Браун Сандра. Сокровенные тайны

   – А если и так?
   Красивое лицо Джуниора побагровело от гнева.
   – Господи помилуй, ты что, спятил? – Он слез с постели и вплотную подошел к Риду. – Да я и волоса не трону на ее голове.
   – Ты был сегодня утром в ее номере?
   – Был, ну и что?
   – Зачем? – рявкнул Рид.
   – А ты как думаешь? – проорал в ответ Джуниор. Рид слегка отдернул голову. Движение было рефлекторным, он не мог ни сдержать его, ни скрыть.
   Несколько мгновений оба молчали, потом Джуниор проговорил:
   – Она сказала «нет».
   – А кто тебя спрашивал?
   – Но ведь хотела же, – проницательно заметил Джуниор. – Скажи, Алекс и ее расследование имеют какое-нибудь отношение к твоему отказу вернуться в «МЭ»? – Он снова подошел к кровати и присел на край, устремив на Рида обиженный вопрошающий взгляд. – Ты не захотел даже сказать мне об этом, Рид?
   – Нет.
   – Почему?
   – Не имело смысла. Я покинул компанию раз и навсегда. И больше не собираюсь иметь с ней дела.
   – С нами, ты хочешь сказать.
   Рид пожал плечами. Джуниор задумчиво смотрел на друга.
   – Из-за Седины?
   – Седины? – прошептал Рид и грустно усмехнулся. – Селину давно похоронили и забыли.
   – Правда?
   Друзья откровенно, отбросив всякое притворство, смотрели друг на друга. Наконец Рид сказал:
   – Да.
   – С тех пор как она умерла, между нами все пошло по-другому, разве не так?
   – Иначе и быть не могло.
   – Наверное, – угрюмо сказал Джуниор. – Мне очень жаль.
   – Мне тоже.
   – Ну а Алекс?
   – Что – Алекс?
   – Это из-за нее ты не хочешь вернуться к нам?
   – Черт, вовсе нет. Ты сам знаешь причину, Джуниор, или, по крайней мере, должен знать. Я много раз говорил тебе об этом.
   – Эту чушь собачью про независимость? Причина не в этом. Ты куда лучше меня умеешь заставить Ангуса считаться с собой. – Джуниор тихо ахнул, осознав, что попал в самую точку. – Ах, вот в чем дело. Ты сторонишься «МЭ» ради меня.
   – Ошибаешься, – слишком поспешно возразил Рид.
   – Черта с два ошибаюсь, – прорычал Джуниор. – Вообразил, значит, что представляешь для меня, законного наследника, угрозу. Что ж, благодарю покорно, да только не нуждаюсь я в твоей милости!
   Гнев Джуниора улетучился так же внезапно, как и вспыхнул.
   – Черт, кого я тут дурачу? – Он презрительно фыркнул. – Ведь не себя же. – Он поднял голову и умоляюще посмотрел на Рида. – Я бы очень хотел, чтобы ты вернулся. Ты нам нужен, особенно когда построят ипподром.
   – Ну а теперь кто несет чушь?
   – Сам знаешь, что я прав. Отец умеет добиваться своего, но он действует, как бандит с большой дороги. Сейчас так дела больше не делаются. У меня есть шарм, но на скотоводческой ферме от него столько же толку, сколько от горных лыж на Ямайке. От шарма прок, только если заниматься сутенерством, о чем я, кстати, частенько подумываю.
   – Шарм тоже не мешает.
   – Отец далеко не глуп, он понимает, что ты способен нас сплотить, Рид. Ты стал бы буфером между нами. – Он опустил голову, глядя на свои руки. – Он предпочитает иметь дело с тобой, а не со мной.
   – Джуниор…
   – Давай хоть сейчас не будем притворяться, Рид. Мы давно уже не мальчики, и ни к чему нам лгать самим себе и друг другу. Отец готов поклясться на Библии, что гордится мною как сыном, но я-то знаю лучше. Да, конечно, он меня любит, но я проваливаю то одно дело, то другое. Ему хотелось, чтобы я походил на тебя.
