Браун Сандра. Зависть

   – Паркер…
   – Да?
   – Помнишь, в тот день, когда я в первый раз пришла в хлопковый сарай, ты сказал, что Ной женился на дочке босса, чтобы сделать карьеру?
   – Конечно, помню. Ты тогда взвилась, точно тебя оса ужалила.
   – Да, но только потому, что ты угодил в точку. В глубине души я всегда это знала… только никому не признавалась, даже себе. – Она повернула голову и заглянула ему в глаза. – На днях я застала его с другой женщиной.
   За этим заявлением последовала продолжительная пауза; Марис словно давала ему время, чтобы что-то сказать, но выражение лица Паркера осталось бесстрастным.
   – Не стану утомлять тебя подробностями, но…
   – Так вот в чем дело! Значит, ты примчалась сюда из-за этого? Чтобы отплатить Ною? Око за око…
   – Нет! Клянусь, у меня этого и в мыслях не было. Это было бы… низко. – Она серьезно посмотрела на него. – Конечно, Ной поступил со мной отвратительно и подло, но это еще не причина, чтобы вести себя как… как… словом, еще хуже. – Марис покачала головой. – Я вернулась совсем по другой причине. На самом деле, мне и в тот первый раз не хотелось отсюда уезжать…
   – Тогда почему же ты уехала?
   – Меня заставила поступить так моя совесть. – Марис по-детски трогательно улыбнулась.
   – Совесть? Но ведь между нами ничего не было! Не произошло ничего такого, за что ты могла бы себя винить.
   – Это так, но… Что-то произошло со мной, – ответила она, упираясь ему в грудь ладонями. – Мне хотелось остаться с тобой, и поэтому я уехала. Мне казалось, что, если я задержусь на острове еще немного, это может отразиться на моей семейной жизни. Тогда я думала – у меня есть семейная жизнь… – Она горько усмехнулась. – Как бы там ни было, то, что я думала и чувствовала тогда, напугало меня достаточно сильно, и я… удрала. Мне необходимо было убедить себя в том, что я – мужняя жена, что я счастлива в браке и все такое… Но, по злой иронии судьбы, я обнаружила, что Ной мне изменяет, в тот же день, когда вернулась в Нью-Йорк.
   – Твой Ной просто глуп.
   Услышав этот плохо замаскированный комплимент, Марис попыталась улыбнуться, но улыбка у нее не получилась.
   – Я тоже поступила достаточно глупо, когда старалась не замечать, что наш брак совсем не такой, каким бы мне хотелось его видеть. Да и Ной оказался совсем другим – не таким, каким я его себе представляла. Он вовсе не похож на героя своей книги!
   – Теперь твоим героем стал Рурк?
   Марис отрицательно покачала головой:
   – Я давно уже не путаю реальность и вымысел, Паркер. Я переросла эту детскую привычку. Ты – настоящий, я могу коснуться тебя… – Взяв его руку в свою, она провела кончиками пальцев по вздувшимся венам. – Мой брак как таковой перестал существовать, и я больше не хочу о нем говорить.
   – Меня это устраивает. – Намотав ее волосы на руку, Паркер заставил Марис наклониться, так что их губы оказались на расстоянии нескольких дюймов друг от друга. Выждав несколько мгновений, он прижался ртом к ее губам, снова подождал немного и чуть-чуть повернулся, словно ища наиболее удобное положение. Марис издала какой-то странный звук, и, заглянув в ее глаза, Паркер увидел в них желание едва ли не более сильное, чем его собственное.
   В следующее мгновение всякая сдержанность оказалась отброшена. Заключив ее лицо в ладони, Паркер покрыл его неистовыми, жадными, грубыми поцелуями. Марис отвечала тем же. Но вот их губы сомкнулись в долгом, страстном поцелуе, и оба замерли.
