Расстроенный, он вылез из постели и начал одеваться. Куда могла деться Алекс? Неизвестность стала невыносимой. Он сам все выяснит и начнет с Рида.
   Он прокрался тлимо спальни родителей, хотя за дверью уже слышалось какое-то движение. Он был уверен, что Ангус заговорит с ним о сделке с судьей Уоллесом относительно Стейси. Но Джуниор еще не готов был это обсуждать.
   Он вышел из дому и сел в «Ягуар». Утро было ясное, холодное. До дома Рида Джуниор доехал всего за несколько минут. Обрадовался, увидев, что «Блейзер» еще стоит перед домом, а в доме горит камин: из трубы вьется дым. Рид всегда поднимается рано. Может, и кофе уже вскипел.
   Джуниор рысцой преодолел веранду и постучал в дверь. Пытаясь согреться, он переминался с ноги на ногу и дул на руки. Рид открыл дверь не скоро. Он был в одних джинсах, на лице помятое сонное, недовольное выражение.
   – Черт, который час?
   – Неужели я поднял тебя с постели? – недоверчиво спросил Джуниор, открывая вторую дверь и входя в гостиную. – Поздновато для тебя, правда?
   – Зачем ты приехал? Что случилось?
   – Я надеялся, что это ты мне скажешь, что случилось. У Алекс всю ночь не отвечает телефон. Ты имеешь какое-нибудь представление, где она может быть?
   Уголком глаза он заметил расстеленную перед камином постель, какое-то движение в коридоре. Чуть повернув голову, он увидел ее перед спальней Рида. Ему бросились в глаза всклокоченные волосы, красные распухшие губы, голые ноги. На ней была куртка от пижамы, которую он подарил Риду, когда тот лежал в больнице. Видно было, что она провела бурную ночь.
   Задохнувшись, Джуниор сделал шаг назад. Он привалился к стене, поднял к потолку глаза и горько рассмеялся.
   Рид положил руку ему на плечо.
   – Джуниор, я…
   Джуниор гневно стряхнул его руку.
   – Тебе не достаточно того, что ее мать была твоей, да? Тебе и она понадобилась тоже.
   – Это совсем не так, – холодно сказал Рид.
   – Не так? Тогда скажи, как? На днях ты открыл мне зеленую улицу. Сказал, что Алекс тебе не нужна.
   – Ничего подобного я не говорил.
   – Но, черт побери, ты же не сказал: отойди. А как только понял, что я ею интересуюсь, так тотчас пошел в атаку, да? Чего ты так спешил? Боялся, что если она сначала переспит со мной, то уж никогда не согласится поменять высший класс на плебейские радости?
   – Джуниор, прекрати! – крикнула Алекс.
   Но Джуниор не слышал ее. Его внимание приковал Рид.
   – Почему так получается, Рид; все, чего я ни захочу, обязательно достается тебе. Футбольные награды, уважение моего собственного отца. Седина тебе уже была не нужна, но ты позаботился, чтобы она и мне не досталась, верно?
   – Заткнись, – рявкнул Рид, угрожающе надвигаясь на него. Вытянутый палец Джуниора нацелился Риду прямо в грудь.
   – Не приближайся ко мне, слышишь? Не смей, черт побери, даже близко ко мне подходить!
   Он громко хлопнул входной дверью. Эхо отозвалось во всех углах маленького дома. Когда рев «Ягуара» затих вдали, Рид направился в кухню.
   – Кофе хочешь?
   Алекс ошеломили слова Джуниора, но еще больше ее потрясла реакция Рида. Она бросилась на кухню. Молотый кофе посыпался из металлического ковшика, когда она схватила Рида за руку и повернула к себе.
   – Пока я окончательно не влюбилась в тебя, Рид, я хочу последний раз спросить тебя кое о чем. – Она глубоко вздохнула. – Это ты убил мою мать?
   Ее сердце гулко стучало.
   – Да, – ответил он.

Глава 43

   Дрожа от гнева, Фергус Пламмет стоял у постели и глядел на спящую жену.
