Страница:
Да, вот сейчас Изабелла, немного застенчиво, снимет свою одежду, не выражая протеста, доверяя ему, полагаясь на его доброе отношение, хотя и знает, что муж хотел убить ее в тот день на турнире. Она сейчас думает, что Воррик ее презирает. Неизвестно, смог ли бы Воррик, оказавшись на ее месте, быть таким храбрым, как она? И ее мужество тронуло его.
– Белла, – выдохнул он, лаская ее этим словом. Изабелла обернулась, и ее платье упало к ногам.
– Да, милорд? – она не попыталась спрятаться от его бесстыдного откровенного взгляда, просто стояла, спокойно опустив глаза. Два больших шага – и он оказался возле нее.
– Белла, – он снова нежно произнес ее имя. Она не слышала такого ласкового обращения с того самого дня, когда проходил королевский турнир.
Она умоляюще посмотрела на него.
– Да, милорд? – снова сказала она.
Но Воррик не находил слов, чтобы сказать то, что хотел: впервые в жизни он смутился, а главное – растерялся. Он не должен спешить, ему нужно действовать осторожно. Если Воррик вдруг скажет, что любит ее, она сразу не поверит. Будет думать, что он просто издевается, чтобы в дальнейшем причинить ей боль. Им нужно подождать, и тогда своим ласковым обращением он сможет завоевать ее сердце.
– Ничего, ничего, – ответил Воррик.
Он взял ее лицо в свои ладони, запустил пальцы в волосы и взгляд затуманился, когда его губы коснулись ее губ. Казалось, что он целует ее целую вечность, касаясь ее слегка дрожащих рук, которые она держала возле груди, потому что не решалась коснуться его, но и не отталкивала от себя. Изабелла вцепилась руками в рубашку, так как ей показалось, что она сейчас упадет. Но Воррик безошибочно чувствовал дрожание ее таких ранимых губ своими губами. В какой-то момент ему захотелось узнать, дрожит ли жена от страха или от страсти. Он медленно отпустил ее. Руки скользнули по плечам к упругой груди.
«Как красива ее грудь! – подумал он. – Она такая белая, как мрамор, что даже видны голубые вены под кожей».
Муж провел по ее груди пальцами, приходя в восторг от того, что розовые бутоны напряглись, смущенно взволновались от его прикосновения. Он коснулся губами чувственного места на шее Изабеллы, где она грациозной линией переходила в плечо. Когда его губы коснулись этого места, возбуждая его языком, она почувствовала удовольствие. Язык мужа стал двигаться к ямочке на шее, где все быстрее и быстрее бился ее пульс. Затем его губы нашли грудь – сначала одну, потом вторую. Его удивляло, как мягкие розовые бугорки могут становиться такими твердыми. И то, что это случалось именно тогда, когда его рот смыкался на них и возбуждал их, приводило Воррика в неописуемый восторг. Зубы слегка покусывали их, а язык рванулся, чтобы пощекотать их розовые верхушки, пока они не стали еще тверже от желания и страсти.
Наконец, он отстранился и мягко подтолкнул Изабеллу к постели. Она скользнула в массивную кровать и казалась такой крошечной среди подушек, на которых устроилась, натянув на себя простыню, чтобы скрыть свою наготу.
Она смотрела на него широко раскрытыми серо-зелеными глазами, пока он в мерцании свечей снимал свою рубашку, обнажившую его широкую грудь со спутанными темными волосами, потом сбросил брюки. Воррик лег в постель рядом с ней и обнял ее, снова страстно поцеловав. Одна рука нетерпеливо ласкала складки ее женского начала. Обнаружив, что это потайное место было влажным и теплым, не желавшим больше ждать, Воррик очутился сверху и осторожно развел ее бедра. Самой верхушкой он прижался к ней и вошел в нее одним решительным движением, что заставило ее сгорать от желания, затем вошел дальше вглубь и так же быстро вышел. Потом повторил все снова и снова.
Изабелла завела ноги ему за спину и выгнула бедра, чтобы принять его. Но вдруг она почувствовала, что земля куда-то уплывала из-под нее. Поток ощущений потряс ее тело так, как еще не было раньше. Еще никогда Изабелла не возносилась на такую вершину чувств. Смутно она ощутила, как содрогнулось тело Воррика.
Он не двигался, но и не пытался оставить ее. Ему хотелось остаться ее частью. И только спустя некоторое время его пенис снова отвердел внутри. Почти сонные глаза Изабеллы удивленно распахнулись, и она заметила, как муж нежно смотрит на нее. В ее душе появилась крошечная надежда, что не все потеряно, небольшая надежда на то, что он сможет ее простить, снова поверит ей и будет заботиться о ней. Хотя полюбить ее снова Воррик не сможет – в этом Изабелла была твердо убеждена.
Как ей хотелось убрать с лица волосы, погладить его по щеке, прижать к своей груди и сказать, что она его любит. Но Изабелла ничего этого не сделала, интуитивно чувствуя, что еще слишком рано после того случая на турнире, и муж ей, конечно же, не поверит. Она чувствовала, что должна продвигаться осторожно и медленно в своих планах снова завоевать его сердце, отвоевать ту драгоценную заботу о ней, которую он проявлял.
Свечи давно уже погасли, но от луны струился мягкий свет, который окутывал их серебристым тающим покрывалом. Изабелла снова представила, что Воррик – языческий бог, пришедший из прошлого, древний демон ночи, который хочет украсть ее сердце и душу. Она видела, как его янтарные глаза сияют в полумраке, как два огонька, прожигающие ее собственный взгляд, как будто желая сквозь потайные уголки сознания выяснить самые сокровенные ее мысли. Изабелла слегка вздрогнула. Раньше ее муж называл колдуньей, и она думала, что это, действительно, так. Девушка удивительно подходила ему, была создана для него, а он, конечно же, был дьяволом.
Уже во второй раз она была готова поклясться, что в их любви было какое-то таинство, и теперь Изабелла снова почувствовала, как на нее начинает действовать колдовство: оно настигает ее и набрасывает свое волшебное покрывало. Она не могла отвести взгляд от Воррика. Его каштановая грива с золотистыми прядями манила ее пальцы, и ей страстно хотелось вторгнуться в их шелковистые волны. Помутившийся от страсти янтарный взгляд гипнотизировал и манил ее в свои глубины. Изгиб чувственного рта очаровывал Изабеллу, как только эти губы поглощали ее собственные.