   Лишь когда воздух в его легких иссяк, Паркер ненадолго оторвался от нее и, переведя дыхание, снова начал целовать Марис. На этот раз он не спешил, вернее – старался не спешить. Он скользил языком по ее губам, приникает к ним в неутолимой жажде. Их поцелуй длился и длился, и ни один из них был не в силах прервать его.
   Чуть слышно Марис прошептала:
   – Помнишь, когда мы впервые встретились?
   – Да…
   – Я сама хотела, чтобы ты продолжал меня целовать…
   – Я знаю.
   – Знаешь?!
   – Неужели ты думаешь, я этого не почувствовал?
   Вместо ответа она запустила пальцы в его взлохмаченные волосы и поцеловала Паркера, позволяя его нетерпеливым рукам развязать узел и расстегнуть пуговицы ее блузки.
   Ее груди были небольшими, соблазнительно округлыми и упругими. Они тотчас покрылись дождевыми каплями, которые соединялись друг с другом и тонкими струйками сбегали вниз, заполняя ямочки и ложбинки ее тела.
   – Ты заметил, что пошел дождь?
   – Да, – ответил он и, накрыв ее грудь ладонью, несильно сжал. Он осторожно смахнул с ее соска капельку воды. Тотчас Паркер наклонился ниже и потерся о сосок губами. – Как ты мне однажды сказала – ты не растаешь.
   – Сейчас я в этом не уверена, – пробормотала Марис и, обхватив руками его голову, крепко прижала к себе. – О, Паркер, Паркер!.. – простонала она голосом, который, показалось ему, он уже слышал в своих снах и фантазиях.
   Рука Паркера скользнула ниже. Сначала он запутался в складках длинной, успевшей намокнуть юбки, но вскоре его пальцы коснулись се шелковистой кожи и двинулись по ногам выше – туда, где было горячо и влажно.
   – Можно? – шепотом спросил он, теребя тонкую ткань ее трусиков.
   В ответ раздалось какое-то смутное восклицание, которое вдохновило Паркера на дальнейшие действия.
   – Паркер, боже!.. – голос Марис был едва слышен.
   Он гладил ее, он погружал свои пальцы в ее влажное горячее лоно. И скоро Марис начала отвечать ему короткими рывками, устремляясь навстречу его пальцам.
   – Не спеши…
   Марис послушалась и больше не торопила неизбежную разрядку. Паркер продолжал ласкать ее грудь, но вот он почувствовал, как тело ее напряглось, как вся она содрогнулась. Сдержать эту сладостную дрожь было уже невозможно. Спина Марис изогнулась дугой, голова откинулась назад, глаза закрылись. Напряженная шея словно умоляла о поцелуях, и Паркер прижался губами к ямочке между ключицами, в которой скопилась чуть солоноватая дождевая вода, чувствуя, как под кожей вибрируют от сладострастных стонов напряженные связки.
   Он продолжал прижиматься губами к ее шее, пока тело Марис не обмякло. Только тогда он отодвинулся, освободил руку и поправил измятый мокрый подол ее юбки. Марис продолжала вздрагивать, медленно успокаиваясь. Паркер прижал ее к себе и положил подбородок на ее макушку.
   Марис слегка пошевелилась и коснулась рукой его груди.
   – У тебя застегнута рубашка?
   – Мама не разрешала мне выходить к ужину не застегнувшись.
   Нащупав в темноте пуговицы рубашки, Марис расстегнула их и прижалась щекой к его груди.
   – Так будет лучше…
   Дождь усилился, но они его почти не замечали. Паркер нежно гладил Марис по спине, задерживая руку на каждом позвонке.
   – Вы давно не трахались, да? – спросил он вдруг и почувствовал, как Марис напряглась. На мгновение ему показалось, что он зашел слишком далеко, а может, ей не понравилось слово, которое он употребил. Но это была только первая реакция; почти сразу Марис успокоилась и, снова прильнув к нему всем телом, тихо ответила:
   – Да. Довольно давно.
   – Я так и понял. Ты очень хотела.
   – Я сама не понимала этого, пока… пока ты не прикоснулся ко мне. Наверное, наша благополучная супружеская жизнь тоже была самообманом.
