Страница:
- << Первая
- « Предыдущая
- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- 6
- 7
- 8
- 9
- 10
- 11
- 12
- 13
- 14
- 15
- 16
- 17
- 18
- 19
- 20
- 21
- 22
- 23
- 24
- 25
- 26
- 27
- 28
- 29
- 30
- 31
- 32
- 33
- 34
- 35
- 36
- 37
- 38
- 39
- 40
- 41
- 42
- 43
- 44
- 45
- 46
- 47
- 48
- 49
- 50
- 51
- 52
- 53
- 54
- 55
- 56
- 57
- 58
- 59
- 60
- 61
- 62
- 63
- 64
- 65
- 66
- 67
- 68
- 69
- 70
- 71
- 72
- 73
- 74
- 75
- 76
- 77
- 78
- 79
- 80
- 81
- 82
- 83
- 84
- 85
- 86
- 87
- 88
- 89
- 90
- 91
- 92
- 93
- 94
- 95
- 96
- 97
- 98
- 99
- 100
- Следующая »
- Последняя >>
А. Пр.
Паллада Афина
Палладий
Палладио
Паллас
Паломничество
Паллада Афина
Паллада Афина (PallaV, ўAJhna, ўAJhnaia, ўAJhnaih, ўAJhnaa, ўAJanaa, ўAJhnh, ўAJana, ўAsana) — древнегреческая богиня, принадлежала к числу верховных божеств и почиталась на всем протяжении древнеэллинского мира. В Аркадии (ўAJhna ўAlea), в Беотии (ўItwnia PallaV), в Аттике, Элиде, Ахее, Лаконии, на берегах Малой Азии, на островах Эгейского моря, в Ливии, Италии. Сицилии ей поклонялись, как строгой воинственной благодетельной богине, символизируя в ее нумене физические и этические представления. Двойное имя богини встречается нераздельно лишь у Гомера и Гезиода, причем название П. имеет предикативное значение и является символом потрясающей мощи (pallw=потрясаю) божества. Что касается имени Афина, то одни производят его от корня aiJ (гореть) и видят в нем символ света, а другие от корня aJ (anJoV=цветок) и объясняют его в смысле девственной свежести расцвета. От этого последнего имени произошли названия гл. города Аттики — AJhnai (и других 8 городов того же имени) и народа AJhnaioi. Афина символизирует собой ясность эфира, небесную силу, управляющую молнией.
Литература. С. O. Muller, «De Minervae Poliadis Sacris et aede in arce Athenarum» (1820); С. F. Hermann, «De Graeca Minerva» (1837); T. Benizelus, «De Minerva Areia» (1855); Weicker, «Griechische Gotterlehre» (1857-62, 3 т.); Paschke, «De Minerva, qualem Homeirus finxerit» (1857); В. Doerdelmann, «Minerva couiuncta cum diis marinis» (1861); F. Hammer, «Qualem Minervarn finxerit Homerus» (1861); Bernouilli, «Ueber die Minervenstatuen» (1867); Bock, «Ueber den Mythus d. Pallas Athena» (1872); Kekule, «Die Entstehung der Gotterideale d. Griech. Kunst» (Штуттг., 1877); F. A. Voigt, «Beitrage zur Mythologie d. Ares u. d. Athena» (1881); С. Bruchmann, «De Apolline et Graeca Minerva deis medicis» (1895); Decharme, «Mythologie de la Grece» (H., 1886); Preller, «Griechische Mythologie» (1894, l т.); Usener, «Gotlernamen» (Бонн, 1896).
H. О.
Литература. С. O. Muller, «De Minervae Poliadis Sacris et aede in arce Athenarum» (1820); С. F. Hermann, «De Graeca Minerva» (1837); T. Benizelus, «De Minerva Areia» (1855); Weicker, «Griechische Gotterlehre» (1857-62, 3 т.); Paschke, «De Minerva, qualem Homeirus finxerit» (1857); В. Doerdelmann, «Minerva couiuncta cum diis marinis» (1861); F. Hammer, «Qualem Minervarn finxerit Homerus» (1861); Bernouilli, «Ueber die Minervenstatuen» (1867); Bock, «Ueber den Mythus d. Pallas Athena» (1872); Kekule, «Die Entstehung der Gotterideale d. Griech. Kunst» (Штуттг., 1877); F. A. Voigt, «Beitrage zur Mythologie d. Ares u. d. Athena» (1881); С. Bruchmann, «De Apolline et Graeca Minerva deis medicis» (1895); Decharme, «Mythologie de la Grece» (H., 1886); Preller, «Griechische Mythologie» (1894, l т.); Usener, «Gotlernamen» (Бонн, 1896).
H. О.
Палладий
Палладий [хим. Palladium, Pd=106] — один из легких членов платиновой группы металлов, открыт (1803) Волластоном в платиновой руде из Колумбии. Этот металл встречается почти во всех платиновых рудах (не более 2%) в виде сплавов с другими металлами, а также в некоторых сортах золота из Бразилии (5 — 10%); иногда его находят и в почти чистом виде в форме маленьких октаэдров (Бразилия) или шести угольных табличек (Гарц). По физическим и химическими свойствам П. очень походит на платину и потому занимает место в VIII группе периодической системы элементов над этим. металлом, а из железного ряда ему соответствует никель. Простые соединения П. принадлежат к низшим, встречающимся в VIII группе, типам PdX2 и PdX4, как. это имеет место и для платины: подобным образом и соединения никеля проще соединений кобальта и железа; притом для П. тип PdX2 наиболее обычен и, кроме того, существует и более низкий тип, PdX.
