Брокгауз Ф. А.. Энциклопедический словарь (П)

   Еще в 1832 г. он задумал повесть «Мария Шонинг», в основе которой лежала история девушки и вдовы, казненных за мнимое преступление. От повести сохранились только два начальных письма, когда и кроткая героиня, и ее подруга еще не успели испытать всех ужасов нужды и жестоких законов, но уже началась война между несчастной сиротой и бессердечным обществом. Нельзя не признать кровного родства между Марией Шонинг и Машей «Капит. дочки». С этим поворотом совпадает стремление поэта к изображению современного общества, «как оно есть»: в 1835 г. П. обдумывал роман «Русский Пельгам», к которому вдохновил его юношеский социальный роман Бульвера: «Пельгам или приключения джентльмена». В обоих сохранившихся планах П. герой очищается от своего легкомыслия страданием и тем, что считается в глазах общества падением (он сидит в тюрьме по обвинению в уголовном преступлении); злодея романа П. характеризует словами tres comme il faut. Но этот поворот не успел завершиться и выразиться в зрелых и законченных художественных работах: дни П. были сочтены. В петербургском большом свете, куда П. вступил после женитьбы, он и жена его были «в моде»: жена — за красоту и изящество манер, он — за ум и талант. Но их не любили и охотно распространяли об них самый ядовитые сплетни. Даже кроткая Наталья Николаевна возбуждала злую зависть и клеветы (см. письмо П. к П. А. Осиповой, №435); еще сильнее ненавидели самого П., прошлое которого иные находили сомнительным, а другие — прямо ужасным, и характер которого, и прежде не отличавшийся сдержанностью, теперь, под влиянием тяжелого и часто ложного положения (он должен был представляться богаче, чем был в действительности), бывал резок до крайности. Его агрессивное самолюбие, его злые характеристики, некоторые его стихотворения («Моя родословная», «На выздоровление Лукулла» и пр.) возбуждали к нему скрытую, но непримиримую злобу очень влиятельных и ловких людей, искусно раздувавших общее к нему недоброжелательство. П. чувствовал его на каждом шагу, раздражался им и часто сам искал случая сорвать на ком-нибудь свое негодование, чтоб навести страх на остальных. 4 ноября 1836 г. П. получил три экземпляра анонимного послания, заносившего его в орден рогоносцев и, как он был убежден, намекавшего на настойчивые ухаживания за его женой кавалергардского поручика бар. Дантеса, красивого и ловкого иностранца, принятого в русскую службу и усыновленного голландским посланником, бар. Геккереном. П. давно уже замечал эти ухаживания (п. № 47) и воспользовался получением пасквиля, чтобы вмешаться в дело. Он отказал Дантесу от дому, причем Дантес играл роль такую «жалкую», что некоторое сочувствие, которое, может быть, питала Наталья Николаевна к столь «возвышенной страсти» — сочувствие, старательно подогревавшееся бар. Геккереном, — потухло в «заслуженном презрении». Так как сплетни не прекращались, то П. вызвал Дантеса на дуэль; тот принял вызов, но через бар. Геккерена (см. п. № 477; ср. «Воспом.» гр. В. Д. Сологуба, М., 1866, стр. 49) просил отсрочки на 15 дней. В продолжение этого времени П. узнал, что Дантес сделал предложение его свояченице Ек. Н. Гончаровой — и взял свой вызов назад. Свадьба произошла 10 января 1837 г.; друзья П. успокоились, считая дело поконченным. Но излишние и со стороны иных злостные старания сблизить новых родственников снова все испортили: П. очень резко выражал свое презрение Дантесу, который продолжал встречаться с Натальей Николаевной и говорить ей любезности, и Геккерену, который усиленно интриговал против него. Сплетни не прекращались. Выведенный окончательно из терпения, П. послал Геккерену крайне оскорбительное письмо, на которое тот отвечал вызовом от имени Дантеса. Дуэль произошла 27 января, в 5-м часу вечера, на Черной речке, при секундантах: секретаря франц. посольства д'Аршиаке (со стороны Дантеса) и лицейском товарище П., Данзасе. Дантес выстрелил первым и смертельно ранил П. в правую сторону живота; П. упал, но потом приподнялся на руку, подозвал Дантеса к барьеру, прицелился, выстрелил и закричал: браво! когда увидал, что противник его упал. Но, почувствовав опасность своего положения, П. опять стал добрым и сердечным человеком: прежде всего старался не испугать жены, потом постарался узнать правду от докторов, послал к государю просить прощения для своего секунданта, исповедывался, приобщился, благословил детей, просил не мстить за него, простился с друзьями и книгами, перемогал ужаснейшие физические страдания и утешал, сколько мог, жену. Он скончался в 3-м часу по полудни 28 янв. 1837 г. Его отпевали в придворной конюшенной церкви, после чего А. И. Тургенев отвез его тело для погребения в Святогорский м-рь, близ Михайловского. Русское интеллигентное общество было сильно поражено неожиданной смертью Пушкина (см. Барсуков, «Погодин», IV, 44 и след.); даже заграницей, в Германии и Франции, газеты несколько дней были наполняемы подробностями (часто очень фантастичными) о его жизни и смерти. Именно с этого момента там является интерес к изучению русской литературы.
