Сейчас Дэниэл смотрел на дочь пристально и внимательно, словно чувствовал что-то, и Марис стоило огромного труда не опустить глаза.
   – Так что ты скажешь? – снова спросила она.
   – О рукописи? – Дэниэл заворочался в кресле. – Скажу, что она интересна. Как издатель я бы порекомендовал тебе приложить все усилия, чтобы заставить автора довести работу до конца, и поскорее.
   – В таком случае, – сказала Марис, вставая, – я увезу с собой в Джорджию твое благословение. Я тебя правильно поняла?
   – А что думает Ной?
   – Он еще не читал рукопись, но…
   – Я говорю не о книге, Марис. Как Ной отнесся к тому, что ты снова собираешься в Джорджию, чтобы нянчиться с этим твоим автором?
   – Я в его разрешении не нуждаюсь, – не сдержавшись, отрезала Марис, но, видя, что Дэниэл удивлен ее ответом, попыталась смягчить впечатление:
   – Извини, папа, я не хотела быть резкой.
   – Ничего страшного, тем более что я сам виноват. Я вовсе не собирался лезть в твои личные дела, просто…
   – Ну, договаривай, раз уж начал, – подбодрила его Марис, видя, что отец в замешательстве замолчал. Дэниэл взял ее за руку:
   – Просто я хорошо помню один случай, когда ты влюбилась сначала в книгу, а потом – в ее автора. Марис выдавила улыбку.
   – Ах вот ты, оказывается, о чем думаешь?! О том, что я, как школьница, способна влюбиться в автора понравившейся мне книги?
   – Как я сказал, в мировой истории такие случаи уже бывали.
   Марис покачала головой:
   – Теперь я стала старше, умнее и… – «…И больше не повторю подобной ошибки», – чуть не сказала она. – …Этот автор и эта книга не имеют никакого отношения к нашим с Ноем отношениям и к нашему браку. Совершенно никакого, уверяю тебя!..
   И это была сущая правда. Марис уже решила, что не вернется к Ною независимо от того, увидится ли она с Паркером снова или нет. Их брак развалился не потому, что она встретилась с Паркером или прочла его «Зависть», а потому, что Ной оказался совсем не таким, каким она его себе вообразила.
   – Значит, Ной согласился тебя отпустить?
   Почему-то мнение Ноя казалось Дэниэлу очень важным, и Марис не без раздражения подумала, что если бы он знал все подробности, то не задавал бы подобных вопросов. Марис очень хотелось закатать рукав и показать отцу синяки, которые за прошедшую неделю только слегка побледнели. Она хотела рассказать ему, как она до крови прикусила язык, и послушать, что он скажет, если она повторит угрозы, которыми осыпал ее Ной.
   Но она промолчала. Марис знала, что Дэниэл будет потрясен не меньше, а может быть, даже больше ее. Возможно, несмотря на возраст, он сам отправится к Ною, чтобы объясниться с бывшим зятем.
   Именно поэтому она решила пока ничего не говорить отцу. Она сделает это позже – когда разберется со своими собственными чувствами и когда у нее будет собственный план организации работы «Мадерли-пресс» без Ноя. Только после этого она сможет разговаривать с отцом спокойно и аргументировано.
   И, поглядев отцу прямо в глаза, Марис сказала твердо:
   – Да, Ной не против моей поездки.
   Дэниэл встал и, взяв ее лицо в ладони, крепко расцеловал в обе щеки.
   – Во сколько у тебя самолет? Марис поглядела на часы.
   – Ой, мне пора бежать, иначе я опоздаю. – Она обняла и поцеловала Дэниэла, стараясь, чтобы он не заметил выступивших у нее на глазах слез.
   – Ты самый лучший, папа, и я ужасно тебя люблю! – прошептала она.
   – Я тоже тебя люблю, Марис, – ответил Дэниэл и, мягко отстранив Марис, поглядел ей в лицо. – Ну а теперь беги, а то действительно еще опоздаешь из-за меня… А я никогда не прощу себе этого.