Он взял ее груди в свои ладони и нежно, но страстно сжал их. Его пальцы вновь начали возбуждать соски, пока те не отвердели так же, как и его копье, проникавшее в ее сокровенные глубины.
Изабелла поняла, что не может даже пошевельнуться. Она не хотела двигаться, когда он погружался в нее все глубже, чаруя и вознося на вершину восторга.
Она простонала низким грудным голосом, как мурлыкает довольный кот, отчего он негромко рассмеялся прямо ей в ухо и страстно прошептал: «Колдунья, колдунья! Я заставю тебя забыть его, даже если мне придется убить тебя!»
Изабелла хотела заговорить, сказать ему, что никогда не любила Лионела и никогда не сможет его полюбить, потому что отдала свое сердце мужу. Но рот Воррика еще раз накрыл ее губы, не давая ей произнести то, что она хотела. Ему было все равно. По какой-то необъяснимой причине граф решил бороться за нее, завоевать ее любовь, которая и без того уже принадлежала ему.
Надежда, теплившаяся в ее груди, вспыхнула ярким огнем у нее при этой мысли. Она излечит мужа и получит его сердце! Изабелла крепко обняла своего любимого.
– Я забыла Лионела, – прошептала она, – забыла его, любимый!
С диким торжествующим рычанием Воррик приподнял ее бедра и поспешил опуститься в горячую влагу, пока она не вскрикнула, сдаваясь ему и отдавая себя вулканической лаве, поглотившей ее.
ГЛАВА 27
– Белла, – выдохнул он, лаская ее этим словом. Изабелла обернулась, и ее платье упало к ногам.
– Да, милорд? – она не попыталась спрятаться от его бесстыдного откровенного взгляда, просто стояла, спокойно опустив глаза. Два больших шага – и он оказался возле нее.
– Белла, – он снова нежно произнес ее имя. Она не слышала такого ласкового обращения с того самого дня, когда проходил королевский турнир.
Она умоляюще посмотрела на него.
– Да, милорд? – снова сказала она.
Но Воррик не находил слов, чтобы сказать то, что хотел: впервые в жизни он смутился, а главное – растерялся. Он не должен спешить, ему нужно действовать осторожно. Если Воррик вдруг скажет, что любит ее, она сразу не поверит. Будет думать, что он просто издевается, чтобы в дальнейшем причинить ей боль. Им нужно подождать, и тогда своим ласковым обращением он сможет завоевать ее сердце.
– Ничего, ничего, – ответил Воррик.
Он взял ее лицо в свои ладони, запустил пальцы в волосы и взгляд затуманился, когда его губы коснулись ее губ. Казалось, что он целует ее целую вечность, касаясь ее слегка дрожащих рук, которые она держала возле груди, потому что не решалась коснуться его, но и не отталкивала от себя. Изабелла вцепилась руками в рубашку, так как ей показалось, что она сейчас упадет. Но Воррик безошибочно чувствовал дрожание ее таких ранимых губ своими губами. В какой-то момент ему захотелось узнать, дрожит ли жена от страха или от страсти. Он медленно отпустил ее. Руки скользнули по плечам к упругой груди.
«Как красива ее грудь! – подумал он. – Она такая белая, как мрамор, что даже видны голубые вены под кожей».
Муж провел по ее груди пальцами, приходя в восторг от того, что розовые бутоны напряглись, смущенно взволновались от его прикосновения. Он коснулся губами чувственного места на шее Изабеллы, где она грациозной линией переходила в плечо. Когда его губы коснулись этого места, возбуждая его языком, она почувствовала удовольствие. Язык мужа стал двигаться к ямочке на шее, где все быстрее и быстрее бился ее пульс. Затем его губы нашли грудь – сначала одну, потом вторую. Его удивляло, как мягкие розовые бугорки могут становиться такими твердыми. И то, что это случалось именно тогда, когда его рот смыкался на них и возбуждал их, приводило Воррика в неописуемый восторг. Зубы слегка покусывали их, а язык рванулся, чтобы пощекотать их розовые верхушки, пока они не стали еще тверже от желания и страсти.
Наконец, он отстранился и мягко подтолкнул Изабеллу к постели. Она скользнула в массивную кровать и казалась такой крошечной среди подушек, на которых устроилась, натянув на себя простыню, чтобы скрыть свою наготу.
Она смотрела на него широко раскрытыми серо-зелеными глазами, пока он в мерцании свечей снимал свою рубашку, обнажившую его широкую грудь со спутанными темными волосами, потом сбросил брюки. Воррик лег в постель рядом с ней и обнял ее, снова страстно поцеловав. Одна рука нетерпеливо ласкала складки ее женского начала. Обнаружив, что это потайное место было влажным и теплым, не желавшим больше ждать, Воррик очутился сверху и осторожно развел ее бедра. Самой верхушкой он прижался к ней и вошел в нее одним решительным движением, что заставило ее сгорать от желания, затем вошел дальше вглубь и так же быстро вышел. Потом повторил все снова и снова.
Изабелла завела ноги ему за спину и выгнула бедра, чтобы принять его. Но вдруг она почувствовала, что земля куда-то уплывала из-под нее. Поток ощущений потряс ее тело так, как еще не было раньше. Еще никогда Изабелла не возносилась на такую вершину чувств. Смутно она ощутила, как содрогнулось тело Воррика.
Он не двигался, но и не пытался оставить ее. Ему хотелось остаться ее частью. И только спустя некоторое время его пенис снова отвердел внутри. Почти сонные глаза Изабеллы удивленно распахнулись, и она заметила, как муж нежно смотрит на нее. В ее душе появилась крошечная надежда, что не все потеряно, небольшая надежда на то, что он сможет ее простить, снова поверит ей и будет заботиться о ней. Хотя полюбить ее снова Воррик не сможет – в этом Изабелла была твердо убеждена.
Как ей хотелось убрать с лица волосы, погладить его по щеке, прижать к своей груди и сказать, что она его любит. Но Изабелла ничего этого не сделала, интуитивно чувствуя, что еще слишком рано после того случая на турнире, и муж ей, конечно же, не поверит. Она чувствовала, что должна продвигаться осторожно и медленно в своих планах снова завоевать его сердце, отвоевать ту драгоценную заботу о ней, которую он проявлял.
Свечи давно уже погасли, но от луны струился мягкий свет, который окутывал их серебристым тающим покрывалом. Изабелла снова представила, что Воррик – языческий бог, пришедший из прошлого, древний демон ночи, который хочет украсть ее сердце и душу. Она видела, как его янтарные глаза сияют в полумраке, как два огонька, прожигающие ее собственный взгляд, как будто желая сквозь потайные уголки сознания выяснить самые сокровенные ее мысли. Изабелла слегка вздрогнула. Раньше ее муж называл колдуньей, и она думала, что это, действительно, так. Девушка удивительно подходила ему, была создана для него, а он, конечно же, был дьяволом.
