Страница:
– А что еще ты хочешь от меня услышать?
– Я хочу услышать твои вопросы о том, кто его подкупил? Чем? Почему? – Слезы на ее глазах моментально высохли. – Но ты уже все знаешь, да?
– Я же не вчера родился, Алекс.
– Значит, тебе известно, что Ангус заставил судью Уоллеса упрятать Придурка Бада в сумасшедший дом, якобы как убийцу Седины, а взамен обещал женить Джуниора на Стейси?
– Ну и что тебе это дает? – Уперев руки в боки, он возвышался над ней. – Это же только догадки. Ты ведь не можешь этого доказать. Даже если они и договорились, им обоим хватило ума не оставлять никаких улик. Никто ничего не записывал. И судебные власти примут все это с хорошей долей сомнения. Вот и получается, что человека нет, его репутация прекрасного судьи разлетелась в пух и прах, а у тебя все равно нет доказательств, чтобы повесить на кого-то убийство Селины.
Он сердито барабанил пальцами по своей груди.
– Мне сегодня пришлось поехать в дом судьи, чтобы сообщить Стейси, что старик вышиб себе мозги из-за твоих ничем не подкрепленных обвинений, которые большой суд присяжных скорее всего отвергнет как несостоятельные.
Он замолчал, подавляя раздражение.
– Пока я не спустил на тебя всех собак, предлагаю поскорее убраться отсюда и поехать в какое-нибудь более безопасное место.
– Безопасное? Для кого?
– Для тебя, черт подери! До тебя еще не дошло, чем все это пахнет? Пат Частейн близок к инфаркту, а Грег Харпер звонил уже три раза, хотел знать, не имеешь ли ты какого-либо отношения к самоубийству этого видного, уважаемого судьи. Стейси вне себя от горя, но когда приходит в сознание, то призывает погибель на твою голову.
А на ступенях здания суда стоит в пикете Пламмет со своей армией умалишенных, их плакаты извещают прохожих, что это и есть начало конца света. И весь этот хаос, госпожа прокурор, происходит из-за вас и вашего плохо состряпанного расследования.
Алекс показалось, что ее сердце готово разорваться от обиды, но она тем не менее бросилась отбивать атаку.
– Значит, пусть Уоллес живет как хочет, раз он такой славный малый?
– В таких щепетильных ситуациях, Алекс, надо действовать тоньше.
– Но к этой ситуации никто и близко еще не прикасался, – воскликнула она. – Так вот как вы трактуете закон, шериф Ламберт! Выходит, кое для кого законы не писаны? Вы что же, предусмотрительно отворачиваетесь в другую сторону, если ваш друг преступает черту дозволенного? Очевидно, так.
Свидетельство тому Нора Гейл Бертон и ее бордель. А себя вы тоже считаете неподвластным правосудию?
Он не ответил. Молча подошел к двери, распахнул ее и отрывисто бросил:
– Пошли.
Она вышла с ним в коридор, и он повел ее к запасному лифту.
– Пат одолжил мне машину жены, – сказала она ему. – Она припаркована перед парадным входом.
– Знаю. А рядом с ней тебя поджидает орава репортеров, жаждущих узнать кровавые подробности самоубийства судьи. Поэтому я хочу вывести тебя через заднюю дверь.
Они вышли из здания незамеченными. Снаружи было совсем темно.
Который, интересно, час? – подумала Алекс. Они прошли до стоянки уже полпути, как вдруг из темноты вынырнула какая-то фигура и преградила им дорогу.
– Стейси! – тихо воскликнул Рид. Его рука машинально сжала рукоять пистолета, но пистолет остался в кобуре.
– Я знала, что перехвачу тебя, когда ты попытаешься скрыться.
Глаза Стейси были прикованы к Алекс. В них светилась такая ненависть, что Алекс захотелось в поисках защиты прижаться к Риду, но гордость не позволила.
– Прежде чем вы начнете говорить, Стейси, я хочу сказать вам, что мне искренне жаль вашего отца.
– Неужели?
– Ужасно жаль.
Стейси передернулась то ли от холода, то ли от отвращения – не разберешь.
– Ты явилась сюда, чтобы погубить его. Что ж ты теперь сожалеешь, тебе гордиться собой надо.
– Я не несу ответственности за прошлые ошибки вашего отца.
– Это все из-за тебя произошло! Почему ты не оставила его в покое? – Голос Стейси дрогнул. – Ведь никому, кроме тебя, не интересно, что произошло двадцать пять лет назад. Он уже был старик. И через несколько месяцев собирался уйти в отставку. Ну что он тебе сделал?
Алекс вспомнила последние обращенные к ней слова судьи. Стейси ничего не знала о тайной сделке, на которую он пошел ради нее. Алекс не стала наносить ей новую рану, пусть сначала хотя бы оправится от потрясения.
– Извините. Я не могу обсуждать с вами судебное дело.
– Дело? Дело? О каком деле ты говоришь? Твоя беспутная мать играла людьми, вернее, мужчинами, вертела ими как хотела, пока кто-то не вытерпел и не прикончил ее. – Глаза Стейси злобно сощурились, угрожающе сжав кулаки, она шагнула к Алекс. – Ты такая же, как она, – мастерица заварить кашу, вертихвостка и шлюха!
Она бросилась на Алекс, но Рид, встав между ними, схватил Стейси, крепко прижал к себе и держал так, пока ярость ее не утихла, и она, ослабев, разрыдалась, уткнувшись ему в грудь.
Он гладил ее по спине, бормоча слова утешения. Тайком, за спиной Стейси, он передал Алекс ключи от своей машины. Алекс взяла ключи, села в «Блейзер» и заперла дверь. Сквозь ветровое стекло она видела, как они свернули за угол и скрылись из виду. Через несколько минут Рид бегом вернулся к машине. Алекс открыла дверь, и он сел за руль.
– Она успокоилась? – спросила Алекс.
– Да. Я поручил ее друзьям. Они отвезут ее домой. И кто-нибудь подежурит у нее ночью. – Его губы скривила горькая усмешка. – Правда, того, кто ей нужен больше всех на свете, среди них нет.
– Отца?
Рид покачал головой.
– Джуниора.
Оттого что все складывалось так плохо и печально, Алекс снова расплакалась.
Глава 42
– Я хочу услышать твои вопросы о том, кто его подкупил? Чем? Почему? – Слезы на ее глазах моментально высохли. – Но ты уже все знаешь, да?
– Я же не вчера родился, Алекс.
– Значит, тебе известно, что Ангус заставил судью Уоллеса упрятать Придурка Бада в сумасшедший дом, якобы как убийцу Седины, а взамен обещал женить Джуниора на Стейси?
– Ну и что тебе это дает? – Уперев руки в боки, он возвышался над ней. – Это же только догадки. Ты ведь не можешь этого доказать. Даже если они и договорились, им обоим хватило ума не оставлять никаких улик. Никто ничего не записывал. И судебные власти примут все это с хорошей долей сомнения. Вот и получается, что человека нет, его репутация прекрасного судьи разлетелась в пух и прах, а у тебя все равно нет доказательств, чтобы повесить на кого-то убийство Селины.
