Страница:
Меня шестидесятники тогда интересовали: я развивался в направлении от Добролюбова к Писареву. Обоих читали, конечно? -Конечно.- Алексей сократил ответ до минимума и поглядел на подростков, ставших невольными свидетелями памятного разговора. Они разглядывали взрослых с любопытством посетителей зоопарка и потеряли всякую бдительность: будто доктор и учитель и в самом деле сидели в клетке и были отгорожены от них решеткой.- Учите их?- и Алексей остановил жестом Кузьму Андреича, который собирался в эту минуту рассказать обстоятельства перехода от одного критика к другому.- Давай лучше урок им устроим. Тоню спросим про Фамусова. Она его хорошо знает очень... Это был, с его стороны, предательский удар в спину: так на показательном уроке высокий гость приглашает к ответу не кого-нибудь, а миловидную школьницу, имевшую несчастье ему понравиться. Оба подростка встрепенулись и в одно время огляделись: в поисках пути к спасению. -Ну, Антонина,- подбодрил учитель.-Что запомнила из восьмого класса?.. У тебя три балла было? Не густо, но и на них хоть что-то знать надо... Тоню трудно было застать врасплох, но среди ее сильных карт литература не значилась. Она испытала минутное замешательство. -Фамилии больше, Кузьма Андреич. Кирсановы да Базаровы. -Хорошо хоть фамилии. Хотя Базаров был один - если не считать, конечно, его родителей. В этом и заключалась его трагедия...- Последнее было поведано уже москвичу, к которому он обратил внушительное, осанистое лицо, окаймленное бачками и тронутое по-летнему перистой бородою. Он задержал на москвиче взгляд чуть дольше, чем следовало, оставил без присмотра тех двоих, и они не замедлили этим воспользоваться: Тоня затрусила к родителям за сарай, сохраняя на лице то степенное и вынужденно-благопристойное выражение, с каким иные девицы спешат кой-куда, когда ждать больше нету мочи, а Миша вовсе пропал, исчез незамеченным: это был юноша одаренный во многих отношениях, включая способности иллюзиониста и мистификатора. Алексей кивнул в сторону Тони, удаляющейся с высоко поднятой головою: -Так и не подоила козу. С ней не хочешь позаниматься? Кузьма Андреич помедлил, прежде чем ответить. Он настроился уже на тот цветистый и выспренний лад, который любил и который был необходим ему как упражнение в риторике; кроме того, как всякий учитель, он не терпел, когда его перебивали и, не спросив, меняли тему разговора. -С этой не пройдет,- проворчал он естественнее прежнего.Сплетен не оберешься...- Он нахмурился, наново собрался с мыслями, но москвич не дал ему передышки: -Вы здесь вообще купаетесь? Что-то я никого, кроме малышни, не видел. Пошли. Я хорошее место высмотрел. У пристани... Валентина Егоровна главным доводом против москвича выставляла именно его купание в полунагом состоянии на виду у всего Петровского: она считала, что сельский интеллигент не имеет права оголяться перед остальным населением, сравниваться с ним таким образом и становиться на одну доску. Кузьма Андреич хотел завязать с москвичом тесные отношения, чтоб гулять с ним по городку и обсуждать походя различные темы, но прилюдно плескаться с ним в реке и объясняться потом с соседкой ему было незачем. -Что за пристань?- спросил он, выигрывая время. -Пристани не знаешь?!- изумился Алексей.- Что ж ты тут знаешь тогда?!. В километре от города по течению! Красивое место, между прочим. Если глазами, конечно, смотреть, а не лобными пазухами. -Меня люди, а не места интересуют,- отчитал его Кузьма Андреич, но в следующую минуту огляделся по сторонам: совсем как до него Тоня с Мишкой - в поисках выхода из сложившегося положения. -Идешь или нет?- пристал к нему москвич. -У меня плавок нет. Вообще три года как не купался. С тех пор как в Ялте отдыхал,- и глянул многозначительно. -Ты этим, как каким-то подвигом, хвастаешь. Что ж ваш Михал Ефимыч пропаганды здорового образа жизни не вел? Идем, я тебе плавки дам. Я с собой три пары привез. Для такого случая. Кузьма Андреич украдкой глянул на него, смерил с головы до ног. -Не пойдут. У меня на размер больше. -Что у тебя на размер больше? Кто тебя увидит вообще? -Не скажи,- чопорно и желчно возразил тот.- Это тебе не Москва. Завтра же по Петровскому разнесется. Какие у меня плавки...- и поглядел на калитку, раздумывая над тем, сразу ли ему уйти или выдержать короткую паузу. Алексей отступился от него: -Плавать, небось, не умеешь... Вы как моряки совсем - те тоже у воды живут и в воду не лезут... Кто это?!.. Какая женщина богатая!..