   Должно быть, она почувствовала его улыбку, подняла голову и посмотрела на Паркера.
   – Ты, наверное, ужасно собой доволен!
   Но его улыбка не была ни самодовольной, ни торжествующей. Целуя ее, Паркер шепнул:
   – Ты права – мне действительно очень хорошо. Но тебе было лучше.
   Потом они снова поцеловались. Паркеру очень не хотелось прерывать этот поцелуй, но он пересилил себя и сказал:
   – Пожалуй, нам пора возвращаться, пока Майкл не поднял тревогу.
   С этими словами он потянулся к тормозу, но Марис остановила его.
   – А как же ты? – Она слегка потерлась бедром о его напрягшийся под брюками член. – Может быть, ты хочешь, чтобы я тоже… что-то сделала?
   – Да, хочу! – Морщась, Паркер крепко схватил ее за талию. – Перестань, пожалуйста, ерзать!
   – Ох, извини, я не хотела! Паркер криво улыбнулся.
   – Когда я буду у тебя внутри, я хочу получать удовольствие, а не думать о том, как бы мне кончить и при этом не свалиться в воду вместе с креслом!
   – Твой оргазм так похож на землетрясение?
   – Боюсь, что да.
   Марис упрямо тряхнула головой:
   – И все равно это несправедливо: я получила удовольствие, а ты – нет.
   – Как же ты мало знаешь!..
   Она улыбнулась, и Паркер быстро поцеловал ее. Потом он развернул кресло и покатил обоих назад к дому.
   – Кстати, – добавил он, съезжая с дощатого настила на вымощенную плитами дорожку, – чтобы ехать в гору, мне нужны обе руки, так что, может быть, ты застегнешься, пока Майкл тебя не увидел?
 
   На следующее утро Дэниэл проснулся рано. Приняв душ и одевшись, он быстро уложил в саквояж несколько смен одежды и белья и спустился вниз. Максина была очень недовольна тем, что он решил ехать за город без нее. Она не скрывала своего раздражения, и Дэниэл не без робости осведомился, не будет ли ей трудно накрыть завтрак в саду.
   – Вовсе не трудно, мистер Мадерли, – ворчливо ответила она. – Через пять минут все будет на столе.
   – Вот и отлично. А я пока сделаю несколько деловых звонков.
   Уединившись в своем рабочем кабинете, Дэниэл набрал номер. За время разговора он почти ничего не говорил – только слушал. Наконец Уильям Сазерленд закончил свой доклад и сказал:
   – У меня пока все. Мне продолжать или этого достаточно?
   – Обязательно продолжайте, – ответил Дэниэл и положил трубку.
   Потом он набрал второй номер.
   Несмотря на то что, по его представлениям, в этот час большинство служащих находились еще в пути по дороге в офисы в автобусах или в подземке, в издательстве «Дженкинс и Хоув» трубку взяли почти сразу.
   – Мистера Хоува, пожалуйста.
   – Я слушаю… – Оливер Хоув всегда гордился тем, что работает по четырнадцать часов в сутки, исключая выходные и праздники, когда он работал всего по десять часов. Он был уже немолод, но Дэниэл знал, что его деловое расписание остается все таким же напряженным, как и двадцать лет назад.
   Свою издательскую карьеру Олли Хоув начинал примерно в одно время с Дэниэлом. Как и Дэниэл, Хоув получил компанию по наследству от своего деда через считанные недели после окончания университета. На протяжении почти пяти десятков лет Хоув и Дэниэл оставались соперниками и конкурентами, что, впрочем, не мешало им ценить друг друга. В конце концов из этого соперничества родилась дружба, которую сам Хоув называл «неслыханным феноменом за всю историю книгоиздательского бизнеса».
   – Олли? Это Дэниэл Мадерли.