Он сердито барабанил пальцами по своей груди.
– Мне сегодня пришлось поехать в дом судьи, чтобы сообщить Стейси, что старик вышиб себе мозги из-за твоих ничем не подкрепленных обвинений, которые большой суд присяжных скорее всего отвергнет как несостоятельные.
Он замолчал, подавляя раздражение.
– Пока я не спустил на тебя всех собак, предлагаю поскорее убраться отсюда и поехать в какое-нибудь более безопасное место.
– Безопасное? Для кого?
– Для тебя, черт подери! До тебя еще не дошло, чем все это пахнет? Пат Частейн близок к инфаркту, а Грег Харпер звонил уже три раза, хотел знать, не имеешь ли ты какого-либо отношения к самоубийству этого видного, уважаемого судьи. Стейси вне себя от горя, но когда приходит в сознание, то призывает погибель на твою голову.
А на ступенях здания суда стоит в пикете Пламмет со своей армией умалишенных, их плакаты извещают прохожих, что это и есть начало конца света. И весь этот хаос, госпожа прокурор, происходит из-за вас и вашего плохо состряпанного расследования.
Алекс показалось, что ее сердце готово разорваться от обиды, но она тем не менее бросилась отбивать атаку.
– Значит, пусть Уоллес живет как хочет, раз он такой славный малый?
– В таких щепетильных ситуациях, Алекс, надо действовать тоньше.
– Но к этой ситуации никто и близко еще не прикасался, – воскликнула она. – Так вот как вы трактуете закон, шериф Ламберт! Выходит, кое для кого законы не писаны? Вы что же, предусмотрительно отворачиваетесь в другую сторону, если ваш друг преступает черту дозволенного? Очевидно, так.
Свидетельство тому Нора Гейл Бертон и ее бордель. А себя вы тоже считаете неподвластным правосудию?
Он не ответил. Молча подошел к двери, распахнул ее и отрывисто бросил:
– Пошли.
Она вышла с ним в коридор, и он повел ее к запасному лифту.
– Пат одолжил мне машину жены, – сказала она ему. – Она припаркована перед парадным входом.
– Знаю. А рядом с ней тебя поджидает орава репортеров, жаждущих узнать кровавые подробности самоубийства судьи. Поэтому я хочу вывести тебя через заднюю дверь.
Они вышли из здания незамеченными. Снаружи было совсем темно.
Который, интересно, час? – подумала Алекс. Они прошли до стоянки уже полпути, как вдруг из темноты вынырнула какая-то фигура и преградила им дорогу.
– Стейси! – тихо воскликнул Рид. Его рука машинально сжала рукоять пистолета, но пистолет остался в кобуре.
– Я знала, что перехвачу тебя, когда ты попытаешься скрыться.
Глаза Стейси были прикованы к Алекс. В них светилась такая ненависть, что Алекс захотелось в поисках защиты прижаться к Риду, но гордость не позволила.
– Прежде чем вы начнете говорить, Стейси, я хочу сказать вам, что мне искренне жаль вашего отца.
– Неужели?
– Ужасно жаль.
Стейси передернулась то ли от холода, то ли от отвращения – не разберешь.
– Ты явилась сюда, чтобы погубить его. Что ж ты теперь сожалеешь, тебе гордиться собой надо.
– Я не несу ответственности за прошлые ошибки вашего отца.
– Это все из-за тебя произошло! Почему ты не оставила его в покое? – Голос Стейси дрогнул. – Ведь никому, кроме тебя, не интересно, что произошло двадцать пять лет назад. Он уже был старик. И через несколько месяцев собирался уйти в отставку. Ну что он тебе сделал?
Алекс вспомнила последние обращенные к ней слова судьи. Стейси ничего не знала о тайной сделке, на которую он пошел ради нее. Алекс не стала наносить ей новую рану, пусть сначала хотя бы оправится от потрясения.
– Извините. Я не могу обсуждать с вами судебное дело.
– Дело? Дело? О каком деле ты говоришь? Твоя беспутная мать играла людьми, вернее, мужчинами, вертела ими как хотела, пока кто-то не вытерпел и не прикончил ее. – Глаза Стейси злобно сощурились, угрожающе сжав кулаки, она шагнула к Алекс. – Ты такая же, как она, – мастерица заварить кашу, вертихвостка и шлюха!
Она бросилась на Алекс, но Рид, встав между ними, схватил Стейси, крепко прижал к себе и держал так, пока ярость ее не утихла, и она, ослабев, разрыдалась, уткнувшись ему в грудь.
Он гладил ее по спине, бормоча слова утешения. Тайком, за спиной Стейси, он передал Алекс ключи от своей машины. Алекс взяла ключи, села в «Блейзер» и заперла дверь. Сквозь ветровое стекло она видела, как они свернули за угол и скрылись из виду. Через несколько минут Рид бегом вернулся к машине. Алекс открыла дверь, и он сел за руль.
– Она успокоилась? – спросила Алекс.
– Да. Я поручил ее друзьям. Они отвезут ее домой. И кто-нибудь подежурит у нее ночью. – Его губы скривила горькая усмешка. – Правда, того, кто ей нужен больше всех на свете, среди них нет.
– Отца?
Рид покачал головой.
– Джуниора.
Оттого что все складывалось так плохо и печально, Алекс снова расплакалась.
Глава 42
Она подняла голову, только когда джип тряхнуло на какой-то выбоине. Сквозь ветровое стекло попыталась определить, где они едут, но ночь была темной и на дороге не было видно никаких знаков.
– Куда мы едем?
– Ко мне. – Как только Рид сказал это, фары тотчас высветили дом.
– Зачем?
Он выключил мотор.
– Затем, что мне нельзя спускать с тебя глаз. Стоит мне отвернуться, как тут же появляются либо раненые, либо мертвые.
Он оставил ее сидеть в машине, а сам пошел отпереть дверь. Алекс хотела было уехать, но он предупредительно забрал ключи с собой. В какой-то степени Алекс почувствовала облегчение оттого, что у нее отняли возможность действовать. И хотя ей по-прежнему хотелось воспротивиться его диктату, у нее уже не было на это ни физических, ни душевных сил. Она с трудом открыла дверь и выбралась из машины.
Ночью дом выглядел совсем по-другому. Как женскому лицу, ему больше шло мягкое освещение, оно помогало скрывать недостатки. Рид вошел раньше ее и включил лампу. Сейчас он сидел на корточках перед камином, пытаясь длинной спичкой поджечь кучку щепок под аккуратно сложенными поленьями.
Когда сухие дрова, потрескивая, разгорелись, он поднялся и спросил:
– Есть хочешь?
– Есть? – Она повторила слово так, как будто впервые его слышала.
– Когда ты последний раз ела? Днем?
