Быть может, она чуть слышно взвизгнула от удивления и желания. Быть может, ее тело стало податливым, уступая ему. Быть может, у него из груди вырвался низкий рык вожделения. Впрочем, все это ей могло и почудиться.
   Но ей не почудилось острое покалывание между ног, не почудилось, как затрепетали груди, и жар, разлившийся по телу от живота, словно тающее масло, тоже не почудился. Она точно помнит необыкновенный, удивительный вкус его губ, запах ветра и солнца, исходивший от его волос и одежды.
   Он поднял голову и заглянул в ее потрясенные глаза. В его взгляде отражалось не меньшее смущение. Однако уголок его рта приподнялся в язвительной усмешке.
   – Это чтобы вы не чувствовали себя обделенной, – пробормотал Рид.
   И покрыл ее влажные губы мягкими, легкими поцелуями, потом дразняще, чуть касаясь, обвел их языком. Кончиком языка тронул уголок ее рта, и эта многозначительная ласка словно выпустила на волю копившийся где-то у нее в животе ворох новых ощущений.
   А он снова плотно прижался раскрытым ртом к ее губам. Его язык погрузился в ее рот, и она непроизвольно отзывалась на его дерзкое вторжение. Он ласкал ее рот неторопливо, и было это несказанно приятно, а руки его скользили по ее спине, по бокам – к груди. Он легонько потер ладонями ее груди, и ей нестерпимо захотелось, чтобы он коснулся их вершин.
   Но руки соскользнули по спине назад и, охватив ее снизу, толкнули к нему. Язык его двигался в такт бедрам, как прилив и отлив, разжигая ее желание, лишая способности сопротивляться.
   Она уже готова была поддаться восхитительной слабости, незаметно затоплявшей ее тело, но он вдруг выпустил ее. И над самым ее лицом прошептал:
   – Хочешь узнать, что я обычно делаю дальше? Алекс отшатнулась, подавленная и уязвленная тем, как близка она была к полному поражению. Тыльной стороной ладони она стерла с губ его поцелуй. Он лишь самодовольно ухмыльнулся.
   – Да нет, я на это и не рассчитывал.
   Он надел очки и шляпу, надвинув ее на лоб.
   – С этих пор, госпожа прокурор, предлагаю перенести все расспросы в зал суда. Это куда безопаснее.
 
   Бар «Буровая вышка» оказался еще хуже «Последнего шанса». Алекс подъехала с южной стороны и, завернув за угол здания, увидела там потрепанный, ржавый красный пикап. У нее вырвался вздох облегчения. Она уже заранее решила, что, если свидетеля в условленном месте не будет, она не станет болтаться там в ожидании.
   Выезжая из мотеля, она сначала убедилась, что слежки за ней нет. Нелепо играть в эти кошки-мышки, но она пошла бы на что угодно, лишь бы переговорить с человеком, утверждавшим, что он был свидетелем убийства ее матери. И если в результате сегодняшней встречи она познакомится с обычным любителем телефонных проказ, ищущим очередного развлечения, это будет достойным финалом совершенно кошмарного дня.
   Невыносимо, невероятно долгой показалась ей поездка верхом, когда Рид поскакал с ней обратно к тренировочной дорожке, где стояла ее машина.
   – Всего вам наилучшего, – издевательски пожелал он, когда она сползла с седла.
   – Пошел к черту, – зло отозвалась она. Он развернул лошадь, и до Алекс долетел его сдавленный смех.
   – Наглец паршивый, – шептала себе под нос Алекс, выходя из машины и направляясь к пикапу. Она увидела, что водитель сидит за рулем, и, хотя обрадовалась, что он все-таки приехал, у нее мелькнула мысль: а что, если он назовет Рида убийцей ее матери? На душе стало тревожно.
   Она обошла машину спереди, под туфлями громко хрустел гравий. «Буровая вышка» не тратилась на освещение территории, поэтому даже возле здания стояла полная тьма. Других машин на стоянке не было.
