Публицистика

Публицистика — обсуждение в печати насущных вопросов общественно-политической жизни. Вопросы эти могут быть также предметом научного исследования, но общность предмета не должна вести к смешению области науки и П. Разница определяется прежде всего мотивами — практическим в П. и теоретическим в науке; для П. изучение, теория есть всегда лишь средство, ведущее к определенной цели — практическому выводу. Можно сказать, что П. относится к науке об обществе и государстве, как технология к естествоведению: она черпает из науки обобщения и обращает их в наставления. Популяризует ли публицист выводы науки или сообщает результаты своего исследования, он делает это не для обучения, а для поучения, не для сообщения знаний. а для воздействия на ту политическую силу, которая называется общественным мнением. Поэтому в область П. входят только насущные вопросы, имеющие решающее значение в направлении текущей жизни; таким может явиться в данный момент и чисто теоретический вопрос. имеющий, при другой комбинации обстоятельств, исключительно научное значение. Ускоренный пульс общественной жизни, требующий от своих руководителей всегда определенного и готового мнения, не дает в П. места сомнению и колебанию. В борьбе за то или иное направление общественно-политического развития, которая есть лишь усложненная форма борьбы за существование, нет возможности справляться с тем, закончено ли точное исследование известного предмета в науке. С вынужденной часто самоуверенностью, П. опережает выводы осторожной науки и решает вопросы, которые так или иначе должны быть решены тотчас же; всегда субъективная, она исходит не столько из исследования прошлого, сколько из идеала будущего. Полемизируя с противником, она, по необходимости, видит в нем не столько заблуждающегося теоретика, сколько носителя и защитника вредных воззрений, распространение и утверждение которых пагубно для общества; на этой почве легок переход от воззрений противника к его личности: поэтому на всем протяжении существования П. самые яркие образцы ее мы находим в форме памфлета. Есть попытки видеть начало П. в далеком прошлом литературы; Ренан даже называл библейских пророков публицистами древности. Несомненно, однако, что П. в современной ее форме есть создание новой истории, все течение которой — начиная с предвестников реформации — ознаменовано мощным развитием П., которой принадлежало видное участие в возбуждении и организации самых важных общественных движений. Это значение П. еще усилилось с появлением периодической прессы. Роль П. в современной жизни громадна. Даже в тех случаях, когда она идет за общественным мнением, она влияет на него, давая ему определенное выражение и модифицируя его в ту или иную сторону. Большинство выдающихся политических деятелей Западной Европы начинало и начинает свою деятельность с П., прибегая к ее помощи и впоследствии. Особенное значение имеет П. в России, где она является почти единственным и, во всяком случае, главным проявлением частной общественнополитической инициативы и где так важна руководящая роль литературы; авторитетное положение русской литературной критики объясняется тем, что она — в лице наиболее популярных своих представителей — занималась по преимуществу П. Отсутствием иных органов для выражения общественной мысли объясняется также господство в нашей литературе социального романа с определенной; подчас партийной окраской, а равно и то явление, что у нас отдавали свои силы П. такие яркие художественные таланты, как Салтыков и Успенский, представители особого литературного жанра — соединения художественных образов с П.
Ар. Г.

