Брэдфорд Барбара Тейлор. Состоятельная женщина. Книга 2

   Поначалу плохо скрываемые нетерпеливые поползновения Артура немало забавляли Эмму, но постепенно она пришла к выводу, что он мог бы стать идеальным решением всех ее проблем. Он был джентльменом из хорошей семьи, обладал чувством юмора и умел с достаточной элегантностью вести себя в любых ситуациях. Артур казался ей забавным, был внимателен к ее прихотям и безусловно влюблен в нее. Кроме того, Эмма, обладавшая эстетической натурой и любившая все красивое, находила Артура достаточно привлекательным внешне. Не испытывая к нему большой любви, Эмма все же решила, что сумеет легко вынести чисто физиологические аспекты их брака, имея в виду, что другие стороны их отношений представлялись ей намного более важными. Эмма знала, что Артур – человек слабый, но по причинам, имевшим для нее фундаментальное значение, сознательно закрыла глаза на отрицательные черты его характера. Главное, Артур был безопасен для нее. Она понимала, что он ни в коем случае не станет вмешиваться в ее бизнес и не будет покушаться на привычный для нее образ жизни. Инстинктивно Эмма чувствовала, что всегда будет играть главенствующую роль в их браке. Помимо всего прочего, Артур сумел найти верный тон в общении с детьми и обходился с ними с естественностью, привлекавшей Эмму.
   Бросившись в новый брак, Эмма надеялась навсегда стереть Пола Макгилла из своей памяти. Она решила выйти снова замуж как можно скорее, и Артур показался ей наиболее подходящей кандидатурой. По натуре решительная и деятельная, Эмма предпочитала активные действия пассивному выжиданию и очертя голову бросилась осуществлять принятое ею решение. Ее братья и Блэки были поражены ее, столь неожиданной для них, опрометчивостью, но их попытки вмешаться в развитие событий натолкнулись на такую ледяную надменность с ее стороны, что они предпочли ретироваться без боя, понимая бесполезность своих советов в случае, когда что-либо взбрело в упрямую голову Эммы.
   К своему глубокому огорчению, Эмма убедилась в своей ошибке уже через несколько недель после свадьбы, но было поздно. Они уже совершали свадебное путешествие. Нe потребовалось много времени, чтобы Эмма обнаружила чисто показной характер шарма Артура. Его остроты чаще были грубыми, нежели забавными, он был очень капризен, а его лень и поверхностность просто пугали Эмму. Кроме того, его сексуальные потребности оказались не менее неукротимыми, чем в свое время у Джо Лаудера, но, по правде говоря, Артур был намного искуснее в любви, и отношения с ним не вызывали у Эммы прежних приступов отвращения. Тем не менее, очень скоро Эмме стало ясно, что занятия любовью с Артуром становятся для нее все более обременительными, поскольку она по-прежнему любила Пола и желала только его одного.
   Эмма была достаточно честной по отношению к себе, чтобы признать совершенную ошибку, но она всегда серьезно относилась к принимаемым ею обязательствам. Поэтому, заботясь о придании цивилизованного вида своему браку, она всюду, где необходимо, умело разыгрывала влюбленность в нового мужа, и вначале их союз был относительно благополучным, в основном благодаря искусному лицемерию Эммы. Ничего не подозревавший об ее истинных чувствах Артур пребывал в эйфории и не переставал благодарить судьбу, позволившую ему покорить эту прекрасную и очень богатую женщину. Он купался в отблесках ее славы, наслаждался теми преимуществами, которые приносили ее деньги, и был, по большей части, покорным и покладистым. Но, к своему несчастью, после рождения Эммой в 1921 году двух близнецов, Робина и Элизабет, Артур сделался значительно менее внимательным к ней и намного бесцеремоннее, уверенный в том, что теперь, когда он стал отцом двух ее детей, их брак укрепился. Но он сильно преувеличивал меру ее привязанности к нему.