   Поэзия П. настолько правдива, что о ней нельзя получить ясного понятия, не узнав его, как человека. Одаренный необыкновенными способностями, впечатлительностью, живостью и энергией, П. с самого начала был поставлен в крайне неблагоприятные условия, и вся его жизнь была героическою борьбою с разнообразными препятствиями. Он всегда возбужден, всегда нервен и резок, самолюбив, часто самоуверен, еще чаще ожесточен, но в душе бесконечно добр и всегда готов отдать всего себя на пользу дела или близких людей. Дерзость его и цинизм (на словах) временами переходили границы дозволенного, но за то и его деятельная любовь к людям (скрытая от света), и его смелая правдивость далеко оставляли за собой границы обыденного. Ум, необыкновенно сильный и чисто русский по отвращению от всего туманного, неясного, характер прямой, ненавидевший всякую фальшь и фразу, энергию, напоминающую Петра и Ломоносова, П. отдал на служение одному делу — служению родной литературе, и создал ее классический период, сделал ее полным выражением основ национального духа и великой учительницей общества. П. совершил свой подвиг с беспримерным трудолюбием и беспримерной любовью к делу. Убежденный, что без труда нет «истинно великого», он учится всю жизнь, учится у всех своих предшественников и современников и у всех литературных школ, от всякой берет все что было в ней лучшего, истинного и вечного, откидывая слабое и временное. Но он не останавливается на приобретенном, а ведет его дальние и по лучшей дороге. Псевдоклассицизм оставил в нем наклонность к соблюдению меры, к строгому обдумыванию результатов вдохновения, к тщательности отделки и к изучению родного языка. Но он пошел в этом отношении дальше, нежели академики многочисленных академий Европы, вместе взятые: он обратился к истории языка и к языку народному. Сентиментализм Бернардена, Карамзина и Ричардсона, проповедь Руссо натолкнули П. на создание пленительных образов простодушных и любящих детей природы и инстинкта. Апофеоз поэзии и отвращение от прозы практической, филистерской жизни, доведенное до абсурда Шлегелями, у П. выразилось твердым убеждением в независимости искусства от каких бы то ни было извне наложенных целей и в его высокогуманном влиянии. Баллады Бюргера и Жуковского, поэмы Вальтера Скотта и «озерных поэтов» воодушевили П. к созданию «Вещего Олега», «Утопленника», «Русалки» и пр. Поклонение средним векам и рыцарству явилось у него как понимание их и художественное воспроизведение в «Скупом рыцаре» и «Сценах из рыцарских времен». Байрон был долго «властителем его дум»; он усвоил у него смелый и глубокий анализ души человеческой, но нашел примирение для его безутешной мировой скорби в деятельной любви к человечеству. Собственное художественное чутье и критические положения Лессинга, хотя и дошедшие до П. через третьи руки, обратили его к изучению Шекспира и романтической драмы, которое привело его не к слепому подражанию внешним приемам, а к созданию «Бориса Годунова», «Каменного гостя» и др. Горячее национальное чувство, всегда таившееся в душе П. и укрепленное возрождением идеи народности в Западной Европе, привело его не к квасному патриотизму, не к китайскому самодовольству, а к изучению родной старины и народной поэзии, к созданию «Полтавы», сказок и пр. П. стал вполне европейским писателем именно с той поры, как сделался русским народным поэтом, так как только с этих пор он мог сказать Европе свое слово. Глубоко искренняя поэзия П. всегда была реальна в смысле верности природе и всегда представляла живой и влиятельный протест как против академической чопорности и условности, так и против сентиментальной фальши; но сперва она изображала только одну красивую сторону