Публичное право

Публичное право — в объективном смысле есть совокупность норм, определяющих организацию и функции государства и отношения его к отдельным лицам. Оно обнимает собой нормы права государственного, полицейского, финансового, уголовного, церковного; а также процесса уголовного и гражданского. В субъективном смысле П. права суть правомочия, которые вытекают из принадлежности данного лица (субъекта права) к определенному государству или к союзу, составляющему органическую часть государства (земству, городу и т. п., также церкви, в тех государствах, где последней присвоено значение союза публичного права), или же обуславливаются отношениями, возникающими между отдельными лицами в силу принадлежности их к данному государству. П. права могут быть подразделены на три группы: 1) так назыв. основные права или права человека (droits de I'homme), в которых проявляется начало свободы и неприкосновенности личности и собственности. Сюда относятся право или свобода передвижения и переселения, свобода промыслов, свобода совести, свобода выражения мнений (печати и проч.), свобода сходок, составления обществ и др. 2) Право пользоваться учреждениями и приспособлениями; предназначенными для общего пользования, причем данное лицо может обладать этим правом в одних случаях в силу самой принадлежности его к государству или союзу П. права (напр., право на призрение), в других случаях — в силу особого основания (напр. право пользоваться дорогами, общественными зданиями и т. п.). 3) так назыв. политические права, в силу которых данное лицо может принимать посредственное или непосредственное участие в законодательстве, управлении и отправлении правосудия. Сюда, между прочим, относится право участия в самоуправлении . Политические права принадлежат гражданам; к таким не должны быть, следовательно, причисляемы права, сопряженные с известной должностью и осуществляемые от имени госуд. власти. Весьма многие П. права, и ,в частности, права политические, в то же время суть публичные обязанности или повинности и могут быть рассматриваемы как с той, так и с другой точки зрения; таковы те политические права, которые предоставляют участие в управлении и в отправлении правосудия (напр., право и обязанность быть присяжным заседателем, многие общественные должности). По отношению к П. обязанностям, как и при П. правах, исходным моментом служит подданство, принадлежность к государству. При П. правах управомоченным является лицо (физическое или юридическое), а обязанным — государство; при П. обязанностях, наоборот, управомоченным является государство или союз П. права, имеющие право требовать от подданного, чтобы он что-либо допускал (постойная повинность), доставлял (платеж налогов) или нес личную службу (воинская повинность). Объем П. обязанностей и П. прав в различных государствах различный, в зависимости от общего состояния культуры в стране. Вообще, П. обязанности могут быть подразделены на общие и специальные: первые сводятся к обязанности повиновения государственной власти и к долгу верности, вторые содержанием своим имеют несение отдельных повинностей, из которых главнейшие: 1) воинская повинность в различных ее разветвлениях; 2) так назыв. обязательное обучение; 3) обязанность давать свидетельские показания; 4) обязанность платить налоги; 5) обязанность уступать свою собственность и допускать ограничения ее, необходимые для государственных целей. П. права весьма часто ограждаются от нарушения уголовной санкцией, вследствие чего соответствующие правонарушения рассматриваются уголовным судом (напр., по делам о нарушении должностными лицами основных прав человека), но иногда и гражданским (при исках о вознаграждении за вред и убытки, причиненные нарушением П. прав). Специальными органами по рассмотрению спорных дел, относящихся до П. прав и обязанностей, являются органы административной юстиции. Кроме общих курсов государственного права, ср. Dantscher von Kollesberg, «Die politischen Rechte der Unterthanen» (1888).

Пугачев Емельян Иванович

