Браун Сандра. Сокровенные тайны

   Судья Уоллес пожал протянутую руку, подержав ее в своей ровно столько, сколько необходимо, чтобы не нарушить правила приличия. Он чувствовал, как непросто ему видеть в этой модно одетой женщине коллегу. Он предпочитал юристов в белых рубашках и шерстяных костюмах, а не в мехах и изысканных платьях с короткой юбкой. От настоящих членов коллегии адвокатов должно чуть заметно пахнуть сигарами и кожей, в которую переплетают тома судебных дел, а не тонкими духами.
   – Районный прокурор Частейн уже сообщил вам о цели моего приезда?
   – Да. Сегодня утром. Но я еще вчера вечером узнал об этом от Ангуса.
   Она наклонила голову, словно говоря, что это интересное заявление стоит запомнить, чтобы потом осмыслить как следует. Он готов был дать себе хорошего пинка за то, что ни с того ни с сего вылез со своим сообщением.
   По правде говоря, он был ею просто ослеплен. Ангус Минтон не ошибся. Александра Гейтер была красивее матери.
   Когда она повернула голову, ее темные волосы под солнечными лучами, пробивавшимися сквозь жалюзи, будто вспыхнули огнем. Воротник мехового жакета, касаясь щеки, подчеркивал свежесть кожи и придавал лицу восхитительный румянец цвета спелого абрикоса. У Стейси была похожая шубка, но в ней лицо его дочери приобретало оттенок остывшей золы.
   – Нельзя ли мне поговорить с вами в зале суда? – вежливо спросила она.
   Сам не зная зачем, он взглянул на часы.
   – Боюсь, это невозможно. Я, собственно, зашел узнать только, кто мне звонил и что передал. Сегодня я весь день занят.
   Миссис Липском вздрогнула от удивления, выдав его с головой.
   Мгновение Алекс задумчиво рассматривала носки своих туфель.
   – Не хочется настаивать, но придется. Это очень важно, мне необходимо начать расследование как можно скорее. Прежде чем предпринимать какие-то шаги, я должна уточнить у вас некоторые факты. Много времени это не займет. – Уголки ее губ приподнялись в улыбке. – Не сомневаюсь, что ваше содействие будет по достоинству оценено у нас в Остине.
   Судья Уоллес был отнюдь не глуп; Алекс тоже. Приказать ему она не могла, не тот у нее чин, зато вполне могла выставить его в неприглядном свете в прокуратуре округа Трэвис, а те имели знакомства в Капитолии штата.
   – Что ж, хорошо, проходите, пожалуйста. – Он сбросил с плеч пальто, попросил миссис Липском не звать его к телефону и следом за Алекс направился в зал суда. – Присаживайтесь.
   В желудке у него жгло. Перед тем как вернуться в суд, он принял снадобье от повышенной кислотности, но еще глоток ему не помешал бы. Что касается Алекс, она отнюдь не казалась взволнованной. Усевшись за стол напротив него, она грациозным движением плеч сбросила меховой жакет.
   – Приступим, мисс Гейтер, – властно произнес Уоллес. – Что же вы хотите узнать?
   Алекс открыла портфель и вынула пачку бумаг. Судья чуть не застонал.
   – Я прочла стенограмму слушаний по делу Бадди Хикса, и у меня возникли вопросы.
   – А именно?
   – Что вас так подгоняло?
   – Простите?
   – Бад Хикс был арестован по обвинению в совершении особо жестокого убийства и помещен в окружную тюрьму Пурселла без права освобождения под залог. Слушания о его неподсудности по причине психической неполноценности проходили три дня спустя.
   – И что?
   – Не слишком ли короток этот срок для того, чтобы решить дальнейшую судьбу человека?
   Судья откинулся на спинку кожаного кресла, которое подарила ему дочь; он надеялся, что его хладнокровие произведет впечатление на молодую юристку.
   – В то время, вероятно, к слушанию было назначено много дел, и я старался разобрать их побыстрее. Либо же наступило некоторое затишье, и это дало мне возможность рассмотреть дело без проволочек. Не помню. Ведь минуло двадцать пять лет.