   – Это не правда.
   – Боюсь, что правда.
   – Не-а, – Рид упрямо покачал головой. – Ангус знает, что в решающий момент, когда отступать уже некуда, ты не пасуешь. Сколько раз…
   – Сколько?
   – Много раз, – подчеркнул Рид, – ты действовал именно как нужно. Иногда, правда, прежде чем принять на себя ответственность, ты тянешь до последней минуты. Зато, поняв, что все зависит только от тебя, ты справляешься. – Он положил руку Джуниору на плечо. – Просто время от времени кто-то должен пнуть тебя под зад, чтобы ты начал вертеться.
   Разговор грозил стать сопливо-сентиментальным. Хлопнув Джуниора по плечу, Рид направился к двери.
   – Смотри не вздумай продавать это зелье ребятишкам, не то ты у меня ответишь по закону, понял?
   Он уже открыл было дверь, но Джуниор его остановил.
   – Я чертовски разозлился на тебя, когда ты явился в загородный клуб и увез Алекс.
   – Знаю. Ничего не поделаешь. Дела.
   – Дела? А аэродром? Там тоже были дела, да? У отца сложилось другое мнение.
   Рид упорно молчал, ничего не подтверждая и не отрицая.
   – Господи Иисусе, – выдохнул Джуниор, проводя ладонью по лицу. – Неужели все сначала? Мы снова влюбились в одну и ту же женщину?
   Рид вышел, тихо прикрыв за собой дверь.

Глава 40

   Стейси Уоллес убрала недоеденный салат из тунца и поставила перед отцом чашку с фруктами.
   – Думаю, впредь она не будет чинить нам беспокойства, – твердо сказала она. Темой их разговора была Александра Гейтер. – Ты слышал, что с ней произошло?
   – Насколько я понимаю, это не было случайностью.
   – Тогда тем более ей надо поскорей убираться из города.
   – По мнению Ангуса, она не собирается уезжать, – сказал судья, помешивая вишни, плававшие в густом сиропе. – Он говорит, будто Алекс убеждена в том, что кто-то хотел запугать ее и заставить уехать, прежде чем она изобличит убийцу.
   – А ты свято веришь всему, что говорит Ангус? – раздраженно бросила Стейси. – Откуда ему известно, что она собирается делать?
   – Со слов Джуниора.
   Стейси отложила вилку.
   – Джуниора?
   – Угу. – Судья Уоллес отхлебнул чаю со льдом. – Он сидел вчера у ее постели.
   – Я думала, она не осталась в больнице, а вернулась в мотель.
   – Где бы она ни была, единственным, кто поддерживал ее связь с внешним миром, был Джуниор.
   Судья был настолько поглощен своими собственными заботами, что не заметил, каким напряженным стал вдруг взгляд Стейси.
   Он рывком поднялся из-за стола.
   – Пожалуй, пойду, а то опоздаю. Сегодня утверждение присяжных и предварительное слушание по делу того типа, который на днях ранил человека в заведении Норы Гейл Бер-тон. Я рассчитываю на то, что он признает себя виновным в неосторожном обращении с оружием, но Ламберт хочет, чтобы Пат Частейн предъявил ему обвинение в предумышленном убийстве.
   Стейси почти не слушала. Воображение рисовало ей картину того, как красавица Алекс Гейгер возлежит на гостиничной постели, а Джуниор послушно прислуживает ей.
   – Кстати, – сказал судья, натягивая пальто, – ты видела записку, которую я вчера оставил тебе?
   – Позвонить Фергусу Пламмету?
   – Да. Это ведь тот самый евангелистский священник, который устроил в прошлом году большой скандал из-за того, что на карнавале в Хэллоуин^[4] была лотерея. Да? Что ему от тебя нужно?
   – Он агитирует за то, чтобы запретить азартные игры в округе Пурселл.
   Судья фыркнул.
   – Он не понимает, что с таким же успехом можно агитировать против следующей пыльной бури?