   Хоув был очень рад услышать старого друга. После обмена приветствиями он сказал:
   – Извини, Дэн, старина, но я больше не играю в гольф. Завязал. Проклятый ревматизм сделал свое дело…
   – Я не за этим тебе звоню, Олли. Хотел задать тебе один деловой вопрос…
   – А я думал, ты давно отошел от дел.
   – Такие слухи действительно ходили, но… Уж ты-то должен меня знать! Впрочем, сейчас речь не об этом. Послушай лучше, что я хочу тебе предложить…
   Несколько минут спустя он уже выходил из кабинета. Разговор с Оливером настолько взбодрил Дэниэла, что он даже забыл у стола трость. Довольно потирая руки, он вышел на веранду и, повернувшись к Максине, сказал:
   – Будь так добра, съезди-ка в «Кошерную кухню» и купи этот еврейский хлеб, который мне так нравится. Я хочу взять его с собой.
   – Что, в Массачусетсе своего хлеба нет? – недовольно проворчала Максина. – Мистер Рид обещал, что запасет все заранее.
   – Я знаю, но мне хочется именно такого хлеба… К тому же он полезен для желудка.
   – Я знаю, что он полезен, но «Кошерная кухня» находится на другом конце города! Я поеду, когда вы позавтракаете.
   – Ной обещал заехать за мной сразу после завтрака, так что лучше съезди сейчас. Не беспокойся, я сам себя обслужу.
   Максина с подозрением оглядела его, и Дэниэл подумал, что за многие годы она прекрасно его изучила. Его желание непременно взять с собой особый сорт хлеба действительно было только предлогом, чтобы удалить из дома экономку. Дэниэл ждал к завтраку гостя и не хотел, чтобы это стало известно кому бы то ни было.
   Максина еще немного поворчала, но в конце концов смирилась и, бормоча что-то себе под нос, отправилась в «Кошерную кухню». Не прошло и пяти минут после ее отъезда, как раздался звонок у входной двери, и Дэниэл пошел открывать.
   – Моя экономка отправилась за покупками, – объяснил он, первым выходя на веранду за домом. Максина всегда накрывала завтрак на троих – на случай, если вдруг заедут Марис и Ной. Не изменила она этой традиции и сегодня, хотя Марис вообще не было в Нью-Йорке, а Ной должен был приехать позже.
   Указав на кованый железный стул, Дэниэл сказал:
   – Прошу вас, присаживайтесь. Кофе?
   – Да, с удовольствием.
   Дэниэл налил гостю кофе и поставил на середину стола сахарницу и кувшинчик со сливками.
   – Спасибо, что откликнулись на мое приглашение, – сказал он. – Прошу меня простить, если я нарушил ваши планы, но мне нужно было срочно повидаться с вами.
   – Это было не столько приглашение, сколько приказ, мистер Мадерли.
   – Тогда почему же вы пришли?
   – Из любопытства.
   Прямота ответа понравилась Дэниэлу, и он кивнул.
   – Значит, вы были удивлены моей просьбой?
   – Более чем.
   – Я рад, что мы можем говорить друг с другом откровенно. Ваше время дорого, а сегодня утром я тоже тороплюсь. Мой зять должен заехать за мной около десяти часов, чтобы отвезти в наш загородный дом. Ной пригласил меня немного отдохнуть вдвоем, пока Марис находится в отъезде. – Он указал на накрытую салфеткой серебряную корзинку:
   – Возьмите булочку, они, наверное, еще горячие.
   – Нет, спасибо.
   – Это булочки из отрубей, и они совсем неплохи. Моя экономка сама их печет.
   – Большое спасибо, но я, пожалуй, все-таки воздержусь.
   – Ну, как угодно… – Дэниэл сам взял булочку и аккуратно накрыл корзинку салфеткой. – Так на чем я остановился?..
   – Послушайте, мистер Мадерли, не надо передо мной притворяться. Я отлично знаю, что, хотя вы и пожилой человек, в маразм вы еще не впали. Кроме того, вы, несомненно, просили меня приехать вовсе не для того, чтобы обсудить, какие булочки печет ваша экономка.