Cоединения П. Хлорный П. PdCl4 получается при растворении металла в крепкой царской водке, но он очень непрочен: простое разбавление раствора превращает его в хлористый П., PdCI2. Последнее соединение образуется и при растворении металла в слабой царской водке или в соляной кислоте при пропускании хлора, при чем получается темно-бурый раствор; при испарении в экссикаторе, над известью, осаждаются красно-бурые призмы гидрата PdCl2.2H2O, при нагревании которого остается темно-бурая масса безводной соли; она летуча в струе хлора.. При красном калении происходит разложениe с образованием PdCl; это вещество, растворяясь в воде, распадается на PdCl2 и Pd. Сильное нагревание приводит к полному разложению. Хлористый П. дает двойные соли, напр. PdCI2.2КСl. которая кристаллизуется в квадратных призмах; в направлении главной кристаллографической оси они кажутся красными, а в прочих направлениях светло-зелеными. Если к раствору PdCI2 прибавить едкой щелочи, то осаждается гидрат закиси П., растворимый в избытке щелочи и снова осаждающийся кипячением; с кислотами он дает соответствующие соли, которые могут быть получены и при растворении металла в кислотах, способных окислять. Закись П. Pd0 получается при осторожном нагревании азотнокислой соли Pd(NO3)2; она черного цвета и трудно растворяется в кислотах. Из прочих солей этого рода следует упомянуть об иодистом и цианистом П. Иодистый П. PdJ2 получается из раствора PdCl2 действием KJ; он почти черного цвета и столь трудно растворим, что применяется при анализе для количественного отделения металла; он содержит одну частицу кристаллизационной воды, которую теряет при нагревании. Цианистый П. PdC2N2, желтоватобелый осадок, получается при действии цианистой ртути на нейтральный раствор PdCl2; он растворим в растворе цианистого калия, при чем образуется двойная соль PdC2N2.2KCN, кристаллизующаяся с 1 или с 3 частицами воды. Едкий аммоний не осаждает гидрата закиси П. из растворов его солей. Здесь образуются соли сложных оснований или, смотря по условиям, палладозамминового ряда Pd(NH3)2X2 или палладодиамминового Pd(NH3)4X2. Хлористый палладозаммин Pd(NH3)2CI2, кристаллизующийся из воды в виде маленьких желтых октаэдров, получается при кипячении того красного осадка, который образуется, если смешать на холоду раствор PdCl2 с малым избытком едкого аммония. Красный осадок есть двойная соль хлористых П. и палладодиаммина Pd(NH3)4Cl2. PdCl2 при нагревании она теряет свой цвет и растворяется. Хлористый палладодиаммин Pd(NH3)4Cl2 получается при растворении Pd(NH3)2Cl2 в едком аммонии и кристаллизуется в виде бесцветных кристаллов, содержащих l частицу кристаллизационной воды. Действуя окисью серебра на растворы этих солей или едким баритом на растворы сернокислых солей, получают соответственные основания Pd(NH3)2(OH)2 и Pd(NH3)4(OH)2 растворы которых не обладают (на холоду, по крайней мере) запахом аммиака и имеют сильные щелочные свойства; при осторожном испарении, над серной кислотой под колоколом, они осаждаются в кристаллическом виде. Хлорный П., как уже упомянуто, очень непрочен. Двойные его соли, отвечающие хлоро-платинатам, прочнее. PdCI4.2KCI, бурокрасные октаэдры, растворяются в горячей разбавленной соляной кислоте без разложения, но не растворимы в воде, содержащей KCI, и в спирте. Соответственная аммонийная соль PdCI4.2NH4CI красного цвета; она бурно реагирует с аммиаком при выделении азота, превращаясь в двойную соль низшего типа PdCl2.2NH4Cl; при кипячении с едким натром получается черный осадок окиси PdO2, при стоянии с щелочью на холоду окись осаждается в виде желтобурого гидрата, который легко растворяется в кислотах. При нагревании окись легко превращается в закись.
При обработке платиновой руды П., вследствие непрочности PdO2, остается в том растворе, из которого выделена нашатырем платина; его осаждают из этого раствора цинком или железом; вообще П. легко восстанавливается из своих соединений многими восстановителями вместе с другими металлами — иридием, родием, медью, платиной в малом количестве; растворяя в слабой царской водке, получают PdCl2, затем этот раствор очищают от платины нашатырем и осаждают из него весь П. Иодистым калием или цианистой ртутью. Чистый П. легко получить (Ф. Вильм), если раствор не очищенного металла насытить аммиаком, отфильтровать от осадка и затем осадить крепкой соляной кислотой, при чем выделится чистый хлористый палладозаммин Pd(NH3)2Cl2 при прокаливании его останется губчатый П., который при высокой температуре образуется и из иодистого или цианистого П., как и из всех других соединений его.
Металлический П. плавится значительно легче платины, при 1500° (Виолль); в пламени гремучего газа он улетает, образуя зеленый пар, который осаждается в более холодных частях прибора в виде буроватого порошка, состоящего из смеси металла и PdO; при нагревании порошкообразного П. в струе кислорода или воздуха можно достигнуть и полного его окисления в закись; при более высокой температуре она теряет вполне свой кислород. П. тягуч и ковок; уд. вес 10,9 до 12,1; по цвету он занимает середину между серебром и платиной, от которой легко может быть отличен при содействии иодной тинктуры, не действующей на платину и оставляющей черный налет на П.; способность окисляться с поверхности при нагревании точно также отличает его от платины и от серебра. При обыкновенной температуре П. не изменяется на воздухе, не темнеет, как серебро, а потому употребляется для шкал астрономических приборов с тонкими делениями. Весьма замечательна способность П. поглощать водород, при чем образуется Pd2H; характер процесса поглощения недавно был подвергнут новому изучению (1894; А. А. Кракау); оказалось, что сначала, пока поглощение не достигло 80-40 объемов водорода относительно объема металла, происходит простое растворение газа, и величина упругости его следует закону Генри-Дальтона, а затем уже химического соединения и упругость становится постоянной; наблюдения велись при 20° и при 140°.
С. С.Колотов.
