Прокл

   Прокл, по прозванию Диадох, т. е. преемник (в управлении афинской школой) — главный представитель позднейшего неоплатонизма и последний значительный философ древнего мира (410 — 485); происходил из богатого семейства ликийского города Ксанфы, родился в Константинополе, учился в Александрии философии у перипатетика Олимпиодора и математике у Герона, позже переселился в Афины, где стал учеником неоплатоника Плутарха, сына Несториева (сочинения не сохранились, но в свое время он было знаменитее последнего Плутарха Херонейского и даже прозывался Великим), и дочери его Асклепигении, посвятившей П. в тайные учения и практику теургии. После смерти Плутарха он был любимым учеником, а затем преемником Сириана . Будучи с ранней юности предан реставрированной неоплатониками восточно-эллинской языческой религии, П. руководствовался в своей личной жизни аскетическими принципами, не был женат, воздерживался от мясной пищи и соблюдал особые посты по уставам египетской религии и культа Кибелы, а также по личным постановлениям богов, являвшихся ему во сне. Ученик и биограф его Марин сообщает о нем много чудесного. Философия П. — строго-систематичная и в некоторых пунктах своеобразная обработка неоплатонических воззрений. В основе ее лежат три идеи: 1) общая идея всякой и особенно восточной мистики о первом начале, или Божестве, как превосходящем всякое понятие и определение, сверхсущем и неизреченном. 2) общая П. с. Плотином и другими неоплатониками идея о трех «начальных ипостасях» — Едином или Благе, Уме и Mиpoвой Душе; 3) более специально принадлежащая Проклу, хотя находящаяся в зародыше и у его предшественников, идея тройстввенного диалектического закона мирового развития. Согласно этому закону, все существующее по отношению к единому вообще и всякое существо, или круг существ, по отношению к своему частному единству рассматриваются в трех последовательных положениях: а) пребывания (monh)в единстве, б) выступления (prooV) из него в силу своего различения и в) возвращения (epistrojh) к нему в силу своего сходства с ним. Эта тройственная схема, напоминающая Гегелевы три момента развития идеи, проходит через всю систему П., также подобно Гегелеву диалектическому построению всего мыслимого и существующего из саморазвивающегося понятия, с той разницей, однако, что П. видел в своей диалектике лишь постигаемый умом закон, которым определяется раскрытие всякого бытия, не полагая в этом диалектическом движении сущность самого бытия, как это делал Гегель. С точки зрения П. развивающаяся из абсолютного первоначала полнота мысленных определений всякого бытия хотя выражает собой свою первопричину, но не совершенно ей адекватна, не покрывает ее, так что абсолютное или сверхсущее, не смотря на свое откровение, неизменно пребывает в своей неизреченности, остается по существу тайным и скрытым. А затем и все множество определений, развивающихся по тройственной схеме, не представляет в системе П. только логические моменты самодвижущейся мысли, а относится к живым силам и сущностям, имеющим, кроме логического, и теологическое или мифологическое значение. Первая ипостась (не изреченное Единое или Благо) в системе П. не порождает непосредственно, как у Плотина, вторую (верховный Ум), а проявляется на первой ступени своего процесса (proodoV) в определенном, хотя для нас неопределимом множестве абсолютных единиц (autoteleiV enadeV), или сверхсущем числе, которое, имея перед собой лишь первоначало, отражает только его абсолютность, безо всякой примеси каких-нибудь сложных определений. Эти единицы суть для П. боги по преимуществу; их совокупность представляет собой все существующее, в его первоначальном, непосредственном отношении или близости к абсолютному. Гармония сверхсущего числа, выступающая из Единого первее Ума, есть для П. подлинное начало Провидения (pronoia=pro nou), или первое посредство между неизреченным и несообщаемым (ameJecton) божеством и действительным миром. Как из абсолютно Единого возникает совокупность сверхсущих единиц, так вторая начальная ипостась — Ум — раскрывает свою полноту в целом мире сущих умов, состав которого, правильно расчлененный и неразрывно связанный по закону тройственного единства, представляет множество подчиненных и соподчиненных триад. В каждой из них первый член соответствует моменту пребывания или замкнутости, второй — различения и выступления, третий — возвращения к единству. Вся совокупность умопостигаемого мира разделяется на три основные триады: 1) мыслимое (nohton), 2) мыслимое и мыслительное вместе (nohton ama kai noepon), 3) мыслительное (noepon). Это различение и по смыслу, и по выражению близко подходит к Шеллинговой формуле: субъект, объект и субъект-объект, с той разницей, что у П., согласно общему характеру древней философии, на первом месте является объективное, а не субъективное определение, и третьим, или заключительным, моментом является не синтез обоих предыдущих, а