   – Ванда, проснись.
   Его властный голос мог бы разбудить и мертвого. Ванда открыла глаза и села, еще не совсем проснувшись и ничего не понимая.
   – Фергус, который час… – но тут же осеклась, увидев, что в его руке зажаты пять изобличающих ее сотенных бумажек.
   – Вставай, – приказал он и направился вон из комнаты. Трепеща от страха, Ванда поднялась с постели. Наспех оделась и безжалостно стянула сзади волосы, боясь еще чем-нибудь прогневить мужа.
   Он ждал ее, сидя за столом на кухне, прямой и непреклонный. Она боязливо, подобно раскаивающейся грешнице, приблизилась к нему.
   – Фергус, я… я хотела сделать тебе сюрприз.
   – Молчать, – рявкнул он. – Пока я не разрешу тебе говорить, ты будешь молчать и каяться в душе.
   Он сверлил ее осуждающим взглядом. От стыда Ванда Гейл опустила голову.
   – Где ты их взяла?
   – Их принесли вчера с почтой.
   – С почтой?
   Она судорожно закивала головой:
   – Да. В том конверте. – Конверт лежал на столе рядом с его чашкой кофе.
   – Почему ты спрятала их от своего супруга, которому, согласно Священному писанию, ты должна покоряться?
   – Я… – начала она, но запнулась и облизнула губы, – я хотела сделать тебе сюрприз.
   В глазах его светилось подозрение.
   – Кто их прислал?
   Ванда подняла голову и тупо посмотрела на него.
   – Не знаю.
   Он закрыл глаза и стал покачиваться, словно в трансе.
   – Изыди, Сатана, приказываю тебе, освободи ее от своей злой воли. Ты завладел ее лживым языком. Отдай его, во имя…
   – Нет! – закричала Ванда. – Я не лгу. Я подумала, что они, наверное, пришли от кого-нибудь из тех, ну, с кем ты разговаривал по телефону про то, что ты устроил на ранчо Минтонов.
   Он пулей сорвался с места, обежал стол и угрожающе навис над ней.
   – Как ты смеешь? Помалкивай! Я же велел тебе никогда, никогда не заикаться об этом!
   – Я забыла, – съежившись, сказала она. – Вдруг, думаю, деньги прислали в знак благодарности за то, что ты сделал.
   – Я знаю, кто их прислал, – прошипел он.
   – Кто?
   – Пошли.
   Он схватил ее за руку и потащил к двери, ведущей из кухни в гараж.
   – Куда ты собрался, Фергус?
   – Подожди, узнаешь. Я хочу, чтобы грешники встретились лицом к лицу.
   – Но дети…
   – За ними присмотрит господь, пока мы не вернемся. Сидя рядом с дрожащей Вандой, Пламмет вел машину по спящим улицам города. На шоссе он свернул в западном направлении. Казалось, он не замечает холода; его грело сознание собственной праведности. Когда он свернул на боковую дорогу, Ванда уставилась на него, отказываясь верить собственным глазам, но он взглянул на нее с таким гневным укором, что она благоразумно поостереглась открывать рот.
   Он подъехал к большому дому и велел жене выйти из машины. Его решительные шаги гулко прозвучали по полым ступенькам, и стук в дверь громко разнесся в предутренней тишине. Никто не открыл, и он забарабанил еще громче. Снова никто не отозвался, тогда он изо всех сил постучал в ближайшее, окно.
   Нора Гейл собственноручно отперла дверь и направила дуло маленького пистолета прямо ему в лоб.
   – Мистер, надеюсь, у вас имеется веская причина, чтобы барабанить в мою дверь и поднимать меня в такой безбожно ранний час.
   Фергус воздел руки над своей склоненной головой и воззвал к богу и всем святым ангелам, чтобы они очистили грешницу от скверны.
   Нора Гейл оттолкнула его и шагнула к сестре. Они смотрели друг на друга. В ореоле блестящих платиновых волос Нора Гейл выглядела великолепно, особенно если учесть, что ее подняли прямо с постели. Постоянное употребление дорогих ночных кремов позволило ей сохранить отменный цвет лица. В своем розовом, расшитом мелкими жемчужинками атласном халате она была совершенно ослепительна. Рядом с сестрой Ванда была похожа на разжиревшую коричневую воробьиху.