   Пока Эмма готовилась к родам, Артур ударился в любовные похождения на стороне и, войдя во вкус волнующих независимых отношений с другими женщинами, не сумел вовремя остановиться. Когда же он попробовал вновь вступить в интимные отношения с Эммой, то вдруг обнаружилось, что его пыла не хватает, чтобы довести дело до естественного завершения. Совершив несколько столь же неудачных попыток, Артур был вынужден удалиться в собственную спальню, но, к его облегчению, Эмма никогда не задавала никаких вопросов по поводу его отсутствия в ее постели. Чтобы потешить свое тщеславие, он приписывал равнодушие Эммы ее перегруженности деловыми заботами, детьми, содержанием их большого дома, а также – ее боязни снова забеременеть слишком скоро после рождения двойни. Ему не приходило в голову, что она могла быть влюблена в другого. Так шли месяцы, и он укреплялся в своем самодовольстве и надменности.
   Итак, пока Артур был поглощен заботами о своей внешности, Эмма наконец выбралась из ванны и насухо вытерлась полотенцем. На секунду она задержалась около одной из зеркальных панелей, с любопытством разглядывая свое тело. Она сумела сохранить фигуру: ее полные груди были по-прежнему высоки и упруги, бедра сохранили свою мягкую округлость, плоский живот нигде не отвисал. Эмма выглядела удивительно юной, хотя в следующем месяце ей должно было исполниться уже тридцать четыре, и она успела родить четверых детей. Благодаря напряженному режиму работы и сохранившейся с голодного детства неприязни к излишествам в еде, в формах ее тела не было ничего от почтенной матроны. Отвернувшись от зеркала, она накинула шелковый халат и вышла в спальню.
   Усевшись перед туалетным столиком, Эмма склонила голову набок и взяла серебряную щетку для волос, украшенную ее монограммой. Она еще раз порадовалась принятому на прошлой неделе решению коротко постричься. Ей нравилась новая стрижка по последнему писку моды, которая ей была к лицу и хорошо гармонировала с ее туалетами, представлявшими образцы высокой моды от известных кутюрье Вайоне и Шанель.
   Тут раздался громкий стук в дверь. Эмма обернулась и увидела входившего Артура. Удивленная его неожиданным появлением, Эмма уставилась на мужа, испытав приступ неприязни к нему в ответ на непрошенное вторжение, и плотнее запахнула халат. В последнее время ей становилось все труднее поддерживать видимость сердечных отношений с Артуром.
   – Честное слово, Артур, ты просто напугал меня.
   – Не может быть.
   Глаза Эммы задержались на стакане с бренди, который он держал в руке.
   – Тебе не кажется, что ты рановато начинаешь? – стараясь скрыть раздражение, спросила она.
   – Бога ради, не начинай опять этих нравоучений, – вскричал Артур, проходя к дивану с желтой бархатной обивкой. Он упал на диван и злобно посмотрел на жену.
   – Порой ты бываешь убийственно занудливой, дорогуша. Настоящая брюзга, честное слово.
   Эмма, уловив его настроение, тяжело вздохнула.
   – У нас впереди долгий вечер, Артур. Мне не хотелось бы, чтобы ты…
   – … Чтобы я напился и оскандалил тебя, моя прелесть, – перебил ее Артур. – Еще бы, Эмму нельзя расстраивать. Бог накажет всякого, кто себе это позволит, – высокомерно огрызнулся он. – Интересно, что я должен делать весь вечер? Держаться в тени своей королевы?
   Не обращая внимания на его сарказм, Эмма повернулась к туалетному столику, открыла флакон духов от фирмы „Герлен” и хрустальной пробкой надушилась за ушами. Не желая, чтобы их ссора разгоралась дальше, она решила сменить тему.
   – Сегодня я получила прелестное письмо от Кита. Он шлет тебе привет. Ему нравится в школе. Хорошо, что я послала его в Рагби^[12], он там в своей стихии.