лишь одностороннее субъективное положение — также согласно с духом всей древней философии, для которой цель мирового процесса состояла лишь в простом возвращении к первому началу. В дальнейших расчленениях первый (объективный) член триады обозначается у П. как. бытие и существование (uparxiV), второй (объективно-субъективный) — как жизнь (zwh) и сила (dunahiV), третий — как мышление (nohsiV) и знание (gnvsiV). Впрочем, по внутренней связи и единородности всего, во всяком действительном члене умопостигаемого мира содержится и бытие, и жизнь, и знание; различие состоит только в преобладании того или другого из основных определений в первом члене известной триады жизнь и знание или мышление содержатся под аспектом бытия, во втором бытие и знание — под аспектом жизни, в третьем бытие и жизнь — под аспектом знания. Мыслимый (объективный) член первой триады расчленяется опять на три триады: а) мыслимую в тесном значении (чисто объективную), которой первый член есть предел (peraV), второй — беспредельность (apeiria), третий — сущность (usia), называемая П., ради верности Платонову Филебу, смешанным (mikton); b) средняя триада, члены которой различаются у П. довольно смутно, носит общее название мыслимой жизни (nohth zwh); С) третья, называемая саможизнью (autoVvon), содержит совокупность идеальных сущностей или первообразов. Во второй из основных триад (объективносубъективной) мы встречаемся с божественными числами, затем с богамисохранителями (Jeoi sunektikoi) и, наконец, с богами-совершителями (Jeoi tlesiourgoi), а в последней из основных триад (субъективной) уже являются знакомые боги греческой теогонии и мифологии: Кронос, или чистый ум, Рея, или животворная сила, вызывающая ум к движению, Зевс-Зиждитель (dhmiourgoV) — самомыслящий (autonouV) творческий ум, выводящий из себя все роды существ с помощью подчиненных ему младших зиждителей (neoi dhmiourgoi), затем божества ограждающие (jrourhtikoi) — Афина, Кора, Куреты. Третья начальная ипостась — мировая Душа, связующая умопостигаемый мир с чувственным; также расчленяется на великое множество иерархически расположенных психических существ — божественных, демонических, астральных, животных и человеческих. П. признавал все части природы индивидуально одушевленными, как и прочие неоплатоники, но расходился с ними во взгляде на материю или на субстрат телесного бытия (h ulh kai pan to upukeimenon tvn swmatwn): для них материя была лишь крайним ослаблением божественной эманации, чем-то дефективным или не сущим (mh on), тогда как П. выводил ее из умопостигаемого начала беспредельности, т. е. из высшей мыслимой триады. Соответственно этому он приписывал тела и богам, отличие же низших существ полагал не в телесности вообще, а лишь в сложности, грубости и косности их тел. В связи с этим причину зла (нравственного) он видел не в материи, а в произвольном отвращении человека от миpa умопостигаемого и в его безмерной и неразумной привязанности к предметам чувственным. Физические бедствия П. признавал или безразличными следствиями общего мирового порядка и необходимыми условиями самого бытия частичных ограниченных существ, или же педагогическими средствами исправления и большего блага. П. принимал общее платоническое учение о переселении душ, но у него заметна тенденция ограничить область такого переселения и не допускать (как общее правило) переход человеческой души в животные тела. Более замечателен его взгляд на высшую силу нашей души; выше ума у человека способность к непосредственному восприятию абсолютно-единого — того, что выше всемирного ума. П. называет эту высшую силу «цветом нашей сущности» (anJoV thV ousiaV hmvn) или «тем единым в душе, что лучше и ума в ней» (to eauthV en, oestikai tou enauthnoukreitton). Действие этой трансцендентной силы — мистический энтузиазм или священное безумие (mania). Хотя эта сила действует независимо от воли, но человек может и должен возбуждать ее в себе подготовительным процессом постепенного восхождения или возвращения души к божественному началу. Три главные ступени этого процесса суть: чистая любовь (erwV), умозрительное познание истины и дела веры или благочестивые упражнения — молитвы, жертвоприношения и вообще теургия, т. е. деятельное общение с высшими демонами и богами, причем вспомогательными средствами для сближения нашего с этими высшими силами служат музыка и поэзия. Из многочисленных философских соч. П. дошли до нас следующие: 1) «StoikeiwsiVJeologikh»; 2) «PerithV kata Platwna JeologiaV»; 3 — 5) три (сохранившиеся лишь по-латыни) трактата о провидении и о зле; 6) «EiV thn PlatwnoV politeian»; 7) «EiV ton PlatwnoV Timaion»; 8) «EiV ton PlatwoV Parmenidhn»; 9) «EiV ton PlatwnoV prvton Llkibiadhn»; 10) «EiV ton PlatwnoV Kratuloh». Собр. соч. П. изд. Cousin (11., 1820 — 25, с дополн., 1864). см. А. Berger, «Proclus, exposition de sa doctrine» (П., 1840); H. Kirchner, «De Procli metaphysica», (Берлин, 1846).