   – Именно это я и сказала ему по телефону, – заметила Стейси. – Ему известно, что я член нескольких женских организаций, и он хотел, чтобы я выступила перед ними в поддержку его требований. Я, разумеется, отказалась.
   Джо Уоллес взял портфель и открыл входную дверь.
   – Рид уверен, что разгром, учиненный на ранчо Минтонов – дело рук Пламмета, однако для его задержания у шерифа нет улик. – Судья не боялся обсуждать с дочерью служебные дела. Она давно пользовалась его полным доверием. – По-моему, Пламмет сам до такого 5ы не додумался, тут явно была чья-то направляющая рука. Рид мне все уши о нем прожужжал, но в данный момент Пламмет тревожит меня меньше всего.
   Обеспокоенная Стейси схватила его за руку.
   – А что тебя тревожит, папа? Алекс Гейтер? Не беспокойся. Что она может тебе сделать? Он натянуто улыбнулся.
   – Абсолютно ничего. Ты же знаешь, как я аккуратен в делах. Ну, побегу. До свидания.
 
   Когда пришел почтальон, Ванда Гейл Бертон Пламмет как раз подметала веранду. Он вручил ей пачку писем, она поблагодарила. Просматривая письма, она вошла в дом. Как обычно, вся почта была адресована мужу. В основном счета и церковная корреспонденция.
   Однако один конверт выделялся из всех. Он был из бежевой бумаги высшего качества, с тисненым обратным адресом, который был забит на машинке так, что его невозможно было прочесть. Их адрес тоже был напечатан на машинке.
   Любопытство взяло верх над строгим наказом мужа самой не распечатывать адресованную им корреспонденцию. Ванда надорвала конверт. Внутри лежал чистый лист бумаги, в него были завернуты пять стодолларовых бумажек.
   Ванда уставилась на деньги с таким видом, как будто это было послание с другой планеты. Даже во время самой многолюдной службы они никогда не собирали столько денег. Из пожертвований Фергус оставлял для семьи лишь малую толику. Все остальное шло на нужды церкви и ее «святого дела».
   Эти деньги, без сомнения, прислал какой-то жертвователь, пожелавший остаться неизвестным. Последние дни Фергус звонил по телефону разным людям, вербуя добровольцев в пикеты у ворот фермы Минтонов. Он и денег просил. Он хотел поместить в газете объявления на всю страницу, призывающие к запрету игорного бизнеса. Реклама крестовых походов, да и сами эти походы стоят дорого.
   Многие просто бросали трубку. А некоторые, прежде чем грохнуть трубкой, еще и обзывали безобразно. Мало кто выслушивал до конца и скрепя сердце обещал прислать свою лепту в поддержку дела.
   Но подумать только, целых пять сотен долларов.
   А еще он долго разговаривал с кем-то шепотом, по секрету. Ванда не знала, с кем велись эти тайные беседы по телефону, но подозревала, что они как-то связаны с тем происшествием на ферме Минтонов. Ох, до чего же тяжело ей было врать своему старому приятелю Риду. Он, конечно, понял, что она лжет, но вел себя по-джентльменски и не стал ее уличать.
   Потом она сказала Фергусу, что ее беспокоит совершенное ею прегрешение, но тот заверил, что ложь здесь оправдана. Бог не желал, чтобы его слуги попали в тюрьму, где они не принесут пользы божьему делу.
   Она робко заметила, что святой Павел провел в тюрьме много дней и создал за решеткой самые вдохновенные страницы Нового Завета. Фергусу такое сравнение не понравилось, и он велел ей помалкивать о делах, слишком сложных для ее разумения.
   – Ванда?
   Она вздрогнула при звуке его голоса и машинально прижала деньги к своей усохшей груди.
   – Что, Фергус?
   – Это почтальон приходил?
   – Э-э, да.
   Она скосила глаза на конверт. Наверняка деньги имели отношение к тем тайным телефонным переговорам. А о них Фергус не захочет говорить.
   – Я как раз несла тебе почту.