   – Да, это была неплохая идея послать его туда, причем идея – моя, – усмехнулся Артур. – У меня вообще бывают хорошие мысли, если только ты предоставляешь мне хотя бы полшанса их высказать, вместо того, чтобы выставлять меня идиотом.
   Эмма промолчала и через секунду сказала:
   – Мне нужно покончить с одеванием. У тебя есть ко мне что-нибудь серьезное, Артур?
   – О, да, конечно! – воскликнул Артур. – Мне кажется, что я должен получше изучить список приглашенных, освежить его в памяти.
   – Список у меня на столе.
   Эмма отвернулась, достала из ларца с драгоценностями пару великолепных бриллиантовых подвесок и с отсутствующим видом принялась вдевать их себе в уши.
   – Однако довольно-таки приличную толпу знаменитостей мы сегодня принимаем, – заметил Артур, изучая список и отмечая в уме многих красивых и, возможно, податливых дам среди гостей.
   Внезапно решив исчезнуть, он бросил лист на стол и устремился к двери.
   – Думаю, мне следует спуститься вниз и все там осмотреть.
   Он бросил взгляд на часы.
   – Уже половина десятого. Я покидаю тебя, чтобы ты могла одеться.
   – Благодарю, очень тебе буду признательна.
   Эмма проводила его взглядом и покачала головой. „Конечно, он глуп, но все же самая большая дура среди нас – это я сама”, – подумала она. Конечно, во всем виновата только она и никто другой. Удивительное дело! Никогда не повторяя дважды одних и тех же ошибок в бизнесе, она постоянно делает это в своей личной жизни. Любя Дэвида Каллински, она была вынуждена выйти замуж за Джо Лаудера, безумно влюбленная в Пола Макгилла, она связала себя матримониальными узами с Артуром Эйнсли. Но, правда, обстоятельства тогда и теперь были существенно различными. Дэвид был отринут в угоду религиозной ортодоксальности его матери, Пол же сам оставил ее. Но, так или иначе, кажется, она обречена выбирать себе неподходящих мужей! Правда, Джо был, по крайней мере, порядочным человеком, а Артур – тот вообще не стоит доброго слова. „Поспешишь замуж – век будешь каяться”, – припомнилась ей поговорка, которую ей сказал Уинстон, отговаривая от брака с Артуром. „Черт бы меня побрал с моим упрямством”, – пробормотала Эмма.
   Она решительно встала. Хватит, больше она не будет сегодня размышлять о своем неудачном браке. У нее еще достаточно времени впереди, чтобы все обдумать как следует. Она поспешила завершить туалет и во всеоружии бросила на себя последний взгляд в зеркало. На ней было надето длинное бальное платье из тонкого, бирюзового цвета шелка, расшитого тысячами бисеринок разных оттенков от бледно-голубого до изумрудно-зеленого. При самом легком движении платье меняло цвет, переливаясь, словно летнее море, становясь то синим, то зеленым, то снова аквамариновым. Платье подчеркивало ее стройную фигуру. Ее ни с чем не сравнимые глаза еще сильнее выделялись на его фоне. В сочетании с бриллиантами и жемчугом платье представляло верх элегантности.
   Если посмотреть со стороны, то у Эммы было все: красивый муж, очаровательные дети, ослепительная красота, здоровье, богатство, влиятельность. Люди завидовали ей.
   Часы на камине пробили десять, оторвав Эмму от ее переживаний. Она вышла из спальни и на секунду задержалась, чтобы обрести присутствие духа, перед винтовой лестницей, ведущей вниз. Потом, подобрав одной рукой подол платья, она устремилась навстречу первым, только что прибывшим гостям. Эмма сияла ослепительной улыбкой, но ледяной панцирь сковывал ее сердце.

Глава 50

   Дворецкий, мужчина средних лет, приоткрывший перед ними двери Фарли-Холл, не был им знаком.