   Вл. С.
   Из математических сочинений П. самым замечательным является его комментарий к 1-й книге «Элементов» Эвклида, представляющий после утраты сочинений по истории математики Эвдема и Теофраста об истории геометрии в древней Греции до Эвклида. Комментарий составлялся им не для одной только первой, но для всех книг «Элементов» Эвклида. Получил ли он, однако же, окончательную отделку, или даже вообще был ли доведен до конца, нам неизвестно. Из других математических сочинений П. до нас дошли: составленная по Геминусу и потому не имеющая самостоятельного значения «Sjaira», «UpotupwsiV twn astronomicvni upoJesewn», «ParajrasiV eiV thn tou Ptolemaiou tetrabiblon» и некоторые другие, остающиеся пока еще в рукописях. В гораздо большем количестве дошли до нас философские произведения П., из которых назовем: «StoikeiwsiV jisich» «Peri kinhsewV», представляющее изложение в эвклидовской форме учения Аристотеля о движении. Об оригинальных результатах деятельности П. в области математики нам почти ничего неизвестно. Таковыми считаются обыкновенно некоторые возражения против эвклидовского и птолемеевского учений о параллельных линиях и определение эллипса, как геометрического места определенной точки, взятой на данном и имеющем постоянную длину отрезке прямой, при всех положениях, которые он может занимать вследствие перемещений его концов на сторонах одного и того же прямого угла. Вышеуказанное важное значение для науки комментария П. к 1-й книге «Элементов» Эвклида обратило на него внимание ученых еще в XVI ст., когда Гринеусом был впервые напечатан его греч. текст в базельском издании Эвклида 1533 г., а Бароцием был сделан вышедший в свет в 1560 г. в Падуе латинский перевод. Не менее важно в научном отношении и новейшее издание (Фридлейна) греческого текста того же сочинения, вышедшее в 1873 г. в Лейпциге, под заглавием «Procli Diadochi in primum Euclidis Flementorum librum commentarii». О жизни и философской деятельности П. см. Е. Zeller, «Die Philosophie der Griechen» (III ч., 2 отд., стр. 774 — 826; 3 изд., Лпц., 1881).
   В. Б.