– Джуниор принес вчера вечером мне в номер гамбургер. Он сварливо буркнул, направляясь к кухне:
– Не обещаю ничего такого шикарного, как гамбургер. Благодаря племяннице Лупе содержимое кладовки значительно пополнилось, и теперь в ней можно было найти не только арахисовое масло и крекеры. Бегло осмотрев запасы, он предложил на выбор консервированный суп, спагетти, мороженые тамали, яичницу с беконом.
– Яичницу с беконом.
Они дружно и молча приступили к делу. Готовил в основном Рид. Он мало заботился о чистоте и презирал кулинарные тонкости. Алекс с удовольствием наблюдала за ним. Когда он поставил перед ней тарелку и опустился на стул по другую сторону маленького стола, она улыбнулась ему, но улыбка вышла печальной. Он заметил это и в замешательстве подцепил вилкой слишком большой кусок яичницы.
– В чем дело?
Она покачала головой и опустила глаза.
– Так, ничего.
Ответ, похоже, его совсем не удовлетворил. Но не успел он открыть рот, как зазвонил телефон. Рид протянул руку к висевшему на стене аппарату.
– Ламберт слушает. А-а, привет, Джуниор. – Он взглянул на Алекс. – Да, зрелище было не из приятных. – Он молча слушал. – Она, э-э, у нее была с ним встреча как раз перед тем, как это случилось. Боюсь, она все видела. – Он пересказал официальные показания Алекс. – Это все, что мне известно. Ну успокой их, ради бога. Завтра они, как и все остальные, прочтут об этом в газетах. Ладно, ты извини, но у меня был чертовски трудный день, и я устал. Дай Саре-Джо какую-нибудь таблетку и скажи Ангусу, что ему не о чем беспокоиться. – Он поймал хмурый взгляд Алекс, но невозмутимо продолжал:
– Алекс? С ней все в порядке. Ну, если она не подходит к телефону, значит, наверное, принимает душ. Если тебе так уж хочется поиграть в доброго самаритянина, то кое-кому сегодня твоя помощь гораздо нужнее, чем Алекс. Да, Стейси, конечно, идиот. Почему бы тебе не поехать туда и не посидеть с ней немного?.. Ладно, до завтра.
Положив трубку, он вернулся к прерванной еде.
– Почему ты не сказал ему, что я здесь? – спросила Алекс.
– А тебе хотелось бы, чтобы я сказал?
– Не очень. Просто мне интересно, почему ты не сказал.
– Ему не обязательно знать.
– Он поедет к Стейси?
– Надеюсь, но с Джуниором нельзя ни в чем быть уверенным. На самом деле, – сказал он, проглотив кусок, – похоже, мысли его заняты только тобой.
– Мной или тем, что я услышала от судьи Уоллеса?
– Думаю, и тем и другим вместе.
– Ангус расстроился.
– Естественно. Джо Уоллес был его старинным приятелем.
– Приятелем и сообщником. – Однако Рид не схватил наживку, он даже не поднял глаза от тарелки. – Рид, мне нужно поговорить с Ангусом. Я хочу, чтобы ты отвез меня к нему сразу после ужина.
Он невозмутимо взял чашку и, отхлебнув кофе, поставил обратно на блюдце.
– Рид, ты слышал меня?
– Да.
– Значит, отвезешь?
– Нет.
– Но я должна поговорить с ним.
– Не сегодня.
– Именно сегодня. Уоллес показал на него как на соучастника. Мне нужно допросить его.
– Никуда он не денется. Успеешь и завтра.
– Твоя преданность Ангусу похвальна, но ты ведь не можешь защищать его вечно.
Он сложил вилку и нож на пустую тарелку и отнес все в мойку.
– Сейчас я больше беспокоюсь о тебе, чем об Ангусе.
– Обо мне?
Он взглянул на ее тарелку и, с удовлетворением убедившись, что она пуста, убрал ее со стола.
– Ты сегодня видела себя в зеркале? На тебя больно смотреть. Несколько раз я готов был подхватить тебя, боялся, что рухнешь.
– Я нормально себя чувствую. И если ты отвезешь меня в мотель, я…
– Нет, – он отрицательно покачал головой. – Сегодня ты ночуешь здесь. Отоспишься немного, и репортеры тебя не достанут.
– Думаешь, они так и набросятся на меня?
– Смерть судьи – уже сенсация. А самоубийство судьи – тем более. Ты ведь была последней, кто говорил с ним перед смертью. К тому же ты ведешь расследование, которое очень беспокоит Комиссию по бегам. Так что репортеры непременно устроят на тебя засаду в кустах у мотеля.
– А я запрусь у себя в номере.
– А я не собираюсь рисковать. Я ведь тебе уже сказал: не хочу, чтобы любимицу Харпера убили в моем округе. И без того за последние несколько недель округ по твоей милости получил слишком много публикаций криминальной хроники. На кой черт нам еще? Голова-то болит?
Опершись головой на руку, она машинально потирала виски.
– Да, немного.
– Прими что-нибудь.
– У меня ничего нет с собой.
– Дай-ка посмотрю, не найдется ли у меня чего-нибудь от головной боли.
Он обхватил руками спинку се стула и вместе с ней оттащил от стола. Встав, она сказала:
– Ты держишь наркотики? Ты же знаешь, это противозаконно.
– А ты только о законе всегда и думаешь? Что правильно, а что не правильно? Ты всегда четко видишь грань между тем и другим?
– А ты нет?
– Если б видел, то мне частенько пришлось бы голодать. Я ведь воровал еду для себя и своего папаши. По-твоему, это было не правильно?
– Не знаю, Рид, – сказала она устало.
Спорить ей не хотелось, от напряжения болела голова. Она машинально шла за ним, не понимая, куда он направляется, пока он не включил свет в спальне.
Очевидно, на ее лице отразилась тревога, потому что он язвительно усмехнулся.
– Не беспокойся. Совращать тебя не собираюсь. Я лягу на диване в гостиной.
– Правда, Рид, мне не следует здесь оставаться.
– Пора нам обоим относиться к этому по-взрослому, если ты, конечно, считаешь себя взрослой.
Ей было не до шуток, и она решительно заявила:
– Есть миллион причин, по которым я не могу здесь ночевать. И первая – мне нужно немедленно допросить Ангуса.
– Дай ему великодушно одну ночь отсрочки. Кому это повредит?
– Потом, Пат Частейн, наверное, ждет моего звонка.
– Я сказал ему, что ты падаешь с ног от усталости и свяжешься с ним утром.
– Я вижу, ты обо всем позаботился.
– Не хочу рисковать. Очень опасно, когда ты разгуливаешь на свободе.
Она прислонилась к стене и на минуту закрыла глаза. Гордость не позволяла ей признать себя побежденной, но и сопротивляться уже не было сил, она пошла на уступки.
– Ответь мне, пожалуйста, только на один вопрос.
– Валяй.
– Можно воспользоваться твоим душем?
Пятнадцать минут спустя она выключила воду и протянула руку за висевшим на вешалке полотенцем. Взяла пижаму, которую одолжил ей Рид. Пижама выглядела совсем новой.