   Опустив глаза, она смотрела в блокнот, лежавший у нее на коленях.
   – Вы распорядились, чтобы мистера Хикса обследовали всего два психиатра.
   – Его умственная неполноценность была очевидной, мисс Гейтер.
   – В этом я не сомневаюсь.
   – Он же считался, как бы помягче выразиться, городским юродивым. Не хочу показаться жестоким, но ведь так оно и было. Его просто терпели. Люди видели его, но не замечали, – надеюсь, вы меня понимаете. Своего рода принадлежность городского пейзажа, безобидная…
   – Безобидная?
   Судья снова готов был откусить себе язык.
   – До той ночи, когда он убил вашу мать.
   – Никакой суд присяжных не признал его виновным в этом, судья Уоллес.
   Раздосадованный, он облизнул губы.
   – Да, конечно. – Он пытался избежать ее спокойного взгляда и собраться с мыслями. – Я счел, что в данном случае достаточно заключений двух психиатров.
   – Я без сомнения согласилась бы с вами, если бы заключения не были столь различными.
   – Или же если бы жертвой преступления не оказалась ваша мать, – сделал выпад судья.
   – Это замечание я пропускаю, судья Уоллес, – сердито бросила она.
   – Но разве не из-за этого весь сыр-бор? Или вы по какой-то неизвестной мне причине сомневаетесь в моей порядочности и хотите опротестовать решение, которое я вынес двадцать пять лет назад?
   – Но если вам нечего скрывать, у вас нет и повода думать, что я подорву вашу безупречную служебную репутацию всего-навсего тем, что задам несколько вопросов. Так ведь?
   – Продолжайте, – сухо сказал он.
   – Два назначенных судом психиатра разошлись во мнениях относительно психического состояния мистера Хикса в ту ночь, когда была убита моя мать. Это первое, что озадачило и заинтересовало меня. Обратив внимание окружного прокурора Харпера на это обстоятельство, я получила его согласие на доследование.
   Один из психиатров считал, что Хикс не способен на насильственное действие. Второй же утверждал, что способен. Отчего вы не попытались получить третье заключение, которое разрешило бы спор?
   – В нем не было необходимости.
   – Не могу с этим согласиться. – Она помолчала, потом исподлобья взглянула на него. – Вы регулярно играли в гольф с врачом, мнение которого легло в основу судебного решения. А второй психиатр вообще не из вашего города. Он первый и единственный раз был приглашен Пурселлским судом в качестве эксперта.
   Судья Уоллес побагровел от возмущения.
   – Раз вы сомневаетесь в моей честности, предлагаю вам навести справки прямо у этих врачей, мисс Гейтер.
   – Я попыталась. К несчастью, оба уже скончались. – Она холодно смотрела в его откровенно враждебное лицо. – Тем не менее я справилась у врача, лечившего мистера Хикса последним. Он утверждает, что наказан был невиновный, и у меня есть тому официальное письменное подтверждение.
   – Мисс Гейтер! – Судья приподнялся в кресле и хлопнул ладонью по столу. Он был зол, но одновременно чувствовал себя раздетым и уязвимым.
   Легкий стук в дверь раздался как нельзя кстати.
   – Да?
   Неторопливо вошел шериф Ламберт.
   – Рид! – Алекс не удивилась бы, если бы судья побежал через весь зал и обнял шерифа. Казалось, он обрадовался ему. – Входите.
   – Миссис Липском не велела мешать вам, но, когда она сказала, кто у вас здесь, я убедил ее, что могу пригодиться.
   – Кому же? – язвительно спросила Алекс.
   Ленивой походкой Рид подошел к стоявшему возле нее креслу и опустился в него. Дерзкие зеленые глаза скользнули по ней.
   – Любому, кому понадобится помощь.
   Алекс решила пропустить это двусмысленное замечание мимо ушей, надеясь, в свою очередь, что он не заметит, как краска заливает ее лицо. Она сосредоточила свое внимание на судье.