   – Добрый день. Меня зовут О'Нил, у меня назначена встреча с мистером Джеральдом Фарли, – произнес Блэки.
   – Сквайр ждет вас, сэр, – ответил дворецкий, шире распахивая дверь. – Пожалуйста, сюда.
   Он проводил их через громадный мрачный холл в библиотеку.
   – Он будет здесь сию минуту. Устраивайтесь поудобнее, пожалуйста.
   Дворецкий с поклоном удалился. Когда дверь за ним закрылась, Блэки сказал:
   – Должно быть, Мергатройда отправили в отставку.
   – Он умер два года назад, – ответила Эмма.
   – А где кухарка? – спросил Блэки, с нежностью вспоминая об Элси Тернер.
   – Она еще жива, но больше не служит здесь. Она слишком стара и живет в деревне.
   Блэки подошел к камину и стал греться, повернувшись спиной к огню.
   – Ну ладно, а как ты сама себя чувствуешь, очутившись тут, в этом доме через столько лет?
   Эмма коротко взглянула на него.
   – Довольно странно, должна тебе признаться.
   Окинув комнату холодными зелеными глазами, она невесело рассмеялась.
   – Ты знаешь, сколько раз я вытирала пыль с этих панелей, выбивала эти ковры, полировала эту мебель?
   Она изумленно покачала головой, губы ее непроизвольно сжались в тонкую ниточку.
   – Наверно, столько, что и сама не упомнишь.
   – Я никогда и ничего не забываю, – скрипучим голосом сказала Эмма.
   Она обошла библиотеку, с интересом разглядывая обстановку. Когда-то в молодости Эмма восхищалась этой комнатой, но теперь, особенно в сравнении с библиотекой в ее собственном доме, она показалась ей мрачной. Воздух, казалось, был пропитан унынием. Апрельское солнце, лившееся через высокие окна, безжалостно высвечивало предметы упадка. Персидские ковры на полу истерлись, их красно-голубая расцветка поблекла от времени, бархатные шторы на окнах выгорели, обивка кресел протерлась во многих местах. Даже рубинового цвета диван потемнел от грязи, его кожаная обивка потрескалась. Эмма подумала, что антик еще хорош и, очевидно, представляет большую ценность так же, как многие старинные книги в кожаных переплетах и картины со сценками охоты, но в целом библиотека оставляла унылое и очевидно заброшенное впечатление.
   Эмма пожала плечами и, подойдя к окну, посмотрела наружу. Вдали, под ясным высоким небом цвета глаз ее покойной матери, черной полосой простирались дикие вересковые пустоши. Внезапно она ощутила жгучее желание пойти туда, вскарабкаться по знакомой тропинке через Баптистское поле к Рэмсденским скалам и еще выше, на Вершину Мира, к самому любимому месту ее матери; там, наверху, где свежий, живительный воздух пропитан тонким запахом лаванды и ароматами других цветов и трав. Но сегодня это было невозможно. Воспоминания бесконечным потоком захлестнули ее, увлекая за собой в прошлое. Эмма закрыла глаза и явственно услышала тонкие трели жаворонков, ее ноздри почуяли запах вереска после дождя, ощутила, как папоротник-орляк царапает ее босые ноги и холодный ветер обжигает ее щеки…
   Блэки, погрузившись в собственные воспоминания, со своего места у камина неотрывно следил за Эммой. Он вспомнил тот день, много лет назад, когда он впервые встретил ее. Та бедная замухрышка с вересковой пустоши казалось, не имела ничего общего с этой величественной ослепительно красивой женщиной, что стояла сейчас перед ним. Блэки восхищенно покачал головой, в который раз изумившись, кем она стала. В свои тридцать четыре года Эмма Харт-Эйнсли была, несомненно, в самом расцвете своей красоты. Красоты столь ошеломляющей, что ослепляла надолго и никого не оставляла равнодушным. Сегодня на ней был модный и дорогой серебристо-серый костюм из шерстяного крепа, отделанный мехом соболя, и изящная соболья шапочка. Ворот серой шелковой блузки был заколот брошью с изумрудом, бесчисленные нитки жемчуга каскадом спадали с ее стройной шеи, а из-под модной короткой стрижки виднелись мерцавшие в ушах великолепные изумрудные серьги. Она производила впечатление не просто элегантной, но очень хорошо ухоженной и уверенной в себе женщины, окруженной аурой того неоспоримого могущества, которое приносят богатство и власть.