– Мне ее принес в больницу Джуниор, когда несколько лет назад мне удаляли аппендикс, – объяснил Рид. – Я надевал ее, только чтобы не носить халат, который даже задницы не прикрывал. А вообще-то я пижам терпеть не могу.
Улыбаясь при воспоминании о недовольной гримасе, которую он при этом скорчил, она продела руки в рукава голубой шелковой пижамной куртки и застегнула пуговицы. В этот момент Рид постучал в дверь ванной.
– Я нашел таблетки от головной боли. Куртка закрывала ее до середины бедер. Она открыла дверь и взяла у него пузырек с таблетками.
– Это сильное средство, – заметила она, прочитав этикетку. – Боль, видимо, была очень сильной. Это при аппендиците?
Он покачал головой.
– Корень зуба воспалился. Ну что, тебе лучше?
– Да, душ меня освежил. И голова уже не так сильно болит.
– Ты вымыла голову.
– Нарушила врачебный запрет. Доктор не велел мне этого делать еще неделю, но я не вытерпела.
– Дай-ка взгляну на твои швы.
Она наклонила голову, и он осторожно раздвинул волосы. Его пальцы двигались легко и проворно. Она совсем не чувствовала их, ощущая затылком лишь его дыхание.
– Вроде все нормально.
– Я старалась рану не трогать.
Рид отстранился, по-прежнему не спуская с нее глаз. Алекс смотрела на него. Они долго стояли так, молча глядя друг на друга. Наконец Рид сказал низким хриплым голосом:
– Прими все же таблетку.
Она повернулась к раковине и наполнила стакан водой из крана. Вытряхнула из пластиковой бутылочки одну таблетку, положила в рот и, закинув голову, проглотила. Опуская голову, она поймала в зеркале его взгляд. Закрыла пузырек с таблетками и обернулась к нему, вытирая губы тыльной стороной ладони.
Совершенно необъяснимо и неожиданно на глаза у нее навернулись слезы.
– Я догадываюсь, Рид, что ты обо мне не слишком высокого мнения, но если бы ты только знал, как мне жутко от того, что сделал судья Уоллес. – У нее задрожала нижняя губа, а голос охрип от волнения. – Это был кошмар, настоящий кошмар.
Она шагнула к нему, обвила его руками, прижалась щекой к груди.
– Пожалуйста, обними меня. Просто обними. Он выдохнул ее имя и обхватил ее рукой за талию. Другую руку он положил ей на затылок, нежно прижимая ее голову к своей груди. Стараясь успокоить ее, он легкими движениями поглаживал ей голову, нежно целовал в лоб. При первом же прикосновении его губ Алекс подняла голову. Даже не открывая глаз, она чувствовала его страстный взгляд на своем лице.
Его губы коснулись ее губ, и, когда она разомкнула их, он тихо, со стоном, произнес ее имя и поцеловал долгим поцелуем. Его рука скользнула по ее мокрым волосам, погладила шею.
– Погладь меня еще, Рид, – прошептала она.
Он расстегнул пижаму и, просунув под куртку руки, обхватил ее тело, приподнял и прижал к себе. Соски ее слегка терлись о его рубашку. Голым животом она почувствовала холодное прикосновение пряжки на его ремне, а бугор, распиравший его ширинку, уткнулся в ее лобок, прижимаясь к мягким волосам.
От этих прикосновений ее словно током пронзило. Ей хотелось в полной мере насладиться каждым новым ощущением, но все вместе они сливались в мощную волну чувств, которая грозила затопить ее. Каждая клеточка ее тела жаждала любви. Она вся была во власти Рида.
Вдруг он отодвинулся от нее. В недоумении Алекс посмотрела на него широко открытыми глазами, сразу ощутив себя покинутой.
– Рид?
– Сначала я должен выяснить одну вещь.
– Какую?
– Ты спала с Джуниором?
– Я не буду отвечать на этот вопрос.
– Нет, будешь, – резко сказал он. – Если ты хочешь, чтобы мы продолжили, то ответишь. Ты спала с Джуниором?
Желание победило гордость. Она отрицательно покачала головой и тихо прошептала:
– Нет.
После нескольких секунд раздумий он сказал:
– Ладно, тогда на этот раз мы сделаем все, как надо.
Он взял ее за руку и повел в гостиную; она удивилась – ведь пока она была в ванной, он уже постелил ей в спальне. Гостиная освещалась лишь пламенем горевшего камина. Рид приготовил себе постель на диване, но сейчас сорвал простыни и расстелил их на полу перед камином. Алекс опустилась на колени, а он стал спокойно раздеваться.
В сторону полетели его ботинки, носки, рубашка и ремень. Повинуясь внутреннему порыву, Алекс отстранила его руки и принялась сама расстегивать джинсы. Ее пальцы медленно проталкивали через петли неподатливые металлические пуговицы. Когда все они были расстегнуты, она наклонилась и поцеловала его.
Почувствовав ее теплые влажные губы на своем животе, Рид застонал и обхватил ладонями ее голову.
– Так я больше всего люблю, – выдохнул он. Ее руки скользнули внутрь джинсов, легли на ягодицы, а губы легкими движениями ласкали его кожу. Наконец ее язык прикоснулся к кончику его пениса.
– Подожди, Алекс, подожди, – простонал он. – Это выше моих сил, малыш.
Рид быстро выскользнул из джинсов, ногой отбросил их в сторону. Он стоял перед ней – высокий, поджарый, мускулистый, шрам от аппендицита был далеко не единственным на его теле.
В его волосах отражались отсветы пламени. Загорелая кожа казалась покрытой золотистым пушком, внизу волосы были темнее и гуще. Крепкие мускулы играли при каждом движении.
– Вылезай из этой чертовой пижамы, пока я не разорвал ее.
Сев на колени, Алекс сбросила пижаму с плеч. Скользящий шелк расстелился вокруг нее. Рид опустился перед ней на колени. Его глаза впивались в каждую клеточку ее тела.
Алекс подумала, что он не решается прикоснуться к ней, но наконец он поднес руку к ее волосам и пропустил влажные каштановые пряди между пальцами. Он следил взглядом, как рука медленно двигается вниз по шее к ее груди. Большой палец легкими быстрыми движениями поглаживал сосок, пока он не затвердел.
Затаив дыхание, она прошептала:
– Ты же не собирался меня совращать.
– Я лгал.
Они легли рядом. Он натянул покрывало, обнял ее, прижал теснее и поцеловал; в этом поцелуе было больше нежности, чем страсти.
– Ты такая маленькая, – прошептал он, касаясь ее губ. – Я сделал тебе очень больно тогда?
– Нет. – Он откинул голову и недоверчиво посмотрел на нее. Она стыдливо потупилась. – Немножко.
Он положил руку ей на горло, поглаживая его большим пальцем.
– Откуда мне было знать, что ты девственница?
– Ну, конечно.