Пугачев (Емельян Иванович, умер в 1775) — предводитель народного движения, названного, по его имени, пугачевщиной . Время рождения его неизвестно; при допросе 4 ноября 1774 г. П. показал Шешковскому, что ему от роду 30 лет — значит, родился он около 1744 года. Родиной его была Зимовейская станица в Области Войска Донского. В молодости Пугачев вместе с отцом занимался хлебопашеством; раскольником он никогда не был. 17-ти лет был определен на службу и вскоре женился на дочери казака Софьи Дмитриевне Недюжевой. Через неделю после свадьбы П. был послан, вместе с другими казаками, в Пруссию, под начальство графа 3. Г. Чернышева. Походным атаманом донских полков в армии был полковник Илья Денисов. Он взял П. к себе в ординарцы. Раз ночью, во время тревоги, П. упустил одну из лошадей, принадлежавших Денисову, за что и был наказан «нещадно» плетью. По возвращении из Пруссии, П. прожил полтора года в Зимовейской станице, затем был командирован в отряд казаков в Польшу, а когда команда была распущена, снова прожил дома года три или четыре. В это время у него родились дети. Во время турецкой войны П., уже в чине хорунжего, служил под начальством графа П. И. Панина и находился при осаде Бендер. Затем он заболел какой-то злокачественной болезнью («гнили у него грудь и ноги»), был отправлен домой, ездил потом в Черкасск хлопотать об отставке, а из Черкасска приехал в Таганрог навестить свою сестру, которая была замужем за донским казаком Симоном Павловым. Павлов стал жаловаться П. на тяжесть своего житья и выразил намерение бежать. Как ни уговаривал его П., Павлов все-таки бежал и заставил П. перевезти его, вместе с другими беглецами, через Дон. Впоследствии, когда Павлов снова вернулся домой и был арестован, он выдал П. Боясь преследования, П. ушел из дому и скитался некоторое время по станицам, а в конце 1771 г ушел на Терек и был принят в терское семейное войско, так как там не знали, что он был беглый казак. Различными обещаниями П. удалось склонить тамошних казаков избрать его своим атаманом, но 9 февраля 1772 г. он был пойман при выезде из Моздока, посажен на гауптвахту и прикован цепью к стулу. На цепи он просидел три дня, после чего ему удалось бежать. П. вернулся на родину; здесь, с его согласия, жена его донесла начальству о возвращении мужа. Он был арестован и отправлен в Черкасск. Дорогой он встретил знакомого казака Лукьяна Худякова, представил ему дело в таком виде, что он страдает от гонения на него старшин, клялся, что серьезного дела за ним нет, и просил взять его на поруки. Худяков поверил и вызвался, под своей порукой, отвезти П. в Черкасск. На другой день он велел своему сыну оседлать две лошади и ехать с Пугачевым. По дороге П. бросил сына Худякова и убежал на р. Койсуху, где поселены были выведенные из Польши раскольники. Здесь, в слободе Черниговке, П. искал человека, который бы свез его к казачьей команде. Ему указали на раскольника Ивана Коверина. С пасынком его Алексеем Ковериным П. и отправился в путь. Дорогой он заявил Алексею, что собственно не к команде он едет, а хочется ему пожить для Бога, да не знает он, где бы сыскать богобоязливых людей. Алексей свез его на хутор к раскольнику Осипу Коровке, из Кабаньей слободы Изюмского полка. Коровка отнесся сначала с недоверием к П., но последнему удалось убедить его, что в Кременчуге у него осталось серебро и платье, так как, при возвращении его из под Бендер, их не пропустили вследствие чумы, и что возле Бендер населяются новые слободы и жить там свободно. У П. не было паспорта, но Коровка послал с ним сына, дав ему свой паспорт. П., вместе с сыном Коровки, отправились в Кременчуг, оттуда в Крюков и далее к Елизаветинской крепости, но по дороге они узнали, что никаких поселений под Бендерами нет, и решили ехать в Стародубские слободы. Приехали они сначала в Климову слободу, затем в стародубский монастырь, к старцу Василию. П. открылся ему, что он беглый казак, и спрашивал, где бы лучше пожить? Василий посоветовал ему перейти в Польшу, а затем явиться на Добрянский форпост и сказаться польским выходцем, так как выходцев этих велено было селить где угодно, по их желанию. 