21

   Паркер сам открыл ей дверь. Несколько секунд он удивленно смотрел на нее, потом сказал:
   – Ты что-нибудь забыла?
   – Ты чертовски любезен, Паркер.
   – Спасибо.
   – На здоровье. – Она смерила его взглядом. – Может, пригласишь меня войти?
   Паркер немного помолчал, словно раздумывая, потом откатился вместе с креслом назад в прихожую, освобождая проход.
   – А где Майкл? – спросила Марис, оглядываясь по сторонам.
   – Поехал на материк за чаем, сахаром, кофе, перцем, туалетной бумагой и прочим.
   – И оставил тебя одного?
   – Я вполне способен сам о себе позаботиться, – не ответил, а скорее прорычал Паркер. – Если хочешь знать, до того, как появился Майкл, я несколько лет жил один. И неплохо справлялся. Кроме того, я вовсе не один…
   «Он был с женщиной», – догадалась Марис. В самом деле, все признаки были налицо: рубашка Паркера была расстегнута, а волосы растрепаны больше, чем обычно. Кроме того, эта поездка Майкла за продуктами… Неужели кофе и чай нельзя было купить на причале?
   – Извини, я не хотела мешать… – пробормотала она, смутившись. – Я знаю, мне следовало позвонить и предупредить о своем приезде, но…
   – Вот именно, – сердито заметил Паркер. – Но раз уж ты все равно здесь, тут уж ничего не попишешь. Проходи, присоединяйся к нам…
   Развернув кресло, он покатил в столовую, и Марис неохотно последовала за ним. Она предпочла бы удрать, но никак не могла придумать подходящего предлога. Знакомиться с подругой Паркера она была совсем не расположена.
   По совести сказать, ей не хотелось знакомиться вообще ни с кем, но меньше всего с женщиной, которую Паркер пригласил к себе, чтобы приятно провести время. Во-первых, по сравнению с ней Марис бы выглядела настоящей растрепой: юбка помялась, на чулках появилась затяжка, а переброшенный через руку плащ, который пришелся очень кстати в Нью-Йорке, выглядел на острове столь же уместно, как водолазный костюм в центре Сахары.
   А главное, ей очень не хотелось делить Паркера с кем бы то ни было.
   Поставив дорожную сумку в коридоре, Марис кинула поверх нее плащ и несколько раз провела рукой по волосам, которые пришли в полный беспорядок во время поездки на катере. Это было все, что она успела сделать. «Ну, где ты там застряла?» – крикнул из столовой Паркер, и Марис, решительно вздохнув, шагнула под арку, соединявшую коридор и обеденный зал.
   Ее беспокойство оказалось напрасным. Кроме Паркера, в столовой никого не было, и Марис посмотрела на него с недоумением.
   Он, очевидно, догадался, о чем она собиралась спросить, так как поднял голову и кивком указал на потолок.
   – Смотри!
   Марис посмотрела на слегка покачивающуюся люстру.
   – Я уже видела, – сказала она. – Там рядом находится вентиляционное отверстие, и поток воздуха…
   – Очень удобное объяснение, – перебил ее Паркер. – Но совершенно не правильное. Люстру раскачивает призрак самоубийцы – на острове это известно каждому младенцу.
   – Какого самоубийцы? – удивилась Марис, и Паркер вкратце пересказал ей историю о несчастном плантаторе.
   – …Все его идеи, призванные спасти семью от окончательного банкротства, были обречены с самого начала. Бакер только глубже увязал в долгах, – сказал он. – В конце концов он понял, что все бесполезно, и повесился прямо здесь, на крюке от люстры, – закончил Паркер.
   – И ты действительно веришь, что его дух… или призрак… – Марис показала на люстру. – Что он до сих пор живет здесь?
   – Черт, конечно!