жизни. Позднее, руководимый собственным инстинктом — однако, не без влияния западных учителей своих — П. становится реалистом и в смысле всестороннего воспроизведения жизни; но у него, как у истинного художника, и обыденная действительность остается прекрасной, проникнутой внутренним светом любящей души человеческой. Таким же истинным художником остается П., пробуждая «добрые чувства» и призывая милость к падшим. Защита униженных и оскорбленных никогда не переходит у него в искусственный пафос и в антихудожественную тенденциозность. Глубокая правдивость его чувства и здоровый склад ума возвышает его над всеми литературными школами. Он верно определяет себя, говоря: «я в литературе скептик, чтобы не сказать хуже, и все ее секты для меня равны». П. был создателем и русской критики, без которой, по его мнению, немыслима влиятельная литература. «Состояние критики, пишет он, показывает степень образованности всей литературы»; от ее зависит «общее мнение», главная движущая сила в цивилизованной стране; она служит безупречным показателем духовного прогресса народа. Сам П., опираясь на свое глубокое изучение французской и английской литературы, разбирает современные ее явления как «власть имеющий», с полною верою в правоту свою. В отечественной литературе он жестоко клеймит педантизм (Каченовский и Надеждин), легкомыслие (Полевой) и, главное, индустриализм (Булгарин и К°) — и если одни осуждают его за это, как за работу, его недостойную; другие справедливее видят здесь дело высоко полезное и сравнивают П. с трудолюбивым американским колонистом, «который одною рукою возделывает поле, а другою защищает его от набегов диких». Выступать против своих русских собратьев от считал неудобным; зато он первый оценил и Гоголя, и Кольцова, которых позднее так неуместно противопоставляли ему. «Современник» он для того и задумал, чтобы создать настоящую русскую критику и для первого же № вдохновил Гоголя к его известной статье: «О движении журнальной литературы». Тогда же он один из всего кружка своего предугадал будущее значение юного Белинского и хотел отдать ему критический отдел в своем журнале. П. завершил великий труд, начатый Ломоносовым и продолженный Карамзиным — создание русского литературного языка. То, по-видимому, неблагоприятное обстоятельство, что в детстве он свободней владел французским языком, чем родным, ему принесло только пользу: начав писать по-русски, он тем с большим вниманием прислушивался к правильной русской речи, с более строгой критикой относился к каждой своей фразе, часто к каждому слову, и стремился овладеть русским языком всесторонне — а при его способностях, уменье взяться за дело и энергии хотеть значило достигнуть. Он изучает язык простого народа как поэтический, так и деловой, не пропуская и говоров; ради языка он штудирует все памятники старины, какие только мог достать, не пренебрегая и напыщенным языком одописцев XVIII века, и скоро дорабатывается до таких положений, которые стали общепринятыми только через два поколения после него. Уже в 1830 г. он пишет: «Жеманство и напыщенность более оскорбляют, чем простонародность. Откровенные, оригинальные выражения простолюдинов повторяются и в высшем обществе, не оскорбляя слуха, между тем как чопорные обиняки провинциальной вежливости возбудили бы общую улыбку». Он горячо восстает против условности, педантизма и фальши так наз. правильного и изящного языка и, после появления Гоголя, настойчиво требует расширения границ литературной речи. Они и расширились в том направлении, в каком желал П.; но все же и теперь, через 100 лет после его рождения, его стих и проза остаются для нас идеалом чистоты, силы и художественности.
   А. Кирпичников.