-Он увидел на улице женщину, идущую по их стороне и привлекшую его внимание рослым, крупным сложением и степенной поступью и осанкой: в России все величественное и размеренное в женщинах привлекает мужское внимание.-Занимаемся черт знает чем, а тут такие самоходки по улицам движутся!.. Кузьма Андреич словно наперед знал, что после купания речь пойдет о женщинах. -Это Ирина Сергевна ваша,- неодобрительно сказал он: москвич слишком отвлекался и не давал ему сосредоточиться на главном.- Не знакомы еще? -Она?!- поразился тот.- Как же это я обознался?! Вот что с нашим братом белый халат делает! Живых в гроб кладет!.. Ирина Сергевна!закричал он, как в лесу, и поспешил к ней, остановившейся на его призыв.Какая встреча! Вам штатское к лицу очень! Класс! Я ведь вас без белого халата еще не видел!.. Он и в халате видел ее однажды, но Ирина Сергеевна, устав от приема больных, ничего не имела против похвалы и лести. На ней было легкое платье - слишком тонкое, сказали бы пожилые жительницы Петровского, предпочитавшие сукно хлопку даже в жаркое время года: оно обтекало ее и, пряча тело, как бы выставляло его на общее обозрение. Алексей Григорьевич уставился на нее в немом восхищении. -Знаете, на кого вы похожи?- спросил он ее со всей искренностью, на которую был способен. -На кого? -На античную статую! Я такую в третьем классе в музее Пушкина видел! Вся в мраморных складках! Один к одному! Складки так вниз и катятся! -Правда?.. А другие говорят, на каменную бабу...- Она имела в виду Кузьму Андреича, который, собравшись с духом, направился к ним через Мишкину калитку: молодые люди ведь стояли до сих пор по разные стороны от забора.- Хотя и здесь и там камень... Кузьма Андреич у вас? Он у нас обычно приезжих встречает. Визит вежливости наносит. Так ведь, Кузьма Андреич? Учитель собрался сказать в ответ нечто в высшей степени литературное, но Алексей опередил его: -Я его с собой тащу. Зову купаться, а у него плавок нет. А мои надевать не хочет.Учитель тут нахмурился: он не любил сальностей, а москвич еще и пригласил в компанию Ирину Сергеевну:- Может, вы к нам присоединитесь? Это было бы событие,- и обвел мечтательным взором плавные, текучие очертания докторши, заставив ее естественным образом покраснеть, а Кузьму Андреича - нахмуриться вдвое против прежнего, так что он, с лохматыми бачками своими, сделался похож на атамана разбойников. -И у меня купальника нет.- Ирина Сергеевна смягчила свой отказ этим независящим от нее обстоятельством.- Был один, но я из него выросла. Учитель насмешливо глянул на нее, а москвич сказал не подумавши: -Я гляжу, это у вас как стихийное бедствие. Областная торговля плохо работает?.. Но я три штуки взял: одни - Кузьме Андреичу, другие, может, вы возьмете?.. Это было чересчур даже для врачебного племени, безнравственность которого Валентина Егоровна часто обсуждала дома со своим соседом-квартиросъемщиком. Кузьма Андреич вытаращил глаза и чуть не задохнулся от неожиданности, а Ирина Сергеевна сделала вид, что ничего не расслышала. Алексей Григорьевич понял, что переборщил, и предпринял неловкую попытку оправдаться: -Вы не подумайте, что я что-нибудь неприличное... Это даже не плавки, а шорты...- но Ирине Сергеевне не к лицу было слушать эти подробности, и она обратилась через его голову к учителю: -Как живете, Кузьма Андреич? Давно вас не видела. У вас каникулы? Кузьма Андреич только сейчас пришел в себя после нокаута, решил отыграться на Ирине Сергеевне, произнес с надменностью: -Отпуск. Каникулы бывают у школьников. Она не поняла. -Какая разница? -Это распространенное заблуждение,- строго сказал он.- В каникулы мы работаем. Я, например, дежурю в школе по вторникам. -Когда там детей нет?- не унималась она.- Уходили б наши больные куда-нибудь на два месяца. Верно, Алексей Григорьич?- Она уже простила ему недавнюю дерзость.- А то - лето не лето, суббота не суббота. Алексей проникся к ней живейшим участием: -Работали сегодня? -У меня прием по субботам. Еще вызовы после обеда будут. -Тогда точно искупаться надо! Перед вызовами!- Алексей Григорьевич был схож, в каком-то отношении, с магнитной стрелкой, всегда указывающей одно направление. Взгляд его при этом был так выразителен и глубок, что Ирина Сергеевна не смогла отказать ему вчистую, но пообещала: -В другой раз как-нибудь... Когда купальник сошью...