   – Разве это так приятно – знать, что в твоем доме водятся привидения?
   Паркер рассмеялся.
   – Дух прожил здесь лет сто, прежде чем мы с Майклом сюда переехали, так что скорее уж мы завелись в его доме, а не наоборот. Но он, кажется, ничего против нас не имеет. Как правило… К примеру, сегодня призрак мистера Бакера решил составить мне компанию. С ним дьявольски приятно побеседовать!
   Марис подозрительно уставилась на Паркера, но потом заметила на буфете откупоренную бутылку виски.
   – Ты пьян! – воскликнула она.
   – Нет еще, – возразил Паркер. – Но я к этому стремлюсь.
   – Это заметно, – усмехнулась Марис.
   Паркер подъехал к буфету и взял бутылку в руки.
   – Не желаешь ко мне присоединиться? – спросил он через плечо.
   – С удовольствием.
   Паркер стремительно повернулся к ней. Ее ответ застал его врасплох, но гримаса удивления на лице Паркера тут же сменилась довольной ухмылкой.
   – Порок вам очень идет, миссис Мадерли-Рид, – проговорил он. – Вам следует предаваться ему почаще. – Паркер взял с серебряного подноса чистый стакан. – Скажешь, когда хватит…
   – Достаточно.
   Он наполнил оба стакана – свой и ее, зажал их между ногами и подъехал к ней.
   – Прошу.
   Это была явная провокация. Глядя ему прямо в глаза, Марис протянула руку за бокалом.
   – Смотри не перепутай…
   Марис вытянула ближайший к ней стакан и поднесла к губам.
   – Твое здоровье.
   – Твое также… – Паркер залпом осушил свой стакан. Марис осторожно пригубила неразбавленный бурбон.
   – Именно этим ты занимаешься вместо того, чтобы писать?
   Паркер ухмыльнулся.
   – Это тебе Майкл наябедничал?
   – Ты перестал отвечать на мои звонки, и мне захотелось узнать причину.
   – Ах он предатель!
   – Кое-что я способна увидеть и сама.
   – Я всегда знал – ты способная девочка.
   – И все-таки, Паркер, почему ты перестал работать над «Завистью» и почему ты пьешь днем, один?
   – А разве есть лучшее время, чтобы пить, за исключением, конечно, раннего утра и позднего вечера? Кроме того, все великие писатели были пьяницами. Разве ты этого не знала? Держу пари, старик Гомер посещал что-то вроде древнегреческого Общества анонимных алкоголиков. Все американские писатели, начиная с Эдгара Алана По и заканчивая Скоттом Фицджеральдом, все крупные писатели, я хочу сказать…
   – Почему ты пьешь, Паркер? И не заговаривай мне зубы, пожалуйста!
   – А почему ты приехала? – ответил он вопросом на вопрос.
   – Я первая спросила.
   – Потому что все наркотики у меня вышли, а повеситься на крюке от люстры мне будет трудновато, – усмехнулся он.
   – Это не смешно, Паркер.
   – Я и не собирался смеяться.
   – Ты заговорил о самоубийстве. Это оскорбительно и… бестактно. Особенно сегодня. Только утром я побывала на похоронах близкого мне человека, который покончил с собой на прошлой неделе.
   – Он тоже повесился на люстре?
   – Нет, застрелился.
   На этом их пикировка закончилась. Паркер отвернулся, и на протяжении нескольких минут ни он, ни она не произнесли ни слова. Марис потихоньку потягивала бурбон. Когда стакан опустел, она поставила его на стол.
   Наконец Паркер сказал:
   – Кстати, Майкл закончил отделывать камин.
   – Я заметила. Получилось очень красиво. – Марис подошла к камину и осторожно прикоснулась кончиками пальцев к покрытому темно-вишневым лаком дереву.
   – Превосходная работа!
   – Не забудь сказать ему об этом, когда он вернется. Майкл будет очень доволен.