Прокопий

   Прокопий (ProkopioV) — важнейший историк ранней византийской эпохи; родился в исходе V в., в палестинской Кесарии. Получив отличное риторическое и юридическое образование, он переселился в столицу и занял (527) место секретаря и юрисконсульта при Велисарии, которого сопровождал в 533 г. в походе против вандалов. В 536 г. П. сопутствовал Велисарию в походе в Италию, против готов, а затем на Восток, против персов. Год смерти П. неизвестен; вероятно, он скончался в шестидесятых годах VI в. Этим почти исчерпываются скудные биографические сведения о П. Из сочинений его важнее всего состоящая из 2 неравных частей «История» (Istorikon), в 8 книгах, более известная под названием «Истории войн». События изложены здесь не в хронологическом порядке, а по странам, как у Аппиана: в первых 2 книгах рассказаны войны с персами, в 3 и 4 — войны с вандалами, в 5, 6 и 7 — с готами. Эта часть «Историй» появилась около 550 — 551 гг. 8-я книга, изданная автором после 554 г., является как бы приложением к первым 7 книгам и посвящена общему обозрению событий до этого года. П. далеко выходит за рамки военной истории; его труд является драгоценнейшим памятником эпохи Юстиниана Вел. Ошибочно считали раньше «Историкон» обширной биографией Велисаpия; если фигура полководца и занимает центральное положение в рассказе, то это объясняется выдающимися его заслугами и громадной популярностью. Очень интересны, хотя и не всегда свободны от преувеличений, разоблачения различных сторон придворной жизни и политики того времени, приводимые в составленной около 550 г., но изданной после смерти П., едкосатирической «Тайной истории» (Historia arcana; это название укоренилось в последнее время; в словаре Свиды она названа Anekdota). В этом сочинении П. рисует в чрезвычайно мрачных красках деспотизм Юстиниана и развращенность Феодоры; достается также Велисаpию и его жене. Эти яростные нападения производят странное впечатление, при сравнении со сдержанным тоном «Историй». Может быть, это — тайные мемуары П., в которых он давал выход чувству негодования, долго скрывавшемуся, по понятным причинам, под маской лести и восхвалений. Со времени первого издания «Anecdota» (Alemannus, 1623 г.) до последнего времени в ученой литературе не прекращался спор о достоверности содержания этого трактата и об авторских правах П. Так как в этом споре приняли участие католические патеры и их противники протестанты, а потом к нему присоединились и юристы, то спор принял тенденциозный характер. Паписты отстаивали достоверность «Anecdota», из нерасположения к одной из крупнейших фигур православного Востока; протестанты оппонировали им под давлением реформационной борьбы; юристы, из преклонения перед законодательным и политическим гением Юстиниана, с негодованием отвергали резкие и часто грязные разоблачения. Аlеmannus, Монтескье, Гиббон, Тейфель стояли за подлинность «Анекдот» и достоверность приводимых там фактов. К этому направлению примкнул лучший исследователь П., Дан. В своей обширной монографии о П., основанной на детальном изучении фактов и сравнительной критике всех приписываемых П. сочинений, а также служившего ему образцом Фукидида, Дан приходит к выводу, что ни факты, несмотря на видимый контраст, ни язык в «Анекдотах» и «Историконе» не расходятся. Преувеличения «Анекдот» объясняются, по его мнению, страстным характером историка (так думал и Гиббон). Менее удачна попытка Л. Ранке рассматривать «Anecdota» как компиляцию, в которой некоторые части принадлежали самому П., а другие заимствованы из по явившегося после смерти Юстиниана Вел. памфлета, выражавшего взгляды пробудившейся реакции против закончившегося царствования, причем компилятор намеренно прикрылся громким именем историка. К Ранке примкнул английский историк Бэри (Bury); гипотезу эту опровергнул Haury. Еще дальше Ранке пошел А. Димитриу, совершенно отрицающий авторские права П. Памфлет, по его мнению, составлен из 2 самостоятельных частей; первая часть, направленная против Велисария, возникла в 548 г. под влиянием Нарзеса; вторая, направленная против Юстиниана и его жены Феодоры, написана в 559 г. и только внешним образом соединена с первой. В самое последнее время Б. Панченко снова пересмотрел историю вопроса и пришел к выводам, подтверждающим тонкий анализ Дана. Третье сочинение П., «О постройках Юстиниана» (Peri ctismatwn), отличается льстивым тоном и преувеличенными похвалами по адресу императора. Это — прототип византийского панегирика, так пышно распустившегося при дворе Комнинов и Палеологов. Можно предположить, что историк хотел смягчить этим сочинением неудовольствие двора на его «Историю войн», где под сдержанной фразой часто плохо скрывается едкая ирония. При всей своей риторичности, трактат о постройках является, однако, важным памятником, благодаря обилию заключающегося в нем материала по географии, этнографии и государственному хозяйству Византии VI в. Громадный литературный талант, обширная эрудиция, знакомство с военным бытом, географией и этнографией, близость ко двору и к театру изображаемых событий, объективность изложения — все это ставит П. на высшее место в средневековой историографии. На нем лежит печать перехода от языческой древности к христианскому средневековью. По языку, исторической технике, критическим приемам, литературным вкусам и мировоззрению П., подобно большинству современных ему византийских писателей, стоит еще на почве классической традиции. С любовью подражая Геродоту, а особенно Фукидиду, он заимствует у последнего слова, выражения; погоня за блестящей фразой часто наносит ущерб сущности рассказа. В VI в. древнегреческий язык еще не был мертвым; это значительно повлияло на ясность и красоту стиля П. Только путаница в употреблении союзов и наклонений свидетельствует о наступлении нового периода в языке. Вместе со словами и выражениями П. заимствует у своих античных образцов также и идеи, напр., идею судьбы (tuch), которая, сталкиваясь с христианским теизмом, не вызывает у автора никаких душевных коллизий. В лице П. соединился античный эллин со средневековым верующим христианином.