– А почему, Алекс?
Она склонила голову набок и посмотрела на него снизу вверх.
– А что, причина так уж важна, Рид?
– Только потому, что ты позволила мне.
– Мне и в голову не приходило позволять тебе. Все случилось само собой.
– Не жалеешь?
Она притянула к себе его голову. Их поцелуй был долгим и жадным. Его рука снова нашла ее грудь. Отбросив покрывало, он наблюдал, как пальцы ласкают сосок.
– Рид, – робко сказала она, – я стесняюсь.
– Я хочу видеть. Если станет холодно, скажи.
– Мне не холодно.
Еще до того, как он опустил голову и взял губами сосок, у нее вырвались прерывистые, страстные звуки. Он искусно ласкал ее грудь. Затем рука его скользнула вниз, по изящному изгибу ее талии, погладила бедро и ногу. Он игриво коснулся ее пупка, потер косточками пальцев живот. Когда он коснулся треугольника ее упругих волос, его глаза потемнели.
– Я хочу, чтобы на этот раз ты кончила, – пробормотал он.
– Я тоже.
Он просунул руку у нее между ног. Она слегка приподняла бедра, чтобы ему было удобнее. Влага уже оросила ее. Он вложил в нее пальцы.
– Рид, – задохнулась она от удовольствия.
– Тс-с. Наслаждайся, и все.
Легкими касаниями большого пальца он гладил самое чувствительное место ее плоти, жарко целуя при этом ее чувственный рот.
– Кажется, сейчас, – выдохнула она между поцелуями.
– Не торопись. Поговори со мной. Мне никогда не удается поговорить в постели.
– Поговорить? – Она и думать об этом не могла. – О чем?
– О чем угодно. Мне хочется слышать твой голос.
– Я… я не знаю…
– Говори, Алекс.
– Мне нравится смотреть, как ты готовишь, – выпалила она первое, что пришло в голову.
– Что? – Он тихо засмеялся.
– Ты так отважно стучал и гремел сковородками. И все измазал вокруг. А яйца ты не просто разбивал, а разносил вдребезги. Твоя неумелость была совершенно очаровательной.
– Сумасшедшая.
– Это ты сводишь меня с ума.
– Я?
Он опустил голову и стал ласкать языком ее живот. Большим пальцем он продолжал гладить ее медленными, возбуждающими движениями, а два других пальца ритмично скользили вверх-вниз. Теплая волна новых приятных ощущений нахлынула на нее. Все внимание сосредоточилось на легких движениях его большого пальца, а когда вместо пальца Рид коснулся ее языком, из груди Апекс вырвался крик.
Вцепившись ему в волосы, она подняла бедра ближе к его горячему жадному рту и головокружительному волшебству его языка.
Она открыла глаза только после того, как улеглись потрясшие ее конвульсии. Его лицо низко склонилось над ней. Мокрые пряди волос прилипли к ее щекам и шее. Он откинул их на подушку.
– Что говорит женщина в такой момент, Рид?
– Ничего, – хрипло отозвался он. – Твое лицо уже все сказало. Впервые в жизни я наблюдал за лицом женщины.
Алекс была глубоко тронута этим признанием, но попробовала отшутиться:
– Вот и прекрасно, в таком случае ты не знаешь, правильно я вела себя или нет.
Он взглянул на ее порозовевшие груди, на сверкавшую в лонных волосах влагу.
– Ты все сделала правильно.
Она любовно провела пальцами по его голове.
– Знаешь, а ведь это могло произойти гораздо раньше, например, тогда на аэродроме. Или в тот раз в Остине, когда ты отвез меня домой. Я умоляла тебя остаться со мной. Почему ты не остался?
– Мне не нравилась причина, по которой ты хотела, чтобы я остался. Мне нужна была женщина, а не маленькая девочка, потерявшая своего папочку. – Он заметил сомнение на ее лице. – Кажется, я не убедил тебя.
Не в силах выдержать его проницательный взгляд, она смотрела куда-то мимо его плеча.
– Ты уверен, что причина именно в этом? Или, может быть, тебе был нужен кто-то совсем другой?
– Ты имеешь в виду именно Седину, а не кого-то другого? Алекс отвернулась. Ухватив ее за подбородок, он заставил ее посмотреть ему в лицо.
– Послушай, Алекс. Я жутко разозлился, когда ты сказала тогда ночью, ну, ту чушь, что я беру от тебя якобы то, что всегда хотел получить от Селины. Я хочу, чтобы ты поняла. Нас здесь только двое. Между нами никого нет. И привидений тоже нет. Поняла?
– Думаю, что поняла.
– Нет. – Он так яростно затряс головой, что пряди русых волос упали ему на глаза. – И нечего тут думать. Знай, ты – единственная женщина, о которой Я думаю сейчас. Ты единственная женщина, о которой я думаю с тех пор, как встретил тебя. Ты единственная женщина, которую мне хочется трахать каждую минута, когда я не сплю, и которую я трахаю даже во сне.
Я слишком стар для тебя. Наверное, глупо и не правильно с моей стороны тебя хотеть. И все чертовски сложно. Но хорошо это или плохо и чья бы ты ни была дочь, я хочу тебя. – Он уверенно вошел в нее. – Понимаешь? – Темп его движений все ускорялся, объятия становились все жарче. Он простонал:
– Понимаешь?
Он заставил себя понять.
Джуниор проснулся до рассвета, что случалось с ним крайне редко. Он плохо спал. Последовав совету Рида, он провел несколько часов у Стейси. Врач дал ей успокоительное, но оно плохо действовало. Всякий раз, как он, решив, что она уснула, вставал с кресла возле ее постели, она просыпалась, сжимала его руку и умоляла не уходить. Он приехал домой, когда было уже далеко за полночь. Но беспокойство за Алекс не оставляло его, и он все время просыпался.
Открыв утром глаза, он первым делом потянулся к стоявшему на тумбочке телефону и набрал номер мотеля «Житель Запада». Он попросил уставшего и раздраженного к концу долгого дежурства портье соединить его с номером Алекс. Джуниор насчитал десять гудков Нажав на рычаг, он позвонил в отделение шерифа. Ему сказали, что Рид еще не появлялся. Он велел соединить его с телефоном в машине Ламберта, но оператор ответил, что он не включен. Тогда он позвонил Риду домой и услышал сигнал «занято».
– Куда мы едем?
– Ко мне. – Как только Рид сказал это, фары тотчас высветили дом.
– Зачем?
Он выключил мотор.
– Затем, что мне нельзя спускать с тебя глаз. Стоит мне отвернуться, как тут же появляются либо раненые, либо мертвые.
Он оставил ее сидеть в машине, а сам пошел отпереть дверь. Алекс хотела было уехать, но он предупредительно забрал ключи с собой. В какой-то степени Алекс почувствовала облегчение оттого, что у нее отняли возможность действовать. И хотя ей по-прежнему хотелось воспротивиться его диктату, у нее уже не было на это ни физических, ни душевных сил. Она с трудом открыла дверь и выбралась из машины.