   – Сегодня холодно, – заметила Нора Гейл, как будто они расстались только вчера. – Пойдемте в дом. – Она вошла первой и стояла в дверях, пока таращившая глаза сестра не переступила порог борделя. Проходя мимо Фергуса, Нора ткнула пистолетом в его худые ребра и сказала:
   – Если ты сейчас же не прекратишь горланить свою молитву, я отстрелю тебе яйца, понял, проповедник?
   – А-аминь! – неожиданно воскликнул он и закончил молиться.
   – Благодарю, – с усмешкой сказала Нора Гейл. – Уверена, что молитвы мне еще пригодятся. Пошли. Я давно хотела поговорить с вами.
   Через несколько минут они уже сидели за столом ее на вид совсем не греховной, а вполне обычной кухни. Кофе был готов и разлит по фарфоровым чашкам. Но Фергус приказал Ванде не прикасаться к нему, словно это было ядовитое зелье.
   – Ты не можешь победить нас, – возбужденно сказал Фергус, – господь на нашей стороне, и Он сильно гневается на тебя, блудницу, уводящую с пути истинного наших слабых духом братьев.
   – Побереги силы, – махнула на него рукой Нора Гейл. – Я-то бога чту, а если что и стоит между Ним и мной, так это мое личное дело и тебя не касается. А в тебе меня страшит только одно – твоя тупость.
   Он обиделся и зашипел на нее, как гадюка:
   – Это ты прислала моей жене свои в грехе добытые деньги?
   – Да. По виду твоей жены и детей мне показалось, что деньги им очень пригодятся.
   – Мы не нуждаемся в твоих деньгах.
   Нора Гейл наклонилась вперед и с ленивой улыбкой заговорила вкрадчивым голосом:
   – Однако ж ты не бросил их мне обратно в лицо, а?
   Его рот собрался, будто кисет на шнурке.
   – Я никогда не отвергаю дара, который посылает мне господь от щедрот своих.
   – Конечно, нет. – С довольным видом Нора Гейл положила себе в кофе два куска сахара. – Именно поэтому я хочу заключить с тобой сделку, преподобный Пламмет.
   – Я не вступаю в сделки с безбожниками. Я пришел сюда как посланник божий, чтобы предостеречь тебя от гнева Его, чтоб услышать твое раскаяние…
   – А хочешь новый храм? Поток красноречия тут же иссяк.
   – А?
   Нора Гейл не спеша помешивала кофе.
   – Хочешь получить новый храм? Большую великолепную церковь, которая затмит все церкви города, даже новую, Иоанна Крестителя. – Она помолчала, прихлебывая кофе. – Вижу, ты потерял дар речи, что само по себе уже благословенно.
   И опять улыбнулась, довольная, словно кошка, только что вылизавшая блюдце сметаны.
   – Когда закончится строительство ипподрома и гостиницы «Пурселл Даунс», я стану очень богатой и респектабельной. И в твоих интересах, священник, принимать мои великодушные дары, а уж я позабочусь, чтобы они были немалыми и поступали регулярно. Впоследствии, когда ко мне приедут репортеры из «Техасского ежемесячника» или из программы «60 минут», чтобы взять интервью у самой богатой деловой женщины штата, они сообщат и о том, как щедро я занимаюсь благотворительностью.
   А в обмен на роскошную церковь, которую я тебе построю, – сказала она, снова наклоняясь вперед, – я хочу, чтобы ты прекратил свои гневные проповеди против тотализатора. Займись-ка лучше другими грехами, А если тебе не хватает материала, что ж, я охотно предоставлю тебе целый список моих прегрешений, ибо, дорогой, повинна во всех.
   Он сидел с открытым ртом, как рыба, выброшенная на сушу. Мадам, вне всякого сомнения, полностью овладела его вниманием.