   Алекс потянулась к ручке дверцы, и на миг ее охватил трепет. Подавив волнение усилием воли, она скользнула в кабину и закрыла за собой дверь.
   Свидетель оказался мерзким маленьким человечком. У него были выступающие, как у индейца, скулы, щеки под ними изрыты оспинами. Он был космат и, судя по запаху, душем не злоупотреблял. Тощий, морщинистый, седой.
   К тому же он был мертв.

Глава 17

   Когда до Алекс дошло, почему он сидит и смотрит на нее с таким неопределенным, бессмысленным и чуть озадаченным выражением, она хотела закричать, но не смогла издать ни звука. Рот был словно набит ватой. Шаря позади себя рукой, Алекс попыталась открыть дверцу пикапа. Та упрямо не поддавалась. Алекс бешено дергала ручку, потом налегла на дверь плечом. Она распахнулась так неожиданно, что Алекс почти вывалилась из машины. Торопясь изо всех сил убраться подальше от окровавленного трупа, она зацепилась каблуком за камень, споткнулась и упала, ушибив ладони и поцарапав колени.
   Она вскрикнула от боли и страха и попыталась встать. Потом стремглав рванулась в темноту, и вдруг ее ослепили фары и оглушила автомобильная сирена.
   Она непроизвольно прикрыла глаза рукой и на фоне яркого света увидела силуэт человека, направлявшегося к ней. Не успела она броситься в сторону или хоть пискнуть, как он произнес:
   – Всюду-то вы бываете, да?
   – Рид! – воскликнула она со смешанным чувством облегчения и ужаса.
   – Какого черта вы здесь делаете? В его голосе не было и намека на сочувствие. Это разъярило ее.
   – Я могла бы задать вам тот же вопрос. Там человек, – добавила она, дрожащим пальцем указывая на пикап, – он мертв.
   – Да, знаю.
   – Знаете?
   – Его зовут, гм, звали Клейстер Хикам. Батрак, работал раньше у Ангуса. – Заглянув в пикап сквозь лобовое стекло, залепленное разбившимися насекомыми, он покачал головой. – Господи, ну и дела.
   – Это все, что вы можете сказать?
   Он обернулся к ней.
   – Нет, но мог бы и добавить: я вас не забираю по подозрению в убийстве по одной-единственной причине – тот, кто сообщил, что Клейстер сидит в своей машине с перерезанным горлом, ни словом не обмолвился, что с ним баба.
   – Вам уже кто-то сообщил?
   – Именно. Кто, как вы думаете?
   – Думаю, тот, кто знал, что я с ним тут встречаюсь! – крикнула она. Потом ее поразила другая мысль, она замерла и тихо спросила:
   – Как вы так быстро сюда добрались, Рид?
   – Вы что же, думаете, я его обманом завлек и перерезал глотку? – Он недоверчиво рассмеялся.
   – Вполне возможно.
   Спокойно выдержав ее взгляд, он подозвал одного из помощников. До этого момента Алекс и не подозревала, что с ним приехал кто-то еще. Теперь она услышала вой сирены приближающегося автомобиля, увидела, как из бара выскакивают любопытные посетители посмотреть, из-за чего шум.
   – Проводи ее назад в мотель, – кратко распорядился Рид. – Проследи, чтобы она вошла в номер.
   – Да, сэр.
   – Пригляди за ней до утра. Смотри, чтобы она куда-нибудь не отправилась.
   Обменявшись с шерифом неприязненными взглядами, Алекс позволила помощнику проводить себя к машине.
 
   – Шериф?
   Помощник робко постучал в дверь, не решаясь открыть. С утра в участке говорили, что Рид в сволочном настроении, причем не только из-за убийства Клейстера Хикама. Все ходили на цыпочках.
   – Что у тебя?
   – Несколько бумаг вам на подпись.
   – Давай сюда.
   Рид поднялся с вращающегося кресла, в котором сидел, вальяжно откинувшись на спинку, и протянул руку к пачке документов и писем. Нацарапал, где положено, свою подпись.