   – О'кей. – Дэниэл отложил надкушенную булочку и выпрямился. – Я готов поставить все свое состояние, что, когда Ной и я приедем в наш загородный дом, у него в кармане чисто случайно окажется некий документ, уполномочивающий его единолично управлять моим издательским домом, – сказал он решительно и жестко. – Больше того: в течение ближайших дней я, скорее всего, буду вынужден подписать этот документ… Нет ничего не говорите, – быстро сказал он. – Только слушайте, а выводы сделайте сами…
   Дождавшись неуверенного кивка своего собеседника, он продолжил:
   – Итак, я предлагаю вот что…

«ЗАВИСТЬ»

Глава 20

Ки-Уэст, Флорида

1987 год

   Тодд не ожидал, что задача, которую он перед собой поставил, потребует столько сил и времени.
   Он собирался разбогатеть и стать знаменитым (именно в таком порядке) как можно скорее.
   Продажа родительского дома принесла ему сущие гроши, так как большая часть денег ушла на выкуп закладной. Конечно, каждый из родителей был застрахован на случай преждевременной кончины, однако страховку отца мать истратила, чтобы его похоронить, ее страховка тоже почти целиком ушла на ее похороны. После устройства всех дел на руках у Тодда остались жалкие крохи, которые и наследством-то назвать было нельзя. Их едва хватило, чтобы приобрести все необходимое для переезда во Флориду, так что в Ки-Уэст он прибыл практически без единого цента в кармане.
   Стоимость жизни в этом самом южном городке Соединенных Штатов оказалась куда выше, чем они с Рурком рассчитывали. Правда, работая на парковке автомобилей, Тодд получал неплохие чаевые, однако все они уходили на оплату счетов за электричество и телефон, а также на другие насущные нужды.
   Кроме того, каждый месяц Тодд откладывал некоторую сумму на покупку компьютера. В отличие от Рурка, у него не было богатого дядюшки, который бы мог сделать ему такой дорогой подарок, поэтому Тодд приобрел компьютер в рассрочку, спеша ликвидировать незаслуженное преимущество приятеля.
   И теперь хроническое отсутствие денег буквально убивало его.
   Но еще хуже было полное отсутствие сколько-нибудь стоящих идей.
   О славе, таким образом, говорить не приходилось вовсе. Она отстояла от него еще дальше, чем запланированные миллионы на текущем счету.
   Писать оказалось гораздо труднее, чем он рассчитывал. На лекциях по предмету Тодд обычно дремал, однако он был совершенно уверен, что ни один из преподавателей никогда не говорил им о том, как мучительно тяжел писательский труд. В конспектах и учебниках об этом тоже не было ни слова, и, насколько он помнил, ни один из его сокурсников никогда не задавал лектору подобного вопроса. Если такие мысли все же приходили Тодду в голову, он сразу вспоминал Александра Дюма-отца, который с непринужденной легкостью творил беспрерывно (страшно подумать, сколько он мог бы написать, будь в его распоряжении компьютер). По глубокому убеждению Тодда, труднее всего работалось Бальзаку, который мог писать только по ночам и вынужден был поглощать неимоверное количество кофе. Что касалось того факта, что абсолютное большинство классиков мировой литературы едва сводили концы с концами (тот же Дюма всю жизнь бегал от кредиторов и умер почти в нищете), то он Тодда почти не волновал. В этих случаях он всегда напоминал себе, что Дюма (Бальзак, Достоевский, Шекспир и многие другие писатели) жили много лет назад в убогой консервативной Европе; он же живет в наши дни в Америке – в государстве, предоставляющем своим гражданам такие возможности, какие и не снились гениям прошлого. Взять ту же Маргарет Митчелл с ее «Унесенными ветром»… Один-единственный роман обеспечил ей богатство и славу, и надо было быть полной идиоткой, чтобы не суметь ими воспользоваться и нелепо погибнуть под колесами такси.