   Неожиданно Эмма обернулась и заметила взгляд Блэки, внимательно рассматривающего ее. Она весело рассмеялась.
   – Что это ты так на меня уставился? У меня комбинация виднеется из-под юбки?
   Блэки усмехнулся.
   – Нет, я просто любуюсь тобой, дорогая. Любуюсь и еще вспоминаю многое.
   – Да, – медленно, с задумчивым лицом, проговорила Эмма, – это место навевает самые разные воспоминания.
   Она мимолетно улыбнулась, подошла к письменному столу и положила на него свою серую замшевую сумочку.
   – Ты права.
   Блэки закурил сигарету, затянулся и повернулся к ней.
   – Фарли тянет время. Интересно, что он этим хочет сказать?
   – А кого это волнует. – Пожала плечами Эмма. – В любом случае нам некуда спешить.
   Она уселась за стол, принадлежавший когда-то Адаму Фарли, откинулась на спинку кресла и, медленно стянув серыe замшевые перчатки, стала разглядывать свои руки, улыбаясь про себя каким-то собственным мыслям. Ее маленькие, сильные руки! Наверно, не самые красивые на свете, но сейчас они были белыми и мягкими, с отполированными, покрытыми розовым лаком ногтями, а не теми, красными и шершавыми от бесконечного мытья, отскребывания, чистки, руками маленькой служанки, рабыни этого угрюмого дома.
   Дверь распахнулась и, тяжело ступая, в библиотеку вошел Джеральд Фарли, с трудом волоча свое грузное тело. Он не заметил сидящей в тени Эммы и с протянутой для рукопожатия рукой устремился к Блэки.
   – Добрый день, мистер О'Нил.
   Он с нескрываемым любопытством разглядывал Блэки.
   – Мне показалась знакомой ваша фамилия, когда вы назначали встречу. Теперь я вспомнил вас, вне всякого сомнения это вы приходили сюда кое-что починить, когда я еще был совсем молод.
   – Верно, – сказал Блэки, делая шаг навстречу и пожимая протянутую руку Джеральда. – Рад снова встретиться с вами, мистер Фарли.
   Блэки, много лет не видевший Джеральда, с изумлением смотрел на это, похожее на бегемота, жирное тело, обрюзгшее лицо с явными следами распутной жизни. Джеральд выглядел настолько отталкивающе, что Блэки даже передернуло от омерзения.
   – У меня хорошая память на лица, – продолжал Джеральд. – Теперь, перед тем как перейти к делу, не могу ли я предложить вам чего-нибудь выпить?
   – Нет, благодарю вас, – вежливо отказался Блэки.
   – Но мне самому, как всегда после ленча, необходимо выпить бренди. – С этими словами Джеральд тяжело протопал к темному буфету орехового дерева и налил себе хорошую порцию коньяка. Поворачиваясь к Блэки со стаканом в руке, он вдруг заметил расположившуюся за письменным столом Эмму. Его поросячьи глазки широко раскрылись, недоуменное удивление появилось на оплывшем лице.
   – Какого дьявола ты делаешь здесь? – загремел он.
   – Я – с мистером О'Нилом, – скромно ответила Эмма, продолжая сидеть с бесстрастным видом.
   – Проклятие, ты должна прекрасно знать свое место в этом доме, – взорвался Джеральд, все еще не веря собственным глазам. – Как ты посмела так обнаглеть, чтобы усесться за мой стол!