Уже во второй раз она была готова поклясться, что в их любви было какое-то таинство, и теперь Изабелла снова почувствовала, как на нее начинает действовать колдовство: оно настигает ее и набрасывает свое волшебное покрывало. Она не могла отвести взгляд от Воррика. Его каштановая грива с золотистыми прядями манила ее пальцы, и ей страстно хотелось вторгнуться в их шелковистые волны. Помутившийся от страсти янтарный взгляд гипнотизировал и манил ее в свои глубины. Изгиб чувственного рта очаровывал Изабеллу, как только эти губы поглощали ее собственные.
Он взял ее груди в свои ладони и нежно, но страстно сжал их. Его пальцы вновь начали возбуждать соски, пока те не отвердели так же, как и его копье, проникавшее в ее сокровенные глубины.
Изабелла поняла, что не может даже пошевельнуться. Она не хотела двигаться, когда он погружался в нее все глубже, чаруя и вознося на вершину восторга.
Она простонала низким грудным голосом, как мурлыкает довольный кот, отчего он негромко рассмеялся прямо ей в ухо и страстно прошептал: «Колдунья, колдунья! Я заставю тебя забыть его, даже если мне придется убить тебя!»
Изабелла хотела заговорить, сказать ему, что никогда не любила Лионела и никогда не сможет его полюбить, потому что отдала свое сердце мужу. Но рот Воррика еще раз накрыл ее губы, не давая ей произнести то, что она хотела. Ему было все равно. По какой-то необъяснимой причине граф решил бороться за нее, завоевать ее любовь, которая и без того уже принадлежала ему.
Надежда, теплившаяся в ее груди, вспыхнула ярким огнем у нее при этой мысли. Она излечит мужа и получит его сердце! Изабелла крепко обняла своего любимого.
– Я забыла Лионела, – прошептала она, – забыла его, любимый!
С диким торжествующим рычанием Воррик приподнял ее бедра и поспешил опуститься в горячую влагу, пока она не вскрикнула, сдаваясь ему и отдавая себя вулканической лаве, поглотившей ее.
ГЛАВА 27
– Боже мой! – гневно прошипел лорд Данте де Фаренза, граф Монтекатини, резко скомкав письмо в руке. Потом он жестоко ударил посланника, который его принес, по губам, от чего мальчик растянулся на полу.
– Будь проклят этот сукин сун! Уэльский ублюдок! – продолжал громко граф.
Женщина, спокойно сидевшая у огня, поднесла дрожащую руку к горлу, потому что она ничего так не боялась, как взрывного характера итальянца. Иногда она ужасно жалела, что связалась с ним.
– Что… что случилось, милорд? – нервно спросила она, и в глазах появился испуг.
Он сказал по-итальянски фразу, которую потом перевел для женщины.
– Жизнь полна несчастий! Меня вызывают в Рим – меня позорно отзывают. Меня! Монтекатини! Выговаривают меня за турнир, в котором я вынужден был участвовать, в который меня втянул этот уэльский ублюдок. Будь проклят Хокхарст! Он расплатится за это, обещаю!
– Но… но я думала… Ты говорил, что твоя семья все уладит, – сказала женщина, запинаясь от страха: что теперь с ней станет, куда она пойдет? Что будет делать? – Ты же сказал, что из этого ничего не выйдет, – упрекнула та его.
Лорд Монтекатини испепелил ее взглядом.
– Ну, значит, я ошибался, – протянул он с сарказмом, который, словно острый нож, вонзился в ее сердце. – Боже праведный, быть отозванным домой с позором из-за какой-то чертовой битвы! Битвы, которая состоялась не по моей вине, и я в ней оказался побежденной стороной! Должно быть, Хокхарст стоит в ряду фаворитов короля Эдуарда, гораздо выше, чем я предполагал! Будь проклят этот уэльский ублюдок! Он расплатится за это, – повторил граф, скрипя зубами от гнева. – Я заставлю его заплатить, если даже это будет последним, что мне придется сделать в жизни!
Его взгляд снова наткнулся на женщину возле камина. Она сидела, съежившись от страха, больше чем обычно. В ее глазах стояли слезы. Возможно, он собирался побить ее, как делал раньше, когда был недоволен.
– Ну так чего ты хочешь? – гневно спросил итальянец. – Идиотка! Вставай! Не сиди здесь и не корчись от рыданий, как дура. Иди и собирай сейчас же свои вещи.
– Вы… вы имеете в виду, что я поеду с вами, милорд? – спросила женщина, забыв про свои страхи с зародившейся в душе надеждой.
– Ты, глупая дура! – взревел лорд Монтекатини. – Неужели я не объяснил тебе? Ну и простушка ты! Удивляюсь, как я вообще позволяю тебе жить?! Неужели ты думаешь, что я оставлю тебя здесь и позволю вмешиваться в мои дела в мое отсутствие? Тем более, зная, что мозгов у тебя меньше, чем у умалишенной?
При этих словах женщина слегка напряглась. В конце концов нужно иметь хоть какую-то гордость.
– Должна напомнить вам, милорд, что… – начала она, резко остановившись, когда граф вскочил на ноги и угрожающе навис над ней.
– Молчать! Вы мне не станете ни о чем напоминать. Вы слышите? – он угрожающе потряс кулаком возле ее носа. – Вы слышите? Вы затеяли игру и испортили ее! Теперь все в моих руках. Понятно? И я не стану вмешиваться в нее согласно вашему идиотскому плану. Когда я думаю о том, что вы, явно, лишены утонченности, мадам, я борюсь с искушением убить вас, – итальянец неприятно рассмеялся.
Женщина снова съежилась, так как слишком часто слышала это и понимала, что все означает. Он напомнил, что она будет не слишком-то большой потерей.
Он с усмешкой продолжал.
– Бешеная собака и клетка со львами – вот все, что вы могли придумать, сеньора? – презрительно фыркнул граф.
– Но это гораздо больше, чем сделали вы, милорд, – в ответ сказала леди Шрутон с негодованием, пытаясь защитить себя, несмотря на свой страх.
Она считала свои планы хорошими, что бы он там не думал. Это не ее вина, что они провалились.