   – Не забуду.
   – А что это был за человек? Ну, который застрелился?
   – Старший юрисконсульт нашего издательства. Я знала его с детства. Он был другом отца, а для меня… для меня он был чем-то вроде дяди.
   – Мне очень жаль…
   – Для него все кончилось мгновенно. Я думаю, он не успел почувствовать никакой боли – даже наверняка не почувствовал. Но для людей, которые его хорошо знали и любили, это была большая потеря.
   – Из-за чего он застрелился? У него были какие-то проблемы?
   – Нет, насколько мне известно.
   – Тогда из-за чего?
   – Я не знаю. И никто не знает. – Марис пожала плечами и неожиданно для себя добавила:
   – В тот день Ной был последним, кто видел его живым.
   – И твой муж тоже ничего не знает?
   – Абсолютно ничего.
   – А о чем они разговаривали?
   – Обсуждали разные деловые вопросы. А почему ты спросил? – Марис повернулась к нему.
   Вместо ответа Паркер спросил, не хочет ли она еще выпить.
   – Нет, спасибо. С меня достаточно.
   Он посмотрел на ее туфли.
   – Ты одета для Нью-Йорка. Переоденься, и я дам тебе прочесть главы, которые я написал за это время. Марис удивленно улыбнулась.
   – Значит, ты все-таки работал?..
   Паркер самодовольно улыбнулся.
   – Майкл только думает, будто он все знает!
 
   – Все сложилось как нельзя более удачно, так что мы можем говорить откровенно… – Ной попытался изобразить уверенность, которой на самом деле не чувствовал, и для пущей убедительности небрежно взболтал в бокале остатки виски с содовой. – Вам, вероятно, уже известно, что Марис снова уехала?
   – Она часто поступает подобным образом?
   Моррис Блюм, по своему обыкновению, держался надменно и несколько покровительственно. Ной специально оговорил, чтобы на эту неформальную встречу, назначенную в их с Марис квартире в Вест-Сайде, он приехал без своей свиты. Сопровождавшие Блюма эксперты и советники чем-то напоминали Ною птичек колибри, которые, зависнув в воздухе над чашечкой крупного тропического цветка, стремительно работают крылышками, производя громкое, назойливое жужжание.
   Ною пришлось заплатить консьержу приличные чаевые, чтобы тот не только впустил Блюма в дом, но и забыл об этом как можно скорее. Сам он встречал Блюма на лестничной площадке, предупредительно распахнув двери. Но, как видно, на Блюма манеры Ноя не произвели большого впечатления. Он ворвался в квартиру, как сержант в казарму, и придирчиво оглядел ее всю, словно рассчитывая увидеть брошенное на пол полотенце или сушащиеся на батарее носки, но, как видно, не нашел никаких нарушений, так как сказал:
   – Очень, очень мило…
   – Это все Марис – у нее к этим вещам настоящий талант. Выпьете что-нибудь?
   Сейчас они сидели друг напротив друга на небольших диванчиках и держали в руках по бокалу – Моррис попросил мартини, Ной пил виски с содовой.
   Упоминание о Марис заставило Морриса поинтересоваться, часто ли она уезжает.
   – Как правило – нет, – объяснил Ной. – Но сейчас она работает над одним перспективным проектом, который требует ее постоянного внимания. Автор, которого нашла Марис, живет на каком-то островке у побережья Джорджии. Должен сказать откровенно, он – весьма капризный субъект, и его приходится постоянно подгонять.
   – Вы в этом уверены?
   От этих слов Ноя покоробило, главным образом потому, что он чувствовал – в последнее время его жена и его любовница совершенно отбились от рук.
   – Уверен в чем? – зло спросил он. – В местонахождении моей жены?
   Бескровные губы Блюма растянулись в холодной улыбке.