   – И больше ты не станешь выкидывать фокусов, вроде тех, что устроил на ранчо Минтонов с неделю назад. Да, да, – жестом унизанной драгоценностями руки она остановила его протесты. – Я знаю, что это сделал ты. По твоей вине пришлось усыпить очень дорогую лошадь, и это меня просто бесит.
   Глаза ее сощурились.
   – Если ты еще хоть раз сотворишь подобную глупость, ты у меня быстро слетишь со своей кафедры, господин священник. Видишь ли, у меня большие планы, и я сшибу с ног любого, кто встанет на моем пути. Если у тебя есть трудности, с которыми ты не можешь справиться, приходи ко мне. А месть оставь тем, кто умеет мстить и при этом не попадаться. – Она откинулась на спинку стула. – Итак?
   – Мне тут есть над чем подумать.
   – Не пойдет. Ответ мне нужен сегодня. Прямо сейчас. Hy, что тебе больше нравится, стать большой шишкой в церковных кругах и получить красивый новый храм или сесть в тюрьму? Потому что, видишь ли, если я сейчас же не услышу от тебя «да», то позову своего старого приятеля Рида Ламберта и скажу ему, что у меня есть свидетель того ночного налета на ранчо. Ну, так что, дорогой, кафедра или тюрьма?
   Фергус судорожно сглотнул. Он боролся с собой, со своей совестью, но не долго. Голова его качнулась в знак согласия.
   – Хорошо. Да, и еще одно, – продолжала она тем же жизнерадостным тоном. – Перестань обращаться с моей сестрой как с подстилкой для нот. Мне рассказали, что на днях ты публично отчитал ее в кабинете шерифа. Если я еще хоть раз услышу что-нибудь подобное, я самолично отрежу твой мерзкий язык и скормлю его первой попавшейся собаке. Усвоил?
   Он проглотил слюну.
   – Я отправляю Ванду Гейл на курорт в Даллас, она будет отдыхать и нежиться там две недели, хотя за этот срок от тебя не очень-то отдохнешь. Как ты рассчитываешь привлечь людей в свою новую церковь, если твоя собственная жена похожа на заезженную клячу? А дети поедут летом в лагерь. У них будут новые велосипеды и бейсбольные перчатки, потому что я отменяю твой запрет на игры и запишу их весной в команду юниоров. – Она подмигнула. – Их тетушка Нора Гейл станет, черт побери, доброй феей для этих ребят. Вам все понятно, ваше преподобие?
   И снова Пламмет быстро кивнул.
   – Отлично. – Она откинулась на спинку стула, невозмутимо покачивая стройной ногой. – Теперь, когда мы обо всем договорились, давай обсудим сроки. Первую дотацию ты получишь в тот самый день, когда будет подписана лицензия, а затем деньги будут поступать первого числа каждого месяца. Чеки пойдут со счета компании «НГБ Инкорпорейтед». Мне не помешают налоговые льготы, – добавила она с гортанным смехом.
   Затем, отвернувшись от Фергуса, она посмотрела на сестру.
   – Ванда Гейл, не жди, пока я отправлю тебя в Даллас. Воспользуйся деньгами, которые я прислала, и купи себе и детям одежду. И, ради бога, сделай что-нибудь со своими волосами. Они у тебя как пакля.
   У Ванды увлажнились глаза.
   – Спасибо, спасибо.
   Нора Гейл потянулась к руке сестры, но передумала и вместо этого закурила свою тонкую черную сигарету. Сквозь густое облако попавшего ей в глаза дыма она сказала:
   – Пожалуйста, дорогая, пожалуйста.

Глава 44

   – Джуниор?
   Он повернулся от бара, у которого делал себе уже второй за последние десять минут коктейль.
   – Доброе утро, мать. Хочешь коктейль «Кровавая Мэри»? Сара-Джо прошла через комнату и выхватила у него из руки бутылку водки.
   – Что с тобой происходит? – спросила она гораздо более суровым, чем обычно, тоном. – Почему ты пьешь так рано?
   – Не так уж и рано, если учесть, во сколько я встал.