   Издания. «Тайную ист.» издали N. Alemannus (1623), и Eichelius (1654), Orelli (1827), Isambert (1856; некритич.). Полное собрание соч. П. в парижском собрании виз. авт. сделал иезуит Maltretus (1662 — 63; неудовлетворит.). Это издание повторено в Венеции (1729). В боннское собрание (Corpus) виз. писателей вошло изд. G. Dindorf'a (1833-38). Критическое издание «Готской войны» с итал. переводом выпускает в Риме D. Сатраretti (1 т. вышел в 1895 г.). Полного критического издания еще нет, но его готовит I. Haury для книгоиздательства Тейбнера в Лейпциге. Из массы латинских, итальянских, немецких, французских и английских переводов выдаются, кроме указанного перев. Кампаретти, более ранний итал. перевод Rossi и Compagnoni (в «Collana degli antichi scrittori greci volgarizzati», Милан, 1828 — 30), франц. перев. «Готской войны» G. Paradin (1578), «Вандальской и готской войн» — Sieur de Genille (1587), «Перс. и ванд. войн» — L. de Mauger (1669 — 70), «Anecdota» в изд. Изамбера, немецкий перев. «Войн» Fr. Kannenngiesser'a (1827 — З1) и «Анекдот» — I. P. Reinhard'a (1753), прекрасный русский перевод «Истории войн с персами» Спир. Дестуниса, изданный в 1862 г. Г. Дестунисом и вышедший вторым изд., с отличным комментарием Г. Дестуниса, в 1862 и 1880 г. Русский перев. «Вандальской войны» ограничился только первой книгой (СПб., 1891).
   Литература о П. тщательно собрана у К. Krumbacher'a («Geschicte der byzant. Litteratur», 2 изд., Мюнхен, 1897). Особенно важны: W. S. Teuffel, «Studien und Charakteristiken» (Лпц., 1871, 2 изд., 1889); F. Dahn, «Procopius von Caesarea» (Б., 1865, важнейшее пособие); L. v. Ranke, «Weltgeschichte» (IV, 2, «Analecta»); Debidour, «L'emperatrice Theodora» (1885); Mallet, «The empress Theodora» («The englisch hist. review», 2, 1887); Bury, «A history of the later Roman empire» (I,1889); I. Haury, «Procopiana» (Ayгсб., 1891); H. Braun, «Procopius Caes. quatenus imitatus sit Thucididem» (Эрланген, 1885); В. Г. Васильевский,"Обозрение трудов по визант. истории" («Ж. М. Н. Пр.», 1887). О «Тайной истории» см. также статьи А. Димитриу (в «Летописи Истор. Фил. Общ. при Имп. Новорос. Унив» за 1891, визант. отд.) и Б. Панченка («Визант. Временник», 2, 1895).
   А. Готлиб.

Пpoкpyст

Пpoкpyст (ProkrousthV), иначе Дамаст или Полипемон — мифический греческий разбойник, живший в Элевзине. Он укладывал заходивших к нему гостей на кровать; при этом, если кровать была коротка, то он обрубал ноги несчастным, если же ноги были коротки, он их вытягивал. П. был убит Тезеем.