   – Мисс Гейтер полюбопытствовала, почему я принял решение о неподсудности мистера Хикса. Поскольку она не была с ним знакома, ей трудно представить себе, сколь точно он отвечал требованиям неподсудности по причине психической невменяемости, а именно – он не способен был понять выдвинутые против него обвинения и своими показаниями облегчить собственную защиту.
   – Благодарю вас, судья, – сказала она, кипя от злости, – но мне эти требования известны. Зато мне неизвестно, почему вы столь поспешно вынесли свое решение.
   – Не видел необходимости откладывать дело, – ответил судья, испытывая заметное облегчение от присутствия Рида. – Я ведь уже говорил вам, что большинство горожан лишь терпели Хикса, не более. Ваша мать, надо отдать ей должное, была к нему добра. Вот Придурок Бад и прилепился к ней самым трогательным образом. Уверен, что он ей частенько досаждал, таскаясь за ней повсюду, как собачонка. Правда, Рид?
   Шериф кивнул:
   – Седина никому не позволяла его дразнить. Он, бывало, делал ей подарки, ну, знаете, мескитские бобы, камешки – что-то в этом роде. А она всегда благодарила его так, словно он одаривал ее королевскими сокровищами.
   – Придурок Бад, надо полагать, принял ее доброту за более глубокое чувство, – сказал судья Уоллес. – В тот вечер он пошел за ней в конюшню и, гм, попытался навязать ей свое ухаживание.
   – Изнасиловать ее? – напрямик спросила Алекс.
   – Ну да, – сконфузившись, подтвердил судья. – А когда она оказала сопротивление, он не мог смириться с отказом и…
   – Ударил ее ножом тридцать раз, – закончила Алекс.
   – Вы вынуждаете меня быть бесчувственным, мисс Гейтер. – Судья укоризненно посмотрел на нее.
   Алекс положила ногу на ногу. Легкое шуршание ее чулок привлекло внимание шерифа. Она видела, что он глядит на подол ее юбки, но постаралась не отвлекаться и продолжала расспросы нервничавшего судьи.
   – Итак, если я вас правильно поняла, вы утверждаете, что убийство не было преднамеренным, а совершено в состоянии аффекта?
   – Как вы сами заметили, это всего лишь предположение.
   – Хорошо. Чтобы проверить наши доводы, допустим, что так оно и было на самом деле. Если Бад Хикс действовал под влиянием крайнего раздражения, оскорбленного чувства, неукротимого вожделения – неужели он не схватил бы вилы, грабли или еще что-нибудь, что было под рукой? С чего это у него вдруг оказался скальпель, если Хикс, входя в конюшню, не собирался убивать Седину?
   – Все очень просто, – сказал Рид. Алекс внимательно посмотрела на него. – В тот день ожеребилась кобыла. Роды были трудные. Пришлось звать на помощь ветеринара.
   – И что? Понадобилось рассекать промежность? – спросила ока.
   – В конце концов обошлось. Нам удалось вытащить жеребенка. Но доктор Коллинз тоже был там, вместе со своим саквояжем. Скальпель мог выпасть из сумки. Я, разумеется, лишь строю догадки, но логично предположить, что Придурок Бад заметил его и подобрал.
   – Не очень-то обоснованное предположение, шериф.
   – Не такое уж необоснованное. Как я вам уже рассказывал, Придурок Бад собирал всякий металлический хлам.
   – Он прав, мисс Гейтер, – поспешил вставить судья Уоллес. – Спросите кого хотите. Блестящая вещица, вроде хирургического ножа, привлекла бы его внимание, как только он вошел в конюшню.
   – А он был в тот день в конюшне? – спросила она Рида.
   – Был. Весь день приходили и уходили разные люди. Среди них и Придурок Бад.
   Алекс благоразумно решила отступить для перегруппировки сил. Обратившись к судье, она холодно и веско обронила:
   «Благодарю вас» – и вышла из зала. Шериф вышел вслед за ней. Как только дверь приемной за ними закрылась, Алекс повернулась к нему.