   – Как сегодня Руби Фэй?
   Когда шериф подъехал к фургону, в котором обитала любовница Клейстера, чтобы допросить ее, она лежала там, избитая до полусмерти. Руби успела лишь сказать, что это дело рук ее обманутого мужа, и потеряла сознание.
   – Лайл отделал ее почти так же, как Клейстера. Ей с неделю, не меньше, придется проваляться в больнице. Ребятишек отправили к ее матери.
   Лицо у Рида еще больше помрачнело. Он не переносил мужчин, применявших к женщинам физическую силу – не важно, по какому поводу. Слишком много ему досталось в детстве колотушек от отца, и он не терпел ни малейшего насилия.
   Он протянул бумаги помощнику.
   – По рации что-нибудь передавали?
   – Нет, сэр. Я вам сразу доложу. И вы мне велели напомнить, что сегодня днем вы даете показания по делу, которое проходит у судьи Уоллеса.
   – Черт, совсем выскочило из головы.
   Помощник с облегчением удалился, но Рид забыл о нем еще прежде, чем за ним закрылась дверь.
   Сегодня утром он не мог сосредоточиться ни на одной мысли дольше нескольких секунд. Все вытеснил образ Алекс.
   Кляня все и всех на чем свет стоит, он поднялся и подошел к окну. День опять стоял солнечный. Ему вспомнилось, как вчера, когда он сажал Алекс рядом с собой на лошадь, волосы ее на солнце стали густого красновато-коричневого оттенка, будто красное дерево. Об этом он небось и думал, когда стал трепаться про тот дурацкий футбольный приз.
   Господи ты боже, с какой стати он вообще его хранил все это время? Каждый раз, когда он смотрел на кубок, его раздирали противоречивые чувства, как и в тот вечер, на вручении призов. Тогда его радость была омрачена тем, что Джуниора не выбрали лучшим игроком команды. Это может показаться полным идиотизмом, но ему хотелось извиниться перед Ангусом и Джуниором за то, что награду получил он, Рид. А он ведь ее заслужил: как спортсмен, он был сильнее друга, но оттого что он как бы обошел Джуниора, ему и приз был не мил.
   Алекс сама все это вычислила. Умна, ничего не скажешь. Но отнюдь не такая уж несгибаемая, какой хочет казаться. Вчера вечером она чуть не померла со страху, и не мудрено. На Клейстера и раньше-то без дрожи нельзя было взглянуть, но тут, мертвый, в куртке, заляпанной застывшей кровью, он стал еще страшнее.
   Может быть, и к лучшему, что она все это видела. Может быть, перестанет рваться раскрывать тайны, которые ее не касаются. Может быть, наводящее ужас убийство Клейстера отвадит ее от расследования убийства Седины. Может быть, она уедет из Пурселла и больше никогда не вернется.
   Вероятность такого исхода должна была бы его обрадовать. Но он еще больше разозлился на нее и на себя самого.
   И надо же было вчера поцеловать ее. Он поддался на ее подстрекательские речи. Вышел из себя. Потерял самообладание. Так он оправдывался перед собственной совестью, чтобы она не грызла его за происшедшее. И тем не менее он сам был чертовски перепуган. Алекс вынудила его потерять голову. Только один человек на свете был способен такое с ним сотворить – Седина.
   Какой морок напустила на него эта хитрющая маленькая ведьмочка, что он заговорил про тот поцелуй, удивлялся он. Он сам про него и думать забыл, а тут ни с того ни с сего он всплыл в памяти, словно все было вчера.
   Помнится, стоял жаркий сентябрьский день, и, когда Селина не явилась в школу, он пошел ее проведать. В окне трудился старый кондиционер, безуспешно пытаясь охладить спертый воздух. В доме было не тепло и сухо, а, наоборот, жарко и влажно.
   Седина была сама не своя. Она открыла ему дверь, но выглядела подавленной, будто тот первый признак перехода в женское сословие лишил ее девической живости. Глаза ее опухли от слез. Он испугался, что произошло нечто ужасное.