Ночью дом выглядел совсем по-другому. Как женскому лицу, ему больше шло мягкое освещение, оно помогало скрывать недостатки. Рид вошел раньше ее и включил лампу. Сейчас он сидел на корточках перед камином, пытаясь длинной спичкой поджечь кучку щепок под аккуратно сложенными поленьями.
Когда сухие дрова, потрескивая, разгорелись, он поднялся и спросил:
– Есть хочешь?
– Есть? – Она повторила слово так, как будто впервые его слышала.
– Когда ты последний раз ела? Днем?
– Джуниор принес вчера вечером мне в номер гамбургер. Он сварливо буркнул, направляясь к кухне:
– Не обещаю ничего такого шикарного, как гамбургер. Благодаря племяннице Лупе содержимое кладовки значительно пополнилось, и теперь в ней можно было найти не только арахисовое масло и крекеры. Бегло осмотрев запасы, он предложил на выбор консервированный суп, спагетти, мороженые тамали, яичницу с беконом.
– Яичницу с беконом.
Они дружно и молча приступили к делу. Готовил в основном Рид. Он мало заботился о чистоте и презирал кулинарные тонкости. Алекс с удовольствием наблюдала за ним. Когда он поставил перед ней тарелку и опустился на стул по другую сторону маленького стола, она улыбнулась ему, но улыбка вышла печальной. Он заметил это и в замешательстве подцепил вилкой слишком большой кусок яичницы.
– В чем дело?
Она покачала головой и опустила глаза.
– Так, ничего.
Ответ, похоже, его совсем не удовлетворил. Но не успел он открыть рот, как зазвонил телефон. Рид протянул руку к висевшему на стене аппарату.
– Ламберт слушает. А-а, привет, Джуниор. – Он взглянул на Алекс. – Да, зрелище было не из приятных. – Он молча слушал. – Она, э-э, у нее была с ним встреча как раз перед тем, как это случилось. Боюсь, она все видела. – Он пересказал официальные показания Алекс. – Это все, что мне известно. Ну успокой их, ради бога. Завтра они, как и все остальные, прочтут об этом в газетах. Ладно, ты извини, но у меня был чертовски трудный день, и я устал. Дай Саре-Джо какую-нибудь таблетку и скажи Ангусу, что ему не о чем беспокоиться. – Он поймал хмурый взгляд Алекс, но невозмутимо продолжал:
– Алекс? С ней все в порядке. Ну, если она не подходит к телефону, значит, наверное, принимает душ. Если тебе так уж хочется поиграть в доброго самаритянина, то кое-кому сегодня твоя помощь гораздо нужнее, чем Алекс. Да, Стейси, конечно, идиот. Почему бы тебе не поехать туда и не посидеть с ней немного?.. Ладно, до завтра.
Положив трубку, он вернулся к прерванной еде.
– Почему ты не сказал ему, что я здесь? – спросила Алекс.
– А тебе хотелось бы, чтобы я сказал?
– Не очень. Просто мне интересно, почему ты не сказал.
– Ему не обязательно знать.
– Он поедет к Стейси?
– Надеюсь, но с Джуниором нельзя ни в чем быть уверенным. На самом деле, – сказал он, проглотив кусок, – похоже, мысли его заняты только тобой.
– Мной или тем, что я услышала от судьи Уоллеса?
– Думаю, и тем и другим вместе.
– Ангус расстроился.
– Естественно. Джо Уоллес был его старинным приятелем.
– Приятелем и сообщником. – Однако Рид не схватил наживку, он даже не поднял глаза от тарелки. – Рид, мне нужно поговорить с Ангусом. Я хочу, чтобы ты отвез меня к нему сразу после ужина.
Он невозмутимо взял чашку и, отхлебнув кофе, поставил обратно на блюдце.
– Рид, ты слышал меня?
– Да.
– Значит, отвезешь?
– Нет.
– Но я должна поговорить с ним.
– Не сегодня.
– Именно сегодня. Уоллес показал на него как на соучастника. Мне нужно допросить его.
– Никуда он не денется. Успеешь и завтра.
– Твоя преданность Ангусу похвальна, но ты ведь не можешь защищать его вечно.
Он сложил вилку и нож на пустую тарелку и отнес все в мойку.
– Сейчас я больше беспокоюсь о тебе, чем об Ангусе.
– Обо мне?
Он взглянул на ее тарелку и, с удовлетворением убедившись, что она пуста, убрал ее со стола.
– Ты сегодня видела себя в зеркале? На тебя больно смотреть. Несколько раз я готов был подхватить тебя, боялся, что рухнешь.
– Я нормально себя чувствую. И если ты отвезешь меня в мотель, я…
– Нет, – он отрицательно покачал головой. – Сегодня ты ночуешь здесь. Отоспишься немного, и репортеры тебя не достанут.
– Думаешь, они так и набросятся на меня?
– Смерть судьи – уже сенсация. А самоубийство судьи – тем более. Ты ведь была последней, кто говорил с ним перед смертью. К тому же ты ведешь расследование, которое очень беспокоит Комиссию по бегам. Так что репортеры непременно устроят на тебя засаду в кустах у мотеля.
– А я запрусь у себя в номере.
– А я не собираюсь рисковать. Я ведь тебе уже сказал: не хочу, чтобы любимицу Харпера убили в моем округе. И без того за последние несколько недель округ по твоей милости получил слишком много публикаций криминальной хроники. На кой черт нам еще? Голова-то болит?
Опершись головой на руку, она машинально потирала виски.
– Да, немного.
– Прими что-нибудь.
– У меня ничего нет с собой.
– Дай-ка посмотрю, не найдется ли у меня чего-нибудь от головной боли.
Он обхватил руками спинку се стула и вместе с ней оттащил от стола. Встав, она сказала:
– Ты держишь наркотики? Ты же знаешь, это противозаконно.
– А ты только о законе всегда и думаешь? Что правильно, а что не правильно? Ты всегда четко видишь грань между тем и другим?
– А ты нет?
– Если б видел, то мне частенько пришлось бы голодать. Я ведь воровал еду для себя и своего папаши. По-твоему, это было не правильно?
– Не знаю, Рид, – сказала она устало.
Спорить ей не хотелось, от напряжения болела голова. Она машинально шла за ним, не понимая, куда он направляется, пока он не включил свет в спальне.
Очевидно, на ее лице отразилась тревога, потому что он язвительно усмехнулся.
– Не беспокойся. Совращать тебя не собираюсь. Я лягу на диване в гостиной.
– Правда, Рид, мне не следует здесь оставаться.
– Пора нам обоим относиться к этому по-взрослому, если ты, конечно, считаешь себя взрослой.
Ей было не до шуток, и она решительно заявила:
– Есть миллион причин, по которым я не могу здесь ночевать. И первая – мне нужно немедленно допросить Ангуса.
– Дай ему великодушно одну ночь отсрочки. Кому это повредит?