   – Я буду вам очень признательна, если отныне вы перестанете подсказывать тем, кого я допрашиваю.
   – А я разве подсказывал? – с невинным видом спросил Рид.
   – Еще как. Вы и сами, черт возьми, прекрасно это знаете. В жизни не слыхала столь неубедительного, из пальца высосанного толкования обстоятельств убийства. А любого адвоката, попытавшегося таким образом защищать своего подопечного, я бы съела живьем.
   – Гм, забавно.
   – Забавно?
   – Ну да. – Дерзкий насмешливый взгляд вновь скользнул по ее фигуре. – Я как раз подумал, что вас было бы неплохо съесть.
   Она почувствовала, как кровь прилила к голове, и с возмущением сказала:
   – Вы что же, не принимаете меня всерьез, мистер Ламберт?
   Его наглость испарилась вместе с двусмысленной ухмылкой.
   – Я вас чертовски серьезно воспринимаю, госпожа прокурор, – прошипел он.

Глава 5

   – Успокойся, Джо.
   Ангус Минтон почти лежал в красном кожаном кресле с откидной спинкой. Он обожал это кресло. Зато Сара-Джо, его жена, ненавидела.
   Заметив на пороге кабинета Джуниора, Минтон жестом пригласил сына войти. Прикрыв рукой трубку радиотелефона, он прошептал:
   – У Джо Уоллеса все поджилки трясутся. Брось, Джо, ты спешишь с выводами и волнуешься по пустякам, – сказал он в трубку. – Она просто делает то, что, как она полагает, входит в ее обязанности. В конце-то концов, убили ведь ее матушку. А теперь, кончив юридический и получив пост прокурора – это тебе не просто так, – она пошла на всех войной. Ты же знаешь современных деловых женщин.
   Он помолчал, слушая собеседника. Потом отнюдь не ласково повторил:
   – Какого черта, Джо, успокойся же, слышишь? Помалкивай себе, и все само собой уляжется. Предоставь Селинину дочку мне, вернее, нам, – сказал он, подмигнув Джуниору. – Через недельку-другую она, поджав хвост, потопает на своих длинных красивых ножках обратно в Остин и доложит своему начальнику, что все ее усилия пошли прахом. Мы получим разрешение на открытие ипподрома, его в срок построят, ты уйдешь в отставку с безупречным послужным списком, и через год в это же время мы с бокалами в руках вспомним все это, выпьем и посмеемся.
   Попрощавшись, он швырнул телефон на край стола.
   – Господи, вот пессимист так пессимист. Его послушать – Селинина дочь уже накинула веревку на его тощую шею и хорошенько затянула петлю. Принеси-ка мне пива, ладно?
   – Там, в вестибюле, Клейстер, ждет, что ты его примешь.
   От этой новости мрачное настроение Ангуса ничуть не улучшилось.
   – Принесла нелегкая. Впрочем, что сейчас, что потом – какая разница. Сходи за ним.
   – Ты все же будь полегче с Клейстером. Он и так дрожит как овечий хвост.
   – Сам виноват, так ему и надо, – пробурчал Ангус. Джуниор вернулся через несколько секунд. За ним, волоча ноги, брел Клейстер Хикам. Покаянно потупившись, он мял в руках потрепанную ковбойскую шляпу. Прозвище «Клейстер» он приобрел, выпив на спор целую бутыль клея «Элмерс». Его настоящее имя давным-давно забыли. Клейстер, видимо, совершил свой подвиг еще где-то в начальной школе, во всяком случае, он бросил курс наук, не доучившись и до девятого класса.
   В течение нескольких лет он разъезжал с ковбоями, выступал в состязаниях родео, но без особого успеха. Если он и получал призы, то очень скромные, они быстро уходили на выпивку, азартные игры и женщин. Получив работу на ранчо у Минтонов, он впервые попытался зарабатывать на жизнь трудом, и попытка эта затянулась почти на тридцать лет, несказанно всех удивив. Обычно Ангус терпеливо сносил периодические запои Клейстера. Но в этот раз батрак перешел все границы.