- и пошла не оглядываясь, а походка ее приобрела и выиграла в легкости, будто один разговор о купании - и тот прибавил ей бодрости и свежести. Москвич посмотрел ей вслед с искренним сожалением. -Вот с кем купаться надо... Слушай,- оборотился он к приятелю.- Не хочешь на речку идти, пошли в кафе тогда. Я - что ел, что не ел, непонятно. Выпьем за встречу: я угощаю. Выпивку с собой возьмем. Я из Москвы классную мадеру прихватил - крымскую. Есть еще "Наполеон", но он для торжественного случая... Учитель заколебался. Как многие провинциальные интеллигенты, он был слаб на халяву и даже падок на нее. -У меня с деньгами туго,- честно предупредил он, однако. -А они не нужны будут. Считай, идем с тобой на ревизию. Проверим санитарное состояние Матвей Исаича. Тебя Михал Ефимыч не водил разве? Тут учитель обиделся: ему показалось вдруг, что его приглашают в качестве свидетеля - смотреть, как доктор снимает пробу. -А я тут при чем? Я что делать буду? -То же самое, что я. Возьму тебя в качестве представителя общественности... Всему вас учить надо... -Вы, пожалуй, научите,- защитился учитель.- Что есть, и то потеряем... Он не объяснял, кого имеет в виду, говоря "мы" и "вы", но Алексей Григорьевич не замечал этого: не одобрял ни подобных противопоставлений, ни вообще - политики. -Ты и вправду считаешь, что Ирина Сергевна - привлекательная женщина?- спросил между тем Кузьма Андреич - без видимой связи с предыдущим. Москвич удивился: -А ты не видишь?! Простору сколько, тело бесконечное, кожа гладкая! Есть где разгуляться! Она на пчелиную матку похожа, к которой все тянутся. Не имел таких? -Не встречались. -Теперь, считай, встретил... Оболтус ты и бирюк, хотя и учитель!..- выбранил он Кузьму Андреича, но он простил ему ругань: слова Алексея Григорьевича произвели на него известное впечатление - он верил ушам больше, чем глазам, и, хотя и преподавал сам, отличался порой повышенной внушаемостью... Хозяин вышел из сарайчика. Марья Егоровна хлопотала под навесом, подогревая остывшие кастрюли. -Ушел ухажер?- спросил отец. -Мишка?.. Не видать. Понравилась ему, видно. Как ни выйдешь, стоит посреди огорода, глядит в нашу сторону. -И доктор ушел?.. Напрасно его на пансион взяла. -Вот ты чем недоволен? Не помешает. Ему банка тушенки на раз, а нам на три дня остатков. -Не нужна мне тушенка его!.- заворчал он.- Не понравится кухня твоя, ославит на всю Петровку. Да еще скажет, объедали мы его. -За месяц?- усомнилась она.- За месяц моя готовка никому еще не противела... Напрасно ты. Неплохой парень вроде. -Все они хороши. Пока деньги не начнут считать... Все ему рассказала? А он тебе - много ли? -Нужны мне новости его.- Она налила ему борща.- Меня б кто послушал - вот мне что надо. И за шесть десятков годов научилась я, чай, что можно говорить, чего нет... Гляди, так козу и не подоила!- Снова раздалось неутомимое блеяние.-Вот холера!.. Самой доить придется! -А ты секи ее. -Нет уж, сам своих детей секи! Вот непутевая девка!.. Гляди, новый идет!..- С улицы, от калитки, шел еще один подросток: преисполненный важности и значительности.Совсем с ней рехнулись. Как приехала, так отбою нет. Вот уж правда: хочешь, чтоб тебя любили, ходи чаще в плаванье! -Хотел бы я знать, чем они там, в училище, занимаются,- проворчал отец, а мать, как водится, перебежала в другой лагерь, переметнулась на сторону приемной дочери. -Да тем же, чем здесь. Днем на боку, вечером на балу... Что тебе, Сеня?- спросила она подростка, который стал в отдалении и ждал, когда на него обратят внимание. -Тони нет?-деловито спросил он и сделал шаг вперед: как солдат, рапортующий офицеру. -Здесь была, крутилась где-то...- Марья Егоровна даже огляделась по сторонам в поисках отсутствующей Тони.- Ушла, наверно. А что тебе? -Она вечером в клуб пойдет? -Может, и пойдет. Она нам, Сеня, не докладывается. Он помедлил. -Я ей книжку принес. Хорошая книжка очень - про разведчиков. -Там, на танцах, ей и отдашь... Или погоди - дай погляжу...Она с любопытством полистала книгу, решила:- Сама отдам, когда придет,- и спрятала под фартук. -Я пойду тогда,- сказал Сеня.- Вы ей скажите, чтоб на танцы шла. -Скажу, скажу, родной, непременно скажу. Ступай. О корень у калитки не споткнись...-Она проследила за тем, как он шествует по тропинке.Споткнулся все-таки? Все этот корень задевают - никак мой хозяин его не спилит... -Тоже в институт собирается?- съязвил тот.- Не дом, а проходной двор. Постояльца еще взяла. -Ты все об одном. Это деньги нужны. -А ты все о них... Зачем они тебе? -Да хоть в руках подержать. Ты газеты любишь читать, а я деньги. И вдоль и поперек...
