Пикинеры

Пикинеры — С постепенным распространением в войсках огнестрельного оружия, вооруженные им люди стали называться мушкетерами , а имевшие, по прежнему, холодное оружие (пики) — П. Процентное отношение П. постепенно уменьшалось; с изобретением штыка они совсем перестали существовать.

Пико де ла Мирандола

Пико де ла Мирандола (Джованни Pico de la Mirandola, 1463 — 1494) — знаменитый итальянский ученый эпохи Возрождения, сын моденского графа. Он поражал своим ранним развитием: десяти лет от роду считался уже первым оратором и поэтом своего времени. Отказавшись от политической деятельности, он отдался поглощавшей его жажде знания: ездил по университетам, изучил двадцать два языка, и когда европейская наука того времени открыла ему все свои тайны, углубился в изучение Кабалы, для чего изучил языки халдейский, еврейский и арабский. Прибыв в 1486 г. в Рим, он издал «Conclusiones philosophicae, cabalisticae et theologicae», где выставил 900 «propositiones», приглашая ученых оспаривать, на публичном диспуте, его тезисы. Папа Иннокентий VIII, по доносу ученых, объявил тринадцать из этих тезисов еретическими и воспретил публичную защиту остальных. П. опубликовал апологию осужденных тезисов («Apologia J. P. Mirandolae», 1489), но лишь в 1493 г. папа Александр VI снял с них запрещение. Последние годы жизни П. провел в своем замке близ Флоренции. Умер от непосильной умственной работы. Широко образованный, даровитый ученый, чрезвычайно популярный в свое время, он не был выдающимся мыслителем. Написал еще: «Disputationes adversus astrologiam divinatricern» (Болонья, 1495), где признает значение только за древней астрологией; «De ente et uno opus», «Heptaplus» (мистический комментарий к Библии) и «Epistolae» (Пар., 1499), блещущия остроумием и познаниями. Сочинения его переиздавались в полном составе много раз (Болонья, 1496; Венеция, 1498; Базель, 1573 и 1601). Племянник его, Джованни Франческо П., составил биографию дяди, напечатанную, вместе с другими его произведениями (жизнеописание Савонаролы, «De stadio divinae et humanae sapientiae», «Examen doctrinae vanitatis gentilium») при базельском собрании сочинений П. Старшего. Ср. также P. Giovio, «Historiarum sui temporis libri XLV» (1550).

Пиктография

Пиктография или образное письмо — передача образов, впечатлений, событий, мыслей с помощью рисунка. С одной стороны, такие «образные письмена» неотличимы иногда от бесцельных рисунков, выводимых на скалах, стенах пещер, заборах, на классных столах и т. п., или от изображений и узоров, воспроизводимых на разных предметах в целях украшения; с другой стороны, они переходят в настоящие идеографические, а затем и фонетические письмена, о чем свидетельствует анализ египетских, древних китайских и некоторых других иероглифов. Всего чаще и дольше сохраняются подобные «писаницы» на камне, на скалах ; Андрэ собрал массу примеров из Африки (вади Мокаттеб на Синае, вади Телиссаре в Феццане, в Алжире, Кордофане, стране Сомали, Трансваале), Сев. и Южн. Америки, Австралии, Азии и Европы. Известны исписанные концентрическими кругами и крестами скалы в Нортумберланде (Англия), изображения на скалах в Швеции, Ирландии, на Онежском оз., «писаницы» (изображения зверей, людей и пр.) по Енисею, Тоболу и т. д., «оленные камни» в Монголии и т. п. Наиболее изучены подобные изображения у североамериканских индейцев; Mallery посвятил им обширные трактаты, со множеством рисунков. Он начинает с объяснения сравнительно недавних изображений, смысл которых еще понятен старикам, и переходит затем к аналогичным изображениям более древних времен. Почти все эти изображения представляют реальные предметы; символы и эмблемы встречаются очень редко. Многие из них напоминают о важных для отдельных племен событиях (войнах, договорах, голодовках, обилии дичи в известный год, смерти известного вождя, переселении и т. п.); некоторые связаны с мифами и религиозными обрядами, другие увековечивают посещения мест отдельными личностями. Манера изображения (людей, зверей и т. п.) почти одинакова у всех индейцев, равно как и обычные обозначения смерти (напр. от раны на войне), союза, принадлежности к известному клану или роду, происхождения одного лица от другого и т. д. cm. Mallery, «Pictographs of the North-American Indians» (в. «Reports of the Bureau of Ethnology», 1886" след.), а вообще о «петроглифах», рисовании у дикарей, знаках собственности — R. Andree, «Ethnographische Parallelen und Vergleiche» (1878 и 1889). Ср. еще Grosse, «Die Anfange der Kunst» (1894, сер. VI — Vll).
Д. A.