15 недель прожили П. с Коровкой в Климовой, пока явилась возможность перебраться через границу в Ветку. В Ветке П. оставался не более недели, затем явился на Добрянский форпост и объявил себя польским уроженцем Емельяном Ивановым сыном Пугачевым. Его продержали 6 недель в карантине, а затем выдали паспорт. Здесь П. познакомился с беглым солдатом 1-го гренадерского полка Алексеем Семеновым Логачевым; они признались друг другу и решили вместе идти на Иргиз, в дворцовую Малыковскую волость. Не имея средств на дорогу, они обратились к благотворительности добрянского купца Кожевникова, который, узнав, что они идут на Иргиз, поручил им передать поклон отцу Филарету. Впоследствии П. широко воспользовался этим поручением Кожевникова. Из Добрянки П. с Логачевым отправились в Черниговку к Коровке, но уже без сына последнего. Пробыв у него некоторое время, они пошли на Дон в Глазуковскую станицу, а оттуда через Камышенку и Саратов прибыли в Симбирскую провинцию, в дворцовое село Малыковку (теперь гор. Вольск). С разрешения управителя этим селом, они остались там несколько дней. Отсюда они ездили за 100 верст в Мечетную слободу (теперь гор. Николаевск Самарской губ.) искать раскольничьего старца Филарета, которого и нашли в скиту Введения Богородицы. Филарет очень обрадовался П. и в разговоре, между прочим, сообщил ему о происшествиях на Яике и о положении казаков. Под влиянием этих рассказов у П. явилась мысль, показавшаяся ему легкоисполнимой — воспользоваться неудовольствием казаков, подготовить их к побегу и сделаться их атаманом. Он высказал ее Филарету, и тот ее одобрил. Чтобы получить свободу действий, П. хитростью отделался от своего спутника Логачева, а сам отправился к Яицкому городку, расспрашивая по дороге о положении казаков и разведывая о том, согласятся ли они переселиться со своими семействами на Кубань и отдаться, таким образом, турецкому султану. П. обещал за это по 12 руб. на человека, говоря, что у него есть на 200 тысяч товару на границе. Сведения, полученные П., были благоприятны для его замысла. Верстах в 60-и от Яицкого городка, в Сызранской степи, П. остановился в Таловом умете (постоялом дворе), который содержал пахотный солдат Степан Оболяев, прозванный «Ереминой Курицей». Оболяев был человек доверчивый, добродушный и близко принимавший к сердцу все утеснения яицких казаков, вследствие чего он, помимо своей воли, много сделал для подготовления пугачевщины. Оболяев рассказал П. подробнее об яицких происшествиях. Оказалось, что там же, недалеко, ловили в степи лисиц два приезжих яицких казака, Григорий и Ефрем Закладновы. При посредстве Ереминой Курицы П. познакомился с Григорием и от него узнал, что среди яицких казаков ходит мысль о переселении, и что они охотно переселятся, если П. возьмется их проводить. После этого П. отправился в Яицкий городок, куда прибыл 22 ноября 1772 г. и остановился в доме казака Пьянова, как посоветовал ему Григорий Закладнов. Это было как раз тяжелое время для яицких казаков. 17 сентября 1772 г. закончила свою работу следственная комиссия по делу об убийстве генерала Траубенберга, и казаки ждали решения своей участи. По городу, между тем, ходил слух о том, что в Царицыне появился какой-то человек, который называет себя царем Петром Федоровичем. Когда, в разговоре наедине, Пьянов сообщил П. об этом слухе, последний решил воспользоваться им для осуществления своей заветной мечты — увести казаков за Кубань. П. подтвердил Пьянову слух и прибавил, что объявившийся человек действительно государь Петр Федорович, что он спасся раньше в Петербурге, а теперь в Царицыне, где поймали и замучили кого-то другого, Петр же Федорович ушел. На этом пока разговор и кончился. Далее начали говорить о положении казаков, причем П. называл себя купцом и обещал на выходе каждой семьи по 12 рублей. Когда Пьянов с удивлением слушал П. и недоумевал, откуда у него взялись такие деньги, которыми может располагать только государь, П., как бы невольно, увлекаясь, сказал: «Я ведь не купец, я государь Петр Федорович; я то был и в Царицыне, да Бог меня и добрые люди сохранили, а вместо меня засекли караульного солдата». Далее П. рассказал целую басню о том, как он спасся, ходил в Польше, в Царьграде, был в Египте, а теперь пришел к ним, на Яик. Пьянов обещал поговорить со стариками и передать П. то, что они скажут. При таких обстоятельствах, совершенно случайно, П. принял на себя имя Петра III: до того времени ему никогда не приходило в голову назваться этим именем. Правда, на первых допросах П. показал, что мысль выдать себя за императора Петра III внушена ему раскольниками Коровкой, Кожевниковым и Филаретом; но, после очных ставок с ними, П., встав на колени, заявил, что он