   Когда она сказала ему про месячные, он испытал такое облегчение, что чуть не расхохотался. Впрочем, удержался все-таки. При виде ее унылого лица всякое веселье пропадало. Он обнял ее, нежно прижал к себе, гладил ей волосы, приговаривая, что это совсем не стыдно, а, наоборот, замечательно. Ища утешения, она обвила руками его талию и уткнулась лицом в его плечо.
   Они долго стояли так, прильнув друг к другу, как не раз бывало и прежде, когда им казалось, что мир ополчился против них На сей раз он ощутил потребность торжественно закрепить ее переход из детства в юность.
   Сначала он поцеловал ее в щеку. Щека была влажной и соленой от слез. Его губы, не отрываясь, скользнули ниже. Она вдруг затаила дыхание и замерла, и он крепко прижался губами к ее губам. Это был пылкий, но целомудренный поцелуй.
   Других девочек он уже целовал и языком. Сестры Гейл с большим знанием дела целовались по-французски и жаждали поделиться с ним секретами мастерства. Не реже раза в неделю он встречался с ними тремя в пустовавшем зале Клуба ветеранов зарубежных войн и целовал по очереди, тискал им груди и, просунув руку под резинку хлопчатобумажных трусиков, трогал волосы между ног. А они ссорились, решая, кому из них первой расстегнуть ему брюки и ласкать его.
   Эти пошловатые, пропитанные запахом пота эпизоды помогали ему сносить жизнь с отцом. Только их он и скрывал от Седины. Узнай она, чем он занимается с сестрами Гейл, она пришла бы в большое смущение. А возможно, и разозлилась бы. В любом случае лучше было ей не знать об этом проклятом зале и что он там делает.
   Но когда он ощутил губами рот Седины, услыхал, как она тихонько ахнула, ему захотелось поцеловать ее как следует – прекрасным, волнующим, запрещенным способом. Не в силах противиться искушению, его тело взяло верх над разумом.
   Едва он кончиком языка коснулся ее сжатых губ, как почувствовал, что они раскрываются. Сердце у него гулко забилось, кровь закипела, он притянул ее к себе еще ближе и вдвинул язык ей в рот. Она не отпрянула, и он провел языком по ее рту. Она стиснула его талию. Ее маленькие острые груди огнем жгли его тело.
   О боже, он думал, что умрет от блаженства. Бескрайнего блаженства. Это ощущение до самых основ потрясло его юношескую душу. Вулканическая энергия сотрясала его тело. Он жаждал целовать Седину Грэм вечно. Но когда его член, налившись кровью, уперся ей в живот, он оттолкнул ее и стал бормотать извинения.
   Несколько мгновений Седина, задыхаясь, смотрела на него широко открытыми глазами, потом бросилась к нему на шею – она счастлива, сказала она, что он так ее целовал. Она его любит. Он любит ее. Когда-нибудь они поженятся, и ничто и никогда их не разлучит…
   Устало потирая глаза, Рид вернулся к столу и шлепнулся в скрипучее кресло. Он был зверею; зол на Алекс за то, что она разбудила воспоминания, которые он столько лет старался забыть. И тем своим поцелуем он намерен был наказать и оскорбить ее.
   Но, черт возьми, он никак не ожидал, что это будет так приятно – прижать ее к себе, чувствовать мех шубки, мягкую шерсть костюма, ее теплую кожу. Он не предполагал, что губы ее будут так чертовски сладки. До сих пор ощущает на языке их сладость. Откуда ему было знать, что у нее такие мягкие полные груди?
   Проклятие, он совсем не предполагал, что Селинина дочь так ошеломительно быстро возбудит его чувственность. Вожделения такой силы он никогда не испытывал с сестрами Гейл – вообще никогда не испытывал, и точка. Дьявольщина, он и сейчас еще не остыл.