   – Ты куда-то ездил. Я слышала, как ты уходил. Где ты был?
   – И мне хотелось бы это знать, – сказал входивший в комнату Ангус. – Мне нужно поговорить с тобой.
   – Хочешь, угадаю о чем, – сказал Джуниор с напускной веселостью. – О судье Уоллесе.
   – Верно.
   – И о моей женитьбе на Стейси.
   – Да, – неохотно подтвердил Ангус.
   – Держу пари, ты собираешься рассказать мне, почему было так чертовски важно, чтобы я на ней тогда женился.
   – Это было нужно для твоей же пользы.
   – Ну, это ты мне уже говорил двадцать пять лет назад. На самом деле это была сделка, правда? Ты попросил его закрыть дело об убийстве Седины в обмен на мой брак со Стейси. Что, я угадал? Алекс, очевидно, тоже угадала. И когда она со своей гипотезой пришла к судье, тот застрелился.
   Близкая к обмороку, Сара-Джо закрыла рот рукой. Ангус пришел в бешенство. Его руки сжались в кулаки.
   – Тогда не было другого выхода. Я не мог допустить, чтобы здесь проводили серьезное расследование. Я должен был уберечь свою семью и свое дело. Пришлось попросить судью об одолжении, у меня не было выбора.
   – А Стейси знала об этом?
   – Я, по крайней мере, ей не говорил. Сомневаюсь, что она знает.
   – Слава богу.
   Джуниор бросился в кресло. Его голова свесилась на грудь.
   – Пап, ты не хуже меня знаешь, что Придурок Бад был невиновен.
   – Ничего такого я не знаю.
   – Брось. Он был совсем безобидным. И ты знал, что он не убивал Селину, но ты сделал все, чтобы наказание понес он. Зачем Ты вмешался и не дал событиям развиваться естественным путем? В итоге мы бы все от этого только выиграли.
   – Тебе известно, что это не так.
   – Известно? – Он поднял голову и посмотрел на родителей горящим напряженным взглядом. – А тебе известно, кого я видел сегодня утром в постели Рида, всю такую нежную, соблазнительную и удовлетворенную? Алекс. – Он резко откинулся, положил голову на подушку кресла и с горьким смехом добавил:
   – Дочку Седины. Господи, подумать только!
   – Алекс провела ночь у Рида? – загремел Ангус.
   – Меня это не удивляет, – презрительно фыркнула Сара-Джо.
   – Почему же ты не помешал этому, Джуниор? – резко спросил Ангус.
   Почувствовав, что отец закипает от гнева, Джуниор заорал:
   – Я пытался!
   – Очевидно, недостаточно. Ей следовало быть в твоей постели, а не в постели Рида.
   – Она взрослая женщина. И ей не нужно моего разрешения, чтобы спать с ним. Или с кем угодно. – Джуниор стремительно поднялся с кресла и направился к бару.
   Сара-Джо загородила ему дорогу.
   – Эта девица мне не по душе. Такая же беспутная, как и ее мать, но если тебе ее так хочется, почему ты позволил Риду Ламберту отнять ее?
   – Дело обстоит еще хуже, Сара-Джо, – веско сказал Ангус. – Наше будущее зависело от того, какое мнение о нас сложится у Алекс. Я надеялся, что она станет членом нашей семьи. Но, как всегда, Джуниор с заданием не справился.
   – Не ругай его, Ангус.
   – Почему, черт возьми? Он мой сын. И я буду ругать его, сколько мне вздумается. – Затем, подавив раздражение, он тяжело вздохнул. – Ладно, какой прок теперь махать кулаками. Неудавшаяся любовь Джуниора еще не самая большая наша беда. Боюсь, нам грозит судебное расследование.
   Он вышел из комнаты, хлопнув дверью.
   У бара Джуниор налил себе рюмку чистой водки. Но когда он поднес ее ко рту, Сара-Джо схватила его за руку.
   – Когда ты наконец поймешь, что ты ничем не хуже Рида? Лучше. Опять отец расстроился из-за тебя. Ну сделай наконец хоть что-нибудь, чтобы он мог тобой гордиться! Джуниор, дорогой, пора тебе уже стать взрослым и начать действовать самому.