   Собрания сочинений П.: «Стихотворения А. С. П.» (СПб., 1826, 99 стихотворений); «Стихотворения А. С. П.» (2 ч., СПб., 1829); «Стихотворения А. С. П.» (2 ч., СПб., 1882); «Повести. Соч. А. С. Пушкина» (СПб., 1834); «Поэмы и повести А. С. Пушкина» (2 ч., СПб., 1835, издание Смирдина); «Стихотворения А. С. П.» (4 ч., СПб., 1835); «Сочинения А. С. П.» (посмертн. издание, 11 том.: первые 8 СПб., 1838, последние 3 — СПб., 1841). Это посмертное издание, выходившее под редакцией друзей и поклонников П. и в последних томах давшее целый ряд неизданных раньше произведений его, страдало большими неточностями. Вообще установление текста сочинении П. представляет большие затруднения. Сам поэт не успел дать полного и окончательного издания своих произведений; многих он совсем не видел в печати, а из произведений, им самим изданных, некоторые, еще при жизни поэта, известны были в разных чтениях. Многое из произведений П. до сих пор не могло явиться в нашей печати и до заграничных изданий («Стихотворения А. С. П., не вошедшие в последнее собрание его сочинений», Берл., 1861; 2 изд., 1870; ред. Н. В. Гербеля) сохранялось только в рукописях, подвергаясь обычным при этом случайностям. В число мелких стихотворений П., особенно эпиграмм, включались пьесы, ему не принадлежавшие. Правильное издание П. требует, поэтому, тщательного сличения с рукописями поэта. Последние состоят, главным образом, из черновых тетрадей, часто писанных небрежно, с помарками и поправками, затрудняющими чтение; зато они раскрывают самый процесс творчества П., так как некоторые пьесы встречаются здесь в нескольких последовательных обработках, от первого наброска до окончательно выработанного текста. Впервые изучение рукописей для установления пушкинского текста предпринял П. В. Анненков, приложивший к изданному им собранию «Сочинений П.» (7 т., СПб., 185657) целый том «Материалов для биографии и оценки произведений П.»., которые впоследствии вышли и отдельным изданием (СПб., 1873). Издание Анненкова представляло собою важный шаг вперед и действительно «открыло арену для критики» и объяснения П.; в нем, однако, было много недостатков и недочетов. В значительнейшей степени это обусловливалось цензурными стеснениями того времени, о которых сам Анненков рассказал впоследствии в ст. «Любопытная тяжба» («Вестн. Европы», 1881, № 1). Отдавая должное громадной энергии, проявленной Анненковым в борьбе с цензурными стеснениями, нельзя отрицать, что и при тогдашних условиях он мог бы в большей степени использовать имевшийся у него рукописный материал. Впоследствии Анненков в оправдание свое выставил совершенно неуместную по отношению к П. теорию эстетической критики, по которой многие из произведений великого поэта не должны занимать места в собрании его сочинений, «являясь паразитами на светлом фоне его поэзии». После издания Анненкова право печатания сочинений П. перешло к книгопродавцу Исакову, который издал их в СПб. три раза, дважды под ред. Геннади (1859-60 и 1869-71, по 6 том.), а в третий раз под ред. П. А. Ефремова (6 т., 1878— 81). Затем право на издание сочинений П. приобретено было московским книгопродавцем Анским, который выпустил их вновь под редакцией Ефремова (7 том., М., 1882). В изданиях с редакцией Геннади появились некоторые из печатных пьес, пропущенных Анненковым, но, в целом, это самые дурные издания П., по крайней небрежности редакции и печатания (известна эпиграмма Соболевского:
   "О жертва бедная двух адовых исчадий,
   Тебя убил Дантес и издает Геннади").