   – Полагаю, что теперь этот стол – мой, – самым мягким тоном заявила Эмма, не сводя с него немигающего взгляда своих холодных глаз.
   – Твой стол?! О чем, черт побери, ты болтаешь?
   Джеральд прошел с воинственным видом на середину комнаты и обернулся лицом к Блэки.
   – Что все это значит, О'Нил? Как вы это можете объяснить? Я продал Фарли-Холл компании „Дирфильд эстэйтс”. По телефону вы отрекомендовались представителем этой компании и сказали, что вас наняли реконструировать имение. В таком случае, скажите, ради Бога, что здесь делает эта женщина? Вы не имели права приводить ее сюда!
   Не дожидаясь ответа Блэки, он всем своим чудовищным телом повернулся к Эмме.
   – Убирайся! Убирайся, ты меня слышишь? – пронзительно завопил Джеральд. – Я не допущу, чтобы ты присутствовала на моей приватной встрече!
   Эмма осталась совершенно невозмутимой. Не моргнув глазом, она мрачно улыбнулась.
   – Я не намерена уходить, и у меня есть все права находиться здесь, мистер Фарли, – с холодным презрением произнесла Эмма. – Видите ли, компания „Дирфильд эстэйтс” – это я.
   Какое-то время слова Эммы не доходили до одурманенного злобой мозга Джеральда, непонимающе уставившегося на нее. Но внезапно, будто избавившись от пелены, застилавшей ему глаза, он все понял и, запинаясь, пролепетал:
   – Т-т-ты – „Дирфильд эстэйтс”?
   – Именно так.
   Эмма достала лист бумаги из сумочки и, пробежав по нему глазами, взглянула на Джеральда.
   – Да, как я и думала, этот стол значится в описи имущества. Я приобрела его вместе с некоторыми другими предметами обстановки. Поскольку вы уже получили чек „Дирфильд эстэйтс” и погасили его, то теперь этот стол – мой, как, впрочем, и весь дом. Я заплатила за них.
   Пошатываясь, Джеральд упал в кресло. Что такое она говорит? Она – владелица Фарли-Холл? Эмма Харт, их бывшая служанка? Нет, никогда! Он не мог в это поверить, эта мысль сводила его с ума. Он перевел взгляд на Блэки, молча, заложив руки в карманы, стоявшего у камина с легкой улыбкой на лице.
   – Это правда? – неуверенно спросил Джеральд. – Она говорит правду?
   – Да, – ответил Блэки, изо всех сил стараясь сохранить серьезное выражение лица и думая про себя: „Бог мой, я бы многое потерял, если бы пропустил это представление!”
   – Почему вы не сказали, что она приедет с вами, когда назначали эту встречу? – обвинительным тоном задал вопрос Джеральд.
   – Меня не уполномачивали это делать, – ответил Блэки, доставая портсигар.
   Джеральд молча уставился в стакан, который он продолжал держать в руке. Мстительные мысли, путаясь, метались в его воспаленной голове. Боже правый! Если бы он только знал, что эта маленькая шлюха хоть как-то связана с „Дирфильд эстэйтс”! Он бы никогда не продал им свой дом. Он должен сейчас же разорвать эту сделку. Да, именно так он и поступит! Но тут до него дошел смысл только что сказанных Эммой слов. Он погасил чек и уже истратил полученные по нему деньги. Они пошли на уплату части его карточных долгов. Его заманили в ловушку! Трясущейся рукой Джеральд поднял стакан и залпом выпил бренди.
   Эмма кинула быстрый взгляд на Блэки, сверкнув зелеными глазами под отливающими золотом бровями. Она поднялась с места, подошла к честерфильду, села, грациозно скрестив ноги, и пристально посмотрела на Джеральда.
   – По условиям договора вы должны немедленно освободить дом, – сказала она спокойным ясным голосом. – Даю вам на это еще одну неделю.