– Все ваши планы были детским лепетом, – усмехнулся лорд Монтекатини с отвращением, – вы слишком полагались на случай, глупая женщина, что характерно для дилетантов. Я же со своей стороны в этом деле не доверился судьбе, потому что я – профессионал!
– Не забывайте, милорд, что вы вынуждены ехать домой, в Италию, – подчеркнула леди Шрутон, получая удовлетворение от того, что он был не так уж умен, как о себе думал.
– Однако, я вернусь в Англию, уверяю вас. Вот тогда и отомщу. Вы сомневаетесь во мне, сеньора?
– Нет, нет, милорд, – наконец-то ответила женщина. Она ничуть не сомневалась в нем. Леди Шрутон слишком хорошо изучила итальянца.
– Будь он проклят!
Лионел больше не являлся наследником. Его отец умер, случайно утонув на лодке, когда проплывал мимо острова Уайт. Лионел теперь был графом Сант-Сейвор. Огорчившись, он скомкал послание, сообщавшее ему эту новость, и сердито швырнул его в угол своего павильона. Хотя бы еще несколько месяцев! Если бы Лионел мог подождать несколько месяцев, ему не пришлось бы жениться на Джильен Бьюмарис. Будучи графом Сант-Сейвор, он мог теперь сам расторгнуть контракт. Осмыслив все это, он еще с большей горячностью стал ругать своего отца. Как посмел он умереть после того, как разрушил жизнь своего сына? Это несправедливо! Несправедливо!
Но ничего нельзя было поделать. Что сделано, то сделано. Однако Лионел был уверен в одном: рано или поздно каким-то образом он избавится от Джильен и сделает графиню Тремейн своей, даже ценой собственной жизни.
Набросив плащ, он вышел из павильона, чтобы найти Ричарда Глостера. Лионел должен получить его официальное разрешение и тут же вернуться домой.
Работа в замке Хокхарст заметно продвигалась. Основные работы внутри замка были закончены, и ремонт крепостных стен осуществлялся под неусыпным присмотром сэра Эвона. Часовню реставрировали по проекту отца Франсиса и теперь службы проводились ежедневно. К Рождеству все крестьяне будут иметь новые жилища с маленькими садиками возле их домов. Воррик дал свое разрешение, хотя Изабелла боялась, что он не позволит этого. Но когда она обратилась к нему с просьбой, граф только поднял бровь и криво усмехнулся.
– Теперь это ваш дом, Изабелла, – сказал он ей. – Вы можете делать все, что сочтете нужным в управлении поместьем. Как вы уже поняли, я совершенно не уделял никакого внимания своему имению, поэтому очень удивился, что вы спрашиваете у меня разрешения. Вы же сами видели, в какие развалины я превратил свое наследство.
– Но вы ведь почти все время проводили на службе при дворе либо в сражениях, милорд, – быстро сказала девушка. – У вас не было жены, которая стала бы хозяйкой здесь в Хокхарсте. Потому вас нельзя в этом винить.
– Я прекрасно знаю, что виноват, но просто привык к другому образу жизни и не считал Хокхарст своим домом. Кроме того, я ведь не собирался жениться, поэтому не было смысла вкладывать мое золото, зарабатываемое с таким трудом, в замок.
– Я тщательно рассчитываю все свои расходы, милорд, – поспешно заверила его Изабелла. – Хотя ремонт дорого стоит, но ваш кошелек здорово не похудеет, обещаю вам. Кроме того, я заказала палочки из корицы [14]для погребов и…должна признаться, что они дорого стоят. Но я за это заплачу сама.
Как же он рассмеялся при этом и продолжал смеяться до тех пор, пока Изабелла не рассердилась на него, спросив, что в этом смешного.
– Извини меня. Просто… просто ты… У тебя был вид ребенка, которого застали, когда он крал печенье из вазочки. Оставь свои деньги, Изабелла. Я не обвиняю тебя в том, что ты пытаешься разорить меня. Твой муж ведь не нищий. Даже если бы и так… неужели ты думаешь, я такой уж людоед, что смогу запретить тебе твои любимые лакомства?
– Нет, конечно, нет! – возмущенно ответила Изабелла. – Гил говорит, что вы слишком щедры, милорд!
При этом Воррик странно улыбнулся.
Вспоминая эту улыбку теперь, девушка нахмурилась. Воррик что-то замышлял. Но что? Она понятия не имела. Наконец, Изабелла пожала плечами, оставив эти пустые мысли. Что бы там ни было, но ей не на что было жаловаться. Став хозяйкой замка Хоккарст, Изабелла могла все делать по своему желанию. Правда, муж запрещал ей заходить в конюшни, боясь, что его охранники будут просто шокированы. Несмотря на все ее мольбы, Воррик отослал сэра Эдрика, Тегна и Беовульфа обратно в Рашден, объяснив при этом, что они – рыцари Гила, а не его.
– И мои тоже, – запротестовала девушка со слезами на глазах. – Они были со мной в детстве. Гил всегда разрешал им служить мне, когда рыцари этого захотят. Ах, Воррик, ну пожалуйста, – умоляла она, – не отсылай их!
– Извини, дорогая, – сказал граф, но остался тверд в своем решении.
Изабелла не стала разрушать только что начавшие налаживаться отношения и, прикусив губу, отвернулась. Она с большим трудом пережила потерю своих доверенных оруженосцев. Еще больше девушка была уязвлена, когда Гил, узнав об этом решении графа, отказался ей посочувствовать. Это была первая серьезная размолвка в их жизни.
Теперь, увидев брата, она ласково позвала его, пытаясь сгладить свою вину.
– Гил!
– Добрый день, сестренка, – поздоровался он, приподняв шляпу и поклонившись. – Ты была в гостях, я так понимаю?
– Да, я хотела узнать, нравятся ли крестьянам их новые коттеджи.
– Как же они могут им не нравиться? Ведь хибары, которые крестьяне строили – самое лучшее, что они когда-либо в жизни имели.
– Надеюсь. Во всяком случае, сейчас они довольны. Некоторые арендаторы, ранее уехавшие из Хокхарста, уже возвращаются. Я так рада, что все идет прекрасно.
– Да, Изабелла, благодаря тебе Хокхарст сейчас выглядит абсолютно другим замком.
– Ты… ты думаешь, Воррик доволен?
– Конечно, а почему ему не быть довольным? Да, они с Кэрливелом принесли святочное дерево из леса, и Воррик просил, чтобы ты распорядилась, где его поставить. Таким образом, он пытается приучить тебя управлять замком.