   Она вошла в кухню. Он сидел за обеденным столом, который одновременно служил ему и письменным. Ванда положила на стол пачку писем. Когда она вернулась к раковине, чтобы домыть посуду, красивый конверт и его содержимое уже лежали в кармане ее фартука. Она потом отдаст его Фергусу, как сюрприз, пообещала себе Ванда. А пока можно помечтать о том, что она купит на эти деньги для своих троих детей.
   У Алекс было тридцать шесть часов, чтобы все обдумать. Из-за непрекращающейся изнурительной головной боли она лежала в постели и перебирала мысленно все известные ей факты, а когда фактов не хватало, заполняла пробелы догадками.
   Пора уже вырваться из замкнутого круга. До разгадки, вероятно, рукой подать, осталось лишь сделать решающий шаг. Неумолимо приближался назначенный Грегом срок. Надо заставить преступника разоблачить себя действием и перейти в наступление самой, даже если при этом придется блефовать.
   Много дней назад она пришла к горькому выводу, что когда-то явилась причиной трагической гибели Седины, но Алекс не собиралась всю жизнь нести бремя этой вины одна. Тот, кто совершил преступление, кто бы он ни был, тоже должен испить свою чашу страданий.
   Проснувшись утром, она снова почувствовала головную боль, но несильную, с такой болью уже можно было жить. Все утро она просматривала свои записи, обдумывая и анализируя данные, а когда судья Уоллес вернулся на работу после обеденного перерыва, она уже дожидалась его у дверей кабинета. Он явно ей не обрадовался.
   – Я сказала мисс Гейгер, что у вас сегодня нет свободного времени, – оправдывалась миссис Липском в ответ на гневный взгляд судьи. – Но она все равно осталась вас ждать.
   – Это правда, судья, – сказала Алекс. – Не могли бы вы все же уделить мне несколько минут? Он посмотрел на часы.
   – Минуты три, не больше.
   Она вошла вслед за ним в кабинет. Он снял пальто и повесил на медную вешалку, стоявшую у стены. Сначала он уселся за стол и только потом, стараясь придать лицу грозное выражение, спросил:
   – Ну, что у вас на этот раз?
   – Чем подкупил вас Ангус Минтон? Его лицо пошло пятнами.
   – Не понимаю, о чем вы говорите.
   – Понимаете. Вы, судья, упрятали невиновного человека в психиатрическую лечебницу. Вы знали, что он невиновен; во всяком случае, подозревали, что он ни при чем. Вы совершили это по просьбе Ангуса Минтона, не так ли? А в обмен потребовали, чтобы Джуниор женился на вашей дочери Стейси.
   – Это невероятно! – Он грохнул кулаками по столу.
   – Отчего же? Наутро после того, как Селина Грэм Гейтер была найдена убитой в конюшне на ранчо Минтона, вам позвонил Ангус, а может, пришел. Бад Хикс был уже схвачен неподалеку, весь перепачканный кровью, с зажатым в руке скальпелем, которым, как полагали, и было совершено убийство.
   Но этого должным образом так и не установили, ведь скальпель не был подвергнут тщательной экспертизе. Результаты вскрытия показали, что она умерла от многочисленных режущих ран, но судебный эксперт не имел возможности осмотреть тело: его уже кремировали; так что ее могли убить чем угодно.
   – Придурок Бад зарезал ее скальпелем доктора Коллинза, – упрямо сказал судья. – Подобрал скальпель в конюшне и убил ее.
   – Где же скальпель сейчас?
   – Сейчас прошло двадцать пять лет. Уж не думаете ли вы, что он по-прежнему должен лежать в комнате вещественных улик?
   – Нет, но думаю, что должен быть протокол его списания. Никто никогда не поинтересовался ни у доктора Коллинза, ни у его сына, не хотят ли они получить его обратно, хотя всем известно, что это был подарок его жены. Вам это не кажется странным?
   – Бог его знает, что с ним случилось и куда задевались протоколы.
   – Полагаю, судья, вы отделались от него сами. Согласно протоколам, именно суд, а не участок шерифа был последней инстанцией, где находился скальпель. Прежде чем прийти сюда, я проверила это сегодня утром.