Пикули

Пикули — салат из ягод и овощей, залитых уксусным отваром, с пряностями.

Пилад

Пилад (PuladhV) — сын фокейского царя Строфия (женатого на сестре Агамемнона Анаксивии), у которого воспитан был Орест, спасенный Электрою после убийства Агамемнона. П. сопровождал своего друга Ореста в Микены, когда тот возвратился туда с целью отмстить за смерть отца. Вместе они отправились и в Тавриду, откуда увезли Ифигению и изображение Артемиды Таврической. П. женился на сестре Ореста, Электре.
А. Щ.

Пилос

Пилос (греч. PuloV, лат. Pylus) — древний город в Греции, на зап. берегу Мессении, на мысе Корифасийском; господствовал над прекрасной гаванью, которая ныне носит название Наваринской бухты ; гавань прикрывается лежащим против ее овом Сфактерией (ныне Палео-Наварино). В поэмах Гомера П. упоминается как резиденция царя Нестора. Во время пелопонесской войны, в 425 г., афиняне, под предводительством Демосфена, овладели П., укрепили его и в течение 15 лет удерживали его. С именем П. упоминаются еще два древних города, оба лежавшие в Элиде.

Пилястра

Пилястра (архит.) — четырехугольный столб, прилегающий одною стороною к стене здания, иногда более или менее вдающийся в нее и служащий или для ее подкрепления, или для подпирания архитрава и арки потолочного свода, или просто для устранения монотонности большого гладкого стенного пространства. Обыкновенно П. бывает снабжена внизу базою, а вверху капителью. В древнегреческом зодчестве, капитель П. своею орнаментациею отличалась от капители колонн, но у римлян и в эпоху Возрождения П. давались капители, совершенно такие же, как и колоннам, только с изменением их плана из круглого, в квадратный, при чем поверхность самых П. нередко покрывалась каннелюрами.

Пинакль

Пинакль — в романской и готической архитектуре род башенок с квадратным или многоугольным основанием и с остроконечно пирамидальным верхом, которые ставились на внешних контрфорсах стен, на столбах перил крыши, на ее гребне и в др. местах наружности здания. В XI и XII ст. П. оканчиваются вверху в виде конуса, в XIII в. делаются очень роскошными и завершаются четырехгранною, очень высокою пирамидою, ребра которой украшены кросами, а вершина фиалом; их основание обставляется иногда маленькими пирамидальными шпилями. В XIV ст. форма П. становится чрезвычайно легкою, а в XV в. они представляют собою как бы связку призм, увенчанных пирамидальными шпилями, проникающих одна в другую и поднимающихся одна над другой. Наконец, в XVI ст., П. обильно украшаются скульптурною отделкою, но исполняются с меньшею смелостью, чем в предшествовавшую эпоху.