оклеветал этих людей. В Яицком городке П. пробыл с неделю, и вместе со своим спутником Филипповым, отправился обратно в Мечетную. По дороге Филиппов отстал и надумал рассказать все властям. Пугачева арестовали, отправили сначала в симбирскую провинциальную канцелярию, а затем в Казань, куда он и прибыл 4 января 1773 г. После допроса его посадили под губернской канцелярией в так назыв. «черных тюрьмах». П. повел себя хитро, сказался раскольником и стал говорить, что он страдает без вины, за «крест и бороду». Раскольники приняли в нем участие. Узнав случайно, что в Казань прибыл заказывать иконы старец Филарет, П. сумел передать ему письмо, прося защиты и помощи. У Филарета в Казани был знакомый купец Щолоков, но он был как раз в это время в Москве. Уезжая в свой скит, Филарет оставил Щолокову письмо, но Щолоков отнесся довольно небрежно к просьбе Филарета и ничего не сделал в пользу П. В это время, вследствие перестройки черных тюрем, П., вместе с другими колодниками перевели на тюремный двор, где колодники пользовались относительно большей свободой и под присмотром выпускались из тюрьмы для прошения милостыни. Сговорившись с бывшим купцом пригорода Алата, Парфеном Дружининым, П. отпросился к знакомому попу и убежал, вместе с Дружининым; с ним же убежал один из конвойных. а другого напоили мертвецки пьяным. Побег П. произвел в Петербурге сильное впечатление; строго было предписано принять все меры к его поимке, но поймать его не удалось. Между тем П. направлялся к Яицкому городку, бросив по дороге своих товарищей, и пришел в умет к Оболяеву (Ереминой Курице). Пробыв несколько дней, П. был однажды вместе с Оболяевым в бане. Здесь Оболяев обратил внимание на оставшиеся у П. на груди после болезни знаки. П. сначала промолчал, но по выходе из бани заявил Оболяеву, что это царские знаки. Еремина Курица сначала отнесся к этим словам с недоверием, но, когда П. стал кричать на него, то сомнения у него рассеялись. С согласия П., Оболяев открыл Григорию Закладнову, что П. — никто иной, как император Петр III. Закладнов с улыбкой проговорил на это: «что за диво такое — конечно, Господь нас поискал». Как раз в это время в Яицком войске приводился в исполнение приговор по делу об убийстве Траубенберга и казаки были недовольны. Это создало благоприятную почву для распространения слуха о том, что Петр III жив. Разсказы о первом посещении П. Яицкого городка принимали легендарный характер. Несколько казаков решились ехать в умет к Оболяеву проверить слух об императоре. П. принял их с важностью, обласкал, обещал всяческие милости войску. «Я даю вам свое обещание, говорил он, жаловать ваше войско так, как Донское, по двенадцати рублей жалованья и по двенадцати четвертей хлеба; жалую вас рекой Яиком и всеми протоками, рыбными ловлями, землей и угодьями, сонными покосами безданно и беспошлинно; я распространю соль на все четыре стороны, вези кто куда хочет и буду вас жаловать так, как и прежние государи, а вы мне за то послужите верой и правдой». Вообще П. обещал все то, о чем всегда мечтали яицкие казаки. Приезжавшие казаки были в полной уверенности, что П. — император. Сам он едва не попался в это время, отправившись в Малыковку в дом своего кума. Ему удалось уйти от погони и скрыться в Иргизских лесах. Еремина же Курица был арестован, и П. без него прибыл в Таловый умет, где его ожидали яицкие казаки: Чучков, Караваев, Шигаев, Мясников и Зарубин. Последний был известен под именем Чики, а впоследствии назывался графом Чернышевым. Свидание произошло в степи; П. старался уверить казаков, что он император, но они все же сомневались, в особенности Зарубин. Результатом свидания было, однако, присоединение означенных казаков к самозванцу. Казаки эти знали, что П. не император. На сомнения Чики Караваев говорил: «пусть это не государь, а донской казак, но он вместо государя за нас заступит, а нам все равно, лишь бы быть в добре». Позже Зарубин (Чика) прямо спросил Пугачева об его происхождении, и П., как показал Чика на следствии, сделал ему признание, что он действительно донской казак и что услышав по донским городам молву, будто император Петр Федорович жив и решил принять его имя. «Под его именем, продолжал П., я могу взять Москву, ибо прежде наберу дорогой силу и людей будет у меня много, а в Москве