Страница:
Амеман слегка наклонил голову.
– Остается надеяться, что Марин посмотрит на это так же.
– Он и вовсе позабудет о Ключах, когда состоится помолвка Аривы и Седаруса, – уверено сказал Оркид.
– О да, в этом сомневаться не приходится. – Амеман поднял свой стакан. – За Аман!
– За Гренду Лиар, – отозвался Оркид.
Олио вышел за пределы дворца настолько тайно, насколько это вообще было возможно. Он не хотел, чтобы при этом его увидела сестра или кто-нибудь из королевских стражников. Юноша отлично понимал, что в сложившихся обстоятельствах и Арива, и солдаты стражи настояли бы на том, чтобы сопровождать его, а между тем для Олио было необходимо побыть некоторое время одному, время для того, чтобы хорошенько подумать, время, которое он провел бы вне стен дворца и всего того, что было связано с дворцом.
Он недолго побродил вдоль широких улиц в верхних богатых районах, однако эти улицы шли под уклон и медленно привели его вниз, в старый город, в самое сердце Кендры. Одет он был просто, а Ключ Исцеления надежно укрывался под курткой. Он ничем не выделялся среди множества народа, и никто не обращал на него внимания.
Принц от всей души наслаждался собственной анонимностью. Никто не лебезил перед ним, никто не ожидал от него ответа на поклон. Сейчас он был как бы обыкновенным жителем города, и это значило для него больше, чем его истинное положение. Как и Арива, он верил в сердце и душу королевства, в благосостояние, которого оно достигло, в благотворное влияние цивилизации и в мирную жизнь, которую оно обеспечило многим миллионам населявших его людей. Однако понимал Олио и другое, он понимал, насколько больше могли бы стать достижения в королевстве при серьезном желании. На своем пути он повсюду встречал признаки крайней нужды: людей, живших прямо на улице, грязь на дорогах, детей, выполнявших многие тяжелые работы от починки обуви до шитья парусов. Он осторожно проходил мимо обочин, стараясь не наступить на испражнения людей и животных, встречавшиеся повсюду.
Спустя некоторое время он забрел в короткую аллею, в которую из-за нависавших крыш почти не проникал солнечный свет. Здесь стояли, тесно прижавшись друг к другу, старые бревенчатые дома. Старые неглубокие дренажные канавы, проложенные вдоль обеих сторон булыжной мостовой, были переполнены отбросами и нечистотами. Мимо него пробежали двое ребятишек, одетых в рваное тряпье, и чему-то рассмеялись на бегу.
В дверях одного из домов сидел старик, пытавшийся починить оборванную рубаху с помощью костяной иглы и грубой бечевки.
Олио остановился, огляделся и пересчитал окружавшие его дома. На одной стороне улочки их было двенадцать, на другой одиннадцать. Он попытался представить себе, сколько семей могло жить в каждом из них. Одна, две, а может быть, больше? Если считать, что каждая семья могла включать в себя от трех до шести человек, то получалось, что на этом крошечном пространстве, бывшем не длиннее пятидесяти шагов, а в ширину едва ли до тридцати, могло жить не меньше сотни, а то и двух сотен людей, множество детей, большей части которых едва ли было суждено дожить до совершеннолетия.
Это тоже Кендра, подумал Олио. Это тоже королевство.
Он уже двинулся дальше, когда краем глаза неожиданно заметил знакомый плащ. Владелец плаща как раз выходил из дверей одного из домов, которые только что пересчитывал принц.
– Ну-ну, – громко произнес Олио. – Прелат магии Эдейтор Фэнхоу.
Прелат обернулся, очевидно, не ожидая встретить в этом месте кого-либо знакомого. Однако выражение его лица стало вдвое удивленнее, когда он узнал принца. Он неуверенно поклонился, по-видимому, все еще не вполне доверяя собственным глазам.
– Ваше Высочество! Что вы здесь делаете? – Он быстро огляделся. – И где ваша охрана?
– Я просто гуляю, сэр, осматриваю город. А что касается охраны, то у меня ее просто нет.
– Нет охраны? – Эдейтор подбежал к принцу и взял его за руку. – Тогда, Ваше Высочество, оставайтесь рядом со мной. Я стану следить за тем, чтобы вам никто не смог нанести вред.
Олио негромко рассмеялся.
– Почему кто-то обязательно должен причинить мне вред? – Он осмотрел аллею в обоих направлениях. – Я пока не вижу ни воров, ни других негодяев. Думаю, что нам с вами ничто не угрожает. И кроме того, вы сами ходите без какой-либо охраны.
– Здесь меня знают, дорогой принц. Всем известно, что при мне не бывает ничего ценного, кроме плаща, а его никто не станет покупать у вора, потому что все жители уверены в том, что он находится под магической защитой.
– А как же получилось, что прелат магии так хорошо известен среди этих безнадежных трущоб?
Выражение лица Эдейтора тотчас стало замкнутым.
– Мои обязанности приводят меня в самые неожиданные уголки города, Ваше Высочество.
– Здесь нет здания теургии.
Эдейтор ничего на это не ответил, стараясь вывести Олио из мрачной аллеи. Сперва принц пошел было рядом с ним, но неожиданно остановился возле дома, из которого вышел Эдейтор.
– Этот дом определенно не похож на теургию.
Не успел Олио договорить это, как дверь дома отворилась, и из нее вышла старуха с пустой корзиной в руках. Увидев прелата, она быстро подошла к нему и поцеловала его руку, а затем поспешно ушла в противоположную сторону.
– Что это за женщина? – тихо спросил Олио.
– Я… я не знаю ее имени, – ответил Эдейтор.
– А она, похоже, хорошо вас знает.
– Она узнала меня только в течение последнего часа. Ее сын был студентом магии в Теургии Огня. На этой неделе он погиб в результате несчастного случая в литейном помещении. Ей перестали поступать деньги, вот я и принес ей несколько монет.
Олио внимательно выслушал это объяснение, но ничего не сказал. Эдейтор понял молчание принца по-своему и начал оправдываться:
– Но я использовал для этого свои деньги и ничего не брал из фонда теургии.
– Ну что вы, мне это даже в голову не пришло. – Олио пожал руку прелата, все еще державшую за руку его самого. – Я думаю, прелат, что в один прекрасный день мы с вами сядем рядом и будем долго беседовать.
– О чем же, Ваше Высочество?
– Как о чем, сэр? О королевстве, – спокойно ответил Олио.