Пингвин

Пингвин. — П. называются лишенные способности летать птицы, свойственные исключительно южному полушарию и составляющие, в числе 20 видов, одно семейство (Spheniscidae или Aptenodytidae), относящееся к самостоятельному отряду (Impennes, Ptilopteri или Sphenisciformes). Наиболее характерный внешний признак П. — это полное oтcyтствие маховых перьев на крыльях, которые, вдобавок, вовсе неспособны сгибаться. Все тело П. покрыто мелкими чешуеобразными перьями, большинство которых состоит из одних стержней, без опахал. Голова некоторых видов украшена пучками длинных, щетинообразных перьев, а у других рулевые перья тоже длинны. Голова небольшая, клюв длиною с голову, прямой, сильный, твердый, с боков сжат; шея средней длины, переходит в почти конусообразное туловище; ноги коротки, почти целиком заключены в кожу туловища, вследствие чего допускают лишь короткие шаги; пальцы сильно развиты, все четыре направлены вперед, но перепонкой соединены лишь три из них. На земле птица держится вертикально, опираясь на заднюю поверхность плюсны, но при ходьбе последняя стоит почти вертикально. Ходят П. с большим трудом, переваливаясь; желая избежать опасности, ложатся на брюхо и скользят при помощи крыльев и ног так быстро, что их трудно догнать, особенно на покрытой снегом поверхности. Плавают и ныряют П. превосходно и с изумительной легкостью преодолевают бурные волны открытого океана — их настоящей сферы. В отличие от других птиц, П. плавают при помощи одних крыльев, пуская их в дело поочередно; ноги служат исключительно в качестве руля и вытянуты прямо назад. Пища П. состоит из рыб, ракообразных и мягкотелых. Значительную часть года П. посвящают размножению и в это время десятками и сотнями тысяч собираются на самые уединенные острова антарктического океана. В это время даже не высиживающие птицы живут на суше. Гнездятся, как и вообще живут — обществами. Кладут по два белых или зеленовато белых яйца, за которыми наблюдают поочередно оба родителя, так как у П. сильно развита привычка воровать чужие яйца. Этим объясняется нередкий факт нахождения в одном гнезде птенцов различных видов. Птенцы вылупляются густо покрытые пухом и быстро вырастают, благодаря крайне обильной пище, непрерывно доставляемой родителями. К концу вывода оперение последних отрепывается до последних пределов и они начинают линять, часто удаляясь для этого в укромные уголки. Линька, судя по наблюдениям в неволе, идет весьма быстро, оканчиваясь недели в две. При этом П. не ходить в воду и, следовательно, не питается, что им, очевидно, легко переносится, благодаря толстому слою подкожного жира. Мясо П. очень невкусно. Самая северная граница распространения П. проходить в Атлантическом океане через о-в Тристанд'Акунья, в Индийском через о-в Амстердам, а в Тихом через о-ва Галапагосские; они водятся также близь берегов Новой Зеландии, Южн. Австралии, южной оконечности Африки и по тихоокеанскому побережью Южн. Америки. Семейство это может быть разбито на три группы, хорошо характеризующиеся не только внешними, но и анатомическими признаками. Первая обнимает собою формы, имеющие большую величину, длинный, тонкий, слегка выгнутый клюв и заключает роды Aptenodytes и Pygoscelis. К ней относится П. патагонский (A. patagonica) и П. длинноклювый (А. longirostris). Вторая группа — род Eudyptes — имеет клюв более короткий, но высокий и легко узнается по красивым желтым надбровным пучкам перьев. К ней относится П. златовласый (Е. chrysocome). У третьей группы клюв очень короток, сильно сжат с боков, верхняя челюсть загнута крючком, нижняя прямо обрезана; хохла нет. Сюда принадлежит П. капский (Spheniscus demersus) из Южн. Африки, Spheniscus minor из Австралии и самый северный из всех видов — Spheniscus mendiculus с Галапагосских о-вов. Ископаемые остатки П. немногочисленны, но из верхнеэоценовых слоев Новой Зеландии известна крупяая форма П. (Palaeeudyptes antarcticus), доказывающая древность этой группы птиц. В. Б.