   В течение нескольких минут, которые показались ему вечностью, Клейстер стоял и молча потел под взглядом Ангуса, пока тот не рявкнул:
   – Ну?
   – Анг… Ангус, – заканючил старый ковбой. – Знаю я, что ты хочешь сказать. Я делов наделал – по шейку, но я, ей-богу же, не нарочно. Знаешь, говорят: в темноте, мол, все кошки серы, да? И с лошадьми – вот чтоб мне провалиться – все в точности так же. Тем более если ты принял пинту и в брюхе булькают «Четыре розы».
   Он ухмыльнулся, обнажив остатки черных гнилых зубов. Но Ангус и не думал веселиться.
   – Ошибаешься, Клейстер. Я скажу совсем не это. А скажу я вот что: ты уволен.
   Джуниор вскочил с кожаного диванчика.
   – Отец!
   Ангус суровым взглядом подавил его попытку вмешаться в разговор.
   Клейстер побледнел.
   – Ты ж это не всерьез, а, Ангус? Я ведь здесь без малого тридцать лет.
   – Получишь компенсацию за увольнение – это больше, черт побери, чем ты заслуживаешь.
   – Но… Но ведь…
   – Ты запустил жеребца в загон с десятком молодых горячих кобылок. Что, если б он какую из них покрыл? Та, из Аргентины, ведь тоже там была. Ты хоть представляешь, сколько стоит эта лошадка? Больше полумиллиона. Если бы тот ярый конек ее повредил или ожеребил… – Ангус возмущенно фыркнул. – Бог ты мой, страшно подумать, в какую бы ты нас впутал историю. Не заметь один из конюхов твоей промашки, нагрел бы ты меня на миллионы, да и репутация нашего ранчо пошла бы прахом.
   Клейстер с трудом проглотил стоявший в горле ком.
   – Последний раз, Ангус. Клянусь.
   – Это я уже слыхал. Собирай свое барахло, а в пятницу зайдешь в контору. Я скажу бухгалтеру, пусть выпишет тебе чек.
   – Ангус…
   – Прощай, и счастливо тебе, Клейстер.
   Старый ковбой жалобно поглядел на Джуниора, зная заранее, что помощи оттуда ждать не приходится. Минтон-младший упорно смотрел в пол. Наконец Клейстер побрел к выходу, оставляя за собой грязные следы.
   Услышав, что хлопнула парадная дверь, Джуниор встал и направился к встроенному в стену холодильнику.
   – Не знал я, что ты решил его уволить, – с обидой произнес он.
   – А почему это ты должен был знать? Сын протянул отцу бутылку пива и откупорил вторую – для себя.
   – Разве необходимо его увольнять? Неужто нельзя было просто наорать на него, лишить кое-каких обязанностей, урезать зарплату? Господи, папа, ну куда такой старик теперь денется?
   – Вот о чем ему стоило подумать до того, как запускать жеребчика в общий загон. Ладно, хватит об этом. Мне и самому тошно. Он же тут работает с незапамятных времен.
   – Ну подумаешь, ошибся человек.
   – Хуже: его на этом застукали! – взревел Ангус. – Если ты намерен тоже стать хозяином ранчо и концерна, сопли разводить нечего. Наше дело, знаешь ли, не из одних удовольствий состоит. Тут мало угощать клиентов изысканными обедами да любезничать с их женами и дочками. – Ангус сделал большой глоток пива. – А теперь поговорим о Селининой дочери.
   Примирившись с мыслью, что Клейстер понесет жестокое, хотя и чрезмерное, как ему казалось, наказание, Джуниор опустился в мягкое кресло и глотнул из своей бутылки.
   – Значит, она ходила к Джо, да?
   – Да, и, заметь, времени зря не теряла. Джо перетрусил чертовски. Боится, что его незапятнанная судейская карьера пойдет псу под хвост.