– Ах, Гил, мне даже кажется, что граф и сам стал проявлять некоторый интерес к своему наследству. Сэр Довен сказал, что Воррик сделал все, что мы задумали, для реставрации крепости.
– Да, некоторые из этих идей я собираюсь воплотить по возвращении в Рашден. Пока я еще побуду в Хокхарсте некоторое время. А когда подумаю о том, как холодно сейчас в Шотландии, меня бросает в дрожь! Представляю, как Ричард и его рыцари утопают в снегу.
– Дорогой брат, я знаю, как ты предан Рашдену, но еще больше – Глостеру, но пока не надо говорить о нашем расставании, Гил. Это меня очень печалит. Воррик и Кэрливел вернутся в королевский двор, как только ты уедешь, а меня оставят здесь одну.
– Почему ты так решила, Изабелла? Судя по всему, Воррик собирается здесь остаться.
– Ах, надеюсь, что ты прав!
– Поживем, увидим. Ну, а теперь пойдем. Нас ждет рождественское дерево, – усмехнулся Гил.
Огромная сосна, которую Воррик и Кэрливел привезли в замок, на тележке, была установлена в большом зале. Теперь она гордо стояла перед ними, все суетились вокруг, чтобы украсить. На дерево повесили гирлянду бумажных цепочек, восхитительные конфетки и имбирный пряник в виде толстого мужчины (Кэрливел заметил, что он очень похож на пухлого управляющего имением, за что Изабелла пожурила его, заметив, что господин Ишем вовсе не виноват, что у него такая внешность. Кэрливел ответил, что управляющий больше положенного поглощает запасы, которых так недостает в кладовой, и поэтому он виноват, что у него такая внешность), больше сотни свечей и серебристую звезду на макушку. Когда с этим было покончено, развесили новогодние подарки на самые крепкие ветви дерева. Самые большие подарки положили под дерево. Потом в одном из очагов зажгли святочное полено, которое должно было гореть, пока не кончится Рождество. Кэрливел и Воррик помогли Гилу и Изабелле выучить несколько традиционных уэльских песен. Одну из них Изабелла особенно полюбила.
– Если ты собираешься играть на этом инструменте, брат, – сухо заметил Воррик, – то постарайся делать это получше.
Кэрливел не успел ничего ответить в свое оправдание, так как Джоселин повергла всех в изумление, заявив о том, что Кэрливел играет отлично. Изабелла и Гил чуть не поперхнулись от слов Джоселин, а Воррик округлил глаза, подумав, что только любящая женщина может быть глухой и не слышать этих резких, действующих на нервы звуков, которые выводит на струнах Кэрливел.
При этом Джоселин, покраснев, добавила.
– Конечно, он мог бы сыграть лучше, если бы не подпевал.
Эти слова вызвали общий взрыв веселья. Наконец, пришло Рождество, так не похожее на Рождество в прошлом году, когда над ними нависла темная туча – болезнь Изабеллы. В этом году все были полны сил и веселья. Они затеяли веселые игры. Мужчины несколько раз ловили женщин под омелами. Потом был святочный пир, и они открывали подарки. Вскоре на ветвях дерева ничего не осталось, как ничего не осталось и на полу.
Сидя на коленях среди разбросанных ленточек и оберток, Изабелла вопросительно посмотрела на Воррика, потому что муж почему-то не подарил ей подарка. Он протянул ей руку, и она встала.
– Пойдем, – сказал Воррик.
Она медленно и озадаченно шла за ним из замка. Гил, Кэрливел и Джоселин шли вслед за ними. Вечерняя дымка была соткана из мерцающего лунного света. Крепость казалась какой-то сказочной, как и сам замок. Вокруг бойниц были зажжены сотни факелов, и они сияли в темноте, отбрасывая тени на золотое кольцо света вокруг замка. Оруженосцы Воррика, одетые в доспехи, стояли на крепостном валу, где собралось много крестьян. Изабелла была тронута таким прекрасным зрелищем и захотела к ним подойти. Она была уверена, что у них никогда не было такой сказочной ночи, но Воррик придержал ее, сказав: «Еще рано, дорогая».
Пока он вел жену в конюшню, ей показалось, что она все поняла: Воррик организовал там Рождественское праздненство. Явно ожидая ее одобрения, Воррик распахнул дверь конюшни. Изабелла подняла руки клицу, и слезы хлынули у нее из глаз.
– АХ, ВОРРИК! Ах, Воррик! – только и могла произнести она. Большая часть конюшни была преобразована в зверинец для нее, и, улыбаясь, там стояли рыцари Эдрик, Тегн и Беовульф в окружении ее зверей, которых они привезли из Рашдена. Там были и ее козел Тинкер, и ворон Мегги, и белка Джаспер, и все остальные. Было заметно, что звери чувствовали себя, как дома, как будто прожили здесь всю свою жизнь. Девушка от радости обнимала их, бормоча что-то бессвязное сквозь слезы, застилавшие ей глаза, пыталась удостовериться, что они живые. Потом Изабелла крепко обняла своих доверенных рыцарей, которые привезли ей животных.
– Ах, Воррик, – выдохнула она еще раз от счастья и повернулась к мужу. – Это же лучший подарок для меня! Как тебе все это удалось?
– Да, это было нелегко, дорогая, – сказал он ей. – Мне помогали все: Кэрливел, Джоселин и даже крестьяне. Ты перевернула все в замке, от тебя невозможно было что-нибудь скрыть, но все же нам это удалось. Помнишь, тебя пригласили в гости крестьяне посмотреть их новое животное и выразить тебе свою признательность?
– Да, я хорошо помню. Но я думала, что все так и есть на самом деле.
– Да, так оно и есть, конечно. Но именно в тот день нам нужно было выслать тебя из замка, чтобы ты случайно не оказалась на дороге, по которой должны были прибыть рыцари с животными. Как только ты входила в новый дом, крестьяне подавали нам знак, и тогда животных поднимали на гору. А сколько потребовалось усилий, чтобы завести сюда этого упрямого козла!
– Да, как раз тогда меня оставили в гостях выпить чаю? И никак не хотели отпускать домой?
– Да, – Воррик усмехнулся. – Хозяйка пожаловалась мне, что ты, возможно, приняла ее за идиотку, после приглашения на чай, когда та занимала тебя беспорядочной болтовней, задерживая в доме, чтобы ты не вышла в неподходящий момент. Женщина призналась, что никогда в жизни не чувствовала такого облегчения, как после сигнала рыцарей, что путь свободен, а она свободна от беседы с тобой.