   Первая редакция Ефремова отличалась несравненно большею точностью и обилием библиографических изысканий, а вторая, сверх того, прибавила целый том писем П., впервые собранных воедино. Но рукописями П. Ефремов мог воспользоваться для своего издания 1882 г. лишь в очень небольшой степени: хотя они, после Пушкинского празднества в Москве (1880), и поступили в московский Румянцевский музей, но первое время доступ к ним имел один только П. И. Бартенев, воспользовавшийся ими как для «Русского Архива», так и для отдельного издания некоторых «Бумаг А. С. П.» (М., 1881), но далеко неудовлетворительно. Вскоре, однако, рукописи П. стали доступны для всех и к изучению их приступил В. Е. Якушкин, изложивший результаты своих разыскании в ряде статей в «Рус. Старине» (1884 г., № 2-12, и 1887 г., т. LV). Затем несколько снимков с рукописей П. вошло в «Альбом моск. Пушкинской выставки 1880 г.», изд. обществом любителей российской словесности под ред. Л. Поливанова. Впервые после Анненкова новую и обширную работу над рукописями П., для установления Пушкинского текста, предпринял Я. О. Морозов, редактировавший «Соч. А. С. Пушкина» (7 т., СПб., 1887) в издании Литературного фонда; оно снабжено объяснительными примечаниями, указывающими время происхождения отдельных произведений П., обстоятельства, личные и литературные, с какими связаны те или другие пьесы, историю их написания, источники, главнейшие варианты, впечатление, произведенное на современников, и т. п. Издание это не только внесло много более или менее значительных поправок как в стихотворения, так и в прозу П., но и впервые сделало известными семь его стихотворений. Одновременно с изданием литературного фонда, появившимся благодаря прекращению в 1887 г. права литературной собственности на сочинения П., выпущено было и много других, большею частью дешевых изданий. Из них издание Л. И. Поливанова (М., 1887) представляет много интересного материала в введении и примечаниях, но по задаче своей (для семьи и школы) не претендует ев полноту.
   Переводы главнейших произведений П. на иностранные языки: «Борис Годунов»: на франц. яз. — Ле-Фюре (1831), N (1868), Дюпон (СПб.), Тургенева и Виардо (1862), Порри (1870), Энгельгарт (1873); на немец. яз. — неизв. (1831), Липперта (1840), неизв. (1853), Боденштедта (1854), Леве (1869), Филиппеуса (1885), Фидлера (1886); на лат. яз. — Ронталера (1882). «Евгений Онегин»; на франц. яз. — Беезо (1868), Михайлова (1882); на нем. яз. — Липперта (184 ), Lupus (1860), Боденштедта (1866), Зеуберта (1872), Блюменталя (1878); на англ. яз. Сэльдинг 1881); на итал. яз. — Делятр (1856), Безобразовой (1858); на польск. — Сикорского (1847); на хорват. — Димитровича (1860), Тернского (1881); на венгер. — Берчи (1865). «Кавказский пленник»: на нем. яз. — неизв. (1823), Липперта (1840), Опица (1859), Зеуберта (1872), Ашарина (1877); франц. — М. А. (1829), Порри (1858); итал. — Rocchigiani (1834), неизв. (1837), Делятр (1856); польск. неизв. (1828); голланд. — неизв. (1840); финск. — Эстландер (1882). «Русалка»: на франц. яз. — Тургенева и Виардо (1862); на немец. яз. — Боденштедта (1861), Леве (1869); Фидлера (1891); на болгар. — Величкова (1873); на латыш. — неизв. (1877). «Бахчисарайский фонтан»: на франц. яз. — Репей (1830), Голицына (1838), Порри (1877); на нем. яз. Вульферта (182 ), Липперта (1840); англ. яз. — Левис (1849); итал. яз. — Делятр 1856); польск. — Рогальского (1826), N. I. Z. (1828), Адольфа В. (1834), Дашковского (1845); чешск. Бендль (1854); шведск. — неиз. (1883); турец. — Эрак (1868). «Цыганы»: на фран. яз. — неизв. (1828), Мещерского (1845), Мериме (1852), Порри (1857); на немец. яз. — Шмита (1840), Липперта (1840), Минцлова (1854), Опица (1859), Ашарина (1877); на польск. яз. — Дашковского (1845), Добржанского (1881), Янишевского (Варш.); на итал. — Делятр (1856). «Полтава»: на франц. яз. — неиз. (1829), Порри (1858), Михайлова (1888); на нем. яз. — Липперта (1840), Боденштедта (1866), Ашарина (1877); на итал. язык — Делятр (1856); польский — Юсевича (1834); хорватский — Димитровича (1860); сербский — неизв. (1867); на малорос. — Гребенки (1836). «Граф Нулин»: на франц. — де-Лаво (1829); итал. — Делятр (1856), нем. — Боденштедта (1866). «Домик в Коломне»: на франц. — Порри (1871). «Каменный гость»: на франц. — N (1858), Тургенева и Виардо (1862); на нем. — Боденштедта (1854). «Моцарт и Сальери»: на франц. — Энгедьгарт (1875); на нем. яз. — Фидлера (1879). «Скупой рыцарь»: на нем. яз. — Фидлера (1891); на франц. -N (1858), Тургенева и Виардо (1862), Энгедьгарт (1875). «Каменный Гость>»: на нем. яз. — Фидлера (1891). «Медный Всадник»: на франц. — А. Дюма (1863); на польск. — Шимановского (1843). «Руслан и Людмила»: на хорват. яз. — Димитровича (1869). «Капитанская дочка»: на франц. яз. — Виардо (1854), Фру-де-Фонпертюи (1859); на нем. яз. — Трёбст (1848), Вольфсон (1848), Ланге; англ. яз. — Бухан Тельфер (1875), Годфрей Игельстрем и Пери Истон (1883); итал. — неизв. (1876); шведск. — Меурман (1841); норвежск. — неизв. (1882); датск. — Торсон (1843); голландск. — неизв. (1853); чешский — Стефан (1847):румынск. — неизв. (1875), исп. V. S. С. (1879); латыш. — неизв. (1876). «Пиковая дама»: на франц. — Жюльвекур (1843), Мериме (1849); вошло и в его «Nouvelles» (1852); на нем. яз. — Мейер фон Вальдек (1878). «История пугачевского бунта»: на нем. яз. — Брандейс (1840). «Дубровский»: англ. яз. — Кина (1894): на сербск. яз. — Милутина (1864). Собрания переводов, стихотворений и др. произведений П.: на франц. яз. — Julvecourt, «La Balalayka» (13 стихотв. П.); Мещерский, «Les Boreales» (П., 1839), Dupont, «Oeuvres choisies de A. S. P.» (П., 1846); N., «Oeuvres dramaliques d'A. P.» (П., 1858); Тургенев и Виардо, «Poemes dramatiques» (1862); Engelhardt, «Oeuvres de P.» (П., 1875). На нем. яз.: Lippert, «P's Dichtungen» (Лпц., 1840); Trobst und Sabinin, «Nouvellen von A. P.» (Иена, 1840); F. Bodenstedt, «A. P's poetische Werke» (Берл., 1854 и 1866); Opitz, «Dichtungen von A. P. und Lermontoff» (Б., 1859); Wald, «Anthologie Russischer Dichter» (Одесса, 1860); Schmidt, «Gedicbte von А. Р.»(Висб., 1873); Ascharin, «Dichtungen von P. und Lermontoff» (Дерпт., 1877; 2 изд., Ревель, 1885); Fiedler, «Dichtungen von P., Kriloff, Kolzoff und Lermontoff» (СПб., 1879); его же, полный перевод всех лирических стихотв. П. (1897); W. Lange, «Ausgewahlte Novellen von P.» (Лпц., 1882). На итальянский яз.: Wahltuch, «Poesie di Pouchkine» (Одесса, 1855); Delatre, «Racconti poetici di P.» (Firenze, 1856); «Русские мелодии. Легенды, лирические стихотворения и поэмы». Новый итальянский перевод Фулька и Чиамполи, под редакцией деГубернатиса (Лпц., 1881). На английский язык: Bucban Telfer, «Russian romance by A. P.» (Л., 1875); переводы Сотерланда Эдуардса; переводы прозаических рассказов П. — Кина (1894).