Cоединения П. Хлорный П. PdCl4 получается при растворении металла в крепкой царской водке, но он очень непрочен: простое разбавление раствора превращает его в хлористый П., PdCI2. Последнее соединение образуется и при растворении металла в слабой царской водке или в соляной кислоте при пропускании хлора, при чем получается темно-бурый раствор; при испарении в экссикаторе, над известью, осаждаются красно-бурые призмы гидрата PdCl2.2H2O, при нагревании которого остается темно-бурая масса безводной соли; она летуча в струе хлора.. При красном калении происходит разложениe с образованием PdCl; это вещество, растворяясь в воде, распадается на PdCl2 и Pd. Сильное нагревание приводит к полному разложению. Хлористый П. дает двойные соли, напр. PdCI2.2КСl. которая кристаллизуется в квадратных призмах; в направлении главной кристаллографической оси они кажутся красными, а в прочих направлениях светло-зелеными. Если к раствору PdCI2 прибавить едкой щелочи, то осаждается гидрат закиси П., растворимый в избытке щелочи и снова осаждающийся кипячением; с кислотами он дает соответствующие соли, которые могут быть получены и при растворении металла в кислотах, способных окислять. Закись П. Pd0 получается при осторожном нагревании азотнокислой соли Pd(NO3)2; она черного цвета и трудно растворяется в кислотах. Из прочих солей этого рода следует упомянуть об иодистом и цианистом П. Иодистый П. PdJ2 получается из раствора PdCl2 действием KJ; он почти черного цвета и столь трудно растворим, что применяется при анализе для количественного отделения металла; он содержит одну частицу кристаллизационной воды, которую теряет при нагревании. Цианистый П. PdC2N2, желтоватобелый осадок, получается при действии цианистой ртути на нейтральный раствор PdCl2; он растворим в растворе цианистого калия, при чем образуется двойная соль PdC2N2.2KCN, кристаллизующаяся с 1 или с 3 частицами воды. Едкий аммоний не осаждает гидрата закиси П. из растворов его солей. Здесь образуются соли сложных оснований или, смотря по условиям, палладозамминового ряда Pd(NH3)2X2 или палладодиамминового Pd(NH3)4X2. Хлористый палладозаммин Pd(NH3)2CI2, кристаллизующийся из воды в виде маленьких желтых октаэдров, получается при кипячении того красного осадка, который образуется, если смешать на холоду раствор PdCl2 с малым избытком едкого аммония. Красный осадок есть двойная соль хлористых П. и палладодиаммина Pd(NH3)4Cl2. PdCl2 при нагревании она теряет свой цвет и растворяется. Хлористый палладодиаммин Pd(NH3)4Cl2 получается при растворении Pd(NH3)2Cl2 в едком аммонии и кристаллизуется в виде бесцветных кристаллов, содержащих l частицу кристаллизационной воды. Действуя окисью серебра на растворы этих солей или едким баритом на растворы сернокислых солей, получают соответственные основания Pd(NH3)2(OH)2 и Pd(NH3)4(OH)2 растворы которых не обладают (на холоду, по крайней мере) запахом аммиака и имеют сильные щелочные свойства; при осторожном испарении, над серной кислотой под колоколом, они осаждаются в кристаллическом виде. Хлорный П., как уже упомянуто, очень непрочен. Двойные его соли, отвечающие хлоро-платинатам, прочнее. PdCI4.2KCI, бурокрасные октаэдры, растворяются в горячей разбавленной соляной кислоте без разложения, но не растворимы в воде, содержащей KCI, и в спирте. Соответственная аммонийная соль PdCI4.2NH4CI красного цвета; она бурно реагирует с аммиаком при выделении азота, превращаясь в двойную соль низшего типа PdCl2.2NH4Cl; при кипячении с едким натром получается черный осадок окиси PdO2, при стоянии с щелочью на холоду окись осаждается в виде желтобурого гидрата, который легко растворяется в кислотах. При нагревании окись легко превращается в закись.
При обработке платиновой руды П., вследствие непрочности PdO2, остается в том растворе, из которого выделена нашатырем платина; его осаждают из этого раствора цинком или железом; вообще П. легко восстанавливается из своих соединений многими восстановителями вместе с другими металлами — иридием, родием, медью, платиной в малом количестве; растворяя в слабой царской водке, получают PdCl2, затем этот раствор очищают от платины нашатырем и осаждают из него весь П. Иодистым калием или цианистой ртутью. Чистый П. легко получить (Ф. Вильм), если раствор не очищенного металла насытить аммиаком, отфильтровать от осадка и затем осадить крепкой соляной кислотой, при чем выделится чистый хлористый палладозаммин Pd(NH3)2Cl2 при прокаливании его останется губчатый П., который при высокой температуре образуется и из иодистого или цианистого П., как и из всех других соединений его.
Металлический П. плавится значительно легче платины, при 1500° (Виолль); в пламени гремучего газа он улетает, образуя зеленый пар, который осаждается в более холодных частях прибора в виде буроватого порошка, состоящего из смеси металла и PdO; при нагревании порошкообразного П. в струе кислорода или воздуха можно достигнуть и полного его окисления в закись; при более высокой температуре она теряет вполне свой кислород. П. тягуч и ковок; уд. вес 10,9 до 12,1; по цвету он занимает середину между серебром и платиной, от которой легко может быть отличен при содействии иодной тинктуры, не действующей на платину и оставляющей черный налет на П.; способность окисляться с поверхности при нагревании точно также отличает его от платины и от серебра. При обыкновенной температуре П. не изменяется на воздухе, не темнеет, как серебро, а потому употребляется для шкал астрономических приборов с тонкими делениями. Весьма замечательна способность П. поглощать водород, при чем образуется Pd2H; характер процесса поглощения недавно был подвергнут новому изучению (1894; А. А. Кракау); оказалось, что сначала, пока поглощение не достигло 80-40 объемов водорода относительно объема металла, происходит простое растворение газа, и величина упругости его следует закону Генри-Дальтона, а затем уже химического соединения и упругость становится постоянной; наблюдения велись при 20° и при 140°.
С. С.Колотов.