   Уже по одной этой причине он был зол как черт на Алекс, да и на себя самого за это бурное объятие. Ведь Алекс Гейтер, женщина, которую он вчера целовал как безумный, готова обвинить его в убийстве двух человек, во-первых, Седины, а теперь еще и Клейстера. Даже если она не найдет доказательств, она все равно способна сорвать ему все планы на будущее.
   Он так близок к осуществлению своей мечты. Вот-вот достигнет той цели, к которой шел всю жизнь. А она может подложить ему большую свинью. Ей даже не нужно тыкать в него пальцем. Если она предъявит обвинения любому из них троих, не видать ему вымечтанного будущего как своих ушей, уйдет оно из-под носа. За это он готов был ее удушить.
   Стоило ему, однако, представить, как он кладет ладони на ее тело, перед его мысленным взором возникала отнюдь не сцена удушения.
 
   – Мне сказали, что вы у себя.
   – А вам сказали, что через несколько минут я должен быть в суде, а сейчас слишком занят и никого не принимаю?
   Алекс вошла в кабинет шерифа и прикрыла за собой дверь.
   – Да, упомянули.
   – С чего это вы взяли, что пользуетесь особыми привилегиями?
   – Я подумала, вы захотите расспросить меня про убитого.
   – Вы, в общем-то, вне подозрений. Просто оказались не там, где надо, причем очень не вовремя, но вам вообще свойственна эта дурная привычка.
   – Так вы считаете, связи между мною и этим убийством нет?
   – Считаю, нет; но вы, очевидно, считаете иначе. – Закинув ноги на угол стола и заложив руки за голову, он сказал:
   – Что ж, послушаем.
   – Полагаю, главное вы уже знаете. Клейстер Хикам присутствовал при убийстве Седины.
   – С чего вы взяли?
   – Он сказал мне по телефону.
   – Он был завзятый врун. Спросите кого хотите.
   – Я ему поверила. Он очень нервничал и жутко трусил. Мы договорились встретиться в «Последнем шансе», но когда он увидел, что вы едете за мной по пятам, то струхнул и удрал.
   – Получается, Седину убил я, так, что ли?
   – Или же покрываете убийцу.
   – Разрешите, я вам покажу, где в вашей теории ошибка. – Он опустил ноги на пол. – На днях Ангус уволил Клейстера. Вот он и надумал отомстить – это-то вам должно быть понятно, госпожа прокурор. Сочинил эту небылицу, в которую вы решили поверить, поскольку ваше расследование не выявило ни единой паршивенькой улики. Вы считаете, существует взаимосвязь между этими убийствами, верно? Неверно, – твердо сказал он. – Сами посудите. Вчерашнее убийство совершенно иного рода, нежели убийство Седины. У вас ошибочен сам метод. Тот, кто перерезал Клейстеру глотку, просто-напросто узнал, что Клейстер трахает его жену, пока он вкалывает в Карсбаде на содовом заводе. У нас на него уже есть данные.
   Это звучало так правдоподобно, что Алекс поежилась под его открытым взглядом.
   – Но разве исключено, что батрак видел, как убивали мою мать? Опасаясь кары, он до сих пор помалкивал – возможно, просто потому, что никто так и не провел досконального расследования. И убили его за то, что он знал, – пока он не успел назвать убийцу. Вот во что я решила поверить.
   – Как вам угодно. Но только занимайтесь этим за счет вашего времени, а не моего. Рид собрался было встать.
   – Это еще не все, – сказала она, и он, смирившись, остался сидеть.
   Алекс вынула из сумочки конверт и протянула ему.
   – Пришло сегодня утром по почте. На мой гостиничный адрес.
   Рид быстро просмотрел письмо и вернул ей. Она в изумлении уставилась на него.
   – Вас это, видимо, не сильно волнует, шериф Ламберт.
   – Я его уже читал.
   – Что? Когда?
   – Позавчера, если не ошибаюсь.
   – И вы разрешили его отправить?