Пролежень

Пролежень (Decubitus) означает омертвение (гангрена) наружных покровов, иногда слизистых оболочек, под влиянием продолжительного давления на известные пункты (немецк. Druckbrand). Как показывает самое название, это явление встречается у людей, вынужденных долго лежать. Но не всякая болезнь, приковывающая надолго больного к постели, одинаково предрасполагает к образованию пролежней. В то время, как при тяжелых тифах, дизентерии, холере П. представляют нередко мучительное и опасное осложнение, они при чахотке образуются поздно или совсем не образуются. Но наибольшая опасность развития П. существует при болезнях головного и спинного мозга. Чаще всего П. появляются на крестце, ягодицах, над большими вертелами, остистыми отростками позвоночника (от давления подстилки), реже на коленях (от давления одеяла). Сперва образуется синее пятно с краснотой вокруг; эпидермис слущивается клочьями, обнажая буроватую поверхность, принимающую потом грязную окраску. Если процесс не был во время остановлен, то разрушение идет вглубь, обнажая кости и ведя к смерти вследствие гнило— или гноекровия. Образование П. объясняется ослаблением периферического кровообращения под влиянием упадка деятельности сердца при истощающих болезнях; при этом уже ничтожное давление ведет к запустеванию сосудов и омертвению ткани. Причину их появления при болезнях центральной нервной системы большинство невропатологов видят в расстройстве деятельности трофических нервов. Всякого тяжелого больного надо переворачивать несколько раз в день, если это позволяет характер его болезни, дабы распределить давление на различные места кожи. Надо следить, чтобы простыня не образовала складок, чтобы крошки не попадали в постель. Весьма целесообразно иметь запасную кровать, куда и пререкладывают больного, пока перестилают. При начинающемся изъязвлении применяют мазь из свинцового уксуса и дубильной кислоты (unguentum plumbi tannici) и подкладывают больному воздушную или водяную подушку; при наполнении последней надо следить, чтобы из нее были удалены все пузыри воздуха; резиновые круги мало пригодны. При более глубоких разрушениях требуется хирургическая помощь.
О.

Проливы

Проливы — более или менее узкие части моря, между двумя материками, напр. Гибралтарский, Босфор, Керченский; материком и островом, напр. Зунд, Баб-эльМандебский, или между 2 островами, напр. Большой Бельт, Бонифачио (между Сардинией и Корсикой). Некоторые морские каналы без шлюзов могут быть названы искусственными проливами, соединяющими между собой моря и облегчающими судоходство как настоящие П. Таких теперь 2: Суэцкий, соединяющий Средиземное море с Красным, и Коринфский, соединяющий Лепантский залив Ионического моря с Эгинским заливом Архипелага. Они прорыты через перешейки тех же наименований. Существуют проекты каналов через перешейки Панамский ,Керченский и Кра (на Малаккском полуо-ве). Первый, если будет прорыт, должен стать всемирным торговым путем, не уступающим Суэцкому каналу; вторые два вряд ли будут иметь особенно большое значение, как и существующий уже Коринфский канал. Узкие П., через которые идет большое торговое движение, издавна имели значение и в политике. Владея ими, можно было не пропускать чужих военных судов, не пропускать или облагать большими пошлинами чужие торговые суда. Таково было еще недавно значение Зунда, таково и теперь значение Босфора, Дарданелл. и Kepчeнcкого П. Все три сильно укреплены. В других случаях господство над проливами достигается укрепленными гаванями в проливе или вблизи его, где собственные военные корабли находят защиту, снабжаются углем, съестными припасами и т. д. Такие гавани особенно нужны для сильной морской державы; в настоящее время об устройстве их особенно озаботилась Великобритания. Благодаря им и своему флоту, она господствует над движением в проливах, берега которых было бы трудно или бесполезно укреплять, напр., над Гибралтарским проливом — посредством Гибралтара, над П. Баб-ель-Мандеб — посредством Адена и Перима и т. д. Вблизи П. часто возникали большие торговые города. Существует мнение, что вообще такое положение благоприятно для торговли (Константинополь, Копенгаген); но для того нужно еще много других условий. В Гибралтарском П., напр., нет большого города, а вблизи — только Кадис, торговля которого не имеет ничего общего с проходящими по П. судами; в Суэцком канале — искусственном проливе, через который проходит огромное количество судов — нет крупного города, а торговля недалекой от него Александрии — важнейшей гавани Египта — не имеет ничего общего с движением на дальний Восток через Суэцкий канал. Точно так же никто, кроме местных жителей, не предполагает, чтобы на Панамском канале должен был возникнуть большой город.