Палладио
Палладио (Андреа Palladio, 1508-80) — знаменитый итал. архитектор последней поры эпохи Возрождения. В своих постройках отличался гениальной трактовкой архитектурных форм древнеримского зодчества и искусством соблюдать гармонию в распределении частей сооружения. Главной ареной деятельности П. был его родной город, Виченца. Здесь находится одно из его первых по времени произведений — базилика, начатая постройкой в 1549 г. и заменившая собой старую городскую ратушу. Это грандиозное здание построено из мрамора, в стиле Возрождения; в нижнем его этаже находятся помещения для магазинов, а в верхнем — обширный зал заседаний городского совета. Самым лучшим из дворцов, выстроенных П., следует считать палаццо-Чьерегати (ок. 1566), в котором оба этажа украшены полуколоннами мягкой, изящной формы. В настоящее время в этом здании помещается городской музей. Меньшими достоинствами отличаются: палаццо-Тьене, в котором художник чересчур гнался за грандиозностью, палаццо-Барбарано (1570), обремененный излишними украшениями, и палаццо-Вальморано (1566); страдающий изысканной эффектностью. Из прочих произведений П. в Виченце замечательны: Олимпийский театр, сооруженный в стиле древнеримских театров, видоизмененном сообразно вкусу эпохи Возрождения, и находящаяся за городом так наз. Ротонда — купальное здание, обставленное четырьмя ионическими портиками. Кроме Виченцы, П. трудился в Венеции, где под конец своей жизни состоял архитектором республики. Из его венецианских построек заслуживают быть упомянутыми церкви Спасителя (li Redentore, 1576) и С.-Джорджо-Маджоре, внешняя отделка которой была окончена уже по смерти П. архитектором Скамоцци, а также недостроенный клуатр монастыря делла-Карита. Еще более, чем практической строительной деятельностью, П. прославился своим главным литературным трудом, весьма ценившимся долгое время трактатом об архитектуре ( «Qaatro libri dell'architectura», 4 т., 1776-83). О жизни и трудах этого художника писали Томазо Теменца (1762), Антонио Магрини (1845), Дзанелла (1880), Л. Феррари (1880) и Барикелла (1880).
Паллас
Паллас (Петр-Симон) — знаменитый путешественник и натуралист, род. в Берлине 22 сент. 1741 г., сын врача и предназначался отцом на ту же профессию, но увлекся естествознанием. защитил докторскую диссертацию в 1760 г. Затем приводил в порядок естественноисторические коллекции в Лейдене и посетил Англию с целью изучения ботанических и зоологических коллекций. При этом опубликовал работы «Elenchus zoophytorum» (Гаага, 1766), «Miscellanea zoologica» (Гаага, 1766). Затем вернулся в Берлин, где написал «Spicilegia zoologica» (Б., 1767-1804, 2 т.). В это время приглашен имп. Екатериной II в СПб. в качестве адъюнкта академии наук и коллегии ассессора. По ее же указу предпринял путешествие на Кавказ и в Закаспийский край с Соколовым, Зуевым и Рычковым (с 21 июня 1768 г. до 30 июня 1774 г.). Результаты поездки — его многочисленные произведения, как: «Reise durch verschiedene Provinzen des Russischen Reichs in den Jаhren 1768-73» (СПб., 1871-76), «Sammlungen histor. Nachrichten uber die Mongol. Volkerschaflen» (СПб., 1776-1801), «Neue Nordische Beitrage zur physikal. und geograph. Erd und Volkerbeschreibung, Naturgeschichte und Oekonomie» (СПб. и Лпц., 1781-96, 7 т.) и т. д. Коллекции, собранные во время этого путешествия, легли в основу коллекций академической кунсткамеры, а часть их попала в берлинский унив. В 1777 г. назначен членом топографического отдела Российской империи, 1782 — коллегии советником, 1787 — историографом адмиралтейской коллегии. В 1793-94 г. изучал климатологию на юге России и для описания климата Крыма в 1796 г. был командирован в Симферополь. В 1810 г. вернулся в Берлин, где и умер 8 сент. 1811 г. В своих многочисленных печатных работах (всех их более 170; полный перечень их с подробными заглавиями всех изданий приводится О. П. Кеппеном в «Журн. Мин. Нар. Просв.», 1895, апр., стр. 386-437) П. является как путешественник, зоолог, ботаник, палеонтолог, минералог, геолог, топограф, географ, медик, этнолог, археолог, филолог, даже сельский хозяин и технолог. И не смотря на такое разнообразие специальностей, он не был поверхностным ученым, а был настоящим энциклопедистом. Насколько серьезны и глубоки были его понятия по зоологии, можно видеть из того, что он во многом опередил ученых того времени на целое столетие. Достаточно указать след. примеры. П. указал уже в 1766 г., что строгое разграничение животных и растений невозможно и выделил зоофитов из типа червей; в 1772 г. он высказался за возможность происхождения нескольких близких между собой видов от общего родоначальника; в 1780 г. П. первый указал, что чрезвычайная изменчивость некоторых животных, напр. собаки, обусловливается происхождением от нескольких отдельных видов. По геологии точно также у П. впервые можно найти указание на последовательность геологических наслоений (1777). При описании животных П. применял уже метод точных измерений их размеров (1766) и обращал внимание на их географическое распространение (1767). Во время поездок по юго-вост. степям, он подметил следы прежнего высшего стояния уровня Каспийского моря и довольно точно определил часть древних его берегов. В качестве филолога, П. редактировал «Linguarum totius Orbis vocabularia comparativa. Sectio Linguas Eur. et Asiae complexa» (СПб., 1786-89, 2 части). Также редактировал он первый том (6 вып.) естественноисторического журнала «Stralsundisclies Magazin» (Б. и Стральз, 1767-70). Кроме упомянутых сочинений важнейшие: «Memoires sur la variation des animaux» («Acta Acad. Petrop.», 1780), «Flora Rossica» (СПб., 1874-88, 2 ч.), «Icones Inseclorum praesertim Rossiae Sibiriaeque peculiarium» (Эрланген, 1781-1806, 4 вып.), «Dissertatio inauguralis de infestis vivenlibus intra viventia» (Lugduni Batavorum, 1760), «Zoographia rosso-asiatica» (СПб., 1811, 3 т.), «Novae species Quadrupedum е Glirium ordine» (Эрланг., 1778), «De ossibus Sibiriae fossilibus, craniis praesertim Rhinocerotum atque Buffalorum, observationes» («N. Comment. Acad. Petrop.», XIII, 1768), «Illustrationes plantarum imperfecte vel nondum cognitaium», Лпц., 1803), «Species Astragalogum descriptae et iconibus coloratis illustratae» (Лпц., 1800), «Observations sur la formation des montagnes et sur les changements arrives au Globe, particulierement а l'egard de l'Empire de Russie» («Act. Acad. Petrop.», 1777), «Tableau physique et topograpilique de la Tauride» («N. Act. Acad. Petrop.», X, 1792), «Merkwurdigkeiten des Morduanen. Kasaken, Kalmucken, Kirgisen, Basclikiren etc.» (Франкфурт и Лпц., 1773-77, 3 т.), «Bemerkungen auf einer Reise in die sudlichen Statthalterschaften des Russ. Reichs in d. J. 1793 u. 1794» (Лпц., 1799-1801). На русский язык переведены: «Топографическое описание Таврической области» (СПб., 1795); «Путешествие по разным провинциям Российского государства» (СПб., 1773-1788; первая часть вышла вторым изданием в 1809 г.); «Описание растений Российского государства, с их изображениями» (СПб., 1736): «Сравнительные словари всех языков и наречий, собранные десницей Высочайшей Особы (императрицей Екатериной II)» (СПб., 17871789).