Когда горничные и фрейлины, наконец, покинули ее спальню, оставшись одна, Арива тяжело опустилась в кресло. Она чувствовала себя измученной, но в то же время не ощущала приближения сна. Сильнейшие эмоциональные и физические перегрузки нескольких последних дней обрушились на ее плечи непомерной тяжестью, но, несмотря на это, в ее сознании кружился целый вихрь из тысячи мыслей, и каждая требовала от нее внимания. Подробности, касавшиеся Двадцати Домов и их обитателей, составленный Оркидом список возможных заговорщиков, пропавшие тела ее младшего брата и его спутников, проблемы, связанные с прибытием и размещением наемников, настойчивые требования торговых гильдий о сохранении для них льготных тарифов, составление списка приглашенных на коронацию… Срочные, грандиозные, глупые и необязательные дела смешались в запутанный клубок, и все это было для нее новым и непонятным.
Она не имела никакого представления о том, как справиться с захлестнувшим ее так внезапно потоком подробностей и фактов, к которому каждое утро Оркид, с присущей ему тягостной торжественностью и гладко выбритым невозмутимым лицом, добавлял новые подробности и факты. Ей пытались по возможности помогать Олио и Харнан, однако Олио был таким же новичком в делах управления, как и она сама, а Харнан был слишком занят, исполняя свои обязанности в качестве секретаря, и у него хватало дел помимо ответов на ее глупые вопросы. Она осознала, что ей постоянно преподносили информацию, которой она вовсе не хотела знать, прошения, которые она не хотела читать, жалобы, которые она не хотела разбирать, и льстивые речи, которых она не хотела слышать.
В сердцах она поднялась со своего места. Ночь была еще теплой – последний привет лета перед наступлением сырой осени, которая должна была принести с собой ледяные ветры из заснеженных земель, лежавших далеко к югу от Тира. Тем не менее Арива испытывала необходимость поддерживать огонь в камине – хотя бы чем-то должна была заполниться пустота в ее комнате. И пустота, оставшаяся в ее жизни после смерти матери и брата.
Она легла в постель и закрыла глаза, пытаясь заснуть, однако это не помогло. Тогда она резко встала и вышла из комнаты, изумив двух стражников, стоявших возле ее дверей. Не обращая внимания на участливое выражение их лиц, она направилась вперед и вскоре оказалась в южной галерее. Она пошла к балкону, но тут же остановилась. Возле балкона кто-то стоял, глядя на город и на море, блестевшее за ним. Ариве пришлось пережить ужасные мгновения – у нее мелькнула мысль, что это призрак Линана вернулся, чтобы встретиться с ней на том самом месте, где они разговаривали в последний раз. Однако тут человек обернулся, и она узнала принца Седаруса.
– Ваше Величество! – воскликнул он и низко поклонился. – Я не знал, что вы здесь!
– Я только что вошла. Я должна просить у вас прощения за то, что побеспокоила вас. Я пришла сюда лишь для того, чтобы уйти из своих покоев.
– Понимаю. Вы хотели побыть в одиночестве. Я сейчас же уйду.
– На что вы смотрели? – спросила Арива.
– Ваше Величество?
– Смогли ли вы разглядеть отсюда Аман? Вы тоскуете по дому?
Сендарус в ответ негромко рассмеялся.
– Нет, сейчас для этого слишком темно, да и по дому я не тоскую.
– Я подумала, что вы, может быть, скучаете по отцу.
– Да, поначалу я скучал по нему. Но сейчас мое внимание полностью отвлеклось.
– Да, наш город оказывает такое влияние на людей, которые видят его впервые.
– Я имел в виду не это, – серьезно произнес он.
Арива вместе с ним вышла на балкон и почувствовала на лице легкое дыхание ветра. Она закрыла глаза и представила себе, что она вовсе не была королевой, что у власти все еще оставалась ее матушка, и что все на свете было хорошо. Сендарус внимательно вгляделся в ее лицо, но ничего не сказал.
Глава 16
– Остается надеяться, что Марин посмотрит на это так же.
– Он и вовсе позабудет о Ключах, когда состоится помолвка Аривы и Седаруса, – уверено сказал Оркид.
– О да, в этом сомневаться не приходится. – Амеман поднял свой стакан. – За Аман!
– За Гренду Лиар, – отозвался Оркид.
Олио вышел за пределы дворца настолько тайно, насколько это вообще было возможно. Он не хотел, чтобы при этом его увидела сестра или кто-нибудь из королевских стражников. Юноша отлично понимал, что в сложившихся обстоятельствах и Арива, и солдаты стражи настояли бы на том, чтобы сопровождать его, а между тем для Олио было необходимо побыть некоторое время одному, время для того, чтобы хорошенько подумать, время, которое он провел бы вне стен дворца и всего того, что было связано с дворцом.
Он недолго побродил вдоль широких улиц в верхних богатых районах, однако эти улицы шли под уклон и медленно привели его вниз, в старый город, в самое сердце Кендры. Одет он был просто, а Ключ Исцеления надежно укрывался под курткой. Он ничем не выделялся среди множества народа, и никто не обращал на него внимания.
Принц от всей души наслаждался собственной анонимностью. Никто не лебезил перед ним, никто не ожидал от него ответа на поклон. Сейчас он был как бы обыкновенным жителем города, и это значило для него больше, чем его истинное положение. Как и Арива, он верил в сердце и душу королевства, в благосостояние, которого оно достигло, в благотворное влияние цивилизации и в мирную жизнь, которую оно обеспечило многим миллионам населявших его людей. Однако понимал Олио и другое, он понимал, насколько больше могли бы стать достижения в королевстве при серьезном желании. На своем пути он повсюду встречал признаки крайней нужды: людей, живших прямо на улице, грязь на дорогах, детей, выполнявших многие тяжелые работы от починки обуви до шитья парусов. Он осторожно проходил мимо обочин, стараясь не наступить на испражнения людей и животных, встречавшиеся повсюду.
Спустя некоторое время он забрел в короткую аллею, в которую из-за нависавших крыш почти не проникал солнечный свет. Здесь стояли, тесно прижавшись друг к другу, старые бревенчатые дома. Старые неглубокие дренажные канавы, проложенные вдоль обеих сторон булыжной мостовой, были переполнены отбросами и нечистотами. Мимо него пробежали двое ребятишек, одетых в рваное тряпье, и чему-то рассмеялись на бегу.
В дверях одного из домов сидел старик, пытавшийся починить оборванную рубаху с помощью костяной иглы и грубой бечевки.