   Литература о П. очень обширна; важнейшие сочинения, кроме выше названных: П. В. Анненков, «А. С. Пушкин в Александровскую эпоху» (СПб., 1874); его же, «Воспоминания и критические очерки» (т. III, СПб., 1881); его же, «Общественные идеалы П.» («Вестн. Европы», 1880); его же, «Литературные проекты П.» («Вестн. Европы», 1881, № 7); П. И. Бартенев, «Род и детство П.» («Отеч. Зап.», 1853, 11); его же, «А. С. П., материалы для его биографии» (М., 1855); его же, «Программа журнала, набросанная П. около 1832 г.» («День», 1861, № 2); его же, «П. в Южной России» («Рус. Речь», 1861, и отд. отт.; Москва, 1862; «Рус Архив», 1866, № 8-9); его же, ряд заметок в «Рус. Арх.», 1866, 1872 и 1881 гг.; Липранди, «Из дневника и воспоминаний» («Рус. Арх.», 1866, № 8, 9, 10); В. П. Гаевский, «Библиографические заметки о сочинениях П. и Дельвига» («Отеч. Зап.», 1853, т. 88); его же, «Из пушкинской переписки» («Вест. Европы», 1881, № 2); Л. Майков, «Заметка по поводу 7 т. сочинений П.» («Библиографич. Зап.», 1858, т. 1); его же, «Воспоминания Шевырева о П.» («Русск. Обозрение», 1893, № 4, 5); его же, «Историко-литературные очерки» (СПб., 1895); И. Шляпкин, «Берл. материалы для истории русской литературы» («Русск. Старина», 1893, № 1); А. Ф. Бычков, «Вновь открытые строфы Евг. Онегина» («Рус. Стар.», 1888, № 1); А. Н. Пыпин, «Исторические очерки. Общественное движение в России, при Александре I» 2 изд., СПб., 1885); его же, «Характеристика литературных мнений от 20-х до 50-х годов» (СПб., 1873, 2-е изд., СПб., 1890); его же, «История текста соч. П.» («Вестн. Европы», 1887, № 2); его же, «Новые объяснения П.» (там же 1887 г., № 10 и 11); его же «Накануне П.» (там же, 1887, №9); его же, «А. С. П.» (там же, 1895, № 10, 11); «Письма Илличевского», изд. Я. К. Грота («Русский Архив», 1874); Я. К. Грот, «Первенцы лицея и его предания» («Складчина», 1874); его же, «П., его лицейские товарищи и наставники» (СПб., 1887; здесь «хронологическая канва для биографии П.» — единственное пособие в этом роде, изобилующее, впрочем, недосмотрами и ошибками); П. А. Ефремов, «А. С. П. Биографический очерк и его письма» («Русская Старина», 1879); «Венок на памятник П.» (СПб., 1ь80); П. Вяземский, «А. С. П. по документам остафьевского архива 1815-1825» (СПб., 1880); тоже, 1826-1837 («Русск. Архив», 1884); Стоюнин, «П.» (СПб. 1881); А. Незеленов, «А. С. П. в его поэзии», (СПб., 1882); его же, «Шесть статей о П.» (СПб., 1892); М. И. Сухомлинов, «Император Николай Павлович, цензор и критик сочинений П.» («Истор. Вест.», 1884,. № 1); П. М., «А. С. П.», биографический очерк («Русск. Вед.», 1880, № 146-160); П. А. Плетнев, «Сочинения» (СПб., 1885); В. Н(икольский), «Идеалы П.» (СПб., 1882; изд. 1887); В. И. Межов, «Открытие памятника А. С. П. в Москве в 1880 г.» (СПб., 1885); его же, «Puschkiniana; Библиографический указатель статей о жизни А. С. П. и т. д.» (указатель литературы о П. до 1886 г., 4587 №№, СПб., 1886); при всей обстоятельности много существенных пропусков); «В память пятидесятилетия кончины А. С. П.» (изд. имп. Александровского лицея, СПб., 1887); Степович «О. П.» (1898); Вл. Соловьев, «Судьба П.» (СПб., 1898); С. И. Пономарев, «П. в родной поэзии» (СПб., 1888); С. Либрович, «П. в портретах» (СПб., 1890). Из воспоминаний о П. имеют важное значение: «Записки И. И. Пущина» («Атеней», 1859); А. П. Керн («Библиотека для чтения», 1859, № IV. Ср. «Русск. Стар.», 1870, I, 204); неизвестного («Pyccк. Стар.», 1874, X.); К. К. Данзас, «Последние дни жизни и кончина