31 Алексей Григорьевич и Кузьма Андреич направились в кафе: отметить знакомство, огласить его звоном бокалов и задушевными разговорами. Но ясно представлял себе эту цель и шел к ней не сворачивая один доктор - учитель, человек мнительный и осторожный, все оглядывался по сторонам и невпопад задумывался: старался предугадать последствия этого из ряда вон выходящего поступка и страшился уронить себя и корпоративное достоинство всей петровской интеллигенции. -Будем там как белые вороны сидеть,- предрек он, додумав все до конца и придя к неутешительным для себя выводам, - но, странное дело, после этого не остановился, а, напротив, как бы сдался и пошел без оглядки.- Все это - афера, и ничего больше... -Что - афера?- не понял москвич.- В кафе вина распить? Я тогда круглый аферист, потому что в Москве только этим и занимаюсь. -Ты был в нашем кафе? -Нет: я здесь третий день всего. Но в кафешках вообще, во всех их подсобках и кладовках как в своих пяти пальцах ориентируюсь: я ж по гигиене питания специализировался. Хирургия - это у меня так, хобби и призвание, а здесь - проклятая действительность. Кузьма Андреич выслушал все это с недоверием. -Ты здешней публики не знаешь. Там дым идет коромыслом. -Вот в такой обстановке и надо пить. Чем проще народ, тем с ним пить приятнее. Это тысячу раз проверено... Кузьма Андреич поглядел на него испытующе. Он начал если не понимать москвича, то воспринимать как данное свыше испытание и как стихийное бедствие. -Это в Москве, может, так: выпили и разошлись,- сказал он все-таки.- Больше никогда не встретитесь, а здесь любой роман - с продолжениями. Да еще какими...- Он представил себе на миг разгневанную Валентину Егоровну.- Тебе этого все равно не понять - как мне бином Ньютона... Потом, у меня с Матвеем отношения неважные,- прибавил он озабоченно и почти виновато: какой-то неотвратимый рок толкал его на необдуманный шаг, и он не противился ему, а лишь предсказывал да взвешивал его последствия. -Что так?- не одобрил москвич.- С директорами кафе ладить надо. -Да у него сын в слове "колбаса" три ошибки сделал - я ему за это три балла за год вкатил... И слово-то для него знакомое... Ладно, идти так идти...- Он только теперь, когда дошел до своего переулка, принял это решение.- Зайду домой, переоденусь. -А это зачем? Сам же говоришь - простая публика. -Вот именно... Чтоб хоть в чем-то от них отличаться. Общественное место все-таки. -Надень джинсы. В них хоть в кафе к Матвею, хоть на прием в посольство. Кузьма Андреич остановился, и оглядел его: он был иного мнения. -По-моему, наоборот, в глаза бросаются. Как шкура леопарда. Одежда должна неброской быть. -Это ты своим школьницам скажи. На уроке обществоведения... Что ты хочешь менять?..- и Алексей тоже оглядел его с придиркой: но не в поисках недостатков, как он только что, а напротив - с пафосом их отрицания. -Тужурку надену,- сказал тот.- И туфли сменю. Не в сандалиях же туда идти. -А это почему? -Потому что не в столице,- отвечал учитель - вопреки всякой логике.- У калитки постой,- прибавил он, поглядев на полураскрытые ставни, за которыми мелькнул знакомый образ.- Чтоб шума не было. -Какого? -Соседка - дома, кажется. -И что с того? - спросил Алексей, но, не дождавшись ответа, остался у калитки...
Коротая время, он извлек на свет бутылку и начал изучать ее этикетку: получив как-то в подарок ящик этого вина, он считал себя знатоком массандровской мадеры. Последнего делать не следовало. Разглядывание бутылки на улице плохо характеризует человека и служит ему самой скверной рекомендацией. Валентина Егоровна, рассуждавшая именно таким образом, вначале не хотела покидать наблюдательного пункта, из окон которого выглядывала Кузьму Андреича, но этот поступок москвича, обличающий в нем законченного пьяницу, вывел ее из равновесия. Ее повело, и она, вместо того, чтобы остаться дома и ограничиться благоразумными советами и наветами с глазу на глаз, увязалась за Кузьмой Андреичем - провожать его до калитки. Проводы до калитки - это, однако, уже целый обряд и ритуал, означающий в жизни многое и предусматривающий отношения иные, нежели одного совместного квартирного найма. С другой стороны, если ты уж вышла проводить соседа, поздоровайся с его другом и представься ему (так думал уже Алексей Григорьевич, любивший ясность в человеческих отношениях), а Валентина Егоровна и носом не повела в его сторону, но продолжала твердить свои нравоучения: изредка лишь косилась на чужака, чтоб исподтишка разглядеть его и запомнить, но большую часть времени оставалась обращена к нему подслеповатым сорочьим профилем. -Не распахивайте тужурку, Кузьма Андреич: там местами подкладка порвалась, и купите себе десяток яиц: у вас яйца в холодильнике кончились...