– Да, интересно, – смеясь, заговорила Изабелла, – все так и было. Она что-то без умолку трещала, потом вдруг вскочила и сказала, что ей нужно готовить ужин, и буквально вытолкала меня из дома. – Девушка снова засмеялась, но тут же успокоилась и повернулась к брату.
– Будь проклят этот сукин сун! Уэльский ублюдок! – продолжал громко граф.
Женщина, спокойно сидевшая у огня, поднесла дрожащую руку к горлу, потому что она ничего так не боялась, как взрывного характера итальянца. Иногда она ужасно жалела, что связалась с ним.
– Что… что случилось, милорд? – нервно спросила она, и в глазах появился испуг.
Он сказал по-итальянски фразу, которую потом перевел для женщины.
– Жизнь полна несчастий! Меня вызывают в Рим – меня позорно отзывают. Меня! Монтекатини! Выговаривают меня за турнир, в котором я вынужден был участвовать, в который меня втянул этот уэльский ублюдок. Будь проклят Хокхарст! Он расплатится за это, обещаю!
– Но… но я думала… Ты говорил, что твоя семья все уладит, – сказала женщина, запинаясь от страха: что теперь с ней станет, куда она пойдет? Что будет делать? – Ты же сказал, что из этого ничего не выйдет, – упрекнула та его.
Лорд Монтекатини испепелил ее взглядом.
– Ну, значит, я ошибался, – протянул он с сарказмом, который, словно острый нож, вонзился в ее сердце. – Боже праведный, быть отозванным домой с позором из-за какой-то чертовой битвы! Битвы, которая состоялась не по моей вине, и я в ней оказался побежденной стороной! Должно быть, Хокхарст стоит в ряду фаворитов короля Эдуарда, гораздо выше, чем я предполагал! Будь проклят этот уэльский ублюдок! Он расплатится за это, – повторил граф, скрипя зубами от гнева. – Я заставлю его заплатить, если даже это будет последним, что мне придется сделать в жизни!
Его взгляд снова наткнулся на женщину возле камина. Она сидела, съежившись от страха, больше чем обычно. В ее глазах стояли слезы. Возможно, он собирался побить ее, как делал раньше, когда был недоволен.
– Ну так чего ты хочешь? – гневно спросил итальянец. – Идиотка! Вставай! Не сиди здесь и не корчись от рыданий, как дура. Иди и собирай сейчас же свои вещи.
– Вы… вы имеете в виду, что я поеду с вами, милорд? – спросила женщина, забыв про свои страхи с зародившейся в душе надеждой.
– Ты, глупая дура! – взревел лорд Монтекатини. – Неужели я не объяснил тебе? Ну и простушка ты! Удивляюсь, как я вообще позволяю тебе жить?! Неужели ты думаешь, что я оставлю тебя здесь и позволю вмешиваться в мои дела в мое отсутствие? Тем более, зная, что мозгов у тебя меньше, чем у умалишенной?
При этих словах женщина слегка напряглась. В конце концов нужно иметь хоть какую-то гордость.
– Должна напомнить вам, милорд, что… – начала она, резко остановившись, когда граф вскочил на ноги и угрожающе навис над ней.
– Молчать! Вы мне не станете ни о чем напоминать. Вы слышите? – он угрожающе потряс кулаком возле ее носа. – Вы слышите? Вы затеяли игру и испортили ее! Теперь все в моих руках. Понятно? И я не стану вмешиваться в нее согласно вашему идиотскому плану. Когда я думаю о том, что вы, явно, лишены утонченности, мадам, я борюсь с искушением убить вас, – итальянец неприятно рассмеялся.
Женщина снова съежилась, так как слишком часто слышала это и понимала, что все означает. Он напомнил, что она будет не слишком-то большой потерей.
Он с усмешкой продолжал.
– Бешеная собака и клетка со львами – вот все, что вы могли придумать, сеньора? – презрительно фыркнул граф.
– Но это гораздо больше, чем сделали вы, милорд, – в ответ сказала леди Шрутон с негодованием, пытаясь защитить себя, несмотря на свой страх.
Она считала свои планы хорошими, что бы он там не думал. Это не ее вина, что они провалились.
– Все ваши планы были детским лепетом, – усмехнулся лорд Монтекатини с отвращением, – вы слишком полагались на случай, глупая женщина, что характерно для дилетантов. Я же со своей стороны в этом деле не доверился судьбе, потому что я – профессионал!
– Не забывайте, милорд, что вы вынуждены ехать домой, в Италию, – подчеркнула леди Шрутон, получая удовлетворение от того, что он был не так уж умен, как о себе думал.
– Однако, я вернусь в Англию, уверяю вас. Вот тогда и отомщу. Вы сомневаетесь во мне, сеньора?
– Нет, нет, милорд, – наконец-то ответила женщина. Она ничуть не сомневалась в нем. Леди Шрутон слишком хорошо изучила итальянца.
* * *
– Будь он проклят! – Лионел Валерекс смотрел на послание, которое держал в руках, затем снова выругался, перечитав его содержание.– Будь он проклят!
Лионел больше не являлся наследником. Его отец умер, случайно утонув на лодке, когда проплывал мимо острова Уайт. Лионел теперь был графом Сант-Сейвор. Огорчившись, он скомкал послание, сообщавшее ему эту новость, и сердито швырнул его в угол своего павильона. Хотя бы еще несколько месяцев! Если бы Лионел мог подождать несколько месяцев, ему не пришлось бы жениться на Джильен Бьюмарис. Будучи графом Сант-Сейвор, он мог теперь сам расторгнуть контракт. Осмыслив все это, он еще с большей горячностью стал ругать своего отца. Как посмел он умереть после того, как разрушил жизнь своего сына? Это несправедливо! Несправедливо!
Но ничего нельзя было поделать. Что сделано, то сделано. Однако Лионел был уверен в одном: рано или поздно каким-то образом он избавится от Джильен и сделает графиню Тремейн своей, даже ценой собственной жизни.
Набросив плащ, он вышел из павильона, чтобы найти Ричарда Глостера. Лионел должен получить его официальное разрешение и тут же вернуться домой.
* * *
Леди Изабелла Треймейн, графиня Хокхарст, негромко напевая, выходила из нового котеджа одного из крестьян.Сердце Изабеллы ликовало, потому что Воррик снова признавал ее своей женой и делил с ней супружеское ложе. Иногда, понимая, как он заботливо ухаживает за ней, Изабелла не упускала момента говорить ему о своей любви. Ей очень хотелось сказать, что ему не надо больше ухаживать за ней, так как ее сердце уже принадлежало ему, но боялась, что муж не поверит, и потому она молчала. Изабелла наблюдала и ждала, что же будет дальше. В ее сердце зажглась надежда, что она сможет излечить его душу.