Олио остановился, огляделся и пересчитал окружавшие его дома. На одной стороне улочки их было двенадцать, на другой одиннадцать. Он попытался представить себе, сколько семей могло жить в каждом из них. Одна, две, а может быть, больше? Если считать, что каждая семья могла включать в себя от трех до шести человек, то получалось, что на этом крошечном пространстве, бывшем не длиннее пятидесяти шагов, а в ширину едва ли до тридцати, могло жить не меньше сотни, а то и двух сотен людей, множество детей, большей части которых едва ли было суждено дожить до совершеннолетия.
Это тоже Кендра, подумал Олио. Это тоже королевство.
Он уже двинулся дальше, когда краем глаза неожиданно заметил знакомый плащ. Владелец плаща как раз выходил из дверей одного из домов, которые только что пересчитывал принц.
– Ну-ну, – громко произнес Олио. – Прелат магии Эдейтор Фэнхоу.
Прелат обернулся, очевидно, не ожидая встретить в этом месте кого-либо знакомого. Однако выражение его лица стало вдвое удивленнее, когда он узнал принца. Он неуверенно поклонился, по-видимому, все еще не вполне доверяя собственным глазам.
– Ваше Высочество! Что вы здесь делаете? – Он быстро огляделся. – И где ваша охрана?
– Я просто гуляю, сэр, осматриваю город. А что касается охраны, то у меня ее просто нет.
– Нет охраны? – Эдейтор подбежал к принцу и взял его за руку. – Тогда, Ваше Высочество, оставайтесь рядом со мной. Я стану следить за тем, чтобы вам никто не смог нанести вред.
Олио негромко рассмеялся.
– Почему кто-то обязательно должен причинить мне вред? – Он осмотрел аллею в обоих направлениях. – Я пока не вижу ни воров, ни других негодяев. Думаю, что нам с вами ничто не угрожает. И кроме того, вы сами ходите без какой-либо охраны.
– Здесь меня знают, дорогой принц. Всем известно, что при мне не бывает ничего ценного, кроме плаща, а его никто не станет покупать у вора, потому что все жители уверены в том, что он находится под магической защитой.
– А как же получилось, что прелат магии так хорошо известен среди этих безнадежных трущоб?
Выражение лица Эдейтора тотчас стало замкнутым.
– Мои обязанности приводят меня в самые неожиданные уголки города, Ваше Высочество.
– Здесь нет здания теургии.
Эдейтор ничего на это не ответил, стараясь вывести Олио из мрачной аллеи. Сперва принц пошел было рядом с ним, но неожиданно остановился возле дома, из которого вышел Эдейтор.
– Этот дом определенно не похож на теургию.
Не успел Олио договорить это, как дверь дома отворилась, и из нее вышла старуха с пустой корзиной в руках. Увидев прелата, она быстро подошла к нему и поцеловала его руку, а затем поспешно ушла в противоположную сторону.
– Что это за женщина? – тихо спросил Олио.
– Я… я не знаю ее имени, – ответил Эдейтор.
– А она, похоже, хорошо вас знает.
– Она узнала меня только в течение последнего часа. Ее сын был студентом магии в Теургии Огня. На этой неделе он погиб в результате несчастного случая в литейном помещении. Ей перестали поступать деньги, вот я и принес ей несколько монет.
Олио внимательно выслушал это объяснение, но ничего не сказал. Эдейтор понял молчание принца по-своему и начал оправдываться:
– Но я использовал для этого свои деньги и ничего не брал из фонда теургии.
– Ну что вы, мне это даже в голову не пришло. – Олио пожал руку прелата, все еще державшую за руку его самого. – Я думаю, прелат, что в один прекрасный день мы с вами сядем рядом и будем долго беседовать.
– О чем же, Ваше Высочество?
– Как о чем, сэр? О королевстве, – спокойно ответил Олио.
Когда горничные и фрейлины, наконец, покинули ее спальню, оставшись одна, Арива тяжело опустилась в кресло. Она чувствовала себя измученной, но в то же время не ощущала приближения сна. Сильнейшие эмоциональные и физические перегрузки нескольких последних дней обрушились на ее плечи непомерной тяжестью, но, несмотря на это, в ее сознании кружился целый вихрь из тысячи мыслей, и каждая требовала от нее внимания. Подробности, касавшиеся Двадцати Домов и их обитателей, составленный Оркидом список возможных заговорщиков, пропавшие тела ее младшего брата и его спутников, проблемы, связанные с прибытием и размещением наемников, настойчивые требования торговых гильдий о сохранении для них льготных тарифов, составление списка приглашенных на коронацию… Срочные, грандиозные, глупые и необязательные дела смешались в запутанный клубок, и все это было для нее новым и непонятным.
Она не имела никакого представления о том, как справиться с захлестнувшим ее так внезапно потоком подробностей и фактов, к которому каждое утро Оркид, с присущей ему тягостной торжественностью и гладко выбритым невозмутимым лицом, добавлял новые подробности и факты. Ей пытались по возможности помогать Олио и Харнан, однако Олио был таким же новичком в делах управления, как и она сама, а Харнан был слишком занят, исполняя свои обязанности в качестве секретаря, и у него хватало дел помимо ответов на ее глупые вопросы. Она осознала, что ей постоянно преподносили информацию, которой она вовсе не хотела знать, прошения, которые она не хотела читать, жалобы, которые она не хотела разбирать, и льстивые речи, которых она не хотела слышать.
В сердцах она поднялась со своего места. Ночь была еще теплой – последний привет лета перед наступлением сырой осени, которая должна была принести с собой ледяные ветры из заснеженных земель, лежавших далеко к югу от Тира. Тем не менее Арива испытывала необходимость поддерживать огонь в камине – хотя бы чем-то должна была заполниться пустота в ее комнате. И пустота, оставшаяся в ее жизни после смерти матери и брата.
Она легла в постель и закрыла глаза, пытаясь заснуть, однако это не помогло. Тогда она резко встала и вышла из комнаты, изумив двух стражников, стоявших возле ее дверей. Не обращая внимания на участливое выражение их лиц, она направилась вперед и вскоре оказалась в южной галерее. Она пошла к балкону, но тут же остановилась. Возле балкона кто-то стоял, глядя на город и на море, блестевшее за ним. Ариве пришлось пережить ужасные мгновения – у нее мелькнула мысль, что это призрак Линана вернулся, чтобы встретиться с ней на том самом месте, где они разговаривали в последний раз. Однако тут человек обернулся, и она узнала принца Седаруса.
– Ваше Величество! – воскликнул он и низко поклонился. – Я не знал, что вы здесь!
– Я только что вошла. Я должна просить у вас прощения за то, что побеспокоила вас. Я пришла сюда лишь для того, чтобы уйти из своих покоев.
– Понимаю. Вы хотели побыть в одиночестве. Я сейчас же уйду.
– На что вы смотрели? – спросила Арива.