Она преподавала математику. Школьники звали ее Биссектрисой, руководствуясь при этом четверостишием, которому она сама, на свою же шею, их научила: чтоб лучше запомнили правило. (Согласно этому стиху, "биссектриса - это такая крыса, которая бегает по углам и делит угол пополам" - сходство было разительное: она тоже бегала по углам и, хотя и не делила их, но выискивала в них нарушителей.) Кузьма Андреич нахмурился: как большинство мужчин, он давал уговорить себя не сразу, а ступенями, через ряд последовательных уступок. -Это я на обратном пути сделаю. -На обратном пути их уже не будет. Яйца надо брать, пока их дают. Это - как железо, которое надо ковать, пока оно куется!..- (Надо бы заметить, что все описанное здесь происходило в эпоху развитого социализма с присущим ему дефицитом продуктов питания, но читатель и сам, наверно, об этом догадался.) -Что ж мне - в кафе с ними идти?- неосторожно проговорился Кузьма Андреич.- В шалман к Матвею Исаичу? -Вы в этот вертеп направляетесь?!- изумилась она.- В это во всех отношениях сомнительное заведение?!. Хорошо, что я вас провожать вышла: как чувствовала неладное... Это ваша идея?- спросила она, не выдержав, Алексея Григорьевича и уставилась на него во все глаза. -Если это можно назвать идеей, то моя,- шутливо отвечал тот. -Нет, это идеей назвать нельзя!- горячо опровергла она себя же.- Во всяком случае, добром она не кончится!.. Мне, что ли, с вами пойти?.. Вы не подумайте: я мешать вам не буду! Сяду за отдельным столиком!.. Алексей в ответ только выразительно хмыкнул, но и Кузьма Андреич понял ее превратно. -Зачем? Валентина Егоровна рассердилась: -Затем, что мне не хочется, чтоб ваше дело разбиралось потом на педсовете! Я вас всегда поддерживаю, Кузьма Андреич, но не все в моих силах. Вы же знаете, какая сейчас ситуация в школе и вообще - в районе! -Какая?!-испугался он.- Вы мне ничего про это не говорили! -Вы про смену начальства ничего не слышали?!. Сейчас самое время - на каком-нибудь пустяке поскользнуться и полететь вверх тормашками!.. Впрочем, это ваше дело. Мое дело - предупредить, а вы - как знаете!..- и криво усмехнулась.Товарищ ваш думает, наверно: что это она из себя выходит, старается? А я за всех тревожусь и за всех в ответе - такой уж у меня характер!..- и, угловатая, жесткая, стремглав пошла к дому, наклонив вперед прямую, как доска, спину... -Ну и мымра!- удивился Алексей Григорьевич.- У нас таких уже нету. -Завуч наш,- хмуро отвечал учитель.- Живем с ней под одной крышей. -Поселили рядом?- не угадал москвич: он и предположить не мог, что у Кузьмы Андреича были с ней отношения иного рода, а учитель не стал разубеждать его: лишать последних иллюзий в жизни. -Значит, Ирина Сергевна, по твоему мнению, неплохо выглядит?- спросил он вместо этого: чтобы укрепиться в новом для себя взгляде на вещи. -Прима. Высший класс. Мисс Петровское - или миссис, неважно. -А ноги не слишком полные?- усомнился учитель. -Так хорошо же!-воскликнул его приятель: чересчур громко, по мнению Кузьмы Андреича.- Будешь вокруг них, как мотылек вокруг цветка, порхать и увиваться! -Тише ты!..-осадил его тот, но глаза его неярко загорелись.- Я с ней один вечер провел,-припомнил он раздумчиво, Алексей приготовился к рассказу об интимных подробностях, но учитель охладил его пыл:- К каменной бабе ходили. На этом все и кончилось. -Мне потом ее покажешь. Я с каменными бабами еще не встречался... Не стали опыта повторять? Бывает. -Какого?.. Прошлись просто по Петровскому. -Ноги, пока гулял, разглядывал? -Не я. Другие... Все видно, когда по селу идешь... Как люди смотрят... Не одобрили, словом, нашу пару... Хотя он и изъяснялся в высшей мере загадочно, москвич его понял. -Это класс! Я б не догадался! Смотреть, как другие смотрят! Этого у нас нет: давно утеряно! -А у вас негде. Не по улице же Горького ходить - в вашей сутолоке. Там ни до кого дела нет, никто ни на кого не смотрит. -Это уж точно.-Москвич представил себе Кузьму Андреича, вышагивающего по Тверской с Ириной Сергеевной и читающего судьбу в серых лицах прохожих.- Полное ко всему безразличие. Но Ирина Сергевна ваша - клад. Такая и в Москве себя покажет. Порода везде чувствуется. Кузьма Андреич вдруг сделался подозрителен. -А ты не специально это говоришь? -Зачем? -Может, сватаешь?загнул Кузьма Андреич нечто вовсе уж невероятное, и Алексей только глянул на него с острым интересом.- Ты еще Наталью Ефремовну не видел,- сказал учитель свысока, отступая с боем и уходя от разговора, ставшего чересчур интимным. -Ноги были худые и длинные? От подмышек росли? -Все у нее было,сказал литератор нравоучительно. -И кто всем этим пользовался?.. Любовник у нее был?- пояснил москвич, потому что тот не понял вопроса в его первой редакции. -Жених ездил,- уклончиво отвечал он, самим тоном давая понять, что тут не все было гладко. -Эти везде поспевают. Очень удобная позиция: все права мужей без их обязанностей. Самое удобное прикрытие...- Кузьма Андреич помалкивал, намекая на то, что все было еще сложнее.- Еще кто-то был? Что говорят по этому поводу летописи? -Летописи говорят разное,- Кузьма Андреич решил прекратить разговор, не приносящий ему ни лавров, ни дивидендов, но это получалось у него не сразу:- Говорят, главный врач руку к этому приложил,- прибавил он почти против воли, веско и значительно. -Он у вас, гляжу, любовник главный! - и Алексей Григорьевич приревновал Пирогова ко всем женщинам Петровского сразу.- То-то он молодых от себя гонит. И с Ириной Сергевной у него, я слышал, роман был? Пока ты ноги измерял и разглядывал. -Был,- признался Кузьма Андреич.- И кончился после того, как он с Натальей связался. -В две воронки один снаряд не падает,- объяснил Алексей логику Ирины Сергеевны.-Так, небось, рассудила... Это ты мне интересные вещи рассказываешь. А откуда знаешь?