   – А что Александра от него хотела?
   – Задавала вопросы о том, почему он ускорил слушание о неподсудности Придурка Бала. Рид пришел Джо на помощь – очень умно с его стороны.
   – Рид пришел?
   – Он-то ушами никогда не хлопает, верно? – Ангус стянул сапоги и повесил их на подлокотник своего кресла. Они с глухим стуком упали на пол. Ангус страдал подагрой, и большой палец на ноге причинял ему боль. Он стал массировать палец, задумчиво поглядывая на сына.
   – Что ты думаешь об этой девице?
   – Я склонен согласиться с Джо. Она опасна. Считает, что кто-то из нас убил Селину, и полна решимости выяснить, кто же именно.
   – У меня тоже такое впечатление.
   – Никаких улик против нас у нее, разумеется, нет.
   – Разумеется.
   Джуниор бросил настороженный взгляд на отца.
   – Она умна.
   – Как бестия.
   – И с внешностью полный порядок. Отец с сыном понимающе хмыкнули.
   – Да, хороша, – проронил Ангус. – Но ведь и мать была недурна.
   Улыбка медленно сползла с лица Джуниора.
   – Да уж.
   – Все еще тоскуешь по ней? – Ангус внимательно посмотрел на сына.
   – Иногда. Ангус вздохнул.
   – Конечно, если теряешь такого близкого друга, боль, должно быть, проходит не скоро. Ты же все-таки человек. Но я считаю, глупо до сих пор оплакивать женщину, которая столько лет в могиле.
   – Ну, оплакиванием это вряд ли можно назвать, – возразил Джуниор. – С того дня, когда я понял принцип действия этого прибора, – сказал он, поглаживая ширинку, – подолгу он у меня не простаивал.
   – Да я не о том говорю, – Антус нахмурился. – Найти бабу, чтобы спать с ней, – дело нехитрое. Я говорю о твоей жизни. Пора посвятить себя чему-то. После смерти Седины ты долго был сам не свой. Далеко не сразу пришел в себя. Ладно, это можно понять.
   Он оттолкнул скамеечку для ног от кресла, выпрямился и ткнул широким толстым пальцем в Джуниора.
   – Но ты, парень, чересчур это дело затянул, полный ход так с тех пор и не развил. Посмотри на Рида. Он тоже тяжело переживал смерть Селины, но оклемался же.
   – Откуда ты знаешь, что оклемался?
   – А ты видел, чтобы он хандрил?
   – Однако трижды женился я, а не Рид.
   – Нашел чем гордиться! – рявкнул Ангус, потеряв терпение. – Рид живет толково, делает карьеру.
   – Карьеру? – презрительно фыркнул Джуниор. – Шериф в этом занюханном городишке – тоже мне карьера! Кусок дерьма.
   – А что же, по-твоему, карьера? Перетрахать за свою жизнь всех баб – членов городского клуба?
   – Здесь, на ранчо, я тоже не баклуши бью, – возразил сын. – Все утро вел переговоры по телефону с тем скотоводом из Кентукки. Он уже почти готов купить жеребенка, которого кобыла Еще-Чуточку от Хитрого-Малого принесла.
   – Ага, и что же он говорит?
   – Что он серьезно подумывает о покупке.
   Ангус вылез из кресла и одобрительно пророкотал:
   – Отличная новость, дружок. Этот старикан – сукин сын почище многих. Я о нем всякого наслышался. Он кореш Хитреца Ханта. Когда они выигрывают забег, он кормит лошадей черной икрой, выпендривается как может.
   Ангус хлопнул Джуниора по спине и взъерошил ему волосы, словно тому было годика три, а не сорок три.
   – И тем не менее, – Ангус вновь нахмурился, – это лишь подчеркивает, сколько мы потеряем, если комиссия по азартным играм аннулирует нашу лицензию еще до того, как на ней высохнут чернила. Тут достаточно намека на скандал, и нам крышка. Так как же нам быть с Александрой?
   – Что значит – как с ней быть?
