всегда таковы, какими кажутся. Иногда ваши собственные глаза могут вас обмануть.
   Он шагнул вперед.
   – Вы о чем?
   – Вы убили вашего напарника. Сами в него выстрелили. Технически все произошло именно так. Но разве можно обвинять вас, основываясь на этом? Имеются дополнительные обстоятельства. И они вас оправдывают.
   – Так. И что?
   – А то, что вам неизвестны обстоятельства моей жизни. Как же вы смеете поучать меня и рассуждать о свободе выбора!
   – Миссис Дюваль?
   – Что?
   – Вы когда-нибудь орали вот так на вашего мужа? – Неожиданный вопрос и спокойный тон собеседника смутили ее. – Нет? А следовало бы. Может, он перестал бы поджигать картинные галереи, если бы вы ему сказали: «Как ты смеешь!» – и пригрозили уйти.
   – Уйти? – горько усмехнулась Реми. – Блестящая идея, мистер Бейзил. Почему она раньше не приходила мне в голову? Почему…
   – Ш-ш-ш! – Он бесцеремонно зажал ей рот ладонью. Она попыталась высвободиться, но он только крепче сжал ее. – Тихо.
   Теперь она тоже услышала звук тарахтящего мотора.
   – Пока мы не узнали, кто это, – прошептал он, – советую вам вести себя тихо.
   Реми вспомнила парней из кафе, гнавшихся за ними на грузовике, и понимающе кивнула. Берк отпустил ее.
   – Погасите свечу. – Она дунула на свечку, а он прикрутил лампу, чтобы едва мерцала. – И не высовывайтесь.
   Берк пригнул ее голову так же, как тогда в лодке, когда над ними летал вертолет, и знаком велел заползти под стол. Реми повиновалась.
   Двигаясь бесшумно, Берк подошел к шкафу и достал с верхней полки пистолет. Это было единственное место, где Реми его не искала сегодня днем, когда Бейзил чинил лодку. Он сунул пистолет за пояс, вышел на пирс и встал, подпирая плечом дверь.
   Звук мотора становился все громче. Вскоре показались огни приближающейся лодки. Реми разглядела, что лодка примерно такая же, на какой они с Бейзилом сюда приплыли.
   Мужчина крикнул что-то на нью-орлеанском французском диалекте. Бейзил коротко отозвался:
   – Здорово, ребята.
   Хижина завибрировала, и Реми поняла, что лодка подрулила к пирсу и ткнулась в шину, выполнявшую роль буфера. На четвереньках Реми выбралась из-под стола, подползла к окну. Стараясь не высовываться, она выглянула из-за подоконника. В лодке сидели трое мужчин.
   Реми ломала голову: показаться ли ей, дать понять, что она – пленница, либо сидеть тихо. Ей крайне необходимо было вернуться в Нью-Орлеан, но кто знает, будет ли она с этими мужчинами в безопасности? Может, лучше пока оставаться с Бейзилом?
   Пока ее терзали сомнения, Бейзил спросил, как идет рыбалка. Значит, они не полицейские. Или Бейзил так специально говорит, чтобы обмануть свою заложницу?
   Она снова украдкой выглянула. В сумрачном тумане мужчин было почти не видно, но полицейской эмблемы на лодке точно не было. Да и мало они походили на представителей закона.
   Старший по-английски ответил, что они не рыбаки.
   – Мы кое-кого ищем. Священника.
   – Вообще священника или какого-то конкретного? – весело отозвался Бейзил, но Реми знала, что его дружелюбие – показное.
   – Священника, отца Грегори. Он пропал. – Мужчина в лодке чисто галльским жестом пожал плечами. – Если у него имеются враги, мы не хотим, чтобы у нас с ними были проблемы.
   – С чего вы взяли, что у него есть враги? Мужчина принялся рассказывать, Берк слушал не перебивая. Потом спросил:
   – Заблудился на болоте? Бедняга. Но я здесь уже несколько дней и никого не видел.
   Мужчины в лодке шепотом посовещались, потом старший поблагодарил Берка, пожелал спокойной ночи, и они отчалили.
   Реми лихорадочно соображала: броситься к двери, позвать их или же это опасно? Ведь чем-то они напугали Грегори, раз он сбежал от них? Должно быть, у него была серьезная причина не доверять этим людям.
   Или же он боялся, что его отдадут в руки властей?
   Реми вскочила и бросилась к двери, но налетела прямо на Бейзила.
   – Вы можете закричать, и они вернутся, – тихим угрожающим голосом сказал он. – Но где гарантия, что они не причинят вам вреда? – А где гарантия, что мне не причините вреда – вы?
   – До сих пор я вас и пальцем не тронул.
   Она не смотрела ему в глаза, но понимала, что он прав. Лучше известное зло, чем неизвестное.
   Без слов поняв, к какому решению она пришла, Берк отошел и погасил лампу. Хижина оказалась в кромешной темноте.
   На случай, если они оглянутся, – пояснил он.
   – А как вы думаете, что случилось с отцом Грегори после того, как он сбежал со свадьбы? – спросила она.