– Ваше Величество?
– Смогли ли вы разглядеть отсюда Аман? Вы тоскуете по дому?
Сендарус в ответ негромко рассмеялся.
– Нет, сейчас для этого слишком темно, да и по дому я не тоскую.
– Я подумала, что вы, может быть, скучаете по отцу.
– Да, поначалу я скучал по нему. Но сейчас мое внимание полностью отвлеклось.
– Да, наш город оказывает такое влияние на людей, которые видят его впервые.
– Я имел в виду не это, – серьезно произнес он.
Арива вместе с ним вышла на балкон и почувствовала на лице легкое дыхание ветра. Она закрыла глаза и представила себе, что она вовсе не была королевой, что у власти все еще оставалась ее матушка, и что все на свете было хорошо. Сендарус внимательно вгляделся в ее лицо, но ничего не сказал.
Глава 16
Спустя шесть дней Линан и его спутники добрались до кромки леса Силона. После столкновения с наемниками все они стали нервными и раздражительными, теперь им ни в коем случае нельзя было попадать ни в какие переделки, тем более, что Камаль оказался ранен и не мог владеть мечом, а Дженроза хотя и чувствовала себя намного лучше, все же не могла похвастаться достаточной выносливостью. Между тем, открытое пространство бескрайних полей, по которому они двигались, требовало от них крайней осторожности.
Путники шли от заката до рассвета, по возможности придерживаясь окольных дорог, а днями останавливались на отдых, по очереди занимая сторожевой пост. Питались они скудно, лишь тем, что попадалось им на пути – ягодами, орехами, однажды поймали заблудившегося цыпленка – и обрывали листья с целебных деревьев и кустов, чтобы укрепить кожу на пятках и пальцах и избежать заражения от лопавшихся на ногах волдырей.
Неподалеку от беглецов прошел еще один кавалерийский отряд наемников, однако они издали услышали топот лошадей и успели вовремя укрыться.
Силонский лес оказался лесом лиственным. Высоко к небу поднимались кроны старых дубов с неохватными стволами, среди них росли и другие деревья, которым, казалось, было тесно рядом друг с другом. Пышные ветви почти не пропускали солнечный свет. Листьями играл ветер, издавая при этом звуки, напоминавшие погребальную песнь, которую невидимые музыканты исполняли на деревянных трубках. Воздух здесь был богат запахом глины, и от этого все четверо почувствовали на своих языках вкус плесени. От этих мест, от темно-зеленого сумрака веяло какой-то неопределенной угрозой, и это заставило беглецов серьезно заколебаться, прежде чем войти в чащу.
– Для нас будет безопаснее идти лесом, чем по открытым местам, – успокаивая друзей, заявил Эйджер, однако его голос при этих словах слегка дрожал, как ни старался горбун это скрыть. Он проворчал еще что-то себе под нос, расправил плечи и нырнул под сень деревьев.
– Ну вот, я уже здесь и пока что не упал замертво. Пора идти, солнце уже высоко. Чем скорее мы отправимся, тем скорее выберемся на другую сторону леса.
– Неужели нет других безопасных мест? – ни к кому в отдельности не обращаясь, безнадежно спросил Линан и последовал за Эйджером. Как только он оказался в сумраке среди огромных деревьев, чувство страха каким-то образом исчезло. Он подумал, что это было похоже на прыжок в холодную воду, когда спустя несколько секунд она перестает казаться нестерпимо ледяной.
– Здесь все хорошо, – обернувшись ободрил он Дженрозу и Камаля. – Здесь… безопасно.
Дженроза со вздохом присоединилась к Линану и Эйджеру.
Камаль, однако, продолжал колебаться.
– Я не могу забыть все те истории, которые слышал об этом месте.
– Все мы слышали множество историй, – возразил Эйджер.
– Их выдумывают солдаты о любых лесах, о любых реках и городах.
– Прежде ты не придавал им такого значения.
– Прежде мне не приходилось бывать здесь, – продолжал сопротивляться Камаль.
Линан почувствовал, как напряглись мышцы его спины. Слова Камаля вселяли в него страх. Инстинктивно он подошел ближе к Дженрозе и Эйджеру, пытаясь побороть соблазн выскочить из леса, чтобы его кожу вновь ласкали солнечные лучи.
Камаль оглянулся назад, на дорогу, по которой они шли до сих пор, посмотрел, как легкий ветерок теребил стебли созревшей пшеницы и ячменя, и по зеленому морю, простиравшемуся до самого северного горизонта, пробегали волны ряби. Потом он перевел взгляд на деревья, нахмурился и направился к друзьям. Тотчас же он почувствовал, как из его тела исчезло напряжение, однако выражение его лица не изменилось, оно было по-прежнему мрачным.
– Раз уж так, то пойдем, – проворчал он и первым углубился в лесной сумрак.
– Это любопытно, – вслух высказал Линан пришедшую ему в голову мысль.
– Что такое? – спросил Эйджер.
– Здесь не поют птицы.
Это и впрямь было так. Вокруг не раздавалось ни единого звука, напоминавшего птичье пение, не было слышно даже хриплого карканья ворон. Путников окружала мертвая тишина. Деревья обступили их подобно безмолвной страже, сопровождавшей их на север, в самое сердце леса.
Когда четверым друзьям удавалось набрести на тропу, они шли по ней до тех пор, пока она не сворачивала с северного направления. По большинству тропинок долгие годы никто не проходил и теперь по этим заросшим тропам двигаться было достаточно трудно, однако некоторые тропы выглядели так, будто кто-то пользовался ими совсем недавно, и эти тропы не успели зарасти настолько, чтобы по ним было тяжело идти. Несколько раз путники выходили к маленьким заброшенным хижинам, распахнутые двери и окна которых придавали им какой-то особенно злобный вид. Деревянные полы в таких хижинах покрывал толстый слой пыли и паутины. Несмотря на это, по ночам такие хижины служили сносным убежищем от сырой земли, усыпанной опавшими листьями, а кроме того, защищали от разнообразных тварей, появлявшихся в лесу, когда на деревья опускался вечер. Если же приходилось ночевать на земле, товарищи по очереди оставались на страже, поддерживая слабый огонь костра и внимательно прислушиваясь к каждому звуку. Между тем, в этом мрачном лесу даже сопение и царапанье по дереву лапами бродячего медведя могло бы порадовать друзей и добавить им уверенности. Однако на самом деле признаков какой-либо жизни в этой чаще почти не встречалось. Вокруг слышался лишь скрип деревьев, где-то далеко впереди слышался шорох листьев, напоминавший тяжелые вздохи, да еще иногда попадались полуразрушенные, давно опустевшие домишки – следы человеческого присутствия.