Рыцарь на колено пал, стать женою умолял,
Мои загадки отгадай – потом и счастье получай.
Вы из рассказа моего не упустите ничего,
Внимательно читайте, как я, любовь познайте.
Краснее шелка что, белей, чем молоко?
Что ярче звезд блестит, росой блестит?
Что слаще красного вина и ветки винограда?
Что выше гор и глубже, чем моря?
Кожа моя бледна, но краснеет от прикосновенья,
Глаза мои блестят росой, когда уйдешь ты на мгновенье.
Страсть моего поцелуя, словно вино, сладка,
Ну а любовь высока, глубока, и будет жить века.
Работа в замке Хокхарст заметно продвигалась. Основные работы внутри замка были закончены, и ремонт крепостных стен осуществлялся под неусыпным присмотром сэра Эвона. Часовню реставрировали по проекту отца Франсиса и теперь службы проводились ежедневно. К Рождеству все крестьяне будут иметь новые жилища с маленькими садиками возле их домов. Воррик дал свое разрешение, хотя Изабелла боялась, что он не позволит этого. Но когда она обратилась к нему с просьбой, граф только поднял бровь и криво усмехнулся.
– Теперь это ваш дом, Изабелла, – сказал он ей. – Вы можете делать все, что сочтете нужным в управлении поместьем. Как вы уже поняли, я совершенно не уделял никакого внимания своему имению, поэтому очень удивился, что вы спрашиваете у меня разрешения. Вы же сами видели, в какие развалины я превратил свое наследство.
– Но вы ведь почти все время проводили на службе при дворе либо в сражениях, милорд, – быстро сказала девушка. – У вас не было жены, которая стала бы хозяйкой здесь в Хокхарсте. Потому вас нельзя в этом винить.
– Я прекрасно знаю, что виноват, но просто привык к другому образу жизни и не считал Хокхарст своим домом. Кроме того, я ведь не собирался жениться, поэтому не было смысла вкладывать мое золото, зарабатываемое с таким трудом, в замок.
– Я тщательно рассчитываю все свои расходы, милорд, – поспешно заверила его Изабелла. – Хотя ремонт дорого стоит, но ваш кошелек здорово не похудеет, обещаю вам. Кроме того, я заказала палочки из корицы [14]для погребов и…должна признаться, что они дорого стоят. Но я за это заплачу сама.
Как же он рассмеялся при этом и продолжал смеяться до тех пор, пока Изабелла не рассердилась на него, спросив, что в этом смешного.
– Извини меня. Просто… просто ты… У тебя был вид ребенка, которого застали, когда он крал печенье из вазочки. Оставь свои деньги, Изабелла. Я не обвиняю тебя в том, что ты пытаешься разорить меня. Твой муж ведь не нищий. Даже если бы и так… неужели ты думаешь, я такой уж людоед, что смогу запретить тебе твои любимые лакомства?
– Нет, конечно, нет! – возмущенно ответила Изабелла. – Гил говорит, что вы слишком щедры, милорд!
При этом Воррик странно улыбнулся.
Вспоминая эту улыбку теперь, девушка нахмурилась. Воррик что-то замышлял. Но что? Она понятия не имела. Наконец, Изабелла пожала плечами, оставив эти пустые мысли. Что бы там ни было, но ей не на что было жаловаться. Став хозяйкой замка Хоккарст, Изабелла могла все делать по своему желанию. Правда, муж запрещал ей заходить в конюшни, боясь, что его охранники будут просто шокированы. Несмотря на все ее мольбы, Воррик отослал сэра Эдрика, Тегна и Беовульфа обратно в Рашден, объяснив при этом, что они – рыцари Гила, а не его.
– И мои тоже, – запротестовала девушка со слезами на глазах. – Они были со мной в детстве. Гил всегда разрешал им служить мне, когда рыцари этого захотят. Ах, Воррик, ну пожалуйста, – умоляла она, – не отсылай их!
– Извини, дорогая, – сказал граф, но остался тверд в своем решении.
Изабелла не стала разрушать только что начавшие налаживаться отношения и, прикусив губу, отвернулась. Она с большим трудом пережила потерю своих доверенных оруженосцев. Еще больше девушка была уязвлена, когда Гил, узнав об этом решении графа, отказался ей посочувствовать. Это была первая серьезная размолвка в их жизни.
Теперь, увидев брата, она ласково позвала его, пытаясь сгладить свою вину.
– Гил!
– Добрый день, сестренка, – поздоровался он, приподняв шляпу и поклонившись. – Ты была в гостях, я так понимаю?
– Да, я хотела узнать, нравятся ли крестьянам их новые коттеджи.
– Как же они могут им не нравиться? Ведь хибары, которые крестьяне строили – самое лучшее, что они когда-либо в жизни имели.
– Надеюсь. Во всяком случае, сейчас они довольны. Некоторые арендаторы, ранее уехавшие из Хокхарста, уже возвращаются. Я так рада, что все идет прекрасно.
– Да, Изабелла, благодаря тебе Хокхарст сейчас выглядит абсолютно другим замком.
– Ты… ты думаешь, Воррик доволен?
– Конечно, а почему ему не быть довольным? Да, они с Кэрливелом принесли святочное дерево из леса, и Воррик просил, чтобы ты распорядилась, где его поставить. Таким образом, он пытается приучить тебя управлять замком.
– Ах, Гил, мне даже кажется, что граф и сам стал проявлять некоторый интерес к своему наследству. Сэр Довен сказал, что Воррик сделал все, что мы задумали, для реставрации крепости.
– Да, некоторые из этих идей я собираюсь воплотить по возвращении в Рашден. Пока я еще побуду в Хокхарсте некоторое время. А когда подумаю о том, как холодно сейчас в Шотландии, меня бросает в дрожь! Представляю, как Ричард и его рыцари утопают в снегу.
– Дорогой брат, я знаю, как ты предан Рашдену, но еще больше – Глостеру, но пока не надо говорить о нашем расставании, Гил. Это меня очень печалит. Воррик и Кэрливел вернутся в королевский двор, как только ты уедешь, а меня оставят здесь одну.
– Почему ты так решила, Изабелла? Судя по всему, Воррик собирается здесь остаться.
– Ах, надеюсь, что ты прав!
– Поживем, увидим. Ну, а теперь пойдем. Нас ждет рождественское дерево, – усмехнулся Гил.