   Оберегая большой палец, Ангус осторожно заковылял к холодильнику за новой бутылкой пива.
   – Она ведь по нашему хотению не провалится в тартарары. – Он ловко откупорил бутылку. – На мой взгляд, нам необходимо убедить ее в нашей полной невиновности. Мы – честные граждане. – Он нарочито пожал плечами. – А поскольку мы и есть честные граждане, убедить ее в этом не составит особого труда.
   Джуниор увидел, что отцовская голова уже работает на полную мощность.
   – И каким способом мы это сделаем?
   – Не мы, а ты. Тем самым, которым ты владеешь в совершенстве.
   – А именно?
   – Обольсти ее.
   – Обольстить ее?! – изумился Джуниор. – Мне кажется, она не очень-то подходит для обольщения. Она, я уверен, нас на дух не переносит.
   – Стало быть, это и надо изменить в первую голову. И заняться этим должен ты. Для начала постарайся во что бы то ни стало ей понравиться. Я бы и сам взялся, будь я во всеоружии. – Он озорно улыбнулся сыну. – Как, справишься с таким неприятным заданием?
   Джуниор усмехнулся в ответ.
   – Я чертовски рад, что подвернулась возможность испытать свои силы.

Глава 6

   Ворота были распахнуты. Алекс въехала на территорию кладбища. Она никогда еще не бывала на материнской могиле, но знала номер участка: нашла его в бумагах, которые разбирала после того, как отправила бабушку в лечебницу.
   Холодное небо неприветливо хмурилось. Солнце зависло на западе над самым горизонтом, как огромный оранжевый диск с каким-то латунным отблеском. Длинные тени от надгробий падали на жухлую траву.
   Посматривая на скромные таблички указателей, Алекс нашла нужный ряд, поставила машину и вышла. Насколько она могла судить, кроме нее, вокруг никого не было. Здесь, на окраине города, ветер, казалось, дул сильнее, а его завывание было более зловещим. Подняв воротник мехового жакета, она направилась к своему участку.
   Хотя она приехала специально, чтобы отыскать могилу, увидеть ее Алекс оказалась не готова. Могила возникла перед нею неожиданно. Первым порывом было отвернуться, как если бы она наткнулась на нечто ужасное, нечто страшное и отвратительное.
   Прямоугольная плита возвышалась над землей не более чем на два фута. Алекс и не заметила бы ее, если бы не выбитое на камне имя матери. Далее шли даты рождения и смерти – больше ничего. Ни эпитафии. Ни непременного «От любящих». Ничего, кроме голых дат.
   При виде этой скудной надписи у Алекс сжалось сердце. Седина была так молода, так хороша, подавала большие надежды – а тут такая безликость!
   Она опустилась на колени возле могилы, которая находилась несколько поодаль от других, на гребне пологого склона. Тело отца Седины было в свое время переправлено из Вьетнама в его родную Западную Вирджинию благодаря любезности армейского командования США. Дедушку Грэма, умершего, когда Седина была еще ребенком, похоронили в его родном городе. Могила Селины казалась особенно одинокой.
   Камень был холодным на ощупь. Алекс обвела пальцем буквы материнского имени, потом положила ладонь на сухую ломкую траву рядом с надгробием, словно надеясь услышать биение сердца.
   Она по наивности вообразила, что каким-то сверхъестественным образом сумеет вступить в общение с матерью, но почувствовала лишь, что руку ей колет щетинка травы.
   – Мама, – прошептала она, как бы пробуя слово на вкус. – Мама. Мамочка.
   Слова казались чужими. Она их никому и никогда не говорила.
   – Она уверяла, что вы узнаете ее по одному только голосу. Вздрогнув, Алекс резко обернулась. Ахнула от испуга, прижав руку к сильно бьющемуся сердцу.
   – Вы меня напугали. Что вы здесь делаете? Джуниор Минтон опустился рядом с ней на колени и положил на могильный камень букет живых цветов. Мгновение он пристально смотрел на надгробие, потом повернул голову и задумчиво улыбнулся.