-Земля слухами полнится. Особенно в школе... Значит, Ирина Сергевна тебе нравится? -Нравится. И что с того? -Значит, и другим может понравиться,- самым неожиданным образом отвечал тот и умолк, не желая распространяться на эту тему дальше... Кафе было как кафе: клеенки вместо скатертей, металлические ножки под столами и стульями вместо деревянных, пьющие вместо едящих. Матвей Исаич, когда хотел похвастать своим заведением, говорил, туманно и многозначительно, что в нем иной раз устраиваются по вечерам местные юбилеи и даже свадьбы - может, так оно и было, но сейчас оно работало явно по дневному, а не вечернему графику. Молодые люди сели за столик. Кроме них еще двое сидели в дальнем углу и пили водку да официантка, одна на весь зал, подсчитывала за соседним столом выручку и доставала из карманов кучи мятых рублей и трешек. Алексей выбрал место рядом, чтоб привлечь ее внимание, но она ничего вокруг не замечала. Основные события развертывались у стойки, где Матвей Исаич торговал привозным кавказским вином и где толпились посетители и завсегдатаи вполне определенного вида и тремора - один краше другого: против них и предостерегала Кузьму Андреича его многоопытная попечительница. -Не зря наша литература торгашей не любит,-не вытерпел тот, поскольку никто не подходил к ним: Кузьма Андреич не пользовался кредитом у Матвея Исаича - ни денежным, ни моральным.- Пойти биточки взять?..- За прилавком можно было не только вина выпить, но и приобрести по умеренным ценам заранее разложенные по тарелкам блюда.- Я, признаться, проголодался... А с ними это?..- и показал глазами под стол, где их ждала жгучая крымская мадера. -Я б не советовал.Уж очень они синие. Кузьма Андреич поднял голову: -Думаешь, отравит? -Сам отравишься... Ничего, спасем!- прибавил он, видя, какое впечатление произвели его слова на легковерного учителя.- Не робей! С врачами - как за каменной стеной: с того света вытянем... Сам придет, никуда он не денется. Я, пока мы сидим тут, на целый лист нарушений высмотрел.- Алексей Григорьевич, действительно, все вокруг себя примечал и как бы мысленно записывал.
31 Алексей Григорьевич и Кузьма Андреич направились в кафе: отметить знакомство, огласить его звоном бокалов и задушевными разговорами. Но ясно представлял себе эту цель и шел к ней не сворачивая один доктор - учитель, человек мнительный и осторожный, все оглядывался по сторонам и невпопад задумывался: старался предугадать последствия этого из ряда вон выходящего поступка и страшился уронить себя и корпоративное достоинство всей петровской интеллигенции. -Будем там как белые вороны сидеть,- предрек он, додумав все до конца и придя к неутешительным для себя выводам, - но, странное дело, после этого не остановился, а, напротив, как бы сдался и пошел без оглядки.- Все это - афера, и ничего больше... -Что - афера?- не понял москвич.- В кафе вина распить? Я тогда круглый аферист, потому что в Москве только этим и занимаюсь. -Ты был в нашем кафе? -Нет: я здесь третий день всего. Но в кафешках вообще, во всех их подсобках и кладовках как в своих пяти пальцах ориентируюсь: я ж по гигиене питания специализировался. Хирургия - это у меня так, хобби и призвание, а здесь - проклятая действительность. Кузьма Андреич выслушал все это с недоверием. -Ты здешней публики не знаешь. Там дым идет коромыслом. -Вот в такой обстановке и надо пить. Чем проще народ, тем с ним пить приятнее. Это тысячу раз проверено... Кузьма Андреич поглядел на него испытующе. Он начал если не понимать москвича, то воспринимать как данное свыше испытание и как стихийное бедствие. -Это в Москве, может, так: выпили и разошлись,- сказал он все-таки.- Больше никогда не встретитесь, а здесь любой роман - с продолжениями. Да еще какими...- Он представил себе на миг разгневанную Валентину Егоровну.- Тебе этого все равно не понять - как мне бином Ньютона... Потом, у меня с Матвеем отношения неважные,- прибавил он озабоченно и почти виновато: какой-то неотвратимый рок толкал его на необдуманный шаг, и он не противился ему, а лишь предсказывал да взвешивал его последствия. -Что так?- не одобрил москвич.- С директорами кафе ладить надо. -Да у него сын в слове "колбаса" три ошибки сделал - я ему за это три балла за год вкатил... И слово-то для него знакомое... Ладно, идти так идти...- Он только теперь, когда дошел до своего переулка, принял это решение.- Зайду домой, переоденусь. -А это зачем? Сам же говоришь - простая публика. -Вот именно... Чтоб хоть в чем-то от них отличаться. Общественное место все-таки. -Надень джинсы. В них хоть в кафе к Матвею, хоть на прием в посольство. Кузьма Андреич остановился, и оглядел его: он был иного мнения. -По-моему, наоборот, в глаза бросаются. Как шкура леопарда. Одежда должна неброской быть. -Это ты своим школьницам скажи. На уроке обществоведения... Что ты хочешь менять?..- и Алексей тоже оглядел его с придиркой: но не в поисках недостатков, как он только что, а напротив - с пафосом их отрицания. -Тужурку надену,- сказал тот.- И туфли сменю. Не в сандалиях же туда идти. -А это почему? -Потому что не в столице,- отвечал учитель - вопреки всякой логике.- У калитки постой,- прибавил он, поглядев на полураскрытые ставни, за которыми мелькнул знакомый образ.- Чтоб шума не было. -Какого? -Соседка - дома, кажется. -И что с того? - спросил Алексей, но, не дождавшись ответа, остался у калитки...