   – А почему нет? В нем не сыскать ничего непристойного. Даже министр почт, полагаю, не нашел бы в нем никаких нарушений правил почтового ведомства. Почтовый сбор оплачен полностью. Насколько я могу судить, госпожа прокурор, письмо составлено в рамках закона.
   Алекс так и тянуло наклониться и увесистой оплеухой сбить с его лица злорадную ухмылку. Порыв был настолько силен, что ей пришлось сжать пальцы в кулак, чтобы не дать руке воли.
   – А вы прочли то, что между строк? Подписавшие, все, – она замолчала, считая подписи, – все четырнадцать человек, угрожают изгнать меня из города.
   – Ну, что вы, мисс Гейтер, вовсе нет, – с показным возмущением сказал он. – У вас развился синдром преследования, после того как вы наткнулись на зарезанного Клейстера. В этом письме просто подчеркнуто все то, о чем я вам и так без конца толкую. Ангус с сыном очень многое значат для нашего города. И ипподром тоже. Известно же: куда легче обратить на себя внимание, если вдарить человеку не по яйцам, а по его счету в банке. Вы поставили под угрозу весьма значительные капиталовложения. И думали, люди будут стоять и спокойно смотреть, как из-за вашей мстительности их мечты летят псу под хвост?
   – Дело совсем не в мести. Я веду законное и давно назревшее расследование судопроизводства, в котором была допущена серьезная ошибка.
   – Хватит, увольте.
   – Прокурор округа Трэвис дал санкцию на это расследование.
   Он с недвусмысленным намеком оглядел ее и, растягивая слова, произнес:
   – В обмен на что?
   – О, вот это замечательно. И куда как профессионально, шериф. Когда запас корректных аргументов у вас истощается, вы принимаетесь обстреливать мою репутацию булыжниками чисто мужских оскорблений.
   Трясущимися от злости руками она сунула письмо обратно в конверт, положила его в сумочку и решительно защелкнула замок.
   – Я не обязана объяснять вам свои резоны, – сказала она. – Поймите только, я дела не брошу, пока не приду к каким-то удовлетворительным выводам относительно убийства матери.
   – Ну, а я на вашем месте не стал бы опасаться нападения на свою особу, – со скучающим видом заметил Рид. – Как я уже объяснял, убийство Клейстера не имеет к вам ни малейшего отношения. Письмо подписали столпы местного общества – банкиры, бизнесмены, преподаватели и врачи. Вряд ли они вздумают навалиться на вас в темном переулке. Впрочем, – продолжал он, – я бы не советовал вам мотаться по злачным местам, как вы делали последние два вечера. Если вам так уж приспичило, могу порекомендовать пару неплохих парней.
   Она презрительно посмотрела на него и вздохнула.
   – Вы всех деловых женщин не любите или мой случай особенный?
   – Ваш случай особенный.
   Его грубость была вызывающе оскорбительна. Ее подмывало напомнить ему, что вчерашний поцелуй едва ли свидетельствовал о неприязни, но она удержалась. Решила не напоминать. Она и сама надеялась забыть о нем, притвориться, что его не было вовсе, но не могла. Ей стало казаться, что после него в ней самой что-то решительно и бесповоротно переменилось.
   Нет, забыть его она не могла, но надеялась научиться справляться с воспоминаниями о нем и с навязчивым желанием, которое он разжег.
   Его слова глубоко ранили ее. Она услышала собственный голос:
   – Почему вы меня так не любите?
   – Потому что вы лезете не в свое дело. Не люблю людей, которые суются не в свое дело.
   – Но это мое дело.
   – Каким же это образом? Вы еще в пеленки писали, когда убили Седину! – крикнул он.
   – Я рада, что вы об этом заговорили. Мне, значит, было всего два месяца от роду. Что же она в таком случае делала ночью на ранчо?
   Вопрос его ошеломил, но он быстро оправился.
   – Забыл совсем. Слушайте, я же должен…
   – Сомневаюсь, что вы когда-нибудь что-нибудь забываете, Рид Ламберт, хотя и притворяетесь очень старательно. Что она там делала? Пожалуйста, ответьте.