   – Я знал одного человека, который думал, будто его жена инструктирует подрядчиков, перестраивавших их недавно купленное имение в Сономе. А на самом деле она была в Лос-Анджелесе – консультировалась там с известным адвокатом по бракоразводным делам, который, кстати, имел привычку обсуждать проблемы клиенток, не покидая постели. Дело кончилось тем, что жена заполучила и адвоката, и имение, и много чего еще. Когда процесс наконец завершился, этот парень остался буквально ни с чем. Ему еще повезло, что он не лишился гениталий, ибо это было последнее его имущество. Я всегда привожу этот случай как пример того, до чего может довести нас излишняя доверчивость.
   Ной только усмехнулся в ответ на этот плохо замаскированный выпад.
   – Насколько мне известно, этот автор – прикованный к инвалидному креслу, скрюченный калека. Нет, дорогой мой мистер Блюм, Марис отправилась в Джорджию вовсе не в поисках приключений.
   – А вы не боитесь, что за этим отъездом может крыться причина гораздо более серьезная, чем простая любовная интрижка?
   Ной допил виски и некоторое время молча рассматривал тающие на дне льдинки.
   – Вы плохо знаете Марис, – сказал он наконец. – Иначе бы вам и в голову не пришло, что она затеяла какую-то свою игру. Марис не умеет мыслить масштабно, как мы с вами; она – настоящий книжный червь, помешанный на литературе романтик и мечтатель. Большую часть времени Марис витает в облаках, куда даже мне бывает нелегко подняться, хотя когда-то я и написал книгу, наделавшую много шума. – Ной усмехнулся. – Поверьте, нет причин опасаться, что Марис преподнесет нам неприятный сюрприз.
   – Но она, вероятно, удивится, когда «Мадерли-пресс» станет подразделением «Уорлд Вью»?
   – Ну, это мы скоро узнаем.
   – Мне бы вашу уверенность!
   Не переставая улыбаться, Ной потянулся к кейсу, достал подготовленные Говардом Бэнкрофтом бумаги.
   – Мне кажется, – многозначительно произнес он, – у меня уже есть ответ на вопросы, которые вы только собираетесь задать.
   И Ной протянул документы Блюму. После измены Нади и после фортеля Марис с этой незапланированной поездкой в Джорджию он решил, что его следующий шаг должен быть решительным и быстрым. Ной устал от осторожности, ему осточертело постоянное лавирование и необходимость угождать то Наде, то Марис, то Дэниэлу, и он был намерен перейти от ожидания к атаке. Пора, думал он, позаботиться и о Ное Риде, а остальные могут пойти и трахнуться сами с собой. Или, на худой конец, со своим личным тренером.
   Блюм пролистал документы. Он был достаточно осведомленным в юридических делах человеком, чтобы ухватить суть.
   Ной ожидал поздравлений, но Блюм только покачал головой и положил бумаги на журнальный столик.
   – Очень хорошо, – сказал он, – но я не вижу на документе подписей.
   Ной с шумом выдохнул воздух.
   – В них нет необходимости, Моррис. Разве вы не обратили внимания на параграф, где говорится…
   – …Что документ считается действительным и с одной вашей подписью? – Моррис усмехнулся. Поднявшись, он застегнул верхнюю пуговицу своего безупречно серого пиджака. – На мой взгляд, это довольно спорный пункт, мистер Рид. С меня достаточно и того, что приходится обходить антимонопольные законы с сотнями поправок к ним, и лишние неприятности мне ни к чему. – Он небрежно взмахнул рукой. – Безусловно, существующие законы только отнимают время и не способны по-настоящему помешать людям, которые в состоянии нанять квалифицированных юристов, но все остальное должно быть в порядке. В идеальном порядке, мистер Рид! Поэтому я предпочитаю сразу расставить все точки над «i». Я не стану заключать сделку такого масштаба, пока существует хоть малейшая возможность осечки. А она существует, мистер Рид, поверьте мне на слово! Этот документ… – Он кивнул на лежащие на столе бумаги. – В нынешнем своем виде он способен подействовать на власти как красная тряпка на быка. И даже если они по какой-то причине его пропустят, Мадерли могут поднять визг и вой, и тогда мы с вами окажемся в глубокой заднице. Не знаю, как вы, мистер Рид, но, когда меня имеют, я привык получать удовольствие.