– Потом, Пат Частейн, наверное, ждет моего звонка.
– Я сказал ему, что ты падаешь с ног от усталости и свяжешься с ним утром.
– Я вижу, ты обо всем позаботился.
– Не хочу рисковать. Очень опасно, когда ты разгуливаешь на свободе.
Она прислонилась к стене и на минуту закрыла глаза. Гордость не позволяла ей признать себя побежденной, но и сопротивляться уже не было сил, она пошла на уступки.
– Ответь мне, пожалуйста, только на один вопрос.
– Валяй.
– Можно воспользоваться твоим душем?
Пятнадцать минут спустя она выключила воду и протянула руку за висевшим на вешалке полотенцем. Взяла пижаму, которую одолжил ей Рид. Пижама выглядела совсем новой.
– Мне ее принес в больницу Джуниор, когда несколько лет назад мне удаляли аппендикс, – объяснил Рид. – Я надевал ее, только чтобы не носить халат, который даже задницы не прикрывал. А вообще-то я пижам терпеть не могу.
Улыбаясь при воспоминании о недовольной гримасе, которую он при этом скорчил, она продела руки в рукава голубой шелковой пижамной куртки и застегнула пуговицы. В этот момент Рид постучал в дверь ванной.
– Я нашел таблетки от головной боли. Куртка закрывала ее до середины бедер. Она открыла дверь и взяла у него пузырек с таблетками.
– Это сильное средство, – заметила она, прочитав этикетку. – Боль, видимо, была очень сильной. Это при аппендиците?
Он покачал головой.
– Корень зуба воспалился. Ну что, тебе лучше?
– Да, душ меня освежил. И голова уже не так сильно болит.
– Ты вымыла голову.
– Нарушила врачебный запрет. Доктор не велел мне этого делать еще неделю, но я не вытерпела.
– Дай-ка взгляну на твои швы.
Она наклонила голову, и он осторожно раздвинул волосы. Его пальцы двигались легко и проворно. Она совсем не чувствовала их, ощущая затылком лишь его дыхание.
– Вроде все нормально.
– Я старалась рану не трогать.
Рид отстранился, по-прежнему не спуская с нее глаз. Алекс смотрела на него. Они долго стояли так, молча глядя друг на друга. Наконец Рид сказал низким хриплым голосом:
– Прими все же таблетку.
Она повернулась к раковине и наполнила стакан водой из крана. Вытряхнула из пластиковой бутылочки одну таблетку, положила в рот и, закинув голову, проглотила. Опуская голову, она поймала в зеркале его взгляд. Закрыла пузырек с таблетками и обернулась к нему, вытирая губы тыльной стороной ладони.
Совершенно необъяснимо и неожиданно на глаза у нее навернулись слезы.
– Я догадываюсь, Рид, что ты обо мне не слишком высокого мнения, но если бы ты только знал, как мне жутко от того, что сделал судья Уоллес. – У нее задрожала нижняя губа, а голос охрип от волнения. – Это был кошмар, настоящий кошмар.
Она шагнула к нему, обвила его руками, прижалась щекой к груди.
– Пожалуйста, обними меня. Просто обними. Он выдохнул ее имя и обхватил ее рукой за талию. Другую руку он положил ей на затылок, нежно прижимая ее голову к своей груди. Стараясь успокоить ее, он легкими движениями поглаживал ей голову, нежно целовал в лоб. При первом же прикосновении его губ Алекс подняла голову. Даже не открывая глаз, она чувствовала его страстный взгляд на своем лице.
Его губы коснулись ее губ, и, когда она разомкнула их, он тихо, со стоном, произнес ее имя и поцеловал долгим поцелуем. Его рука скользнула по ее мокрым волосам, погладила шею.
– Погладь меня еще, Рид, – прошептала она.
Он расстегнул пижаму и, просунув под куртку руки, обхватил ее тело, приподнял и прижал к себе. Соски ее слегка терлись о его рубашку. Голым животом она почувствовала холодное прикосновение пряжки на его ремне, а бугор, распиравший его ширинку, уткнулся в ее лобок, прижимаясь к мягким волосам.
От этих прикосновений ее словно током пронзило. Ей хотелось в полной мере насладиться каждым новым ощущением, но все вместе они сливались в мощную волну чувств, которая грозила затопить ее. Каждая клеточка ее тела жаждала любви. Она вся была во власти Рида.
Вдруг он отодвинулся от нее. В недоумении Алекс посмотрела на него широко открытыми глазами, сразу ощутив себя покинутой.
– Рид?
– Сначала я должен выяснить одну вещь.
– Какую?
– Ты спала с Джуниором?
– Я не буду отвечать на этот вопрос.
– Нет, будешь, – резко сказал он. – Если ты хочешь, чтобы мы продолжили, то ответишь. Ты спала с Джуниором?
Желание победило гордость. Она отрицательно покачала головой и тихо прошептала:
– Нет.
После нескольких секунд раздумий он сказал:
– Ладно, тогда на этот раз мы сделаем все, как надо.
Он взял ее за руку и повел в гостиную; она удивилась – ведь пока она была в ванной, он уже постелил ей в спальне. Гостиная освещалась лишь пламенем горевшего камина. Рид приготовил себе постель на диване, но сейчас сорвал простыни и расстелил их на полу перед камином. Алекс опустилась на колени, а он стал спокойно раздеваться.
В сторону полетели его ботинки, носки, рубашка и ремень. Повинуясь внутреннему порыву, Алекс отстранила его руки и принялась сама расстегивать джинсы. Ее пальцы медленно проталкивали через петли неподатливые металлические пуговицы. Когда все они были расстегнуты, она наклонилась и поцеловала его.
Почувствовав ее теплые влажные губы на своем животе, Рид застонал и обхватил ладонями ее голову.
– Так я больше всего люблю, – выдохнул он. Ее руки скользнули внутрь джинсов, легли на ягодицы, а губы легкими движениями ласкали его кожу. Наконец ее язык прикоснулся к кончику его пениса.
– Подожди, Алекс, подожди, – простонал он. – Это выше моих сил, малыш.
Рид быстро выскользнул из джинсов, ногой отбросил их в сторону. Он стоял перед ней – высокий, поджарый, мускулистый, шрам от аппендицита был далеко не единственным на его теле.
В его волосах отражались отсветы пламени. Загорелая кожа казалась покрытой золотистым пушком, внизу волосы были темнее и гуще. Крепкие мускулы играли при каждом движении.
– Вылезай из этой чертовой пижамы, пока я не разорвал ее.
Сев на колени, Алекс сбросила пижаму с плеч. Скользящий шелк расстелился вокруг нее. Рид опустился перед ней на колени. Его глаза впивались в каждую клеточку ее тела.
Алекс подумала, что он не решается прикоснуться к ней, но наконец он поднес руку к ее волосам и пропустил влажные каштановые пряди между пальцами. Он следил взглядом, как рука медленно двигается вниз по шее к ее груди. Большой палец легкими быстрыми движениями поглаживал сосок, пока он не затвердел.