   – Кто знает. Но, раз он попал к этим людям, мы знаем по крайней мере, что из болота он все же сумел выбраться.

* * *

   Грегори смирился с мыслью, что скоро умрет. Конечно, ему не грозил смертный приговор за участие в похищении, но долгий срок в тюрьме был обеспечен. А там он станет лакомой добычей и продержится от силы месяца два. И тогда смерть будет казаться облегчением.
   Он вжался в сиденье полицейской машины безо всяких опознавательных знаков, сердце его отчаянно колотилось. Но, к его удивлению, они проехали мимо полицейского участка.
   – Вы везете меня в центр?
   Офицеры, словно не слыша, продолжали беседу о том, где и как будут отмечать праздник Марди-Гра.
   Когда же они, не сбрасывая скорость, промчались мимо центрального управления, Грегори закоченел от ужаса.
   – Куда вы меня везете?
   Один из полицейских обернулся:
   – А ну заткнись. Не мешай разговаривать.
   – Вы из федеральной службы? Они рассмеялись, и шофер сказал:
   – Ага, точно. Из федеральной.
   Грегори их ответ совсем не понравился, и он захныкал:
   – Меня заставили. Этот Бейзил, он кошмарный тип. Он угрожал меня убить, если я ему не помогу. Он бы точно меня убил. Я… я даже не знал, что он задумал похищение.
   Кажется, эти доводы их не убедили, и тогда Грегори выбрал другую тактику.
   – Мой отец очень богат. Если вы отвезете меня к нему, он заплатит вам много денег без разговоров. Просто скажете ему, сколько вам надо, и он даст. Клянусь, у него полно денег.
   – Мы все про тебя знаем, Грегори, – сказал тот, что сидел на переднем кресле. – А пока заткнись, иначе я рассержусь.
   Грегори тихо заплакал. Теперь он понял, что это не полицейские. Все сомнения окончательно рассеялись, когда машина въехала в подземный гараж большого здания. Сейчас, ночью, в гараже стояло всего несколько машин.
   В кино жертву часто убивали в подземном гараже; эти кошмарные сцены калейдоскопом пронеслись в голове Грегори. Вот сейчас они поставят его лицом к бетонной стене и выстрелят в голову. А завтра утром клерк, приехавший на работу пораньше, обнаружит его тело с кровавым месивом вместо лица.
   – Пожалуйста, – пролепетал он, когда открылась дверца машины. – Прошу вас, не надо.
   Но мнимый полицейский выволок его наружу. Грегори бухнулся на колени, умоляя сохранить ему жизнь, но его рывком поставили на ноги и поволокли к лифту.
   А, значит, они не будут убивать его в гараже. Наверное, не хотят, чтобы кровь попала на их одежду. Просто вытащат на крышу и сбросят оттуда, имитируя самоубийство. Соучастник похищения Грегори Джеймс не выдержал угрызений совести и перешел через край. В буквальном смысле слова.
   Но, прежде чем подняться на крышу, лифт остановился на каком-то этаже. Грегори выпихнули из кабины, и он с удивлением увидел длинный, устланный ковром коридор. В конце коридора располагалась массивная двойная дверь красного дерева с медной табличкой.
   Когда Грегори прочитал имя на табличке, у него подкосились ноги и он рухнул прямо перед дверью.
   – Вставай, – скомандовал один из сопровождающих.
   – Давай, давай, подымайся.
   Грегори свернулся калачиком и заскулил на одной ноте.
   Двойные двери распахнулись, и раздался громкий властный голос:
   – В чем дело?
   – Да вот, вставать не хочет. Что прикажете с ним сделать, мистер Дюваль?
   Услышать это имя было еще кошмарнее, чем прочесть его на табличке. Грегори зажал уши. Но он видел, как по густому зеленому ковру приближаются сверкающие туфли из змеиной кожи. В нескольких дюймах от его лица туфли остановились.
   – Мы ничего ему не сделаем, джентльмены, – сказал Пинки Дюваль. – Мистер Джеймс сам решит свою судьбу.

Глава 32

   – Мистер Дюваль? Извините, что отрываю. Это звонит мисс Фларра. Она очень взволнована.
   – Спасибо, Ромен. Я поговорю с ней.
   Ромен закрыл за собой дверь, и Пинки поднял трубку.
   – Фларра? Как ты поживаешь, дорогая?
   – Я с ума схожу от беспокойства, вот как я поживаю! Что происходит? Почему я должна умолять Ромена, чтобы он подозвал тебя к телефону? Ему, видите ли, ведено никого с тобой не соединять. Где Реми? Почему она не приехала? И не звонит уже несколько дней. Произошло что-то ужасное, я знаю.
   – Успокойся. Ничего ужасного не произошло.
   – Тогда в чем дело? Реми не была у меня целую неделю, а она никогда не пропускает наши свидания. Каждый раз, когда я звоню вам домой, мне дают от ворот поворот.
   – У твоей сестры что-то с горлом. Может быть, это сильная ангина, а может быть, что-то и посерьезнее.