   Примерно раз в неделю Тодд и Рурк бывали в доме-музее Хемингуэя. Это строение в испанском стиле было их Меккой, а они – паломниками. Разумеется, Тодд всегда был почитателем Хемингуэя, но только теперь он начал постигать его подлинные масштабы.
   Тодд всегда считал, что талант – это нечто, что дается тебе при рождении; талант либо есть, либо его нет. Но чтобы проснулся талант, подчас нужны месяцы и годы. Проза Хемингуэя написана предельно простым языком, но Тодд на собственном опыте знал, какой труд стоит за этой кажущейся простотой.
   Тодд искренне считал, что после стольких часов, потраченных на изучение художественной манеры Хемингуэя, он сам начнет писать легко и органично. Но чуда так и не произошло.
   Скрипнув зубами, Тодд скомкал письмо с отзывом профессора Хедли и швырнул его в угол комнаты. Не успел бумажный комок приземлиться на пол рядом с мусорной корзиной, как в комнату вошел Рурк.
   – Что пишет старик? – осведомился он. – Судя по твоему лицу, он опять устроил тебе полный разнос.
   – Хедли просто жопа в очках!
   – Можно подумать, я этого не знаю. Меня он тоже вздрючил, разделал в пух и прах.
   – Значит, сегодня вечером мы имеем полное право устроить себе выходной и как следует напиться! – предложил Тодд.
   – Я бы не прочь, – ответил Рурк хмуро. – Только вряд ли я могу себе это позволить. Хотя работа в баре имеет свои преимущества. Гляди!.. – С этими словами Рурк выхватил из-за спины бутылку дешевого виски и помахал ею в воздухе.
   – Ты ее украл?
   – Этих помоев все равно никто не хватится. Идем…
   – Ну, меня тебе упрашивать не придется. – Тодд скатился с кровати и стал натягивать джинсы.
   Расположившись на пляже, они пили за закат, за сумерки, за ночное небо, передавая бутылку друг другу до тех пор, пока звезды на небосводе не начали расплываться и двоиться.
   – Слушай, Тодд, а какую рукопись ты послал ему для отзыва?
   – «Побежденного».
   – Но ведь это твоя главная работа! И что тебе ответил этот придурок?
   Тодд глотнул из бутылки.
   – Он сказал, что сюжет не правдоподобен, а диалоги хромают.
   – Про мои диалоги он ничего не сказал, а вот сюжет… Моему сюжету недостает живости: по мнению Хедли, он слишком предсказуем и скучен. – Рурк посмотрел на Тодда. – Может быть, нам попробовать работать вместе?
   – Черт, нет! Не хочу ни с кем делиться славой! Я и так почти два года хожу в учениках, а что я с этого имею?
   – Но ведь ты сумел загнать один рассказ, – напомнил Рурк.
   – Паршивый рассказ для паршивого местного журнальчика за паршивые двадцать долларов, – уточнил Тодд. – Если ею кто-то когда-то и прочитает, то только в туалете – прежде чем использовать бумагу по назначению. – Он выковырял из песка ракушку и швырнул обратно в воду. – Надоело! Надоело жить в нищете – в квартире, где тараканы сбиваются в стаи, точно хищники, а соседи все как один вооружены до зубов и опасны.
   – Зато какой вид из окна! На каких девочек любуемся задарма! – воодушевился Рурк. – Согласись, даже в «Хилтоне» нет ничего подобного!
   – Это точно, – кивнул Тодд и взялся за бутылку. – За танцовщиц, которые любят загорать нагишом! – провозгласил он и отхлебнул виски. – У меня в кармане – ни гроша, – мрачно продолжал он. – Моя машина прошла сто шестьдесят тысяч миль и вот-вот развалится…
   – В то время как сам ты загоняешь на парковку «Порше» и «БМВ», – ввернул Рурк.
   – Точно, чтоб им провалиться! А ведь эту работу могла бы исполнять и обезьяна!
   – Обезьяна получала бы больше чаевых, – насмешливо заметил Рурк, и Тодд бросил на приятеля сердитый взгляд.