Паломничество
Паломничество. — Верование, что молитва более действительна в определенных местностях, имеющих то или иное отношение к божеству, было свойственно уже народам классического мира. Греки и римляне предпринимали путешествия к отдаленным храмам, германцы стекались к священным рощам. Иудеи в великие праздники ежегодно странствовали в Иерусалим. В христианском мире П. в страну, где совершались божественные деяния Спасителя, вошли в обыкновение в IV в. главным образом под влиянием примера св. Елены, путешествие которой к св. местам привело к воздвижению Креста Господня. Уже в IV в. мы встречаемся с путеводителями к Св. Земле (Бордосский путник 333 г., изд. во 2-м выпуске «Правосл. Палестинского Сборника») и описаниями П. (хождение безымянной паломницы конца IV в., изд. И. В. Помяловским в 20-м вып. «Правосл. Палестинского Сборника», СПб., 1880). В конце IV в. отцы церкви (Григорий Нисский) из соображений нравственного свойства ополчались против увлечения П., но вскоре оно признано было церковью делом богоугодным. Крестовые походы но существу были грандиозным, массовым паломничеством. Западная церковь различала великое (peregrinationes primariae) и малое паломничество (peregrinaliones secundariae). К первому, сверх паломничества к Святому Гробу, относили и путешествия в Рим (Limina apostolorum), Компостеллу и Лорето, под вторым разумели посещение местных отечественных святынь. То или другое П. церковь стала налагать как епитимью, а с XIII в. и светские суды Зап. Европы стали приговаривать к П. убийц; впрочем, в XIV и XV вв. светские суды отказались от наложения большого П., ограничиваясь малым, но за то неоднократным. Постепенно стали допускаться дальнейшие смягчения: знатный господин мог себя заменить слугой или наемником. Образовались даже светские цехи профессиональных наемных паломников (в Германии называемых Sonnweger); которые вскоре сильно размножились, так как этот своеобразный промысел оказался весьма прибыльным. В XVI в. и общины снаряжали на свой счет паломников. П. особенно усилилось в XIV в., когда выяснилось, что мусульманские власти относятся к христианским паломникам дружелюбно, взимая с них лишь известную подать, а оживленные сношения Венеции с Левантом доставляли возможность в 6-8 месяцев совершить П.; которое до тех пор считалось предприятием весьма продолжительным и крайне опасным. Чтобы предпринять П., требовалось предварительное разрешение духовных властей, которое в конце ХV в. давалось под условием платежа известной пошлины в пользу папы. Пунктом отправления служила Венеция (впоследствии — и Марсель), где паломники запасались путеводителем (известнейший из них — «Peregrinationes Terrae Sanclae», Венеция, 1491), отпускали бороду и облачались в паломническую одежду — калиги, коричневый или серый плащ, греческую шляпу с весьма широкими полями, обыкновенную украшенную раковинами; клюка, сума и бутылка (выдолбленная тыква) дополняли паломнический наряд. К плащу и шляпе паломники прикрепляли красный крест. В Венеции паломник заключал контракт с судохозяином (патрон), который обязывался не только перевезти его в Св. Землю и обратно, но и сопровождать его в странствиях по св. местам, доставлять ему во время всего пути пищу и защиту, платить за него подати мусульманским властям и т. п. В Венеции существовал известный надзор за судохозяевами, занимавшимися перевозкой пилигримов; так, в XV в. существовало постановление, в силу которого судно, на котором перевозились паломники, не могло в тоже время служить для торговых целей. Посещения святых мест западные паломники предпринимали с Сиона процессиями, во время которых пели духовные песни. Не одна только религиозная ревность, стремившаяся к поклонению местам, бывшим свидетелями Страстей Господних, привлекала паломников в Иерусалим. Были среди них и дворяне, искавшие посвящения в рыцари у Гроба Господня, и политические и военные агенты королей, скрывавшиеся под скромным плащом паломника, и авантюристы, искавшие оккультических знаний на чудодейственном Востоке, и ученые исследователи (Юстус Тенеллус и Вильгельм Постель, по поручению франц. короля Франциска I, собирали в Палестине рукописи для парижской библиотеки), и, наконец, купцы, посещавшие Палестину с торговыми целями. Среди последних с XVI в. было особенно много англичан и голландцев. Реформация нанесла решительный ударь П. В католических странах и в настоящее время совершаются П., хотя и в несравненно меньших размерах, чем в России. В 1881 г. во Франции стали ежегодно организовывать паломнический караван в Св. Землю, придавая ему характер приношения покаяния за преступления республиканского правительства против церкви; в состав такого каравана, численность которого нередко доходила до 300-400 чел., входят лица белого духовенства и зажиточные люди ультрамонтанского настроения. С конца 1870-х годов такие же немецкие караваны устраиваются францисканцами в Вене и Мюнхене.