 
   Онемевшая Алекс смотрела на Рида, отказываясь верить своим ушам. Он же спокойно тыльной стороной ладони смахнул со стола просыпанный кофе и снова наполнил кофеварку. Когда из нее стал капать кипящий напиток, он повернулся к Алекс.
   – Что ты смотришь на меня, словно язык проглотила? Разве ты не это ожидала услышать?
   – Это правда? – прохрипела она. – Ты убил ее?
   Он отвернулся, постоял так несколько мгновений, глядя в пространство, затем снова повернул голову и глянул ей прямо в глаза.
   – Нет, Алекс. Я не убивал Седину. Если бы я хотел ее убить, то сделал бы это голыми руками задолго до той ночи. И это было бы убийство при смягчающих вину обстоятельствах. И не стал бы я красть скальпель. И уж, конечно, черт побери, не позволил бы, чтобы вместо меня мотал срок тот несчастный слабоумный.
   Она шагнула к нему, прижалась к его груди.
   – Я верю тебе, Рид.
   – Что ж, это уже немало.
   Обнимая, он погладил ее по спине. Она уткнулась ему в грудь.
   Он почувствовал, как желание поднимается в нем, но тут же отстранил ее от себя.
   – Кофе готов.
   – Не отталкивай меня, пожалуйста, Рид. Я хочу еще немножко побыть в твоих объятиях.
   – Я тоже хочу, и не только этого, – он погладил ее по щеке, – но у меня есть подозрение, что наш разговор сильно помешает любовным объятиям.
   Он налил кофе и поставил кружки на стол.
   – Почему ты так говоришь? – Она села напротив него.
   – Потому что ты хочешь узнать, известно ли мне, кто вошел в тот вечер в конюшню?
   – Ты знаешь?
   – Нет, не знаю, – он энергично покачал головой. – Клянусь богом, не знаю.
   – Но тебе известно, что это мог быть либо Джуниор, либо Ангус.
   Он неопределенно пожал плечами.
   – Тебе никогда не хотелось узнать, кто из них?
   – А какая разница? Ответ ошеломил ее.
   – Для меня есть разница. И для тебя должна быть.
   – Почему? Ни черта от этого не изменится. Селину не вернешь. И не изменишь ни твоего, ни моего несчастливого детства. И не заставишь твою бабушку полюбить тебя.
   Заметив выражение ужаса на ее лице, он сказал:
   – Да, Алеке, я знаю, что именно поэтому ты взяла на себя роль мстительницы за Седину. Мерл Грэм всегда нужен был козел отпущения. Каждый раз, когда Селина чем-нибудь не угождала матери, все шишки доставались мне. «Этот парнишка Ламберт» – по-другому она меня не называла и при этом всегда кривилась.
   Так что меня совсем не удивляет, что она наложила на тебя эту пожизненную епитимью во искупление вины. Себя она не считала виноватой в судьбе Селины. И ни за что не хотела признать, что Селина, как любой человек на этой грешной земле, делала что ей вздумается и когда вздумается. А ты, единственное невинное в этом проклятом деле существо, оказалась во всем виноватой.
   Он глубоко вздохнул.
   – Какой прок от того, что мы узнаем, кто ее убил?
   – Я должна узнать, Рид, – сказала она, чуть не плача. – Ведь убийца был еще и вором. Он ограбил меня. Будь моя мать жива, она бы меня любила. Знаю, что любила бы.
   – Ради бога, Алекс, она же совсем не хотела тебя! – закричал он. – Так же как не хотела меня моя мамаша. Но я никаких расследований о ней проводить не стал.
   – Потому что ты боишься! – заорала она в ответ.
   – Боюсь?
   – Боишься, что правда причинит тебе боль., – Я не боюсь, – сказал он. – Мне это безразлично.
   – А мне, слава богу, нет. Я не такая холодная и бесчувственная, как ты.