Пиндар

Пиндар (PindaroV) — лирический поэт (622 — 448 до P. Хр.), уроженец Киноскефале, предместья Фив в Беотии, почему поэт называет себя фивянином, а Фивы — своей родиной, матерью. Киноскефалы лежали у священной горы Геликона, близ источника Дирки; гора почиталась местожительством муз, пользовавшихся водою источника, от которого П. получил имя диркейского лебедя. По отцу, Даифанту, П. принадлежал к знатному роду Эгеидов, глава которого был спутником основателя Фив, Кадма, а члены сопровождали Гераклидов в Пелопоннес; из Спарты Эгеиды вывели колонию на о-в Феру, откуда колонисты, предводимые Баттом, вышли в Ливию и основали Кирену; сам поэт рассказывает об этом в пифийской оде (V, 65, сл.). Род Эгеидов был любезен богам, особенно Аполлону, вождю муз, и Аммонскому Зевсу; рождение поэта совпало с праздником Аполлона в Дельфах — с пифийскими играми. Лирическая хоровая поэзия греков, нашедшая в Пиндаре совершеннейшего представителя, была неотделима от пения, музыки и танцев; всем этим искусствам П. обучался частью в родном доме, где игра на флейте была наследственна, частью у беотийских поэтесс, Миртис и Коринны, а главным образом в Афинах, у Аполлодора, Агафокла, Ласа; здесь же он мог познакомиться с поэзией Симонида кейского и Эсхила. Знатное происхождение, близость к культам богов, семейные предания, сама природа родных мест должны были сообщить поэтическому дарованию П. направление по преимуществу религиозное и торжественное, сочувственное тогдашним владыкам городов и могущественным аристократам, свободное от местной или партийной исключительности. Ни в отрывках, ни в победных песнях, сохранившихся целиком, невозможно отыскать даже намеков на предпочтение поэта к какой-либо форме правления или к какому-нибудь из греческих государств. Как певец, он жаждет славы у всех эллинов. Более всего ненавистны ему брань и раздоры («даже глупцам легко потрясти государство, но трудно восстановить его без помощи богов»). Он прославляет мирные подвиги, гражданские и личные добродетели, превозносит мир и согласие. В горячем призыве к миру Полибий видит единомыслие поэта с фивскими аристократами, с предателями Эллады во время нашествия Ксеркса; но целые эпиникии, отрывки других стихотворений, показания свидетелей удостоверяют, что П. разделял общую радость эллинов по случаю торжества над персами и открыто признавал за афинянами и эгинетами высшую заслугу в деле охраны Эллады от посягательств варваров. Афины он называл «опорою Эллады», «блестящими», «главными», «достойными песнопений»; по словам Исократа, афиняне дали за это П. звание проксена и уплатили ему 10 тыс. драхм, а по свидетельству Павсания и др. — почтили его бронзовой статуей, Занятие поэзией П. обратил в профессию; в большинстве случаев он писал по заказу тиранов, знатных граждан или республик, получая за исполнение заказов условленную плату. Важнейшие из его стихотворений, эпиникии, имели целью прославление победителей на обще эллинских празднествах, а также самих празднеств; в них не было места ни выражениям областного патриотизма, ни развитию личных мотивов поэта. П. разделял обще эллинские религиозные верования, что не мешало ему, как и Эсхилу, высказывать спиритуалистические воззрения на божество; из богатой сокровищницы мифов П. в каждом данном случае выбирал рассказы и имена наиболее отвечающие ожиданиям слушателей и его собственной задачи. Он не пропускал случая внушать своим могущественным героям такие правила поведения относительно подчиненных или народного большинства, которые в массе слушателей могли только вызывать живейшее сочувствие. Не могли они не сочувствовать и красноречивым напоминаниям поэта о мире и его благах, одинаково дорогих и понятных всем эллинам, без различия парий в государств. Вот почему, получая деньги и почести от афинян, проживая подолгу на Эгине, П. в то же время пользовался гостеприимством тиранов сиракузских, агригентских, киренских, поддерживал сношения с царем македонским Александром, с знатными семействами Родоса, Тенедоса, Коринфа. Служители богов дорожили его стихотворениями религиозного содержания: его гимн Зевсу Аммонскому был начертан на столбе в храме; кажется, 7-ая олимпийская ода, в честь родосца Диагора. была записана золотыми буквами в храме Афины в Линде. Из уважения к славе П. Александр Вел. при разрушении Фив, в 335 г., пощадил его дом, вблизи святилища Диндимены. Умер П. вдали от родины, в Аргосе. Наиболее ранней из од П. считается Х пифийская, в честь мальчика из фессалийского рода Алевадов, написанная в 502 г. до Р. Хр.; позднейшая, IV олимпийская, относится к 451 г. Стихотворения П., в 17 книгах, подразделялись грамматиками на следующие виды: гимны, пеаны, дифирамбы, просодии, парфении, гипорхематы, энколии, френы, сконии, эпиникии. В целости, если не считать конца последней книги, дошел до нас только последний разряд стихотворений, по степени важности общеэллинских празднеств расположенных в 4 книгах: оды олимпийские (14), пифийские (12); немейские(11), истмийские(7). Как эпиникии (победные песни), так и все прочие стихотворения П. принадлежат к хоровой лирике и подчинены ее правилам в рифмическом и стихотворном построении, а равно в способе исполнения: каждое стихотворение было песней, которая исполнялась хором, под аккомпанемент флейты или лиры (или обоих инструментов) и рифмических движений хора. Не менее эпиникий ценились древними и другие потерянные для нас стихотворения Пиндара, как это видно из оды Горация (IV, 2). Мы не имеем возможности судить о музыкальной и пластической стороне поэзии П., о том впечатлении, какое производила она, в гармоническом сочетании с музыкой и танцами, на пирах владык и знатных граждан, в торжественных религиозных процессиях к храмам, жертвенникам или местам вечного упокоения усопших. — Нынешняя редакция эпиникий восходит к александрийским грамматикам; хронология большей их части установлена впервые А. Бёком в его монументальном издании П., со схолиями и латин. переводом, с объяснительными комментариями и монографией о стихосложении П. (Б., 1811 — 21). Диссен; Шнейдевин, Г. Герман, Бергк, Т. Моммзен, В. Христ, А. Круазе и др. продолжали дело Века, как в восстановлении текстов П., так и в разностороннем разъяснении его поэзии. Назначением од П., было придать возможно большую торжественность и общий интерес ликованию победителя и его сограждан, следовавшему за победой на одном из национальных праздников. Эллин всегда дорожил доброю и долгою памятью в потомстве, всячески поддерживал связь с предшествующими поколениями, восходившими до самых богов, никогда не изменял вере в то, что истинный виновник и бедствий человека, и его счастья — божество. Все эти мысли я чувства должны были находить себе место и в том празднестве, которым чествовал свою удачу победитель на общенародных играх; возможно более яркое выражение обязан был дать этому настроению поэт, призванный украсить празднество победителя. Торжественный тон составлял непременное свойство песни, проникнутой чувством благодарности к богам и боязнью чем-либо не угодить им. 0билие правил, соблюдение которых может уберечь настоящего победителя и всякого другого смертного от кощунственных действий относительно богов и от насильственных поступков по отношению к людям, было второй необходимой чертой победных песен. Правила эти были тем внушительнее, что поэт (как и афинские трагики) освещал их примерами из области сказаний о богах и героях. Поэт, достойным образом увековечивавший имя победителя, пользовавшийся этим случаем для того, чтобы почтить богов, научить смертных добру, доставить слушателям и отдаленным читателям художественное наслаждение, сам твердо верил в свое призвание, в свое право на восторги современников. Когда П. открыто и часто говорит о достоинствах своих песен, провозглашая их бессмертие, он свидетельствует этим, что его песни отвечали глубочайшим душевным движениям эллина. «Памятник» Горация: Exegi monumentum aere perennius, вдохновлявший многих последующих поэтов — не более, как подражание П. (пиф. VI, 10): в устах греческого поэта уверенность в бессмертии была лишь выражением открытого, всенародного признания его великой роли. Из 44 эпиникий некоторые посвящены тиранам, другие — частным лицам, уроженцам различных эллинских государств. Не следует забывать, что греческие храмы, пиршества, религиозные собрания оглашались и другими видами песнопений П., так что он был гораздо больше певцом народным, обще эллинским., нежели панегиристом владык или богачей. Этим объясняется независимый тон его эпининий, в которых похвалы лично герою занимают обыкновенно весьма скромное место. Если оды П. не всегда и не во всех частях и подробностях доступны нашему пониманию, то в значительной мере они были такими же и для большинства его современников. Трудность понимания П. происходит, главным образом, от того, что ему не казалось согласным с достоинством его музы входить в более ясные и более многочисленные указания на личные или местные обстоятельства. В одах П. центральную и наиболее распространенную часть (dmjaloV ) составляет, большею частью, какой-либо мифологический или легендарный рассказ; ему предшествуют и за ним следуют краткие обращения поэта к воспеваемому победителю, похвалы народному празднеству; наконец, в разных местах оды вставлены общие суждения, в виде собственных афоризмов автора или хорошо известных народных речений. Так, в 1 олимпийской оде содержатся похвалы Гиерону, как правителю мудрому, правосудному и любящему науки, и упоминание о коне Ференике, доставившем победу господину в Олимпии (ст. 1 — 23); засим идет миф о Пелопсе, давшем имя полуострову и также победившем в олимпийском состязании при содействии божества (24 — 103); в последних 17 стихах поэт снова говорит о Гиероне и о своей музе. Взаимное отношение составных частей в одах П. особенно ярко характеризует IV пифийская ода, в 229 стихов. Воспетый здесь поэтом киренец Аркесилай был прямым потомком основателя