В России П. в Св. Землю начались уже в первые времена русского христианства. Ок. половины XI в. был в Палестине дмитриевский игумен Варлаам (1062). Из вопросов Кирика новгородскому епископу Нифонту видно, что к XII в. страсть к П. до того распространилась, что церковная власть находила нужным воздерживать не в меру ревностных паломников, у которых, по-видимому, составлялось представление, что П. необходимо для действительности душевного спасения. Даже у первого русского паломника писателя игумена Даниила (начала XII в.) находим косвенное неодобрение П., он осуждает тех, которые в своих странствиях «возносятся умом своим, яко нечто добро сътворивше, и погубляют мзду труда своего», тогда как, оставаясь дома, можно лучше послужить Богу. Надо думать, что уже в эту отдаленную эпоху стал складываться тип «калики перехожаго», который ходил в Царьград, на Афон, в Иерусалим, потом странствовал по отечественным святыням и, наконец, превращал это странничество в профессию. Трудность и опасность пути заставляла паломников собираться в «дружины». Совершая свой путь, главным образом, через Константинополь, древнеpyccкие паломники заимствовали у западных пилигримов костюм. Калики сыграли на Руси огромную роль в распространении легенд и апокрифической литературы. В небогатой древнерусской письменности крупное значение имели и описания «хождений» в Св. Землю, оставленные некоторыми паломниками. Первым русским паломником-писателем является Даниил-монах, вторым — новгородский архиеписк. конца XII века Антоний, ограничившийся, впрочем; царьградскими святынями. Около 1350 г. совершил П. новгородский инок Стефан, который описал или, вернее, перечислил (изд. у Сахарова, «Сказания», т. II) царьградские святыни. Описание путешествия его в Иерусалим до нас не дошло. К 70-м годам XIV стол. относится «хождение архим. Агрефенья обители пресв. Богородицы», по-видимому, смоленской (изд. архим. Леонидом в 48 вып. «Правосл. Палест. Сборника», СПб.1896). Это первый после Даниила паломник оставивший нам свое хождение в Иерусалим. К Даниилу Агрефений примыкает и по своему древнему и образному языку (просторечию), по полноте и систематичности изложения, носившего на себе печать свежести и внимательного изучения описываемых мест и предметов. За ним следует дьякон Игнатий Смолянин, ходивший в конце XIV в. в Константинополь, Иерусалим и на Афон. Наряду с паломниками-писателями XIV в. должен быть поставлен новгородский apxиепископ Василий, правда, не оставивший описания своих странствий, но несомненно с Востока вынесший свое послание о земном рае. В состав паломнической литературы XIV в. входит еще «Беседа о святынях и других достопамятностях Цареграда», изд. Л. Н. Майковым в его «Материалах и исследованиях по старинной русской литературе» (СПб., 1890). Нравоучительная часть «Беседы» вероятно взята или переведена из какого-нибудь греч. путеводителя, но сами описания святынь, по-видимому, составляют русское сочинение. С XV в. число путешествий возрастает, и они становятся разнообразнее. Тип рассказов остается еще прежний, но условия странствий изменились, и паломник по необходимости вдается в подробности о самом путешествии, которые в прежнее время всего чаще умалчивались. Первый по времени странник XV в., описавший свое путешествие, был троицкий иеродьякон Зосима, ходивший в 1420 г. в Царьград, Афон и Иерусалим. Зосима доверчиво относился к тому, что рассказывали и показывали хитрые греки (секира Ноя, трапеза Авраамова); не искусный книжник, он повторял иногда целые фразы из паломника Даниила, но такое списывание было тогда общим правилом. За «ксеносом» Зосимы следует «хождение священноинока Варсонофия к святому граду Иерусалиму», открытое Н. С. Тихонравовым в 1893 г. в рукописи первой четверти XVII в. Оно содержит в себе описание двух хождений: одного, совершенного в 1456 г. в Иерусалим из Киева через Белгород, Царьград, Кипр; Триполи, Бейрут и Дамаск, и второго, совершенного в 1461-1462 гг. через Белгород, Дамиетту, Египет и Синай, и издано в 45-м вып. «Правосл. Палест. Сборника» (М., 1896). Варсонофий — первый из русских паломников-писателей, описавших св. гору Синайскую. После него из паломников допетровской Руси описали Синай только Позняков с Коробейниковым и Вас. Гагара, но описание Варсонофия, по точности и обилию приводимых данных, далеко превосходит эти последние. Почти одновременно с Варсонофием, в 1465-66 гг., странствовал по св. местам гость (купец) Василий, начинающий свой рассказ прямо с Бруссы (изд. архимандритом Леонидом в 6-м вып. «Православного Палестинского Сборника», СПб., 1884). К памятникам паломнической литературы XV в. причисляют «Сказание Епифания мниха о пути в св. град Иерусалим»; относимое к 1415-17 гг. и представляющее собой простой перечень городов по пути от Великого Новгорода до Иерусалима, с указанием расстояния между ними; автором его считают Епифания Премудрого; изд. в 15-м вып. «Православного Палестинского Сборника». С половины XV в. в нашем паломничестве совершается как бы перелом. Уже прежние «паломники» полны жалоб и негодования на притеснения «сарацын» и «злых арапов». Взятие Константинополя турками окончательно предало христианские святыни Востока в руки неверных. В тоже время у русских людей возникало, и с течением времени все сильнее разрасталось, представление о великом значении их собственного государства, которое оставалось единственным православным царством, хранящим и самое чистое предание восточного православия, тогда как греки ослабели в вере. Ученик и биограф Сергия Радонежского, Епифаний Премудрый, в начале XV века ставит ему в особенную похвалу, что он «не взыска царьствующаго града, ни Святые Горы, или Иерусалима, яко же аз окаянный», но находил святость во внутреннем искании Бога. Несколько позднее Пахомий Сербин в житии того же Сергия (около 1440 г.) подчеркивает то обстоятельство, что русский великий подвижник «воссиял не от Иерусалима или Сюна»; а благочестие свое воспитал именно «в великой русской земле». С ослаблением П. на Востоке надолго исчезают из нашей письменности и паломнические записки. Лишь во второй половине XVI в. вновь появляются хождения. Всего чаще это результаты, так сказать, официальных П., писания людей, которые посылаемы были моск. правительством на Восток с поручениями и милостыней. Сюда, прежде всего, относится хождение в 1558-61 гг. купца Василия Познякова. Его описание иерусалимских