   – Зачем бы мне избавляться от скальпеля?
   – А на тот случай, если кто-то вдруг затребует его, какой-нибудь следователь вроде меня; отсутствие скальпеля легко можно отнести на счет чиновничьей оплошности. Лучше пусть обвинят в неаккуратном ведении бумаг, чем в нарушении правосудия.
   – Вы несносны, мисс Гейтер, – чопорно сказал он. – Как большинство мстителей, вы руководствуетесь чувствами, и у вас нет абсолютно никаких фактов для ваших чудовищных обвинений.
   – И тем не менее я намерена передать свои соображения на рассмотрение большого суда присяжных. Видите, я оказываю вам услугу, раскрывая заранее свои карты. И вы сможете заблаговременно обсудить все ответы со своим адвокатом. Или вы, ссылаясь на Пятую поправку, откажетесь давать показания?
   – Мне не придется делать ни того, ни другого.
   – Хотите сейчас пригласить своего адвоката? Я с удовольствием подожду.
   – Мне не нужен адвокат.
   – Тогда я продолжу. Ангус попросил вас оказать ему услугу. За это вы тоже попросили его об одолжении.
   – Джуниор Минтон женился на моей дочери, потому что любил ее.
   – А вот этому я никак не могу поверить, судья Уоллес, поскольку он сам сказал мне, что сделал моей матери предложение в тот вечер, когда ее убили.
   – Не нахожу объяснений его непостоянству.
   – Зато я нахожу. Джуниор был взяткой вам за приговор Придурку Баду.
   – Но и районный прокурор…
   – В тот момент он находился в отпуске в Канаде. Это подтвердила утром его вдова. А его помощник получил достаточно улик, чтобы обвинить в убийстве уже Бада Хикса.
   – Суд присяжных тоже осудил бы его.
   – Не думаю, но что теперь об этом говорить. Вы позаботились о том, чтобы до суда присяжных дело не дошло. – Она глубоко вздохнула. – Кого прикрывал Ангус – себя, Джуниора или Рида?
   – Никого.
   – Но он ведь вам сказал, когда звонил в то утро?
   – Не звонил он.
   – Звонил. Как только арестовали Хикса, так и позвонил. Что сказал вам Ангус?
   – Ничего он мне не говорил. Я вообще с ним не разговаривал.
   Она встала со стула и оперлась руками на стол.
   – Наверняка он сказал: «Послушай, Джо, я попал в переплет». Или: «Джуниор хватил тут через край». Или: «Помоги выпутать Рида. Ведь он мне как сын». Так оно и было, правда?
   – Нет, вовсе нет.
   – Вы, возможно, возразили, что не в силах ничего сделать. Может, попросили дать вам время подумать. Ангус, добрый малый, дал вам, конечно, несколько часов на размышление. И вот тогда вы заявили, что окажете ему эту маленькую услугу в обмен на брак между Стейси и Джуниором.
   – Я не позволю вам…
   – Может быть, вы даже обсудили этот вопрос с ней и миссис Уоллес.
   – Вы клевещете на…
   – Так, может, сама Стейси предложила условия сделки?
   – Стейси понятия об этом не имела!
   Он вскочил с кресла и, приблизившись к Алекс, прокричал эти слова ей в лицо. Когда до него дошло, в чем он признался, он заморгал, облизнул губы и повернулся к ней спиной. Его пальцы нервно забегали по медным шляпкам гвоздей, которыми было обито кожаное кресло. Это был подарок его дочери, его единственного ребенка.
   – Вы знали, что Стейси безумно любит Джуниора Минтона.
   – Да, – тихо сказал он. – Я знал, что она любит его сильнее, чем он того заслуживает.
   – И что ее любовь безответна.
   – Да.
   – И что Джуниор спал с ней, когда ему только вздумается. Вы решили спасти ее репутацию, выдав как можно скорее замуж, пока она случайно не забеременеет.
   Судья ссутулил плечи и ответил тихо и горестно:
   – Да.