Однако на третью ночь, когда наступила очередь Линана оставаться на страже, он услышал какой-то странный звук, долетевший издалека по ночному лесу. Сперва принц подумал, что просто где-то сломалась ветка, или слишком громко скрипнуло какое-то дерево, однако когда звук повторился, он прозвучал гораздо ближе, так что теперь Линан мог с уверенностью сказать, что этот звук отличался от скрипа деревьев, шелеста листвы и треска сломавшейся ветки.
Стараясь дышать ровно, Линан вглядывался в темноту, но увидеть ничего не мог. Он поднялся на ноги, бесшумно вытащил из ножен меч. Первой его мыслью было разбудить остальных, однако он постарался убедить себя в том, что виной всему были его собственные страхи и дикая игра его воображения.
Но вот незнакомый звук снова повторился, будто бы в другой стороне, и теперь он раздался еще ближе. Линан повернулся на месте и стал вглядываться в окружавший его лесной мрак, пытаясь различить хоть какое-нибудь движение, какой-нибудь признак жизни. Однако, как и раньше, он не смог ничего увидеть.
В конце концов он уверил сам себя в том, что просто переволновался, убрал меч в ножны и уже собирался усесться возле огня, как вдруг увидел прямо перед собой два глаза, глядевшие прямо в его глаза. Зеленые зрачки горели сверхъестественным огнем. Невольно Линан закричал и вскочил на ноги. Видение тотчас исчезло.
Схватившись за меч, к нему подскочил Камаль. Он медленно обошел все вокруг, после чего остановил взгляд на лице принца.
– Какого черта ты расшумелся, малыш?
– Мне… мне показалось, будто я что-то увидел.
– Что?
– Глаза. Два глаза. Зеленые глаза. А перед этим я слышал движение.
– Движение, – угрюмо повторил Камаль. Теперь уже сидел, выпрямившись, и Эйджер. – Я не слышал никакого движения и не видел никаких глаз.
Лицо Линана залила краска.
– Простите, что разбудил вас, – резко произнес он.
Камаль и Эйджер обменялись усталыми взглядами.
– Ты отлично исполняешь свое дело, мальчик, – с сердечным участием проговорил Камаль. – Подобная бдительность достойна похвалы.
После этого оба солдата повалились на землю и почти тотчас же снова заснули.
Линан озлобленно принялся подкладывать в огонь сучья до тех пор, пока языки пламени не поднялись намного выше. Он обошел кругом костер, самым внимательным образом оглядывая землю. Никаких следов не было, вообще вокруг костра он не обнаружил ничего необычайного.
»О да, ты могущественный воин, – мысленно заговорил он сам с собой. – Ты создаешь врагов из теней, треска сучьев и собственного страха, будто тебе не хватает тех, кто уже стал твоим недругом».
Он сел на землю возле огня и попытался расслабиться, однако когда вскоре его на посту часового сменила Дженроза, он продолжал испытывать сильнейшее душевное напряжение и из-за этого не мог заснуть еще около часа. Когда наступило утро, и он проснулся, он чувствовал себя усталым, раздражительным и никак не мог выбросить из головы воспоминание о тех двух зеленых глазах.
Беглецы очень аккуратно делили между собой сушеную рыбу и ягоды, которые им удалось собрать в полях, но, несмотря на это, запах съестного полностью закончился к концу четвертого дня их дороги через лес. В лесу они смогли набрать еще несколько горсточек черники и орехов, но этого было слишком мало, чтобы утолить нараставший голод и избавиться от голодных колик в желудках, которые нарушали спокойный сон. Им приходилось теперь довольствоваться лишь свежей водой, утолявшей жажду, которую они брали в ручьях, во множестве встречавшихся на их пути.
Утром пятого дня они неожиданно вышли на широкую дорогу, по которой определенно кто-то проходил совсем недавно. В пыли отпечатались следы человеческих ног, на глаза им попался выпавший откуда-то гвоздь, неподалеку от него в пыли лежала брошь, еще не успевшая потерять своего блеска. Спустя несколько часов путники услышали впереди людские голоса, донеслось до них и хрюканье одной или двух свиней. Настроение друзей поднялось, однако они не были уверены в том, что увидят в действительности, и потому продолжали двигаться с возможными предосторожностями.
Вскоре они вышли к маленькой деревушке, состоявшей не более чем из дюжины хибар, расположенных вокруг ровной площадки, в середине которой находился колодец. Повсюду здесь сновали маленькие ребятишки, абсолютно одинаково одетые в незамысловатые комбинезоны, подпоясанные на талии грубыми шнурами. Между хибарками и колодцем быстро ходили женщины в длинных шерстяных платьях с широкими кожаными поясами. У каждой из них в руках была либо тяжелая корзина с выстиранным бельем, либо деревянная кадка с водой. Все они осторожно поднимали свою ношу так, чтобы не задеть головы детей, которые уворачивались и прыгали вокруг них с самым беззаботным видом.
Как только жители деревушки заметили незнакомцев, жизнь в ней точно замерла. Счастливые лица ребятишек изменили свое выражение – теперь на них можно было прочесть неуверенность и страх, – а женщины побросали свои корзины и кадки и все, как одна выхватили из-за поясов длинные искривленные ножи. Лезвия сверкнули в лучах солнечного света, пробивавшихся сквозь заросли.
– Нечего сказать, очень дружелюбная компания, – тихо пробормотала Дженроза.
– Ты заметил, как их много? – спросил Эйджера Камаль.
Эйджер с отсутствующим видом кивнул, а Линан осознал, что в действительности для такого небольшого числа хибарок людей казалось слишком много. Лишь в следующий миг он увидел крыши еще нескольких домишек, стоявших вдоль дороги, отходившей в сторону от деревушки.
Камаль велел своим спутникам оставаться на местах, а сам неторопливо и осторожно прошел на десять шагов вперед, раскинув руки с растопыренными пальцами в стороны.
– Мы не собираемся причинить вам никакого зла, – сказал он.
– Мы постараемся это не допустить, – отозвалась женщина, стоявшая возле колодца. Она была ниже остальных, но что-то в ее голосе выдавало ее старшинство. Женщина прошла несколько шагов в сторону Камаля.
– Кто вы такие, и как вы здесь оказались?
– Это собаки, Белара! – с неподдельной тревогой воскликнула одна из женщин. – Это Силонские собаки!
Среди людей послышался испуганный гул голосов, однако ни одна из женщин не опустила ножа и не отступила ни на шаг.