   – Вчера ночью я тебе таким не казался, – усмехнулся он. – А может, ты сохранила девственность потому, что на свиданиях предпочитала работать языком?
   Алекс отшатнулась, как будто ее ударили. Онемев от обиды, она смотрела на него через стол. Лицо его было замкнутым и враждебным, но ее незащищенность сломила Рида. Он длинно выругался и ткнул себе пальцами в глаза.
   – Извини. Не понимаю, как такое вырвалось. А все потому, что ты чертовски раздражаешь меня, когда заводишь свою песню. – Он опустил руку. Его зеленые глаза смотрели на нее умоляюще. – Брось все это, Алекс. Отступись.
   – Не могу.
   – Не хочешь.
   Она коснулась его руки.
   – Тут мы никогда не придем с тобой к согласию, Рид, но мне не хочется спорить. – На лице ее отразилась нежность. – Особенно после вчерашней ночи.
   – Некоторые сочли бы, что то, что произошло вон там, – он указал в сторону гостиной, – способно стереть прошлое.
   – Значит, ты позволил этому случиться в надежде, что я прощу и забуду? Он отдернул руку.
   – Тебе все-таки очень хочется разозлить меня, да?
   – Нет, я вовсе не хочу, чтобы ты сердился. Просто постарайся, пожалуйста, понять, почему я не могу все бросить, когда разгадка так близко.
   – Я не понимаю.
   – Тогда прими это как есть. И помоги мне.
   – Чем? Указать пальцем либо на моего покровителя, либо на лучшего друга?
   – Несколько минут назад Джуниор выступал здесь отнюдь не в роли лучшего друга.
   – В нем говорили его ущемленная гордость и ревность.
   – В тот вечер, когда убили Седину, его тоже снедала ревность. Его гордость была ущемлена. Селина отвергла его предложение, потому что все еще любила тебя. Могло это привести его к убийству?
   – Да ты сама подумай, Алекс, – сказал он раздраженно. – Даже если Джуниор и взбесился из-за Селины, неужто он схватил подвернувшийся скальпель и начал кромсать ее? И потом, можешь ты, не кривя душой, предположить, что Джуниор способен убить кого-нибудь, как бы он ни был зол?
   – Значит, это сделал Ангус, – тихо сказала она.
   – Не знаю. – Рид вскочил со стула и принялся мерить шагами кухню. Ему давно не давала покоя та же догадка. – Ангус был против женитьбы Джуниора на Седине.
   – Ангус более вспыльчив, чем Джуниор, – сказала она, как бы рассуждая сама с собой. – Я видела его в гневе. И могу представить себе, что, когда идут ему наперекор, он способен убить. А какие отчаянные меры он предпринял, чтобы закрыть дело раньше, чем следствие доберется до него.
   – Куда это ты собралась? – встрепенулся Рид, когда она встала со стула и направилась в ванную.
   – Мне нужно поговорить с ним.
   – Алекс! – Он двинулся за ней. Подергал ручку двери ванной комнаты, но она заперлась изнутри. – Я не хочу, чтобы ты ездила туда.
   – Но мне необходимо. – Уже одетая, она открыла дверь и протянула руку. – Можно мне взять твою машину? Он сурово смотрел на нее.
   – Ты сломаешь ему жизнь. Об этом ты подумала?
   – Да, и каждый раз, когда я испытываю приступ жалости, я напоминаю себе о муках своего сиротского детства, которые я терпела, пока он жил припеваючи. – Она закрыла глаза и постаралась успокоиться. – Я не хочу уничтожить Ангуса. Я всего лишь выполняю свою работу, делаю то, что нужно делать. Честно говоря, он мне нравится. При других обстоятельствах я могла бы испытывать к нему очень теплые чувства. Но обстоятельства тебе известны, и не в моих силах изменить их. Когда человек нарушает закон, он должен понести наказание.
   – Вот как? – Сжав ее локоть, он притянул Алекс к себе. – А какое наказание должен понести прокурор, который спит с подозреваемым?
   – Ты больше не подозреваемый.
   – Но вчера ночью ты этого еще не знала.