Кирены, Батта, происходившего от аргонавтов; это последнее обстоятельство дает повод П. изложить легенду о Язоне и Медее, об основании города (4 — 262); в конце песни поэт ходатайствует перед Аркесилаем о помилования некоего Демофила. В мифических своих рассказах П. или восходил к начальным временам городов и народных праздников, к предкам победителей, или высказывал свои пожелания победителям и намекал на аналогичные современные отношения; в развитии мифической части оды могли иметь место и чисто художественные мотивы. Во всяком случае в эпиникиях П. мифы были преимущественно формою, которою поэт пользовался для своих целей, с мифической стариной не имевших ничего общего: в этом существенное отличие П. от эпических поэтов более древнего времени, у которых П. заимствовал свои рассказы. П. шел еще дальние: не отвергая реального существования народных богов и героев, он не мог помириться со многими подробностями сложившихся о них басен, так как они не согласовались ни с его нравственным чувством, ни с его религиозными воззрениями; такие подробности он отвергает, как вымысел поэтов, оставляя неприкосновенными прочие части мифа или легенды. В IX олимп. поэт говорит о том, как Геракл ополчался на самих богов — Посейдона, Аполлона, Плутона, — но тут же останавливается: «прочь эти речи: хулить богов — ненавистная мудрость; возноситься сверх меры прилично безумцам». С ужасом и смущением спешит поэт закончить рассказ о братоубийстве Пелея и Теламона, не дерзая, однако, отрицать само событие (нем. V, 12 — 16). Великаны Алкионей и Антей, крылатый Пегас, чудовищная Горгона, Химера, Тиеон о ста головах и т. п. мифические образы имеют для П. такой же реальный смысл, как и легендарные предки воспеваемых им победителей; но в тоже время он с негодованием отвергает рассказ о том, как Тантал зарезал сына своего Пелопса и мясо его подал богам, как плечо Пелопса было съедено Деметрой и т. д. Поэт предлагает собственный вapиaнт этого рассказа: Пелопс был взят Зевсом на Олимп, как Ганимед; когда он исчез, злые соседи стали распускать слухи, будто он был разрезан на части, сварен в кипятке и куски мяса были съедены. «Прочь от меня такие мысли — никого из богов я не могу называть алчным» (олимп. I, 30 — 55). Он не подвергает сомнению рассказ о любви Аполлона к нимфе Корониде, но почитает недостойною всеведущего божества подробность, сообщаемую Гезиодом, будто Аполлон узнал об измене возлюбленной от ворона; в подобной помощи Аполлон не нуждался (пие. Ill, 25). В большинстве случаев благочестивый поэт обходит молчанием такие истории о богах, которые в его время и по его понятиям не сделали бы чести и простому смертному. Согласно с орфиками и пифагорейцами, П. верит в загробную жизнь и в воздаяние каждому по заслугам (олимп. II, 62 сл.); наклонность к монотеизму выражается в превознесении Зевса над прочими небожителями, как божества единого, вечного, дарующего силу другим божествам. Как часть повествовательная, мифологическая, так и обращения к победителям изобилуют моральными сентенциями: «справедливость — несокрушимая твердыня государств», «в нужде все благо», «закон царит над всем», «даже мудрость склоняется пред корыстью» и т. д. Торжественности настроения соответствовала речь эпиникий, в основе своей эпическая не только по подбору слов, по обилию эпитетов, метафор, метонимий, но даже по диалектическим особенностям; имеющиеся в одах дорические и эолийские образования — кажется, в зависимости от того, к какому из племен принадлежал воспеваемый в оде победитель, — сообщали эпяникиям характер своеобразной хоровой лирики, окончательно установившейся со времени Стесихора. Стесихору следовал П. и в расположении стихов по триадам, состоящим из строфы, антистрофы и эпода, применительно к движениям хора при исполнении песни. В отношении ритма и метрики каждая ода представляет собою отличное от прочих целое; общий стихотворный размер имеют только III и IV истм. оды. Музыкальное разнообразие проникает собою не только отдельные оды и составные части триад, но и отдельные стихи каждой группы в триаде. Любимый размер П. — дактило-эпитриты: впрочем, метрами собственно пиндаровскими называются три антиспастических (И — — И И — — И И — — И ...). Дактило-эпитритическое построение строфы находится в 19 эпикиниях; в других П. предпочитал более подвижный размер — эолийские логаэды. Древность греческая и римская признавала превосходство П. над прочими лириками, называя его лириком по преимуществу, торжественным, великолепным, неподражаемым. Гораций сравнивает П. со стремительным потоком, который напоен дождями и затопил берега; подражателей П. он уподобляет Икару, восковые крылья которого растаяли при приближении к солнцу (Од. IV, 2). С Горацием согласен Квинтилиан. После разноречивых суждений критиков XVII и XVIII вв., А. Бёк, в начале XIX в., положил начало всестороннему, строго научному исследованию поэзии П. (Б., 1811 — 21). Древнейший из списков П., cod. Ambrosianus, относится к XII в.