– Не говори ерунды, Энасна, – отозвалась та, которую звали Беларой. – Совсем недавно был полдень. Никакие собаки в это время не выходят из леса.
Камаль пожал плечами, взглянул на Энасну.
– Как вы можете видеть сами, мадам, у меня две ноги, а не четыре. Я не собака, я путник. – Он повернулся к первой женщине. – Я так понимаю, что вас зовут Белара. Меня и моих друзей жители нашей деревни отправили в Спарро к королю Томару. Мы должны просить его о снижении податей – последнее лето было для нас злым, и наши урожаи слишком скудны.
– До Спарро можно дойти более легкими путями, чем через Силонский лес, – сказала Белара, и на этот раз в ее голосе прозвучала угроза. – Да и одеты вы совсем не так, как деревенские жители, которых мне когда-либо приходилось видеть. Вы солдаты, а у женщины на тунике магические знаки.
– Наша деревня находится у северного подножия хребта Эбриус. Этот путь самый прямой, а чем скорее мы доберемся до двора короля Томара, тем скорее моя деревня получит облегчение. Что касается нашей одежды, то мы живем в опасных местах и должны защищать сами себя. Правда и то, что женщина немного разбирается в магии, однако она еще слишком юна и пока только учится.
В то время, как Камаль говорил, Белара пристально разглядывала его спутников.
– Что случилось с твоим горбатым другом? – спросила она, указав острием ножа на Эйджера.
– Рана моего друга очень старая, он был тяжело ранен, когда сражался за королеву Ашарну во времена Невольничьей Войны.
– А почему твоя рука на перевязи?
– Дорогой на нас напали бандиты. Меня ранили в руку, а женщина сейчас приходит в себя после удара по голове.
– Много ли досталось бандитам? – спросила Белара с неподдельным любопытством, пересилившим все остальные эмоции.
– Каждому по неглубокой могиле, – грубовато ответил Камаль.
Женщина неожиданно рассмеялась и опустила свой нож. Следом за ней и остальные женщины опустили свое оружие. Тотчас же вперед выбежали дети, вокруг путников поднялась суматоха, но больше всего ребячьего внимания досталось Эйджеру – каждый малыш хотел посмотреть и потрогать его горб. Толпа ребятишек окружила и Камаля, им до сих пор не приходилось видеть таких больших людей. Камаль назвал свое имя и представил своих друзей, воспользовавшись лишь первыми именами.
– У вас такой вид, будто вам необходимо поесть и отдохнуть, – заметила Белара. – Берите из колодца столько воды, сколько вам нужно, а потом приходите в мой дом, – она показала хибарку, стоявшую не дальше чем в двадцати шагах от колодца. – Ну, а я тем временем посмотрю, какую еду мне удастся для вас раздобыть. Мы даже сможем сделать что-нибудь с твоей рукой, – обратилась она к Камалю.
– Нам нужно совсем немного, – солгал Камаль. – Мы вовсе не хотим быть для вас обузой.
– Мы никогда не отказываем путникам в помощи.
Улыбка исчезла с лица Белары. Помолчав, она добавила:
– Слишком мало их бывает в нашей деревне. По крайней мере, оставайтесь хотя бы на ночь.
Дом Белары изнутри оказался просторнее, чем любая из полуразрушенных хижин, в которых беглецам время от времени приходилось останавливаться на ночлег в чаще леса. Спальная половина была отделена от остального пространства выбеленным шерстяным полотном, а это пространство служило одновременно столовой и кухней. Полом служили гладко обструганные и плотно пригнанные друг к другу доски, стены были сложены из более грубых досок, скрепленных между собой глиной. В середине главной комнаты слабо горел огонь в очаге, дым поднимался и уходил в круглое отверстие, проделанное в крыше, сложенной из двух слоев больших ветвей. Возле очага стояла большая деревянная колыбель, в которой спали два маленьких ребенка. На вид им было не больше чем по три года. Обстановка в доме была скудной, однако удобной и практичной. В комнате стоял длинный деревянный стол и большой набор самодельных кресел и стульев, отделанных красивой резьбой.
Путники шли от заката до рассвета, по возможности придерживаясь окольных дорог, а днями останавливались на отдых, по очереди занимая сторожевой пост. Питались они скудно, лишь тем, что попадалось им на пути – ягодами, орехами, однажды поймали заблудившегося цыпленка – и обрывали листья с целебных деревьев и кустов, чтобы укрепить кожу на пятках и пальцах и избежать заражения от лопавшихся на ногах волдырей.
Неподалеку от беглецов прошел еще один кавалерийский отряд наемников, однако они издали услышали топот лошадей и успели вовремя укрыться.
Силонский лес оказался лесом лиственным. Высоко к небу поднимались кроны старых дубов с неохватными стволами, среди них росли и другие деревья, которым, казалось, было тесно рядом друг с другом. Пышные ветви почти не пропускали солнечный свет. Листьями играл ветер, издавая при этом звуки, напоминавшие погребальную песнь, которую невидимые музыканты исполняли на деревянных трубках. Воздух здесь был богат запахом глины, и от этого все четверо почувствовали на своих языках вкус плесени. От этих мест, от темно-зеленого сумрака веяло какой-то неопределенной угрозой, и это заставило беглецов серьезно заколебаться, прежде чем войти в чащу.
– Для нас будет безопаснее идти лесом, чем по открытым местам, – успокаивая друзей, заявил Эйджер, однако его голос при этих словах слегка дрожал, как ни старался горбун это скрыть. Он проворчал еще что-то себе под нос, расправил плечи и нырнул под сень деревьев.
– Ну вот, я уже здесь и пока что не упал замертво. Пора идти, солнце уже высоко. Чем скорее мы отправимся, тем скорее выберемся на другую сторону леса.
– Неужели нет других безопасных мест? – ни к кому в отдельности не обращаясь, безнадежно спросил Линан и последовал за Эйджером. Как только он оказался в сумраке среди огромных деревьев, чувство страха каким-то образом исчезло. Он подумал, что это было похоже на прыжок в холодную воду, когда спустя несколько секунд она перестает казаться нестерпимо ледяной.
– Здесь все хорошо, – обернувшись ободрил он Дженрозу и Камаля. – Здесь… безопасно.
Дженроза со вздохом присоединилась к Линану и Эйджеру.
Камаль, однако, продолжал колебаться.
– Я не могу забыть все те истории, которые слышал об этом месте.
– Все мы слышали множество историй, – возразил Эйджер.
– Их выдумывают солдаты о любых лесах, о любых реках и городах.
– Прежде ты не придавал им такого значения.
– Прежде мне не приходилось бывать здесь, – продолжал сопротивляться Камаль.