Коротая время, он извлек на свет бутылку и начал изучать ее этикетку: получив как-то в подарок ящик этого вина, он считал себя знатоком массандровской мадеры. Последнего делать не следовало. Разглядывание бутылки на улице плохо характеризует человека и служит ему самой скверной рекомендацией. Валентина Егоровна, рассуждавшая именно таким образом, вначале не хотела покидать наблюдательного пункта, из окон которого выглядывала Кузьму Андреича, но этот поступок москвича, обличающий в нем законченного пьяницу, вывел ее из равновесия. Ее повело, и она, вместо того, чтобы остаться дома и ограничиться благоразумными советами и наветами с глазу на глаз, увязалась за Кузьмой Андреичем - провожать его до калитки. Проводы до калитки - это, однако, уже целый обряд и ритуал, означающий в жизни многое и предусматривающий отношения иные, нежели одного совместного квартирного найма. С другой стороны, если ты уж вышла проводить соседа, поздоровайся с его другом и представься ему (так думал уже Алексей Григорьевич, любивший ясность в человеческих отношениях), а Валентина Егоровна и носом не повела в его сторону, но продолжала твердить свои нравоучения: изредка лишь косилась на чужака, чтоб исподтишка разглядеть его и запомнить, но большую часть времени оставалась обращена к нему подслеповатым сорочьим профилем. -Не распахивайте тужурку, Кузьма Андреич: там местами подкладка порвалась, и купите себе десяток яиц: у вас яйца в холодильнике кончились...
Она преподавала математику. Школьники звали ее Биссектрисой, руководствуясь при этом четверостишием, которому она сама, на свою же шею, их научила: чтоб лучше запомнили правило. (Согласно этому стиху, "биссектриса - это такая крыса, которая бегает по углам и делит угол пополам" - сходство было разительное: она тоже бегала по углам и, хотя и не делила их, но выискивала в них нарушителей.) Кузьма Андреич нахмурился: как большинство мужчин, он давал уговорить себя не сразу, а ступенями, через ряд последовательных уступок. -Это я на обратном пути сделаю. -На обратном пути их уже не будет. Яйца надо брать, пока их дают. Это - как железо, которое надо ковать, пока оно куется!..- (Надо бы заметить, что все описанное здесь происходило в эпоху развитого социализма с присущим ему дефицитом продуктов питания, но читатель и сам, наверно, об этом догадался.) -Что ж мне - в кафе с ними идти?- неосторожно проговорился Кузьма Андреич.- В шалман к Матвею Исаичу? -Вы в этот вертеп направляетесь?!- изумилась она.- В это во всех отношениях сомнительное заведение?!. Хорошо, что я вас провожать вышла: как чувствовала неладное... Это ваша идея?- спросила она, не выдержав, Алексея Григорьевича и уставилась на него во все глаза. -Если это можно назвать идеей, то моя,- шутливо отвечал тот. -Нет, это идеей назвать нельзя!- горячо опровергла она себя же.- Во всяком случае, добром она не кончится!.. Мне, что ли, с вами пойти?.. Вы не подумайте: я мешать вам не буду! Сяду за отдельным столиком!.. Алексей в ответ только выразительно хмыкнул, но и Кузьма Андреич понял ее превратно. -Зачем? Валентина Егоровна рассердилась: -Затем, что мне не хочется, чтоб ваше дело разбиралось потом на педсовете! Я вас всегда поддерживаю, Кузьма Андреич, но не все в моих силах. Вы же знаете, какая сейчас ситуация в школе и вообще - в районе! -Какая?!-испугался он.- Вы мне ничего про это не говорили! -Вы про смену начальства ничего не слышали?!. Сейчас самое время - на каком-нибудь пустяке поскользнуться и полететь вверх тормашками!.. Впрочем, это ваше дело. Мое дело - предупредить, а вы - как знаете!..- и криво усмехнулась.Товарищ ваш думает, наверно: что это она из себя выходит, старается? А я за всех тревожусь и за всех в ответе - такой уж у меня характер!..- и, угловатая, жесткая, стремглав пошла к дому, наклонив вперед прямую, как доска, спину... -Ну и мымра!- удивился Алексей Григорьевич.- У нас таких уже нету. -Завуч наш,- хмуро отвечал учитель.- Живем с ней под одной крышей. -Поселили рядом?- не угадал москвич: он и предположить не мог, что у Кузьмы Андреича были с ней отношения иного рода, а учитель не стал разубеждать его: лишать последних иллюзий в жизни. -Значит, Ирина Сергевна, по твоему мнению, неплохо выглядит?- спросил он вместо этого: чтобы укрепиться в новом для себя взгляде на вещи. -Прима. Высший класс. Мисс Петровское - или миссис, неважно. -А ноги не слишком полные?- усомнился учитель. -Так хорошо же!-воскликнул его приятель: чересчур громко, по мнению Кузьмы Андреича.- Будешь вокруг них, как мотылек вокруг цветка, порхать и увиваться! -Тише ты!..-осадил его тот, но глаза его неярко загорелись.