   Алекс закрыла глаза и неслышно перевела дух. Внутреннее напряжение схлынуло с нее, как волна откатывает от берега.
   – Судья Уоллес, кто убил мою мать? Когда Ангус просил вас засудить Бада Хикса, кого он защищал? Судья посмотрел ей в глаза.
   – Я не знаю. Бог свидетель, это правда. Клянусь всей моей жизнью.
   Она поверила ему и прямо об этом сказала. Стараясь не шуметь, собрала свои вещи. Когда она была уже у двери, он тихо окликнул ее.
   – Да?
   – Если дело когда-либо дойдет до суда, будете ли вы настаивать, чтобы все это прозвучало в суде?
   – Боюсь, что да. Очень сожалею.
   – Стейси. – Он откашлялся. – Я не лгал, говоря, что она не знала о моем уговоре с Ангусом.
   – Очень сожалею, – повторила Алекс. Он уныло кивнул. Она вышла в приемную, закрыв за собой дверь. Секретарша бросила на нее возмущенный взгляд, пожалуй, вполне заслуженный. Ведь она таки вынудила судью сказать правду. Это было необходимо, но оставило у нее тяжелый осадок.
   Алекс стояла на площадке, поджидая лифт, когда раздался револьверный выстрел.
   – Боже, только не это, – прошептала она, не сознавая, что говорит вслух; портфель выпал у нее из рук, она бегом бросилась назад в конец коридора. Миссис Липском была у двери кабинета. Алекс оттолкнула ее и вбежала первой.
   То, что она увидела, приковало ее к месту. Крик застрял у нее в горле, а по комнатам и коридорам эхом разнесся вопль секретарши.

Глава 41

   Ровно через минуту после выстрела у дверей кабинета судьи Уоллеса уже столпились секретарши, судебные приставы и другие служащие суда.
   Рид первым поднялся сюда с полуподвального этажа, где располагался полицейский участок. Он протолкался сквозь толпу, резко приказав следовавшим за ним помощникам очистить помещение. Обняв за плечи истерически рыдавшую миссис Липском, велел Имоджен, секретарше Пата Частейна, увести ее прочь. Затем набросился на Алекс.
   – Отправляйтесь в мой кабинет, запритесь и сидите там, ясно? – Она непонимающе смотрела на него. – Ясно? – повторил он громко и тряхнул ее за плечи. Будучи не в состоянии говорить, она кивнула.
   Обращаясь к одному из помощников, Рид приказал:
   – Проводите ее в мой кабинет. И никого туда не впускайте. Офицер увел ее вниз. Уходя, она видела, как Рид устремил взгляд на ужасную картину на письменном столе. Он провел рукой по волосам и пробормотал:
   – Елки-палки.
   Оказавшись в кабинете Рида, Алекс принялась ходить из угла в угол, рыдая, скрежеща от отчаяния зубами и устремив невидящий взгляд в пространство. Она мучительно переживала самоубийство судьи Джозефа Уоллеса.
   Кровь стучала у нее в висках с такой силой, что швы на голове, казалось, вот-вот лопнут. Лекарство она, конечно, забыла. Лихорадочно обшарив весь стол шерифа, она не нашла даже аспирина. Неужели этот человек никогда не испытывает боли?
   У нее кружилась голова, ее тошнило, руки были влажными и никак не могли согреться. Сверху, сквозь старую штукатурку потолка, просачивался каждый звук, но она ничего не могла разобрать. Оттуда все время доносился топот чьих-то шагов. Кабинет шерифа был хорошим убежищем от поднявшейся суматохи, но ей безумно хотелось знать, что же происходит там, в комнатах и коридорах верхнего этажа.
   Алекс охватило отчаяние. Факты неумолимо вели к разгадке, которую ее душа не принимала. Признание судьи Уоллеса вновь подтверждало причастность к преступлению главных подозреваемых.
   Попади Ангус в беду, он позаботился бы о своем спасении без всяких угрызений совести. Точно так же он подкупил бы судью, чтобы защитить Джуниора, и, вероятно, пошел бы на это и ради Рида. И все-таки, который из них троих вошел в ту ночь в конюшню и убил Седину?