Линан почувствовал, как напряглись мышцы его спины. Слова Камаля вселяли в него страх. Инстинктивно он подошел ближе к Дженрозе и Эйджеру, пытаясь побороть соблазн выскочить из леса, чтобы его кожу вновь ласкали солнечные лучи.
Камаль оглянулся назад, на дорогу, по которой они шли до сих пор, посмотрел, как легкий ветерок теребил стебли созревшей пшеницы и ячменя, и по зеленому морю, простиравшемуся до самого северного горизонта, пробегали волны ряби. Потом он перевел взгляд на деревья, нахмурился и направился к друзьям. Тотчас же он почувствовал, как из его тела исчезло напряжение, однако выражение его лица не изменилось, оно было по-прежнему мрачным.
– Раз уж так, то пойдем, – проворчал он и первым углубился в лесной сумрак.
– Это любопытно, – вслух высказал Линан пришедшую ему в голову мысль.
– Что такое? – спросил Эйджер.
– Здесь не поют птицы.
Это и впрямь было так. Вокруг не раздавалось ни единого звука, напоминавшего птичье пение, не было слышно даже хриплого карканья ворон. Путников окружала мертвая тишина. Деревья обступили их подобно безмолвной страже, сопровождавшей их на север, в самое сердце леса.
Когда четверым друзьям удавалось набрести на тропу, они шли по ней до тех пор, пока она не сворачивала с северного направления. По большинству тропинок долгие годы никто не проходил и теперь по этим заросшим тропам двигаться было достаточно трудно, однако некоторые тропы выглядели так, будто кто-то пользовался ими совсем недавно, и эти тропы не успели зарасти настолько, чтобы по ним было тяжело идти. Несколько раз путники выходили к маленьким заброшенным хижинам, распахнутые двери и окна которых придавали им какой-то особенно злобный вид. Деревянные полы в таких хижинах покрывал толстый слой пыли и паутины. Несмотря на это, по ночам такие хижины служили сносным убежищем от сырой земли, усыпанной опавшими листьями, а кроме того, защищали от разнообразных тварей, появлявшихся в лесу, когда на деревья опускался вечер. Если же приходилось ночевать на земле, товарищи по очереди оставались на страже, поддерживая слабый огонь костра и внимательно прислушиваясь к каждому звуку. Между тем, в этом мрачном лесу даже сопение и царапанье по дереву лапами бродячего медведя могло бы порадовать друзей и добавить им уверенности. Однако на самом деле признаков какой-либо жизни в этой чаще почти не встречалось. Вокруг слышался лишь скрип деревьев, где-то далеко впереди слышался шорох листьев, напоминавший тяжелые вздохи, да еще иногда попадались полуразрушенные, давно опустевшие домишки – следы человеческого присутствия.
Однако на третью ночь, когда наступила очередь Линана оставаться на страже, он услышал какой-то странный звук, долетевший издалека по ночному лесу. Сперва принц подумал, что просто где-то сломалась ветка, или слишком громко скрипнуло какое-то дерево, однако когда звук повторился, он прозвучал гораздо ближе, так что теперь Линан мог с уверенностью сказать, что этот звук отличался от скрипа деревьев, шелеста листвы и треска сломавшейся ветки.
Стараясь дышать ровно, Линан вглядывался в темноту, но увидеть ничего не мог. Он поднялся на ноги, бесшумно вытащил из ножен меч. Первой его мыслью было разбудить остальных, однако он постарался убедить себя в том, что виной всему были его собственные страхи и дикая игра его воображения.
Но вот незнакомый звук снова повторился, будто бы в другой стороне, и теперь он раздался еще ближе. Линан повернулся на месте и стал вглядываться в окружавший его лесной мрак, пытаясь различить хоть какое-нибудь движение, какой-нибудь признак жизни. Однако, как и раньше, он не смог ничего увидеть.
В конце концов он уверил сам себя в том, что просто переволновался, убрал меч в ножны и уже собирался усесться возле огня, как вдруг увидел прямо перед собой два глаза, глядевшие прямо в его глаза. Зеленые зрачки горели сверхъестественным огнем. Невольно Линан закричал и вскочил на ноги. Видение тотчас исчезло.
Схватившись за меч, к нему подскочил Камаль. Он медленно обошел все вокруг, после чего остановил взгляд на лице принца.
– Какого черта ты расшумелся, малыш?
– Мне… мне показалось, будто я что-то увидел.
– Что?
– Глаза. Два глаза. Зеленые глаза. А перед этим я слышал движение.
– Движение, – угрюмо повторил Камаль. Теперь уже сидел, выпрямившись, и Эйджер. – Я не слышал никакого движения и не видел никаких глаз.
Лицо Линана залила краска.
– Простите, что разбудил вас, – резко произнес он.
Камаль и Эйджер обменялись усталыми взглядами.
– Ты отлично исполняешь свое дело, мальчик, – с сердечным участием проговорил Камаль. – Подобная бдительность достойна похвалы.
После этого оба солдата повалились на землю и почти тотчас же снова заснули.
Линан озлобленно принялся подкладывать в огонь сучья до тех пор, пока языки пламени не поднялись намного выше. Он обошел кругом костер, самым внимательным образом оглядывая землю. Никаких следов не было, вообще вокруг костра он не обнаружил ничего необычайного.
»О да, ты могущественный воин, – мысленно заговорил он сам с собой. – Ты создаешь врагов из теней, треска сучьев и собственного страха, будто тебе не хватает тех, кто уже стал твоим недругом».
Он сел на землю возле огня и попытался расслабиться, однако когда вскоре его на посту часового сменила Дженроза, он продолжал испытывать сильнейшее душевное напряжение и из-за этого не мог заснуть еще около часа. Когда наступило утро, и он проснулся, он чувствовал себя усталым, раздражительным и никак не мог выбросить из головы воспоминание о тех двух зеленых глазах.
Беглецы очень аккуратно делили между собой сушеную рыбу и ягоды, которые им удалось собрать в полях, но, несмотря на это, запах съестного полностью закончился к концу четвертого дня их дороги через лес. В лесу они смогли набрать еще несколько горсточек черники и орехов, но этого было слишком мало, чтобы утолить нараставший голод и избавиться от голодных колик в желудках, которые нарушали спокойный сон. Им приходилось теперь довольствоваться лишь свежей водой, утолявшей жажду, которую они брали в ручьях, во множестве встречавшихся на их пути.