- Я с ней один вечер провел,-припомнил он раздумчиво, Алексей приготовился к рассказу об интимных подробностях, но учитель охладил его пыл:- К каменной бабе ходили. На этом все и кончилось. -Мне потом ее покажешь. Я с каменными бабами еще не встречался... Не стали опыта повторять? Бывает. -Какого?.. Прошлись просто по Петровскому. -Ноги, пока гулял, разглядывал? -Не я. Другие... Все видно, когда по селу идешь... Как люди смотрят... Не одобрили, словом, нашу пару... Хотя он и изъяснялся в высшей мере загадочно, москвич его понял. -Это класс! Я б не догадался! Смотреть, как другие смотрят! Этого у нас нет: давно утеряно! -А у вас негде. Не по улице же Горького ходить - в вашей сутолоке. Там ни до кого дела нет, никто ни на кого не смотрит. -Это уж точно.-Москвич представил себе Кузьму Андреича, вышагивающего по Тверской с Ириной Сергеевной и читающего судьбу в серых лицах прохожих.- Полное ко всему безразличие. Но Ирина Сергевна ваша - клад. Такая и в Москве себя покажет. Порода везде чувствуется. Кузьма Андреич вдруг сделался подозрителен. -А ты не специально это говоришь? -Зачем? -Может, сватаешь?загнул Кузьма Андреич нечто вовсе уж невероятное, и Алексей только глянул на него с острым интересом.- Ты еще Наталью Ефремовну не видел,- сказал учитель свысока, отступая с боем и уходя от разговора, ставшего чересчур интимным. -Ноги были худые и длинные? От подмышек росли? -Все у нее было,сказал литератор нравоучительно. -И кто всем этим пользовался?.. Любовник у нее был?- пояснил москвич, потому что тот не понял вопроса в его первой редакции. -Жених ездил,- уклончиво отвечал он, самим тоном давая понять, что тут не все было гладко. -Эти везде поспевают. Очень удобная позиция: все права мужей без их обязанностей. Самое удобное прикрытие...- Кузьма Андреич помалкивал, намекая на то, что все было еще сложнее.- Еще кто-то был? Что говорят по этому поводу летописи? -Летописи говорят разное,- Кузьма Андреич решил прекратить разговор, не приносящий ему ни лавров, ни дивидендов, но это получалось у него не сразу:- Говорят, главный врач руку к этому приложил,- прибавил он почти против воли, веско и значительно. -Он у вас, гляжу, любовник главный! - и Алексей Григорьевич приревновал Пирогова ко всем женщинам Петровского сразу.- То-то он молодых от себя гонит. И с Ириной Сергевной у него, я слышал, роман был? Пока ты ноги измерял и разглядывал. -Был,- признался Кузьма Андреич.- И кончился после того, как он с Натальей связался. -В две воронки один снаряд не падает,- объяснил Алексей логику Ирины Сергеевны.-Так, небось, рассудила... Это ты мне интересные вещи рассказываешь. А откуда знаешь?
-Земля слухами полнится. Особенно в школе... Значит, Ирина Сергевна тебе нравится? -Нравится. И что с того? -Значит, и другим может понравиться,- самым неожиданным образом отвечал тот и умолк, не желая распространяться на эту тему дальше... Кафе было как кафе: клеенки вместо скатертей, металлические ножки под столами и стульями вместо деревянных, пьющие вместо едящих. Матвей Исаич, когда хотел похвастать своим заведением, говорил, туманно и многозначительно, что в нем иной раз устраиваются по вечерам местные юбилеи и даже свадьбы - может, так оно и было, но сейчас оно работало явно по дневному, а не вечернему графику. Молодые люди сели за столик. Кроме них еще двое сидели в дальнем углу и пили водку да официантка, одна на весь зал, подсчитывала за соседним столом выручку и доставала из карманов кучи мятых рублей и трешек. Алексей выбрал место рядом, чтоб привлечь ее внимание, но она ничего вокруг не замечала. Основные события развертывались у стойки, где Матвей Исаич торговал привозным кавказским вином и где толпились посетители и завсегдатаи вполне определенного вида и тремора - один краше другого: против них и предостерегала Кузьму Андреича его многоопытная попечительница. -Не зря наша литература торгашей не любит,-не вытерпел тот, поскольку никто не подходил к ним: Кузьма Андреич не пользовался кредитом у Матвея Исаича - ни денежным, ни моральным.- Пойти биточки взять?..- За прилавком можно было не только вина выпить, но и приобрести по умеренным ценам заранее разложенные по тарелкам блюда.- Я, признаться, проголодался... А с ними это?..- и показал глазами под стол, где их ждала жгучая крымская мадера. -Я б не советовал.Уж очень они синие. Кузьма Андреич поднял голову: -Думаешь, отравит? -Сам отравишься... Ничего, спасем!- прибавил он, видя, какое впечатление произвели его слова на легковерного учителя.- Не робей! С врачами - как за каменной стеной: с того света вытянем... Сам придет, никуда он не денется. Я, пока мы сидим тут, на целый лист нарушений высмотрел.- Алексей Григорьевич, действительно, все вокруг себя примечал и как бы мысленно записывал.