   Он подмигнул, и Ною захотелось треснуть по его лысой башке тяжелой хрустальной пепельницей.
   – А теперь, мистер Рид, прошу меня простить – у меня назначена еще одна встреча.
   Он повернулся и пошел к двери, Ной тоже поднялся, чтобы проводить гостя.
   – Не беспокойтесь, мистер Блюм, подписи будут, – сказал он, энергично моргая, чтобы прогнать застилавшую глаза красную пелену гнева.
   – Я никогда не волнуюсь, – ответил Блюм.
   В дверях он, однако, остановился и повернулся к Ною:
   – Знаете, мистер Рид, мне пришло в голову, что одной подписи должно быть достаточно. Пусть документ подпишет ваша жена или ваш тесть, и тогда мы с вами сможем работать дальше. – Он немного подумал и кивнул:
   – Да, если, кроме вас, эту бумагу подпишет кто-то из них, я буду чувствовать себя достаточно уверенно.
   – Я этим займусь, – пообещал Ной. – Ваша задача – разобраться с монопольными законами, а Мадерли предоставьте мне.
   – С удовольствием. Между нами говоря, лучше иметь дело с федеральным правительством, чем со старым Мадерли. – Улыбка сделала лицо Блюма похожим на оскаленный череп, вырытый из могилы. – Позвоните мне, когда все будет готово. Только не раньше, договорились? Я привык ценить свое время, и, как ни приятно мне было с вами побеседовать, я бы предпочел, чтобы следующая наша встреча прошла в более конструктивном ключе.
   И, кивнув Ною в последний раз, Моррис Блюм вышел.
 
   Час спустя Ной входил в домашний кабинет Дэниэла Мадерли. Последний выстрел Блюма попал в цель, и ему потребовалось всего несколько минут, чтобы решить, с кого из Мадерли он начнет.
   С Марис Ной не разговаривал уже почти неделю. Она все еще сердилась на него из-за Нади, а документ, который он держал в руках, вряд ли мог сойти за оливковую ветвь мира. Кроме того, Марис неожиданно продемонстрировала упрямство, о наличии которого Ной прежде не подозревал.
   Из них двоих Дэниэл был, пожалуй, самым слабым звеном. Правда, когда-то давно и у него были клыки, но со временем они затупились, а потом и вовсе выпали, и Дэниэл Мадерли был уже не так грозен, как гласили легенды. На борьбу со старческой слабостью уходили все оставшиеся у него силы, и Ной был уверен, что, если даже Дэниэл попытается сопротивляться, он сумеет в конце концов его уломать.
   Открыв Ною дверь, Максина впустила его в дом и сказала, что Дэниэл у себя в кабинете. Когда Ной вошел, Дэниэл сидел в кресле, а на коленях у него лежала раскрытая книга. Сам он, однако, сидел совершенно неподвижно, уронив голову на грудь, и на мгновение Ной испугался, что старик отдал концы. Он, впрочем, вряд ли бы этому удивился – сегодня ему не везло с самого утра.
   – Дэниэл! Мистер Мадерли! – негромко позвал Ной. Старик быстро поднял голову и открыл глаза.
   – А-а, это ты? Я зачитался и не слышал, как ты вошел.
   – Вы всегда храпите, когда читаете? Дэниэл усмехнулся:
   – Иногда я даже пускаю слюнку… Если книга очень хорошая.
   – Ну, на этот раз книжка была, похоже, так себе, – заметил Ной. – Вы спа… читали без всякого аппетита.
   – Вот и хорошо. Присаживайся, Ной. Выпьешь что-нибудь?