Затаив дыхание, она прошептала:
– Ты же не собирался меня совращать.
– Я лгал.
Они легли рядом. Он натянул покрывало, обнял ее, прижал теснее и поцеловал; в этом поцелуе было больше нежности, чем страсти.
– Ты такая маленькая, – прошептал он, касаясь ее губ. – Я сделал тебе очень больно тогда?
– Нет. – Он откинул голову и недоверчиво посмотрел на нее. Она стыдливо потупилась. – Немножко.
Он положил руку ей на горло, поглаживая его большим пальцем.
– Откуда мне было знать, что ты девственница?
– Ну, конечно.
– А почему, Алекс?
Она склонила голову набок и посмотрела на него снизу вверх.
– А что, причина так уж важна, Рид?
– Только потому, что ты позволила мне.
– Мне и в голову не приходило позволять тебе. Все случилось само собой.
– Не жалеешь?
Она притянула к себе его голову. Их поцелуй был долгим и жадным. Его рука снова нашла ее грудь. Отбросив покрывало, он наблюдал, как пальцы ласкают сосок.
– Рид, – робко сказала она, – я стесняюсь.
– Я хочу видеть. Если станет холодно, скажи.
– Мне не холодно.
Еще до того, как он опустил голову и взял губами сосок, у нее вырвались прерывистые, страстные звуки. Он искусно ласкал ее грудь. Затем рука его скользнула вниз, по изящному изгибу ее талии, погладила бедро и ногу. Он игриво коснулся ее пупка, потер косточками пальцев живот. Когда он коснулся треугольника ее упругих волос, его глаза потемнели.
– Я хочу, чтобы на этот раз ты кончила, – пробормотал он.
– Я тоже.
Он просунул руку у нее между ног. Она слегка приподняла бедра, чтобы ему было удобнее. Влага уже оросила ее. Он вложил в нее пальцы.
– Рид, – задохнулась она от удовольствия.
– Тс-с. Наслаждайся, и все.
Легкими касаниями большого пальца он гладил самое чувствительное место ее плоти, жарко целуя при этом ее чувственный рот.
– Кажется, сейчас, – выдохнула она между поцелуями.
– Не торопись. Поговори со мной. Мне никогда не удается поговорить в постели.
– Поговорить? – Она и думать об этом не могла. – О чем?
– О чем угодно. Мне хочется слышать твой голос.
– Я… я не знаю…
– Говори, Алекс.
– Мне нравится смотреть, как ты готовишь, – выпалила она первое, что пришло в голову.
– Что? – Он тихо засмеялся.
– Ты так отважно стучал и гремел сковородками. И все измазал вокруг. А яйца ты не просто разбивал, а разносил вдребезги. Твоя неумелость была совершенно очаровательной.
– Сумасшедшая.
– Это ты сводишь меня с ума.
– Я?
Он опустил голову и стал ласкать языком ее живот. Большим пальцем он продолжал гладить ее медленными, возбуждающими движениями, а два других пальца ритмично скользили вверх-вниз. Теплая волна новых приятных ощущений нахлынула на нее. Все внимание сосредоточилось на легких движениях его большого пальца, а когда вместо пальца Рид коснулся ее языком, из груди Апекс вырвался крик.
Вцепившись ему в волосы, она подняла бедра ближе к его горячему жадному рту и головокружительному волшебству его языка.
Она открыла глаза только после того, как улеглись потрясшие ее конвульсии. Его лицо низко склонилось над ней. Мокрые пряди волос прилипли к ее щекам и шее. Он откинул их на подушку.
– Что говорит женщина в такой момент, Рид?
– Ничего, – хрипло отозвался он. – Твое лицо уже все сказало. Впервые в жизни я наблюдал за лицом женщины.
Алекс была глубоко тронута этим признанием, но попробовала отшутиться:
– Вот и прекрасно, в таком случае ты не знаешь, правильно я вела себя или нет.
Он взглянул на ее порозовевшие груди, на сверкавшую в лонных волосах влагу.
– Ты все сделала правильно.
Она любовно провела пальцами по его голове.
– Знаешь, а ведь это могло произойти гораздо раньше, например, тогда на аэродроме. Или в тот раз в Остине, когда ты отвез меня домой. Я умоляла тебя остаться со мной. Почему ты не остался?
– Мне не нравилась причина, по которой ты хотела, чтобы я остался. Мне нужна была женщина, а не маленькая девочка, потерявшая своего папочку. – Он заметил сомнение на ее лице. – Кажется, я не убедил тебя.
Не в силах выдержать его проницательный взгляд, она смотрела куда-то мимо его плеча.
– Ты уверен, что причина именно в этом? Или, может быть, тебе был нужен кто-то совсем другой?
– Ты имеешь в виду именно Седину, а не кого-то другого? Алекс отвернулась. Ухватив ее за подбородок, он заставил ее посмотреть ему в лицо.
– Послушай, Алекс. Я жутко разозлился, когда ты сказала тогда ночью, ну, ту чушь, что я беру от тебя якобы то, что всегда хотел получить от Селины. Я хочу, чтобы ты поняла. Нас здесь только двое. Между нами никого нет. И привидений тоже нет. Поняла?
– Думаю, что поняла.
– Нет. – Он так яростно затряс головой, что пряди русых волос упали ему на глаза. – И нечего тут думать. Знай, ты – единственная женщина, о которой Я думаю сейчас. Ты единственная женщина, о которой я думаю с тех пор, как встретил тебя. Ты единственная женщина, которую мне хочется трахать каждую минута, когда я не сплю, и которую я трахаю даже во сне.
Я слишком стар для тебя. Наверное, глупо и не правильно с моей стороны тебя хотеть. И все чертовски сложно. Но хорошо это или плохо и чья бы ты ни была дочь, я хочу тебя. – Он уверенно вошел в нее. – Понимаешь? – Темп его движений все ускорялся, объятия становились все жарче. Он простонал:
– Понимаешь?
Он заставил себя понять.
Джуниор проснулся до рассвета, что случалось с ним крайне редко. Он плохо спал. Последовав совету Рида, он провел несколько часов у Стейси. Врач дал ей успокоительное, но оно плохо действовало. Всякий раз, как он, решив, что она уснула, вставал с кресла возле ее постели, она просыпалась, сжимала его руку и умоляла не уходить. Он приехал домой, когда было уже далеко за полночь. Но беспокойство за Алекс не оставляло его, и он все время просыпался.
Открыв утром глаза, он первым делом потянулся к стоявшему на тумбочке телефону и набрал номер мотеля «Житель Запада». Он попросил уставшего и раздраженного к концу долгого дежурства портье соединить его с номером Алекс. Джуниор насчитал десять гудков Нажав на рычаг, он позвонил в отделение шерифа. Ему сказали, что Рид еще не появлялся. Он велел соединить его с телефоном в машине Ламберта, но оператор ответил, что он не включен. Тогда он позвонил Риду домой и услышал сигнал «занято».