   Фларра встревожилась:
   – Она так серьезно заболела?
   – Еще несколько дней, и она поправится.
   – А почему мне ничего не говорили?
   – Реми не хотела тебя понапрасну беспокоить, поэтому она велела прислуге молчать. Она принимает антибиотики, и ей уже намного лучше, но горло еще болит. Ей трудно разговаривать. А я сейчас веду дело, которое поглощает все мое время и внимание. Прости, что не позвонил. Это было непростительной ошибкой.
   На другом конце провода воцарилось молчание.
   Пинки пытался понять, как восприняла его ложь Фларра. Если бы он сказал ей правду, разразилась бы истерика, а это ему сейчас ни к чему. Фларра импульсивна и непредсказуема. Не хватало еще ломать голову над тем, как она воспримет исчезновение сестры. В скором времени ему придется сообщить ей о смерти Реми, но – проблемы надо решать по порядку.
   – Можно мне навестить ее завтра? – спросила девочка.
   – Боюсь, нет, солнышко. Болезнь может быть заразна. Меньше всего Реми бы хотела, чтобы ты тоже заболела. Сестра Беатриса не простит, если по нашей вине в школе начнется настоящая эпидемия.
   – А доктор Карут знает о том, что Реми принимает лекарства?
   – При чем тут доктор Карут?
   – Не знаю. Пинки… Реми в последнее время ходила такая грустная…
   – Ну и что?
   – Ну, я просто подумала… Это, конечно, только мое предположение… но, может, Реми беременна?
   Пинки смотрел на стоящее на столе хрустальное пресс-папье, но не видел его. Совершенно абсурдное предположение его юной свояченицы вдруг показалось ему не таким уж абсурдным.
   Не ведая о том, какую реакцию произвели ее слова, Фларра продолжала допытываться:
   – Так вот, если она беременна, можно ли давать ей антибиотики?
   – Она не беременна.
   – Ты уверен?
   – Как ты думаешь, если бы моя жена была беременна, неужели я бы об этом не знал? – не в силах сдержать ярость, заорал Пинки.
   – Хорошо-хорошо, не надо на меня кричать. Я не собираюсь совать нос не в свое дело. Просто мне кажется, что Реми всегда очень хотела ребенка и сожалеет, что не может его зачать. Вот и ходит кислая. Я даже у нее спросила недавно.
   – И что она сказала?
   – Что она не беременна.
   – Ну вот, видишь. Зачем бы она стала лгать?
   – Наверное, ты прав, – согласилась Фларра. – Так, просто пришло в голову. А ты не мог бы приложить трубку к ее уху? Пусть не разговаривает, я только с ней поздороваюсь.
   – Она спит.
   – Ладно, тогда не буди ее, – расстроенно отозвалась Фларра.
   – Я скажу ей, что ты звонила и беспокоилась о ее здоровье.
   – Я еще по одной причине беспокоилась, – нерешительно проговорила Фларра. – Реми очень переживала из-за Эррола?
   – Ты знаешь об этом?
   – Прочитала в газете. Реми, наверное, здорово напугалась.
   – Вообще-то она пока не знает об этом. Я решил, что не стоит тревожить ее в таком состоянии.
   – А у полиции есть какие-нибудь версии?
   – Кажется, нет. Боюсь, он оказался случайной жертвой, а такие дела обычно не раскрываются.
   – Эррол был силен как бык, – рассуждала вслух Фларра. – Неужели обычный грабитель смог с ним справиться?
   – О мертвых не принято говорить плохо, но физическая сила Эррола значительно превосходила его умственные способности. Зачем его понесло среди ночи гулять в одиночку по набережной?
   – Да, но все равно странно… Пинки нетерпеливо перебил:
   – Фларра, солнышко, ты должна меня извинить, мне пора.
   – Ты уже подумал насчет Марди-Гра? Ну что я приду к вам на прием?
   – Да, я подумал. Но пока еще не принял решения. Детка, я действительно больше не могу с тобой разговаривать. Я жду важного звонка, это касается дела, которое я сейчас веду. Я передам Реми твой привет.
   – Ладно, – упавшим голосом отозвалась Фларра. – Пусть позвонит мне, когда поправится. Пока.
   Повесив трубку, Дюваль велел Ромену позвать Бардо. Протягивая ему визитную карточку, Пинки сказал:
   – Пошли кого-нибудь посообразительнее из своих парней. Пусть будет осторожен, но я должен знать все, что она делает.
   Бардо кивнул и сунул карточку в карман. Пинки спросил:
   – Как там наш лжесвященник? Согласился сотрудничать?
   Бардо хмыкнул.
   – Мы дали ему немного времени подумать.
   – А что слышно от Макьюэна? На условленную встречу Макьюэн вчера не явился. Люди Дюваля направились к нему домой.
   Там они никого не нашли, в доме царил полнейший беспорядок, словно собирались в большой спешке.
   – Его ищут. Да объявится, куда денется, – со своей обычной наглой усмешкой заявил Бардо. Потом, уже менее уверенно, спросил: – А если ни от Макьюэна, ни от этого пидера толку не будет?