Огромная сосна, которую Воррик и Кэрливел привезли в замок, на тележке, была установлена в большом зале. Теперь она гордо стояла перед ними, все суетились вокруг, чтобы украсить. На дерево повесили гирлянду бумажных цепочек, восхитительные конфетки и имбирный пряник в виде толстого мужчины (Кэрливел заметил, что он очень похож на пухлого управляющего имением, за что Изабелла пожурила его, заметив, что господин Ишем вовсе не виноват, что у него такая внешность. Кэрливел ответил, что управляющий больше положенного поглощает запасы, которых так недостает в кладовой, и поэтому он виноват, что у него такая внешность), больше сотни свечей и серебристую звезду на макушку. Когда с этим было покончено, развесили новогодние подарки на самые крепкие ветви дерева. Самые большие подарки положили под дерево. Потом в одном из очагов зажгли святочное полено, которое должно было гореть, пока не кончится Рождество. Кэрливел и Воррик помогли Гилу и Изабелле выучить несколько традиционных уэльских песен. Одну из них Изабелла особенно полюбила.
Воррик сказал, что ему бы понравилась эта мелодия больше, если бы не вмешивался Кэрливел, который на второй строке песни стал им подыгрывать, создавая ужасный шум.
Зал украсим остролистом
Фа-ла-ла-ла, ла-ла-ла-ла,
Чтобы длилось год веселье,
Фа-ла-ла-ла, ла-ла-ла-ла,
Разоделись мы на славу,
Фа-ла-ла-ла, ла-ла-ла-ла,
Поем святочные песни,
Фа-ла-ла-ла-…
Рождество совсем уж близко,
Фа-ла…
Запевай же с нами вместе,
Фа-ла…
Веселись и пой от счастья,
Фа-ла…
Позабудь о всех ненастьях!
– Если ты собираешься играть на этом инструменте, брат, – сухо заметил Воррик, – то постарайся делать это получше.
Кэрливел не успел ничего ответить в свое оправдание, так как Джоселин повергла всех в изумление, заявив о том, что Кэрливел играет отлично. Изабелла и Гил чуть не поперхнулись от слов Джоселин, а Воррик округлил глаза, подумав, что только любящая женщина может быть глухой и не слышать этих резких, действующих на нервы звуков, которые выводит на струнах Кэрливел.
При этом Джоселин, покраснев, добавила.
– Конечно, он мог бы сыграть лучше, если бы не подпевал.
Эти слова вызвали общий взрыв веселья. Наконец, пришло Рождество, так не похожее на Рождество в прошлом году, когда над ними нависла темная туча – болезнь Изабеллы. В этом году все были полны сил и веселья. Они затеяли веселые игры. Мужчины несколько раз ловили женщин под омелами. Потом был святочный пир, и они открывали подарки. Вскоре на ветвях дерева ничего не осталось, как ничего не осталось и на полу.
Сидя на коленях среди разбросанных ленточек и оберток, Изабелла вопросительно посмотрела на Воррика, потому что муж почему-то не подарил ей подарка. Он протянул ей руку, и она встала.
– Пойдем, – сказал Воррик.
Она медленно и озадаченно шла за ним из замка. Гил, Кэрливел и Джоселин шли вслед за ними. Вечерняя дымка была соткана из мерцающего лунного света. Крепость казалась какой-то сказочной, как и сам замок. Вокруг бойниц были зажжены сотни факелов, и они сияли в темноте, отбрасывая тени на золотое кольцо света вокруг замка. Оруженосцы Воррика, одетые в доспехи, стояли на крепостном валу, где собралось много крестьян. Изабелла была тронута таким прекрасным зрелищем и захотела к ним подойти. Она была уверена, что у них никогда не было такой сказочной ночи, но Воррик придержал ее, сказав: «Еще рано, дорогая».
Пока он вел жену в конюшню, ей показалось, что она все поняла: Воррик организовал там Рождественское праздненство. Явно ожидая ее одобрения, Воррик распахнул дверь конюшни. Изабелла подняла руки клицу, и слезы хлынули у нее из глаз.
– АХ, ВОРРИК! Ах, Воррик! – только и могла произнести она. Большая часть конюшни была преобразована в зверинец для нее, и, улыбаясь, там стояли рыцари Эдрик, Тегн и Беовульф в окружении ее зверей, которых они привезли из Рашдена. Там были и ее козел Тинкер, и ворон Мегги, и белка Джаспер, и все остальные. Было заметно, что звери чувствовали себя, как дома, как будто прожили здесь всю свою жизнь. Девушка от радости обнимала их, бормоча что-то бессвязное сквозь слезы, застилавшие ей глаза, пыталась удостовериться, что они живые. Потом Изабелла крепко обняла своих доверенных рыцарей, которые привезли ей животных.
– Ах, Воррик, – выдохнула она еще раз от счастья и повернулась к мужу. – Это же лучший подарок для меня! Как тебе все это удалось?
– Да, это было нелегко, дорогая, – сказал он ей. – Мне помогали все: Кэрливел, Джоселин и даже крестьяне. Ты перевернула все в замке, от тебя невозможно было что-нибудь скрыть, но все же нам это удалось. Помнишь, тебя пригласили в гости крестьяне посмотреть их новое животное и выразить тебе свою признательность?
– Да, я хорошо помню. Но я думала, что все так и есть на самом деле.
– Да, так оно и есть, конечно. Но именно в тот день нам нужно было выслать тебя из замка, чтобы ты случайно не оказалась на дороге, по которой должны были прибыть рыцари с животными. Как только ты входила в новый дом, крестьяне подавали нам знак, и тогда животных поднимали на гору. А сколько потребовалось усилий, чтобы завести сюда этого упрямого козла!
– Да, как раз тогда меня оставили в гостях выпить чаю? И никак не хотели отпускать домой?
– Да, – Воррик усмехнулся. – Хозяйка пожаловалась мне, что ты, возможно, приняла ее за идиотку, после приглашения на чай, когда та занимала тебя беспорядочной болтовней, задерживая в доме, чтобы ты не вышла в неподходящий момент. Женщина призналась, что никогда в жизни не чувствовала такого облегчения, как после сигнала рыцарей, что путь свободен, а она свободна от беседы с тобой.
– Да, интересно, – смеясь, заговорила Изабелла, – все так и было. Она что-то без умолку трещала, потом вдруг вскочила и сказала, что ей нужно готовить ужин, и буквально вытолкала меня из дома. – Девушка снова засмеялась, но тут же успокоилась и повернулась к брату.