Утром пятого дня они неожиданно вышли на широкую дорогу, по которой определенно кто-то проходил совсем недавно. В пыли отпечатались следы человеческих ног, на глаза им попался выпавший откуда-то гвоздь, неподалеку от него в пыли лежала брошь, еще не успевшая потерять своего блеска. Спустя несколько часов путники услышали впереди людские голоса, донеслось до них и хрюканье одной или двух свиней. Настроение друзей поднялось, однако они не были уверены в том, что увидят в действительности, и потому продолжали двигаться с возможными предосторожностями.
Вскоре они вышли к маленькой деревушке, состоявшей не более чем из дюжины хибар, расположенных вокруг ровной площадки, в середине которой находился колодец. Повсюду здесь сновали маленькие ребятишки, абсолютно одинаково одетые в незамысловатые комбинезоны, подпоясанные на талии грубыми шнурами. Между хибарками и колодцем быстро ходили женщины в длинных шерстяных платьях с широкими кожаными поясами. У каждой из них в руках была либо тяжелая корзина с выстиранным бельем, либо деревянная кадка с водой. Все они осторожно поднимали свою ношу так, чтобы не задеть головы детей, которые уворачивались и прыгали вокруг них с самым беззаботным видом.
Как только жители деревушки заметили незнакомцев, жизнь в ней точно замерла. Счастливые лица ребятишек изменили свое выражение – теперь на них можно было прочесть неуверенность и страх, – а женщины побросали свои корзины и кадки и все, как одна выхватили из-за поясов длинные искривленные ножи. Лезвия сверкнули в лучах солнечного света, пробивавшихся сквозь заросли.
– Нечего сказать, очень дружелюбная компания, – тихо пробормотала Дженроза.
– Ты заметил, как их много? – спросил Эйджера Камаль.
Эйджер с отсутствующим видом кивнул, а Линан осознал, что в действительности для такого небольшого числа хибарок людей казалось слишком много. Лишь в следующий миг он увидел крыши еще нескольких домишек, стоявших вдоль дороги, отходившей в сторону от деревушки.
Камаль велел своим спутникам оставаться на местах, а сам неторопливо и осторожно прошел на десять шагов вперед, раскинув руки с растопыренными пальцами в стороны.
– Мы не собираемся причинить вам никакого зла, – сказал он.
– Мы постараемся это не допустить, – отозвалась женщина, стоявшая возле колодца. Она была ниже остальных, но что-то в ее голосе выдавало ее старшинство. Женщина прошла несколько шагов в сторону Камаля.
– Кто вы такие, и как вы здесь оказались?
– Это собаки, Белара! – с неподдельной тревогой воскликнула одна из женщин. – Это Силонские собаки!
Среди людей послышался испуганный гул голосов, однако ни одна из женщин не опустила ножа и не отступила ни на шаг.
– Не говори ерунды, Энасна, – отозвалась та, которую звали Беларой. – Совсем недавно был полдень. Никакие собаки в это время не выходят из леса.
Камаль пожал плечами, взглянул на Энасну.
– Как вы можете видеть сами, мадам, у меня две ноги, а не четыре. Я не собака, я путник. – Он повернулся к первой женщине. – Я так понимаю, что вас зовут Белара. Меня и моих друзей жители нашей деревни отправили в Спарро к королю Томару. Мы должны просить его о снижении податей – последнее лето было для нас злым, и наши урожаи слишком скудны.
– До Спарро можно дойти более легкими путями, чем через Силонский лес, – сказала Белара, и на этот раз в ее голосе прозвучала угроза. – Да и одеты вы совсем не так, как деревенские жители, которых мне когда-либо приходилось видеть. Вы солдаты, а у женщины на тунике магические знаки.
– Наша деревня находится у северного подножия хребта Эбриус. Этот путь самый прямой, а чем скорее мы доберемся до двора короля Томара, тем скорее моя деревня получит облегчение. Что касается нашей одежды, то мы живем в опасных местах и должны защищать сами себя. Правда и то, что женщина немного разбирается в магии, однако она еще слишком юна и пока только учится.
В то время, как Камаль говорил, Белара пристально разглядывала его спутников.
– Что случилось с твоим горбатым другом? – спросила она, указав острием ножа на Эйджера.
– Рана моего друга очень старая, он был тяжело ранен, когда сражался за королеву Ашарну во времена Невольничьей Войны.
– А почему твоя рука на перевязи?
– Дорогой на нас напали бандиты. Меня ранили в руку, а женщина сейчас приходит в себя после удара по голове.
– Много ли досталось бандитам? – спросила Белара с неподдельным любопытством, пересилившим все остальные эмоции.
– Каждому по неглубокой могиле, – грубовато ответил Камаль.
Женщина неожиданно рассмеялась и опустила свой нож. Следом за ней и остальные женщины опустили свое оружие. Тотчас же вперед выбежали дети, вокруг путников поднялась суматоха, но больше всего ребячьего внимания досталось Эйджеру – каждый малыш хотел посмотреть и потрогать его горб. Толпа ребятишек окружила и Камаля, им до сих пор не приходилось видеть таких больших людей. Камаль назвал свое имя и представил своих друзей, воспользовавшись лишь первыми именами.
– У вас такой вид, будто вам необходимо поесть и отдохнуть, – заметила Белара. – Берите из колодца столько воды, сколько вам нужно, а потом приходите в мой дом, – она показала хибарку, стоявшую не дальше чем в двадцати шагах от колодца. – Ну, а я тем временем посмотрю, какую еду мне удастся для вас раздобыть. Мы даже сможем сделать что-нибудь с твоей рукой, – обратилась она к Камалю.
– Нам нужно совсем немного, – солгал Камаль. – Мы вовсе не хотим быть для вас обузой.
– Мы никогда не отказываем путникам в помощи.
Улыбка исчезла с лица Белары. Помолчав, она добавила:
– Слишком мало их бывает в нашей деревне. По крайней мере, оставайтесь хотя бы на ночь.
Дом Белары изнутри оказался просторнее, чем любая из полуразрушенных хижин, в которых беглецам время от времени приходилось останавливаться на ночлег в чаще леса. Спальная половина была отделена от остального пространства выбеленным шерстяным полотном, а это пространство служило одновременно столовой и кухней. Полом служили гладко обструганные и плотно пригнанные друг к другу доски, стены были сложены из более грубых досок, скрепленных между собой глиной. В середине главной комнаты слабо горел огонь в очаге, дым поднимался и уходил в круглое отверстие, проделанное в крыше, сложенной из двух слоев больших ветвей. Возле очага стояла большая деревянная колыбель, в которой спали два маленьких ребенка. На вид им было не больше чем по три года. Обстановка в доме была скудной, однако удобной и практичной. В комнате стоял длинный деревянный стол и большой набор самодельных кресел и стульев, отделанных красивой резьбой.