и синайских святынь целиком вошло в знаменитое «Хождение Трифона Коробейникова» — наиболее распространенное произведение паломнической литературы, которое с конца XVI в. и поныне осталось в народном чтении, заслонив все, что ему предшествовало, и не уступая своего места никаким новым описаниям св. мест. Официальному поручению обязан своим происхождением и известный «Проскинитарий» Арсения Суханова. По побуждениям личного благочестия совершали свои хождения паломники-писатели Вас. Гагара и Иона Маленький. Ими заканчивается ряд паломников-писателей допетровской Руси; но древнерусский тип паломнического хождения дожил до XVIII в. Паломники 1704 г. иеромонахи Макарий и Сильвестр («Путник» их изд. архим. Леонидом в «Чтениях Общ. Истории и Древн.», 1873; т. III) многое взяли целиком из Трифона Коробейникова. Путешественник 1710-1711 г., старообрядческий священник Лукьянов, уже больше рассказывает о своих личных впечатлениях. Из весьма немногих других паломников-писателей первой четверти XVIII в. выделяется посадский Нечаев. Новое, более сознательное и критическое изучениe православного Востока открывает собой знаменитый пешеходец ГригоровичБарский или Василий Киевский, но, главным образом, это изучение принадлежит XIX ст. От середины ХVIII в. до нас дошло описание путешествия инока Мотронинского монастыря Серапиона, 1749-51 г. (ср. ст. архим. Леонида в «Чтениях Общ. Истории и Древностей», 1873, т. III). Царствование Екатерины II, с ее продолжительными войнами с Турцией, мало благоприятствовало П. русских людей на Восток. За исключением записок С. Плещеева, случайно посетившего Назарет, к этой эпохе относятся лишь путешествия иноков Саровской пустыни Игнатия (изд. в 36-м вып. «Правосл. Палестинского Сборника», СПб., 1891) и Мелетия. К началу XIX ст. относятся путешествие Бронникова, «Путевые записки братьев Вешняковых и мядынского купца Мих. Новикова» (М., 1813) И анонимные записки, напеч. в «Северных Цветах» на 1826 г." и принадлежавшие Д. В. Дашкову. Из русских палестиноведов XIX в. Св. Землю в качестве паломников посещали А. Н. Муравьев, А. С. Норов, архим. Леонид, А. В. Елисеев, Т. И. Филиппов. В XIX в. удобства и безопасность путей сообщения привели к сильному росту русского П. в Св. Землю. В конце прошлого века ежегодное число русских паломников в Иерусалим редко превосходило несколько десятков, в 1820 г. оно уже доходило до 200, а в 1840-х годах до 400, в 1859 г. до 950, в 1866 г. до 1098 чел., в 1869 г. до 2035, в 1870-х гг. сократилось до 1500 чел., в 1880 г. вновь возросло до 2009, в 1889 г. достигло 3817, в 1896 г. 4852 чел. Подавляющее большинство русских паломников принадлежит к простонародью; больше половины их пользуется «паломническими книжками», выдаваемыми «Православным Палестинским Обществом». Помимо Палестины, русские богомольцы, предпринимающие П. за пределы России, направляются на Афон и в итальянский город Бари, где покоятся мощи Николая Чудотворца. Ср. Rohricht und Meisner, «Deutsche Pilgerreisen nach dem heiligen Lande» (Б., 1880 — тексты); Rohricht, «Deutsche Pilgerreisen nach dem heiligen Lande» (Гота, 1889); Пыпин, «П. и путешествия в старой письменности» («Вестник Европы», 1896, №8).
В России П. в Св. Землю начались уже в первые времена русского христианства. Ок. половины XI в. был в Палестине дмитриевский игумен Варлаам (1062). Из вопросов Кирика новгородскому епископу Нифонту видно, что к XII в. страсть к П. до того распространилась, что церковная власть находила нужным воздерживать не в меру ревностных паломников, у которых, по-видимому, составлялось представление, что П. необходимо для действительности душевного спасения. Даже у первого русского паломника писателя игумена Даниила (начала XII в.) находим косвенное неодобрение П., он осуждает тех, которые в своих странствиях «возносятся умом своим, яко нечто добро сътворивше, и погубляют мзду труда своего», тогда как, оставаясь дома, можно лучше послужить Богу. Надо думать, что уже в эту отдаленную эпоху стал складываться тип «калики перехожаго», который ходил в Царьград, на Афон, в Иерусалим, потом странствовал по отечественным святыням и, наконец, превращал это странничество в профессию. Трудность и опасность пути заставляла паломников собираться в «дружины». Совершая свой путь, главным образом, через Константинополь, древнеpyccкие паломники заимствовали у западных пилигримов костюм. Калики сыграли на Руси огромную роль в распространении легенд и апокрифической литературы. В небогатой древнерусской письменности крупное значение имели и описания «хождений» в Св. Землю, оставленные некоторыми паломниками. Первым русским паломником-писателем является Даниил-монах, вторым — новгородский архиеписк. конца XII века Антоний, ограничившийся, впрочем; царьградскими святынями. Около 1350 г. совершил П. новгородский инок Стефан, который описал или, вернее, перечислил (изд. у Сахарова, «Сказания», т. II) царьградские святыни. Описание путешествия его в Иерусалим до нас не дошло. К 70-м годам XIV стол. относится «хождение архим. Агрефенья обители пресв. Богородицы», по-видимому, смоленской (изд. архим. Леонидом в 48 вып. «Правосл. Палест. Сборника», СПб.1896). Это первый после Даниила паломник оставивший нам свое хождение в Иерусалим. К Даниилу Агрефений примыкает и по своему древнему и образному языку (просторечию), по полноте и систематичности изложения, носившего на себе печать свежести и внимательного изучения описываемых мест и предметов. За ним следует дьякон Игнатий Смолянин, ходивший в конце XIV в. в Константинополь, Иерусалим и на Афон. Наряду с паломниками-писателями XIV в. должен быть поставлен новгородский apxиепископ Василий, правда, не оставивший описания своих странствий, но несомненно с Востока вынесший свое послание о земном рае. В состав паломнической литературы XIV в. входит еще «Беседа о святынях и других достопамятностях Цареграда», изд. Л. Н. Майковым в его «Материалах и исследованиях по старинной русской литературе» (СПб., 1890). Нравоучительная часть «Беседы» вероятно взята или переведена из какого-нибудь греч. путеводителя, но сами описания святынь, по-видимому, составляют русское сочинение. С XV в. число путешествий возрастает, и они становятся разнообразнее. Тип рассказов остается еще прежний, но условия странствий изменились, и паломник по необходимости вдается в подробности о самом путешествии, которые в прежнее время всего