   Джеральд заморгал глазами и замотал головой так энергично, что у него затряслись щеки.
   – Это слишком малый срок, – проскулил он. – Вы должны дать мне больше времени.
   – Одна неделя, – повторила Эмма. Она немного помолчала, и ее искрящиеся смехом глаза приобрели серьезное выражение.
   – Далее, я должна убедительно просить вас немедленно забрать свои личные вещи из вашего кабинета на фабрике „Фарли”. Прямо сегодня, до пяти вечера. Иначе их упакуют в картонные коробки и выставят во двор, откуда вы сможете забрать их, когда вам вздумается. Повторяю, к пяти часам сегодня.
   Джеральд, сидевший в кресле, задрожал и, будто пораженный громом, уставился на Эмму. Он беззвучно раскрывал рот, не в силах вымолвить ни слова. Совершенно ошарашенный, он сидел, глупо таращась на нее. Нарастающий ужас совершенно парализовал его.
   Ледяным тоном Эмма продолжала:
   – Если я не ошибаюсь, то, мне кажется, две недели назад вы продали фабрику компании „Дженерал ритейл трейдинг”, не так ли?
   – Вам-то что за дело до этого? – прошипел, брызгая слюной, Джеральд, пытаясь собраться с духом. – „Дженерал ритейл трейдинг” – отделение компании „Проктор и Проктор”, принадлежащей моему другу Алану Проктору.
   – Я прекрасно знаю о связях „Дженерал ритейл трейдинг” и „Проктор и Проктор”, – заявила Эмма. – Но вас ввели в заблуждение „Проктор и Проктор” – дочерняя компания „Эмеремм Компании” и уже много лет не принадлежит Алану Проктору. Он просто наемный служащий холдинговой компании.
   Она сидела, внимательно следя за реакцией Джеральда на ее сообщение.
   – Алан Проктор никогда не заикался мне об этом, – пробормотал Джеральд, и вдруг новая, еще более пугающая, нестерпимая догадка мелькнула в его кружащейся голове. – Кому принадлежит „Эмеремм”?
   – Мне, – тонко улыбнулась Эмма, наслаждаясь выражением его лица. – Соответственно, именно я контролирую „Проктор и Проктор” и „Дженерал ритейл трейдинг” точно также, как „Дирфильд эстэйтс”.
   Она подалась вперед, сложив руки на коленях.
   – Следовательно, мне принадлежат все ваши фабрики, и Фарли-Холл тоже.
   – Ты! – завизжал Джеральд, силясь подняться с кресла. – Это все ты!
   Он упал обратно в кресло, охваченный неподвластной емy дрожью во всем теле. Острая боль пронзила его грудь с такой силой, что у него перехватило дух. Ему показалось, что его сию минуту хватит апоплексический удар. Только сейчас до него неожиданно дошло все сказанное Эммой, и он до конца осознал весь чудовищный смысл ее слов. Эмма Харт владела теперь всем, что раньше принадлежало ему. Почти все его предприятия перешли в ее руки. И их фамильный дом, их родовое поместье! Она растоптала его, отняла у него жизнь. Все, что у него осталось – кирпичный завод и несколько акций „Йоркшир морнинг газет”, – гроша ломаного не стоит. Он содрогнулся всем телом и закрыл лицо руками.
   Блэки равнодушно взирал на него, не испытывая жалости к этому разоренному и раздавленному человеку, сидевшему перед ним. Он искоса взглянул на Эмму, молча и неподвижно сидевшую на диване, полностью владея ситуацией и своими нервами. Ее прекрасное лицо сейчас было похоже на бронзовую маску, глаза разили Джеральда, как стальные клинки. Блэки показалось, что воздух в комнате вибрировал от разлитой в нем ненависти, исходящей от Эммы. Он вздохнул и отвернулся. Он наконец понял, какая сила двигала Эммой все эти годы!