войска никакого нет». Это же признание П., по его собственным словам, сделал Караваеву, Шигаеву и Пьянову. «Итак» — замечает исследователь пугачевщины, Дубровин — «происхождение и личность П. для яицких казаков не имели никакого значения; им необходим был человек чужой среды, никому неизвестный в войске, человек такой, который, воспользовавшись уверенностью русского народа, что Петр III жив, провозгласил бы себя государем и возвратил войску яицкому все его права, привилегии и вольность». После свидания в степи, возле Талового умета, принадлежавшего Ереминой Курице, казаки разъехались. Шигаева и Караваева П. послал в Яицкий городок за знаменами и оповестить войску о появлении Петра III, а сам с Зарубиным, Мясниковым и Чучковым отправился в степь, к Узени. По дороге они расстались: Чучков поехал на Узень, а Пугачев с Мясниковым и Зарубиным (Чикой) — через Сырть, степью, к Кожевниковым хуторам. Здесь П. приняли сначала с большим недоверием, но, при помощи сопровождавших его товарищей, это недоверие скоро рассеялось, и слух о появлении императора стал распространяться по хуторам. Из Кожевниковых хуторов П. отправился на Усиху. Его сопровождали 6 человек. Шигаев и Караваев,равно как и вся партия, их посылавшая, деятельно работали в пользу П. в Яицком городке и приготовляли знамена. В числе ревностных приверженцев П., был и казак Яков Почиталин, впоследствии первый секретарь самозванца. Все происходившее не могло долго оставаться неизвестным старшине и коменданту Симонову: они отправили на р. Усиху отряд, чтобы схватить самозванца, но приверженцы П. успели известить его, и отряд не нашел его на прежнем месте. Вместе со своей свитой, в составе которой был теперь и Почиталин, П. отправился на Бударинские зимовья в хут. Толкачева. Медлить теперь было нельзя. По дороге, в поле, Почиталин, как единственный грамотный человек, написал первый манифест Пугачева. П. был неграмотен, не мог его подписать, но отговаривался какой то «великой причиной», которая будто бы до Москвы мешает ему подписывать бумаги собственноручно. 17 сентября 1773 г. в хут. Толкачева манифест был прочитан перед собравшимися казаками, число которых достигло уже 80-ти человек. «И которые — говорилось, между прочим, в этом манифесте, — мне государю, амператорскому величеству Петру Федаровичу, винные были, и я государь Петр Федарович во всех винах прощаю и жаловаю я вас: рякою с вершин и до усья и землею, и травами и денежъным жалованьям, и свинцом и порахам и хлебным провиянътам, я, великий государь амператор, жалую вас Петр Федаровичь».... После этого развернули знамена и двинулись к Яицкому городку. По хуторам были разосланы гонцы собирать людей к государю. Так началась пугачевщина. Ср. Н. Дубровин, «Пугачев и его сообщники» (т. 1).
Н. Василенко.

Пудель

Пудель — порода комнатных собак, по всей вероятности, испанского происхождения; по строению своему и величине, П. имеют большое сходство с легавыми собаками; голову и шею они держат вертикально, а хвост горизонтально или кверху, никогда не загибая на спину и не свертывая его; уши длинные, отвислые, голова круглая, с выпуклым черепом, глаза круглые, темные, очень выразительные, ноги крепкие, лапы маленькие, круглые, с сильно развитыми плавательными перепонками между пальцами. По шерсти П. делятся на рунастых (Wollpudel) и кудластых (Schnurenpudel): первые имеют шерсть не особенно длинную, курчавую; вторые — очень длинную, висящую спиралеобразными локонами. Масть бывает черная, белая и коричневая. В теплое время П. стригут (не реже, чем раз в неделю) или «по львиному», или совсем гладко, за исключением головы и конца хвоста; при частом расчесывании, шерсть утрачивает способность завиваться и делается мягкой, шелковистой. Обоняние у П. прекрасное, память блестящая, но зрение не дальнее. Выдающиеся качества П. — врожденная способность к поноске, к подражанию и к забавному клоуничанию; дрессируется он очень легко, главным образом — влиянием на самолюбие, но отнюдь не побоями, развивающими в нем угрюмость и упрямство. Привязанностью не отличается. Иногда П. употребляются как охотничьи собаки, преимущественно за водяной дичью; в некоторых местностях их приучают розыскивать чутьем трюфели. См. «Характеристика породистых собак» (СПб., 1894); Ф. Крихлер, «Породы собак» (СПб., 1896).