А. С. П.» (СПб., 1663); «Воспоминания» Б. Бурнашова («Русск. Архив», 1872, № 10): Л. Павлищев, «Из семейной хроники» («Историч. Вестн.» с 1888 г.); пресловутые «Записки» А. О. Смирновой (см.) в «Русск. Архиве» (1871, № 11) и в «Северном Вестнике», вышедшие в 1895 г. и отдельной книгой (мало достоверны, полны ошибок и анахронизмов). Критические разборы произведений П.: Варнгаген-фон-Энзе, «Werke von A. P.» (в «Jahrbucher f. wissenschaftliche Kritik», 1838, окт.; перевод этой статьи — Каткова в «Отеч. Зап.», 183 , т. III); Konig, «Bilder aus d. russischer Litteratur» (1838); Н. В. Гоголь, «В чем же, наконец, существо русской поэзии и в чем ее особенность» (из «Переписки с друзьями»), В. Г. Белинский («Сочинения», в 12 том. изд. том в др.) Н. Г. Чернышевский, «А. С. П., его жизнь и сочинения» («Соврем.», 1854-61; отд. изд., СПб., 1895); Дружинин, «А. С. П. и последнее издание его сочинений» («Библ. для Чтения», 1855, т. 130; Соч. Друж., 1865, т. VI); Аполлон Григорьев, «Взгляд на русскую литературу со смерти П.» («Русск. Слово», 1852, № 2, 3 и в соч. т. 1); Н. А. Добролюбов, «Сочинения» (СПб., 1862, т. 1); Д. Писарев, «П. и Белинский» («Рус. Слово», 1865, № 4, 6 и в «Сочинениях», ч. 3); П. А. Вяземский, «Мицкевич о П.» («Русск. Архив», 1878); Ф. Достоевский, «Речь о П. на торжестве открытия памятника в Москве» (в «Дневнике писателя», 1880 и в Соч.); С. Весин, «Очерки истории русской журналистики» (СПб., 1880); Аверкиев, «Письма о П.» («Русский Вестник», 1880); «Сочинения Мицкевича» (СПб., 1882 — 83); С. Тимофеев, «П. и современная ему критика» («Дело», 1887, № l); Д. Н. Садовников, «Отзывы современников о П.» («Исторический Вестник»; 1883, № 12); В. А. Яковлев, «Отзывы о П. с юга России» (Одесса, 1887); В. Зелинский, «Русская критическая литература о произведениях А. С. П.» (критика 20-х и начала 30-х годов; 3 ч. М., 1887— 88, ч. 4-я и 5-я 1897; ч. 1, 2 изд., М., 1897); Е. Воскресенский, «Евгений Онегин» (разбор романа, Ярославль, 1887); его же, «Лирика П.» (разбор; М., 1888); Ключевский, «Предки Онегина» («Рус. Мысль», 1887, №2); В. А. Качановский, «А. С. П., как воспитатель русского общества» (Казань, 1888); Н. Страхов, «Заметки о П. и др. Поэтах» (СПб., 1888; 2 изд., Киев, 1897); С. Трубачев, «П. в русской критике 1820-80 гг.» (СПб., 1889); «Сочинения Спасовича» («П. и Мицкевич у памятника Петра Вел.» и «Байронизм у П. и Лермонтова»); С. Южаков, «Любовь и счастье в произведениях А. С. П.» (Одесса, 1895); И. Жданов, «О драме П. „Борись Годунов“ (СПб., 1892); И. М. Белоруссов, „К литературе о П.“ (Орел, 1895); Виноградов, „П. как художник“ (речь; М., 1896); Д. Мережковский, в сборнике Перцова, „Философские течения русской поэзии“ (СПб., 1896); В. А. Францев, „А. С. П. в чешской литературе“ (СПб., 1898); Н. Черняев, „Капитанская дочка“ Пушкина. Историкокритический этюд» («Рус. Обозрение», 1897 и отд. оттиск); его же, «Пророк». П. в связи с его же подражаниями Корану" («Рус. Обозр.», 1897 и отд. отт., М., 1898); О. Е. Корш, "Разбор вопроса о подлинности окончания «Русалки! П. по записи Д. П. Зуева» («Изв. Отд. Русск. языка Академии Наук», III, 3); Н. Сумцов, «Этюды о П.» (в «Русск. Филологич. Вестнике» с 1893 г. отд. — историко-литературный разбор мелких стихотворений и сказок П.). Поэзия П. вызвала ряд стихотворных к нему посланий — Дельвига, Кюхельбекера, Баратынского, Плетнева, Туманского, Языкова, Веневитинова, Катенина, В. Л. П., московского митрополита Филарета («Не напрасно, не случайно»), Гнедича, О. Глинки и др.