   Дверь резко распахнулась, и стоявшая у окна Алекс испуганно обернулась. Она не знала, сколько времени провела в кабинете, и когда Рид щелкнул выключателем, вдруг поняла, что на улице почти стемнело. Она по-прежнему не имела представления о том, что происходит наверху и перед зданием суда.
   Рид бросил на нее суровый взгляд, но ничего не сказал. Он налил себе чашку кофе и сделал несколько глотков.
   – Почему ты оказываешься замешанной во всем, что происходит последнее время в городе?
   Глаза ее моментально наполнились слезами. Еще минуту назад их не было, теперь же они катились градом. Она направила дрожащий указательный палец прямо в грудь Риду – Как ты можешь, Рид? Я ведь не знала, что…
   – Что, когда ты загонишь Джо Уоллеса в угол, он вышибет себе мозги? Но так и случилось, крошка. И его мозги стекают сейчас со стола.
   – Заткнись.
   – А куски его кожи с волосами мы нашли аж на противоположной стене.
   Алекс закрыла рукой рот, подавляя крик. Повернувшись к Риду спиной, она неудержимо разрыдалась. Он положил руки ей на плечи, и хотя она попыталась отстраниться, он решительно повернул ее к себе и прижал к груди.
   – Ну, ну, тише. Сделанного не воротишь. – Щекой она почувствовала, как поднялась в глубоком вздохе его грудь. – Забудь об этом.
   Она резко отстранилась.
   – Забыть? Но ведь умер человек. По моей вине.
   – Разве ты нажала на курок?
   – Нет.
   – Тогда это не твоя вина. Раздался стук в дверь.
   – Кто там? – сердито спросил Рид.
   Помощник назвал себя, и Рид разрешил ему войти. Рид знаком велел ей сесть, а помощник тем временем вставил лист бумаги в пишущую машинку. Алекс в недоумении смотрела на Рида.
   – Мы должны снять показания, – сказал он.
   – Сейчас?
   – Лучше с этим не тянуть. Готово? – спросил он помощника, тот кивнул. – Итак, Алекс, как все случилось?
   Она промокнула лицо бумажной салфеткой и начала. Насколько возможно кратко, она рассказала, что произошло в кабинете судьи, при этом старательно избегая называть имена и обсуждавшиеся вопросы.
   – Я вышла из его кабинета и дошла до лифта, – взгляд ее был устремлен на мокрый носовой платок, который она теребила в руках. – Тут я услышала выстрел.
   – И бегом вернулись в кабинет?
   – Да. Он завалился вперед. Голова лежала на столе. Я увидела кровь и… поняла, что он сделал.
   – Вы видели пистолет? Она покачала головой. Рид сказал помощнику:
   – Запишите, что она ответила «нет» и что она и не могла его видеть, потому что он выпал на пол из правой руки жертвы. Пока все.
   Помощник бесшумно удалился. Рид подождал несколько секунд. Он сидел на углу стола, покачивая ногой.
   – О чем ты говорила с судьей?
   – Об убийстве Седины. Я обвинила его в том, что он избавился от вещественных улик и взял взятку.
   – Серьезные обвинения. Как он на них отреагировал?
   – Он признался.
   Рид вынул что-то из кармана рубашки и бросил на стол. Серебряный скальпель упал с глухим металлическим звоном. От времени он потемнел, но был совершенно чистым.
   При виде скальпеля Алекс отшатнулась.
   – Где ты его нашел?
   – В левой руке судьи.
   Они обменялись долгим взглядом. Наконец Рид сказал:
   – Это было его орудие самообвинения, он держал его в ящике стола, чтобы постоянно напоминать себе о своем бесчестье. Неудивительно, что Уоллес свел счеты с жизнью, ведь он так гордился своей многолетней безупречной репутацией судьи. Поэтому предпочел снести себе полголовы, чем пережить крах своей карьеры.
   – Это все, что ты можешь сказать?