   – Нет, что-то не хочется. – Оглядываясь в поисках места, где можно было бы удобнее расположиться. Ной неожиданно подумал: что, если Марис успела рассказать отцу о его связи с Надей? Она вполне могла сделать это перед отъездом в Джорджию – больше того, это было вполне в ее стиле. Что ж, обвинение в измене и приказ немедленно покинуть дом были бы достойным завершением этого паршивого дня!
   Впрочем, старый Мадерли держался вполне спокойно, и Нои несколько приободрился.
   – Мне очень не хотелось беспокоить вас, – сказал он, опускаясь на узкий диван, – но Марис обещала позвонить мне поздно вечером, и мне придется дать ей подробный отчет о том, как вы себя чувствуете и что вы ели на ужин.
   – Рис, жареную камбалу и сваренные на пару овощи.
   – Гм-м, я думаю, Марис подобное меню одобрит. Она просила почаще навещать вас, пока ее не будет.
   Дэниэл фыркнул:
   – Мне не нужна сиделка.
   – Совершенно с вами согласен, но поймите и меня: если Марис узнает, что я был к вам невнимателен, она устроит мне настоящую головомойку, а мне этого совсем не хочется. – Он уперся локтями в колени и, подавшись вперед, подпер руками подбородок. – Знаете, у меня появилась одна идея. Что, если мы с вами отправимся на несколько дней в ваш загородный дом? Порыбачим, отдохнем и все такое… Честно говоря, я тоже не прочь немного развеяться.
   – В последнее время я редко туда езжу…
   – Я говорил об этом с Марис, ей идея тоже понравилась, – поспешно сказал Нои. – Мне кажется, она чувствует себя виноватой, потому что у нее совсем нет времени, чтобы вывозить вас на свежий воздух. И если мы с вами побываем в Беркшире, пока Марис будет торчать в Джорджии, мы одним махом убьем двух зайцев: во-первых, мы действительно отдохнем, а во-вторых, Марис будет довольна, что вы побывали за городом. Может, завтра и отправимся, а?
   Дэниэл задумался. Ной больше ничего не сказал, боясь перегнуть палку и вызвать ненужные подозрения. Он свой ход сделал, теперь нужно было только дождаться, чтобы Дэниэл принял решение.
   – Завтра? А во сколько?
   Ной почувствовал, как у него камень с души свалился.
   – Рано утром у меня завтрак с одним из наших партнеров, и мне не хотелось бы его переносить. Но, думаю, часам к десяти я уже освобожусь…
   – Боюсь, Максина не успеет…
   – Когда я сказал «только вы и я», я имел в виду, что Максина останется здесь. – Ной заговорщически покосился на дверь кабинета, словно для того, чтобы убедиться, что Максина не подслушивает, и добавил:
   – Только подумайте, какие заманчивые перспективы это перед нами открывает! Вам не нужно будет отчитываться перед ней за каждую лишнюю чашку кофе, за каждый лишний глоток виски, за каждый бифштекс!
   – Да, – согласился Дэниэл, – Максина иногда ведет себя как настоящая сварливая жена, к тому же о каждом моем поступке она докладывает Марис.
   – Она просто не понимает, что мужчина иногда имеет право на уединение.
   – Это верно.
   – Итак, решено?
   – Пожалуй, я не против.
   – Вот и отлично. – Ной встал и подошел к Дэниэлу, чтобы пожать ему руку. – Я заеду за вами в начале одиннадцатого. Соберите только все самое необходимое, а я позвоню беркширскому бакалейщику и договорюсь, чтобы он заранее доставил в дом еду и напитки, чтобы нам не нужно было ни о чем беспокоиться.
   Уже подходя к двери, Ной обернулся через плечо и добавил:
   – Кстати, если хотите, я сам могу сказать Максине, что она останется дома.
   Ответом ему была благодарная улыбка Дэниэла.