   Он встал. Алекс тоже встала.
   – Джуниор пригласил ее на ужин, вот и все.
   – По какому-то особому случаю?
   – Спросите у него.
   – Я спрашиваю вас. По какому случаю? И не говорите, что не помните.
   – Может, он ее пожалел.
   – Пожалел? Почему?
   – Потому что сидела в четырех стенах с ребенком и никуда не выходила. От ее светской жизни остался один пшик. Господи помилуй, ведь ей было всего-то восемнадцать.
   Он обогнул Алекс и направился к двери.
   Но Алекс ставить на этом точку не собиралась. Он хотел отделаться банальным объяснением. Не выйдет. Она ухватила его за руку и заставила повернуться к ней.
   – А вы в тот вечер тоже у них ужинали?
   – Да. – Он резко выдернул руку.
   – И пробыли там весь вечер?
   – Ушел перед десертом.
   – Почему?
   – Не люблю вишневый пирог.
   Она застонала с досады.
   – Ответьте, Рид. Почему вы ушли?
   – У меня было свидание.
   – С кем? Она по-прежнему живет в этом городе?
   – Какая, черт возьми, разница?
   – Она – это ваше алиби. Я хотела бы с ней поговорить.
   – Забудьте. Я ее в это дело втягивать не стану ни За что.
   – Возможно, все-таки придется; или же вы откажетесь от дачи показаний, сославшись на Пятую поправку, и тогда станет ясно, что вы что-то скрываете.
   – Вы что, не отступаете никогда? – оскалившись, спросил он.
   – Никогда. В ту ночь вы вернулись на ранчо?
   – Нет.
   – Совсем не вернулись?
   – Совсем.
   – Даже поспать?
   – Я же сказал вам, у меня было свидание. – Он придвинул свое лицо так близко, что она ощутила на губах его дыхание. – А она была – огонь.
   Он кивнул головой, словно подтверждал сказанное, и повернулся к двери.
   – Мне пора в суд. Закройте дверь, когда будете уходить, ладно?

Глава 18

   – Мисс Гейтер?
   – Да. В чем дело?
   Алекс не испытывала потребности в гостях. Последняя стычка с Ридом лишила ее сил. После вчерашнего нервы у нее были на взводе. Хотя Рид правдоподобно объяснил убийство этого Хикама, хотя она тоже пыталась рассуждать здраво – ничто не могло убедить ее, что ей не грозит опасность.
   Поэтому, когда в дверь ее номера постучали, она, крадучись, подошла и посмотрела в глазок. На пороге стояла незнакомая, но с виду как будто безобидная пара. Алекс открыла дверь и выжидающе взглянула на них.
   Мужчина внезапно протянул руку. Алекс, вздрогнув, отскочила.
   – Преподобный Фергус Пламмет, – представился тот. Чувствуя себя преглупо, Алекс пожала ему руку.
   – Я вас напугал? Простите, пожалуйста. Я не хотел. Манеры преподобного отца были исполнены такого уважения, а голос – такого сочувствия, что нельзя было представить, будто он может кому-то угрожать. Тщедушный, ростом ниже среднего, он держался прямо, почти с военной выправкой. Его черный костюм залоснился и был явно не по сезону. Пальто при нем не было, волнистые темные, довольно длинные, вопреки моде, волосы не прикрыты шляпой. В городке, где почти каждый человек мужского пола с двенадцати лет носит либо ковбойскую шляпу, либо кепку с козырьком, странно было видеть мужчину без шляпы.
   – Это моя жена Ванда.
   – Здравствуйте, миссис Пламмет, здравствуйте, преподобный отец.
   Миссис Пламмет была крупной женщиной с обширной грудью, размеры которой она пыталась преуменьшить, прикрывая ее просторной вязаной серовато-оливковой кофтой на пуговицах. Волосы ее на затылке были стянуты в узел, голова смиренно потуплена. Муж уделял ей внимания не больше, чем какому-нибудь фонарному столбу.