чаще умалчивались. Первый по времени странник XV в., описавший свое путешествие, был троицкий иеродьякон Зосима, ходивший в 1420 г. в Царьград, Афон и Иерусалим. Зосима доверчиво относился к тому, что рассказывали и показывали хитрые греки (секира Ноя, трапеза Авраамова); не искусный книжник, он повторял иногда целые фразы из паломника Даниила, но такое списывание было тогда общим правилом. За «ксеносом» Зосимы следует «хождение священноинока Варсонофия к святому граду Иерусалиму», открытое Н. С. Тихонравовым в 1893 г. в рукописи первой четверти XVII в. Оно содержит в себе описание двух хождений: одного, совершенного в 1456 г. в Иерусалим из Киева через Белгород, Царьград, Кипр; Триполи, Бейрут и Дамаск, и второго, совершенного в 1461-1462 гг. через Белгород, Дамиетту, Египет и Синай, и издано в 45-м вып. «Правосл. Палест. Сборника» (М., 1896). Варсонофий — первый из русских паломников-писателей, описавших св. гору Синайскую. После него из паломников допетровской Руси описали Синай только Позняков с Коробейниковым и Вас. Гагара, но описание Варсонофия, по точности и обилию приводимых данных, далеко превосходит эти последние. Почти одновременно с Варсонофием, в 1465-66 гг., странствовал по св. местам гость (купец) Василий, начинающий свой рассказ прямо с Бруссы (изд. архимандритом Леонидом в 6-м вып. «Православного Палестинского Сборника», СПб., 1884). К памятникам паломнической литературы XV в. причисляют «Сказание Епифания мниха о пути в св. град Иерусалим»; относимое к 1415-17 гг. и представляющее собой простой перечень городов по пути от Великого Новгорода до Иерусалима, с указанием расстояния между ними; автором его считают Епифания Премудрого; изд. в 15-м вып. «Православного Палестинского Сборника». С половины XV в. в нашем паломничестве совершается как бы перелом. Уже прежние «паломники» полны жалоб и негодования на притеснения «сарацын» и «злых арапов». Взятие Константинополя турками окончательно предало христианские святыни Востока в руки неверных. В тоже время у русских людей возникало, и с течением времени все сильнее разрасталось, представление о великом значении их собственного государства, которое оставалось единственным православным царством, хранящим и самое чистое предание восточного православия, тогда как греки ослабели в вере. Ученик и биограф Сергия Радонежского, Епифаний Премудрый, в начале XV века ставит ему в особенную похвалу, что он «не взыска царьствующаго града, ни Святые Горы, или Иерусалима, яко же аз окаянный», но находил святость во внутреннем искании Бога. Несколько позднее Пахомий Сербин в житии того же Сергия (около 1440 г.) подчеркивает то обстоятельство, что русский великий подвижник «воссиял не от Иерусалима или Сюна»; а благочестие свое воспитал именно «в великой русской земле». С ослаблением П. на Востоке надолго исчезают из нашей письменности и паломнические записки. Лишь во второй половине XVI в. вновь появляются хождения. Всего чаще это результаты, так сказать, официальных П., писания людей, которые посылаемы были моск. правительством на Восток с поручениями и милостыней. Сюда, прежде всего, относится хождение в 1558-61 гг. купца Василия Познякова. Его описание иерусалимских и синайских святынь целиком вошло в знаменитое «Хождение Трифона Коробейникова» — наиболее распространенное произведение паломнической литературы, которое с конца XVI в. и поныне осталось в народном чтении, заслонив все, что ему предшествовало, и не уступая своего места никаким новым описаниям св. мест. Официальному поручению обязан своим происхождением и известный «Проскинитарий» Арсения Суханова. По побуждениям личного благочестия совершали свои хождения паломники-писатели Вас. Гагара и Иона Маленький. Ими заканчивается ряд паломников-писателей допетровской Руси; но древнерусский тип паломнического хождения дожил до XVIII в. Паломники 1704 г. иеромонахи Макарий и Сильвестр («Путник» их изд. архим. Леонидом в «Чтениях Общ. Истории и Древн.», 1873; т. III) многое взяли целиком из Трифона Коробейникова. Путешественник 1710-1711 г., старообрядческий священник Лукьянов, уже больше рассказывает о своих личных впечатлениях. Из весьма немногих других паломников-писателей первой четверти XVIII в. выделяется посадский Нечаев. Новое, более сознательное и критическое изучениe православного Востока открывает собой знаменитый пешеходец ГригоровичБарский или Василий Киевский, но, главным образом, это изучение принадлежит XIX ст. От середины ХVIII в. до нас дошло описание путешествия инока Мотронинского монастыря Серапиона, 1749-51 г. (ср. ст. архим. Леонида в «Чтениях Общ. Истории и Древностей», 1873, т. III). Царствование Екатерины II, с ее продолжительными войнами с Турцией, мало благоприятствовало П. русских людей на Восток. За исключением записок С. Плещеева, случайно посетившего Назарет, к этой эпохе относятся лишь путешествия иноков Саровской пустыни Игнатия (изд. в 36-м вып. «Правосл. Палестинского Сборника», СПб., 1891) и Мелетия. К началу XIX ст. относятся путешествие Бронникова, «Путевые записки братьев Вешняковых и мядынского купца Мих. Новикова» (М., 1813) И анонимные записки, напеч. в «Северных Цветах» на 1826 г." и принадлежавшие Д. В. Дашкову. Из русских палестиноведов XIX в. Св. Землю в качестве паломников посещали А. Н. Муравьев, А. С. Норов, архим. Леонид, А. В. Елисеев, Т. И. Филиппов. В XIX в. удобства и безопасность путей сообщения привели к сильному росту русского П. в Св. Землю. В конце прошлого века ежегодное число русских паломников в Иерусалим редко превосходило несколько десятков, в 1820 г. оно уже доходило до 200, а в 1840-х годах до 400, в 1859 г. до 950, в 1866 г. до 1098 чел., в 1869 г. до 2035, в 1870-х гг. сократилось до 1500 чел., в 1880 г. вновь возросло до 2009, в 1889 г. достигло 3817, в 1896 г. 4852 чел. Подавляющее большинство русских паломников принадлежит к простонародью; больше половины их пользуется «паломническими книжками», выдаваемыми «Православным Палестинским Обществом». Помимо Палестины, русские богомольцы, предпринимающие П. за пределы России, направляются на Афон и в итальянский город Бари, где покоятся мощи Николая Чудотворца. Ср. Rohricht und Meisner, «Deutsche Pilgerreisen nach dem heiligen Lande» (Б., 1880 — тексты); Rohricht, «Deutsche Pilgerreisen nach dem heiligen Lande» (Гота, 1889); Пыпин, «П. и путешествия в старой письменности» («Вестник Европы», 1896, №8).