   – Ты дашь мне договорить или нет?
   – Извини. Я вовсе не собирался прерывать твой трагический монолог. – Рурк кивнул на бутылку:
   – Выпей!
   – И выпью! – Тодд сделал глоток, рыгнул и вытер губы тыльной стороной ладони. – Я это к тому говорю, что после всех трудностей и лишений вся слава должна достаться мне, мне одному. Не обижайся, но… я не хочу ни с кем ею делиться.
   – Я и не обижаюсь. Мне тоже неохота работать с кем бы то ни было. Ладно, проехали! Считай, что это была неудачная шутка. Тодд кивнул и растянулся на песке.
   – Так что же сказал о твоей работе Хедли на самом деле?
   – Я же тебе только что сказал…
   – А это правда?
   – Зачем бы я стал тебе врать?
   – Не знаю. Может быть, чтобы я не расстраивался и не завидовал.
   Рурк фыркнул:
   – Разве я похож на человека, пекущегося о благе ближнего своего?
   – Я знаю, что ты – порядочный сукин сын. Но ты мог солгать и по другой причине…
   – Интересно, по какой? Что у тебя на уме, Тодд? Может, выскажешься яснее?
   – Эти замечания, которые делает тебе Хедли… Ты как будто не обращаешь на них никакого внимания.
   – Не то чтобы не обращаю… Просто в отличие от тебя я не намерен рвать на себе волосы каждый раз, когда Хедли скажет про мою работу что-нибудь нелестное. Для меня его замечания – всего лишь мнение постороннего человека, к которому я могу и не прислушиваться, если не сочту нужным. Твоя беда в том, что ты реагируешь на критику слишком остро и…
   – Но есть и другой вариант, – перебил Тодд, не слушая его.
   – Какой же?
   – Может, и нет никаких замечаний, ты просто пытаешься сбить меня с толку.
   – О чем ты говоришь?! – изумился Рурк.
   – Так, ни о чем… Забудь…
   – Черта с два! – Рурк потряс Тодда за плечи. – Сначала ты обвинил меня в том, что я тебя обманываю, а теперь говоришь, что я делаю это ради собственной выгоды. На кой мне это нужно, по-твоему?!
   Тодд резким движением сбросил руки Рурка:
   – Чтобы обставить меня! Ты боишься, что я начну печататься раньше тебя!
   – Можно подумать, ты будешь в восторге, если я опубликую свою книгу первым!
   – Конечно, нет! Скорее я дам отрезать себе руку.
   На протяжении нескольких секунд Тодду казалось, что драки не миновать. Он уже сжал кулаки, приготовившись дать отпор, но, к его изумлению, Рурк неожиданно расхохотался.
   – Говоришь, пусть лучше тебе руку отрежут?!
   Тодд старался оставаться серьезным, но его боевой задор так же быстро остыл, как и разгорелся, и вскоре он уже смеялся вместе с Рурком.
   – Представляю себе эту картину! А чем писать-то будешь?! – покатывался Рурк.
   Отсмеявшись, оба некоторое время разглядывали темный океан, потом Рурк сказал:
   – Что-то спать охота. Как ты думаешь, сумеем мы дойти до машины?
   То, что Рурк сломался первым, немного утешило Тодда. Покачав головой, он проговорил задумчиво:
   – Честное слово, не знаю. У меня перед глазами все плывет.
   Держась друг за друга, они кое-как поднялись на ноги и побрели на стоянку, где оставили машину. На это им потребовалось не меньше получаса, так как они часто спотыкались и падали или останавливались, чтобы перевести дух. Ни один из них не был в состоянии вести машину, но в конце концов приятели сбросились на пальцах, и садиться за руль выпало Рурку.
   Как ни странно, домой они добрались без приключений.
   На следующий день, когда приятели безуспешно пытались жидким чаем и чипсами привести себя в нормальное состояние, Тодд вдруг сказал:
   – А знаешь, соперничество нам может даже пойти на пользу.